Текст книги "Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы"

Здесь в Сангворе мы встретили группу бабаев, возвращавшихся с мазара в Лянгар и дальше. Новость про снос лянгарского моста их, видимо, не очень обеспокоила. Главное, зиарат был совершен, и теперь им предстояло не спеша возвращаться по домам. Ну, в крайнем случае подождать день-два до наведения переправы. Надо сказать, нас очень плотно и качественно покормили: шурпо, плов, фрукты, сладости и различные деликатесы местной кухни. Паломники опять скинулись по пятерке, но с меня денег не взяли. Сказали, что я особый гость – издалека. Потом включили радио с таджикской музыкой, и все блаженно лежали, словно перекормленные боровы, на боку, умиляясь льющимся из динамика романтическим мелодиям и звонким голосам божественных артистов. Перед сном – еще один намаз, чай, историософская беседа с Назри под астральным сводом и наконец погружение в деперсонифицированное состояние сна без сновидений.

С утра после обязательной молитвы мы продолжили путешествие. Часа через два подъема по весьма живописной тропе – местами просто крайне живописной, с невероятным скальным рельефом, вплоть до гигантских выветренных сталактитов – мы подошли к очередной излучине Оби-Мазора, как выяснилось, последней перед святилищем. Здесь у пологого берега нужно было совершить полное омовение, то есть с головой. При этом запрещалось раздеваться донага. «Такой закон», – сказали бабаи. Впрочем, я это уже знал. Мы зашли в воды Оби-Мазора, словно в священный Ганг, с благоговением читая молитвы, сложив руки на животе. Потом окунулись с головой по три раза. После этого просто хорошо вымылись. Слегка обсохнув на интенсивном горном солнце, двинулись дальше.

Наконец через полчаса наш «белый блок» достиг кишлака шейхов – как здесь называли заброшенное много лет назад поселение специальных служителей святыни, обладавших наследственными полномочиями. Теперь от кишлака остались лишь густо заросшие бурьяном и шиповником фундаменты, что, впрочем, делало окружающий пейзаж еще живописнее. А далее за кишлаком, прямо на крутом обрыве реки, вертикально уходящем вниз метров на сто, я увидел и конечную цель нашей эзотерической экспедиции – мавзолей Хазрати-Бурх.

Тропа вела прямо к мазару, метрах в двадцати от него пересекалась небольшим арыком, через который был переброшен мостик – последняя, третья переправа на пути к святилищу. Сразу за мостиком располагался еще один интересный объект. Между двумя деревьями, стоявшими по обе стороны тропы, была переброшена поперечная жердь, образуя как бы род арки, напоминающей синтоистские ритуальные ворота тори. Перед самым входом в мазар, справа, стоял большой черный камень с оттиском человеческой ладони.

Священная пятерица – один из ключевых символов исмаилитской традиции, но его сакральная генеалогия, несомненно, более древняя и восходит еще к периоду первых наскальных изображений, сделанных неолитическим человеком. Известно, что большинство фигур так называемой пещерной живописи являются изображениями астральных объектов – прежде всего планет и созвездий. Из этой эпохи тянется традиция отождествления космических объектов с животными, а позже – с героями. К примеру, на неолитических стоянках в верховьях Ягноба священные скалы расписаны изображениями горных козлов и «запечатаны» магическими пятернями шаманов.

Гробница – это та же пещера, хранящая священные кости первопредка. В Таджикистане все святые мазары одновременно оказываются центрами клановых паломничеств. Каждый святой так или иначе связан родственными узами с почитающими его потомками. Впрочем, то же самое мы видим в других странах региона, если не сказать – повсюду в мире, где сохраняется традиционалистская ментальность.

Саркофаг Хазрати-Бурха достигает в длину четырех метров, полутора в ширину и полуметра в высоту. Он весь покрыт белой известью, как и внутренность мавзолея. Солнце пробивается сюда через входную дверь и щели в куполе, высвечивая на параллелепипеде гроба Первопредка и круглых выбеленных стенах гробницы огненные руны Хранимой скрижали – небесной книги, в которой, согласно представлениям мусульман, записаны судьбы мира от первого и до последнего дня его существования.

Бабаи встали на намаз на полянке перед входом в мавзолей. Помолившись, без обуви зашли по очереди в усыпальницу, приложились ко гробу, прочитав молитву. Потом разложили на полянке дастархан, достали снедь, сделали чай. К моему удивлению, после непродолжительного застолья мои спутники собрались идти назад. Так быстро? С другой стороны, паломничество было благополучно завершено, ритуалы исполнены. Ну что ж, хоп, майлиш!

Я, разумеется, никуда уходить не собирался. Первоначально я полагал зайти за мазар на пару километров вверх по тропе и там уже разбить палатку. У самого мазара стоять представлялось невозможным из-за большого наплыва паломников. В разгар зиаратного сезона святилище ежедневно посещали до пятидесяти человек, а то и больше. Теперь, в связи с обрушением мостов, ситуация менялась. Наша «белая» группа была последней из тех, кому удалось пересечь мост перед Лянгаром в этом направлении. Стало быть, до наведения переправы паломников не будет. Высвечивалась совершенно уникальная возможность посидеть на легендарном святом месте в полном одиночестве!

К молитвенной полянке примыкала мехмонхона для паломников. Конечно, не «Хилтон», но зато я обнаружил в этом невысоком глиняном строении два на три метра площадью продовольственные запасы и даже отдельные предметы роскоши: помимо большого количества лепешек, чая, сахара, сладостей, риса и соли тут хранились с десяток курпачей и три-четыре керосиновые лампы с канистрой керосина и спичками в придачу. Я подумал, что посижу прямо у мазара до первых паломников, а там посмотрим. Главное, чтобы еды хватило. Впрочем, с этим проблем не предвиделось, по крайней мере на месяц вперед. Кроме того, у меня с собой было достаточно собственных запасов, в том числе несколько пачек молочной смеси «Малютка» («горной амброзии»), пакетные супы, сухофрукты и орехи. Я проветрил курпачи на солнце, затем устлал ими большое пространство вокруг палатки. Получилась некая домашняя зона, прикрываемая сверху от солнца густыми ветвями двух-трех мощных лиственных деревьев. Здесь можно было лежать в тени с книжкой или без. Рядом я соорудил удобный каменный очаг, а топливо можно было найти в заброшенном кишлаке шейхов.

Однажды у задней стены гробницы я обнаружил змеиное гнездо. Сначала увидел одну большую змею, блестящая черная спина которой неожиданно заскользила в зарослях подбиравшегося к мазару густого кустарника. Потом в тех же кустах я увидел ее еще раз. Видимо, это был местный наг[74]74
  Змей (санскр.) – змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме.


[Закрыть], который затем периодически появлялся в одном и том же месте. Про нагов на Востоке ходит множество мистических легенд и волшебных сказок. Однажды мне довелось услышать следующую историю.

Это случилось в Афганистане во время войны с моджахедами. В горах, на одной из ключевых точек, занимал позиции дозор Советской армии, всего человек десять. Один из солдат пошел оправиться и неожиданно наткнулся на змеиное гнездо, а там – маленькие змееныши. У солдата в кармане были хлебные крошки, и он ради прикола бросил щепоть в гнездо. Змееныши начали хватать крошки ртами. Солдата это развеселило, и в следующий раз он пришел на это место с куском лепешки, который скрошил малькам. И так несколько раз: если на оправку – сразу к гнезду. Но однажды, когда солдат в очередной раз оправился, перед ним вдруг поднялась огромная кобра. Она раздула капюшон и стремительно бросилась солдату прямо в лицо. Тот от неожиданности впал в шок и отключился. Через какое-то время отошел, встряхнулся. Вроде бы жив, укусов тоже не видно… Ну да и ладно! Отправился он назад, на позиции. Приходит – а там все его сослуживцы лежат с перерезанными глотками. Оказывается, за то время, когда он лежал в шоке, на дозор напали «духи» и всех в мгновение ока прикончили.

Таким образом, получается, что кобра спасла солдату жизнь. Случайно или, так сказать, сознательно? Если сознательно, то понятно, что это была дань благодарности за теплое отношение служивого к змеенышам. Кобра, естественно, не могла сказать солдату об опасности словами. И она поступила единственно адекватным образом: просто вырубила парня в критический момент, но вырубила гуманно, как тонкий психиатр-гипнотизер. Однако откуда же кобра заранее прознала про «духов» и близкую смерть? Здесь сразу на память приходит народная молва о прозорливости змей, об их способности предчувствовать будущее. Не потому ли столь распространен по всей планете культ змей: священная кобра как провидица судьбы, многомудрый библейский змий, алхимический Уроборос?.. В таком случае можно предположить, что при подходе «духов» кобра дала солдату телепатический импульс оставить позиции и отлучиться до ветру. Впрочем, солдата могло надоумить на этот шаг божество, которому за него «молилась» кобра.

Я тоже бросил нагам несколько крошек, да и потом подкармливал. Как-никак лепешечных запасов в мехмонхоне было достаточно. Правда, я кидал корм просто в кусты, а вовсе не в змеиные пасти, как это было в случае с афганским счастливчиком. С другой стороны, мне, видимо, опасности подобного калибра не грозили, и поэтому наги просто не сочли нужным реагировать по пустякам. Они ведь мудрые существа, попусту мельтешить туда-сюда не станут!

Перу средневекового арабского философа Ибн Туфайля принадлежит знаменитая «Повесть о Хайе ибн Якзане», что переводится как «Повесть о Живом, сыне Сущего». Там дается натурфилософское описание связи человека с космическими стихиями и высшими умами небесной иерархии. Подобное «оживление» тела реально происходит в определенных природных условиях, где соблюдается благоприятное равновесие стихий.

Первые сутки человек чувствует себя в дикой местности неуверенно, интенсивно впитывая ауру ближайшего окружения. Постепенно, дней через пять, наступает относительная стабилизация: организм прошел первичную адаптацию к физической среде. Теперь начинается адаптация психическая. Это значит, что ощущение пространства становится более открытым, так что в конце концов тонкий биолокатор засекает присутствие живого существа еще задолго до его появления в поле прямой видимости.

Видимо, я был уже близок к раскрытию в себе такой экстраординарной способности, ибо однажды четко засек постороннее присутствие. Кто это мог быть? Паломники? Местные жители? Чабаны? Я, словно разбойник-людоед, высматривающий возможных жертв, которые должны вот-вот появиться на тропе, укрылся за выступом скалы. Наконец послышались голоса, смех, и на поляне перед священным мавзолеем нарисовались Битник с Олей – одной из тех двух девиц, что добирались до Душанбе из Москвы стопом через Казахстан. Битник нес на себе два рюкзака – свой и Олин. Сама дама шла чуть позади. Битник поравнялся с мостиком, сбросил рюкзаки, омыл лицо, глотнул воды, выпрямился, сложил ладони лодочкой у груди, потом медленно поднял их ко лбу и с возгласом «Ом!» пал на четвереньки. Метя бородой тропу, он ползком подобрался к черному камню и с благоговением приник пылающим лбом к хладной священной пятерне. Затем вполз в усыпальницу и затих возле саркофага Бурха, блаженно расслабившись.

Оля наблюдала за ним с легкой оторопью, не понимая, присоединиться ли ей к процессу или же это сугубо мужские культовые практики. Тут из-за скалы вышел я, покрытый пеплом и в одной набедренной повязке. У Оли челюсть совсем отпала. Я ничтоже сумняшеся полностью повторил все ритуальные жесты Битника, приник лбом к черному камню и также вполз в святилище. Краем глаза я наблюдал, как у порога мавзолея появилась коленопреклоненная Оля. Она, поколебавшись, коснулась лбом священной пятерни, после чего на четырех конечностях направилась к нам, притихшим у гроба хазрата. Потом мы все вместе сели медитировать и занимались этим, наверное, часа полтора. Битник с Ольгой качали в основном по муладхаре[75]75
  Корневая чакра в йоге, источник сексуальной энергии.


[Закрыть], и ничего с ними в данном случае сделать было нельзя. Мне тем не менее удалось абстрагироваться и совершенно неожиданно пережить явление пустого духа. Этот дух раскрыл себя как пустое поле чистого отсутствия, словно магическое зеркало, отражающее онтологическую структуру свидетеля или свидетельства. В таком случае дух как бы не содержит в себе никакой собственной информации, но является лишь переносчиком смыслов. Я заметил, что, если погрузить в излучение пустого поля аурический контур Олиной читты, то на эфирную поверхность проявляются до предела интимные элементы ее кармического комплекса, но по-джентльменски не стал подглядывать за дамой. Впрочем, за молодым человеком тоже.

Потом выяснилось, что мост у Лянгара пара перешла еще до того, как это сделал я, но направилась потом не на Хазрати-Бурх, а к верховьям Оби-Хингоу, в Пашимгар, к ишону Халифе. Навестив старца и на всякий случай поинтересовавшись, не водятся ли в этих местах страшные волосатые существа, Битник с Олей двинулись через сангворскую переправу к верховьям Оби-Мазора.

Теперь ребята поселились в мехнонхоне, обложившись курпачами, и Оля прорубилась здесь безвылазно дня три. По вечерам она зажигала керосиновые светильники и, словно ориентальная гетера на пестрых шелках, кайфовала с чаем и трубкой.

Однажды я заглянул к ним и обалдел. Оля, как обычно, полулежала на курпаче, прислонившись спиной к стене, а Битник ковырялся у себя в рюкзаке. И вдруг в этот самый момент из щели шириной в пядь над Олиной головой появилась змея. Она высунулась на локоть, сделала несколько горизонтальных движений, словно осматриваясь и двигая туда-сюда своим раздвоенным языком, и через несколько секунд скрылась обратно. Я ничего не стал говорить ни Оле, ни Битнику. Зачем зря нервировать ребят? Змея, видимо, посмотрела, кто у нее в гостях, и успокоилась. Ведь наги очень мудрые, попусту нападать на людей не будут…

На четвертый день Оля начала тянуть Битника назад в Душанбе. Что мост у Лянгара снесен, им сообщили только в Сангворе, на пути сюда. Вместе с тем выяснилось, что новый мост построят не раньше, чем через несколько недель. Понимая непреодолимость водной преграды, Битник с Олей решили пробираться к Миенаду по другому берегу Оби-Хингоу. Перейти на ту сторону потока можно было недалеко от Хазрати-Бурха, если идти вниз по руслу Оби-Мазора. В общем, они отправились… и застряли на плотно поросшем джангалом[76]76
  Густые заросли, джунгли (тадж.).


[Закрыть] склоне напротив Лянгара, несколько дней провисев на очень крутой вертикали, часто казавшейся вообще непроходимой. С большими ломками им удалось-таки добраться до нормальной тропы, где больше не надо было никуда карабкаться и не приходилось то и дело натыкаться на свежее медвежье дерьмо, которым местный топтыгин демонстративно метил свою территорию.

Я подозреваю, что такими блужданиями парочку «наказал» Хазрати-Бурх за техтель-мехтель[77]77
  Флирт (нем. простонар.).


[Закрыть] в священном месте. Интересно, что здесь же произошла еще более показательная история. Человек по имени Леня Асадов (душанбинский армянин, горный инструктор и почитатель Мирзы[78]78
  Мирзабай Кымбатбаев (1935–2006) – каракалпакский дервиш, известный в кругах советских (и постсоветских) мистиков.


[Закрыть] – «старшего брата Раджниша») и его русская жена Света (тоже инструкторша и все прочее) прибыли к мазару, разбили на намазной площадке перед мехмонхоной палатку – благо в это время других паломников на месте не было – и начали там трахаться. Только они приступили к делу, как погода испортилась, стало накрапывать, потом поднялся ветер. Неожиданно в самый неподходящий момент – так сказать, прямо на paradise stroke[79]79
  Букв.: райский толчок (англ.) – момент эякуляции (сленг).


[Закрыть] – из-под земли раздался толчок, потом еще один. Леня замер, насторожился. А потом как тряханет! И еще раз, да с молнией! Пара в ужасе выскочила из палатки, резко подобрала скарб и рванула вниз, в долину, по трясущейся под ногами земле, сквозь стену дождя и при вспышках близких молний. Это было на самом деле сильное землетрясение, о котором тогда много говорили в этих местах (именно из-за него треснул купол Бурха, который Каландар потом пытался замазать клеем).

К счастью, посещение Битником и Олей Хазрати-Бурха к таким разрушительным последствиям не привело. Наверное, сказалась барака[80]80
  В исламе: божественное благословение, благодеяние, достаток; здесь: духовная энергия шейха.


[Закрыть] ишона Халифы, которую они получили в Пашимгаре. Между тем обрушение лянгарского моста привело к обрыву потока паломников на мазар, так как альтернативных возможностей обойти преграду практически не было. После ухода Битника с Олей я решил, что снимусь с этого места только после появления первых людей. Ибо их приход будет означать, что переправа восстановлена и в ближайшие часы следует ожидать массовой волны зиаратчиков. Я тогда еще не подозревал, что ждать мне придется – как некогда Алферову на камне – целый месяц!

Основную часть времени, помимо занятий йогой, я набрасывал тезисы к метафизическому трактату под рабочим названием «Воля к смерти». Кроме того, вырезал ножом из чурки фигуру в позе лотоса, а также магическую шайбу, которую потом густо расписал куфическими рунами священных формул. Входные колонны-подпорки у входа в мехмонхону и даже вход в само святилище я также разрисовал при помощи угольков от костра знаками и формулами типа hu’allah[81]81
  Он [есть] Аллах (араб.).


[Закрыть] в виде инициатической тетраграммы. В одном месте я оставил изображение эннеаграммы. Для тех, кто знает…

Записывая текст или же сосредотачиваясь на резке или каллиграфии, я вдруг стал замечать, что где-то на периферии сознания слышу звучание хоралов, напоминающих церковные. Начинаешь прислушиваться, пение становится более отчетливым. Потом выясняется, что каждый голос ведет уникальную мелодию, а все они вместе создают нечто вроде глобальной симфонии – пифагорейское «звучание сфер». Мелодии были совершенно захватывающими, их можно было слушать часами, погружаясь в гипнотическое полусамад-хи. Вместе с тем я заметил, что прослушивать сферы можно не отовсюду, а лишь находясь в особых точках пространства – как бы в центрах пересечения координат. Значимым было даже положение тела в смысле его ориентированности относительно розы ветров. Опытным путем я установил для себя «зоны слышимости», в которых проводил бульшую часть дня.

Наряду с яснослышанием все больше раскрывалось ясноощущение. В последнем случае окружающее пространство казалось заполненным некоей аурой, полем, представляющим собой прямое продолжение личной психики. При желании и некотором умении можно было переносить сознание в любую точку этой психосферы, распространявшейся вплоть до окружавших меня со всех сторон гребней горных хребтов. Перемещаясь, луч сознания считывал подобно сканеру отдельные характеристики материальных точек по мере их касания. К примеру, задержавшись на дереве, можно было ощутить его «деревянность», вплоть до привкуса коры во рту. Скала давала ощущение «каменности», причем в зависимости от породы привкусы были разные. Полагаю, таким методом можно было бы, к примеру, определять породу на предмет наличия в ней полезных ископаемых.

По мере вживания в ландшафт я решил совершить в одной из «звучащих зон» очередную агнихотру. На этот раз костры я сложил очень большие, используя остатки деревянных перекрытий из кишлака шейхов. Как полагается, в полдень огни были возжены: «Един Огонь, многоразлично возжигаемый, едино Солнце всепроникающее, едина Заря, все освещающая, и едино То, что стало всем [этим]» (Ригведа, VIII, 58, перевод В. Кочергиной).

«Огненная баня» прочистила каналы восприятия до такого состояния, что горизонт психосканирования расширился до объема видимого космоса. Уже к вечеру того же дня я заметил, что могу ощущать лунную почву – неожиданно отдававшую серой и мелом. Вместе с тем аура луны распространялась «вниз», к земле, как своеобразный пар алхимической воды, трансмутировавший в условиях земной атмосферы в H₂O. Через какое-то время я смог отличать планеты Солнечной системы от остальных звезд: планеты подвергались вкусовому тестированию, сообщая свои свойства языку. После этого можно было установить следы различных планетарных влияний в атмосфере окружающего ландшафта или даже в составе конкретных тел.

Однако планетарные ощущения были на первых порах значительно слабее лунных. Чтобы сканировать космос дальше, требовалось каким-то образом разбавить лунное влияние. Лучшим средством для этого представлялось посильное обезвоживание организма – то есть избавление его от паров алхимической «лунной» воды. Если точнее, надо было обесточить отдельные субтильные каналы психофизиологического комплекса, что достигалось за счет строгого поста, в идеале сухого. Конечно, совсем не пить в течение нескольких дней невозможно, но и «влажного» поста хватило для сбрасывания критической «лунной массы» до такой степени, что стали прощупываться даже отдаленные галактики.

Вместе с тем по мере расширения осваиваемой психосферы к ангельскому хору сфер присоединялись новые голоса и даже целые хоровые объединения, сначала планетарные, потом астральные. Каждое созвездие звучало особым фоном, но, чтобы его выявить из общей симфонии, требовалось специально сосредоточить луч разума в определенной директории. Созвездия вызывали не вкусовые, а больше осязательные ощущения, стимулировавшие в свою очередь отдельные эмоциональные реакции организма. Это можно себе представить следующим образом. От каждого астрального скопления исходит некий ветер, заряженный своеобразной эмоцией. Эти ветры, сопровождаемые пением ангелов соответствующих директорий, смешиваются в условиях земной атмосферы и обретают характер спиралеобразного движения воздушных масс, проникая в тело как «дыхание». Отсюда становится возможной обратная связь по цепочке дыхание – ветер – созвездие, инструментально используемая в пранаяме. С помощью пранаямы, то есть регулировки дыхания, можно достичь такого состояния, когда астральные ветры рассеиваются в читте чистого созерцания: Yoga citta vritti nirodha…

Чтобы выйти из астрального вихря и двинуться дальше, вновь потребовалось применить специальную технику. Прежде всего нужно было избавиться от влияния планет, глушившего тонкий фон звездной сферы и не позволявшего свидетельской интуиции проникать за ее пределы. Чисто теоретически для этого следовало остановить дыхание, но, поскольку сделать это простым усилием воли невозможно, оставался один путь: максимально пригасить его. Практически это означало перейти на дыхание, свойственное глубокому или близкому к нему состоянию сна. Проблема, однако, заключалась в том, что в этом случае человек неизбежно засыпает. Чтобы этого не произошло, то есть чтобы сохранять внутреннего свидетеля-антаръямина бодрствующим при спящей психике, требуется прервать соединяющую обоих гипнотическую связь. Это достигается с помощью практики сознательной борьбы со сном.

Но здесь тоже нельзя действовать слишком прямолинейно. Если просто ограничить себя в сне, то рано или поздно организм спонтанно заснет, утянув при этом за собой и антаръямина. Чтобы противостоять такой психической реакции, необходимо приучиться «спать» в специальном положении – сидя, с прямой спиной и не заваливая голову. В таком случае позвоночник остается перпендикулярен земле, в результате чего тело находится в активной «бодрствующей» позиции относительно геомагнитного поля. При искривлении спины или откинутой голове эффективность позиции снижается, тело начинает впадать в сон. Смысл трюка состоит в том, что утомленная бессонницей психика должна заснуть при сохраняющемся «бодрствовании тела». Тогда антаръямин может «онтологически» эмансипироваться и использовать тело как независимую от психики базу для активации собственной свидетельской способности. Для технического обеспечения трюка я прибегнул к импровизированному каркасу для тела и специальной подставке для подбородка.

В результате засыпания психики амплитуда дыхания меняется в сторону глубокого сна, где планеты перестают фонить. Вместе с тем бодрствующий антаръямин получает возможность дальше погружаться в глубины мироздания. Астральные вихри, составляющие обратную сторону психики, успокаиваются вместе с ней, а сквозь голоса звездных ангелов начинает проступать некий парадоксально-утопический ультратон, называемый нада[82]82
  Понятие в йоге, обозначающее внутренний звук, тонкую звуковую вибрацию, которая является проявлением стихии эфира (акаши, пространства) и причиной всех последовательных проявлений тонких и грубых элементов Вселенной, таких как эфир, воздух, огонь, вода, земля.


[Закрыть]. Слушание нады является одновременно способом удерживания бодрствующего антаръямина на нужном галактическом курсе.

Чтобы услышать наду, нужно увидеть космос во сне. Остающийся бодрствующим антаръямин, следуя наде, словно аудиокомпасу, может при дополнительных благоприятных обстоятельствах определить источник этого изначального звука в психопространстве. Одним из таких обстоятельств является положение Луны в созвездии Близнецов. Это важно, поскольку источник нады находится в прямо противоположном направлении, в Стрельце, и чем ближе к нему Луна, тем сложнее услышать наду и определить ее эпицентр. Обращающийся вокруг этого эпицентра космос есть, по сути, наша галактика, летящая в запредельном пространстве метагалактики.

Движение галактик вокруг центра метагалактики дает эффект гравитационного поля, которое может непосредственно ощущаться бодрствующим телом как специфическим органом восприятия, отличным от пяти чувств уснувшей души. Выступая в качестве оригинального биолокатора, такое бодрствующее тело позволяет антаръямину «засечь» локализацию метагалактического центра. Однако дальнейшие попытки двигаться в этом направлении приводят к размыванию самого антаръямина в гравитационной стихии, парализующей всякие попытки независимого путешественника приблизиться к «запретному городу».

«Размывание антаръямина» означает субъективную утрату всех систем внешних координат и зависание в чистой открытости или тотальной неопределенности. Сугубо физиологически такое состояние представляет собой глубокий транс на грани комы, и весь жизненный процесс в данном случае поддерживается исключительно гравитационной «первоматерией» метагалактики. Сам по себе феномен крайне своеобразен, ибо представляет некое, фигурально выражаясь, «низведение на землю небесного огня». Практически это значит, что тело продолжает жить исключительно силой мистического внутреннего воления, силой онтологической воли к существованию. Такое состояние трактат «Абхидхармакоша» описывает как «максимальную концентрацию воли при полном отсутствии сознания».

С алхимической точки зрения, «волей тела» выступает «гравитационная первоматерия» центра метагалактики как онтологическая первооснова всего корпорального комплекса. Свою индивидуализацию гравитационная квинтэссенция обретает в силу специфических особенностей каждого отдельного тела, согласно принципу «цвет воды – цвет ее сосуда». Консолидация подобного гравитационного воления, достигаемая пребыванием в коматозном самадхи в течение длительного времени, оказывает необратимое влияние на психику. Познавательная интуиция в лице внутреннего свидетеля-антаръямина эмансипируется от закодированного в нервной системе кармического комплекса, что одновременно означает перерождение мотивационных установок личности. Как говорили древние, «Aham Brahmasmi! Tat tvam asi!» Или: «Я Брахман! Он – это ты». Вопрос о том, в каком направлении видимого космоса следует искать центр истинной, ультимативной метагалактики, тождествен проблеме локализации Демиурга. Какие из этого знания могут извлечь преимущества точные науки, прогнозировать не берусь, но для магического психотрипа знание «генерального направления» эквивалентно обладанию «компасом мудрых», магнитная стрелка которого указывает на химический парадиз.

Согласно данным современной космологии, Солнечная система вращается вокруг пустого центра (где расположена гигантская черная дыра) галактики Млечного Пути (диаметр около 100 тысяч световых лет). Центр локализован в созвездии Стрельца (на острие «стрелы»). Сам Млечный Путь, в свою очередь, находится в галактическом сверхскоплении Ланиакея (диаметром порядка 500 миллионов световых лет), гравитационный центр которого получил название Великого Аттрактора и расположен в южном созвездии Наугольника (невидимого с территории бывшего СССР).

Существует ли полюс вращения для Великого Аттрактора – вопрос открытый, поскольку есть мнение, что «тела» сверхскоплений не подчиняются законам гравитации в современном понимании последней. Границы нашей метагалактики как продукта Большого Взрыва есть теоретически границы космологической сингулярности, которая, возможно, каким-то образом связана с так называемой квантовой гравитацией, которая, при объединении с общей теорией относительности, позволит создать «теорию всего». При этом пространство метагалактики продолжает расширяться со сверхсветовой скоростью. До каких пределов? Эти темы до сих пор не изучены современной наукой, однако на их «практическое» решение есть указания в ряде ведийских текстов: «Ты есть в начале, середине и конце. Существуют миллионы вселенных, и, хотя они бесконечно велики, они кажутся атомами по сравнению с Тобой. Поэтому Ты называешься бесконечным» (Бхагавата-Пурана 6.16.36–37)[83]83
  Перевод С. Неаполитанского (Сурендра Мохан дас).


[Закрыть].

Однажды во сне я услышал голоса. Проснувшись, прислушался и понял, что к мазару приближаются какие-то люди. Наверное, паломники. Выбравшись из серебристой «памир-ки», я начал разводить костер для чая. Через несколько минут на площадку перед мехмонхоной вышли два «геолога» (так местное население называет всех бородатых туристов). Впрочем, геологи на деле оказались гидрологами, направлявшимися на Ванчский хребет для каких-то замеров. «А что, переправу наладили?» Оказывается, не наладили. Сами гидрологи попали сюда через другую долину, спустившись в Лянгар с Хоитского направления. А паломников к Оби-Хингоу все не было и не было. Тем не менее я решил, как изначально рассчитывал, сняться с места при первых же гостях, тем более что я уже и так вдоволь насиделся у мазара. Мы выпили чаю. Гидрологи пошли вверх, я же отправился вниз, к Сангвору. Здесь меня вновь с радушием принял Назри. Накормил до отвала, предложил остаться переночевать, но я решил, что затемно смогу добраться до Лянгара – если повезет с попутной машиной из Пашимгара. Мальчишка вновь перевез меня в люльке на другую сторону потока. Я опять дал ему рубль. Поднялся на высокий берег, встал на тропу, осмотрелся. До заката оставалось часа четыре. В атмосфере царил полный штиль. Призрачный свет мягкого полуденного солнца превращал окружающий пейзаж одновременно в сюрреалистическое видение а-ля Дали и кристаллизованную реальность в духе метафизики де Кирико. В надежде на машину, которая меня когда-нибудь нагонит, я двинулся вниз по Оби-Хингоу к Лянгару.

Солнце клонилось к западу, а машина так и не появлялась. Мне ничего иного не оставалось, как ломить дальше до упора. Наконец стало совсем темно. Я продолжал идти. Тропа некоторое время шла по открытой местности, потом начала постепенно сужаться. Двигаться дальше можно было лишь с исключительной осторожностью, а значит, очень медленно. Вдруг мне послышалось, что где-то что-то съехало по склону. Этого было достаточно, чтобы я вспомнил, как по пути на Хазрати-Бурх местный лесник, подвозивший наш бабайский блок на «уазике», рассказывал о тусующемся в этих местах медведе – как раз на тропе от Лянгара до Пашимгара. Выйди, не дай бог, «парень» мне навстречу – совершенно непонятно, что делать дальше! Вправо вверх – почти отвесный скальник, влево вниз – тоже отвесно, но с перспективой свалиться в воду. Тут команда на катамаранах так и не смогла спуститься – слишком сильное течение, и причалить негде, – а где уж мне, вообще без всякой снасти? Снесет моментально – и с концами! Оставалось разве что разворачиваться и бежать назад, сколько мочи хватит. Другой вариант, о котором мне рассказывали местные специалисты, состоял в том, чтобы просто лечь на землю ничком и не двигаться. Медведь якобы обнюхает и уйдет. А если не уйдет?