Текст книги "Последняя песнь соловья"

***

Здесь все похожи. Ты, я, он, она. Все. Мы люди. И в каждом есть внутри тьма.

Главное не отворачиваться от света, чтобы можно было осветить эту самую тьму.

Свечку что ли купить?

***

Замкнутое пространство скользких стен. И разум в жаре затуманивается, заплывает, унося прочь в дивные-дивные дали. А затем вдыхаю эту вонь и отрезвляюсь. Открываю глаза, чтобы поплакать. Чтобы поднять голову вверх и посмотреть на солнце сквозь прутья решетки. До нее не дотянуться. Высоко.

Жара. Жара и духота. Будто сидишь в бане, в парилке. Только вот по шею в черной протухшей воде на дне колодца. Ноги соскальзывают с неровной поверхности. Пытаюсь ухватиться. Не за что. С головой погружаюсь и выныриваю обратно. Нет сил. Их просто нет. Снова соскальзываю и падаю под воду. Зажмуриваюсь. Задерживаю дыхание. Строюсь найти опору пальцами ног. Я знаю, что в скором времени я больше не смогу этого сделать. Во мне не останется ни пригоршня сил. Тогда закрою глаза и…

Нет, пока рано об этом думать. Рано. Я всплываю, протираю лицо, по которому струятся слезы.

Прошел день. Или неделя. Или месяц. Я потеряла счет времени. В сознании своем пересчитывала песчинки на пляже. Одна, вторая, третья. Но каждый раз возвращалась во тьму. Сюда. Здесь смердит гнилью, разложением, смертью. Неужели этот конец. Все. Точно. Именно здесь. Именно в этом месте? Как так? Не должно все так закончиться. Меня ждет море. Голубое море и золотые пляжи. Вот. Моя мечта. Она маячит впереди, зовете к себе, как самый яркий свет. Но вместо чаек надо мной летают мухи. Пытаюсь отогнать их. Они садятся. Ждут. Ждут, когда я уже…

Нет-нет-нет.

– Я жива! – Хриплю на них не своим голосом. Они взлетают. Кружат вокруг и снова садятся на волосы, на лицо.

– Черт с вами.

Зловонные пары врываются в легкие. Щекочут горло. Этот привкус, горьковато-сладкий, стоит во рту. Стоит на языке. Неужели я проглотила пару капель этой воды, когда в очередной раз погружалась в нее. Нет, я не хотела об этом даже думать. Но вот вкус…

Хотелось пить. Дико хотелось пить. Последний час или два я пыталась отогнать от себя это желание. Но ничего не поделать. Это потребность. Мне представлялась пустыня. И вода. Соленая вода, которую никак нельзя пить. Я знала, что нельзя этого делать. Но наклонялась к ней. Губы были уже у самой поверхности. Отпить. Чуть-чуть. Совсем немного. Мне хватит и глотка, чтобы стало лучше. Стало…

– НЕТ!

Я останавливаю себя. Язык уже почти коснулся чернильной сырой стены.

– А-а-а. – Кричу я, – помогите!

Но слышит ли кто меня?

– Никто не услышит твоих криков, – слышу я слова бабки, отпечатанные в памяти.

– За что, за что мне все это? Я ведь просто хотела увидеть море!

В голубом небе поют птицы. Им не до меня.

***

– Ку-ку.

– А?

– Ку-ку.

Неподалеку обосновалась кукушка. Мне ее не увидеть. Только слышу, как она выкрикивает:

– Ку-ку, ку-ку.

– Сколько мне жить осталось? – Спрашиваю я.

– Ку…

И мне в ответ только шелест листвы.

***

Я вся. Вся в этом…

В этом говне!

Оно вокруг меня. Я в нем. Стекает с меня. Погружаюсь в него. И дышу, дышу царящим зловонием. Задыхаюсь.

Зачем? Зачем все еще цепляюсь за жизнь? Покончить. На раз-два. Так легко, так просто. Без мучений. Всего-то нужно опустить руки, сделать шаг вперед и пойти на дно.

Но что это? Надежда?

– Ха-ха-ха!

Под ногу что-то попалось. Впивается. Больно. Пытаюсь убрать ногу чуть в сторону. Немного правее. Становится как-то… мягко, что ли. Не знаю, на что я встала, но ощущения неприятные. Надавливаю. Становлюсь более уверенно обеими ногами. Еще немного. Так лучше.

Я замечаю, что на поверхность всплывает что-то. Что это? Кусочек ткани. Когда-то, наверное, был белым. Теперь же черный. Беру его в руки. Протираю. Он белый или серый в чёрный горошек. Откуда здесь этот обрывок ткани?

В этот момент меня заносит. Спина скользит по стене, ноги уходят вверх. Я падаю в воду. Руками пытаюсь удержаться за что-нибудь. Но ничего не выходит. Погружаюсь на самое дно. Поджимаю ноги. Ищу утерянную опору, под собой. Стараюсь нащупать руками. Они находят нечто мягкой. Снова ткань. Я чувствую ее. Тяну на себя. Не поддается. Еще. Чем-то придавлено. Или зацепилось за что-то. Да. Вот, дело пошло. Всплываю на поверхность. Ногами теперь стаю на камне. Протираю лицо.

– Уф-уф-уф.

Открываю глаза в надежде увидеть предмет, на котором я ранее стояла, на который я потратила последние силы, чтобы отцепить его. Только вот тут же пожалела, что открыла их. Меня охватил дикий ужас. Всепоглощающая паника. Прямо передо мной возникло полусгнившее человеческое лицо. А ткань, это был обрывок ее платья. Ее волосы походили на огромного паука, глаза запали в глазницы. А эта вонь! Я еле удержалась, чтобы меня не стошнило. Закричала:

– Помогите! Помогите! Помогите!

А труп мне улыбнулся такими белыми для этой грязи зубами.

Я плакала. Я рыдала. Я прижалась к самой стене, стараясь держаться хотя бы немного подальше от трупа. Ее рука безвольно болталась в воде. А из прорези в платье виднелось ребро.

Здравомыслие покидало меня. Еще немного и вовсе я его лишусь. Сердце бешено стучит. Долго ли ему осталось это делать? Нет, я не хочу, не хочу смотреть своей судьбе прямо в мертвое рыло. Не хочу. Но почему же тогда я не отрываю глаз от гниющей плоти?

Поют птицы. Солнце так высоко, так ярко светит в голубом безоблачном небе. Я вижу все это со дна колодца. Наблюдаю. Там жизнь, там все цветет и лучится ярчайшими огнями в своей великолепной красоте. Жизнь – это так просто! Мы принимаем ее, как должное. Вечные в вечном. Так заблуждаемся. Ведь стоит опустить глаза вниз хотя бы на долю секунды, придет понимание.

– Я – смерть! Тлен. Разложение. Я – твоя судьба.

Стучу зубами на нервной почве. Тьма. Тьма заливает мне глаза. И я ее часть. А она во мне. Или я в ней. Пустота. Безысходность.

– Ха! Так весело! Забавно!

Пусть моим пляжем будет камень. А морем будет вода в колодце.

– Ха-ха-ха!

– А ты, ты будешь моим другом? Подругой? Молчишь? Это, наверное, потом, что из твоего рта вываливаются личинки. Смотри, какие жирные и белые. Извиваются, как упитанные черви. Ха-ха-ха! Как тебя зовут?

Только капли, стекая со стен, бьются об воду. Кап-кап.

***

Злость порождает злость. Жестокость порождает жестокость.

В сердце томится злоба, пылает ярость.

Месть – какое приятное слово.

Истина всех истин: все проблемы из-за людей.

***

Сверху доносятся слова. С неба? С самого-самого неба? Нет, это он навис над решеткой и смотрит на меня свысока сквозь прутья. Я узнаю его исцарапанную физиономию. Узнаю его голос.

– Я нашел тебя! – Радуется? Скорее смеется, издевается.

– Вытащу тебя! – Да-да. Говори. Чтобы вселить надежду, а потом разорвать ее на части. Так ты и с ней поступал? Я смотрю на труп. Бросил ее, смеялся, смотрел, как она умирает на твоих глазах. Больной ублюдок! Нет, со мной у тебя не выйдет. Мне не нужны надежды. Не нужна твоя ложь. Я лучше умру на своих правах. Сама брошусь в омут и захлебнусь. А если и выживу каким-то чудом, то вырву твое сердце голыми руками.

– Я…я ведь верил ей. Маме. А она… знаешь, она против нас с тобой. Против… этой, как ее… любви. И против приезжих. Да-да, представляешь? Раньше много было незнакомых… лиц. Приезжали. Слушали пение соловьев. А теперь…

Его голосу там громко эхом отдается в стенах колодца. Пронизывает меня тысячью игл. Говори-говори, пока еще можешь.

– ….А теперь никого. Никто не приезжает.

Он смотрит на меня. Я смотрю в воду. Но чувствую его взгляд. Такой холодный и безжизненный. Взгляд психопата, взгляд сумасшедшего и душевнобольного. Человека? Нет, это не человек. Это существо, порожденное тьмой.

– Когда я был в том подвале, я понял. Я все….как его… вспомнил! Они убили их. Убили. А потом это повторялось. Снова и снова. Люди пропадали. Люди… черт! Забыл слово. А, да! Люди исчезали! Бесследно. И, знаешь, я… задумался. А может, все это неспроста? Может, все связано? Возможно, и Катька никуда не уехала.

Я посмотрела на труп. Он посмотрел на меня. Мы поняли друг друга без слов.

– Я закрывал на это глаза. Не хотел… верить. Не хотел верить и видеть правду. Там, в своем мире, в своем сейфе. Я видел небесные замки.

Замки. Ага. Смирительная рубашка по тебе плачет, да электрический стул.

– И я подумал. Я может, и ты не уедешь, а разговор ничем хорошим не закончится. Проснулся под вечер. В этом… как его… в кошмаре. Проснулся и осознал, что надо тебя найти. Пошел, спустился к болоту. Дошел до дома. Обыскал его. Нет тебя. Кричал. Звал. Ты не отзывалась.

Еще бы отозвалась. Игры твои меня не интересуют. Безумцу – безумные развлечения. Нет уж, довольно.

– И когда я уже.…Когда я уже…

Даже мысль не может сформулировать.

– Когда я уже потерял надежду, заметил старый колодец. А в нем тебя.

Какая интересная история! Прямо сейчас растрогаюсь и расплачусь.

– Пока мама в церве, надо тебя вытаскивать. Надо… это… спасать. Мы убежим с тобой. Убежим вместе. Уедем. Далеко-далеко. Лишь бы больше не видеть этого места. Не видеть этих лживых лиц. Нас не найдут.

Как я тебя понимаю. Твое лицо бы мне вовек не видеть.

Он отодвинул решетку. Отбросил в сторону. Наклонился за край и протянул руку.

– Давай… тупая башка! Давай хватайся!

Мне было не дотянуться до его руки. Я посмотрела на него, сжав губы. Во мне бурлила ненависть.

– Ах, да. Ты не дотянешься. Подожди немного. Я вернусь. Найду,…не знаю… веревку и вернусь.

Ага, чтобы связать меня и притащить обратно в тот дом. Пытать меня. Мучать. Ага-ага.

– Ха! – Я без боя не сдамся.

Пока он где-то ходил, у меня возник план. Ужасный, коварный план. Но со своим шармом, со своим очарованием. И было время его осуществить. Я протянула руки к трупу мертвой девушки. К ее груди. Туда, где виднелось сквозь повранное платье ребро. Схватила его, сжала покрепче и потянуло. Ничего не вышло. Труп просто подплыл ближе и смотрел на меня мертвым лицом. Тогда я всунула руку внутрь тела. Было мерзко и противно. Что-то хлюпнуло, чавкнуло. Я подцепила ребро изнутри. Стала трясти его. Туда-сюда.

– Ну же!

И оно треснуло. Звук ломающейся кости прошелся холодком по моему телу. Я покрылась мурашками. Вытащила ребро.

– Прости.

Она мне ничего не ответила.

Ребро обломалось и заостренным осколком смотрело на меня. Куски гниющего мяса остались на нем.

Я на минуту даже обрадовалась, что теперь у меня есть оружие. То, что нужно. Да. Быстренько спрятала его за пояс. В этот же момент надо мной вновь раздался голос. Я вздрогнула от неожиданности.

– Вот! Лови.

Он скинул веревку.

– Я вытащу тебя.

– Ага, – ответила я и добавила тихо-тихо, чтобы он не услышал, – прощай. Пожелай мне удачи. Я отомщу за тебя. – Схватилась за конец веревки. Намотала ее на руку. Он стал вытаскивать.

Ноги скользили по каменной стене. Вода стекала с меня и капала вниз, так громко разбиваясь о поверхность. Труп остался внизу. Канул в пучину. Никто его не найдет, никто более не потревожит.

Я схватилась за край и попыталась выбраться.

– Хорошо. Давай-давай. Еще чуть-чуть.

Он помог мне подтянуться. Я ступила на твердую землю. Никогда не была так рада деревьям, траве и свежему воздуху.

Вечер подходил к концу. Темнело. Солнце уж давно зашло, и теперь властвовали сумерки. Над верхушками деревьев пролетели летучие мышки. Я вдыхала теплый воздух. Не могла надышаться им. А потом меня вновь вернули в суровую реальность. Этот голос. Этот мерзкий, противный голос, подобный скрипу ржавых качелей в заброшенном парке.

– Пойдем отсюда. – Раздалось за моей спиной.

Я обернулась и посмотрела в его глаза. На лице его горела бесчувственная улыбка.

Собрала всю решимость в кулак. Выхватила ребро.

– Только не с тобой, сумасшедший мудак!

Я метила в глаз. Но ребро прошло немного мимо. Задело весок. Выступила кровь. Он отшатнулся. Схватился за полученную рану. За спиной у него был открытый колодец. Не удержался. Рухнул прямо в бездну. Даже крикнуть ничего не успел. Раздался всплеск. Я надеялась, что он сломал себе шею. Но проверять не стала. Бросила ребро в сторону и побежала, что есть сил прочь.

Не разбирая дороги, я просто бежала. Быстрее-быстрее-быстрее. Сквозь колючие кусты, мимо деревьев, перепрыгивая канавы. Прочь, прочь отсюда. Мне показалось, что я слышала кота. Тихое «мяу» прозвучало где-то в стороне. Но я не остановилась. Продолжила путь.

Спустя некоторое время, когда я уже выбежала к краю болота, упала без сил на колени. В тишине лесной, в мрачных сумерках звучала красота. Яркое пение, словно свет. Самое теплое и нежное. Это был соловей. Он пел свою последнюю песнь. А я не могла унять слезы. Мне было спокойно. Я была жива. И слушала жизнь, наслаждаясь ее. Не хотела более ничего. Не нужно мне море. Я лишь хотела домой. Хотела увидеть родителей. Обнять их. И услышать, что все будет хорошо.

***

В ночи я взобралась на холм. Прошла по безлюдным улицам деревни под одинокими, еле освещающими путь фонарями. Уже у кладбища возле церкви мне попалась на глаза фигура. Бабка, выходящая из церкви, спускающаяся по ступеням. Наверное, она заметила меня. Но ничего не сказала. А я постаралась уйти оттуда как можно быстрее. Сбежала к реке, к дамбе. Погладила на прощанье старую собаку, которая узнала меня и в ответ лениво зевнула. Позади с холма услышала голоса. Много. И огни. Я побежала через поле навстречу лунному свету. Стрекотали сверчки. А я все бежала и бежала. Хотя скорее просто ковыляла. Тело болело. Но я засунула боль глубоко. Не обращала на нее внимания.

Дорога в поле через полчаса или час подошла к концу. Река, дамба, холм – все осталось позади. Их и не видно больше. Я хотела упасть, просто упасть на землю в траву и заснуть. Впереди виднелась железная дорога. И дом с деревянным забором, за которым мирно спала собака, но услышав мои шаги, тут же оживилась и стала лаять.

Из окна дома пробивался свет. На лай собаки вышел хозяин. Я услышала, как открылась дверь. Испугалась. Подумала, что нужно прятаться. Немедленно. Прыгнуть в заросли, переждать. Но я уже еле стояла на ногах. Будь что будет.

– Кто там? – Раздался голос из-за забора.

Мелькнула тень. Он один из них. Точно. Наверняка. Я хотела провалиться сквозь землю, но осталась стоять на месте. Застыла в ожидании участи. Ведь не могло же все закончиться для меня хорошо. Счастливых концов не бывает. Я закрыла глаза и задержала дыхание.

Ко мне вышел старичок. За его спиной на цепи извивалась собака.

– Что здесь…

Он увидел меня и изменился в лице. Да уж, это было то еще зрелище. Вся в грязи, подранная, в ссадинах, в крови, измотанная. Отличный ночной гость.

– Боже, деточка, что с тобой приключилось?

Я ничего не могла ответить. Ничего. Просто увидела доброту в его глазах и поверила в его искренность. Этого было достаточно. Я упала к нему на грудь, и весь мир провалился в бездну.

***

Никто не пришел ночью. Никто не пришел и рано утром. Я отмылась. Привела себя в более-менее презентабельный вид. Насколько это было возможно. Старичок отпаивал меня мятным чаем. Накормил. Даже немного смогла поспать.

Он не пытался узнать всю историю, а я не хотела переживать все заново. Дал мне денег, как раз хватит добраться до дома. Фруктов. Посадил на поезд. За все это ему огромное спасибо. Есть еще добро в этом мире. Есть еще хорошие люди.

Знакомая электричка стучала колесами, унося меня, прочь от всех переживаний, от всех проблем и ужасов. Я хотела попасть домой поскорее. Увидеть родителей. Заснуть в своей постели, где меня точно никто не тронет.

Прижалась щекой к прохладному стеклу и задремала.

– Да, – думала я, – можно уехать подальше от этого места, от этих чудовищ, только они не покинут. Никогда.

Закрываешь глаза и видишь смерть. Закрываешь глаза и…

Поезд укачивал и железной змеей бежал вдаль. На небе горел апельсин солнца. Пролетали под облаками птицы. По полю проезжала одинокая машина. Люди в вагоне разговаривали, обсуждали свои обыденные дела. Я их не слушала. Я была в себе. Слушала тишину и последнюю песнь соловья. И я знала, что однажды он снова споет мне.

Эпилог

Все повторяется. Вновь и вновь и вновь. Эти ужасы былых событий. Они всплывают, стоит закрыть глаза. Стоят перед тобой. Каждую ночь я возвращаюсь в тот проклятый колодец. Я вижу лица, злые лица. Они смеется в тишине. Издеваются надо мной. Они… зовут к себе.

Кровь. Везде кровь. Она сочится по моим рукам. Я вдыхаю ее металлический запах. Становится дурно. Но не убежать. Ничего не изменить.

Проходят дни, проходят бессчетные ночи. И вроде ходишь на пары, общаешься с людьми, заводишь новые знакомства. Да и вообще как-то пытаешься адаптировать себя к жизни, стать социальной. Но. Всегда есть одно большое но. От прошлого не убежать. Я пыталась. А затем идешь поздно вечером. Ни о чем не думаешь. Видишь тень, слышишь шаги за спиной. И вот сердце уже готово выпрыгнуть из груди. Падаешь на землю. Хватаешься за голову и кричишь, распугивая случайных прохожих и котов, прижавшихся к бетонным стенам домов. Плачешь. Почему? Почему мне не найти покоя? Душа в смятении. И кошмары возвращаются. Нет. Они никуда не уходили. Я все еще в колодце рядом с трупом. Сама труп. Это петля, замкнутый круг безысходности. Я хочу убежать, хочу жить, но серые будни поют в унисон моей серой душе.

Смотрю в зеркало. Не узнаю себя. Что это за маска? Что за темные круги под глазами? Родители грузят меня заумными терминами и названиями синдромов, которые я не запоминаю. Ходят, записывают в свои блокноты, изучают меня. Но и им со временем это надоело. Стали пичкать таблетками.

Я даже не вдаюсь в подробности, что именно они мне дают. Просто проглатываю. Просто запиваю водой и ложусь спать. Сон тут же забирает меня. И эти ночи без сновидений лучшее, что есть в моей жизни теперь. В них, по крайней мере, меня не существует, а вместе со мной ничего нет и ничто не важно. Пустота. Сладкая, сладкая пустота.

Но утро наступает вновь. И так повторяется. Снова и снова и снова.

И снова.

Белка в колесе.

Я вижу мертвых людей. Они разговаривают со мной.

– Ты не сможешь жить как прежде. Ничего не изменится, пока все не исправишь.

– Но что, что вы хотите от меня?

– Отомсти за нас.

И этот шепот преследует меня. Из-под кровати доносится холодом, во дворах средь опустевших лавочек звучит мелодией ржавых труб. Везде.

Они рядом. Они со мной. Они – это я.

– Отомсти за нас, отомсти.

Зима приходит на смену дождливой осени. Холодные дни сменяются теплыми дуновениями весенних ветров. Все идет свои чередом. Так незаметно наступает лето.

Но для меня оно несет свои перемены. Целый год ждала. Слушала шепот, умирая душой. Собиралась с силами, для решающего шага. Ведь нельзя так более жить, нельзя. Это и не жизнь вовсе, а существование в каменных стенах, построенных вокруг меня. Нет уж. Нет. Будь, что будет. Любые перемены к лучшему. Наверное. Я не могу более сидеть на таблетках. Просто не могу. Не могу просыпаться в кошмаре и быть в кошмаре наяву. Не-мо-гу.

И тогда я собираюсь. Ловлю на себе теплые лучи. Отправляюсь в путь по изведанной дороге. Теперь же у меня есть деньги, чтобы без автостопа и окольных путей добраться до места.

Надо будет, когда вернусь, перезвонить все-таки Мише. Если за год он меня не забыл. Он ведь звонил, но я не взяла трубку. Не знала, что ему сказать, что ответить. Просто не знала. А теперь же, если менять жизнь, то целиком и полностью.

Знакомая пустая станция приветствует меня. В доме старика заколочены окна. Не гавкает собака. Становится весьма печально. Что с ним? Где он теперь?

– На кладбище, – говорит мне голос. – Туда и дорога.

– Нет! – Я закрываю уши, чтобы не слушать его.

Иду по полю. Цветут ромашки. Впереди уж виднеется дамба. Слышен шум реки.

Я вижу знакомый силуэт. Какая неожиданность. Какое совпадение, застать его сразу же. Не пришлось искать. Стоит, покачиваясь у перилл. О чем-то думает своем. Ваня его зовут, кажется. Если мне память не изменяет. Это он хладнокровно вонзил топор в шею писателя, это он скинул меня в колодец. Он. Он. Он.

Ненависть и злоба вспыхивают во мне с новой силой. В глазах пылает ярость. Горит ярчайшим огнем. И не вижу я более ничего. Все меркнет. Все звуки заглушаются. Только стук собственного сердца звучит в висках. Есть только я и он. Я и сладкая-сладкая месть. Лучшее начало дня!

Иду навстречу. Вот уже шаги звучат по асфальту.

Они. Их деревня – рассадник чудовищ. Да-да. Тот псих, когда меня вытаскивал, сказал, что у них часто люди пропадают. Что больше даже никто не приезжает. Они все, все виноваты. Вся их деревня. Сжечь, сжечь их!

Он станет первым в моем списке. Я набираю полную грудь воздуха, сжимаю кулаки. Краем глаза замечаю собаку. Она еще помнит меня. Смотрит мне вслед тусклыми глазами. Пытается вилять хвостом. Вот только не до нее мне сейчас. Не до нее. Моя цель впереди. Даже не слышит меня, не знает, что я подкрадываюсь сзади. Я поднимаю пустую бутылку с асфальта. Заношу ее над собой и со всей силы бью ему по затылку. Он еле удерживается, чтобы не перевернуться. Оборачивается, хватаясь за голову, из которой показалась кровь. Смотрит на меня пьяными пустыми глазами. Бутылка разбилась и теперь осколками усыпан асфальт. Хруст раздается под ногами. Деревенский бугай протягивает ко мне руки. Я отбиваюсь. Располосовываю ему запястья острым горлышком. Слишком пьян, чтобы что-то сделать. Он спотыкается. Теряет равновесие. Сперва бьется головой о перилла. На них остается пятно крови. Затем я ловлю момент и толкаю его, что есть мочи. Он перелетает через ограждение и устремляется подбитой птицей вниз. Разбивается на бетонных плитах. И лишь багрянцем окрашивается вода.

Тишина и покой. Тишина.

Я пытаюсь отдышаться. Это только начало пути. Только начало. Вытираю со лба капельки пота. И просто ухожу с дамбы. Иду в сторону холма, в сторону деревни. На лице моем улыбка. И так легко, так свободно себя чувствую. О, это чувство! Оно окрыляет. Я готова петь, готова танцевать на пепле своих врагов. И демоны подмигивают мне. И тьма немного рассеивается. Я знаю, что потом точно отправляюсь на море. Наконец-то отдохну. Но это будет после. А пока…

– Кровь за кровь, – шепчет мне голос.

– Кровь за кровь, – отвечаю я ему.