Текст книги "Последняя песнь соловья"

Глава восьмая. Ловец снов III

Тьма. Тени сгустились до предела, и дышат едким зловонием в лицо. Я лечу в бездну. И, кажется, что нет ей конца, нет дна. Это не так. Мой полет сродни падению. Или падение так похоже на полет. Неважно. Я достигаю конечной цели. Приземляюсь в прохладную воду. Задерживаю дыхание. Сверху на меня летят обломки досок. Я пытаюсь закрыться от них руками, но получается лишь барахтаться. Тухлая болотная вода, скопившаяся в подвале, попадает в рот. Стараюсь выплюнуть ее, но часть все равно проглатываю. Чувствую, как она устремляется дальше по пищеводу. Нечем дышать. Затхлый холодный воздух с примесью плесени и грибов. Ноги не касаются дна. Гребу руками, чтобы остаться на плаву. Ничего не вижу. Подплываю к стене. Ладонями дотрагиваюсь до скользких стен. Мне бы поймать воздух, хотя бы еще раз. Ловлю, как рыба, выброшенная на берег. Стараюсь увидеть, разглядеть свозь тьму путь к спасению. Ничего. Неужели это и есть конец? Судьбой уготованный мне довольно печальный исход? На дне, на темно-хладном дне. Где меня никто не найдет. В зловонной пучине безысходности. Тоскливо. А ведь все начиналась так хорошо, так многообещающе. Буря-буря, куда же ты меня привела? Я ведь просто хотел любить и быть любимым.

Наверное, в этой истории есть и моя вина. Совершил ошибку. Не нужно было заблаговременно накручивать в своей голове чувства, придумывать сюжет идеальной истории. Ожидания непредсказуемы и так редко оправдываются. Куда лучше просто идти к мечте без заведомо ложных представлений. Тогда уж не будет разочарования. Что же имею в итоге я? Боль. Боль внутреннюю и внешнюю. Куда приводит нас любовь невзаимная? Только в бездну, только во тьму и одиночество. Где я, собственно, и оказался. Без явного выхода, без надежды на спасение. С головой окунулся в омут, наглотался его тухлой воды. Где же теперь черти, что заберут меня? Я готов. Готов-готов-готов обрести покой, обрести свободу от самого себя, от воспаленного разума. Или нет. Отчего же я все еще хватаюсь руками за стены и продолжаю бороться за жизнь?

Тени подкрадываются. Потревожен их покой. Касаются меня. Чего они хотят? Чтобы я вспомнил? Нет, прошу, не надо!

Во тьме вырисовываются образы давно забытых, ушедших дней. Быть может, они всегда и были здесь. Ждали меня, ждали, когда я вернусь за ними. Я, как ловец снов, как странная штука из спутанных нитей, хватаюсь за яркие вспышки, чтобы пережить их вновь. Ведь в них, как мне кажется, кроется секрет. Припрятана сокровенная тайна. Я ведь не злой и не жестокий. Просто запутался. Просто потерялся внутри паутины древнейших из кошмаров. И где-то рядом притаился паук. Дышит мне в затылок, подкрадывается. Ближе-ближе и ближе. Я чувствую, ощущаю его присутствие. На мне пристальный бешеный взгляд. Он шипит мне, и холодок пробегает по шее:

– Лови с-с-сны!

И я ловлю их.

***

– Отпусти меня, а-а-а, – кричу я сквозь сон и просыпаюсь в холодном поту. Руками же и ногами пытаюсь отбиться. Затем замечаю, что я в своей комнате и лежу на кровати. Одеяло слетело и валяется на полу. Страшные образы тут же улетучились. Я даже и вспомнить не смог бы теперь, что мне приснилось. Но сердце еще колотилось, а в ушах стоял шум. Я глубоко вздохнул и повалил голову обратно на подушку.

Солнце уже встало и пробивалось между штор в комнату, заполняя ее своем светом. Своим жаром. Было душно. Одеяло, которое теперь валялось на полу, хоть и было совсем легким, тем не менее, без него было чуть лучше. Поэтому, наверное, я и скинул его с себя во сне. Хотя, как сказать «лучше». Душно, жутко душно. День только начался, а уже парит вовсю. Я перевернул подушку на прохладную сторону, но это не помогло. Закрыв глаза, я будто снова погружался в сон. Только без каких-либо конкретных образов. Просто тревожное чувство или осадок на душе. Не знаю. Странно все это. Будто какой-то знак, предупреждение или что-то похожее. Стоит ли верить снам, которые даже не помнишь? Вряд ли. Даже если бы и помнил, что толку? Суеверия, такие суеверия.

Не отец ли мне часом снился? Нет-нет-нет. Просто за все то время, что его уже нет с нами, дым в доме так и не выветрился. Вот и мерещится теперь. Чуть что-то плохое – сразу всплывает он в памяти. К чему бы это? Да ни к чему хорошему, это уж точно!

Кое-как я заставил себя поднять с кровати. Поднял одеяло, закинул его на законное место. Заправил постель. Распахнул шторы. Солнце тут же меня обняло и немного ослепило. Зато все кошмары тут же испарились бесследно, даже горького послевкусия от них не осталось. Ведь так бывает. Солнце встает, тени отступают и кошмары изгоняются туда, где им и место. Все плохое не вечно, ведь утро наступит непременно.

За оградкой сосед обрывал вишню. Загоревший, почти черный. На голове у него была забавная плетеная шляпа. Он заметил меня и помахал. Я кивнул.

– Иди помогать. – Позвал он.

– Позже, – ответил я, и отошел от окна.

Вышел на кухню. Да, это запах, запах самокруток из самого дешевого табака стоял, как и всегда. Но мне было все равно. День обещал быть хорошим. Обещал? Нет, вряд ли. Это я что-то преувеличил. Скорее сам себе подсознательно сказал и настроил себя на то, что он будет хорошим. Должен быть. И не могло пойти иначе.

Чайник закипел. Заварил чай, намазал масло на хлеб. Перекусил. И все. Теперь сидел и не знал, чем же дальше занять себя. На часах, которые весели на стене и каждый час громко давали о себе знать, было только десять. Утро, ранее утро.

Можно было, конечно же, почитать. Или посмотреть телевизор. Только не этого требовала душа. Она хотела свободы. Хотела каких-то новых открытий. Или свершений. А лучше – всего и сразу. Но меня окружала аура одиночества. Позвать Ваньку? Нет, он все равно останется дома. Как наши отцы скоропостижно покинули нас, так и сидит. Заперся. Зовешь его, а он все нет и нет. Или сегодня тот самый день, когда все можно изменить? Легко сказать, легко подумать, но сложно осуществить.

Я вышел во двор и остановился на ступеньках. Солнце стояло над полями за холмом. Небо без единого облачка лучилось лазурной чистотой. Я потянулся, зевнул и вступил в этот день. Такой жаркий-жаркий день.

Вышел за калитку. Коты, увидев меня, даже не сдвинулись с места. Так и продолжили лежать под кустом в тенечке. Их можно понять. Да и не стал им мешать. Пусть себе лежат.

Пройтись мне нужно было совсем чуть-чуть. Ванька жил через дом. Постучал в дверь. Сел на лавочку. Стал ждать. Лавка так раскалилась, что я думал, обожгу себе ляжку. Одну. Там, где в шортах дырка. Когда же это я успел их порвать? До этого момента даже не заметил. А ведь… Точно! Это же случилось почти год назад. Когда похороны были. Я с кладбища выходил и зацепился за забор. Но тогда меня отвлекли.

– Ты держись, – сказал священник, – теперь ты глава семьи.

– Хорошо.

– И приходи к нам, найдем тебе работу. Долго ль там тебе еще учиться?

– Я… нет… спасибо. Мне нравится учиться, познавать новое. И однажды я…я добьюсь многого. И…и… – я просто развернулся и убежал. Мне нечего было ему больше сказать. Я и не хотел разговаривать. Пропади все пропадом! Чертова жизнь! Я хочу туда, где замки, туда, где отдыхают поезда, туда, откуда восходит солнце! Но я все еще здесь. И это меня убивает. Замкнутый круг. А ведь когда я в школе, то все лучше. Новые открытия, знания, знакомства. Все новое. Там в городе, словно другой мир. Другая жизнь. И я другой. Отдыхаю душой и телом. Без этих стариков, без кур и орущих по утрам петухов, без вездесущего самогона, сплетней, и тупых взглядом. Без всего этого, что меня окружает! Там возможности!

– Ты что, дурак? – Раздается голос отца за спиной. И все грезы рушатся, как карточный домик. Даже из могилы он умеет испортить настроение.

Деревня-деревня-деревня. Однажды я убегу отсюда, однажды.

А Ваня так и не открыл. Я постучал в окно. Тишина.

– Вань, – крикнул я, – выходи, давай!

Он выглянул, посмотрел на меня так, словно я совершенно незнакомый человек, и снова скрылся. Вот и поговорили, вот и вытащил его.

Как он школу бросил, так не виделись больше. Ну, почти. Он на комбайнера пошел учиться. Наши пути разошлись. Да, мы никогда и не были так близки. Сейчас же выбирать не приходилось. Из деревни поразъехались те немногие, кто еще был из сверстников. Остались я, да он. Скорее нет. Просто я. Вот и весь рассказ.

Я по дереву перелез через забор. Из будки показал голову Хворост. Было хотел залаять.

– Ну-у-у, – опередил я его. Он тут же признал меня. Подбежал, стоило спрыгнуть на землю, стал лизаться, вилять хвостом. Я погладил его за ушком. Он повалился, приподнял лапы. – На, мол, чеши животик. Я почесал и пошел к двери. Дверь уже была приоткрыта, но я все равно постучал. Услышал шаги. Показался Ванька. Уставился на меня.

– Кто тебя звал? – Спросил он грубо.

– Но… Вань.

Он не стал слушать. С силой толкнул. Я полетел вниз и упал в пыль. Немного счесал локоть о камешек.

– Убирайся, ну! Проваливай. – Затем он хлопнул дверью и закрыл ее с другой стороны на замок.

Было обидно весьма неприятно. Хворост забежал в будку и крылся в ее тени от жары. Я же перелез обратно через забор и побрел прочь. Локоть слегка жгло, но куда больнее было на сердце.

Я не хотел возвращаться домой. Мои странствия на сегодня не могли окончить на тщетных попытках вытащить двоюродного братца. Нет уж. Я пошел за кладбище к краю холма. А затем по козьей тропе спустился вниз к реке. В тени орешника лежали козы, пожевывая молодую листву. Дед, их хозяин, там же, прижавшись к стволу, задремал. Я не стал его тревожить. Прошел мимо. Вышел на тропу и побрел мимо плакучих ив по течению реки. Всегда любил здесь гулять. Свежий воздух с ароматом цветущих у дороги колокольчиков и прочих цветов. Шум воды, шелест листвы и легкая прохлада. Здесь отдыхала душа.

В километре от козьей тропы был обрыв. Мы приходили туда частенько, чтобы поплавать в реке. Разбегались, прыгали и летели в прохладную воду. Радостные, довольные, счастливые. Играли. Бывало, проводили там целые дни от рассвета и до заката. Забывали прийти домой, чтобы перекусить. Да и зачем? Рядом был источник, коих много по всему берегу, всегда можно попить. А в садах на противоположном берегу у деревни росли и яблони и груши, да вишни, черешни, клубника. Эх, много всего было. Теперь для меня обрыв был последней надеждой. Быть может, там собрались ребята из соседней деревушки. Многих я знал. Хорошо общались, и с ними бывало весело. Я сжал пальцы на руке в крестик и ускорил шаг.

В лесу сейчас было людно. Ну, как людно. Вот кто-то идет… и вон тоже. Незнакомые все лица. Приезжие. Так каждый год в наши края заглядывают незнакомцы, чтобы послушать пение соловьев. Не зря же наша деревушка называется Соловушки. Ой, что вечер, так заливаются они до самого утра. Поют свои трели. Красиво. Сядешь на лавочке возле последнего дома на улице и слушаешь, как в тишине распеваются соловьи. Так звонко. Заслушаешься. Забудешь обо всем на свете. Вот и приезжают другие, чтобы так же позабыть обо всех своих делах и проблемах. Сесть где-нибудь в тени деревьев, да слушать-слушать-слушать. Ведь так мало нужно, чтобы почувствовать себя хоть немного счастливым.

А обрыв уже показался. Только отчего-то никого я пока на нем не вижу. Подошел ближе. Еще ближе. Встал на краю. На том берегу возле пляжа собрались машины. Понаехали. Плавают, загорают. Я стянул с себя футболку и сел на край, чтобы ноги свисали. Пахло сиренью. Над водой кружились стрекозы. Желтели кувшинки, или как их еще называли, кубышки. Как маленькие солнышки. Плескались рыбки. У тропы росли одуванчики. Раньше собирали их девчонки и плели венки. Затем под вечер бросали их в реку, и они уплывали по течению за поля. Чуть в стороне у берега цвели лилии. Жужжали пчелы, стрекотали кузнечики. А на пляже развился народ.

Я пытался увидеть среди них хоть кого-нибудь, кого знал. Бродил глазами по многочисленным лицам, а затем увидел знакомое. Конечно же, как я мог его не знать. Каринка. А ведь я так и не решился за все года пригласить ее погулять. Так, чтобы были только мы вдвоем. По полям. Я бы нарвал ей букет луговых цветов. А после, когда стемнеет, мы бы любовались отражением звезд в воде. Но нет. Все мне что-то мешало, и… она увидела меня. Помахала. Я тоже помахал, улыбнулся. Позвала. Что же делать, что же делать? Я скинул шорты, положил их к футболке. Разбежался и прыгнул с обрыва в реку. Вот он, полет. Настоящий полет. Я даже руки поднял к верху и развел их в разные стороны. Но ненадолго. Сгруппировался у самой воды, зажмурился и погрузился на всей скорости в реку. Это было самое приятное, что случилось со мной за сегодня. Раскаленное на солнце тело только что не зашипело в соприкосновении с райской прохладой. Голова прояснилась. Все стало легче. Я немного проплыл под водой, а затем вынырнул. Поплыл на другой берег, где на пляже стояла Каринка и ждала меня.

– А где все остальные? – Спросил я. – Вся компания? Разъехались?

– Да, – ответила она, жмурясь от солнца.

– А ты чего?

– Я завтра уеду. В лагерь на море.

– М-м-м, – процедил я.

– Чего ты?

– Да… ничего. – Я, как обычно бывало в ее присутствии, тут же забывал все, что хотел сказать. А хотел сказать ей многое. Хотел прикоснуться к ней. Хотел не опускать. Никогда-никогда.

Она схватила меня за руку и крикнула:

– Побежали!

По моему телу словно прошелся ток. Приятный. Словно поразило меня молнией. Наши ноги проваливались в раскаленный песок. Бежали к реке. А во мне было такое теплое окрыляющее чувство, что я не бежал, а парил за ней по воздуху, как воздушный змей. И я не хотел отпускать ее руки, когда мы забежала по колено в воду. Не хотел. Боялся, что если отпущу, то тут же улечу далеко в небеса.

Но пришлось.

Все же этот день оказался не таким плохим, как можно было подумать с самого начала. И кошмар – остался лишь сном. Давно забытым сном, коих много бывает за жизнь. Что толку их запоминать, вспоминать, думать, прокручивать в голове? Нет! Наша жизнь полна куда более приятных вещей. И не стоит забивать себе голову ерундой. Нет-нет и еще раз нет! Надо хвататься за теплые, приятные вещи. Создавать сладкие воспоминания. Тогда и жить проще и жизнь лучше.

День уж клонился к закату. Так быстро, так мимолетно пролетело время. Я и не заметил. Так бывает, когда проводишь его весело.

– Ой, мне уже домой пора. Вон, родители зовут.

Она подошла и поцеловала меня в щеку. Такого уж точно не ожидал. Залился багрянцем, как закат над рекой. А она засмеялась, подмигнула и побежала в деревню.

Я бы так и остался стоять. День, неделю, год, лишь бы дождаться ее. Здесь и сейчас. Ускорить время, чтобы все повторилось.

– Мы ведь еще увидимся?

– Конечно! – Крикнула она уже возле домов, где росли подсолнухи, – когда приеду!

Но мы больше не виделись. Лишь раз спустя год или около того. Но я уже был не я. Ведь тьма поселилась там, где раньше были звезды.

***

Уж зашипел на дороге и, извиваясь, скрылся за пригорком, устремившись к реке. Солнце садилось. Скрылось за холмом. А закат пылал огнивом в темном спокойном течении реки. Я шел, пиная ногами попадающиеся ветки да камешки. Погруженный в свои размышления. Не хотел возвращаться домой, запираться в комнате. Мне так хотелось вернуть обратно. Встать на краю обрыва и ждать, когда она вернется из своего лагеря. А сколько бы пришлось ждать? Неважно. Время пробежит так быстро и незаметно. И в конечном итоге мы вновь будем вместе. Конечно! Это лето, наше лето, станет поистине незабываемым. Сердце билось, как в мотор трактора. Трах-тах-тах! Дребезжало в груди что есть мочи. Его, наверное, было слышно за много метров от меня. Оно тревожило тишину лесной тропы. Тишину ив, склонившихся над водой. Тишину и покой моего внутреннего мира. Все горело, а ноги уносили меня прочь, хотя мысленно я оставался на месте. На том самом пляже, где она поцеловала меня в щеку. Трепетание души. И вроде ничего важного не произошло. По-детски простое и наивное. Но кто же мы, если не дети? И нам свойственно радоваться таким мелочам, принимая их глубоко всем сердцем.

Стоило на минутку отвлечься от размышлений, как впереди я заметил знакомый силуэт. Идет себе такой медленно, не спеша. Думает, что он один здесь. Нет же! Все-таки вышел из своего дома. То-то сейчас удивиться, встретив меня. А я ему расскажу о Каринке. Или нет. Пусть это будет нашей с ней тайной. Маленькой-маленькой тайной дивного лета.

А может напугать его? Он ведь меня пока не заметил. Спрячусь за деревьями, притаюсь. А будет проходить мимо, как я выпрыгну. Вот весело будет! Или не нужно этого делать? Испугается еще так сильно. Тени-то сгустились, и сумрак прижался к земле. Лишь птицы еще поют, да и они готовиться отправляться ко сну. Только соловьи заливаются. И петь им всю ночь.

– Эй, парень. Постой.

Я услышал позади из-за деревьев голос. Незнакомый голос, принадлежащей женщине. Она вышла на дорогу и улыбнулась мне. Я остановился. Хотя, чувствовал, что нужно идти дальше и не обращать на нее внимания. Какое-то предчувствие, тревожное ощущение закралось и теперь не давало мне покоя. Но на лицо она была дружелюбной. Молодая. И я подумал, что, наверное, она из приезжих. Забралась в эту глубинку, чтобы послушать пение соловьев. Таких здесь много бывает. Но всего чаще они там, на противоположном берегу. Или сверху на холме, куда проще добрать по дороге мимо болота из города. Здесь же я их не встречал. Всегда на трое вдоль реки от козьей тропы ходили только местные. И то редко. Чаще я бывал здесь один. Совсем один ранним утром, когда легкая дымка тумана расстилается над водой. Идешь себе в тишине, слушаешь соловьев. Чуть прохладно от реки, ну ничего.

– Да? – Спросил я.

Она подошла ближе. А затем, когда нас отделяли всего пару метров, сделал еще шаг. Мы смотрели друг на друга. Она улыбалась, но что-то подозрительное и холодное скрывалось за ее улыбкой. Мне даже показалось, что это не ее настоящее лицо, а только маска. Затем последовал ее вопрос, который мне показался весьма странным.

– Я не местная. Скажи, где здесь соловьи поют? Столько раз слышала, и вот только выбралась послушать их.

Я даже повис на секунду.

– Так ведь вот! – Раскинул я руки, – слышите? Это соловьи и поют!

– Надо же! – Воскликнула она. – Какая я глупая! А это что?

– Где? – Озадаченно поинтересовался я.

– Вот же, смотри. Не видишь?

Она указывала туда, где сквозь заросли совсем ничего не было видно.

– Нет, – ответил я, – ничего не вижу.

Сам же стал всматриваться. Без толку.

– Подойди поближе, – посоветовала она.

Но я не хотел подходить. Мне бы развернуться и побежать в сторону дома. Пусть сама разбирается со своими тараканами.

– Вот же, ну, – не унималась она.

– Я ничего не вижу.

Тогда она меня толкнула. Я еле устоял на ногах. Из кустов высунулись руки, блеснули глаза, раздался хриплый смех. Схватили меня. Зажали рот и втащили во тьму. Ветки расцарапали лицо. Я хотел закричать, но не смог. Руки мне тут же скрутили за спиной. Я не мог сопротивляться. Пытался отбиться ногами, но в этом было не больше смысла, чем в попытках укусить потные вонючие пальцы.

– ТИХО! – Скомандовал мужской голос, – иначе будет хуже. Ты ведь не хочешь, чтобы было хуже?

– Ну-ну, – смеялась позади женщина. – Давай скорее. Уходим. Я слышала на тропе шаги. ВОТ! Слышишь?

Мы остановились. Они прислушались.

– Тебе показалось.

В этот момент я смог оттолкнуть ото рта руку и закричать, насколько хватило воздуха в груди.

– А-А-А, – разнеслось по округе эхом вместе с ветром.

– Ах ты, маленький паршивец! – меня приложили кулаком по уху. Все зазвенело, а в глазах потемнело.

Он достал нож.

– Видишь? А?

Лезвие засверкало во мраке. Затем коснулось свои холодом шеи. Я захныкал и еле сдержался, чтобы не обмочиться.

– Ты ведь не хочешь, чтобы оно прошлось по твоей мягкой нежной полоти? Нет?

Он наклонился к моей голове, и сделал глубокий вдох.

– М-м-м. Пахнет рекой.

– А-ай.

– Нет времени на эти игры! – Встряла женщина. Пора убираться отсюда. Скоро здесь будет полно деревенщин.

– Да кому он нужен. – Засмеялся мужик. – Ты только посмотри на него. Маленький-маленький трус.

Он ткнул меня ножом в шею. Я почувствовал боль.

– Хах! Ты только погляди! Он же обоссался!

По моей ноге побежала теплая струйка.

– Отпусти меня, а-а-а, – прошу я, но они только смеются и тащат меня свозь заросли. Толкают в спину, заламывают руки. Две безумные гиены. Родные места словно повернулись ко мне другой, темной стороной. Все стало казаться незнакомым и походить на сон. Сон, который снился мне ранее ночью. Даже соловьи стихли. Или их заглушает гул да звон. Я падаю на колени, сбивая их в кровь о сухие, но все еще острые ветки. Они меня поднимают. Тыкают ножом. Что-то шепчут над ухом. Но я их не слушаю. Не хочу слушать. Непроизвольно плачу, хотя и стараюсь держаться. Сил нет. Я устал. Домой, домой, домой. Я должен сбежать от них. Я смогу. Выбегу на дорогу и побегу к дому. Так быстро, насколько вообще способен. Ведь в школе на уроках физкультуры я неплохо бегал. Да. Или прыгну в реку. Уплыву. Они за мной вряд ли кинутся в воду. А если и да, то в деревне меня точно не найдут. Постучу к Каринке. Укроюсь у нее. Что же им от меня надо?

– А ну прекрати ныть, гаденыш.

– Скоро все кончится.

А я и правда стал надеяться, что все кончится, что они меня отпустят или я убегу. О другом и не думал.