Текст книги "Человек агрессивный. Истоки международного терроризма"

Глава 3
Родовой человек и его своемерие

Человеческая сущность проявляется в общении, в единстве человека с человеком. Отдельный человек как нечто обособленное не заключает в себе подлинной человеческой сущности.

Л. Фейербах

Родовой человек – представитель Рода, носитель общечеловеческих ценностей. Отпав от Космоса, стал рассматривать себя в бытийственном смысле не равным мирозданию, но представителем Человечества. Понятия «нация», «национальное самосознание», «государственный суверенитет» возникли значительно позднее вследствие распада внутреннего мира человека на ряд частичных и эгоистических Я – осколков былого единства с миром.

С Творцом он сохраняет не внутренние связи, но чисто ритуальные, внешние. Символическое сознание уходит в глубины бессознательного. Природой становится собственная человеческая сущность, или «человеческое в человеке». Она раскрывается в ценностном сознании, в ценностях культуры. За пределами культуры это уже другой исторический субъект. Цель бытия: обнаружить в себе качества, позволяющие наиболее полно раскрыть человеческое в человеке. Каков человек, такова и культура общества.

Родовой человек по отношению к космическому субъекту является вложенной и производной от него системой более низкого порядка. Рамки бытия суживаются. Культура является производной от Культа, принимая земной облик. Понятия «святой», «священный», «сакральный», «жертвенность» происходят из религии Древнего мира, но уже не имеют той мощной энергетической силы, которой обладали их прообразы. Становятся ритуалом, данью прошлому.

Родовой человек выделяется из космического субъекта в результате очередного духовного прорыва. Это время К. Ясперс называл «осевым временем истории», или началом напряженной духовной деятельности. Ось мировой истории, когда возникли мировые религии и философии, относится ко времени около 500 лет до н. э., к тому духовному процессу, который протекал между 800 и 200-ми годами до н. э. Происходит резкий поворот в истории, случается много необычного. В Китае жили Конфуций и Лао-цзы, возникла китайская философия. В Индии появились Упанишады, творил Будда. В Иране Заратустра учил о мире, в котором происходила борьба добра и зла. В Палестине выступали пророки Илия, Исайя, Иеремия. В Греции жили Гомер, философы Парменид, Гераклит, Платон. Все движения возникали почти одновременно, в течение немногих столетий и независимо друг от друга. Их последствия – закончилась мифологическая эпоха самоуспокоенности, вечности, незыблемости мира. Человек осознает собственное бытие, границы своих возможностей. Впервые начинает осознавать разницу в мышлении и бытии, собственную раздвоенность. Его культурное Я по своему содержанию беднее космической полноты, но еще позволяет осознавать внутренние качества целостно. Одновременно перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность, требующие активности и поиска средств спасения. Зарождаются любовь к мудрости, гуманизм, интерес к личным достоинствам. Человек ставит перед собой цель: «Делай в жизни максимум того, что можешь» (М. Хайдеггер. Учение Платона об истине). Он хочет придать миру собственное обличье. Его культом становится самовосхваление. Космическое мироощущение заменяется антропологическим: «Человек есть мера сущего». Человек и Человечество в ментальном плане совпадают.

Это первая, собственно человеческая, антропологическая катастрофа. Происходит окончательный разрыв между Макрокосмом и Микрокосмом, который уже не в состоянии воспроизводить расширенного мироздания. Продолжительность жизни родового субъекта в истории развертывается с VIII–VI веков до н. э., вплоть до первых буржуазных революций в Европе, ликвидировавших остатки родового строя (феодализма).

Человек пытается обнаружить в себе творческий заряд через погружение в другого индивида, объединиться с ним в единую сущность Мы с помощью культуры. Культура – совокупность ценностей Добра и Общения – и есть внутренняя жизнь, ценностная форма существования, заменяющая творчество Микрокосма. Добро и Общение открывали сердца людей, служили энергетическим источником, запускавшим психические механизмы саморегулирования. Они настолько взаимосвязаны, дополняя друг друга, что трудно отделить процесс развертывания от процесса свертывания. Проиллюстрируем их взаимосвязь на категории «добра». Смысл Добра, – говорит С. Франк, повторяя Платона и учение отцов церкви, – «в том, что оно долго терпит, милосердствует, не завидует, не гордится, не бесчинствует, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всему верит, все переносит, соучаствует, растворяется в другом Ты» [12]. Иными словами, добродеяние (любовь) есть глубинное НРАВСТВЕННОЕ ОБЩЕНИЕ, добровольное стремление к объединению с другими людьми в совместной деятельности. В качестве всеобщей ценности, культурной клеточки, от которой рождается «малый храм на земле», любовь расширенно воспроизводит отношения Я и Ты, переводя их в МЫ-сознание, порождая целостное человечество, или единый Род. Человек хочет услышать и увидеть собственное Я в другом человеке, ощутить в груди биение другого сердца, чтобы многократно увеличить силы от взаимодействия. Между Я и Ты не было той пропасти, которая возникнет на последующих этапах истории.

В родовом обществе МЫ-сознание считалось культурной ценностью, всеобщим атрибутом поведения. Каждый человек отвечал не только за свою личную жизнь, но и за судьбу рода, общины. Изгнание из нее считалось трагедией, позорным явлением. Античные греки совершали подвиги уже не во имя Бога, но во славу Рода, города, общины, к которым принадлежали. В «Одиссее» сам Одиссей признается: «Мы властью народа окованы были… Народ может не одобрить… Из отчизны выгнать» [13]. В городе Спарта никто не имел права жить так, как хотел. Законы и обычаи подразумевали всеобщее благо. Эта тенденция обнаруживается и у других народов. Народ Израиля, принимавший Тору на Синае, взял на себя ответственность за душу каждого еврея. Бог обращался к народу как к одному человеку с заповедным: «Слушай, Израиль!»

Любовь превращает единичного человека в коллективистского субъекта. Прикосновение к общей судьбе заставляет забывать о себе, даже о смерти и выходить навстречу другому. Она сильнее смерти, если способна создавать новую жизнь и творить себя по все более высоким меркам.

Другой ценностью культуры служит Общение. Изначальное понимание слова «общение» означало: общие дела, соучастие в общих делах, совместное делание или добро. Общающийся человек – друг. Общение – мировоспроизводящая практика, осуществляющая добродеяние и распространяющая его на поведение. В качестве практики общение воспроизводит естественную потребность в сопереживании и соучастии в судьбе другого человека. Мы-сознание пока не знает экономического, социального и иного неравенства. С общения начинается взаимодействие народов и культур, оно служит входным билетом в культуру. В тех современных государствах, где сохраняется теплота общения, расцветает культура, быстрее происходит и адаптация приезжей части населения к местным обычаям. И наоборот, переход общения в социализированную (безличностную) деятельность способствует затуханию культуры, которая вырождается в цивилизацию – «комфортную, удобную, но аморальную».

Истинное общение есть жизнь в стремлении понять других людей, в совместном поиске смысла жизни, в совместном делании добра, в преодолении эгоизма и перегородок, разделяющих мир на своих и чужих. Общее дело – в очеловечивании жизни, в объединении Я и Ты. Умирание общения – показатель распада человеческой сущности. Вместо нее рождается суррогат – сотрудничество внешним образом, а внутренняя тяга к делам другого бледнеет, сходя на нет. Каждый индивид оберегает свою независимость, одновременно страдая от невнимания к себе. Подлинное общение заменяется языковыми играми, якобы «открывающими безграничные возможности развития» (постмодернизм, Л. Витгенштейн, Г. Гадамер и др.). Языковые потуги сотрудничества – иллюзия сплоченности. Чувство одиночества вопиет об угасании способности к общению.

Общение проявляется в сотрудничестве. Авторитет другого человека – норма сотрудничества в родовом обществе. Гуманизм, авторитет, человеколюбие – главные ценности культуры. К примеру, во времена Конфуция человеколюбие как нормативная практика выражалось в требовании взаимной вежливости: «Не делай другим того, чего не желаешь себе». Ученик спросил Конфуция, в чем состоит сыновний долг? И получил ответ: «Не нарушать положенного… Пока родители живы – служить им, как положено. Когда умрут – похоронить, как положено, и приносить положенные жертвы» [14].

Общение содержало в себе и еще одно измерение – справедливость: каждый человек держит отчет за земные дела не только перед Родом, но и перед высшим судом на Небе: «Поступающий справедливо оставляет после себя добрые дела на земле. Его имя не стирается с лица земли потомками» («Книга Мертвых», Египет, 5—4-е тысячелетие до н. э.).

Через Добро, Авторитет, Справедливость познавалось то Единое, что связывает человеческий род. «Повинуйся законам!» Этот призыв спартанца Хилона выражал приоритет возникающей государственности над личными интересами, родового начала над индивидуальным. Об этом говорил Платон в своей работе «Государство». Возникающая государственность не была выражением «властной силы» и потому воспринималась не как насилие, а как справедливость» [15].

Из культуры произрастают родственные понятия: честь (верность), правдивость, независимость, терпение. Их образцы содержатся в человеческой природе, извлекаются воспитанием и образованием. Древнекитайская культура практиковала эти качества.

Ученики школы Мо-цзы готовы были пожертвовать всем ради достижения справедливости, могли лишить и единственного сына за зло, содеянное постороннему. Они знали, что «нужно уметь слушать человеческую природу». Если этому не учить, то ученик может лишиться своей природы и пойти по ложному пути. Тогда ничего не поймет ни в музыке, ни в грамматике, ни в управлении страной, не сможет стать благородным мужем [16].

Подобное происходило и в древнеиндийском обществе. Все воспитание направлялось на то, чтобы помочь гражданам сформировать внутреннюю самодисциплину, ибо невозможно поддерживать порядок внешней угрозой наказания. Народ лишится стыда и будет хитростью избегать наказания законом. Внутренняя самодисциплина есть отражение универсального порядка Природы (космоса), ее законы даны людям изначально. Внутренняя самодисциплина, воспитание основаны на союзе ума и сердца, на умении отделять истинные ценности от мнимых («темный, непросветленный воспитанием разум может служить злу»; «добрый разум – союзник совести»; «не распинайся перед бездельником»; «правдив тот, кто говорит слово из сердца»).

Правильное воспитание подразумевало и опору на укоренившиеся традиции народа. К ним относились справедливая жизнь, законность, стремление к мудрости и знаниям: «ищи одну мудрость», «выбирай доброе», «стремись к общему благу», «чти закон». Они заслуживали общего одобрения, вознаграждались вниманием, поощрялись наградами. Лжецы, лжесвидетели, трусы презирались.

Учителя Востока и Запада искали меру в сочетании природных качеств и привитых культурой (Будда, Мэн-цзы, Аристотель, греческие стоики), оставляя первичность за природой. Меру находили «мудрецы», исполняющие Закон, Долг и контролирующие свои мысли; зло преодолимо перестройкой поведения и мышления; человек оскверняет себя помрачением духа, но может очиститься; мудрец, победивший себя, – величайший победитель (Будда); «благородный муж» знает долг и отвергает выгоду; любит правдивость и отвергает лень; человеческая природа изначально заключает в себе добро; кто познает природу, познает Небо (Мэн-цзы); «добродетельный человек» опирается на общее благо и дружбу, на естественный порыв души и рассудительность (Аристотель). Мировая история подтвердила прочность Меры природы и культуры. Родовые ценности существовали тысячелетия. В средневековом обществе из Меры вырастают «кодексы чести рыцаря», «героической личности», «монашеские обеты», «общинные нормы крестьян», «законы естественного права». Они сохранили свое значение до ХХ века включительно.

Общение и Добро, удерживая жизнь в границах естественного и культурного, несут в себе и отрицательные черты самопоклонения – зерно будущего распада. Человеку везде чудится собственное отражение, он поклоняется выстроенным копиям, затем отбрасывает их и ставит новые. Чувство справедливости и желание добра оказываются более низкими по своей энергетической мощи, чем свобода творить Космос в союзе с богами. Новые ценности не могут творить жизнь, но обладают способностью поддерживать определенную стабильность, порядок. Уже у Софокла «свободный человек», захотевший стать «как боги» и предпринимающий сверхусилия для сплочения людей, даже испытавший временный успех на этом пути, чувствует самообман и обреченность. Этеокл ценит свое царское достоинство и всеобщее благо выше божественного закона, но умирает в одиночестве, покинутый богами и не понятый людьми («Эдип в Колоне»). Самопоклонение заканчивается трагически. Противоречивость и непрочность человеческой сущности отмечал и Платон. Его попытка соединить природу и воспитание оказалась не совсем удачной из-за «несовершенного человека».

Эпоха Возрождения также зафиксировала двойственность человеческой натуры – небывалый всплеск творчества, ориентированный на максимальное самоутверждение, готовность делать себя по законам красоты и благородства (Дж. Манетти, Т. Мор, Петрарка) и темный демонизм, разгул страстей (Данте, М. Лютер, В. Соловьев). Культура обособляется от Культа, поднимает восстание родовой эгоизм. В сознании людей конфликтовали два потока: духовная культура античности и уже остывающая религиозная вера. Конфликт исходил от нарождающегося социального субъекта с его своеволием, эгоизмом, равнодушием к общему благу. Он учится ложь маскировать под «правду жизни», своеволие под добро.

Впервые человек сталкивается с парадоксом: творит культуру, надеясь на свое величие как царя природы, а она обедняет жизнь своего господина, лишая возможности быть судьей природы. Хотел сохранить центральное положение в мире, но вместо этого своеволием обесчеловечил мир. Распинал Космос и мечтал о свободе, но обрел зависимость. Мечтал о славе и могуществе Рода, но, выделившись в отдельное Я, испытал муки одиночества. Хотел обрести жизнь и счастье, но встал на путь проклятья. Желал покоя и мира, но обрел непрестанную суету и тревогу за собственную безопасность. Свобода обернулась произволом и погоней за собственностью. Культура заставляет царя опираться на силу вещей и денег, которые встали между человеком и богом, между человеком и человеком. Падение культуры проявилось в том, что она вместо органической коэволюции космического и человеческого пошла по пути ложных форм жизни, углубляя грехопадение человека и подталкивая к обладанию вещами. В результате падает ценность человека.

Кризис антропоцентризма окончательно разделил человечество на две большие группы – Запад и Восток. Западная цивилизация пошла по пути овладения материальной культурой и рациональным мышлением, достижения господства над внешней природой. Восточная цивилизация, вплоть до ХХ века, удерживалась в рамках духовно-религиозной культуры, мистического сознания, общинного уклада жизни. Человек постепенно из «меры сущего» превращается в «меру всех вещей». Утерянное «золотое время» в дальнейшем вспоминается в фантазиях, сказках, во сне. Сознание людей озабочено идеей спасения.

Родовой субъект не воспринимает себя творческим и целостным существом. Не случайно тема апокалипсиса, конца Вселенной, пронизывает все позднее мифотворчество, возвещая об антропологической катастрофе. Поздняя мифология полна примеров, когда человек обходит предписания богов, удовлетворяя свои потребности. Прометей помогает людям обмануть Зевса, похитив у него огонь и лучшие части жертвенного быка. Ложь, воровство, насилие стали выдаваться за культурные достижения во славу Рода. Эта тема является вечным плачем человека по утерянному в себе абсолютному началу: «Горы, оставленные Богом, дикими глазами смотрят на нас, одиноких». Родовой человек чувствует себя греховным существом, проникается идеей спасения.

У него не было еще четких моральных норм, ясного разделения добра и зла. В «Одиссее» и «Илиаде» нет общеобязательных и безусловных норм поведения. Они появились позднее, в «героический век античности», когда сквозь родовую оболочку духа проглянул будущий «долженствующий субъект». Гегель в «Философии истории» отмечал, что этот процесс начался во времена Сократа и сопровождался упадком, расстройством и непрерывными изменениями государственного строя. Зарождающийся социальный субъект вносил в жизнь иные правила игры, не совместимые с ценностями родового общества. Не зря судьи обвинили Сократа в «растлении молодежи» и приговорили к смерти. Он всего лишь выражал назревшие потребности – «ищу человека». Возникает конфликт между символическим и ценностным сознанием, базовыми ценностями культуры и новыми законодательными инициативами государства, добром и злом. Добро и зло еще сохраняли общечеловеческое содержание, скрывая под своей оболочкой будущие формы расхождения.

Размежевание добра и зла постепенно распространялось на все пространство родового сообщества. В Торе общечеловеческое понимание зла прописано через запрещающие действия: «не убий», «не прелюбодействуй». Добро выражено через положительные качества – «люби ближнего своего», «чти отца и мать». Отступление от добра трактуется уже злом. Зло проявляется в постепенном снижении идеала родового субъекта. Начавшись с отрицания «чужака», на которого не распространялись нормы общения, он ужесточает наказание за отступление от добра. Одновременно любуется собственным отражением, своемерием хочет «все сущее очеловечить».

Но добро все еще сильно и может перевесить чашу весов в борьбе со злом в свою пользу. В священной книге персов «Авесте» (III–IV вв. н. э.) зарождающаяся между ними борьба изображается как антагонизм света и тьмы, порядка и беспорядка, здоровья и болезни, благочестия и скверны, труда и разбоя, правды и лжи. Столкновение между «светом и тьмой» происходит в широчайшем диапазоне, во всех сферах жизни. Поэтому родовой субъект и чувствует приближающуюся катастрофу, не желая сдаваться наступающей тьме. Способствовать победе добра может не каждый, а только высоконравственный, искренний и правдивый человек. Из книги видно, что он пытается преодолеть зарождающееся своемерие. Основной закон Заратустры гласил: «Чистота мысли, слова и действия. Добро сильнее, чем зло» [17]. Поэтому единство Рода поддерживалось не столько борьбой со злом, сколько любовью, добродеянием, внутренней дисциплиной ума и чувств. Честь и достоинство считались выше сил зла и противопоставлялись разбою и неправде, что отразилось в появлении исторических типов НЕСТЯЖАТЕЛЯ (христианство), БРАХМАНА («великое молчание» – буддизм), еще веривших в возможность спасения от грехопадения.

Ценностное сознание обозначило жажду жизни, активный поиск резервов и возможностей человека, но одновременно и раскол нравственной природы – мир «лежит во зле». Нужно найти путь спасения. Желание «все сущее очеловечить» заключало в себе мировую трагедию: идею личного спасения (христианство, буддизм) или построение «справедливой, сугубо арабской цивилизации» (гуманистический ислам). Родовой эгоизм оборачивается расколом общинного уклада жизни и выделением из него отдельного человека, который считал себя нравственным, честным и правдивым (нестяжатель и индийский брахман, размышляющий о бытии); обособлением из человечества отдельных цивилизаций (арабский мир). Рождение мировых религий отодвинуло рост зла, но в дальнейшем распад человека продолжался и достижения меркли на фоне «плавания в океане страданий» (буддизм). Ни «великое молчание и праведное размышление», ни идея «личного спасения», ни «путь страданий и терпения» не помогли человечеству удержаться в границах ценностного сознания. Боги не смогли заменить людям утерянную мощь символического мышления, способность к творчеству.

Антропологическая катастрофа набирала темпы. На смену антропокосмизму приходит антропоцентризм. Отныне человеческий произвол будет главенствовать в истории. Целостный человек превращается в частичное существо, зависимое от Рода и Вещей, и как частичное существо будет находиться в интеллектуальном заблуждении, сложность вечных проблем сводить к простоте рациональных решений, теснить дух во имя плоти («нет правды на земле, но нет ее и выше»). Зло зарождается как ФЕНОМЕН, как отклонение от абсолютного добра в пользу произвола родового Я.

Трагедия родового субъекта в том, что, отчуждаясь от Космоса и потеряв его во внутреннем мире, он мечтает о тотальной власти над миром, опираясь на человеческое понимание добра. Оно не может утверждаться внешним проявлением чувств, без сердечных токов. К тому же земное понимание добра, распространенное на высокие сферы духа (символическую жизнь), оборачивается злодеянием. Космос своемерных игр с собой не признает. Зло порождается не свободой действий, не навязыванием добра, но отступлением от законов мироздания, нарушением союза Неба и Земли.

Родовой субъект впервые обнаружил раскол между натурой и культурой. Законы государства и мораль стали результатом договора между людьми, они в качестве искусственных построений не совпадали с естественной природой человека. Об этом говорил уже Платон: «Закон, мораль, властвуя над людьми, принуждают к тому, что противно человеческой природе» [18]. Новые правила лишь усиливали своемерие, принуждали к лицемерию. Идея наведения порядка, насильственного удержания единства с помощью государства была иллюзией, поразившей мышление нецелостного человека. Отныне он может удерживаться от греха лишь внешним образом, опираясь на «живое право» и «хорошие законы», предохраняющие общество от «войны всех против всех». Государство превратится в инструмент манипуливания, зомбирования поведения и мышления неорганизованных масс. Насилие сильных против слабых становится «повивальной бабкой истории», набирает темпы, проходя стадии культуроцида, этноцида, суицида во все возрастающих масштабах.