Текст книги "Последняя песнь соловья"

– Привет.

***

Так просто. Так легко. Так обычно и привычно. Ничего трудного в этом деле нет. Как раз для меня. Именно то, что нужно и необходимо. Без каких-либо тяжких умственных работ. Банально, но так же и не совсем просто. Для кого-то не просто, но не для меня. Я привык, мне даже нравится. А как же может быть иначе? Работа есть работа. Каждому свое.

Лопата так легко входит в землю. Черную-черную землю. Срезает траву, врезается сквозь корень. Глубже, еще глубже. Набираешь как можно больше и откидываешь в сторону. Туда, где уже образовался небольшой холмик. Повторяешь действия. Раз-два-три. А под ногами, извиваясь и пытаясь скрыться обратно во тьму, шевелятся черви. Одни чуть светлее, другие темнее. Недосущества. Личинки змей, которым не суждено стать чем-то большим. Мерзкие создания. Бывает, лопата разрезает одного или сразу несколько надвое. И каждая половинка пытается уползти, скрючиваясь в агонии адских судорог. Души бесчисленных грешников. Им суждено быть червями. Безвольными, слепыми и глухими. Кто как жил, то и получил. Мама бы сказала, что это приезжие, но не об этом сейчас.

Что-то я отвлекся от основного занятия. Стерев рукой пот со лба, стал продолжать заниматься делом. Средь кореньев попадались и личинки, да жучки. Их покой был нарушен. В их дом вторгся незваный гость. Вонзаю острие лопаты, загребаю и выкидываю. Яма уже была мне по пояс. Еще копать и копать. А солнце тем временем клонилось к закату. Так красиво играет свет в золотых куполах.

Умиротворяющее занятие. Копай себе да копай. Вот только поднялся ветер, а вдали, за деревней засверкали молнии. Рой ос, вырывающихся из тьмы гнезда. Я то и дело отвлекался на очередную вспышку, но стал копать усерднее. Буря еще далеко. И я непременно должен был успеть закончить работу за сегодня. Поэтому поудобнее берусь мозолистой рукой за деревянный черенок и продолжаю. Копать, копать, копать.

Раскаты грома тем временем приближались.

– Ничего, – говорю я себе, – справлюсь.

Меня окружала тишина. Такая плотная, вязкая тишина. И если не брать во внимание тот факт, что ветрами гонимая буря приближалась, то здесь были только мы: я и тишина. Люблю тишину. В ней спокойствие. В ней проще собрать мысли воедино. Деревня готовится ко сну. Звуки доносятся до меня так, словно их и нет вовсе. Или же они из другого измерения или времени. Внизу же, за рекой, в домах уже стали зажигать свет. Из церкви, перекрестившись, вышла бабушка. Соседка. Ее взглядом проводила собака, что жила в церковном дворе. Ее подкармливали местные жители. Дед гнал коз домой по извилистой меловой тропе. Она так всегда и называлась – козья тропа. И кто-то куда-то спешил, что-то делали. А я же был словно в вакууме. В таком, где даже время остановилось. Был я и работа. Да и кто меня окружал здесь? Мертвые. Могильные кресты и холодные памятники, на которых были лица. Лица тех, кого я когда-то знал. Или совсем мне не знакомые. Кладбище-то небольшое, но все же. Теперь они все там, внизу, под землей. Кормят червей. А я копаю очередную могилу. Завтра похороны. На соседней улице кто-то умер. Так бывает. Это жизнь. Жизнь и смерть. Все просто. Деревянный гроб, земля и вечный покой.

Собака загавкала. Наверное, на кошку, быстро скрывшуюся за забором. А буря приближалась. Солнце почти скрылось. Едва пробивался его алый закат меж облаков и тополей, смешиваясь с более серыми красками. Темнее-темнее-темнее. И словно призраки стали подходить ко мне. Хотя, они всегда здесь были. Бродят себе меж окрашенных черным металлических оградок. Выплывают белыми облачками средь стройных берез.

Дед уже поднялся на холм и повел своих коз к дому по кладбищенской дороге. Одна коза остановилась и стала жевать высокую траву возле старого ржавого креста. Возле отца.

– А ну пошла, – погнал он ее прутиком. – Заканчивал бы ты уже, – обратился он ко мне, – вон, гляди, гроза какая подходит.

Но я не ответил. Сделал вид, что не услышал, что весь в мыслях и занят работой. Он же побрел дальше. Вот и хорошо. Мне не хотелось нарушать тишину. Нарушать покой. Только я здесь и тишина. И призраки. Но они, словно пар, безмолвны. Им тоже приятна тишина. И никто – ни я, ни они не собирались нарушать ее. Все просто: копать-копать-копать. Оставалось уже не так много. Раздался гром. И ветер погнал тучи быстрее. Закружились они, завертелись. И как чернильное пятно на листе неба, разлились над деревьями неподалеку. Пятно все расширялось. Ближе-ближе-ближе.

Я бы передохнул. Посидел на краю свежей могилы. Посмотрел бы вдаль. Здесь всегда столь прекрасный вид. Маленькие домики внизу, лес, поле, река. Даже поезда бывает видны там вдали. А ночами, такими легкими, простыми, когда за окном во дворе стрекочет сверчок, можно услышать поезд. Ту-тух-ту-тух. Редко, правда и так скоротечно, но все же. Я ведь всегда мечтал уехать куда-нибудь. Туда, далеко, где на утесе стоит старинный замок. И откроет он передо мной свои дубовые ворота. Когда-нибудь. А пока, я вновь всаживаю лопату в землю.

Работа завершена. Вылезаю из ямы и смотрю, радуюсь проделанной работе. Все, как надо. Пот струится по щекам, щиплет глаза. Я вытираю его тыльной стороной перчатки. Устал, но доволен. Все хорошо, все просто замечательно. Скрипит калитка. Этот звук привлек мое внимание. Я оборачиваюсь и смотрю. Это Ваня. Снова пьяный, шатаясь и бубня себе что-то под нос, огрызается с собакой. Он падает, встает и идет к дому. Да уж. Он всего на пару лет старше меня, но выглядит уже, как тот семидесятилетний старик, который вел коз. Жизнь, такая жизнь. Хотя, скорее такие люди.

Гром загремел так сильно, что даже земля под ногами задрожала. Я бы с радостью сейчас положил лопату и пошел в домик на болоте. Вот только одиночество там съест меня и не подавится. Так легко, так просто. Во тьме холодных стен я потеряюсь, и лишь гром заглушит мои мысли. Которых и так считай, нет. Пустота.

Я просто взял лопату, обошел могилу и пошел в сторону церкви. Там, рядом с ней был сарайчик. Я открыл его и положил лопату в жестяное ведро у стены. Рядом с тяпкой и граблями. В сарае пахло сеном. Мне нравился этот запах. Хоть вдыхая его, на душе становилось чуть тоскливо. Молнии сверкали за спиной. Вот-вот пойдет дождь. А мне не хотелось никуда идти. Не хотелось возвращаться домой. Зашел в сарай, закрыл за собой дверь и лег на старый порванный матрас.

Вот и дождь застучал по доскам сарая. Я слышал, что каждая сильная буря, как сейчас, несет с собой определенные перемены. Не проходит бесследно для каждого из нас. Так интересно, какие же перемены она принесет мне?

***

Весь день я был сам не свой. Словно на иголках. Ходил из угла в угол. Думал. Хотя, как обычно это бывало, мысли то и дело устремлялись прочь, занося меня в сущие дебри. Мама предложила завтрак, я сперва отказался, но, не прошло и получаса, как уже пил чай.

– Спсибо, – пробормотал я.

– Не разговаривая с набитым ртом, сколько раз я тебе говорила.

– Хорошо, – ответил я, прожевав и встав со стула.

Помыл всю посуду и пошел на работу. Сегодня не требовалось капать могилу, ведь никто пока не умер. Я должен был собрать и выкинуть старые выцветшие венки, да сгнившие цветы. Быть может, что поделать по делам церковного двора. Мне всегда находилась работенка.

Я вышел на улицу. Была теплая весенняя погода. Все так быстро распустилось, зацвело и пестрило всеми яркими насыщенными красками. А запах! Благоухающий запах сопровождал меня в пути, хотя мысли… ох уж эти мысли! Иди до церкви мне совсем недолго. Пройти по улице немного вперед, затем свернуть направо и еще раз направо. Пройтись вдоль ржавого металлического забора до ворот. Они всегда открыты. На ветру их качает, и они противно скрипят. Надо бы их смазать. Да и покрасить не мешало бы, как и забор в целом. Пока я шел, я все думал о ней и надеялся увидеть снова. Молодую и красивую девушку, что приехала сюда. На лето ли, не знаю. Скорее всего, так оно и было. Я встретил ее вчера. Она шла по улице в белом платье в горошек. Кусала мороженое, такое, на палочке. Эскимо. Светлые волосы развевались на ветру. Я даже открыл рот, наверное, когда она прошла мимо. Проводил взглядом. Глупо выглядел. Деревенская образина! А она – само воплощение весны. Не с ней ли и пришло тепло на смену холодным дождям? Все может быть. А теперь, я шел так медленно, неспешно. Всего-то потому, что надеялся увидеть ее хотя бы мельком, хотя бы одним глазком. Но нет. Я прошел мимо того дома, где она гостила и не встретил ее.

День выдался жарким. А я был каким-то рассеянным. Даже дьякон это заметил, когда я вместо хлеба, собаке чуть не отдал воск.

– Что это с тобой сегодня творится?

– Все… эм… нормально, да. – Пытался оправдаться я. И даже сам не поверил своим словам. Тем не менее, он не стал допытываться, а я пошел к мусорным бакам. Выбросил туда венки и цветы. Работа – есть работа. Сказано – сделано. Все просто, все очень просто.

Собака сонно ловила мух. Странно, что за то время, которое она обитает здесь (даже будку ей смастерил), ей так и не дали кличку. Я хотел как-нибудь назвать, но в голову приходили всякие «Жучки», да «Бобики». Ничего креативного. Но, по всей видимости, ему и так было нормально. Или ей. Не знаю. Покличешь, – собак! – А он и начнет махать хвостом. Рад. На дамбе похожая собака живет. Наверное, из одного помета.

Весь день – сам не свой. Бегаю, что-то делаю, но вот сам где-то совсем в другом месте. Среди цветов. Таких светлых, белых. Как ее платье. И запах самых прекрасных в мире духов. Я что-то слышал о таком когда-то. В прошлой жизни. Когда еще ходил в школу. Кажется, это любовь. Но так ли это? Что вообще такое это любовь? Я не решался спросить об этом. Даже того же дьякона. Вдруг бы он высмеял.

– Алешка, что это с тобой? – скажет он.

А я что? Раскраснеюсь только, да пойду прочь. Эх, копать могилы и то проще, чем разобраться с самим собой и со всеми этими чувствами или чем бы это ни было. Ладно уж, нужно просто отвлечься. Поэтому, пока ничем меня не нагрузили, я по привычке пошел на край холма. Там было старое поваленное дерево, на котором я любил сидеть. Сел и стал смотреть вдаль. Туда, где пробегала темная гусеница – поезд. Уехать бы. Далеко-далеко. Вот только что мне там делать?

Так и прошел день. Подошел к концу незаметно. Солнце скрылось, погрузив нашу деревню в сумерки. Вдоль улицы зажглись одинокие фонари. А на сердце как не было покоя, так и не появился он. Да уж. Любовь, что сказать. Интересно, а она хоть что-нибудь почувствовала ко мне, когда прошла мимо? Вряд ли, ведь, скорее всего, даже не заметила меня. Да и на кого тут смотреть, собственно? От мыслей стало так тоскливо. Впервые захотелось, чтобы они по своей давней традиции убежали прочь. Нашли новые темы для размышлений. Но нет. Мысль засела так глубоко. И давила, давила, давила. На сердце будто камень. Тяжелый груз. Я и не заметил, придавшись размышлениям, как прошел свой дом и был на другом конце деревушки. Там, где заканчивался холм еще одной извилистой тропой. Только тут она, в отличие от козьей тропы с противоположного конца, была широкая и заасфальтированная. Вела она в город мимо болота внизу. От ее вершины и до конца по обочине росли груши да яблоки. А впереди, за небольшим лесом и болотом, был город. И они машин мелькали тут и там. Ввысь тянулись не деревья, но высокие столбы линии электропередач. Я сел на деревянную лавку возле крайнего дома. Там, где жил дед с козами. Он каждое утро выводил их. Теперь они блеяли за забором, готовясь ко сну. Свет не горел в доме, видимо дед уже спал. Хорошо ему. Я бы тоже не отказался от пленительных оков беспечного сна, быть может, там меня не потревожили мысли……Что это за запах? Сирень. Уже распустилась. И так сладко-сладко пахла. Я сорвал веточку и поднес к носу. Стал вдыхать, наслаждаясь. А в небе уже зажглись звезды. Я бы так и просидел здесь, вот только увидел, как кто-то идет из тьмы извилистой дороги. Поднимается выше, выше, выше. Такой легкой походкой. Будто и не идет вовсе, а плывет. И сердце мое ушло в пятки.

Я узнал ее. Сразу же узнал. Не долго думая, я поспешил скрыться за кустом сирени. Прижался там, словно дикий зверь, словно тихая-тихая тень. Перестал даже дышать. Она приближалась. Я слышал ее шаги по дороге. Медленные, неспешные. И вот ее лицо. Она смотрит ввысь, устремив свои глаза к звездам. А ветер касался ее волос. Так легонько и аккуратно. Мне неудержимо захотелось быть на его месте. Она была уже совсем близко. Я вдыхал запах сирени. И быть может она и вскружила мне голову. Хотя, кого я обманываю, это все любовь. Или и то и другое. Но я точно знал, что мне нужно делать. Я как никогда был тверд и полностью уверен в своих действиях. Набрав полную грудь воздуха, я схватил камень, попавшийся под руку. Так молниеносно и грациозно, как дикий кот, выскочил их куста сирени. Даже ветви едва ли потревожились. Я мелькнул темным абрисом в тусклом свете фонаря, под лампочкой которого кружились мотыльки. Они касались яркого манящего света, обжигались, умирали. И падали, как темные снежинки на землю. Мне было все равно. Пусть я так же, как и они, сгорю в ее ярком свете. Но прикоснусь. Дотронусь до прекрасного. Секунда, всего секунда. И мои чувства вылились в прекрасный, такой резкий удар. Я двинул камнем ей по затылку. Она даже не поняла, что произошло. Рухнула на асфальт. Я же еще мгновение сжимал камень, на котором осталась кровь и несколько волосков. Затем размахнулся и закинул его подальше с холма.

Медлить было некогда. Осмотрелся по сторонам. Никого. Наклонился, поднял ее неподвижное тело. Такое теплое, такое нежное. Мне хотелось коснуться ее своими губами, но я сдержался. Ведь чтобы подумали люди, увидев нас сейчас. Еще слухи пойдут. Нет, нет, нет. Я должен был отнести ее туда, где нам никто и никогда не помешает. Где будем только мы. Я и она. И время на нашей стороне. Сердце забилось еще чаще, хотя, казалось бы, куда еще. И вот ко мне в пустую голову пришла в кое-то веки гениальная идея!

– Дом на болоте. Да. Там нас не побеспокоят. Там мы будем счастливы, только ты, да я. Узнаем друг друга, а потом решим, что… делать дальше.

Она что-то прохрипела в ответ. А я взял ее поудобнее. Она была такой легкой, невесомой. Направился вниз по дороге и через минуту скрылся во тьме. Из деревни загавкали собаки, переговариваясь между собой. А впереди был недолгий, но тернистый путь. Я был счастлив, и на лице светилась довольная улыбка.

***

Всю ночь шел дождь. Барабанил по доскам, просачивался сквозь щели в сарай. И капал, капал, капал. А еще гремело так, словно все небеса решили перевернуться вмиг. Сверкали молнии, подобно залпам артиллерии. Я уж было подумал, что настал конец света. Но под утро все успокоилось.

Я так и не заснул. Вроде бы и вырубало на некоторое время, но, даже не знаю. Мысли-пчелы жужжали вокруг меня среди церковного инвентаря. Рядом с лопатами и граблями, мимо досок и ведер, сливаясь с каплями дождя и растекаясь пятном на рваном матрасе. Я прижался к стене, холодной стене и думал. Думал просто так, ни о чем и обо всем. Так бывает. Даже, я бы сказал, довольно часто. Тук-тук-тук, стучал дождь. Барабанил. Раз-два-три, раз-два-три. Мелодия дождя. А в воздухе стоял приятный сырой запах. Запах мокрого дерева и мокрой земли. А еще тонкий, но уловимый аромат молний и грома.

Затем настало затишье. Я даже не заметил, как это произошло. Просто, буря ушла. Раз и нет ее. Но, я чувствовал, она принесла с собой что-то. Что-то для меня. Это было в чистом воздухе вокруг. Сквозь щели стал просачиваться солнечный свет.

Я поднялся с матраса. Ноги затекли, да, я бы сказал, что все тело онемело. Расправил руки, потянулся к потолку. Дотронулся до сырого дерева стен сарая. Глубоко зевнул. Затем открыл дверь и шагнул в этот день.

Из земли повылезали черви. Последние капли дождя стекали с листьев деревьев и травы, с сарая, памятников и крестов. Земля чавкала и скользила под ногами. Но мир был прекрасен. А каким ему еще быть? Солнце только поднималось и обливало золотом купола храма. Собака зажалась в глубине будки и спала. Первые петухи начали распеваться, а я же пошел к краю холма.

Предо мной предстал знакомый пейзаж. Деревня, река, поле. Все, как обычно. И не как обычно. Все и всегда выглядеть несколько иначе, пусть даже это самое мы видим постоянно. Тут вот голубое небо. Такое ясное-ясное. От бури не осталось и следа. Вся слякоть небес растворилась, перекрасилась к восходу солнца. И, вырисовывая тонкую белую линию, медленно уплывал вдаль самолет. На самолете бы я тоже куда-нибудь улетел. Туда, где восходит солнце. И построил бы свой замок. Большой-большой замок, чтобы доставал аж до самых небес. И первые лучи солнца всегда были только для меня. Ах, мечты-мечты.

Постояв так на краю еще немного, я пошел. Нет, не домой, а к реке. Мне жутко захотелось дотронуться до нее, походить по песчаному берегу. Пройтись по лесной тропе. Пусть грязно, пусть скользко, что с того? Я стал спускаться с холма. Под ногами хрустели улитки. Да, я пытался их перешагивать, хотя… Наступить, еще раз и еще. Хрусть-хрусть-хрусть. Их так много и они такие большие. Тупые создания. Пару раз, пока спускался по извилистой козьей тропе, чуть не упал. Земля заставляла меня не идти, а скользит вниз под гору. Но ничего. Все оказалось просто. Через минуту я уже был внизу и шел в сторону леса. Деревья росли вдоль дороги. К реке вели ступени. Там еще находился ключ, где ледяная вода вырывалась из недр земли. Я же прошел мимо. Мне хотелось пройти по дороге, над которой нависли высокие деревья. Хотя с холма они казались такими маленькими. А капли дождя падали с ветвей и разбивались о землю.

Я думал, что мне показалось, когда спускался с холма. Но нет. Там был человек. Вдали. Шел со стороны дамбы. Неужели я не одинок здесь в столь ранний час. Я спрятался за широким мшистым стволом и стал наблюдать. Это была девушка. Я прежде ее никогда не видел. Она не заметила меня. Перекусила под ивой. Стала там у источника. Разулась, пробует ногой воду. Я даже почувствовал, как ледяная вода касается ее ступни. По коже пробежала дрожь. Пригнулся. Она стала раздеваться. Ух, как часто начало биться мое сердце. Я ничего не мог поделать с собой. Дыхание перехватило. Даже не пытался отвернуться, нет, наоборот. Она влекла меня, как муза, как дивная русалка неизведанных морей. Стал подкрадываться. Ближе, ближе, ближе. Лишь бы не увидела меня. Но этого не могло произойти. Она отплыла от берега. Ее обнаженное тело светилось в солнечных лучах. Я не дышал. Молчал. Смотрел. Но что это? Неужели она заметила меня? Посмотрела в мою сторону. Нет, не могла. Или… Она поплыла к берегу. Быстро-быстро. Вышла. Оделась. И все смотрела в мою сторону. А я залег в кустах. Затем она собралась, взяла вещи и убежала прочь. Я хотел последовать за ней, но остановил себя. Так нельзя, так… пока нельзя.

Когда уже она ушла далеко и не могла никак увидеть меня, я вылез. Побрел обратно в деревню. Но в голове теперь был полный кавардак. Так волнительно. Так притягательна была она. Я остановился.

– Неужели… хм, неужели это любовь? Снова?

Весь взволнованный, я избавился от последних признаков усталости после бессонной ночи. Мне лишь хотелось увидеть ее вновь. Быть с ней рядом. И я знал, что это случится. Обязательно случится. Ведь ничто не может пойти наперекор судьбе.

Глава четвертая. Майский цветок II

В один прекрасный момент ты понимаешь, что более нельзя сидеть на месте. Нельзя запираться в замкнутом пространстве. Нельзя слепо плыть по течению изо дня день. Нужно просто бежать. Бежать куда глядят глаза. Просто вперед. Далеко-далеко. Чтобы ощутить вкус свободы и узнать, что же такое жизнь.

Это был один из многих дней, такой же, как и все прочие до него. Точнее так можно было бы подумать. И правда, с первого взгляда он ничем не отличался. Вот совсем ничем. Разве что я спала сегодня допоздна. Просто мне теперь никуда не нужно было, и весь день был в моем распоряжении. Не хотелось покидать теплые объятия сна. В нем все было хорошо.

Школу закончила. Документы в университет подала еще вчера. Тишина и покой. Никакой суматохи. Лишь город жил за окном. А, собственно, что ему еще оставалось делать.

Проснувшись окончательно, я больше не могла лежать в кровати. Странно, вроде бы сон был совсем рядом, а сейчас уже ничего не помню. Но знаю, что было что-то хорошее. Зов дороги и легкое дуновение теплого летнего ветерка впереди. Тут уже нужно признаться, что по поводу того, что мне нечего делать, я соврала. Точнее утаила. Мне было чем заняться сегодня. В этот прекрасный погожий день, когда солнце заливает бетонные постройки городского леса. Эх, да, есть чем заняться. И я всего лишь в миллиметре от шага к своей давней мечте. Готова сорваться, готова бежать или парить, подобно свободолюбивым птицам. Высоко-высоко, далеко-далеко. Лишь шаг и…

И нога падает с кровати, за ней вторая и тело принимает горизонтальное положение. Дома душно, хотя окно открыто, и ветер тревожит шторы. Тихо. Никого. Только я. Протираю глаза и осматриваю комнату, стараясь запомнить каждую деталь, каждую мелочь. Наверное, я даже буду в скором времени скучать по всему этому беспорядку. А взгляд останавливается на зеркале. Я смотрю на себя и цепляюсь за мысль, что вот он, тот долгожданный день. Весьма волнительно все это. Вроде бы все складывается так, как я и планировала. Давно планировала, сидя холодными осенними вечерами у окна, в надежде отрастить крылья и полететь туда, где все еще пылает солнце. Я растила в себе мечту, грезила о ней во снах. Окончить школу и сбежать. Отправиться в путешествие всей своей жизни, пока рутина будней вновь не заключит в цепкие свои объятия.

На полке я замечаю фотографию. На ней я и родители. Даже счастливы. Непременно я буду по ним скучать тоже. Не сразу. Для этого должно пройти много-много километров, но все же. В душе закралась тоска.

Я не спешила. На часах было всего-то двенадцать часов. Неспешно собраться, приготовить легкий завтрак, подумать о том, что я могла забыть. Нет, вроде бы ничего не забыла. К тому времени, как немногочисленные дела были закончены, стрелки часов едва дотянули до половины второго. Я бы могла сейчас взять и, помахав пустой квартире, сбежать. Но нет. Для начала зашла в интернет. На страничке социальной сети не нашла ничего нового. В ленте новостей скука. Полистав свою страницу, наткнулась на картинку из фильма «В диких условиях», а под ней музыка из него же. Стала слушать, мыслями отправляясь в дальние дали. А ведь после этого фильма мне тогда захотелось бежать, бежать туда, где нет места людской суете. Туда, где все еще жива свобода. Сквозь красоту природы и приключение тысяч шагов к морю. Прикоснуться к волнам и понять, что все было не напрасно. Что жизнь еще течет в моих венах. А солнце бы, подобно огромному апельсину, за горизонтом утопало в воде, играя тихую песнь разноцветных огней. И можно было бы закрыть глаза, услышать ее, почувствовать. Ведь жизнь не дана нам, чтобы терять ее в безликих коридорах чуждых самой природе человека. Вокруг красота, вокруг красками играет многоликая тайна всего сущего. А мы, что мы? Дом-работа-дом и повторить. Раз за разом одно и то же. А затем закрыть глаза, только не для того, чтобы послушать гамму цветастых нот. Нет. Закрыть так, чтобы раз и навсегда.

А гитара Эдди Веддера играет из колонок и наполняет все смыслом.

– Ветер в моих волосах, я чувствую себя частью всего… – Поет он. И голос его цепляется внутри меня за каждую струну души.

Вот чего мне точно будет не хватать, так этоего песен. Его и других. Но они всегда со мной. Здесь, внутри, в самом сердце. И будут играть раз за разом. Всегда. И благодаря этому, я никогда не буду одинока.

А затем я просто выключаю компьютер и выхожу на балкон. Смотрю на прохожих, смотрю на дома и на проезжающий старенький трамвайчик. Пыль пляшет свой танец в желтом свете. Пахнет досками разогретого паркета. Мошка тщетно пытается пробиться сквозь стекло на волю. А затем я замечаю телефон, который оставила здесь вечером на столике. И мне становится как-то тяжело и тоскливо. Я не возьму его с собой. Ведь он лишь повод вернуться обратно, стоит мельком заметить в списке контактов телефоны родителей и друзей. Нет. Я должна быть сильной. Впереди меня ждет дорого. Манит меня. И я пройду по ней одна.

Рюкзак я еще сложила с вечера. А теперь размышляя о том, что же я могла проглядеть, в голову ничего не приходило. Вот только что-то все же удерживало меня, говорило внутри остаться. Тихий-тихий шепот, больше похожий на скрежет старых качелей или жужжание роя пчел. Тяжело все-таки сделать тот самый шаг. Преодолеть саму себя, выйти из зоны комфорта, перешагнуть через жизненные устои. Но затем я вспоминаю все то, что было до всего этого. А что же было? Ничего. Одно большое ничего. И вот во всем этом «что-то» в любом случае кажется лучше. Любые перемены несут в себе что-то хорошее, вот только не всегда мы это замечаем и еще реже стараемся привнести их в свою размеренную жизнь. А нужен лишь шаг, чтобы изменить и порвать сей замкнутый круг. Сделать глубокий вдох, собраться с мыслями, с силами и открыть давно заколоченную дверь.

На столе, покрывшись тоненьким слоем пыли, лежат различные бумаги. Исписанные листы какие-то заметки в смятых клочках тетрадных страниц. Еще там лежит блокнот. Стоит лишь мельком бросить на него взгляд, как я тут же вспоминаю яркие образы серого осеннего дня. Холод пробуждается внутри, мгла, нависшая тягучей грустью в воздухе. Стаи черных птиц, кружащих над головой. И дождь, моросящий и пробегающий рябью по лужам, да стучащий по зонтам прохожих. Темно-серое небо тяжело дышит, словно вот-вот обрушится и раздавит весь мир под своей гнетущей пустотой. И я во всем этом тусклом свете иду из школы, поднимаясь по ступенькам на мост. На мост, который проходит над железной дрогой. Внизу под ним поезда. Сперва грузовые, растянувшись громоздким металлом, а ближе к вокзалу пассажирские. Я каждый день хожу здесь, как и множество других людей. А поезда приезжают, останавливаются, чтобы передохнуть, после чего неразборчивый голос из динамиков сообщает об их скором отъезде и они продолжат свой путь. Медленно-медленно набирают скорость, чтобы затем скрыться вдали. Мне всегда хотелось все бросить и забежать в один из вагонов, пока проводница отвлеклась бы, проверяя билет зазевавшегося пассажира. Я бы промелькнула мимо них. А потом… потом бы поезд тронулся и стало бы не важно сколько успею проехать, прежде чем меня заметят и выкинут на богом забытый перрон неизвестного города. Пусть. Просто так надо, для душевного спокойствия. Рутина убивает, серость грызет душу.

Я бы и прошла тогда, как обычно мимо, проводив глазами в дальний путь отъезжающий поезд. Но нет. Остановилась. Прислонилась к периллам моста и стала смотреть вниз. Наблюдая, как колеса приходят в движение, как люди суетятся на платформе, машут. Я бы тоже помахала, только вот некому. И дождь меня в тот момент не смущал, хотя он и усилился, а зонта не было. Только капюшон, который накинула до самых глаз. Дождь стучал. А я утонула в лужах раздумий. Тогда ко мне и пришли эти слова. Слова, которые я вывела своим корявым почерком в блокноте, придя домой. Никогда прежде не писала стихи. Да, наверное, и не напишу более. Просто эти слова родились сами собой, и было бы кощунством с моей стороны просто забыть о них. Но они стучали в голове, подобно поезду. Тутух-тутух. С каждым шагом, с каждым преодолённым бордюром и ступенькой. Затем я зашла в квартиру и откину все прочие дела, просто записала это маленькое стихотворение. После чего долго смотрела и прокручивала слова внутри себя. Как заевшая пластинка. Однажды, однажды я умчусь прочь, подобно стаям птиц или ветру.

 
Стучат поезда по железной дороге,
А сердцу чуть грустно, забилось в тревоге.
– Умчаться б куда-то, где вечно весна,
Где тает, мерцая, в созвездьях луна.
 
 
Ты к ветру прижмешься, манимый мечтой.
Средь пасмурных глаз столь наивный, живой.
– Так тихо. Уйдешь, лишь поправив пальто,
Чтоб мысли твои не услышал никто.
 

День неустанно клонился к вечеру. Я провела по блокноту рукой, наверное, чтобы вновь почувствовать слова и пережить воспоминания, связанные с ними. А затем схватила рюкзак за лямку и подбежала к двери. Замерла.

– Ну же, давай!

Эхо стен ответило мне:

– А нужно ли все это?

Но каждый раз, как я думала, что нет, я останусь, что мне незачем что-то менять, вспыхивали воспоминания.

Поздний вечер. Теплая кровать. Тусклый свет настольной лампы. И я, обнимающая серого пушистого мишку. Сжимаю его так крепко и в то же время нежно. Прижимаю к груди, чтобы он отгонял от меня кошмары. Чтобы я спала так сладко. Мама наклоняется надо мной, целует в лоб. Поправляет одеяло.

– Расскажи мне сказку, – прошу я.

Она смотрит мне в глаза и улыбается.

– Хорошо, дорогая.

Садится рядом на краешек кровати. Осторожно. Смотрит на меня. А за стеной слышен телевизор.

– Суперэго, – начала она, ласково касаясь моих волос, – Для того, чтобы человек эффективно функционировал в обществе, он должен иметь систему ценностей, норм и этики, разумно совместимых с теми, что приняты в его окружении.

Тут в дверях появился отец. Я не увидела его, но почувствовала. Почувствовала его взгляд, его дыхание, его руки, сложенные крестом на груди. Он слушал.

– Все это приобретается в процессе «социализации»; на языке структурной модели психоанализа – посредством формирования суперэго, – рассказывала она.

Я не понимала о чем эта история, но делала умный вид и кивала в нужный момент.

– Суперэго последний компонент развивающейся личности. С точки зрения Фрейда, организм не рождается с суперэго.

Тут подошел отец и подхватил историю:

– Скорее, дети должны обретать его, благодаря взаимодействию с родителями, учителями и другими «формирующими» фигурами. Будучи морально-этической силой, суперэго является следствием продолжительной зависимости ребенка от родителей. Оно начинает проявляться, когда ребенок начинает различать «правильно» и «неправильно»

– примерно в возрасте от трех до пяти лет, – закончила мама. – Прямо как ты, наш майский цветочек.

Она еще раз поцеловала меня в лоб.

– Спи крепко, – пожелали они в один голос и выключили свет.

А я осталась одна в темноте своей комнаты. Впервые в жизни мне стало как-то не по себе находиться в привычной для меня обстановке. Вроде так же комната, но что-то было не так. Тревога. Думала, размышляла, кто же такой этот «Суперэго»? Я сжала покрепче мишку и накинула одеяло повыше. Закрыла глаза. Попыталась заснуть. Но какие-то шорохи раздавались из-под кровати и со стороны закрытого плотными шторами окна.