Текст книги "Фантазёр"

16. С небес в царство теней

«Одно и то же в нас живое и мёртвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое».

Гераклит Эфесский

Генуя. Город, на мой взгляд, не менее интересный, чем Рим, Венеция и даже Флоренция. Туристов мало, а достопримечательностей много. И сам городок поспокойнее, домашний и уютный.

Одна из самых заметных построек в порту Генуи – небоскрёб муниципалитета. Восьмиугольная башня «Маттоне» спроектирована модным архитектурным бюро из Нью-Йорка. Местные называют её «Большой карандаш». Я решил, что наверняка там находится замечательная обзорная площадка. Уж больно место подходящее!

К небоскрёбу прогулялись через генуэзский порт, полукруглую центральную гавань. В холле здания изучили информационные панели – никакого намёка на туризм. На рецепции сидят охранники, лица серьёзные.

– Вова, пойдём отсюда, – тянет меня Яна, – видишь – тут охрана.

– Ну мы что, зря сюда тащились столько! Сейчас всё будет. Не торопись.

Понаблюдав за посетителями, понял, что никто никаких пропусков не требует.

– На последний этаж давай съездим, там наверняка что-то есть. Ты же видела снаружи, наверху какая-то галерея. Как-нибудь проникнем.

Яна мнётся, но следует за мной. Поднимаемся на последний этаж, выходим. Коридор заставлен железными канцелярскими шкафами. Туалет – то, что нужно! Ещё немного по коридору – и стол дежурного. И никого!

– Видишь, как нам везёт! Щас найдём, где тут вход на балкон!

– А если охранник придёт? Спросит, кто мы и что нам нужно?

– Изобразим тупых туристов. Тут всё равно никто по-английски не говорит.

Ходим по кругу, два раза уже мимо поста охраны прошли, никаких признаков выхода на панораму. Только двери кабинетов. Что ж такое! До цели остался один шажок, и вот на тебе! Обидно.

– Ну пойдём, видишь – никак.

– Чёрт! Что за!..

Тут из двери показывается бодрая тётенька.

– Синьора, бонжорно! – радостно подскакиваю я к ней.

Синьора удивлённо смотрит, здоровается и спрашивает, кто мы и чего нам нужно. Но мы всё равно итальянского не понимаем. Жестами и на полуанглийском поясняю, что мы хотим посмотреть панораму. Можно, пожалуйста, а? Сеньора весело улыбается и делает приглашающий жест в офис. Заходим, вежливо приветствуем обитательниц большого кабинета. И – вуаля! Нам открывают стеклянную дверь и выпускают на волю!

Мы выходим и замираем от радости. Вид великолепный! На все стороны света, и мы одни! Хоть обсмотрись и обфотографируйся! Яна радостно скачет вприпрыжку по балкону, а я возбуждённо требую от неё похвалы за свою настойчивость.

– Вовёнок, ты лучший!

– Во-от! А ты боялась! Охрана, охрана! Видишь, какие тут тётеньки добрые!

– Нужно ей что-нибудь подарить!

– Так мы не взяли ничего. Горячо поблагодарим!

Гуляем по кругу, любуемся Генуей. Странно, что не сделали здесь туристический аттракцион. Очень подходящее место. Минут через двадцать я понимаю, что забыл, где именно нас выпустили на балкон.

– М-да. И как нам выбираться? Я даже не помню никаких особых примет офиса, они тут все одинаковые.

– И дверь закрыли. Мы хоть на какую сторону вышли?

– Да вроде вот сюда, к порту.

– Да тут полбалкона в порт смотрит.

Вдруг неподалёку открывается дверь и показывается синьора.

– О! Вспомнили о нас!

Выбираемся, раскланиваемся и душевно прощаемся.

– Да, вот бывают же люди. Добрые и отзывчивые!

– Да!

* * *

В тот же день с небес спускаемся в подземное царство – кладбище Стальено.

Согласно легенде, некрополь построен по указанию Наполеона Бонапарта. Путеводители рекомендуют посмотреть надгробные памятники – скульптурные шедевры итальянских мастеров.

Огромные павильоны, «капсульный отель» для мёртвых тел. Побогаче – размещаются в семейных склепах, попроще – в гигантском складе с маленькими нишами. Даже лестница есть приставная, на колёсиках. Чтобы забраться к верхним ярусам, поменять бутоньерку с цветами. Высоко, метров семь! Залез, снимаю общие планы.

И – знакомый запах, сразу и не вспомнил, откуда. Да, точно – с кафедры анатомии, жидкость для бальзамирования на основе формалина.

Такие места посещать интересней, чем музеи. Там искусство какое-то застывшее, а здесь оно утилитарно-прикладное. Украшает место памяти и скорби. Рассматриваешь композицию и размышляешь, что именно автор с заказчиком пытаются сообщить зрителям и присутствует ли портретное сходство с усопшим? Особенно интересно созерцать эротичных ангелов с хорошо сформированной обнажённой грудью. Или ангелиц?

Исследуем павильон за павильоном, Яна уже притомилась, а мой азарт исследователя только разгорается. В итоге забрались в совсем уж пыльные и тусклые катакомбы. Склад антикварной рухляди и костей, а не музей. Пора выбираться отсюда.

Входили через центральные, старые парадные ворота, а выходим где-то сбоку, в современной части некрополя. Кипит коммерческая жизнь – торговля похоронной утварью! В обе стороны – поток посетителей и пожилых монахинь. Кстати, ни разу в Италии не видел молодых монашек. Где они прячутся? Подозреваю, что монастырь – это такая форма местного пенсионного обеспечения. Скучно же просто так дома сидеть, а путешествовать накладно. А если поступить на католическую службу, то за казённый счёт получишь качественное и разнообразное времяпрепровождение!

Рядом с торговыми палатками – уличный фастфуд. Берём кофе и абрикосовые печеньки. Бариста интересуется, откуда такие красивые, и удивляется, что мы из России. Мы удивляемся, что она удивлена. Место же туристическое!

* * *

В наших путешествиях Генуя оказалась самым мистическим городом. Местом, которое загадочным образом накрепко впечатывается в память. Всё это ощущения на грани спиритизма. И переходы с небес к царству теней. И аура авантюриста Колумба. И галереи исторического центра. И кофе!

Утром двигаем в аэропорт, в пункт проката авто. По пути наткнулись на кофейную лавку. Долго выбираем капсулы неспрессо, общаемся с продавщицей, пробуем всякое. В каждом городке свои обжарки: итальянцы – страшные кофеманы. Я как-то попал на кофейное производство в Альбенге, полдня там провёл. Ну а Генуя – известный центр кофеторговли с незапамятных времён.

С полным пакетом капсул стоим на улице, рассматриваем карту. Аэропорт вроде близко, километра полтора. Но неясно, как там дальше с пешеходной дорожкой, а на чём доехать – непонятно. Решили топать пешком, по обочине. Романтика!

В центре хитросплетения транспортной развязки прошу Яну остановиться и позировать, изобразить девушку, путешествующую автостопом. Получилась самая лучшая и характерная её фотография – с душой нараспашку навстречу приключениям!

Второй раз в Геную мы попали спустя два года, через пару месяцев после обрушения виадука на автостраде. Долго пытались выехать из аэропорта на трассу, навигатор не мог правильно сориентировать в новой схеме движения. В итоге остановились на окраине города, пообедать и прогуляться. И попали на местный праздник, с парадным средневековым маршем, оркестром юных барабанщиков и ярмаркой.

На ярмарке поучаствовали в старинном развлечении – ловле летящего волчка сковородой. Главное в этом виде спорта, чтобы волчок, отскочив от поверхности, не прилетел в лоб. Хороший тест для домохозяек! Залюбовался Яной. Вооружённая сковородкой грация – это же просто чудо. Демон в юбке!

Что вообще может быть азартнее и эротичнее спортивных соревнований?

17. Криз мечты

Нужны деньги, много денег. Чтобы раздать всем сёстрам по серьгам.

И от Ксюши откупиться, пусть строит свою жизнь как хочет и где хочет. И с Яной создать новую семью.

А что у нас с бизнесом? А бизнес после кризиса идёт неуклонно вниз. Конечно, есть определённый запас прочности, но без открытия новых горизонтов никаких тебе ресурсов на перестройку жизни.

Значит, нужен стартап. Какой? Ну, чтобы и в знакомой сфере деятельности и обязательно успешный!

Было решено заняться разработкой мобильного приложения. Необходимого каждой женщине. И вот тут сразу начались мучения. Каждой женщине уже ничего не нужно, у неё всё есть. Есть соцсети, есть мессенджеры для общения, есть что почитать, есть во что поиграть. Что нового можно ей предложить?

Казалось бы, совершенно нечего. Но фантазия сработала: каждой женщине необходимо как-то упорядочить тысячи фотографий, которые у неё скопились на смартфончике.

Конечно, есть инстаграм и пинтерест, да и просто фотоальбом телефона. Но ведь можно придумать новые способы, как поразвлечься с фотографиями. Некий гибрид тематических фотогалерей с возможностью обсуждения картинок.

Затея не выглядела утопической, тем более что подобные проекты регулярно появлялись и стремительно исчезали обратно в никуда. Но мне казалось, что всем им не хватало простоты и функциональности. Уж у меня-то получится! Никаких сомнений не было.

Долгие обсуждения с дизайнером, с Яной и собранной небольшой группой «тестеров». И вроде бы всё выходило неплохо, но возникли проблемы с поиском разработчика. Программистов вроде много, но толковые все уже пристроены. Связываться со студентами – значит, получить некачественный продукт. Заказывать у компании – не вписаться в скромный бюджет.

После пары месяцев поиска «по знакомым» разработчик был найден. Толковый и спокойный парень, неторопливый, но работающий качественно и соблюдающий сроки.

После полугода разработки, тестирования и бесконечных совещаний по «допиливанию» проекта приложение заработало. И тут мне стало кристально ясно, что программа эта никому не нужна. Она, конечно, была удобная и, может быть, даже полезная. Но – совершенно невостребованная. Ну вот абсолютно.

Мы даже не стали выкладывать её в открытый доступ, чтобы потестировать, как пойдёт. Хватило пользования нашим узким кругом, чтобы понять, что тратить деньги на этот эксперимент больше не нужно.

Решение прекратить разработку и списать убытки далось мне нелегко. Оно окончательно оформилось бессонной ночью накануне поездки в Питер. Поезд был рано утром, а после поздней хоккейной тренировки я не мог уснуть. И мысли одолевали, всё прокручивал в голове сценарии развития. И понимал, что это тупик. И крах иллюзии лёгкого заработка. И потеря надежды, что получится быстро разрешить кризис в отношениях с женщинами с помощью самой надёжной волшебной палочки – банковской карточки. Гарри Поттера из меня не вышло, никакого.

Рано утром сел в «Сапсан». Думал поспать в поезде, но не получилось. В Питере собирался сначала заехать в гости к другу Славке. Сел в метро, потом на трамвайчик. И уже в трамвае меня накрыл приступ сильной головной боли.

Славы дома не было, но он оставил ключи от своей квартиры у соседей. Упав на диван, я понял, что просто «таблеткой от головы» тут не обойдётся, и решил не рисковать, а вызвать скорую помощь. Мало ли что, инсульты с инфарктами сейчас помолодели.

– У вас давление 180 на 120, – сказал доктор, снимая с моей руки манжету аппарата.

– Ого, – только и смог я выдавить от удивления, – криз?

– Он самый, гипертонический. Магнезию, коллега?

– Да, давайте.

Хорошо быть врачом всё-таки. Меньше вопросов возникает у сотрудников скорой помощи, да и отношение лояльное. Но гипертонический криз в моём возрасте… вот тебе и стартапы, вот тебе и крушение надежд. Нужно менять отношение к жизни, а то так и до инсульта недалеко. Вот Дима Лоханский, молодой и талантливый программист, бизнесмен – в 33 года от инсульта умер. От второго причём! У меня, конечно, сосуды натренированы спортом. Но мало ли…

Валяющимся на диване в окружении людей в белых халатах меня и застала Яна, с которой мы накануне договорились встретиться у Славы. Дверь была открыта, и она зашла без звонка. Я увидел её испуганное лицо и неловко улыбнулся.

Магнезия подействовала быстро, давление выровнялось, и меня отпустило. Отдохнул пару часов, и мы пошли гулять по городу. И обсуждать, что делать дальше. Какой ещё новый стартап можно придумать. Что-что, а жизненный оптимизм так просто не разрушить!

Вообще мы часто становимся жертвами даже не собственных фантазий, а общепринятых мифов. О том, что быть бизнесменом – это очень здорово и весело. Ну да, это неплохо, когда бизнес прёт в гору. Но на одного успешного предпринимателя приходятся десятки, если не сотни, гораздо менее удачливых. А уж провалившихся проектов – тьма. Лучше уж строить стартапы на чужие деньги.

Если говорить о стартапах, то самые чудесные истории можно услышать, когда работники виртуальных отраслей начинают выстраивать реальные проекты «на земле». Жене моего друга Кирилла удалось поработать начальником производства гидропонных ферм, которые собирались выпускать создатели культовой игры «Весёлый фермер». И строили они свой стартап ровно так же, как и виртуальную ферму. Куча красивых презентаций и полное непонимание того, что главное в сельском хозяйстве – это не интерфейс приложения, которое будет управлять поливом растений. А эти самые растения, плюс люди, плюс покупатели, плюс ещё тысячи самых разных важных деталей.

В итоге она с весёлой гидропоники убежала через пару месяцев. А проект продолжает жить и проедать деньги учредителей, фондов и даже инвесторов! Которым хватает волшебных презентаций, чтобы продолжать фантазировать о будущих прибылях. Хотя – кто-то фантазирует, а кто-то осваивает дотации.

Всё равно потом спишут на убытки!

18. Терьер в холодильнике

В «Сапсане» познакомился с соседом. Военный медик, высокая должность, куча заслуг и наград, возвращается с доклада президенту.

– Пять раз уже с Путиным встречался!

Почтительно молчу.

Конечно, генерал не сразу разоткровенничался. Просто в разговоре, слово за слово, выяснились общие точки соприкосновения. И даже общие знакомые. Мир так тесен!

– Сын академика Василенко, тоже Владимир, с нами сотрудничал и рассказывал, как его отец был личным врачом Мао Цзэдуна. Четыре года прожил в Пекине.

– Владимира Харитоньевича?

– Да, его самого. Корифея отечественной медицины и основоположника советской гастроэнтерологии.

– А я его гидом был на Всесоюзной конференции терапевтов в 1980 году.

– Ого!

– Да. Он мне ещё пальцы показывал, переломанные следователями Министерства госбезопасности.

– Это когда его арестовали по «Делу врачей»?

– Да.

– Знаю. Владимир Владимирович говорил, что его по доносу завистливых коллег арестовали. Он же Мао вылечил от хронического, кажется, гастрита. И когда в СССР возвращался, его китайцы с большим почётом провожали, подарки там всякие, почести… Ну вот, кому-то стало завидно.

– Да уж.

– Не то слово. Пальцы ломали… Василенко до самой смерти о Сталине положительно отзывался, а коллег ненавидел. Вот тебе и друзья-товарищи.

– А я был молодым курсантом, и мы с ним из гостиницы отправились на конференцию. А он не захотел на метро добираться. Сказал, что ни за что в подземку не спустится!

– Ого! Выпендривался? Такси требовал?

– Да. Но откуда у меня деньги на такси? Мы на троллейбусе поехали.

Общаемся. Поговорили на профессиональные темы и немного о политике. Проезжаем Бологое.

– О! А я тут однажды, когда ещё «Сапсанов» не было, собаку закопал!

– Как так? Какую собаку?

– Болонку. Вёз с собой, она старая была и больная. И умерла. А поезд ночной, долго в Бологом стояли.

– А почему? Ну, то есть, зачем закопали? Можно ведь было довезти до дома.

– Да я как-то подумал – ну как я это тело понесу? Пакетов тогда никаких не было, в портфель не поместится. Вышел на перрон, взял с пожарного щита лопату и в лесочке рядом закопал.

– Не жалко? Всё-таки родное существо!

– Да, так… но я представил, как её тащить-то! Понял, что нужно здесь и сейчас похоронить.

– У меня тоже пёс любимый умер от старости, но дома, в Москве. Вызвал службу специальную, увезли. Не во дворе же могилку делать.

Помолчали минуту – в память о друзьях человека.

– Это ладно! У меня у тёщи собака как-то померла, йоркширский терьер. Вот это была история! Как раз про могилку.

Я весь внимание. Не может же такой авторитетный человек, пять раз с Путиным, доктор наук и всё такое… он по определению не может совершать тривиальные поступки и рассказывать скучные истории. Как прочие граждане страны.

– Гостил у тёщи, поужинали. И после ужина что-то убирал в холодильник и открыл морозилку. А тёща мне давеча жаловалась, что Жужа умерла, мол, горе какое. Так вот, открываю морозилку – и мне в руки вываливается пакет. Я смотрю, а в пакете – Жужа! Он у меня аж из рук выпал от неожиданности!

– Тёща уже дементная была?

– Нет, бодрая старушка!

– А зачем в морозилку-то? Труп!

– Говорит, летом похороню на природе, на даче. Жалко же, любимая собачка!

Расстались мы друзьями.

* * *

Да, домашние питомцы способны прочно оккупировать наше сердце. С моим псом мы прожили вместе 16 лет. И попал он ко мне случайно – его подарил школьный друг, подобрав щенка где-то во дворах. Внезапные встречи могут обернуться очень долговременными связями!

Когда мы с Яной путешествовали по Сицилии, к нам прибилась собака. Мы приехали из траттории на виллу, открыли ворота, загнали машину во двор. И тут к нам подбежал здоровый чёрный щенок, белая грудка. Лезет, ластится. Предупредил Яну, чтобы не увлекалась ласками. А то кто его тут прививает?!

Утром открываю входную дверь и наступаю на… щенка! Он ночью спал прямо под дверью. Оба с криками разлетаемся в разные стороны. Ну вот, что с ним теперь делать? Пёс следует за нами, надеемся, что отстанет где-нибудь.

Начало мая, а в Сицилии уже жарко. Отправились на пляж, хочется искупаться. Но море холодное, да и берег замусорен.

Побродили по жёлтому песку, пообщались с белой собакой, философски наблюдающей за прибоем. Поразмышлял над этой шахматной конфигурацией чёрных и белых фигур.

Чёрный щенок на вилле обосновался и уходить не собирался. Что с ним делать – непонятно. Бегает, скулит, кормить его нечем. Да и незачем. Где-то же он жил до нас! Собак люблю, конечно, но мы тут на три дня всего. Лучше вернуть его в родные стены, но где они?

В итоге мы пристроили Черныша в ресторане неподалёку. Точнее, он сам пристроился, сначала увязавшись за нами, а потом променяв нас на место, где вкусно кормят.

Ох уж эти случайности. Жизнь непредсказуема!

19. Тревожность

– Ну что ты плачешь!

– Это не слёзы, просто вода!

Нервничаю. Меня раздражают слёзы. Когда Яна плачет, мне хочется немедленно прекратить этот поток. Непонятно, зачем устраивать сцены, когда я приезжаю в Питер? Ну давай обсудим, что тебя беспокоит! И я требую, даже приказываю остановиться и улыбнуться.

Яна послушно вытирает глаза, щёки и гримасничает, выдавливая из себя короткую улыбку.

– Улыбайся, Янёнок, тебе идёт улыбка!

Улыбаться по просьбе можно. Но это всё снаружи, а что внутри? И почему слёзы проливаются так часто? И при расставании, и при встрече? Какие тревоги Яна пытается смыть потоком «просто воды»?

Ненавижу, когда люди плачут без видимой причины. Так и хочется стукнуть побольнее, чтобы остановить рёву-корову!

Ещё можно понять слёзы физической боли. Но чаще мы видим плач обиженных, на которых, как известно, воду возят! Все эти моральные терзания мне противны. Чего плакать-то? Действуй!

Можно реветь от страха – часто в слезах пытаются утопить избыточную тревожность. А это совсем никуда не годится! Мне хорошо известно, куда могут заводить ложные опасения. Я сам жертва таких фантомных тревог, помню, как бабушка энергично боролась за моё детское благополучие.

– Кушай гречку, она полезная! Оливковое масло, всё только для тебя!

– Да не хочу я, не нравится!

– Бабушка этот дефицит получила по карточке диабетика. А ты не хочешь! Как не стыдно! Тебе всё самое лучшее, а ты не понимаешь!

– Оно невкусное, не могу!

– Это для твоего здоровья!

За моё здоровье велась беспощадная война. В борьбе с призраками коварных недугов я подвергался изощрённым медицинским исследованиям. Ребёночек же так часто болеет, что нельзя просто сидеть сложа руки. А вдруг станет инвалидом? Перво-наперво необходимо провести точную диагностику. Например, пройти процедуру дуоденального зондирования – это такая специальная тренировка для будущих факиров-шпагоглотателей! Их у меня было четыре.

Фраза почтальона Печкина из мультфильма «Просто-квашино»: «Его нужно в поликлинику сдать, для опытов!» у меня смеха никогда не вызывала. Я на собственной шкуре испытал эти самые поликлинические опыты. Чистое изуверство.

«Вегетативная сосудистая дистония», «дискинезия желчевыводящих путей». Диагнозы звучат внушительно и навевают грусть-тоску. Думаю, ипохондричным родителям нужно выдавать красивые почётные грамоты или сертификаты с перечнем «медицинских достижений». Рассказы о моих болячках украшали беседы бабушки с подругами и родственницами. Иногда даже меня охватывала гордость за собственную исключительность!

Может, я потому и поступил в медицинский институт, что с раннего детства погрузился в антураж системы здравоохранения?

Моя медицинская карточка в поликлинике была самой толстой. В неё постоянно вклеивали новые страницы. Регистраторы без труда находили этот кирпич на полках картотеки. Ещё бы, такой фолиант!

На самом деле я не был хилым и болел не чаще других детей. Нормальный ребёнок. Болела моя бабушка. Её здоровье, и физическое, и душевное, было разрушено семейной трагедией.

Резкий поворот в жизни семьи, как и любая настоящая беда, произошёл неожиданно. Утонул старший сын. На заре юности и в расцвете будущих надежд, ему было 18. Меня, понятное дело, ещё на свете не было, моему отцу тогда едва исполнилось 16.

Владимиром папа назвал меня в память о старшем брате.

Образ дяди Вовы сопровождал меня с раннего детства. Его фотопортреты висели в доме бабушки, где прошли первые пять лет моей жизни. Меня всегда интересовало, кто это и почему в каждой комнате его фото. Мне скомканно поясняли, что и как, но без подробностей. Мол, был дядя Вова и потом он умер. Ну и ладно, ребёнку вполне достаточно таких лаконичных комментариев.

И много позже, когда я приобрёл привычку к анализу и саморефлексии, мне стала понятна роль, которую покойный родственник сыграл в моей судьбе. Он не только дал мне имя, но и определил сценарий всего детства. Сам того не осознавая, конечно, – при жизни дядя и помыслить не мог, что я вообще на свет появлюсь. Ну, разве что гипотетически.

Бабушкина скорбь воплотилась в болезненную тревожность за моё благополучие. Поэтому малейшие признаки опасности становились сигналом к самым решительным действиям. Меня изо всех сил лечили и воспитывали.

В итоге в возрасте примерно девяти лет я сбежал из дома. Нет, не как Том Сойер, на остров. А виртуально – записался в спортивную хоккейную школу. Дома я только ночевал, а всё свободное время проводил либо на учёбе, либо на тренировках. И был счастлив.

Грустно, как часто современные бабушки перестают быть источником жизненного опыта и превращаются в генератор тревог. А казалось бы, от кого ожидать мудрости, как не от стариков!

Вот и сейчас, стою в очереди на регистрацию в аэропорту Домодедово. Позади меня старушка шпыняет внука, мол, очередь идёт, а тот тормозит. А куда несчастному ребёнку бежать? Ускориться с места мне в спину?

Бабули, уймитесь! Не нужно выращивать издёрганных неврастеников!

* * *

Яна любит меня слушать. И я неторопливо, но эмоционально рассказываю автобиографические истории. И, конечно, грустные страницы детства тоже подробно излагаю. Я понимаю, для чего это делаю. Как сказал психиатр Филатов: «Не нужно копаться в детстве, нужно его переосмысливать». Вот я и размышляю вслух, что было и отчего я стал таким… тревожным.

– Мы тренеру нашему дали кличку Запаренный, иногда называли его Красным.

– Почему?

– А он моментально заводился, лицо сразу краснело, и он начинал истерично кричать. Ему кровь натурально ударяла в голову. Вот он спокойный, бледный, а вот – уже бешено орёт на нас, и голова как помидор. Душераздирающее зрелище!

– Ничего, что вы дети?

– Мы не дети, мы спортсмены! И должны демонстрировать результаты. А если не можем, то будем тренироваться до упаду. Натурально, пока ноги не откажут.

– Издевательство какое-то.

– Нет, преодоление себя. Самыми тяжёлыми, помню, были летние «сухопутные тренировки». Легкоатлетические забеги с барьерами и прочие радости. Бежишь со своей пятёркой дистанцию и знаешь: если хоть один не уложится в норматив, перебегать будут все. Уже пелена серая перед глазами, почти отрубаешься – но бежишь!

Яна внимательно слушает. Мне кажется, что мои рассказы не вызывают у неё никаких эмоций, настолько она сосредоточена. Серые стальные глаза смотрят пристально, лицо немного задумчивое. Думаю, что ей очень интересно. А может быть, она так медитирует? Но я по опыту общения с ней знаю, что она всё тщательно запоминает.

– Мне тренер снился в кошмарных снах даже после окончания института. Наверное, и когда я переехал в Москву, снился. Даже через десять лет после завершения спортивной карьеры.

– А сейчас снится?

– Нет, теперь не снится. Но видишь вот, вспоминается! Янёнок, а тебе снятся ужасы?

– Не помню, наверное, нет.

– Ты зато плачешь часто!

– Что ты такое говоришь! – Яна раздражённо взмахивает рукой. – Нечасто!

– Ну ладно, ладно, не злись!

– Это не слёзы, это просто вода!

Вода… Вода, в которую не входят дважды. Да.