Текст книги "Метро 2033: Сумрак в конце туннеля (сборник)"

Тем временем хозяин и одновременно единственный гид продолжал свой рассказ, не замечая, как его спутница пытается почаще смыкать веки, лишь бы не лились слезы.

– …конечно же, приходилось что-то дотаскивать. Вот на стенах, например, картины уже видела, да? Моя заслуга – пришлось сходить в гости на другую улицу, но что ж поделаешь. А вот это вообще моя гордость, – Вадим подошел к большому деревянному шкафу и достал первую попавшуюся книгу. – Маркес, «Сто лет одиночества». Любимейшее произведение, только не про нас… Знаешь, а я еще вот что думал на досуге: о смерти в нашем кругу говорить не принято – она и так вокруг. Но я, если бы и хотел где помереть, так это здесь! Вот хоть режь – не хочу сгинуть где-нибудь в метро, а на поверхности – тем более: оба места мне чужды. А это… я здесь чувствую себя в своей тарелке, в своем мире, который не разрушили, как и этот дом. У каждого из нас есть представление о «своем» месте. Мое, наверное, здесь.

Она стояла в стороне и внимательно слушала его. Положив книгу, Вадим подошел к ней и обнял за талию. Высокий он, небольшая она. Со стороны они казались единым целым, одним живым телом в мире теней и мрака. При слабом свете свечи были видны лишь слабые очертания. Но и этого было достаточно. Он видел ее большие карие глаза и ресницы. Даже сквозь защитную маску чувствовал тот же взгляд, что и там, внизу, где они видели друг друга без средств индивидуальной защиты на лице и теле. Неожиданно он продолжил:

– Я хочу, чтобы это место было нашим и только нашим.

– Мне здесь нравится.

– Осталась бы?

– Я чувствую, что это и «мое место» тоже. Думаю, что мой мир, равно как и твой, сохранился теперь только здесь.

– Наш, – улыбнулся он. – Наш мир.

– Здесь нет страха, нет грусти, нет тоски. Несмотря на то, что творится вокруг, тут все явно по-другому, – продолжила она, соглашаясь с его словами.

Сталкер взял ее за руку и потащил за собой. Включив фонарик, он посветил на верх полки. В свете яркого диода ее взору открылись часы. Под действием старого механизма некогда крутилось нечто, похожее на детскую карусель. Позади карусели были видны башенки домов и небольшая лестница, ведущая вниз. На самих часах время замерло на половине первого.

– Они стоят, – как-то грустно отметила Яна. – Все-таки время умерло вокруг. Твой… то есть уже наш дом не стал исключением…

– На самом деле, Ян, время за окном не умерло. Там оно идет, и, более того, оно быстротечно. Самое большое заблуждение, что его сейчас там, – он показал рукой на дверь, – нет. Как раз там оно есть, а тут… нет, оно не столько умерло, сколько остановилось. Слово еще есть такое красивое, чтобы по-научному… время тут в анабиозе, во! Оно застыло, в отличие от внешнего мира. И жизнь тут спит, а там беснуется. Сама недавно была свидетелем.

– А их можно завести?

– Можно, наверное, но зачем? Думаю, это было бы лишним, – он развел руками. – Пойдем лучше, я покажу тебе второй этаж. Наш дом не ограничивается только этим.

Они двинулись вверх по лестнице. Все это время Вадим думал о том, что второй этаж еще не был полностью доработан, много всего еще осталось от старых хозяев, но кто ж его знает, может, это только к лучшему? Эффект как-никак он уже произвел, а если и не закрепит, не беда – вместе они что-нибудь придумают. Было бы желание, а руки приложатся.

Второй этаж оказался освещен гораздо хуже. Да и такого порядка, как внизу, здесь не наблюдалось. Где-то стояли перевернутые кресла, где-то громоздились целые завалы из сваленной в одну кучу мебели и других вещей. Вадим, видимо, только начинал реставрировать это место и многого не успел, но это ее не смущало. Скорее наоборот. Как по пластам земли, они уходили глубже в историю. Яна могла видеть дом в его первоначальном виде.

– Как ты могла заметить, я тут еще только начал работу. Пришлось кое-что поменять в силу достаточно веских причин, но, думаю, никто не в обиде из-за моих причуд. Тут раньше находилась спальня, ванная и еще одна комната, по всей видимости то ли детская, то ли гостиная. Там еще камин был.

– Камин?

– Да, сейчас сама все увидишь. Не знаю, впервые вижу, чтобы камин располагали на втором этаже, особенно таких размеров, но тем не менее. Правда, он временно нерабочий: я внутри все заделал, – сказал Вадим, но, поймав на себе вопросительный взгляд, продолжил: – чтобы Санта-Клаус не спустился. Не верю я в него с детства. Да и в России живем…

Дверь отворилась, и они вошли в просторную комнату с зелеными обоями. У окна стоял диван, почерневший от грязи и пыли, чуть ближе – шкаф с висящими на вешалках вещами, в дальнем углу лежал упавший телевизор. Тут же был и обещанный камин.

Яна подошла ближе, обходя стороной вещи старого гардероба и не глядя на разбросанные газеты и бумаги. Она шла прямиком к тому, что смутило ее с самого начала.

– Если начистоту, вообще ничего тут пока не делал. Все руки не доходили, – попытался разбавить тишину Вадим, но осознал, что девушке, сидящей рядом с бывшим источником тепла, это было не важно. Присев рядом, он понял: что-то не так. – Ян?

– Вадим, мне кажется, что я знаю этот дом.

«Вот так новости! Что это с ней?» – подумал сталкер.

– Я думал, романтическое свидание, а тут на тебе… Откуда? Ты настолько коренная москвичка, что знаешь все дома в городе? – он улыбнулся.

– Вадим… я жила в этом доме.

* * *

– То есть как это, жила? Я и не знал… Это что, секрет? – он не смог сдержать искреннего удивления. Что угодно мог бы предположить, но только не такого развития событий.

– Нет. Все дело в том, что тут жили мои бабушка с дедом. А я с ними все детство провела. Родители у меня были преуспевающими: папа – крупный бизнесмен, мама – директор в офисе. Помню, машины у них были большие, красивые. Еще лица их помню, но – и всё. Знаешь, как раньше говорили: либо ты много работаешь и хорошо зарабатываешь, либо проводишь больше времени с близкими. Родители за неимением времени с раннего детства отдали меня бабушке с дедом. Я, и где дом-то наш, то есть родительский, находится, не помню. И этот не узнала в темноте. Маленькая я была, когда все это случилось, сам понимаешь. А вот камин вспомнила. Меня бабушка около него в тазике купала, а дедушка по вечерам сказки читал. Вот и полка как раз тут. Было хорошо, – она опустила голову и провела пальцем по пыльному полу, стараясь нарисовать домик, каким его рисуют дети – квадрат, на нем еще один квадрат, маленькие окошечки и треугольник крыши.

– Ну и дела… – ответил Вадим, садясь рядом с ней. – Я, конечно, догадывался, что в каждой девушке должна быть загадка, но чтобы такая… Честно сказать, удивила, мать.

– Видать, это судьба.

– На втором этаже в комнатах еще остались вещи, которые были тут изначально. Ты хочешь…

– Успеется, – прервала она его. – А ведь, Вадим, я и не узнала его. Никогда бы не подумала, что не узнаю собственный дом!

– Перестань. Сейчас, если половину наших вытащить на поверхность и сказать, мол, иди, ищи свой дом, – не найдут, сколько ни старайся. А если и найдут, то не узнают. Мир изменился. Нынче везде новые квартиранты. Да и я тут к тому же немного изменил все, так что ничего удивительного.

– И вот этот телевизор. Где-то должны храниться на полках диски с мультиками. В детстве я их очень любила. У меня всяких-разных было. Там все так красиво подавали – мир, любовь, обязательные счастливые концовки. После войны я все никак не могла понять, почему мир не такой, как в мультиках? Зачем люди уничтожили его? Ведь мультфильмы создавали те же люди. Они же что-то хотели сказать этим!

Вадим не знал, что ответить. Сколько времени прошло со дня падения последней бомбы, он не знал – сбился со счета, а то и вовсе не считал. Но тем не менее тема «почему все случилось…» оставалась весьма популярной и через двадцать лет после Катастрофы. И останется, пока живы те, кто помнит старый мир. Он ведь был не таким уж и плохим…

– Наверное, что-то и хотели. Но, видимо, тех, кто не создавал мульт-фильмы, было больше.

Впервые с момента их прихода сюда наступила тишина. Яна погрузилась в воспоминания, связанные с этим местом, а сталкер думал о том, что у него с этим домом была другая связь, нежели у нее. Пускай он здесь и не жил, пускай у него и не было дома в прошлом, он обрел его в настоящем. Вот и думай, так ли уж плох постапокалипсис?

– А у меня все было по-другому. Я сам в детдоме вырос. Школу жизни познал слишком рано, сбежал, когда подумал, что подрос. Первый раз вернули, а вот во второй не догнали. Скитался по улицам, пытался выживать, но кем я был тогда? Считал себя большим, а на деле мелкий шкет. В конце концов стал практически жить в метро – днем просил подачки, ночами уходил в туннели. Как не сбили – большая загадка. Наверное, благодаря этому и спасся. Ни дома, ни родителей не помню совсем – меня подкинули новорожденным.

– Прости, я не знала…

– Да ладно. Я не скажу, что у меня было неинтересное детство. Например, к своим годам я ориентировался в метро покруче любого путевого обходчика. Да и столько историй было! – сталкер рассмеялся, вспоминая какие-то моменты из прежней жизни.

– И все равно – должно быть, это слишком тяжело… с этим жить?

– Вовсе нет. Наоборот. Там я был никем, не имел ничего, у меня никого не было, хотя в мире было так много людей. А сейчас у меня есть дом, ты, друзья, цель, собственные взгляды. Да и многих ли ты видела сейчас с романтическими взглядами, а?

– Кроме тебя дураков нет, – уже ласково ответила она, пододвигаясь к нему.

– Почему сразу «дураков»?

– Потому что. За это я тебя и люблю.

– За дурость?

Яна положила ему голову на плечо, Вадим, в свою очередь, обнял ее. А он и не знал, кто ее родители, как и она не знала, кто он на самом деле. О прошлом они не говорили, так как оба безмолвно, с самого начала решили, что живут настоящим и будущим, без постоянных причитаний о том, что осталось за бортом. Детдомовец и девушка, которая родилась в богатой семье. В прошлом мире они бы никогда не смогли стать единым целым. Откати колесо времени назад, сотри последнюю войну, и где они были бы? Оборванец, просящий милостыню, и подросшая девушка из хорошей семьи. Если бы и встретились, то чисто случайно, соприкоснувшись взглядами под холодными сводами подземки. И где их любовь? Она есть здесь и сейчас.

– Думаешь, мы вернемся назад?

– А тебе хотелось бы?

– Тут неплохо. Да и дом у нас уже есть.

– Я не знаю, честно.

– Ты же чертов романтик, Вадим.

– Зачем возвращаться, когда мы и так уже здесь? – попытался отшутиться он.

– Я про другое. Про нас – людей. Мы заслужим право заселить землю снова?

– Наверняка заслужим, если только все будут думать так же, как и мы с тобой. Но для этого должны пройти года, может, больше. Сейчас везде такая обстановка, что нас никто не ждет. Да и мы – не готовы.

– Интересно, а есть ли место на планете, где не знали последствий Апокалипсиса?

– Я слышал, что Австралию не бомбили – не было резона. Но и там сейчас вряд ли так же светло и тепло, как было. Наверняка и их коснулись последствия.

– Но не так, как нас? – девушка никак не унималась.

– Не так, наверное. Ян, я, честно, не знаю.

– Наверное, там хорошо. Если мы однажды вернемся сюда без страха, – она на минуту замолчала, видимо вспоминая собак, караулящих у входа, после чего продолжила: – мы поедем туда?

– Куда это, мать, ты собралась?

– В Австралию. Я там никогда не была.

– Съездим, а чего ж не съездить. Можно даже будет совершить турне по всему миру. Я сам нигде не был.

– И я.

В комнате опять воцарилась тишина. Только за окном было слышно поскуливание и повизгивание. Как бы они ни хотели оградиться от внешнего мира, он был тут как тут, напоминая о себе полными обреченности и непередаваемой тоски звуками и пустынными пейзажами, которые открывались за окнами. Их мир был пока что слишком мал, чтобы отпочковаться от основного. И как бы Вадим ни старался, сколько бы попыток ни предпринимал, чтобы оставить внешний мир за дверьми, пока что эта задача оставалась непосильной.

Большой мир, Австралия, пустой город, оставшийся напоминанием о том, что было до наступления хаоса… столько слов. Сталкер попробовал их на вкус. Он не помнил мир прошлого в радужных красках. В детстве еще рассчитывал на удачу, на счастье, потом перестал, а потом началась война. Человек, который видел слишком много, или человек, не видевший ничего? Какая разница! Сейчас все было хорошо. Даже в аду ты можешь построить то, что не построил, будучи на земле… интересно выходит.

– Пошли, а то время – фильтры. Мне не хочется вырывать тебя из объятий воспоминаний, но лучше обними живого человека, и пойдем дальше. У меня еще остался один козырь в рукаве.

– А ты нескромный, – она встала и оперлась на его руку. – Точно уверен, что удивишь меня?

– До этого же как-то удавалось? – пожал плечами он и направился к выходу.

Пока они шли до небольшого балкона, который находился в другом конце дома, Вадим все думал о том, насколько порой судьба бывает падкой на удивительное развитие сюжета. И дом, который он случайным образом обнаружил в целости и сохранности, и то, что с этим домом была связана жизнь Яны. Что это – удача? Стоило вставить «если бы не…», и все уже было бы по-другому. Не было бы ни дома, ни этого вечера, ни… тут он осекся. Нет. Не стоит об этом даже и думать. Пока судьба раздавала ему такие карты, нужно было пользоваться моментом и не думать, что было бы, если… Со временем попросту перестаешь удивляться. Вадим не был законченным фаталистом, что-то еще от прошлого подсказывало, что одной верой в предопределенность всего сущего сыт не будешь – много чего нельзя объяснить даже судьбой. Тем не менее в большинстве случаев он с уверенностью мог сказать: раз что-то происходит, значит, так и надо.

Вадим обернулся, чтобы в который раз посмотреть на Яну. По ее виду было понятно, что она никак не может отойти от «рандеву» с прошлым, которое все еще продолжалось. Она, словно не замечая спутника, глядела по сторонам, пытаясь найти знакомые предметы, углы, мебель. Иногда сталкер даже останавливался, чтобы подождать ее. Он все понимал. Окажись он на ее месте – наверняка вел бы себя так же.

Правда, до конца понять, что творилось у Яны на душе, он не мог. Старый дом, в котором она так и осталась маленькой девочкой, пробуждал в ней разные чувства, сменяющиеся, точно в калейдоскопе. В ее глазах каждый объект, каждая деталь дома преображались и открывали доступ к воспоминаниям. Здесь она играла с куклами – а вот и они… тут она рисовала на стене – ох, и ругалась же бабушка… а вот тут она… что это? Это место она совсем не помнила.

– Вадим, ты точно ничего здесь не менял?

– Я думал, ты знаешь о том, что у вас был балкон. Вид отсюда чудесный. Только по некоторым причинам приходится его баррикадировать. С этим сейчас разберемся. Я, знаешь ли, специально не стал его забивать по полной, чтобы всегда можно было выйти и посмотреть на то, что там, – с этими словами сталкер начал отодвигать самодельный засов.

Яна следила за всеми его движениями, пытаясь вспомнить хотя бы что-то, связанное с балконом. Ей казалось, что на втором этаже она уже знает все. Старые поблекшие обои возвращали свой прежний нежный цвет, рядом с нарисованными человечками на стене лежали разноцветные карандаши, у куклы не было оторванной руки и растрепанных волос, картины не лежали в одной куче, а висели на стенах, фотографии в рамках не были опрокинуты вниз лицом, а стояли на своих местах. Казалось, всё – детальная картина прошлого восстановлена, но не хватает последнего элемента…

– Я не понимаю, почему я не могу вспомнить его, – вслух пожаловалась она. Вадим приложил указательный палец к маске, давая понять, что в их случае конспирация по-прежнему превыше всего, особенно когда речь идет о пределах дома. Приготовив пистолет, он потянул дверь на себя, после чего, посветив фонарем по углам, закрыл ее снова. Присев, сталкер с минуту ждал чего-то, но, так и не услышав ничего подозрительного, объяснил:

– Все чисто. Не удивляйся, бывает, что наведываются… сидят, как на жердочке… Что же касается твоих воспоминаний – может, ты была слишком маленькой?

– Да, маленькой… – она еще что-то проговорила себе под нос, чего сталкер попросту не понял.

– Мне говорили, что с балкона упасть вниз довольно-таки просто. Хотя из детдома я всегда сбегал, как в фильмах, – через окна. Пошли, только осторожно. Извиняюсь, что серенады на сегодня отменяются. Соседи будут не рады, к сожалению.

– Кто знает, кто знает…

– Давай не будем испытывать судьбу?

Несмотря на то, что балкон находился всего лишь на втором этаже, вид открывался действительно завораживающий. Яна никогда не видела новый мир с такой высоты. Да и что она вообще видела? Если и приходилось выходить наружу, то ненадолго, да и то – всегда всё бегом. Остановиться, чтобы посмотреть на город, который когда-то принадлежал людям, – в том числе и ей, – не хватало времени. Наконец такая возможность появилась.

Вдаль уходили разрушенные многоэтажки. Под светом луны были видны опрокинутые остовы машин, разбитые витрины некогда больших магазинов, пустые глазницы домов, покореженные антенны и дороги, уходящие змеями в неизвестность. Яна попыталась вспомнить, каким был мир ее детства, но ничего не получалось, словно он так и оставался там, за стенами дома, по ту сторону двери балкона. И тем не менее она завороженно смотрела на все, что было доступно взгляду. Крыши, похожие на скомканные бумажки, покореженные дома, глубокие раны больших трещин. Пустота и пугающая тишина. В свете полной луны внизу словно маячили еле уловимые тени. Мистика и неизвестность окутывали город.

– Полная луна – это большая редкость, – прошептал стоявший рядом Вадим. – Я только слышал от других, что такое возможно. Думал, что никогда не увижу ее. Полагаю, ты тоже.

– Да, – робко ответила девушка. Придавая городу загадочность, которой и без того хватало, луна делала и еще одно дело: под ее светом мир становился необъятным. Она знала, что свет от луны распространяется на весь город, но в то же время создавалось ощущение, что только отсюда можно почувствовать на себе ее свет сполна. Яна протянула ладони и улыбнулась.

В этот момент она заметила, как что-то падает вниз с неба. Что это? Непонятные хлопья, словно увеличенная в разы пыль. Одна, вторая, третья… все они ложились на ее ладони. Яна провела большим пальцем, осмотрела руки – ничего. Но на смену первым «парашютистам» с неба уже спускались новые. Она подняла голову и в свете все той же луны увидела, как сотни – нет, тысячи – таких же падают вниз, танцуя в воздухе, сбиваясь в стайку под редкими порывами ветра, пока, наконец, не исчезают где-то внизу на земле.

Вадим не мог понять, как это возможно. Полная луна, а потом еще это? Забыв на время о скрытности, он посветил маленьким фонариком на свои руки. Да, так оно и есть. Снег. Самый что ни на есть настоящий первый снег. Он перевел луч на руки Яны. Под болезненным желтым лучом фонаря снежинки переливались, но он выяснил то, что хотел. Это был самый настоящий снег, как когда-то в детстве. Сталкер боялся, что его уже никогда не будет. Нет, зима по-прежнему наведывалась после Катастрофы на землю – вся поверхность на долгие месяцы закрывалась холодной пылью неба. Но тот снег был серым, каким-то не таким, а этот… таким, каким он его помнил.

– Вадим, это ведь то, о чем я думаю? Это снег? Самый настоящий?! – оживилась Яна, раскрывая ладони для новых снежинок.

– Да, самый настоящий, – улыбаясь, ответил он.

Снег. На улице был конец осени, так что особенно нечему было удивляться. Но только вот за первым снегом они наблюдали впервые. Кажущиеся такими маленькими и такими хрупкими хлопья к утру закроют собой трещины и обвалы, превратят черные крыши домов и машин в белые поляны и оставят весь город не в темных, а в белых тонах. Волшебство?

Раньше говорили, что если сравнивать времена года с циклами жизни, то зиме отводилась далеко не почетная участь – быть олицетворением застоя, или попросту смерти. Тут и все характерные атрибуты – низкая температура, холодные ветра, сугробы, в которых легко утонуть, и безумная тоска по теплому времени. После Катастрофы все перевернулось с ног на голову. И если времена года продолжали сменять друг друга, в них уже сложно было найти некую грань, как это пытались делать раньше. И первый снег уже воспринимался совершенно по-другому. При виде него хотелось, наоборот, верить в лучшее. А верить в него под такое необычное сопровождение хотелось еще больше.

– Это волшебно! Я так давно не видела снега…

– И заметь, самого настоящего.

– Да.

– После этого мне еще больше хочется надеяться, что когда-нибудь мы сможем спокойно воспринимать все это. Приятно осознавать, что это чудо, но куда приятнее просто жить с мыслью, что так и должно быть, – Вадим перевел взгляд на мертвый город.

– Многие и без того воспринимают это как обычное явление, – ответила девушка, переставая собирать снежинки на ладони.

– Нет. Они просто не до конца откровенны. Живя под землей, мы уже не можем воспринимать то, что было вполне обычным в прошлом, как что-то заурядное в настоящем. Этого мы лишены, Ян, поверь мне. И теперь каждый дождь, грозу, снег, гром мы воспринимаем по-другому. Помнится наши далекие предки, услышав гром, думали, что это злится какое-то божество. Теперь мы стали сродни им, разве только не верим ни в кого, но любые явления природы воспринимаем с замиранием сердца.

– Думаешь?

– Уверен, – достаточно серьезно сказал он.

– Тут так хорошо. Нет ничего того, чего я боялась. Мне не страшен город после нашего дома. Мне не страшны переходы метро, мне не страшны люди. Вадим, ты сумел подарить мне то, что я не смогла бы найти сама. Ты подарил не только надежду, но умудрился провести меня в место, где нет чувства опасности и страха. А самое забавное, что оно, находясь среди развалин нашей былой жизни, хранит в себе ее подлинное начало.

– Мне было важно привести тебя сюда. Теперь это все наше. И жизнь, которая внутри дома, и эти чувства – все они теперь и твои тоже.

– Мне хочется верить, что это не иллюзия. Теперь – это единственное, чего я боюсь. Ведь это все не растворится, когда мы уйдем? – спросила девушка и подошла к нему ближе. Она смотрела на него своими красивыми глазами, и он словно видел в них ту самую маленькую девочку, которая жила тут со своими стариками. По-детски наивный взгляд и в то же время – серьезные вопросы.

– Конечно же останется. Либо мы оба сошли с ума. Но, даже будучи больным, согласись, это было бы самое прекрасное порождение больного ума.

– Мы не больны, Вадим, – уткнувшись в его плечо, она не смогла сдержаться и заплакала.

– Тогда все хорошо вдвойне. Успокойся. Я… я люблю тебя, Ян.

– Это лучшее, что со мной когда-либо случалось. Я тебя тоже люблю.

– То ли еще будет, – он погладил ее по спине. – Теперь я уверен в этом…

– Наверное, тяжело умирать, когда у тебя есть все это? – печально заключила она.

– А может, наоборот, – неимоверно легко?

* * *

Они вернулись с балкона обратно в дом. Снег так и продолжал опускаться на тихий и мрачный город, словно пытаясь вдохнуть в него другую жизнь. Наверное, тщетно. Впрочем, именно после зимы сталкеры рассказывали о новых, доселе неизвестных видах тварей, да и сколько раз Вадим сам видел. Скорее уж наоборот. Новые хозяева начинают привыкать, как когда-то привыкали и люди. Все закономерно.

От раздумий его отвлекла Яна. Закрыв тяжелый засов, сталкер взглянул на нее и понял, что эффект от всего увиденного на этом балконе даже превзошел тот, который он ожидал. Даже плотно прилегающая к лицу маска не могла скрыть ее эмоции. Выразительные глаза в который раз выдавали истинные чувства.

Яна была счастлива, и счастье это пришло незаметно. Еще минуту назад она думала о том, как страшно иметь все и потерять в один миг, но это осталось там, за тяжелой дверью. Теперь она чувствовала себя свободнее, и былые грустные мысли уже казались чем-то вполне логичным. Ведь люди боятся потерять то, что называют счастьем, правильно? Вот и она боялась. Но это был приятный страх. Не продирающий насквозь, не заставляющий сердце биться чаще, нет. Скорее всего этот страх был вообще трудным для описания. Лишь она одна могла понять, что конкретно чувствует в данный момент.

Счастье. Иллюзия или реальность? Она никогда не задумывалась о точном значении этого слова. Всегда казалось, что это нечто недостижимое. Такого же мнения придерживались практически все там, внизу, а счастье сводилось к банальным вещам: выжить, найти еду, достать патроны… И она была среди тех, кто думал так же. До сегодняшнего дня. Именно сегодня она поняла, что с каждым шагом она приближалась к истинному значению такого привычного слова, как «счастье». Оставался последний штрих, чтобы достичь желаемого.

– Вадим! – окликнула она.

– Уже сколько лет Вадим, – весело откликнулся он. – Не говори ничего, все написано у тебя на лице. И я этому чрезвычайно рад.

– Вадим, я хочу, чтобы мы прожили хотя бы один день так же, как в прошлом. Пока мы здесь, я хочу. Это ведь возможно?

– В смысле? – не понимая вопроса, спросил он. – Все в твоем распоряжении, комнаты открыты, все необходимое лежит внизу…

– Ты меня не понял. Мы можем попытаться воссоздать жизнь людей, какой она была до Катастрофы?

– Ах, вот ты о чем. А знаешь, это классная идея. Времени не так много, но мы должны, нет, обязаны попробовать. Иначе к чему это все, если мы не попробуем… – он слегка замялся и, рассмеявшись, продолжил: – пожить как муж и жена? Ну ты даешь, мать. За окном уничтоженный город, а подземные жители играют в жизнь на поверхности!

– Благодаря нашему дому – это может воплотиться в реальность! Иди, я сейчас спущусь.

– Интим не предлагать, в помещении по-прежнему столько-то рентген, непригодных для подобных действий.

– Иди уж, Дон Жуан ты мой.

Она дождалась, пока Вадим спустится, после чего чуть ли не в припрыжку понеслась к шкафу. Открыв створки, она увидела большое зеркало и много разноцветных нарядов, аккуратно развешанных на вешалках. Платье? Нет, наверное, женщины не носили его просто так. В нем неплохо было бы пройтись по городу, но оно никак не подходит для дома. Мама… В какие платья наряжалась она? Бабушка? Да. Бабушка часто ходила по дому в халате. Где же он? Вот! Наконец она нашла его. Бордовый, приятный на ощупь и все такой же теплый, как и в детстве.

Яна попыталась натянуть его поверх защитного костюма. Давалось это не так уж и просто, но мучения не прошли даром. Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Покрутилась. Для дома – самое оно. Завязав пояс такого же цвета, она закрыла дверцы и пошла вниз.

– Вадим?

– Яна?

Он сидел на кухне, держа в руках книгу в черном переплете.

– Тебе бы еще трубку и шляпу.

– Ты сама-то себя видела со стороны? – сталкер немножко замешкался. – Халат тебе идет.

– Потому что бабушкин.

– Погоди минуту, – он отложил книгу и пошел куда-то в сторону двери. Спустя некоторое время он вернулся, и Яна не смогла сдержать смех. На голове сталкера красовалась шляпа деда, а поверх защитного костюма было надето пальто.

– Потому что дедушкины? – он подошел к ней и картинно снял шляпу. – Склоняюсь перед вашей красотой, миледи, но не угостите ли вы проголодавшегося странника хотя бы чем-нибудь? Нас, джентльменов, и так осталось слишком мало. Нас надо беречь и заносить в новую Красную книгу. Переиздание, так сказать.

– Вадим, ты такой дурной! – рассмеялась она, попутно снимая серый фартук, висевший на гвоздике. – Тебе как обычно?

– Чем богаты, тому и порадуюсь вместе с вами, – Вадим положил шляпу на стол, аккуратно снял пальто и повесил его на спинку стула. – А знаете ли вы, что за окном нынче все намекает на приход зимы? В пальто уже холодно. Пора переходить на утепленный вариант. Чисто случайно у нас не завалялось какой-нибудь одежды на новый сезон? Или опять поедем по городу, надеясь, что остались теплые меха по приемлемым ценам?

– Походишь еще! Али первого снега забоялся?

– Душа моя, вы явно жаждете меня в виде синего, замерзшего и некрасивого. Удивительно только, почему вы находите такого «меня» привлекательным?

– Любовь такая штука… Ты мне будешь интересен в любом состоянии. Даже в замороженном, – она, улыбаясь, поставила перед ним тарелку, ложку и чашку. – Угощайся.

– Ну, хозяйка, уважила! Выше всяческих похвал. У нас на работе такого не дождешься. Сколько ни ел у нас в столовой, с твоей едой – не сравнится. И я не устаю это повторять.

– А как там – у вас?

– Работаем вовсю. Пытаемся открыть новые горизонты. Вот, например, недавно с Серегой на пару замутили такой проект, от которого у нашего начальника глаза на лоб полезли. Говорят, что это наш шанс подняться, после той ямы, в которую ухнули во время кризиса. Мол, единственный вариант пока что. Хотя, знаешь ли, стабильность… Сложно все это, Ян, – он повел плечами.

– Доедай уже, горе мое.

– Слушаюсь, – и он активно застучал ложкой по пустому дну тарелки. После этого опрокинул прозрачный стакан и провел рукой по тому месту, где под маской скрывался рот. – Балуешь ты меня. Стану ведь толстым. Как известно, чтобы толстой свинкой стать, нужно много есть и спать…

– Пошли наверх, хватит тут сетовать на жизнь.

– Я разве сказал, что сетую?

Они вновь поднимались наверх. В который раз. Ступеньки под ногами откликались скрипом на каждый новый шаг. Они прошли в ту комнату, где стоял камин. Яна поджала ноги под себя и положила подушку на колени. Вадим уселся рядом, обняв ее за плечи и пододвинув так, чтобы ее голова лежала на его плече. Сколько они так могли просидеть? Вечность? Две? Больше? Время растворялось в идиллии, которая умудрилась проникнуть сквозь снег, тьму еще не наступившего утра и мертвый город. Ей ничего больше не хотелось, равно как и ему. Лишь бы быть вместе. Думали ли люди прошлого так же, сидя рядом с любимыми в уютном месте? Она не знала точно, но по рассказам – этим не шибко-то и дорожили. Она не верила. У людей было много времени, они не были ничем ограничены – ни временем, ни фильтрами, ни живностью, копошащейся под окнами. Они были свободны, но, видимо, не понимали этого. А может, они сами все запутали до такой степени, что не могли отличить, где реальность, а где ее грань? Хорошо рассуждать, но как бы думала она сама, если бы ничего не было?

Ответа на этот вопрос девушка не знала, да и не пыталась найти его. Ей хотелось верить, что люди прошлого жили так же, как прожили этот день они с Вадимом. Без ругани, без лишних слов, просто так. И, наверное, здорово, что она застала жизнь, когда была маленькой, не видя проблем взрослой жизни. С ними она столкнулась позже, но они были совершенно другого рода. А что касаемо старой жизни, Яна познала ее сегодня. Пускай это был идеализированный мир, но она хотела верить и верила…