Текст книги "«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том I. «Надо уметь дерзать»"

В них у него потом никогда не будет недостатка, причем, на любой вкус и под любое настроение…

«Радостная» новость ошарашила блудливую мадам Бонапарт во время обеда у влиятельного председателя Директории Жерома Гойи. В поддержке Гойи после того как ее прославленный муж отправился «за тридевять земель», а Баррас предпочел охладеть к своей бывшей любовнице, явно зарвавшейся в своих спекулятивных «маневрах» по снабжению Египетской армии ее супруга, а всегда имевший лишние деньги Талейран и вовсе делал вид, что ее… нет физически, она очень нуждалась. Жозефина действительно так глубоко залезла в долги, что уже не могла оплатить даже ничтожный счет! Ее «милый друг» Ипполитушка, с которым она не первый год наставляла рога Наполеону, был тут же забыт: все-таки он был не чета генералу Бонапарту, чье имя прогремело на весь свет и ей во чтобы то ни стало нужно было сохранить свое привилегированное положение при муже Герое Дня!

Охваченная паникой, неверная, уже давно не первой свежести (36-летняя) – жена забыла о своих намечавшихся коммерческих интересах с Гойе. В своем самом красивом наряде она стремительно помчалась в карете с самыми резвыми конями навстречу своему молодому (30-летнему) мужу-рогоносцу, чтобы встретиться с ним до того, как «зловредная семейка» ди Буонапарти во главе с сурово-молчаливой и крайне разборчивой «Сударыней-Матушкой» воспользуется прекрасной возможностью стереть ее в дорожную пыль. Ей предстояло с помощью своего богатейшего сексуального арсенала заставить его забыть о ее бабских глупостях. Правда, для этого нужна была некая малость: быть допущенной до его белого тела…

Так случилось, что она выбрала не ту (южную) дорогу и кареты «благополучно» разминулись, поскольку Наполеон приехал в Париж по другой (северной) дороге – по крайней мере, так повествует большинство источников.

В 6 часов утра 25 вандемьера Наполеон въехал в Париж. Он проехал через всю Францию за 8 ней. Прибывший домой Бонапарт нашел свое жилище не только с новой роскошной отделкой (значит на это ушли огромные средства!), но и… пустым!?

Естественно, его озадачил подобный расклад. Целых 48 часов он получал от своих родственничков, пышущих ненавистью к ненасытно-жадной Жозефине, исчерпывающую информацию о всех видах «телодвижений» этой крайне расчетливой креолки-блудницы за последние примерно 17 месяцев и сделал соответствующие выводы о целесообразности сохранения с ней брака.

«Горячо любящая» женушка смогла оказаться дома лишь спустя пару дней перед… закрытыми дверьми и выставленными на улицу ее собранными вещами. Разгневанный муж приказал ее к себе не пускать. Умелое сочетание маленьких женских хитростей все же позволило ей проникнуть за входную дверь. Но дверь в покои Бонапарта оказалась наглухо закрыта. Перед дверью, в которую она тщетно стучалась, разбивая в кровь свои маленькие кулачки, бессильно опустившись на колени, вскоре послышались ее протяжные мелодичные стоны, перемежающиеся глухими рыданиями с внезапными невероятными воплями, т.е. все те разнообразные звуки, что порой издают беспрерывно оргазмирующие женщины.

Только теперь эта уже почти-что сорокалетняя женщина, в отсутствии мужа ненасытно-жадно ловившая в своих потертых «ножнах» пылко-вострую «саблю» («палаш»? ) пригожего интендантского офицера Ипполита Шарля (возможно, не только его одного?) и сколь желанное, столь и мимолетное Женское Счастье (Его Величество Оргазм) – осознала всю глубину вырытой ею пропасти…

А потеряла она много, очень много! Возраст у нее уже был не тот, чтобы рассчитывать на новый брак или нового покровителя. Годы наложили отпечаток на ее лицо, на кожу, которую уже не спасали никакие притирания. Креолки – как все женщины смешанных кровей, – как известно, очень рано созревают и невероятно сексуальны, но и весьма рано… увядают, в том числе, пардон, и по женской части!

С ужасом подумала она и о жутких долгах на сумму в 2 млн. 395 тысяч франков, впрочем, есть и иные суммы! (Хвост кредиторов будет тащиться за ней до конца ее жизни!) К тому же, Жозефине ничего не принадлежало – вся недвижимость была куплена на деньги Бонапарта! Что с нею будет, если Наполеон разведется с ней и она окажется на «мостовой» (пардон, «панели»)?..

Нужно немедленно прорваться к нему и остаться с ним наедине! Тогда у нее – Большой Мастерицы Большого Секса – еще есть шансы «умилостивить» благоверного! Это – ее последний шанс!!!

Но Наполеон не отпирал…

Внутри его комнаты сохранялась тишина…

Намечалась трагедия…

Тогда она с подачи своей горничной Агаты Рибль пустила в ход «тяжелую артиллерию»: к матери добавились ее дети от первого брака, Эжен и Гортензия, к которым, особенно к пасынку после совместных Итальянской и Египетской кампаний, Наполеон относился с большой нежностью.

…По правде говоря, Жозефина редко вспоминала, что у нее есть дети. Но зато очень вовремя! Они стесняли ее на каждом шагу: у нее было много «проблем». Порой, они напоминали ей о себе, но ей было не до них: ее ждали обеды, балы, ужины, загородные прогулки и… мужчины. Если Эжена она отдала на попечение своего Наполеона и тот уже достойно проделал две военные кампании, то Гортензии пришлось «ждать своего часа» в пансионе для благородных девиц мадам Жанны-Луизы-Генриетты Кампан (Жене) в Сен-Жермене. Эксклюзивное заведение мадам Кампан стало поставщиком невест для новой элиты Франции. Правда, после реставрации Бурбонов Кампан потеряет свои выгодные позиции в высшем свете Парижа: новая власть никогда не любит тех, кто был в фаворе при старом режиме…

Жуткая сцена, очень похожая на сцены из трагедий Шекспира – мать с детьми, стоя на коленях, умоляли генерала Бонапарта, открыть двери, длилась весь день…

Они уже почти потеряли надежду.

Но, наконец, дверь отворилась. Он пустил ее, но, вероятно, скорее, из жалости, чем любви. И Жозефина поняла это и поползла к нему через всю комнату на четвереньках, то рыдая взахлеб, то моля о прощении, не забывая, правда, при этом максимально эротично «вилять» своими аппетитно раздавшимися от двукратного материнства бедрами…

Когда на следующее утро Люсьен Бонапарт посетил Наполеона, то тут же понял что ласковая кошка Жозефина, пустила в ход весь свой богатейший сексуальной арсенал против которого вряд ли устоял бы любой нормальный мужчина в расцвете лет! В общем, креолка все так «залакировала», что его братец уже точно не выкинет ее из своей жизни. По крайней мере, в ближайшие годы…

…Впрочем, Наполеон в ту пору уже «метил в Бонапарты», т.е. собирался взять власть в Париже! И ему никак не нужен был в его «предвыборной кампании» столь негативный пиар, как развод с супругой, наставившей ему ветвистые рога. Политик, рвущийся в диктаторы, не может быть посмешищем. Именно об этом ему открыто сказал один из крупнейших поставщиков его Итальянской армии Колло: вы сможете разобраться со своей неверной супругой потом, когда станете Отцом Нации! Аргументы финансиста Колло не прошли мимо разума генерала Бонапарта. Более того, Жозефина не только была женщиной с деловыми связями, но и великолепно умела налаживать и поддерживать светскую непринужденную атмосферу, т.е. играть роль приятной всем «хозяйки дома-бала». А это для «генерала Бонапарта» имело тогда первостепенное значение. Поскольку, как известно, Миром Правит Результат, то Наполеон прагматично «забыл» о том, что Жозефина наградила его «рогами». Если в свою Египетскую экспедицию он уехал романтиком, то вернулся с Востока уже сугубо прагматиком. А значит, прошлая «фаза» их брака его уже не интересовала и он решил продолжить его, но в новой «ипостаси»: из желанной жены-любовницы-утехи-воина сексуальная Жозефина должна была превратиться в благоверную супругу-компаньонку по продвижению супруга-генерала на вершину политического Олимпа революционной Франции…

Он не только простил ей измену и никогда – ни в то время, ни позже, – не сделал никакого шага, чтобы отомстить кому-либо из ее любовников (хотя по словам очевидицы события герцогини д`Абрантес страшно побледнел случайно встретив проказника Шарля), но оплатил все ее безумные долги! Хотя перед этим он тщательно проверил квитанции и накладные счета. Он обнаружил некоторые несоответствия и даже то, что кое-что из предметов так и не поступило. Более того, кое-где стоимость была сильно завышена и поставщикам были срезаны затраты вдвое.

Правда, этот гений так и не смог взять в толк, зачем Жозефине за один только летний месяц, когда Бонапарт был в Египте, а она жила в пригородной резиденции Мальмезоне, надо было заказывать 38 шляпок?! «Но ведь в месяце не больше 30—31 дня!?» – наивно недоумевал Наполеон, обращаясь к своему старому приятелю Бурьенну.

Их отношения наладились. Он считал свой брак удачным. Они стали обычными мужем и женой, причем, она, будучи заметно старше его, заметно быстрее его старела, прекрасно отдавая себе отчет в том, что в своем страстном отношении к ней «генерал Бонапарт» времен Итальянской кампании уже перегорел – он повзрослел и успокоился. Он по-прежнему с большим удовольствием занимался с ней изощренным сексом, но былой неистовой влюбленности уже не было. Он больше не ощущал себя провинциалом, облагодетельствованным снисходительной и влиятельной дамой, которой он был обязан покровительством могущественного директора Барраса. Осталась привязанность, но и этого, порой, немало. Он проводил около ее постели каждую свободную минуту, когда она болела, а если был занят, то посылал слугу осведомиться об ее самочувствии.

В общем, он пошел по жизни дальше – вперед, и до поры до времени, она его сопровождала. Все хорошо, что хорошо кончается.

У нее теперь была трудная роль: на людях быть везде и всегда – независимо от самочувствия – с улыбкой, всегда с лаской в голосе! Ей предстояло постоянно быть любящей и верной женой, помощницей во всех его грандиозных замыслах. За те очень долгие часы, что она провела на коленях, рыдая, скуля и завывая перед закрытыми дверьми в спальню Бонапарта, ей стало отчетливо понятно, что с ней будет если ее «звездный» муж с ней разведется. Если о старости говорить еще было рановато (ей было уже под сорок лет), то молодость и свежесть уже остались позади. Рассчитывать на новый выгодный брак уже явно не приходилось. Идеальный в постели Ипполит Шарль никак не подходил на роль мужа, способного обеспечить роскошь и положение в обществе за широкой спиной которого она смогла бы по-прежнему покровительствовать разным нужным людям, в том числе и богатым поставщикам армии – не без пользы для себя.

С того момента в жизни Жозефины больше не было любовников, по крайней мере, так принято считать!? Или она стала очень осторожной, что нельзя исключать…

…Между прочим, только в середине ХХ века стало известно ее подлинное отношение к усатому острослову и невысокому «крепышу» («мало золотник – да дорог»!? ), пригожему кудрявому брюнету Ипполиту Шарлю. Перед своей смертью он приказал своей племяннице сжечь у него на глазах все письма Жозефины к нему. Но среди его деловых бумаг затерялись еще два ее любовно-деловых послания к нему. Они избежали уничтожения, но были обнаружены только в 1950-х гг. Помимо любовной стороны их взаимоотношений в них «приподнимается занавес» над финансовыми махинациями мадам Бонапарт, пристроившей в свое время своего любовника на очень прибыльное место в фирме Луи Бодена, поставщика армии, с которым у нее были тесные деловые отношения. В одном из них – от 19 марта 1798 г. – она пишет: «Вчера Жозеф (брат Наполеона – Я.Н.) имел долгий разговор с Бонапартом, и после этого Бонапарт спросил меня, знаю ли я гражданина Бодена и правда ли, что я устроила ему контракт на поставки Итальянской армии, и действительно ли Шарль жил в доме гражданина Бодена под номером 100 в округе Сент-Оноре, и действительно ли я приезжала туда каждый день. Я сказала, что не знаю, о чем он говорит, и что, если он хочет развода, ему надо только сказать, и нет необходимости прибегать к такой тактике, и что я самая несчастная женщина на свете. Да, мой Ипполит, я их всех ненавижу. К тебе одному обращена моя нежность, моя любовь… Они должны видеть отчаяние, в котором я пребываю из-за того, что не могу видеть тебя так часто, как мне хотелось бы. Ипполит, я убью себя! Я предпочитаю умереть, чем жить жизнью, которая без тебя будет только бременем. Увы, что плохого я сделала этим чудовищам? Пожалуйста, скажи Бодену, чтобы он говорил, что не знаком со мной, что не через меня он получил контракт на поставки Итальянской армии… Неважно, сколько они будут мучить меня, они никогда не разлучат меня с тобой, мой Ипполит! Я сделаю все возможное, чтобы увидеть тебя сегодня… Я пошлю Бодена сообщить тебе, в какое время я смогу встретиться с тобой в парке Монсо. До свидания, мой Ипполит, тысяча поцелуев, таких же страстных, как моя любовь…» Второе послание скорее похоже на записку: «Я уезжаю в деревню, мой дорогой Ипполит. Вернусь в пять часов и в половине шестого или в шесть буду у Бодена, чтобы увидеть тебя. Да, мой Ипполит, моя жизнь – это постоянные терзания. Только ты можешь возродить меня к счастью. Скажи мне, что любишь меня, любишь меня одну! Пришли мне 50 тысяч ливров с Боденом из наличных денег. Колло (крупнейший поставщик армии Наполеона во время Итальянской кампании 1796—97 гг. – Я.Н.) просит у меня деньги. До встречи, я шлю тебе тысячу нежных поцелуев – и я вся твоя, вся твоя». Правда, разводиться с Бонапартом и выходить замуж за Шарля она отнюдь не собиралась: менять роскошь и поклонение «на рай в постели с любимым» – это моветон… Впрочем, каждый вправе сделать свои собственные выводы, тем более, что нам так и осталось неизвестно: виделась ли Жозефина еще когда-либо со своим «другом сердешным» Ипполитом Шарлем, или нет!? Дело в том, что кое-кто из ее биографов намекает на наличие некое письма, в котором вскользь упоминается некий таинственный «садовник», к которому у нее были некие серьезные «претензии»…

Более того, теперь Наполеон почувствовал себя в отношении супруги совершенно свободным и пошел в интимной сфере собственным путем. Жозефина уже никогда не была для него единственной возлюбленной. Он больше не считал нужным сохранять ей верность. С тех пор Наполеон мог получать удовольствие с любой женщиной, которая ему приглянется и даже делился будучи в постели с Жозефиной об ощущениях полученных с очередной любовницей, причем, в деталях сравнивая ее с… Жозефиной, как с женщиной которая понимала его лучше всех, перед которой он мог всегда облегчить свое сердце. Недаром ведь он как-то изрек, что нарушение супружеской верности – это всего лишь диванное происшествие. Правда, не известно, верил ли он в цинизм этой фразы?

Другое дело, что она в свое время сама своими изменами убила в нем любящего мужа. Зато теперь ей приходилось по возможности быть снисходительной к его частым изменам. Правда, это не всегда получалось – теперь настал ее черед изнывать от приступов ревности. Ей приходилось не только закрывать глаза на его походы налево, но и в некоторых случаях способствовать развитию интрижек императора с певицами, актрисами из «Комедии Франсез», фрейлинами, чтицами (лектрисами) и прочими придворными авантюристками. Судя по всему, она надеялась, что эти мимолетные связи «без завтрашнего дня» отведут угрозу развода, нависшую над их бесплодным браком после того, как Наполеон «родивший-таки» в 1806 г. сына от Элеоноры Денюэль, убедился в своей способности иметь детей.

Если до 1802 г. он, как добрый буржуа, сохранял привычку спать в одной постели с женой, то после переезда в резиденцию в Сен-Клу, где в потайных комнатах он принимал секс-услуги понравившихся ему дамочек, он стал все чаще проводить ночи в собственной отдельной постели и все реже приходить спать к супруге. Стареющая Жозефина все прекрасно понимала и тонко играла роль всем довольной супруги, как бы невзначай бросала по утрам служанкам: «Император и эту ночь спал со мной…» и томно добавляла: «Поэтому я так поздно встала…»

Так словно круги по воде, по всему Парижу, разлеталась приятная для нее весть о том, что он все еще находит ее желанной…

…Но на этот раз все было по-другому! C`еst la Vie (се ля ви – «такова жизнь»), – сказал Наполеон безутешной Жозефине на прощание после развода, по крайней мере, так принято считать… Он никогда больше не виделся с ней один на один…

Более того, после развода он поехал в Трианон. Он, который не проводил ни одной минуты в праздности, провел целых три дня в полном бездействии. На целых три дня были прерваны все его работы: он не принимал ни министров, ни секретарей, не продиктовал ни одного письма и ни одного не прочел. Он часами сидел в одиночестве и рассеянно смотрел куда-то вдаль – в Прошлое… Он не хотел думать о том, что эта женщина его обманывала и меняла на бивачных дон-жуанов и прочих «марчел-мастрояни, аллен-делонов и василиев-лановых» всех времен и народов. Он не хотел думать о том, что из-за нее не раз становился посмешищем. Она была первая, которую он полюбил, его первая любовь, его первая нежность. В благодарность за это и сохранил он к ней в своей памяти вечную привязанность. Ему казалось, что он в долгу перед ней за то, что она просчитала его великое будущее и всю жизнь он платил по этому долгу деньгами и почестями, деньгами и почестями.

Какой бы Жозефина ни была, она одушевляла торжественную суровость парадных залов и гулких галерей. Навсегда покинув Тюильри, Жозефина навсегда увезла с собой аромат дивных благовоний и радующие взгляд наряды. Дворец покинула женщина, которая создавала в нем атмосферу благополучия. И неважно, что она давно уже стала всего лишь миражом далекого видения, что грация ее несколько отяжелела, а очарование размылось временем…

С Жозефиной из жизни Наполеона навсегда ушла… Молодость и все что с ней было связано… Генерал Бонапарт прощался с теми временами, когда они были вместе несмотря на все «извороты», которые им устраивала Судьба в лице легкомысленной неверной креолки… Жозефина была для него, пожалуй, Единственной Женщиной, которую, несмотря ни на что, Он Продолжал Любить…

Так бывает, что имеем, то не ценим, пока не потеряем…

…Между прочим, многочисленные биографы Наполеона подметили одну интересную деталь. С момента разрыва с Жозефиной счастье отвернулось от Наполеона, тогда как до этого удача неизменно сопутствовала ему с того самого дня, когда он соединил свою судьбу со вдовой генерала Богарне. Будучи человеком глубоко суеверным со всеми своими атавистическими предрассудками и верой в приметы, император в глубине души всегда считал, что Жозефина принесла ему – «корсиканскому выскочке» Наполионе ди Боунапарте – невообразимую удачу. Это подтверждалось многолетним опытом, 13 годами совместной жизни. Разрыв с нею явился для Наполеона одним из труднейших психологических барьеров, которые когда-либо ему приходилось преодолевать…

Каждый день в течение первых недель после развода Наполеон осведомлялся о самочувствии Жозефины…

Потом Бонапарт женился на дочери императора Австрии 18-летней Марии-Луизе (1791—1847), которая, судя по всему, могла нарожать ему кучу наследников: ее мать родила 13 детей, а прабабушка в два раза больше! Брак Наполеона с австрийской принцессой был довольно прохладно, если не сказать негативно, встречен во Франции. Он не получил одобрения ни со стороны народа, ни со стороны армии, столько лет сражавшейся против австрийцев, ни даже со стороны правящей элиты. В этом династическом браке французы усмотрели нечто оскорбительное для себя, увидев в нем как бы надругательство над памятью героев Вальми, Маренго и Аустерлица, даже более того – косвенную реабилитацию «старого режима».

При разводе с Жозефиной Наполеон не обидел жену. Она получила все, чего пожелала: Елисейский дворец – как городскую резиденцию, Мальмезон – как летнюю (замок у ворот Париж), Наваррский замок (дачу в Бургундии) – для охоты, три миллиона в год содержания, тот же почет, каким пользовалась раньше, титул, гербы, охрану, эскорт, все внешние атрибуты царствующей императрицы. Он продолжал заботиться о ней и потом, отправив ей денег сверх положенного содержания, написав: «Это чтобы ты могла сажать в Мальмезоне все, что тебе захочется». Он заказал для нее в Севре дорогой именной обеденный сервиз. Из рачительного эконома Наполеон в расчетах с Жозефиной превратился в расточительного экс-супруга. То, что он ей пожаловал, никогда бы не увидели кровные родственники императора – братья и сестры. Правда, и волшебная лампа Алладина не смогла бы ей дать больше, чтобы удовлетворить ее жажду расточительности. Побеспокоился он и том, чтобы она не оказалась в одиночестве, понуждая придворных посещать экс-императрицу.

Но законное ложе супруги французского императора ей пришлось уступить молодой и способной к деторождению наследника австрийской принцессе Марии-Луизе. Более того, как только в Париже воцарилась новая императрица, Жозефина ощутила, как сильно поменялось отношение к ней экс-супруга. Он постарался, чтобы Жозефина не только не появлялась в Париже, но и была как можно дальше от него. Особенно после того, как его австрийская супруга быстро забеременела. Ревнивый характер австриячки сказался и на том, что когда бывшая императрица пожелала встретиться с ней, Наполеон отказал, подсластив свой отказ таким кисло-сладким комплиментом: «Нет, она думает, что ты старая. Если она увидит тебя и почувствует твое очарование, она будет обеспокоена. Она будет просить меня отправить тебя подальше, и я должен буду согласиться». В ответ Жозефина никогда не высказывала ни одного осуждающего слова в его адрес. Она продолжала достойно и органично играть роль благородной ссыльной императрицы, покорной обстоятельствам и «тем крохам, которые посылает судьба».

Разное рассказывали о том, как Жозефина провела последние годы своей жизни после развода, во всяком случае в интимной связи с кем-либо она замечена не была, даже с 27-летним камергером Теодором Ланселотом де Тюрпином Криссе, который был единственным мужчиной в ее окружении и который не скрывал своего обожания. Она нашла себе занятие по возрасту: она воспитывала внуков – детей дочери Гортензии, в том числе Уи-Уи (уменьшительно-ласкательное от Луи), которому спустя много лет посчастливится стать очередным императором французов Наполеоном III. После того, как в 1814 г. союзники взяли Париж, у нее сложились очень хорошие отношения с русским царем Александром I, который недолюбливая Бурбонов, демонстративно подчеркивал свое расположение к бывшей супруге своего заклятого врага, уже упрятанного на о. Эльба.

Но однажды во время совместной прогулки с царем в открытой коляске Жозефина, излишне «слабо задрапированная» (дабы почтить царя «московитов» – известного на всю Европу венценосного шаловливого дамского угодника – она заказала у Леруа новые туалеты на 6 тыс. франков) и отнюдь уже не юная, сильно простудилась, слегла и через несколько дней – 29 мая 1814 г. – она тихо отошла в вечность.

Жозефина умерла в возрасте 50 лет, не дожив порядка месяца до своего очередного дня рождения, причем, ее последними словами якобы были слова: «Эльба! Наполеон…» На похоронах мимо ее гроба продефилировал весь Париж – в ту пору уже весьма разноликий…

…Между прочим, вокруг ее скоропостижной смерти до сих пор ходит масса фантастических слухов. Впрочем, это – вполне естественно: смерть знаменитого человека всегда вызывает подобный ажиотаж, в первую очередь, среди тех исследователей, которые в силу своих взглядов на события никогда не исключают возможности заработать («пропиариться») на том или ином «мутном» событии. Во всяком случае, некоторые современные историки склонны придерживаться мнения, что еще совсем не старая по возрасту Жозефина умерла не от инфекционной ангины, дифтерита, катаральной горячки, а была искусно… устранена, в частности, говорили, что «бывшая императрица заболела после того, как получила отравленный букет цветов от Талейрана…». Тем более, что именно ему принадлежит навязчивое пропагандирование циничного изречения, что «… только мертвые ничего не рассказывают и никогда не возвращаются.» Все очень просто: вот уже пару веков из издания в издание, посвященного Наполеону и его женщинам, кочует версия о том, что незадолго до своей смерти Жозефина могла рассказать российскому императору Александру кое-что интересное (возможно, известное ей от ее любовника Барраса?) о ситуации «внутри» королевского семейства Бурбонов? В частности, она могла легкомысленно поведать ему, что средний сын гильотинированного революционной чернью и «демшизой» 21 января 1793 г. Людовика XVI – Луи-Шарль де Бурбон – мог быть жив и тогда вроде бы он мог считаться главным претендентом на престол свергнутого с него Наполеона под именем Людовика XVII? Дело в том, что Талейран всячески лоббировал интересы Людовика XVIII – среднего брата французского короля Людовика XVI. Тогда как могущественный русский царь, отнюдь не был настроен на реставрацию на французском троне именно этого представителя свернутой династии Бурбонов, о котором он, как о государе, отзывался весьма пренебрежительно. «Фабула» всех этих «телодвижений» вокруг трона Франции могла быть такова. Старший сын обезглавленного Людовика XVI, Луи-Жозеф-Ксавье (1781 г. рожд.) умер еще накануне революции от туберкулеза и за 10 дней до ее начала наследником престола (дофином) был объявлен его следующий сын Луи-Шарль де Бурбон (1785 г. рожд.), герцог Нормандский. Правда, он так никогда и не правил после смерти своего отца, хотя и стал автоматически Людовиком XVII. Его дальнейшая судьба крайне «туманна» (официально он умер 8 июня 1795 г. в тюрьме Тампль), тем более, что живы были два брата покойного короля, которые в отсутствии сыновей их старшего брата могли считаться наследниками французского престола – будущий король Людовик XVIII граф Прованский и граф д`Артуа (будущий король Карл Х). Если Жозефина действительно знала что-то интересное о судьбе Людовика XVII, ее чрезмерная болтливость на эту совершенно секретную тему могла стоить ей жизни. Ведь весной 1814 г., когда решался вопрос о власти во Франции, рассказывая русскому самодержцу о существовании Людовика XVII, она могла поставить под сомнение легитимность любого другого претендента на французский престол, в частности, Людовика XVIII, для которого она представляла огромную опасность. Не так ли? К разнообразнейшим нюансам всей этой «щекотливой» истории я отсылаю пытливого читателя к книге российского историка С. Ю. Нечаева «Жозефина Бонапарт. Тайна любви и смерти». М., 2004. Впрочем, есть и другие издания на эту щекотливую тему. В них предельно доходчиво и емко изложены все версии возможности такого конца креольской супруги Наполеона и каждый может сделать устраивающие его выводы… То ли это – быль, то ли – небыль…

Когда Наполеону, уже пребывавшему в ссылке на о-ве Эльба, сообщили эту горестную весть, то он вспомнил солдатское поверье, что именно Жозефина была «матерью» всех их победных кампаний. После развода с ней удача покинула его. И вот не стало и ее… Во времена «Ста дней» он признавался: «Жозефина была чудная женщина и очень умная. Я горячо оплакивал ее потерю. День, когда я узнал о ее смерти, был несчастливейшим днем моей жизни».

…Кстати, очень может быть, что на закате жизни, эта незаурядная женщина, имевшая в свое время самое большое влияние на самого знаменитого мужчину конца XVIII – начала XIX вв., осознала, что все в ее жизни могло сложиться более благоприятно. Правда, для этого, ей следовало думать своей очаровательной головкой, а не проявлять «слабость на передок» при появлении в своем окружении слащавых красавчиков, когда всего лишь «генерал Бонапарт» был в нее пылко влюблен. Любила ли она его когда-либо? Скорее, оставалась равнодушной, но, как большинство сметливого слабого пола, позволяла ему любить себя со всеми выходящими из этого обстоятельствами-последствиями. Так бывает или, «каждому – свое»…

И все же, Жозефина оставила след в истории: прямыми потомками ее детей от ее первого брака с генералом Александром де Богарнэ – Гортензии (1783—1837) и Эжена (1781—1824) – являются сейчас королевские дома Швеции, Норвегии, Бельгии и Люксембурга.

…Между прочим, генерал де Монтолон утверждал, что незадолго до смерти, умиравший в изгнании на далеком о-ве Святой Елены император Наполеон, звал Жозефину, по крайней мере, так ему послышалось. И только потом он все-таки вернулся к главной теме всей своей жизни – к армии, поскольку генералу Бертрану показалось, что последними словами Наполеона было: « …во главе армии!» (фр. La tête de l’armée!)…

Рассказывали, что в конце апреля 1821 г., за неделю до смерти Наполеона, на рассвете она ему привиделась. «Она не поцеловала меня, – рассказывал он генералу де Монтолону, – она ускользнула в тот самый момент, когда я хотел обнять ее… Она ничуть не изменилась, все такая же, все так же предана мне. Она сказала, что мы снова увидимся, чтобы больше никогда не расставаться»… То ли – мистика, то ли – всего-навсего столь присущий приукрас последних дней бытия многих великих людей, так называемыми очевидцами, то ли – очередная слезливая чепуха из мелодраматической линии в биографии одной из самых популярных личностей в истории человечества. То самой личности, что по началу по собственной инициативе попала под острый каблучок сколь смазливой, столь и искушенной бабенки, чья репутация в молодости была очень «веселой» и сплетен о ней было, вероятно, все же больше чем фактов. Правда, потом наш герой все-таки «отбоярился» от нее после того как «девушка», так умевшая себя правильно подать, постарела и обесплодела!?

Возможно, это цинично и не романтично, но это – «се ля ви». Наполеон связался с этой шарман-«авантюристкой», обожавшей роскошь и светскую жизнь, и получил то, что хотел. В общем, «о вкусах не спорят» – не так ли? А ведь до сих пор мало кто готов противиться обаянию сказки о Жозефине. Как все романтическое и трогательное, она живуча…

Это – так сказать «желто-прессная (скабрезно-бульварная) версия» романа-брака Наполеона и Жозефины. Впрочем, это – сугубо оценочное суждение, тем более, что «о вкусах – не спорят» и каждый вправе принимать ее во внимание или нет…

…Между прочим, именно Жозефина стала одной из причин вечного недовольства Наполеоном со стороны его многочисленных братьев, сестер и самой «Госпожи-Матушки» Летиции ди Буонапарте – единственной женщины, которой он… боялся, чье мнение он очень ценил и почти не конфликтовал. И когда их венценосный брат, все же, с ней расстался, то пределу их ликования (особенно у сестер Бонапарта) не было границ…