Текст книги "А где же Слава?"

Вот мы привыкли по-доброму посмеиваться над стариками: мол, Альцгеймер – чудесная болезнь, каждый день новые лица. А на самом деле мы, молодые, ничем не лучше. Мы живём в замке, выстроенном из вещей, которые считаем непреложными, а потому помним, или, наоборот, помним потому, что считаем непреложными. А всякие пустячки: день рождения дальнего знакомого, писк кнопки на домофоне, радость хорошенькой собачки, – всё это забываем за ненадобностью, чтобы снова обнаружить и переоткрыть. У стариков этот процесс проявляется отчётливей. В старости, мне отчего-то так кажется, всё ярче. И любовь в старости – до смерти, и бытовые дела превращаются в подвиги, о которых потом бродячие трубадуры слагают песни.

Мозг продолжает хвататься за детали. Входная дверь. Наливаю воду в немытую кружку. Вода отдаёт кофе. Пододеяльник без одеяла – иначе жарко. Сегодня мастурбировать? А зачем? Ради чего? Вот, Слав, скажи честно: если ты сейчас не подрочишь, завтра побежишь кого-то насиловать? Нет. Ну вот, и правильно, нечего сейчас париться с этими салфетками, нестись в ванную. Ну его. Давно не читал перед сном. Совсем забросил. В Твери вроде нашли полный текст платоновского романа «Путешествие из Ленинграда в Москву в 1937 году» с авторскими комментариями, уже всё оцифровали и в сеть выложили, а я даже не притронулся. Хуй с ним. Перед сном всегда тянет мечтать о женщине. Как она там? Та самая женщина, которая со мной не знакома. Руки у неё пахнут спелой, налитой соком вишней, а в доме у неё много картин. Она смотрит в глаза мужчины, говорит себе, что любит его. Она не знает, что в этом проклятом городе, на другом его конце, лежу я, одинокий бездарь, готовый умереть ради неё, не спросив даже имени. Хочется написать роман и посвятить его ей. Пусть роман будет небольшой, зато написанный оригинально. Ради этого я продам душу дьяволу и создам особенный язык. Язык, каким будет написан только один роман, – роман для неё. Он будет барочным, полным вычурности, за которой – тоска по неизвестной и родной, забытой и неузнанной, по ней одной. И тоска эта ценнее для меня любой ебли, даже самой грамотной, ценнее квартиры на Тверской или места на Ваганьковском кладбище. Написать роман для этой женщины…

Вот блядь. Решил же не мастурбировать. Так нет же, если руки не к хую, то к фантазии тянутся. Ну, скажи, пожалуйста, какой тебе роман писать? Хочешь по порядку, давай пойдём по порядку: языка у тебя нет никакого. Тем более особенного. Ты стесняешься написать: «Я встал, посмотрел в окно, собрался и вышел из дома». Тебе кажется неестественным писать естественно. Окей? Это первое. Дальше. Твои рассказы, если ты их заканчиваешь, бессюжетны. В плохом смысле бессюжетны, не как «Архиерей» Чехова. «Архиерей» – бесподобная вещица, а твои рассказы – дерьмо. Просто набор каких-то пустот, перемежаемых длиннотами. Есть два мелких события, а между ними – пропасть мудянки, с твоими никому, ещё раз повторю, никому не нужными рассуждениями о полезности горохового супа для пищеварения. Это смешно! Окей? Дальше. Сколько ты уже идей для романов перебрал? Пять? Десять? Молчит он. Давай припомним хотя бы самые выдающиеся, минутные задумки в счёт брать не будем. Написал ты роман про студентика, который находит в совковой энциклопедии упоминание об одном малозначительном литераторе, начинает расследование, ищет утерянные архивы, продирается через скептицизм научного сообщества? Не написал. Дальше идём. Хотел написать роман о молодом поэте, который один раз создал неплохую подборку стихотворений, испугался успеха, долго пытался его повторить, но так как ничего не вышло, что-нибудь с собой сделал – ты до конца не придумал что. Написал? Нет. Дальше. Может быть, наш Лев Толстой сподобился перенести на бумагу замысел грандиозного подражания Ерофееву? Там, помнишь, задумка была следующая: главный герой находится в Рязани, куда приехал к девушке (это был а-ля сиквел поэмы «Москва – Петушки», в котором Веничка доезжает до Петушков, но не знает, что делать после). Девушка посылает героя, и каждая глава должна быть как бы его путешествием от одной улицы к другой – он пытается выйти к Рязанскому кремлю. Написал? Да! Наконец-то написал. Тебе напомнить что? Ты из себя смог выдавить один… внимание, один авторский лист, понял, что получается слабо и претенциозно, наскоро переделал в повестушку, разослал по толстым журналам. Хоть от одного ответ пришёл? Какой там у тебя последний роман из задуманных? Про цветы? Да, точно, как я мог забыть этот перл творческой мысли. Этот удивительный вираж фантазии. Как там… помоги вспомнить. Точно! Герой ищет ответ на вопрос, умеют ли цветы любить (вот уже здесь можно перестать читать, поняв уровень творческой импотенции, граничащей с кастрацией), чтобы в конце выяснить, что он – земная инкарнация хтонического не то божества, не то демона, который разрушает условный мир текста романа. Там и «слом четвёртой стены», и всякие формалистские закидоны. И как? Продвигается? Хотя нет, можешь не отвечать, знаю! Ты, как обычно, просто переделаешь роман в повес…

Тут я чувствую, как на моё плечо ложится холодная рука, а когда открываю глаза, вижу: передо мной стоит огромный Алоэ. У него нет глаз, но это не мешает ему быть печальным. Я пытаюсь объяснить ему, что изо всех сил стараюсь найти ответ на его вопрос, что делаю это честно, не стремясь понять, зачем. Алоэ молчит. А я говорю, оправдываюсь. Слова превращаются в неспелую хурму. Рот вязнет. Слова бесполезны. Я ощущаю прикосновение листьев Алоэ, они сочатся кровью, в каждой капле этой зелёной крови – рождение и смерть. И я пью его кровь, становлюсь комаром, клопом, блохой, затем уменьшаюсь, становясь ничем, но всё равно продолжаю уменьшаться. Уменьшаюсь до высот, с которых видно время. Господь – это первая клетка. Поделившись надвое, Он создал нас по образу и подобию Своему. А на нас Господь… Ананас – Господь. «Ананасная вода для прекрасной дамы»[32]32
  Название сборника рассказов Виктора Пелевина.


[Закрыть]. Алоэ, зачем ты мучаешь меня, к чему мне твоя кровь в моих собственных жилах? Я так хочу стать Дождём, Алоэ, чтобы налетать бурей и шквалом жизни сбивать с ног слабых, делая сильных ещё могучее. Я ведь знаю, что это сон, что снится мне дверь, которая стучит сама в себя…

Об авторе

Вячеслав Немиров | г. Москва | 20.10.2000

Учился на филологическом факультете Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина и на факультете международной журналистики МГИМО МИД России. Пишет поэзию, прозу и критические статьи. Имеет публикации в журналах и интернет-изданиях, среди которых – «Волга», «Дискурс», «Нижний Новгород», «Полутона», «Формаслов».