Текст книги "Триумф броненосцев. «До последнего вымпела»"

Глава 13

Сидя в кресле у открытого по летней поре окна, начавший уже седеть московский дворянин с привычным уже неудовольствием изучал утреннюю газету.

«СРОЧНО. Из Либавы сообщают: прошедшей ночью в Либаве произошел ужасный террористический акт. Неизвестными бомбистами был взорван отель „Палас“, в котором должен был останавливаться Государь Император с семьей и свитой, прибывший для проведения смотра кораблей третьей Тихоокеанской эскадры. Имеются многочисленные жертвы, число которых уточняется. По предварительным данным, Его Императорское Величество и члены Августейшей семьи не пострадали».

Опять! И дня не проходит, чтобы боевики кого-то не убили или чего-то не взорвали. Причем вместе со случайными прохожими. Отчего-то думают, что этим они добавят своим идеям популярности, хотя зарабатывают по большей части лишь проклятия. Впрочем, это уже не мое дело…

– Сережа, иди пить чай! – вдруг ворвался в привычный ход мыслей голос жены.

– Да, дорогая! – ничего не оставалось, как, без особого сожаления отложив недочитанную газету, направиться в гостиную. – Уже иду!

Впрочем, и чай попить спокойно тоже не удалось – человек еще не успел спуститься на первый этаж, как снова послышался голос жены:

– Сережа, там к тебе пришли!

Опять писаки бессовестные пожаловали или снова из Петербурга письма официальные шлют? Надоели уже и те и другие!

– Скажи им, что мне нездоровится! Кому действительно надо – в другой раз придет.

Однако побыть сегодня в покое, видимо, была не судьба.

– Там какой-то офицер, и он говорит, что не уйдет, пока ты его не примешь.

– Ладно, сейчас выйду…

У порога действительно ждал офицер с аксельбантами, выдающими адъютанта генерального штаба. И чего он делает в старой столице?

– Добрый день, капитан! Прошу вас, проходите! – учтиво поздоровался хозяин и спросил, уже догадываясь, что услышит: – Вы ко мне? По какому делу?

– Здравствуйте! Вы господин Зубатов Сергей Васильевич?

– Да, я.

– Вам пакет! Извольте расписаться в получении! – выдал заученную фразу адъютант. «Опять письмо! – интересно, от кого на этот раз? Судя по этому офицеру, как бы не сам премьер-министр расстарался».

Офицер тем временем продолжил, протягивая скрепленный пятью сургучными печатями конверт:

– С вашего разрешения я подожду, пока вы соберетесь – мне приказано вас сопровождать.

«А вот это уже что-то новое! Как-то он слишком уверенно говорит… Неужели арестовать решили?! – пронеслась в голове шальная мысль. – Они же знают, что по-хорошему меня никуда идти не уговорить, вот и… Да нет, в крепость приглашений не шлют…» В любом случае ничего не оставалось, как открыть конверт и ознакомиться с содержимым. Впервые за долгое время ему стало по-настоящему интересно: чего же там может быть такого?

Да уж. Офицер был прав. Такой документ проигнорировать невозможно.

– Дорогая, мне надо немедленно ехать.

А письмо… Пусть остается на память потомкам. В конце концов даже фразу «Прибудьте ко мне как можно скорее. Николай» Император пишет своей рукой далеко не каждому простому московскому дворянину, даже если когда-то он не был таким простым.

Закрыв за собой резную дверь императорского кабинета, бывший дворянин, бывший большой жандармский начальник, бывший создатель сети официально признанных профсоюзов, бывший вдохновитель создания легальных рабочих партий и много в чем еще бывший, а теперь, вообще говоря, всего лишь переведенный в Москву ссыльный, все же изменил своему принципу «я теперь пенсионер и ничего не знаю» и четко доложил:

– Ваше Императорское Величество, мещанин Зубатов по вашему указанию прибыл.

– Добрый день! Присаживайтесь, Сергей Васильевич. Как ваши дела?

– Спасибо, неплохо, Ваше Императорское Величество.

– Отрадно это слышать. Но давайте перейдем к делу. Как вы оцениваете ситуацию внутри империи?

– Как крайне скверную, Ваше Императорское Величество.

– И каков ваш прогноз развития событий?

В ответ давно уже решивший, что терять ему уже нечего, отставной жандарм решил в лоб резать правду-матку:

– Если оставить как есть, нас ждут все усиливающийся террор и бунты. Сложно даже сказать какого масштаба. Если же принять меры – будут сотни казненных, но все равно я уверен, что без политических изменений путь, на котором стоит страна, приведет ее к катастрофе… Ваше Императорское Величество.

– Я вот, знаете ли, тоже так думаю. И, несмотря на ваши неоднократные отказы вернуться на службу, хочу поручить вам одно дело. Важное дело.

– Но, Ваше Императорское Величество…

– Погодите! То, что я вам сейчас скажу, не должно покинуть стен этого кабинета, но выслушайте меня внимательно. Не знаю, знаете ли вы, но все годы своего царствования я очень ответственно относился к своим обязанностям – когда надо было, ночами не спал над горами бумаг, всю страну вдоль и поперек изъездил, разве что только на войне не бывал. А все почему? Потому что я исполнял свой Долг… А результат каков?! Посмотрите, что на улицах творится! Вон, в Либаве, слава Богу, конечно, что мы с семьей вместо запланированного банкета с начальством эскадры пошли на богослужение. Но ведь туда к готовящимся торжествам приехал целый детский хор!

Знаете, я все-таки побывал там. Тела уже убрали, но я ходил по крови. По крови детей! – в голосе императора послышались истерические нотки, а взглянув на лицо самодержца Всероссийского, Зубатов просто отшатнулся: столько ненависти во взгляде обычно спокойного и доброжелательного в общении Николая Александровича не видел, наверное, еще никто.

И неудивительно: на царя действительно произвела впечатление картина на месте взрыва, но самое главное для принятия решения дорисовала фантазия – он очень живо представил, что это могла быть кровь не неких детей, а его собственных, кровь дочерей, наследника, жены. Если бы произошло подобное, он не представлял, как мог бы жить дальше…

– Есть вещи, с которыми жить очень тяжело, – продолжил государь, чуть успокоившись. – Отец Иоанн из Кронштадта тысячу раз прав, говоря, что… если смотреть правде в глаза, только у меня есть такие возможности, но не хватает на такое воли.

А вот теперь – хватит! И воли хватит, и решимости. Наверно, самое большое несчастье для этих мерзавцев-террористов заключается именно в том, что я побывал на месте их преступления. Прекрасно понимаю, что только карательными мерами не обойтись. Поэтому мне и России нужны вы. У вас, я знаю, такого желания нет. Но я – Царь! Я ДОЛЖЕН заботиться о стране и о ее народе. Помните, как сказано в Евангелии, тому, кто сам не мог умножить выданный талант – «надлежало тебе отдать серебро мое торгующим!»… То есть тем, кто может. Я знаю… Нет, мы оба знаем, что вы, хоть и не хотите, но можете. Поэтому я ПРОШУ вас стать премьер-министром. Больше просто некому.

– Но, Ваше Императорское Величество, мои познания ограничены весьма специфической областью. Премьер-министр же должен заботиться об экономике, дипломатии, просвещении, о войне, наконец. Я не смогу с этим справиться, – сказал Зубатов, а про себя подумал, что «нет, не зря про Императора ходили слухи, что в личной беседе он кого угодно своим открытым лучистым взглядом очаровать может. Вербовщик агентов из него получился бы отменный. Жаль, что на весь народ он такого влияния оказать не может».

– С толковыми помощниками – сможете. Зато все остальные с самым главным разобраться не смогут. Даже я.

– Ваше Императорское Величество, я совершенно уверен, что Сергей Юльевич Витте вполне разделяет мои взгляды и, будучи возвращен на пост премьер-министра, сможет сделать все, что необходимо, лучше меня, – продолжал гнуть свою линию разобиженный на государство Зубатов.

Однако Император лишь посмотрел на него чуть более грустно и сказал:

– Все-таки излишне доверчивый вы человек, Сергей Васильевич, и даже прошлый скандал ничему вас не научил. Вы же знаете роль Витте в январских событиях – он вполне мог предотвратить «Кровавое воскресенье», но не захотел! А здесь, – Николай пододвинул к противоположному концу стола толстую кожаную папку, – еще материалы есть. Вы профессионал, так что сами разберетесь… Но, насколько я понимаю, к покушению на меня настоящий ваш единомышленник вряд ли стал бы подбивать. Так вы готовы выполнить нашу просьбу?

* * *

Заседание заметно обновленного правительства продолжалось уже четвертый час – еще не привыкший к таким долгим обсуждениям Зубатов порядком устал, но старался слушать внимательно – вопрос о текущей войне был все-таки наиважнейшим. Сейчас свою речь заканчивал министр иностранных дел, и дела эти отнюдь не радовали новоиспеченного премьера.

– …Таким образом, отправка дополнительных войск на Дальний Восток ставит под угрозу нашу обороноспособность на Западе. Скажу больше: от войны нас пока спасают только натянутые отношения между Британской и Германской империями. А вот Австро-Венгрия может напасть в любой момент, если только сможет найти значимых союзников. Доклад окончен, спасибо за внимание.

– Благодарю вас, Александр Петрович, – взял слово Зубатов. – Итак, я подведу итог: по мнению Военного министерства для победоносного завершения войны нам нужно перебросить на Дальний Восток еще не менее трехсот тысяч солдат. Но при этом внутренняя ситуация, да и международная обстановка, как мы слышали в докладах министров внутренних и иностранных дел, не позволяют существенно уменьшать силы в Европе. В таких условиях, на мой взгляд, у нас есть два пути. Первый – провести очередную волну мобилизации, без чего мы в любом случае не обойдемся. А второй, менее вредный для экономики, – набрать где-то дополнительных призывников для хотя бы видимого сохранения численности войск в Европе. И у меня есть на этот счет конкретное предложение…

Душу Якова Рабиновича переполняло волнение, сегодня старшие товарищи по партии наконец поручили ему настоящее дело – доставить в город новые выпуски подпольных газет! И пусть ему не придется везти их через границу из самого Лондона, а всего лишь из соседней губернии, но ощущение причастности к чему-то великому не оставляло его с самого утра. Это чувство увлекло его настолько сильно, что даже необычное оживление на соседней улице он не замечал, продолжая сосредоточенно чинить крышу сарая – ведь ее нужно было обязательно доделать до возвращения родителей из поездки к тете.

Но размеренный ход мыслей новоявленного курьера прервал громкий стук со стороны ворот. И едва в его голове успела появиться мысль «кто бы это мог быть?», как ее будто услышали:

– Откройте, полиция!

«Накрыли! Что же делать? Спрятаться? Да где тут спрячешься? Бежать? Как? Куда? – мысли в голове Якова поскакали галопом, буквально толкаясь локтями и мешая друг другу. – Что со мной теперь будет? Проклятые газеты! У-у-у-у! Что же делать-то? Спрятать! – Под продолжающийся стук по воротам молодой человек мгновенно слез с лестницы и метнулся в глубь двора – туда, где за притолокой пристройки лежали газеты. – А куда спрятать? Найдут ведь! Точно найдут!!!» – казалось, в такт каждого удара сердца все сильнее паниковали его мысли. И только схватив трясущимися руками портфель с газетами, Рабинович сообразил: «Что я делаю? Вот теперь точно повяжут, с этим-то в руках! Того и гляди ворота сломают! Сказать, что нашел? Так ведь не поверит никто! А-а-а-а! Да гори оно все синим пламенем!!!» Пламени рядом не было, но принятое решение было реализовано молниеносно – в открытый портфель полетел лежавший здесь же кирпич, которым иногда подпирали дверь. А через секунду и сам портфель с громким хлюпаньем исчез в глубинах выгребной ямы.

– Иду-иду! – крикнул Яков и поспешил к калитке, за которой, как оказалось, его ожидал один местный городовой.

– Добрый день, Яков Давидович! Не ждали? Имею вам сообщить, что сегодня вступил в силу закон об уравнивании в правах и обязанностях лиц иудейского вероисповедания! Так что можете теперь и в университет на общих основаниях поступать, и жить где хотите. Об этом уже во всех газетах напечатали! Поздравляю!

– Спасибо, Николай Макарович… – едва смог пролепетать еще не вполне пришедший в себя молодой человек.

– Пожалуйста! Но я, собственно, почему к вам пришел, – продолжил городовой, – как полноправное лицо, достигшее соответствующего возраста, на основании закона о всеобщей воинской обязанности вы призываетесь в армию на срочную службу Отечество защищать. Вам надлежит в течение трех дней прибыть в воинское присутствие. Извольте ознакомиться и подписать повестку…

Глава 14

– Я прочитал ваш рапорт, господин капитан второго ранга, – Вирен был настроен сугубо официально, – о бое вы доложили весьма подробно и убедительно. Подчиненный вам отряд сражался умело и мужественно.

– Благодарю, ваше превосходительство, – слегка успокоился в душе Рихтер.

– Совершенно напрасно благодарите, я совершенно не намерен выражать вам свое удовольствие. Меня в данной ситуации интересует не как прошел бой, а почему он вообще состоялся. Какого морского черта вас понесло прямо в устье Сангарского пролива?

– Но, – занервничал командир «Быстрого», – была поставлена задача действовать у западного побережья Хоккайдо…

– И что? – невозмутимый обычно адмирал начал слегка «закипать». – Была задача пройти вдоль всего побережья острова? Зачем был нужен этот риск с таким удалением от основной группы? Для вас новость, что у противника в несколько раз больше истребителей, чем в нашем флоте? Могли сообразить, что как только отряд Добротворского начнет громить рыбаков, то значительная часть японских минных сил выйдет на перехват?

Кавторанг судорожно пытался найти контраргументы, но все больше понимал, что таковых не имеется: «Горе побежденным!» Это победителей не судят, а те, кто рискнул и проиграл, получат по полной. И вообще на таких всех «дохлых кошек» повесят…

– Так что же мы имеем в итоге? – продолжил исполняющий должность командующего флотом. – Четверть наших больших миноносцев потеряна безвозвратно. Четвертая часть! А значит, у нас остался только один отряд истребителей из двух: меньше чем четверками в море выходить нельзя. Во всяком случае, на какую-нибудь более-менее серьезную операцию…

– Ваше превосходительство, позвольте, – осмелел Рихтер.

– Слушаю.

– Но ведь и японцы понесли потери…

– Перестаньте. Они потеряли один истребитель. Ну ладно, может два, хотя я бы на это не рассчитывал. Ах, да! Еще несколько старых корыт-канонерок. Так последнее произошло бы и без вашего гусарства. А вот представьте себе: что бы случилось, если не успел бы вам на выручку «Олег»?

Рихтер потупился.

– Мы бы с вами сейчас не беседовали, Отто Оттович, не так ли? И на всем нашем флоте оставалось бы уже только четыре больших миноносца. Как вам перспектива? Унылая?

Ответа не было.

– Тогда так, – продолжил Роберт Николаевич, – вы больше не командуете отрядом за отсутствием такового. Только «Быстрым». Тем более что уже со вчерашнего дня начаты работы по установке второй семидесятипятимиллиметровой пушки на каждый из наших больших миноносцев – в ближайшее время более четырех к выходу в море готовы и не будут.

– Разрешите идти, ваше превосходительство? – процедил сквозь зубы Рихтер.

– Не разрешаю, – командующий флотом видел, что собеседник смотрит исподлобья, но тем не менее решил продолжить разговор. – Отто Оттович, объясните мне, пожалуйста, не как вашему начальнику, а как моряку, который вас уважает: почему после встречи с пассажирским пароходом вы не увели отряд от Сангарского пролива?

Капитан второго ранга молчал.

– Почему не отвечаете? Я надеюсь, что вы способны понять, что, будь у меня желание просто отрешить вас от должности, я не стал бы организовывать данную встречу. У меня нет ни малейших сомнений по поводу вашей личной храбрости. По поводу вашего ума – тоже. Я задал вопрос и жду ответа.

– У меня нет ответа, – потупился кавторанг.

– А должен быть. Именно это и плохо: «нет ответа». Вы, командир отряда, не можете объяснить, зачем и почему рискнули этим самым отрядом. И ведь рискнули неудачно. Только то, что «Олег» успел к месту боя, спасло оставшиеся два миноносца, а иначе вся четверка была бы загублена. Так?

– Вероятно…

– Не «вероятно», а совершенно точно: вдвоем против семерых, да еще более мощных кораблей противника, вы не продержались бы и получаса, – безжалостно отрезал Вирен. – На каком, позвольте, основании вы осмелились предполагать, что японские миноносники уступают нашим хоть по какой-нибудь позиции? Вы же не только что с Балтики прибыли – Цусимское сражение прошли. Должны понимать, что надежды на «Ура!» и «авось» в современной войне несостоятельны…

«Чего тебе еще надо от меня, гриб старый? – злился про себя Рихтер. – Какого дьявола изгаляешься? Отпусти уже и все…»

Вирен действительно, по своему обыкновению, «перегнул палку». При всем уме адмирала педагогом он показал себя неважным: такое «дотаптывание» подчиненного могло вызвать только озлобление и внутренний отказ воспринимать даже самые разумные аргументы.

Виноват – получи «фитиль», проникнись своей неправотой и больше так не делай. И тут начальник должен иметь чувство меры: чтобы распекаемый и почувствовал всю полноту своей неправоты, но как личность унижен бы не был. Очень немногие начальники способны таким образом «пройтись по лезвию бритвы». Роберт Николаевич к таковым не относился.

Командир «Быстрого» чуть ли не дверью хлобыстнул, когда наконец получил разрешение удалиться.

Глава 15

Еще через полчаса прибыл вызванный заранее Эссен.

Как ни силен характером был адмирал, но этого разговора с ершистым командиром «Пересвета» все-таки… Нет, не побаивался, но ожидал с чувством потенциального дискомфорта.

После обмена приветствиями моряки устроились за столом и Вирен начал:

– Николай Оттович, послезавтра должны прибыть новые десятидюймовые пушки на замену расстрелянных.

– Замечательно! – расцвел каперанг.

– Не совсем, – мрачно продолжил Вирен. – Четыре штуки.

Эссен промолчал и выжидательно посмотрел на командующего.

– Знали бы вы, Николай Оттович, как мне трудно было принять решение, на какой из двух броненосцев определить эти орудия. Грешным делом я уже жалел, что погиб именно «Ослябя», а не ваш «Пересвет» или «Победа» – его пушки были практически новенькие, в отличие от орудий артурских кораблей… В общем, новые стволы получит Зацаренный.

– Но хотя бы две пушки с «Победы», хоть и расстрелянные, я получу для замены разбитых? – к удивлению адмирала, Эссен спорить не стал, хотя было заметно, что он далеко не в восторге от такого решения.

– Разумеется! – с облегчением отозвался Вирен. – Я уже отдал приказ об их демонтаже и передаче на ваш корабль.

– Благодарю. Обидно, конечно, однако я прекрасно понимаю, как тяжело вам было сделать выбор. Но ведь орудия придется передавать вместе со станками, если не с башней, это вызовет очень немалую задержку по введению «Пересвета» в строй, да и «Победы» тоже. А откуда стволы?

– С «Ростислава», а что?

– Тогда простите, Роберт Николаевич, но ваше решение, на мой взгляд, неразумно, – у Эссена затеплилась надежда…

– Можно узнать почему?

– Разумеется. Вы должны думать о проблемах всего флота, и в частности не вдавались, но, по-моему, перед принятием этого решения, со своим флаг-артом не посоветовались. Я не ошибся?

– Не ошиблись. Вы к чему, Николай Оттович?

– К тому, что мне было легче: я думал в основном о своем броненосце и навел кое-какие справки. Орудия «Пересвета» и «Ростислава» одинаковы, а вот «победовские» на пять тонн тяжелее. Каждое. Представляете себе проблемы с установкой?

Вирен молчал. С полминуты. Он не раздумывал над принятием решения – все было уже ясно, просто не хотел, чтобы в ответе Эссену прорезались те эмоции, что клокотали на данный момент в душе адмирала. Наконец, слегка успокоившись, командующий выдавил:

– Благодарю за информацию, Николай Оттович. Ступайте. Орудия будут отправлены на ваш броненосец.

Каперанг, прекрасно понимая, что собеседнику сейчас не до того, чтобы выслушивать слова благодарности, встал, быстро попрощался и вышел.

Только оставшись в одиночестве, Вирен позволил себе грохнуть кулаком по столу и сложносочиненно выматериться.

– Полковника Берсенева ко мне! Срочно! – приказал адмирал флаг-офицеру через несколько минут.

Флагманский артиллерист прибыл через четверть часа.

– Разрешите, ваше превосходительство?

– Проходите, Федор Аркадьевич. Присаживайтесь, – комфлота нашел в себе силы изобразить любезное выражение лица. – Чем сейчас заняты?

– Работаем над планом проверки качества снарядов. Если помните, после боя многие высказывали сомнения по поводу их полноценности: часто наблюдались явные поражения судов противника с совершенно неадекватными результатами – подозрительно велик процент неразрывов.

– Хорошо, дело важное, – кивнул Вирен. – Но я пригласил вас по другому поводу.

– Слушаю, Роберт Николаевич.

– Три дня назад вы доложили мне о прибытии четырех десятидюймовых пушек, помните?

– Конечно.

– Для какого корабля они предназначаются?

– Разумнее установить на «Пересвет», но, при небольшой доработке вполне можно и на «Победу». Однако тогда возникнет проблема с быстрым возвращением в строй броненосца Эссена.

– Да? А почему я узнаю об этом только сегодня? Да еще и только после прямого вопроса на эту тему?

Возникла пауза: адмирал ждал, а полковник подыскивал слова для вменяемого ответа. Давать ответ честный: «Потому что опасался услышать: – Это мне решать, на какой броненосец лучше отправить данные орудия», до жути не хотелось.

– Я подумал, что вы, вероятно, знаете о некоторых отличиях в артсистемах этих двух броненосцев, – не очень уверенным голосом наконец проговорил Берсенев.

– Серьезно? Вы уверены, что командующий и так все знает? А зачем тогда, скажите на милость, ему флагманские специалисты? Телеграмму о прибытии четырех новых стволов мне мог бы доставить и шустрый матрос. Полковник для этого не требуется. Я не прав?

И снова молчание в ответ. Артиллеристу было что сказать, но он благоразумно решил воздержаться от возражений. Вирен же, слегка «выпустив пар», несколько смягчился.

– Я, конечно, несколько утрировал свою мысль, Федор Аркадьевич, но прошу учесть на будущее: год назад я был лишь командиром крейсера и физически не могу знать всех нюансов по поводу каждого корабля на флоте. Которым, кстати, тоже командую временно, пока либо не выздоровеет Зиновий Петрович, либо не пришлют кого-нибудь из России. Не стесняйтесь в следующий раз перегрузить меня «лишней» информацией. Вы меня поняли?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Можете быть свободны.

Следующими вызванными были Стемман и Одинцов, командиры «Богатыря» и «Амура», выделенных для очередной операции по усложнению жизни несговорчивых островитян…

И так весь день. К вечеру Роберт Николаевич чувствовал себя выжатым и опустошенным. Возникла мысль, что при таком режиме можно запросто присоединиться к Рожественскому в ближайшее время.