Текст книги "Евреи в годы великих испытаний"

Еще до того, как план «Вайс» был утвержден Гитлером, исчерпывающая информация о нем лежала на столе в кремлевском кабинете Сталина. Не остались секретом планы Гитлера для Лондона и Парижа. Таким образом, весной и летом 1939 г. между Москвой, Берлином и западными столицами развернулась рискованная политическая игра, в которой на карту были поставлены судьбы многих народов и государств.

Антисоветизм, лежавший в основе политики, которую проводили правящие круги Англии и Франции, закрывал им дорогу к такому сотрудничеству с Советским Союзом, при котором он становился бы их полноправным военным союзником, а фашистская Германия – противником. Для них важно было другое: вовлечь СССР в переговоры, демонстрируя тем самым Германии сближение с Советским Союзом, не дать СССР остаться в стороне от назревшего англо-франко-германского конфликта, не допустить урегулирования и нормализации советско-германских отношений, оставить путь на Восток для фашистской Германии открытым.

Выступая 1 апреля 1939 г. в Вильгельмсгафене по случаю спуска на воду линкора «Тирпитц», Гитлер в достаточно ясной форме заявил о своих усилиях вбить клин между западными державами и Советским Союзом. С учетом всех этих обстоятельств и следует рассматривать и оценивать советско-германские отношения весной и летом 1939 г.

Что касается советской дипломатии, то именно в это сложное и без преувеличения, можно сказать, судьбоносное для народов время она лишилась опытного и профессионального руководства. Хорошо информированный американский дипломат, поверенный в делах США в Москве А. Кирк, 22 февраля 1939 г. сообщал в Вашингтон, что «влияние Литвинова упало настолько, что это может означать смену народного комиссара иностранных дел». «Литвинову становилось все труднее работать, – пишет его биограф З.С. Шейнин. – Он еще стоял во главе советской дипломатии, но стал замечать, что вокруг него постепенно образуется вакуум… В наркомдел приходят новые люди, назначенные без ведома Литвинова. Ему становится известно, что не все советские полпреды шлют ему информации»[5]5
  Шейнин З.С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. – М., 1989. С. 360.


[Закрыть]. Так, в обход наркома торгпред в Берлине Д. Канделаки и секретарь посольства в Хельсинки Б. Мальцев по важнейшим политическим вопросам обращаются прямо к В.М. Молотову.

Встав во главе НКВД, Берия стремился подмять и дипломатическую службу. Любое назначение в НКВД, вплоть до курьера и уборщицы, могло быть осуществлено лишь с санкции НКВД. Посланцы Берии, направленные им резиденты НКВД, буквально терроризировали советские представительства за границей. Их смертельно боялись не только рядовые дипломаты, но и многие полпреды. По воле резидента НКВД любой советский дипломат мог быть за 24 часа откомандирован в Москву, где его почти неминуемо ждал арест. В коллективах посольств насаждалась атмосфера страха, доносов, провокаций.

27 апреля М.М. Литвинова в связи с незначительным инцидентом вызвали «на ковер» к Сталину. Присутствовавший при этом И.М. Майский (он был виновником инцидента) рассказывал впоследствии: «Впервые я видел, как сложились отношения между Литвиновым, Сталиным и Молотовым. Обстановка на заседании была накалена до предела. Хотя Сталин выглядел внешне спокойным, попыхивал трубкой, чувствовалось, что он настроен к Литвинову чрезвычайно недружелюбно. А Молотов буйствовал, непрерывно наскакивал на Литвинова, обвиняя его во всех смертных грехах»[6]6
  Шейнин З.С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. – М., 1989. С. 362


[Закрыть].

В ночь с 3 на 4 мая 1939 г. М.М. Литвинов в присутствии «понятых» – Берии и Маленкова – был смещен с поста наркома иностранных дел, а на этот пост был назначен Председатель Совнаркома СССР В.В. Молотов. Официальная версия отставки М.М. Литвинова, объявленная В.М. Молотовым на собрании работников НКИД, гласила: «Товарищ Литвинов не обеспечил проведения партийной линии, линии ЦК ВКП(б) в наркомате. Неверно определять прежний НКИД как небольшевистский наркомат… но в вопросе о подборе и воспитании кадров НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей и проявил непартийное отношение к новым людям, перешедшим в НКИД»[7]7
  Международная жизнь, 1988. № 4. С. 126.


[Закрыть].

Для советской дипломатии замена М.М. Литвинова В.М. Молотовым не могла пройти бесследно. Окончательно менялся весь стиль работы НКИД. «Молотов, – пишет в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев, – на меня производил в те времена впечатление человека независимого, самостоятельно рассуждающего. Он имел свои суждения по тому или другому вопросу, высказывался и высказывал Сталину, что он думает. Было видно, что Сталину это не нравится, а Молотов все-таки настаивал»[8]8
  Огонек, 1990. № 5. С. 20.


[Закрыть].

Иначе характеризуют В.М. Молотова иностранные дипломаты, работавшие в то время в Москве. «Он никогда не проводил собственной политики, – пишет в своих воспоминаниях секретарь посольства США Ч. Болен. – Сталин делал политику. Молотов проводил ее в жизнь… Я никогда не видел, чтобы Молотов предпринял какой-то тонкий маневр, но его упрямство позволяло ему достигать цели… Молотов раболепно относился к своему хозяину». Ему вторит советник немецкого посольства в Москве Г. Хильгер: «Молотов – прекрасный администратор, способный исполнитель поручаемых ему политических мероприятий, и опытный чиновник. Однако, в отличие от своего предшественника по Наркоминделу, он не обладал творческим умом… Сам Молотов, видимо, ощущал свою неполноценность русского чиновника и компенсировал это узким национализмом и глубоко укоренившейся подозрительностью к иностранцам и “космополитам”»[9]9
  Hilger G., Meyer A. The Incompatible Allies. – N. Y., 1953. P. 292.


[Закрыть].

Молотов никогда ранее не был на дипломатической работе, не знал ее тонкостей, не имел профессиональных знаний. В какой-то степени эти недостатки В.М. Молотова как дипломата компенсировались достоинствами Владимира Петровича Потемкина, занявшего пост заместителя наркома и ставшего в тот период правой рукой В.М. Молотова. «Представительный и внешне привлекательный, высокообразованный дипломат В.П. Потемкин принадлежал к числу выдающихся партийных интеллектуалов», – рассказывает опытнейший советский дипломат А.А. Рощин, работавший в 1939 г. помощником В.П. Потемкина.

Возникает вопрос: имелись ли принципиальные политические причины отставки М.М. Литвинова? Безусловно, что да! М.М. Литвинов выступал за коллективную безопасность, за союз с Англией и Францией на антигитлеровской основе. Сталин же стал ориентироваться на соглашение с Германией. Линия Сталина, естественно, победила, и Литвинова убрали. Иногда ссылаются на то, что в Берлине с удовлетворением встретили отставку М.М. Литвинова. Представляется, что это связано с закоренелым антисемитизмом Гитлера и его окружения. Замена Литвинова Молотовым, который, как подчеркивал временно заменявший Шуленберга советник Типпельскирх в своем донесении в Берлин, не был евреем, видимо произвела определенное впечатление в высших нацистских сферах.

Вот какое впечатление произвела на министра иностранных дел гитлеровской Германии Риббентропа его первая встреча со Сталиным: «Затем заговорил Сталин. Кратко, точно, без лишних слов. То, что он говорил, было ясно и недвусмысленно… Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дали мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России, – человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде». Далее – о широте души, щедрости, радушии и гостеприимстве Сталина. Вернувшись в Берлин, очарованный Риббентроп рассказывал, что чувствовал себя в Кремле «как среди старых партийных товарищей». Советское правительство дало свое согласие на обеспечение могущества Германии необходимым металлом, нефтью, хлебом…

А вот как гостей принимал Гитлер. Будучи вегетарианцем, всех, кто в рядах вегетарианцев не состоял, он считал трупоедами, так их и называл за своим столом и всячески старался испортить им аппетит. Впрочем, те, кто не ел мяса, но ел рыбу, были тоже Гитлеру омерзительны, и он этого не скрывал. «Когда приносили вареных раков, он принимался рассказывать о том, как в одной из деревень умерла старуха и родственники сбросили ее труп в ручей, чтобы таким образом наловить побольше раков. Если же он видел жареных угрей, то как бы между прочим замечал, что лучше всего эти рыбы клюют на дохлую кошку»[10]10
  Шпеер А. Воспоминания/ Пер. с нем. – Смоленск: Русич, 1997. С. 412.


[Закрыть].

Приятного аппетита, дорогие гости.

О личной жизни Сталина мы знаем мало. Но одна деталь делает его непохожим на Гитлера. У Сталина были два сына и дочь. Это свидетельствует о том, что в половом отношении он был нормальным человеком. Берлинский психиатр доктор Артур Кронфельд имел возможность наблюдать Гитлера с предельно близкой дистанции: «Как многие резко выраженные психопатические личности, Гитлер ненормален в половом отношении. Можно считать установленным, что чувство любви к женщине ему не доступно. В прошлом он был в половой связи с Гейнесом и Эрнстом. Оба были убиты по приказу рейхсканцлера 30 июня 1934 г.».

В окружении Гитлера больше половины педерастов. Он таких себе и подбирал. А причина уничтожения главы СА Э. Рема и его любовного окружения не в том, что они были педерастами, а в том, что они из этого не делали секрета. Гитлер их уничтожил для того, чтобы все думали, что сам он не из того же круга.

Посмотрим же, как Гитлер и Сталин принимали решения и как эти решения выполняются. За сталинским умением толково вести совещания, деловые встречи и переговоры стоял простой секрет: он к ним готовился. Перед любой встречей с министрами, генералами, конструкторами вооружения, секретарями обкомов и крайкомов, дипломатами, представителями иностранных государств, разведчиками, директорами предприятий Сталин собирал необходимые сведения, их изучал, анализировал, делал соответствующие выводы, конкретные предложения. Главное состояло в том, что его осведомленность была не показной, а действительной.

Процесс принятия сталинских решений слагался из двух элементов: во-первых, он предварительно довольно тщательно изучал вопрос; во-вторых, на совещании давал высказаться всем, внимательно слушал, отбирал ценное и важное и поворачивал обсуждение в нужное, единственно правильное русло.

У Гитлера – наоборот. Прежде всего, он отказывался изучать обстановку. Он ее игнорировал, демонстрировал поразительное незнание истинного положения вещей. Гитлер не только не знает и не желает знать реальную обстановку, он не только как страус австралийский прячет голову в песок от грозной опасности, но еще и запрещает подчиненным вникать в обстановку и ее изучать. Гитлер принимал решения не на основе изучения и оценки ситуации, а просто так, не тратя времени на размышления. Разница: Сталин принимал решения в узком кругу, Гитлер – в толпе. Своим собеседникам Гитлер обычно не давал даже слова сказать и удачно избегал обсуждения спорных вопросов. Естественно, что решения Гитлера были самоубийственными. Не обладая даром слушать, Гитлер не мог знать обстановки, не мог ее понимать, поэтому просто не мог принимать адекватных решений. Работа руководителя любого уровня заключается прежде всего в том, чтобы обстановку узнать, решение принимать не спонтанно… Гитлер не только не знал и не желал знать реальную обстановку, но и решение принимал по наитию. Гитлер еще до совещания сам принимал все решения, без учета критических замечаний и конкретных предложений компетентных военачальников, специалистов той или другой отрасли.

А вот совещание у Сталина. Никаких протоколов и стенограмм, приглашаются только те, чье присутствие на данном совещании жизненно необходимо. Сталин своего мнения не высказывает, ждет и требует, чтобы высказались все приглашенные. Сталин говорит меньше всех. Докладывает тот, кто потом будет отвечать (в прямом смысле – головой) за выполнение принятых решений. «Иногда Сталин прерывал доклад неожиданным вопросом, обращенным к кому-либо из присутствующих: “А что вы думаете по этому поводу?” или “А как вы относитесь к такому предложению?” Причем характерный акцент делался именно на слове “вы”. Сталин смотрел на того, кого спрашивал, пристально и требовательно, иногда не торопил с ответом. Вместе с тем все знали, что чересчур медлить нельзя. Отвечать же нужно не только по существу, но и однозначно. Сталин уловок и дипломатических хитростей не терпел. Да и за самим вопросом всегда стояло нечто большее, чем простое ожидание того или иного ответа»[11]11
  Устинов Д.Ф. Во имя победы. – М.: Воениздат, 1988. С. 91.


[Закрыть].

О выполнении своих приказов Сталин узнавал немедленно. «Обладая богатейшей, чрезвычайно цепкой и емкой памятью, И.В. Сталин в деталях помнил все, что было связано с обсуждением, и никаких отступлений от существа выработанных решений или оценок не допускал. Он поименно знал практически всех руководителей экономики и Вооруженных Сил, вплоть до директоров заводов и командиров дивизий, помнил наиболее существенные данные, характеризующие как их лично, так и положение дел на доверенных им участках. У него был аналитический ум, способный выкристаллизовывать из огромной массы данных, сведений, фактов самое главное, существенное»[12]12
  Там же. С. 92


[Закрыть]. За невыполнение сталинских приказов виновным шили шпионаж в пользу кого угодно и беспощадно истребляли. И несмотря на все преимущества Сталина перед ограниченным в мышлении зарвавшимся фюрером, кровожадным, наглым авантюристом, Гитлер сумел перехитрить, казалось бы, опытного, целеустремленного диктатора Сталина.

Как советское руководство готовило Красную Армию к отпору фашистской агрессии

Анализируя причины огромных потерь, которые несла Красная Армия на пути к победе, мы отмечали низкий уровень высшего советского военного руководства, особенно характерный для начального периода войны.

Официальная советская историография после XX съезда КПСС объясняла это тем, что к началу войны руководство армии было существенно обескровлено массовыми репрессиями 1937–1941 гг., начало которым положил судебный процесс над маршалом М.Н.Тухачевским и семью высшими военачальниками.

Чем был спровоцирован этот процесс? Действительно ли существовал заговор военных?

О расправе Сталина над М.Н. Тухачевским и другими крупными военачальниками Красной Армии написано уже изрядно. Казалось бы, все тут ясно, никаких белых пятен. Но мифы не обошли стороной и эту трагическую страницу советской истории. Один из них и поныне гуляет по многим печатным изданиям. Дескать, маршала и его товарищей по несчастью сгубила «красная папка» – подметное досье, изготовленное гитлеровской службой безопасности. Через президента Чехословакии Э. Бенеша, поддерживавшего доверительные отношения с советским руководством, оно попало к Сталину. Из досье явствовало: «Тухачевский со своими сообщниками плетет заговор против руководства СССР, тесно сотрудничает с германским генеральным штабом. Пылая праведным гневом, Сталин приказал арестовать заговорщиков».

В Советском Союзе эта версия получила хождение со слов Н.С. Хрущева в 1961 г. на XXII съезде КПСС.

Однако на судилище над Тухачевским и его товарищами «красная папка» не фигурировала. Не найдена она ни в советских архивах, ни в архивах немецких. Да так ли уж нужна была эта пресловутая «папка» Сталину? К 1937-му он в развязанных им репрессиях вполне обходился безо всяких «вещдоков». Другой вопрос: почему понадобилась ему расправа не только над Тухачевским, но и над десятками тысяч командиров, политработников, военных преподавателей и ученых? Ведь эти люди верой и правдой служили «великому вождю».

Некоторые малоизвестные факты

Эти факты, что называется, по лоскуткам собрал военный историк Юрий Геллер, написавший в соавторстве с Виталием Рапопортом книгу «Измена Родине», в которой рассказано, как была обезглавлена Красная Армия. Книга вышла впервые на английском языке в 1985 г. В 1996 г. она была издана в Москве.

Опытный интриган Сталин свои злодейские планы тщательно маскировал, усыпляя бдительность будущих жертв. В НКВД уже вовсю шла «разработка» Тухачевского, а 9 апреля 1936 г. он был назначен первым заместителем наркома обороны и начальником вновь созданного Управления боевой подготовки РККА. 26 декабря 1936 г. состоялось Всесоюзное совещание жен командного и начальственного состава РККА. Сталин сидел в президиуме рядом с женой командующего Киевским военным округом, командарма 1-го ранга И.Э. Якира, Сарой Лазаревной. Переговариваясь с ней, многозначительно заметил:

– Берегите командарма. Это очень ценный для нас человек.

Естественно, эти слова она передала мужу.

А волна арестов в армии нарастала. Встревоженный начальник Первого управления Генштаба РККА, ведавший кадрами, комкор Б.М. Фельдман доверительно сказал своим друзьям М. Тухачевскому и И. Якиру о своих подозрениях. Но никакой реакции не последовало, они считали, что аресты в армии – это какая-то темная игра наркома НКВД Ежова.

В сообщники «изменника Тухачевского» Сталин отобрал командармов 1-го ранга И.П. Уборевича, И.Э. Якира, командарма 2-го ранга А.И. Корка, комкоров Р.П. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М. Примакова, В.К. Путну. Все они были не только крупными военачальниками, но и новаторами в военном строительстве, оперативном искусстве.

Обратим внимание на дату. В ночь на первое июля 1937 г. был арестован последний будущий подсудимый Якир и следователи-костоломы еще не закончили свою работу по выбиванию «признаний». А уже утром всё того же первого июля, то есть до окончания следствия и тем более до суда, собрался Военный совет при Наркомате обороны с участием более ста крупных военачальников. Нарком Ворошилов сделал сенсационное сообщение о «заговоре».

Совет заседал четыре дня, второго июля на нем появился Сталин. Как и Ворошилов, он не привел ни одного сколько-нибудь убедительного доказательства виновности арестованных, напирая лишь на то, что они были «завербованы немецкой разведкой» и «во всем сознались».

Среди участников Военного совета было немало боевых сподвижников Тухачевского, Якира, Уборевича, Примакова и остальных арестованных. Они-то не понаслышке, а по годам совместной службы и на войне, и после войны знали об их преданности советской власти. Тут если уж не потребовать встречи с арестованными, то хотя бы усомниться. «Военно-фашистский заговор»… Зачем? Зачем маршалу Тухачевскому, первому заместителю наркома обороны, идти в услужение к немецким фашистам? Какой более высокий пост они могли ему посулить? А командарм 1-го ранга Якир, командующий одним из крупнейших округов страны? Ему ли, еврею, добровольно отдать себя в руки отъявленных юдофобов? Да кого ни возьми из арестованных – все они занимали высокие посты в армии, пользовались огромным авторитетом.

Но ведь смолчали! Только один – командующий войсками Харьковского военного округа Иван Наумович Дубовой – бросил в лицо Сталину:

– Не верю. Надо еще разобраться, в чем виноват Якир.

При выходе после заседания Дубовой был арестован. Для суда над Тухачевским и его товарищами было создано Специальное судебное присутствие Верховного суда Союза ССР.

Восемь подсудимых, восемь и судей: маршалы В.К. Блюхер, С.М. Буденный, командармы 1-го ранга И.П. Белов, Б.М. Шапошников, командармы 2-го ранга П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширин, Я.И. Алкснис, комдив Е.И. Горячев. Председательствовал штатный инквизитор армвоенюрист 1-го ранга В.В. Ульрих. И здесь был расчет Сталина: пусть военных судят военные. Армия сама справится с изменой. «Простому народу», разумеется, не дано было знать, что до суда приговор определил лично Сталин: расстрел. А потому вместо суда было именно судилище. Без защиты, без каких-либо вещественных или документальных доказательств, без возможности обжаловать приговор. Все обвинения зиждились лишь на признательных показаниях, выбитых изуверскими пытками.

В книге «Измена Родине» есть фото: Тухачевский и двое других подсудимых, попавших в кадр, – в зале (комнате) судебного заседания. Страшные после истязаний лица. У левого виска Тухачевского отчетливо видно темное пятно. Спустя много лет на протоколах допросов обнаружены следы крови. На «процессе» жертвы произвола отвергли нелепые обвинения, лишенные всякой доказательной базы. Но едва начинали доказывать свою невиновность, Ульрих их обрывал:

– Вы не читайте нам лекции, а давайте показания.

В конце судебного заседания не выдержал Якир. Обращаясь к судьям, закричал:

– В глаза мне посмотрите, в глаза! Неужели не видите: всё, что здесь говорится про нас, – ложь?!

Его порыв пригасил Примаков:

– Брось, Иона! Перед кем бисер мечешь? Или ты не понимаешь, кто тут сидит?

Судебное заседание длилось всего лишь четыре часа. По тридцать минут на каждого обвиняемого!

Через несколько часов все были расстреляны.

Такие подробности Юрию Геллеру стали известны от комдива М.Ф. Лукина и сотрудника Генштаба В.С. Голушкевича, которые присутствовали на процессе.