Текст книги "Человек агрессивный. Истоки международного терроризма"

6. Искажение поведения сопровождается деформацией речи. Нет ясности и связности, есть нагромождение слов, двусмысленности, подтекстов, за которыми трудно понять смысл, но зато ощущается накал эмоций. Слово теряет ценность, язык девальвируется, утрачивая смысл. Человек-масса стремится удивить непривычным словосочетанием, чтобы заглушить совесть (М. Фуко) и произвести впечатление. Уродство языка – показатель завихрения в мозгах, демонстрация миру своего позора.

Освобождение от «подлой реальности» видится в свободе высказываний, за которую цепляется безумец, потерявший дорогу к цивилизованной речи. Письменное и устное слово уже не претендует на высокий стиль, опирается на эмоции, сленги, блатной жаргон, профессиональную терминологию. Дисциплина ума и речи безвозвратно потеряна. Уродство речи проявляется и в безграничной лжи, опьянении неправдой. Речь, как правило, превращается в длинный монолог, часто бессвязный, или в «стрельбу одинокими фразами». Основная мысль теряется за длинными повторами либо не доказывается в силу сверхкраткости. Журналисты считают нормой, если статья раскрывает одну, максимум «полторы идеи» – иначе не будет понятна читателю. Распространенной формой речи служит эклектика, искусственное соединение разнородных понятий. Словоблудие растворяет грань между прекрасным, безобразным и пошлым. Идет поиск языка, адекватного психике «имморального человека», видению мира как «пространства власти знания» (Лиотар, Фуко) и телесности. Язык приобретает вычурность и неустойчивость ввиду хаоса жизни и постоянной «смены масок» (М. Маффесоли). Ложь, извращенность языка и очарование производимым им шумом становятся атрибутом жизни, отражают «страдающее сознание». Политические скоморохи, зомбированные журналисты, псевдолитераторы, ремесленники искусства шумно оповещают о рождении новой постреальности. Вычурность и бессилие речи, усиливаемые отрицательными эмоциями, приводят к «психологическому самоотравлению». Без языковых провокаций, искусственного украшательства диалоги и монологи становятся неинтересными.

Современный язык пробуждает темные инстинкты, формирует демонический облик человека. Если символическое мышление обладало свойством проницательности, оживления всего сущего, то деформированная речь хоронит жизнь. Погребает ее под безграничной ложью и вычурностью. Насилие над жизнью ведет и к омертвлению языка. Пустота внутреннего мира, отсутствие смысла и целей рождают виртуальный мир слов.

7. Интерес к живой жизни и общению подменяется тягой к мертвым вещам. Жизненный успех сводится к производству и потреблению вещей. Моральные нормы заменяются целесообразностью и техническими нормативами. Не потребности определяют производство товаров, но агрессивная реклама, формирующая вкусы. Информация довлеет над умами, превращаясь в генетический код управления рацио-массой. Все подвергается радикальному извращению и мутации. Насилие – свобода, бунт – обратная сторона послушания. Даже на лицах вместо смеха появилась приклеенная улыбка. Слово для слова, а не для дела – вот наша «бледная немочь», замена живого мертвым. Мертвая жизнь – символ насилия. Всеобщее кредо: убить всегда можно. Насилие становится государственным и личным правом. Уберите это слово – рухнет и государство, и культура, и человек (Д. Мережковский). Под видом плюрализма, демократии и самобытности мышления открыто проповедуются идеи человеконенавистничества, необходимость уничтожения «недоразвитых народов и культур». Обезличенный человек, приравненный к вещи, ничего не стоит. Запад и Восток усиленно разрабатывают культуру смерти.

Над слабым и помутневшим разумом господствуют внешние обстоятельства, иллюзия преследования, диктатура Знака (торговая марка, имя политика, престиж страны), поглощающего «мыслящую материю» (Ж. Бодрийяр). БОЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕК, ВЫРОДИВШИЙСЯ В НАСИЛЬНИКА, УБИВАЕТ НЕ ВО ИМЯ ЖИЗНИ, А ПОТОМУ, ЧТО САМ ПОГИБ. В неживом видит знаки жизни. Древняя формула «Жизнь есть любовь» переворачивается в иной стереотип: «Иду разрушать и убивать, потому что мне больно, меня преследуют враги».

«Жизнь красна смертью, дышит предчувствием убийства. Мы душим, режем, жжем. И нас душат, режут, жгут. Спрашивается, во имя чего? Разве можно жить голой ненавистью?» – задается вопросом Ф. Достоевский в романе «Братья Карамазовы». И отвечает: «Нерелигиозное самоутверждение (“я так хочу”) приводит к отрицанию жизни. Нет любви – и проклят мир. Нет мира, нет жизни, а есть смерть. Маловеры мы, слабы и поэтому поднимаем меч». Во всем чувствуется бессознательное стремление к смерти. Количество фобий, страхов растет, и от них никто не застрахован.

8. Отказ от своего имени под флагом обновления собственной натуры. В имени заключено содержание, ядро моего Я, краткая формула существования от рождения до смерти, набор способностей, характер и границы их развертывания. В нем записана судьба, алгоритм индивидуального развития. Имя – твердь, опираясь на которую, человек оставляет след собственных творений, память во Вселенной (А. Лосев). Если первые поколения стремились «создать себе имя», то наши современники в поиске новой роли охотно меняют имена, фамилии, отзываются и на клички. Не осознают, что утрата имени – безумие, духовная смерть, потеря внутренней сущности, способ вычеркивания себя из истории. Переиначивание имени не возродит целостности души, не обновит религиозной, национальной, культурной деятельности. Отказ от имени – признак шизофрении, расщепления разума, не способного отрефлексировать мотивы поведения. Человек избавляется от заботы, перепоручая ее медицине, психологии, государству, моде. Теряет право делать самого себя. Попадает под «власть подчинения роли» (М. Фуко). Расщепление разума, потеря своего Я сказывается и на оценке внешнего мира. История, живые нити национальных и семейных традиций оборваны, не интересны. Отдельные фрагменты прошлого истолковываются в зависимости от личных пристрастий комментаторов, «переоткрывающих» заново давно известное.

Искажение реальной истории подается под флагом науки, принципа относительности. История излагается как «игра случайностей», не имеющая смысла и целей; как отказ видеть логику событий; как хаотическое «переплетение мириадов событий»; как «утоление жажды насилия». Категории «общество», «прогресс», «святость» выбрасываются за ненадобностью (З. Бауман, С. Бест, Д. Ваттимо, Д. Келлер, Д. Лион, Б. Смарт и др.). Мир, культура, истина, бытие объявляются такими, какими мы их назовем. Человечество обнаружило у себя «волю к забыванию» (Л. Гандги), «волю к завоеванию» (Клоссовски), «жертвование смыслом» (Деррида), способность к «длительному заблуждению» (Делез), «злую волю» (Гваттари). Некоторые народы Востока и Запада, наоборот, стремятся сочинить для себя «миф о первородстве», чтобы замаскировать душевную пустоту. Неудивительно, что в виртуальном мире и хитросплетениях разума трудно обнаружить живые нити Истории, единство человеческой природы. Эклектический разум не способен делать себя, но в поисках имени склонен имитировать чужие модели.

9. Обожествление личной независимости. Общественная, коллективная природа сознания перерождается в стремление к одиночеству и своемерию. Честь заменяется желанием возвышения, стремлением произвести эффект на окружающих. Погоня за свободой имеет целью получение высшего наслаждения от приобщения к власти, возможности «делать, что хочу». «Отравление властью не осознается как форма сумасшествия, как социальный катастрофизм, но как личный успех» (Б. Рассел). Ультраэмансипированные мужчины и женщины тяготятся семейными узами, жаждут свободной любви, теряют интерес к труду. Хотят быть счастливыми в одиночку и жить без обязательств. Устали от безуспешных поисков идеального партнера, провозгласив лозунг: «Сохраним верность себе». Жизнь превращается в пустоту, дистанцируясь от которой, человек надевает маски независимости и индивидуальности. Облаченный «в шутовской наряд пародиста, занимается самопародированием» (Бонавентура). Не может насытиться своими насмешками. Верно и обратное: суетным и пустым делам он придает прогрессистское измерение. Растет боязнь личного неуспеха в жизни. «Ночная сторона души» овладевает индивидом, сигнализируя об умирании коллективных форм жизни.

10. Несчастное сознание пытается найти защиту от «подлой реальности» в законодательстве. Но продуктом несчастного сознания могут быть только уродливые формы законодательства. Оно превращается либо в чистое теоретизирование, либо во «внешнюю дубину», отделяющую законопослушную часть населения от асоциальной ее части, либо отдается на произвол «священной воле законодателя».

Нормы закона вырождаются в социальную технику, в манипулятивные действия, регулирующие отношения главным образом в вопросах собственности и государства. Правоведы, утратив представления о высших духовных и нравственных ценностях («право как минимум добра», «как синтез справедливого и законного», «как мера свободы»), опираются на конвенции, договорные отношения, сотрудничество со следствием, нравственную нейтральность законов, бесконечное внесение поправок в действующее законодательство и прочие сомнительные ценности. Главной фигурой в суде становится адвокат с его способностями к словесным манипуляциям. Прежние поколения имели ясные законы. Преступники изгонялись из рода, осуждались на пожизненную каторгу (поселение), приговаривались к повешению, расстрелу или гильотине. Современные крючкотворы права не знают предела произволу, придумывая суммарные наказания по шестьсот сорок лет заключения в тюрьму, десять-пятнадцать пожизненных сроков и другие не менее уродливые формы наказания. Размываются границы между истинными и ложными формами борьбы с преступностью. Законодательство не отражает самой высокой сущности жизни. Оно уродливо, обитает на нижних уровнях ментальности, подчиняясь безнравственной политике. Из силы превращается в форму узаконенного насилия.

11. Итог расчеловечивания. Расчеловеченный человек имеет своего рода ценностную установку на насилие и разрушение мира: «добро (“свою правду”) нужно внедрять силой». Готов взорваться в любую минуту. РАСПАД ВНУТРЕННЕГО МИРА БЕЗНРАВСТВЕННОГО ЧЕЛОВЕКА ДО ПАТОЛОГИИ МОЖЕТ СОВЕРШИТЬСЯ ЗА НЕСКОЛЬКО ЛЕТ.

Неведомые прежним поколениям психические страдания фиксируют «конституциональные (генетические) нарушения», обусловленные помрачением духа, борьбой двух гигантов – вселенского начала жизни и вселенского хаоса. Чем ожесточеннее борьба, тем больше рождается ложных форм бытия и безумных идей. ДЬЯВОЛ БЕЗУМИЯ – ЭТО ГОТОВНОСТЬ К ВЗРЫВУ. Космический хаос шевелится в душе народов. Желание всеобщего разрушения, патологический страх перед внешними врагами уже не преодолевается ритуальными жертвоприношениями, искуплением, молитвой, хитростями разума, диалогом соперников. Без применения психотропных средств, воздействие которых на генетику невозможно предвидеть, жизнь становится непривлекательной. Прошлые грехи, деньги и эгоизм телесного субъекта вспоминаются сладостным сном детства. Вызвав своей неразумной деятельностью, «волей к всевластию» психические эпидемии, человек не может с ними справиться. Плата за вход в мир безумия – разум, отказывающийся от авторитетов, ценностей, смысла, истины.

Постмодернистский мир лихорадочно конструируется из системы знаков и иллюзий в качестве вторичной реальности и тут же разрушается новыми придумками. Никого не интересует природа конструируемого объекта, нет и вопросов о его истинности. За кажущейся позитивной деятельностью зияет пустота, не виден смысл. Рождается ощущение, что мир сознательно осуществляет стратегию зла, стремится к катастрофе, что «лучше бы не родиться». Экзистенциальная тревога, отчуждение, комплекс неполноценности перерастают в религию страха, лишая разум остатков уверенности. Смерть кажется желанным избавлением от страданий.

В эклектическом сознании ложь и истина смешались. Истина становится ложью, а ложь – истиной. Нормальное извращено, а извращение воспринимается нормой. Зло есть благие намерения, вколачиваемые в мир насилием. Религиозные люди мечтают о физическом устранении нерелигиозной части населения, поклоняются идолам. Светская часть населения в канун религиозных праздников вспоминает о грехах, идет в церковь их замаливать. Литературой и искусством амнистируется и многократно тиражируется безумие насилия. Смакуется жестокость. Жажда насилия и противостояния с миром движет помыслами и поступками. Человек из мыслящего существа превращается в «больное животное», удушает культуру (Ницше, М. Шелер). «Человек – несостоявшийся творец собственной судьбы» (Хайдеггер), он отказался от выбора строить проекты на будущее, «превращает жизнь в непрерывный похоронный обряд». Человек устал жить, верить, бороться. Если в Средние века справлялся со стрессами с помощью «холодного душа, беседы и вина» (Ф. Аквинский), то современные депрессии и психические патологии держат прочнее. Опережают по темпам развития все другие болезни.

За безумие поведения следует закономерная расплата – психические депрессии, вплоть до поломки генотипа. Проявления патологии видны невооруженным глазом: общая неустойчивость жизни (нескончаемые войны, реформы, перевороты, заговоры), высокий накал страстей, утрата целей и смыслов жизни, мечты о стабильности любой ценой, потеря исторических корней и критической самооценки, глумление над могилами мертвых и безмерная лесть живым, вакханалия преступности и наркомании, неспособность различать добро и зло, бороться с пороками. «Безумие становится одной из форм разума» (М. Фуко). Уничтожены космосфера, антропосфера, социосфера, на очереди – биосфера. На вопрос об ограничении насилия и роста техносферы разум не дает внятного ответа.

Человек вовлечен в игру энергий, превышающих во много раз его индивидуальные возможности взаимодействия с ними. Обручен со смертью при рождении. Мед отцов горчицей отрыгнулся у детей. Писатели, футурологи, ученые, религиозные проповедники призывают к смирению перед рождающимся мировым хаосом. В лучшем случае пытаются вовлечь мировое сообщество в игры со смертью с помощью искусственного разума. Псевдотворчеством открывают «ящик Пандоры», а в ней нежить в красивой упаковке «силы и могущества». Под маской гуманности, «узаконенного беззакония» создаются специальные, закрытые психиатрические учреждения («фабрики душ». – Т. Клименкова), в которых искусственно выращиваются биороботы с программируемой психикой. Ученые ищут отдельные гены, ответственные за продолжительность жизни, здоровье, музыкальные, математические и иные способности. Комбинируют их, добиваясь создания послушного человека.

Суть новейших биотехнологий, манипулирующих природой человека, сводится к простому принципу: команда – исполнение. Отключаются сложнейшие естественные механизмы саморегулирования. Осуществление на практике разработанных технологий манипулирования природой человека (назад – к выдрессированной человекоподобной обезьяне!) поощряется грантами и премиями. Современный английский историк и философ К. Доусон справедливо полагает, что «мы стоим перед лицом… социальной шизофрении, раздирающей душу общества между аморальной волей к власти с помощью техники и религиозной верой, которая еще способна влиять на жизнь. Современная цивилизация есть тело без души. Мы должны вернуться к духовной культуре, если человечеству суждено выжить» [41].

Способно ли человечество вновь обрести духовную сущность? НЕТ, если останется на низших уровнях самосознания. «Нравственный нуль» и хищник не смогут договориться с другими подобными существами, сложить нечто целостное и развивающееся. Тем более им не дано стать смысловым центром мироздания. Психические мутации породят новые уродливые формы все менее жизнестойких и управляемых типов. ДА, если найдет в себе силы и мужество творчеством повернуть одичание вспять, заставить техносферу воспроизводить биосферу в ее изначальной естественности, вновь обрести космическое дыхание жизни. Мировая история напоминает о славных делах поколений отцов, добивавшихся преобразований религиозной верой и героическими подвигами.

Возвращение к первоистокам жизни не совершить одним скачком. Предстоит выбор между культурой жизни (подробнее остановимся на ней во второй части работы) и психотехнологиями, постепенное наращивание полноты жизни и понимания между народами. Мировые катаклизмы в истории случались неоднократно, при каждом повторении становясь глубже и шире. Никакие новомодные теории «многомирия» (Уиллер, Ю. Лебедев и др.), «мультиверсума» (Х. Эверетт) не могут остановить засыхания дерева жизни. Исчезновение духовности не может не породить множества ложных форм жизни, иллюзорных представлений о «ветвящейся жизни», сохраняющей якобы плодовитость в других мирах. Воображаемые прекрасные миры вне Земли уводят мысль о необходимости возродить жизнь на той точке Вселенной, которую подарила людям Судьба. От загнивающей планеты не может отпочковаться здоровая ветвь. Больной мозг, переброшенный в другие точки Вселенной, воспроизведет то же искаженное бытие, распространит гниение во все больших масштабах. С такой миссией землян, все еще мистифицирующих вокруг физической и биологической теории возникновения жизни, свободы выбора («свободы электрона»), вряд ли согласится живой Космос. Опыт землян – протаскивать в жизнь иррациональные силы зла под маской добра; хаос сознания Космосу не нужен.

Человечеству предстоит переосмыслить поведение и мышление на Земле. Учиться преобразовывать разбуженную внутреннюю энергию в творчество. Наука управления внутренним миром – ключ к взаимодействию с другими планетами. Вселенная человека и внешний Космос структурированы по одному принципу: не взаимная конкуренция и борьба, но сотрудничество, альтруизм. Только отдавая себя миру, получаешь в ответ раскрытие его тайн. Спустившийся с высот духа способен вновь к подъему. Если человек загрязняет свою внутреннюю природу, то сможет и очиститься. Из чего вещи получают рождение, в то все они и возвращаются. В победе над собой – космический принцип утверждения жизни во Вселенной. В преклонении перед собственным несовершенством – космический принцип умирания несовершенных форм жизни, величайшее зло. Восстановление в духе сводится к возрождению в ментальности вытесненных структур сознания, припоминанию знаний. Человек – вечный возвращенец к космическим первоистокам жизни. Спасется творчеством он – спасется и мир.

Часть вторая
Агрессивный человек в поиске путей обновления мира

Глава 6
Зло – результат нарушения меры человеческого в человеке и распада натуры

Не плоть, а дух растлился в наши дни.

Ф. Тютчев

Правды, правды ищи, дабы ты был жив… ищи справедливости.

Дварим, 16–17, 21

Погубленные таланты и развращение нравов могут разбудить в человеке палача.

Ф. Достоевский

Новое время и особенно ХХ век подвели итог человеческому самопоклонению. Скрытые таланты и способности не реализовались. Человек не использовал своего потенциала, оставшись несовершеннолетним, неудачным творением. Грехопадение свершилось. Забыты заветы древних: союз Неба и Земли – основа полноценной жизни, мир сотворен любовью, отец всех людей – любовь, которая сильнее смерти. Вина за падение лежит на самом человеке. Дух и тело разъединились до последних пределов. Разрушилась вера в творческие силы. Светлый гуманизм обернулся демоническим гуманизмом. Культ переродился в восстание против религии, а обожествление разума на фоне материалистического мировоззрения привело к развращению нравов. Психоанализ З. Фрейда и его учеников зафиксировал новое состояние психики: человек есть агрессивное и бессознательное существо, поклоняющееся телесной природе, эгоистическая машина по удовлетворению своих мгновенных желаний. Ему вторят коллеги по науке: человек «стал скопищем стыда и позора» (Г. Гваттари), «нормализованным недоноском» (А. Портман), «расчеловеченным ничтожеством» (Д. Оруэлл), «нравственным нулем» (С. Булгаков, С. Франк), «больным зверем» (М. Шелер, Ф. Достоевский, А. Гелен), игроком с «тысячью лиц» (Ж. Делез, К. Берг), «маленьким человеком с неустойчивой и разрушительной психикой» (В. Райх, Э. Фромм), «безумным деятелем», захлебывающимся техническим могуществом (М. Хайдеггер, С. Лем). Не отражается ли в этих определениях изменившаяся суть мира, скрытая ИРРАЦИОНАЛЬНАЯ ТАЙНА БЫТИЯ? ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ ПРЕДСТОИТ РАЗГАДАТЬ МИРОВУЮ ЗАГАДКУ: ПОЧЕМУ АГРЕССИВНЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЩЕТ ПУТИ ОБНОВЛЕНИЯ МИРА? КАКИЕ СИЛЫ ВЛЕКУТ ПО ДАННОМУ ПУТИ? СПОСОБЕН ЛИ ОН РЕШИТЬ ПАРАДОКС СОЮЗА ВЕЧНОСТИ И МГНОВЕНИЯ?

Слепые и бессознательные силы правят жизнью. Жестокое насилие древних поколений переходит в бессмысленное разрушение жизни. Нарушается космический принцип творения всего сущего. Былое единение сменяется воплем страдающего субъекта о спасении. Вера в человека потеряна. Двойная и тройная мораль обернулась безнравственностью, прикрывающейся плюрализмом и либерализмом. Околонаучные учения трубят об изначальной греховности человека. Религии вторят им, провозглашая необходимость спасения мира в лице Создателя. Если первые поколения людей сотрудничали с богами в творении Неба и Земли, то современные поколения прагматиков дистанцировались от них, молят об избавлении от страданий. В обмен на освобождение не обещают ничего.

Праведность становится показной. Человеческая гордыня, возомнившая, что телесный индивид осуществит царство добра, разума, справедливости, оказалась несостоятельной в реализации собственных надежд. Марксизм пытался реанимировать человеческую природу учением о торжестве разума и добра через классовую борьбу. Но, по справедливому замечанию С. Франка [42], «обострил темные инстинкты, столкнул в бессмысленной борьбе за обладание материальными ценностями бедных и богатых, заставил поверить в творческую силу зла», чем окончательно похоронил идею гуманизма. Бунт против дряблой индивидуальности закончился растворением ее в безликой власти Социума. Ф. Ницше идеей сверхчеловека попытался возродить телесную, биологическую природу, но также закончил аморализмом. Телесное начало по своей организации не способно быть носителем правды и света. Человечество сумело вырастить репрессивное сознание, своего рода ген насилия, накладывающий отпечаток на поведение и мышление. Попытка придать насилию творческий характер оказалась заблуждением. Результат: нарастание скепсиса, фанатизма и иллюзий.

Еще большее одичание впереди. При неумении человека погребать в себе ложные и застывшие культы ценности культуры превращаются в окостеневшие схемы. За ними близка и физическая смерть. Народившийся терроризм грозит перерасти в полной мере в глобальный МЕЖДУНАРОДНЫЙ ТЕРРОРИЗМ, из движения одиночек превратиться в массовую силу. Предпосылки тому есть. Напрасно прогрессисты и поборники либерализма кричат о свободах и демократии. По их мнению, человечество не выдумало ничего лучшего, кроме демократии. Но безосновная свобода и страсть к насилию привели к извращению демократических институтов и свобод. Мир лежит во зле, а человекозверь вот-вот покажет подлинное лицо. Новейшее время приводит в действие глобальные силы. Биосфера и косная природа вступили в напряженные отношения. Биосфера, испытывая воздействие мертвой материи и агрессивных устремлений человеческих желаний, теряет способность к самовосстановлению, ее запасы истощаются. Загрязняющий «электронный смог» окутал планету, задыхающуюся в «экоспазме» (О. Тоффлер). Мир отвердевает, застывает в косной материи. Как реакция на эти процессы просыпаются грозные энергии разрушения. Наблюдается тотальный распад всякого порядка. ХХI век предстает катаклизмами: природными, антропологическими, экономическими, политическими, культурными. Происходят природные мутации, вызывая к жизни опасные для здоровья человека вирусы и эпидемии (спид, «птичий грипп» и др.). Изменяется картина мироздания. Возникает множество вариантов развития с неясными перспективами.

Великое перемещение народов знаменует конец оседлой жизни. Взаимодействие культур и народов заставляет пересматривать проблемы закрытости границ, национальной самобытности, экономии ресурсов. Сотни миллионов «лишних людей», оторвавшиеся от национальной почвы и переселившиеся на чужбину, но так и не приспособившиеся к иной культуре, являют собой взрывоопасный материал. Мировое сообщество устало от собственной множественности и разъединения. Идет неясный нарастающий поиск единого бытия в дурной бесконечности множественных форм. В поисках сверхцивилизации разрабатываются модели будущего от «возвращения к истокам» до «информационной эпохи»: учение В. Вернадского «о ноосфере», «эволюционный принцип Дана», «эра человека» Агассиса, актуальными становятся «идея активной эволюции», коэволюции человека и природы, взаимодействия техносферы и биосферы. Человечество вынуждено искать общие ценности, миропреобразующие практики, пересматривать отношение к собственной природе и миру в целом, чтобы понять направленность изменений и принять адекватные меры. Оно все чаще задается вопросом: что представляет Единое и как оно связано с надеждами людей? Вопросы войны и мира, сохранения жизни, соотношение добра и зла, сотрудничества культур и религий приобретают первостепенное значение.

Изменяющийся мир скрепляется в подобие целостности религиозными учениями, переселением народов, образованием единого информационного пространства, свободным обращением финансов, капиталов и мозгов. Человечество стремится согласовывать деятельность в глобальных размерах, привлекая науку. Не все ученые полагают, что будущее за техномиром. С этой целью обращаются к естественным основам жизни, чтобы противопоставить их силам умирания и распада. В поисках оптимальных моделей взаимодействия обращаются к прошлому опыту, стремясь найти в мировой истории образцы универсальной культуры, общий знаменатель прогресса. Часто поиск идет на грани невозможного, через войны и патологическое поведение, чтобы давать «ответы на вызов Времени, проявив способность изменяться в неизменном» (Розеншток-Хюсси, современный немецкий христианский мыслитель) и рискуя жизнью. Покой и стабильность остаются в прошлом. В воздухе витает иное мышление, требование преодолеть невозможное в раскрытии тайн бытия, обрести новое дыхание в муках. Невозможное видится в возрождении Творчества жизни, в повторении божественного акта сотворения мира. Н. Бердяев пишет, что «нельзя жить в мире и творить новую жизнь с одной моралью послушания. Рабьей психологией, преклонением перед вещами мира не изменить. На это способен только творческий человек. Творчество есть космический акт, глубинная характеристика бытия. Творчеством оправдывается жизнь» [43]. С ним согласен Ю. Федоров, рассматривающий творчество «мировоспроизводящей практикой», соединяющей свободу и любовь в целостную творящую силу, способную преобразовать внутренний и внешний мир человека [44]. В пограничной ситуации только Творчеством обновляется мир, освобождается дух из плена телесности, преодолевается «шутовской наряд жизни из бубенчиков» (Бонавентура, французский теолог), изгоняются силы зла. Современные поколения переживают финал борьбы добра и зла, когда трагизм существования ощущается дыханием смерти. Новое требование к разуму можно выразить краткой формулой: изменяюсь и отвечаю. Изменяюсь я, а вслед за мной изменяется мир. Слепая вера в Бога, в чудесное избавление свыше есть ДЕТСКОЕ НЕРАЗУМИЕ, НЕВЕДЕНИЕ. Нельзя повторять в качестве заклинания формулу: «Приход Мессии избавит от всех несчастий, так учит Тора, Коран, каббала» и др. Неразумная вера чернее атеизма. Изменения придут к человеку ищущему, стремящемуся раскрыть тайну бытия на пределе своих возможностей.

Добро и зло выглядят абстрактными категориями для человека, потерявшего свое лицо, но наполняются смыслом, когда признается целостность бытия, единство деятельности и внешнего мира. Иначе люди рискуют уподобиться случайному фактору, занесенному в жизнь неизвестно зачем. За точку отсчета выбираем представление о целостном человеке как космическом субъекте. Разорванное бытие, отделение части от целого, тела от духа сами по себе являются ИСТОЧНИКОМ СТРАХА. Часть не содержит всей мощи целого, чувствует себя отмирающим рудиментом. Как новорожденный ребенок боится потерять связь с матерью, так и отделившееся от духа тело испытывает страх одиночества и незащищенности перед грозным Абсолютом. Оно не выработало естественных защитных механизмов, позволяющих существовать автономно. Психические механизмы саморегулирования рассчитывались на целостность духа и тела. Разрыв между ними обнажил хрупкость существования. Индивид почувствовал себя «случайно заброшенным в мир», голым и беззащитным перед обстоятельствами. Мировосприятие зациклилось на выживании и приспособлении, а добро и зло стали соотноситься с внешними силами, противостоящими устремлениям людей и коверкающими поведение и сознание. Человек не мирится со своей судьбой, пытаясь вырваться из зависимости перед средой и упорядочить внутреннюю жизнь. История свидетельствует: как только он обращается к Вечному («механизм свертывания»), слышится музыка сердца, находится место и подвигам. И наоборот, погоня за Мгновением («механизм развертывания») превращает жизнь в непрерывный похоронный обряд, констатацию различных комплексов и борьбу с ними.