Текст книги "Последняя песнь соловья"

***

И охватила меня бесконечность. Такое легкое, нежное чувство. Словно я могу оторвать от земли и воспарить в небеса. Догнать серые тучи. И стереть их, чтобы солнце всегда светило, всегда радовало людей. Никаких больше бурь! Только яркость летних дней и тепло. Тепло внутри и снаружи. А как бьется внутри сердце! Того и гляди вырвется наружу и начнет жить самостоятельной жизнью. Я хватаюсь за грудь. Спускаюсь к реке. Опускаю руки в прохладную воду. Умываюсь. Еще-еще и еще, чтобы остудить жар, охвативший меня. Что со мной? Неужели это в действительности происходит? Я не брежу, нет. Вот он я в отражении воды. Никак не изменился внешней. Усталый, даже немного болезненный вид после бессонной ночи. Я бью кулаком по поверхности, пугая тем самым мальков, собравшихся в косяк. Мое лицо искажается, расходится кругами. Затем вновь формируется. Ничего не изменилось. Вот только внутри я уже не такой, как пару часов назад. Совершенно иной, изменившийся, переродившийся. Что же творит любовь с человеком?!

А они уходит все дальше и дальше. Поднимается вверх по козьей тропе. Оборачивается, смотрит вниз. Но ей меня не увидеть. Я скрываюсь средь листвы плакучих ив и высокой травы. Наблюдаю. Наблюдаю и думаю. Вот уже и солнце пригревает, поднявшись высоко над землей. Люди просыпаются в деревне на другом берегу. Жизнь оживает. Буря никого не сломила. Лают собаки, в реке плещется рыба. Все живет, как и должно быть. А я не спешу уходить. Срываю травинку, кладу ее в рот, сжимая губами. Легонько покусываю. Сладковатый сок с капельками росы касается языка. Мимо пробегает паучок, забегает на ногу. Но я не прогоняю его. Пусть себе бежит спокойно. Стройными рядами шествуют муравьи, возле камыша появляются стрекозы, а по воде, как по льду, бегают водомерки. Все живет. И я живу. Внутри огонь – теплейший из тепла. Но почему я не спешу? Почему не бегу за ней сейчас? Он для меня, как маяк в темнейшей ночи, коей была до недавних пор моя жизнь. И я увижу ее, найду. Иначе быть не может. Судьба. А любовь не требует спешки. Все должно идти своим чередом. Так просто, так легко и ненавязчиво. Я не допущу прежних ошибок. Не наступлю на те же грабли дважды, трижды. Нет-нет и нет. Ни в коем случае. Все должно пройти:

– Идеально, – Шепчу я рыбам и паучку.

Да-да-да. Так и пройдет. Мы будем вместе танцевать под луной танец жизни. Под яркой-яркой луной. Жаль я, наверное, танцевать не умею. Но я буду парить над зеленой травой, как бабочка. Правда, слегка косолапая бабочка. Это ведь ничего! Главное, что мы будем вместе. И жизнь наладится. Конечно же, наладится!

– Пам-пам-пам, – напеваю я себе под нос.

Она же стоит на краю холма, встречает солнце и новый день. Наш день, тот самый день. Самый-самый важный день! Только еще не знает об этом.

Я выплевываю травинку. Она падает в воду и начинает следовать дальше по течению. Встаю, отряхиваю штаны. Девушка уже ушла в деревню. Наши пути для нее пока не пересеклись. Но только для нее. Для нас же – все началось в тот самый момент, как я увидел ее скользящий ярчайший силуэт, идущий со стороны дамбы. Пусть она пока не знает. Но узнает. Обязательно.

Мне некуда бежать, некуда спешить. Я наслаждаюсь жизнью и на лице моем зажглась улыбка. Что буря принесла мне? Смысл. Смысл жизни. Ох уж эта любовь! Как живут без нее? Как я жил? Но меня прежнего больше нет. И, надеюсь, никогда больше не будет.

Я просто иду неспешно по тропе, возвращаясь обратно в деревню. И ничто меня не подгоняет. Наслаждаюсь моментом. Живу настоящим. Впитываю каждую секунду.

– АХТЫЖ! – Тут я вспомнил.

Надо бежать, надо спешить. Сегодня же похороны. Дела любовные еще немного подождут, пока нужно закапывать мертвых.

***

Церковь, как и всегда, как во все прочие дни блестит куполами в солнечных лучах. Как маленькие звездочки. Я зеваю, прикрываясь рукой. Стою под березой в тени. Сжимаю в руках лопату. Передо мной собрались люди. Небольшая толпа. Горюют, что-то, плачут. А мне довольно жарко. На руках еще надеты эти нелепые грязные перчатки с дыркой на большом пальце левой руки. Зачем я вообще их напялил? Но, неплохо получилось. Проскользнул мимо девушки-красавицы, пока она отвлеклась на похороны. Зашел в сарай, взял лопату и занял место в тени. Красота. Не время ведь нам еще встречаться. Пусть не знает о моем существовании до поры до времени. Я как раз успею хорошенько подготовиться. А по цветам летают бабочки и пчелы. Стрекочут кузнечики. Листья покачивают. Памятники стоят, как и стояли. В их ряду пополнение. Смотрят с того света, приветствуют. Мне же интересно, знала ли покойница, бабка Тамара, что ее внучка уехала так скоро из-за меня? Да, должна была, конечно же. Сейчас ведь телефоны у каждого. У каждого, кроме меня. Но мне он и не нужен. Все эти излучения. Да-да, я читал. Или слышал. По радио? Наверное. А не там ли разыскивали пропавшую девицу, на которой было платье в горошек? На Кате же такое было. Но нет, конечно же это не она. Мало кто пропадает. Ерунда.

Вот начинают опускать гроб в яму. Я помогаю, мне-то не трудно. Для этого и надевал перчатки, чтобы удобнее было держать веревки в руках. Затем беру лопату, которую прислонил к березе. Люди по очереди подходят, берут в руки землю, бросают вниз. Ох, как много раз я был свидетелем подобного. Затем приходит моя очередь. Я принимаюсь за работу. Набираю землю лопатой, скидываю в яму. Набираю – бросаю. Такая работа у меня. Копай – засыпай, копай-засыпай. Только жарко. Пот сбегает со лба. Но я переключаю свой взгляд на девушку, на объект моей беззаветной любви. Она стоит недалеко от церкви. Все складывается наилучшим образом.

– Спасибо-спасибо-спасибо. – говорю я шепотом небесам. Они радостно кивают мне пышными белыми облаками.

И продолжаю свою работу. Над ухом плачет. Дочь? Скорее всего. Не помню, как она выглядит, и как зовут ее. Но так действует на нервы. Я еле сдерживаю гнев. Ах-ах-ах. Держусь. Должен держаться. Ведь ничто не должно испортить сегодняшний день. Великий день!

Я заканчиваю работу. Прислоняюсь к березе. Девушка бросает на меня робкий взгляд, а затем уходит по улице из деревни. Поспешно забрасываю лопату в сарай. Снимаю перчатки, кидаю туда же. И иду следом. Не спеша по пятам. Как тень, как тихая-тихая тень среди людей, одетых в черное.

***

Здесь и облака не такие – белые пары, вырывающиеся из труб, как дым из сигарет. Обжигают кожу, проливаясь кислотными дождями. Небо тошнит, небо умирает. Никогда не любил этот город. Всегда держался от него подальше. Вот только в школу приходилось ездить. Хорошо я там пробыл недолго. Бывало, спустишься вниз с холма, пройдешь до остановки, а там автобус тебя подберет. И везет с утра в лабиринты из высотных домов. Раньше, как не странно, мне это даже нравилось. Хотел выбраться сюда, быть часть социума. Глупый наивный школьник.

Люди бегают, суетятся, как муравьи в муравейнике, там на поле. Стоит наступить на него ботинком, как вот они – маленькие точки, бесцельно бегающие кругами. Точно люди. Так мы, наверное, выглядим с высоты. Вечная суматоха. И машины, гудя, проносятся мимо. Меня тошнит от этого всего. Хочется обратно в деревню, в привычные и знакомые улочки маленьких домов. Да в поля и к реке. Туда, где еще живут покой с тишиной.

Здесь все не так. Река – проезжая часть. Деревья – столбы. Скотный двор – все эти торговые центры, офисные здания и клубы. Ни минуты покоя. Шум-шум-шум.

Но я держусь. Ради нас. Ради будущего. И иду с высоко поднятой головой. Пусть на меня косо смотрят прохожие, пусть на мне старые порванные штаны и заштопанная футболка, а на лице грязевые разводы. Пусть. Зато я лучусь счастьем с довольной улыбкой. Иду, останавливаясь за столбами и ларьками, делая вид, что развязался шнурок или мое внимание привлекла реклама. Чтобы она меня не заметила. Несколько раз она резко оборачивалась и смотрела в толпу. Но я вовремя сливался с окружением. Как хамелеон. Иногда меня начинала терзать мысль, будто она заподозрила слежку. Тогда мое сердце слегка замирало, но я брал себя в руки и виртуозно исчезал посреди дороги. И она меня не увидела, не заметила. Ведь я тень погожего солнечного дня. Просто тень, скрывающаяся за кирпичными углами домов. И больше ничего.

Я думал, что же сказать ей, когда наши взгляды, наконец, встретятся. Когда я коснусь ее руки. Что? Или тогда слова будут совершенно не нужны? Она поймет, она все поймет, как я. И из ее груди промчится по телу тепло. А в глазах засияет радостный блеск. И…

– Прости, – я случайно задел паренька. Налетел на него. Даже чуть сам не упал. А он был в компании друзей. Они засмеялись.

– Придурок! – Выпалил он мне в спину, когда я пошел дальше.

Я не стал останавливаться, не стал придавать его словам значения. Они пролетели мимо меня. Как ветер, точно как ветер среди безмолвных окон и витрин. Вот только слегка отстал от нее, когда она свернула за угол. Тогда-то я немного заволновался. Побежал следом. Но мне удалось ее догнать. Хорошо, очень хорошо. Солнце было еще высоко, а мы все шли и шли по городу. Такой странный и необычный день. Когда бы я еще позволил себе примчаться в этот безумный мир спешащих кто куда людей? Никогда! Вот что любовь делает с людьми. Заставляет совершать их безумные поступки. Я расскажу ей потом, чего мне стоила наша встреча. И она поймет, она увидит, что я серьезно настроен. Скажет:

– Глупый, почему же ты не подошел ко мне еще возле реки?

– Не знаю, – пожму я плечами, – постеснялся.

И мы посмеемся. Вместе. Вдвоем.

Вот только переволновался я, когда мы вошли на вокзал. Она подошла к расписанию поездов. А я любовался высоким узорчатым потолком. На меня еще как-то подозрительно посмотрел охранник, когда я вошел в здание. Ходил все за мной, наблюдал. Так и хотелось подойти к нему и крикнуть в лицо:

– Что надо тебе?!

Но я этого не сделал. Смотрел за ней. Думал. Что же мне делать, если она сейчас уедет? Сядет на поезд и умчится в далекие недоступные мне земли. Решусь ли я прыгнуть за ней в вагон? Внутри меня спорили демоны. Аж руки трясло. Я не мог найти себе место. Но затем я заметил, как ее лицо немного погрустнело. Она пошла на выход. Я последовал за ней. Когда оказался на улице, на душе стало легче. Я вздохнул. Настроение улучшилось.

Затем она остановилась в парке неподалеку от вокзала. Села на лавочке и стала читать. Рядом играли уличные музыканты. Их игра и пения выводили меня из себя. Поймал мысль, что я стучу ногой и кусаю губу. Нервы, это все нервы. К этому времени наступил вечер. Но солнце еще сияло над домами в хитросплетении антенн и проводов. Я уже был готов на все. Решился, подойти к ней. Чего время терять? Еще же до деревни добираться. Встал, отряхнулся. Поправил на голове непокорные волосы. Сделал шаг и замер.

К ней подошел кто-то другой!

– ЧЕРТ!

На меня посмотрели. Пусть. Снова сел на лавку. Стал наблюдать. Чего ему надо? Кто он? Я его ненавидел, ненавидел всеми фибрами. Хотел подбежать, задушить его голыми руками. А он, как ни в чем не бывало, повел ее в кафе. Ублюдок!

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу. – Шептал я злорадно себе под нос.

Они зашли внутрь и сели недалеко от окна. Я их видел с улицы. На меня повеяло аппетитными запахами, и я поймал себя на мысли, что со вчерашнего вечера ничего не ел. Потряс карман. Извлек мелочь и пару пятидесятирублевых купюр. Вернулся к парку и купил шаурму. Довольно жирная, но съедобная. Я ее не просто съел, а проглотил. Как-то совсем не наелся. Но денег больше не было. Вернулся обратно к кафешке. Облокотился к заборчику на противоположной стороне. Ждал. Хотелось пить. Я терпел. Ждал и терпел.

– Ничего, – говорил я себе, – потерпи.

***

Что это за рок?! Что за происки судьбы? Чьи-то козни, точно-точно!

Я крался в ночи, как какой-то злодей или преступник. Посмотрел – никого. Даже фонари не горели. Это играло мне на руку. Я перелез через забор. Огляделся. Тишина. Яблоня шевелит листвой. На небе горят звезды. Я бесшумен и невидим. Проскальзываю к дворовой дорожке, словно призрак ночи. Замираю. Встречаюсь глазами с котом.

– Это… Брысь, бестия!

Он не уходит. Злобно смотрит на меня. Тогда я поднимаю маленький камешек и кидаю в него. Он ощетинился и зашипел. Метнулся к дереву и скрылся в листве.

– То-то.

Открылась дверь. Голос.

– Булкин?

Шаги. Приближаются. Я прячусь за угол. Хватаю первое, что попалось под руку. Лопата. Поднялся на ноги. Приготовился. Тень приближалась. Шаги становились все громче. И вот из-за угла возникла фигура. Я не раздумываю ни секунды, замахиваюсь лопатой и бью ею фигуре по голове. Фигура падает без чувств на землю. Замирает. А сверху с дерева шипит и мяукает кот. Откидываю лопату в сторону. Возвращаюсь на дорожку и иду к открытой двери. Все налаживается. А когда они из кафе пошли вместе, я, было, совсем потерял надежду. Но я шел по пятам за ними. Не отставал. И они, надо же! Пришли на противоположную сторону болота. Родного болота. А за ним виднеется холм. Мой холм. Моя деревня на нем. Как же все удачно обернулось.

Поднимаюсь по порожкам. Прохожу в дом сквозь москитную сетку. Я знаю, что она наверху. Видел ее силуэт в окне. Слышу шаги над собой.

– Да, теперь нам ничто не.. это… не помешает.

А на улице легкая прохлада и звезды сияют в иссиня-черном небе. И старая добрая тишина.

Глава седьмая. Чистый лист III

Я в пустоте. Непроницаемой абсолютной пустоте, где собственные мысли звучат так громко. Так же громко, как любой звук ночью. Когда будто невидимый купол исчезает, и ничто более не стесняет распространение звуков. Распространение мыслей внутри самого себя. Я слышу крики. Крики и голоса. Отчетливо и явственно. Их не заткнуть. Все они принадлежат мне.

Я мертв? Если бы все было так просто. Скорее это замкнутое пространство с тысячью дверей. Я могу открыть каждую, заглянуть и увидеть. Но что? Себя. Свои воспоминания. Всю свою жизнь. Стоит лишь протянуть руку. Я подхожу к довольно новой двери, хотя на вид хлипкая. Она уже чуть приоткрыта. Из-за нее тоненьким лучиком прорывается свет. И запах. Знакомый запах. Я вдыхаю его, и во мне просыпается аппетит. Хоть я и понимаю, что нет никакого запаха и чувство голода тоже обманчиво, я все же облизываю губы. Это тоже мне кажется, как и урчание в животе. А запах тем временем распространяется сильнее. Запах свежеиспеченной пиццы, сваренного кофе и картофеля фри. Еще я улавливаю нотки поджаренных куриных ножек и крыльев в панировке да с кисло-сладким соусом. Никогда не любил подобные забегаловки. Шум, гам, суета и сомнительная по качеству пища. Всегда предпочитал подобному домашнюю еду, которую готовила Эльза. «Готовила». Давно. В другой жизни. В прошлом. Теперь же я не могу устоять перед обволакивающими и манящими меня запахами. Я осторожно приоткрываю дверь. Совсем чуть-чуть. Свет сильнее начинает заливать пространство темных стен и дверей. На миг я задумываюсь, а стоит ли сейчас туда входить? Смотрю по сторонам. Вокруг тьма и голые черные стены. Да двери. И ни одна меня не привлекает. Скорее даже наоборот. Отпугивает. Тогда я, наконец, решаюсь. Сильнее хватаюсь за воображаемую ручку и тяну дверь на себя. Она открывается. Свет хватает меня и манит за собой. Ничего не вижу, кроме этого яркого света. Только чувствую. Тепло, радостно и, что это… летний вечер? Да, именно он. Тогда я просто вхожу. Слышу свои шаги. Они приглушаются. А впереди мир начинает обрастать деталями и образами. Все становится понятно.

***

Смотрю в окно. Там живет город, и ничто его не тревожит. Меня тоже. Барабаню по столу пальцами ритм давно позабытой песни. Слова не вспомнить, это уже точно. Но надоедливая мелодия крутится и крутится в голове. А я стучу, – та-там-та-там-татата-та-там.

Дешевая забегаловка, коих много везде и всюду. С Эльзой бы мы в подобное ни за что не пошли бы. Прямо слышу ее недовольный голос у себя за спиной:

– Что это? Еда? Не очень похоже!

– Все нормально, – говорю мысленно ей, – выбирать не приходится.

Всего несколько человек здесь помимо нас. Тихо и спокойно. Мы заказываем большую пиццу. Ира изрядно проголодалась, да и я, надо сказать, был не прочь чего-нибудь съесть. Я предложил пойти сюда посидеть, перекусить, поговорить. Выбрал бы другое место, но ведь не зная города, пришлось идти в первое попавшееся заведение. Тем более оно находилось рядом с парком. Быть может, это его единственный плюс. Хотя, я надеялся, что пицца здесь будет хотя бы съедобной.

Мы седели и просто разговаривали. Беззаботно. Ни о чем и обо всем. Как давно мне этого не хватало. Когда же принесли пиццу, все стало еще лучше. И, надо отметить, что в еде здешней я заблуждался. Она была… вполне себе съедобной. Я жадно откусил большой кусок и старался его переживать. Ира же мне рассказывал о море и о том, как она до него пытается добраться. Я внимательно слушал. Мне было интересно. На фоне по телевизору шли местные новости. Ведущего я не видел, так как телевизор висел на стене позади меня, а вот голос его слушал отчетливо, хоть и вполуха.

– Пропавшая в начале мая девушка до сих пор не найдена. В последний раз ее видели в районе деревни Соловушки. Была одета в светлое платье в горошек. Рост….

– А потом я приехала на электричке сюда. Ну, не со всем сюда, а на станцию, с виду совсем заброшенную. Там, за полем, – она махнула куда-то в сторону.

– Кто обладает какой-либо информацией, просьба звонить по телефонам, которые вы видите на экране…

Новости продолжились, только их теперь почти полностью заглушала музыка. Спокойная, расслабляющая. Наевшись, мне даже захотелось спать. Насыщенный выдался день, ничего не скажешь. За последнее время, так вообще был переполнен различными событиями. Начав вспоминать их и прокручивать в голове, нарвался на мертвого голубя. А ведь к этому времени я совсем о нем забыл. Да и с чего вдруг мне нужно было его вспоминать? Попытался отогнать этот зловонный образ. Получилось. Эх, сейчас бы в горячую ванну, да лечь спать. Или сперва продолжить писать произведение перед сном? Да, было бы весьма и весьма неплохо. Ах, еще Булкин там ждет меня. Проголодался, наверное, за целый-то день. Бегает на улице, птиц гоняет. Снова этот чертов голубь!

– А ночью такая буря разыгралась! Я укрылась на дамбе. Там никого не было, только собака. Вот мы вместе с ней и спасались от ненастной погоды.

– Да уж, – ответил я, – вот тебе и приключение. И как там, на дамбе той?

Она немного задумалась, а потом на ее лице появилась улыбка. Но не радостная, а скорее с толикой некоего отвращения.

– Мерзко, – сказала она.

Я же попытался представить каково это. Больная фантазия писателя тут же начала рисовать картину. Сверкают молнии, дождь хлещет по треснутому стеклу. Холодные стены, пропитанные мочой и пивом. Стекла, хрустящие под ногами. И она, прижавшись к собаке, старающаяся прожить до утра. Вот ведь! А воображение не пропьешь, однако. Быть может, когда-нибудь напишу рассказ или роман по ее истории. О свободе, о путешествии. Смог бы я когда-нибудь все бросить и убежать навстречу мечте? Настоящей жизни, откинув все преграды и условности. Ни о чем не думая, ни о чем не заботясь и не сожалея. Просто поймав мечту, навеянную далекими заморскими ветрами. Бежать навстречу солнцу. Это ведь так просто! Но нас всегда что-то держит, удерживает. Прошлое, настоящее. Нельзя все бросить и начать жить. А она смогла. И меня это крайне поразило. Как же так? Забыть обо всех тонкостях современной жизни, словно путешественник-первооткрыватель отправиться в путь. Эх. Что-то в этом было. Пусть на пути встретится бессчетное множество проблем, но ведь такова плата за свободу и мечту. Нужно уметь их преодолеть. Не так ли мы начинаем расти, как личности? В невзгодах и препятствиях, которые смогли перешагнуть. Все просто, что все сложно. Лучшее в нашем мире достается через трудности. Главное не опускать руки и идти, не опускать руки и…

День подходил к концу. Солнце скрылось за домами и на небе засияло зарево. Заблестели окна высоток, и птицы пролетали под облаками серыми точками. На лавочках в парке сидели парочки. Машина стояли на светофоре. Пешеходы переходили дорогу. Музыка из динамиков тихо звучала в стенах кафе. Народу немного прибавилось. Через несколько минут мы покинули заведение. Стеклянные двери закрылись за нами. Запахи остались позади. Теперь же нас подхватили ароматы города: раскаленные за день асфальт, чуть расплавленной резины шин, примесь шаурмы, которую готовили на противоположной стороне дороги. Еще запахи цветов на клумбах, да духов, проходящих мимо женщин. Везде запахи. Но все это было не важно, ведь летний вечер, пах летним вечером, да закатом. И нельзя было разделить его на составные части. Он един в своем чуть тоскливом умиротворении.

– Наверное, пойду я, – сказала Ира. – Вот ведь, совсем позабыла об электричке. Теперь придется ждать утра. Переночую на вокзале, не впервой уж. Была рада знакомству.

– Я тоже, – пожал ей руку. – Желаю удачи и легкого пути.

– Спасибо, – ответила она.

Ее щеки чуть порозовели. А в глазах отражался закат.

Она пошла по дроге, смешавшись с толпой, а я немного постоял, да перешел через дорогу к парку. Музыканты собирались уходить, складывали инструменты. Мимо лавочки, где я встретил Иру, остановился. Она была пуста. И что-то громко упало внутри меня. Позволить ей ночевать на вокзале? Что за ерунда! Я побежал обратно, в надежде догнать ее. Она ушла недалеко.

– Постой! – Крикнул ей вслед.

Ира обернулась и удивленно посмотрела на меня. Я же немного запыхался. Остановился, отдышался.

– Не хочешь переночевать у меня? К чему коротать ночь на вокзале? А утром я тебя провожу на электричку. Как смотришь на это предложение?

Она задумалась. Ну, естественно. Ведь какой-то человек, которого она знает всего пару часов, предлагает ей переночевать у него. Что за бред! Но она согласилась.

– Хорошо.

И мы пошли обратно к парку. Музыканты ушли, а город стал потихоньку погружаться в сумеречную тишину.