Текст книги "Евреи в годы великих испытаний"

А совсем незадолго до гитлеровского вторжения в Польшу посол этой страны в Вашингтоне убеждал американского госсекретаря, что гитлеровская Германия – демократическая страна и опасаться нужно не ее, а СССР.

Польские журналисты знакомились с этими документами без удовольствия. И первый вопрос к составителю сборника прозвучал так: «Вы пытаетесь поссорить Россию и Польшу и подставить Путина, который сейчас в Гданьске?»[47]47
  Зубов М. Польские журналисты считают, что Путина подставили. – Московский комсомолец, 2009. 2 сентября.


[Закрыть]

Обсуждать историю на профессиональном уровне, без визга и взаимных обвинений давно пора. Понятно, что вряд ли польские и российские историки смогут прийти к единому мнению о событиях 1939–1945 гг. Но только в дискуссиях специалистов, а не в словесных дуэлях политиков и публицистов есть какой-то смысл. Как вариант – возможно издание книг, где те или иные «узкие места» российско-польской истории будут параллельно освещаться историками двух стран. У всех своя правда. И мифы тоже свои. Впрочем, президенту Польши уже все сейчас без всяких комиссий ясно, кто виноват и что делать. Лех Качиньский, естественно, не удержался, чтобы на церемонии не кинуть увесистый булыжник в адрес Москвы, призвав воздать славу «всем тем, кто сражался во Второй мировой войне против германского нацизма и большевистского тоталитаризма». Может, Качиньский имел что-то другое, но вывод напрашивается один: тем, кто был союзником Сталина в войне – полякам из Армии Людовой, югославским партизанам Тито, Великобритании, Соединенным Штатам, участникам Сопротивления в Европе, многим прочим, не говоря уж о советском народе, – никакой славы и не положено. А то ведь не сопротивлялись они красному тоталитаризму, а некоторые – о, ужас! – и вовсе сами были большевиками… Кому же тогда слава? Остается не так много тех, кто воевал и против наци, и против коммунистов, – Армия Крайова, Украинская повстанческая армия (правда, украинские националисты устраивали этнические чистки, вырезая поляков целыми селами), сербские четники… Кто еще? А, власовцы из РОА – они ведь и против Красной Армии сражались, и Прагу от немцев освобождали.

И конечно, Качиньский не обошелся без того, чтобы без всяких экивоков поставить знак равенства между холокостом и расстрелами в Катыни: «Есть нечто связывающее эти преступления, хотя их масштаб был разным. Евреи погибали, потому что они были евреями. Польские офицеры погибли потому, что были польскими офицерами». Тут Качиньский либо лукавит, либо не совсем понимает, что эти явления при внешнем сходстве были не совсем одного порядка. И почему тогда не продолжить: «Советские солдаты погибли потому, что были советскими солдатами»? И далее по списку…

Понятно, что полякам есть за что не любить Россию вообще и Сталина в частности. Но приличия соблюдать надо. Европейцы как-никак! Какой уж тогда с нас спрос?

А для того, чтобы в польском Гданьске, а не в немецком Данциге смог выступать пан президент Качиньский, гибли те, кого он считает носителями большевистского тоталитаризма. И разве их вина, что, принеся освобождение, они не дали полякам свободы – когда у них самих свободы не было?

Согласно президенту Качиньскому, воинской славы не достойны ни русские, ни англичане, ни американцы…

Какую оценку дает началу и первым суровым годам Великой Отечественной войны эрудированный военный специалист, полковник Марк Штейнберг

Ровно через месяц после германского вторжения в СССР в ставке Гитлера состоялось совещание военно-политического руководства рейха для подведения итогов блицкрига. На правом крыле ударный клин немцев подходил к Умани, в центре войска достигли Смоленска, группа армий «Север» вышла к озеру Ильмень. За месяц войны максимальное продвижение германской армии составило 700 км, ею были захвачены Молдавия, Белоруссия, почти половина Украины и все прибалтийские республики.

За 30 дней были полностью уничтожены 89 стрелковых дивизий и 11 механизированных корпусов Красной Армии. Боеспособность сохранили менее трети советских соединений. Большинство танков было выбито, в воздухе, а главным образом – на земле, уничтожено 7600 самолетов. Взято в плен или убито около миллиона красноармейцев и командиров. Большая часть советской кадровой армии перестала существовать. И хотя минуло 60 лет с того июньского утра, все еще болит и кровоточит вопрос: как же такое могло произойти, кто виноват в таких обвальных поражениях и неслыханных потерях. К моменту пленения из 31 командира дивизии – 13 командовали ей около года, а 7 приняли соединение лишь за два месяца до войны. Из 17 комкоров – 13 командовали корпусом от 4 до 9 месяцев. А самые значительные – командармы, по сути, вообще никакого опыта не имели: из семи – пятеро командовали армиями от одного до четырех месяцев. Естественно, эти генералы зачастую не успевали даже познакомиться с подчиненными частями и соединениями.

Но эти данные говорят лишь об уровне некомпетентности военачальников оперативного звена. А как обстояло дело с подготовкой и опытом тех, кто руководил фронтами? Ведь именно от их компетентности зависел исход сражений. Сравним же выучку, боевой опыт главных противостоящих военачальников – советских и германских. 22 июня 1941 г. границу СССР перешли войска трех групп армий: «Юг», «Центр» и «Север», которыми командовали соответственно генерал-фельдмаршалы фон Рундштедт, фон Бок и фон Лееб.

Карлу Рудольфу Герду фон Рундштедту в то время исполнилось 66 лет. В Первую мировую войну он был начальником штаба армейского корпуса. Вторую мировую начал в должности главкома группы «Юг», войска которой осенью 1939 г. разгромили главные силы польской армии и овладели Варшавой. В следующем году Рундштедт становится фельдмаршалом. Он возглавляет группу армий «А», которая ворвалась во Францию через Арденны и сыграла главную роль в разгроме союзных войск и падении Парижа.

А противостоял ему в июне 1941 г. командующий Южным фронтом генерал армии Иван Тюленев. Последними боевыми действиями он руководил в 1920 г., командуя кавалерийским полком. Вплоть до 1938 г. был инспектором кавалерии в разных соединениях. Только за год до войны вступил в командование армией, а фронтом стал командовать практически сразу после германского вторжения. Через полтора месяца его с этой должности сняли.

Тюленева сменил генерал-лейтенант Дмитрий Рябышев, тоже кавалерийский командир с Гражданской вплоть до 1939 г. В войну он вступил в должности командира корпуса и окончил ее в той же должности и чине. Южным фронтом Рябышев прокомандовал меньше двух месяцев.

Ему на смену в октябре 1941 г. пришел генерал-полковник Яков Черевиченко, тоже профессиональный кавалерист, командовавший в Гражданскую эскадроном. А больше не привелось ему командовать войсками в бою. И он руководил флотом меньше двух месяцев, был снят и войну завершил в должности комкора.

Войска Южного фронта, возглавляемые поочередно этими кавалеристами, за шесть месяцев отдали врагу Молдавию, Украину, Крым и докатились до Ростова. А потому как ни один из трех генералов не командовал за время своей службы такими крупными объединениями даже на карте, не говоря уж о маневрах, что могли они противопоставить многоопытному полководцу фон Рундштедту?

Командующий группой «Центр» 60-летний генерал-фельдмаршал Федор фон Бок еще в 1912 г. был офицером генштаба, в Первую мировую войну он командовал дивизией. Полным генералом он стал еще в 1931 г., командуя группой армий, которая оккупировала Австрию и Судетскую область Чехословакии.

В Польской кампании фон Бок возглавляет группу «Север», затем принимает группу «Б», которая под его командованием захватывает Голландию и Бельгию, побеждает в Западной Франции и доходит до Дюнкерка.

С советской стороны группе «Центр» противостоял Западный фронт, которым командовал генерал армии Дмитрий Павлов. В мирное время был он также кавалерийским командиром. Правда, получил некоторый опыт будучи советником в ходе Гражданской войны в Испании, но опыт этот не распространялся дальше действий полка-бригады. Накануне войны его назначили командующим войсками Белорусского военного округа.

Павлов сразу же после вторжения немцев утратил управление войсками, что привело к разгрому армий его первого эшелона. После того как в Смоленском котле войска Западного фронта потеряли только пленными 310 тысяч солдат и командиров, Павлов и все фронтовое руководство было снято и расстреляно. Фронтом стал командовать генерал-лейтенант Андрей Еременко, до этого также кавалерийский начальник, перед войной командовавший корпусом. Никакого боевого опыта после Гражданской войны у Еременко не было. Он прокомандовал Западным фронтом всего месяц. За это время немцы продвинулись на пятьсот километров, в Рославльском и Гомельском котлах они захватили в плен более триста тысяч солдат и командиров.

Еременко был снят, и командовать Западным фронтом назначен генерал-полковник Иван Конев. Он прокомандовал всего два месяца, продемонстрировав полнейшую оперативную беспомощность. На время его руководства войсками Западного фронта пришлись два самых, пожалуй, страшных поражения первого полугодия Великой Отечественной. С 30 сентября по 17 октября немцы окружили и уничтожили под Вязьмой и Брянском 81 дивизию. Только в плен попало 663 тысячи красноармейцев и командиров. Дорога на Москву немцам была открыта. Конева сняли, но судить не стали, и он впоследствии снова достиг степеней высоких. Видимо, выбирать не из кого было.

Генерал-фельдмаршал Риттер фон Лееб был не менее опытным и талантливым полководцем, чем два остальных командующих группами. Да к тому же – видным военным теоретиком. Кстати, на основе его трудов был создан действовавший в то время Полевой устав РККА. Во Второй мировой войне фон Лееб командовал группой армий «Ц» в Польше и Франции.

Ему противостояли генералы Ф. Кузнецов (июнь – июль), П. Собенников (июль – август), П. Курочкин (сентябрь – октябрь) – командиры, не имевшие практики командования войсками в боевых действиях, реального сопротивления немцам не оказавшие, в результате чего германские дивизии быстро вышли к Ленинграду. Не лучше проявили себя командующие Юго-Западным фронтом М. Кирпонос (выросший за полтора предвоенных года от начальника училища до командующего войсками Киевского военного округа) и Ф. Костенко, также бывший кавалерист. В конце концов, и Кирпонос, и Костенко погибли в «котлах», куда по их же вине попали войска.

Наконец, необходимо оценить боевую деятельность самых высоких чинов военной иерархии – так называемых сталинских маршалов. Их было четверо, и все они очень быстро продемонстрировали полную профессиональную беспомощность в войне «моторов», потому как были и остались кавалеристами времен Гражданской войны. Семен Тимошенко в июле – августе 1941 г. командовал Западным, в сентябре – октябре – Юго-Западным фронтами, которые в это время беспорядочно отступали, несмотря на высокий чин их командующего. Меньше месяца потребовалось Климу Ворошилову, чтобы довести положение на Ленинградском фронте до критической отметки. Он едва не сдал Ленинград немцам. Семен Буденный фронтом командовал четыре месяца – по два Резервным и Северокавказским. Больше его к фронтовому управлению не подпускали, использовали как личного посыльного Верховного. Под командованием Григория Кулика отступление из Крыма превратилось в паническое бегство, и маршал был разжалован в генерал-майоры.

Как видим, «сталинские» маршалы и дюжина генералов в первые полгода после германского вторжения проявили полнейшую неспособность руководить в современной войне такими крупными массами войск, какими являются фронты. Многим из них и до войны не приходилось этим заниматься даже в ходе учений. При реальном боестолкновении с опытными и умелыми мастерами современных операций, какими и были германские фельдмаршалы, эти военачальники потеряли управление войсками, проявили безволие и полнейшую нищету оперативного мышления. Сложилась ситуация, подобная схватке боксера, который до того дрался лишь с надувной «грушей», а вдруг встретился на ринге с мастером кулачного боя.

В начальном периоде войны вообще сколько-нибудь опытные и умелые военачальники в Красной Армии исчислялись единицами, но и они еще не были готовы к успешному командованию фронтами. Да потому что те, кто мог бы это сделать, были давно уничтожены. Последняя горстка – 25 генералов и высших офицеров, полуживые от зверских пыток, в момент германского вторжения томились в подземельях Лубянки. Их вывезли в Куйбышев в конце октября 1941 г., как раз тогда, когда немцы устремились к Москве[48]48
  Штейнберг М. 22 июня, ровно в 4 часа… – Еврейская газета, 2009. № 7–8, июнь.


[Закрыть].

В Москве назревала паника, достигшая своего апогея 16 октября. Насколько угрожающей стала обстановка для столицы, когда враг вплотную подошел к Москве, свидетельствует следующий приказ Председателя Государственного Комитета Обороны «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Постановление Государственного Комитета Обороны от 15 октября 1941 г.:

«Сов. секретно

Особая папка

Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС – т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД – т. Берия, организует их охрану).

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).

3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба – в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы, поручить НКВД – т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также всего электрооборудования метро (исключая водопровод и канализацию).

Председатель Государственного

Комитета Обороны И. Сталин».

16 октября сотни тысяч москвичей уходили из города на восток. Панику сеяли не только лазутчики и диверсанты. Появились грабители и мародеры. И тех и других расстреливали на месте. Вот и «сбылись» патриотические пожелания Сталина, который на приеме выпускников военных академий Красной Армии 5 мая 1941 г. сказал: «Красная Армия есть современная армия – армия наступательная». Когда благодаря «мудрому» руководству враг добрался до Москвы, те, кто имел опыт в командовании войсками в Испании и на Халхин-Голе, в финской войне, были арестованы и вывезены в Куйбышев.

Когда ни в чем не повинные генералы, перевезенные из Москвы в Куйбышев в вагоне для заключенных, были доставлены в тюрьму, вслед за ними прибыла телеграмма Берии, предписывающая по делу заключенных следствие прекратить, суду их не предавать, немедленно расстрелять.

«Акт. Куйбышев, 1941 г. октября 29 дня, мы нижеподписавшиеся, согласно предписанию Народного комиссара внутренних дел СССР, Генерального комиссара государственной безопасности т. Берии Л.П. от 18 октября 1941 г. за № 2756/6, привели в исполнение приговор о ВМН (высшая мера наказания. – Я.Р.) – расстрел в отношении следующих двадцати человек осужденных: Штерн Григорий Михайлович, Локтионов Александр Дмитриевич, Смушкевич Яков Владимирович, Савченко Григорий Кузьмич…

Подписи: старший майор госбезопасности Баштаков, майор госбезопасности Родос, старший лейтенант госбезопасности Семенихин»[49]49
  По материалам альманаха «Заветный край». – 1998.


[Закрыть].

«Учитель» Г.М. Штерна, К. Ворошилов, предал своего ученика. Под приговором о расстреле есть и подпись Ворошилова, которому Г.М. Штерн служил верой и правдой. В том числе и непосредственно в Наркомате обороны.

«Ни одного из тех маршалов и генералов, которые тогда командовали фронтами, нельзя поставить рядом с этим полководцем. Именно он вполне успешно руководил боевыми действиями в Гражданской войне в Испании против тех же гитлеровцев. Штерн был подлинным творцом победы над японцами на Хасане и в Монголии. Штерн – единственный командарм, который достойно провел финскую кампанию.

По сути дела, именно он был единственным советским военачальником, который с 1937 по 1940 г. почти непрерывно и вполне профессионально руководил оперативно-стратегическими объединениями в ходе реальных боевых действий. Такого послужного списка в первом периоде Великой Отечественной войны не было ни у одного советского командующего. А как известно, боевой опыт ничем заменить невозможно. Советские военачальники приобретали его, оставляя врагу города и республики, усеивая землю трупами сотен тысяч своих солдат, сдавая их в плен миллионами. «На крови и страданиях народов СССР учились они воевать», – пишет Марк Штейнберг.

«Авиационный Чапаев» – так называл Я.В. Смушкевича известный полярный летчик, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Михаил Водопьянов. Он писал: «Советские летчики помнят и любят Смушкевича. Они знают, что в каждой воздушной победе, одержанной в годы Великой Отечественной войны, была доля и его неутомимого труда, его пытливой мысли и страстного сердца». Бывший нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин говорил, что самый большой подвиг Смушкевич совершил в Великую Отечественную войну хотя в ней и не участвовал. В том, что наша авиация предстала перед гитлеровцами грозной силой, есть заслуга и «крылатого комиссара», воспитавшего большую плеяду летчиков-героев[50]50
  Рабинович Я.И. В поисках судьбы. Еврейский народ в круговороте истории. – М.: Международные отношения, 2002. Т. II. С. 296.


[Закрыть].

Даже в суровые годы войны, когда над страной сгущались тучи и за неполных два месяца войны враг дошел до Москвы, существовала система планового уничтожения кадров… На смену тем, кого уничтожили по приказу Сталина, пришли командиры некомпетентные и неопытные. Именно это явилось самой основной причиной обвальных поражений первого периода войны.

И грянула фашистская навала на Советский Союз. Молниеносное наступление армады вражеских войск на обширной территории обеспечило быстрое продвижение вглубь страны. За считаные дни вражеские войска захватили всю Прибалтику, западные области Украины, Белоруссию. Красная Армия, истекая кровью, оставляла город за городом. Фашисты торжествовали победу за победой…

Бедой и горем страны стала ее изоляция, оторванность от западного мира и его опыта. Страх Сталина оказаться «поклонником Запада» обернулся фактически преступлением перед своей страной ввиду того, что армия и ее командование не сумели извлечь уроки из польской и западной кампаний германской армии. Советское правительство предало Польшу и ее народ на растерзание фашистской клике.

Талант наших инженеров сказался в создании танков и самолетов, превосходящих немецкие. Воины показали готовность отдать свои жизни. Но чтобы соединить передовую технику и самоотверженность солдата, нужен был третий элемент – координация войск и техники. Страх не позволил прямо указать на самое слабое место наших войск – отсутствие надежной связи и координации (а это подразумевает наличие радио– и телефонной связи, постоянной авиационной разведки, действенной службы тыла). По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Наша армия, отличающаяся исконной готовностью к самопожертвованию, традиционным стоицизмом, безусловной преданностью Родине, была, увы, в огромной степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Она была подорвана истреблением той новой командирской поросли, которую дала Гражданская война воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность. Противостоящая ей германская армия была вооружена всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939–1941 гг., и укомплектована западными людьми, преимущественно индустриальными рабочими – методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства. Эти обстоятельства предопределили несоразмерность жертв двух стран. В конечном счете – и это прискорбный факт – на одного погибшего немца приходится пять наших воинов.

Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое – военная промышленность, в сложнейших условиях перебазировавшись в Сибирь и на Урал, дала надежный меч армии. Второе, главное, – в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат бестрепетно жертвовал жизнью.

В конце августа 1941 г. к Гитлеру в Вольфшанце прибыл Муссолини. Он нашел Гитлера уверенным в себе, но фюрер признал, что «плохая работа разведки дала ему полностью неверные данные о численности и качестве русских войск, а также о решимости, с которой они идут в бой». До Москвы оставалась одна треть уже проделанного пути, на юге завершалось окружение миллионной русской армии под Киевом, впереди – у Вязьмы – в клещи попадает еще один миллион наших солдат. Но реальность уже бросила свою тень на безумные планы тех, кто хотел сделать нас послушными рабами.

Немецкие генералы – возможно, лучшие профессионалы в мире – начали осознавать особый характер борьбы, особый характер противостоящего им противника. Генерал Блюментрит, наступавший на Минск, отметил: «Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окруженными, русские дрались за свои позиции и сражались».

Германия не сумела верно оценить противника. Его вооружение было гораздо лучше, чем полагали немецкие военные специалисты. И численность советских войск едва ли не вдвое превосходила ожидаемую. Генерал Гальдер занес в свой дневник 11 августа: «Мы недооценили силу русского колосса не только в экономической и транспортной областях, но прежде всего в военной. Вначале мы рассчитывали встретить 200 дивизий противника, но теперь мы идентифицировали уже 360 дивизий». Командующий группировкой «Юг» фельдмаршал Рунштедт уже после войны сказал: «Я понял вскоре после нападения, что все, что было написано о России, является глупостью»[51]51
  Freidin S., Richardson W. (eds.) The Fatal Decision. – N. Y., 1948. P. 57.


[Закрыть].

У берегов Ньюфаундленда Черчилль и Рузвельт подписывали в эти часы «Атлантическую хартию». Но судьба Запада зависела от того солдата, который решил на этот раз не отступать на восток. Он обрекал себя на смерть, но его не нужно было ни в чем убеждать. В самый страшный час, когда над страной нависла смертельная угроза, ее сыновья выполняли свой долг.

В трагический день, когда фашистские войска напали на Советский Союз, 22 июня 1941 г. Уинстон Черчилль сказал на весь мир слова, обращенные к Москве, которые заложили основу великой коалиции: «Отныне у нас одна цель, одна-единственная – уничтожение нацистского режима. Мы никогда не будем вести переговоры с Гитлером. Мы окажем любую помощь России и русскому народу». Через два дня президент США Ф. Рузвельт пообещал помощь Советскому Союзу. Со стороны Советского правительства не последовало никаких комментариев, но газета «Правда» опубликовала выдержки из речи Черчилля. Это был первый шаг отхода от абсолютной враждебности России к Западу. За ним последовали новые шаги. Во второй раз на протяжении полстолетия, под угрозой доминирования Германии, начал складываться союз России с Западом.

Необходимо отметить, что содружество складывалось медленно по нескольким причинам. Сталин органически не доверял Западу, который ненавидел его режим. Запад не доверял режиму, который считал искусственным и в устойчивости которого сомневался. Ведущие английские и американские эксперты разделяли германскую точку зрения, что сопротивление России в 1941 г. не будет долгим. В середине июня 1941 г. британские официальные лица дали прогноз, что германские армии достигнут Кавказа в конце августа или, в крайнем случае, в начале сентября 1941 г.

Но дело совместной борьбы не терпело отлагательства. 19 июля 1941 г. Сталин послал первое личное письмо У. Черчиллю. Оценивая в целом последующую обширную переписку со Сталиным, Черчилль заметил, что отношения с советским руководством складывались далеко не просто. В переписке «было слишком много упреков». Разница в политических и культурных взглядах была слишком велика. Тем не менее Черчилль воздал должное своему союзнику: «Сила Советского правительства, твердость русского народа, неисчерпаемые запасы русской мощи, огромные возможности страны, жесткость русской зимы были теми факторами, которые в конечном счете сокрушили гитлеровские армии». Уже в декабре 1941 г. Черчилль сообщал министру иностранных дел Идену в Москве: «Никто не может предсказать, каким сложится баланс сил и где будут стоять победоносные армии в конце войны. Вероятно, однако, что Соединенные Штаты и Британия, не истощив своих сил, будут наиболее вооруженными и экономически самым мощным блоком, который когда-либо видел мир, а Советский

Союз будет нуждаться в нашей помощи значительно больше, чем мы в его». Такова была оптимистическая для Запада картина. Известие о том, что в 1942 г. не будет открыт настоящий второй фронт в Европе, по мнению британского премьера, был подлинным «шоком» для Сталина. Но Черчилль полагал, что две крупнейшие континентальные державы, борясь и ослабляя друг друга, действуют в «нужном направлении». Именно узнав об отсрочке открытия второго фронта, Сталин в ярости ответил Черчиллю, что войны без потерь не ведутся, что Советский Союз несет неизмеримо большие потери.

Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили свое слово в критический для СССР момент, когда немцы захватили Севастополь, вошли в Ростов, вышли к порогам Кавказа и подошли к Сталинграду.

Телеграмма Сталина Черчиллю от 23 июля 1942 г. завершалась суровым упреком: «вопрос о создании второго фронта в Европе не был воспринят с той серьезностью, которой он заслуживает. Полностью принимая во внимание нынешнее состояние дел на советско-германском фронте, я должен указать наиболее серьезным образом, что Советское правительство не может согласиться с откладыванием второго фронта». Налицо было очевидное нарушение союзнических договоренностей, серьезно повлиявшее на советско-западные отношения.

Стратегическая бездарность и невежество в оперативных вопросах в сочетании с безграничной властью Сталина срабатывали еще не раз. Наиболее, пожалуй, показательным примером этого является харьковская катастрофа 1942 г. После своего просчета в начале войны, когда Сталин сосредоточил основную массу войск на юго-западе, а главный удар немцы нанесли в центре, он решил, что западное направление останется важнейшим и в 1942 г.

И несмотря на явные признаки подготовки немцев к наступлению в общем направлении Харьков – Ростов, основные силы советских войск оставались в центре стратегическою фронта. Более того, Сталин санкционировал губительное решение Тимошенко начать наступление в мае 1942 г. с Изюмского выступа на Харьков. Тем самым советские войска еще более втянулись в оперативный «мешок», подготовленный немцами, крупные силы которых уже были развернуты для наступления.

Воспользовавшись этим, они быстро прорвали фронт не ожидавших удара советских войск и уже вскоре замкнули кольцо окружения западнее Изюма. В результате двадцать стрелковых, семь кавалерийских дивизий и четырнадцать танковых бригад оказались либо уничтоженными, либо плененными. Путь на Сталинград и Ростов для гитлеровцев был открыт. И все это, как и последующий их прорыв к Волге, – тоже следствие вопиющей нищеты оперативного мышления Верховного главнокомандующего.

Руководитель такого масштаба в военное время обязан, по крайней мере, владеть искусством прогноза не только ближайших, но и более отдаленных событий. Но Сталин был закоснелым догматиком. И мог себе позволить, в силу абсолютной безответственности за принимаемые решения, добиваться их беспрекословного выполнения, несмотря на явно гибельные последствия. Не обладая знаниями военной науки, не имея опыта руководства боевыми действиями, Сталин подчас демонстрировал вопиющее невежество не только в оперативных вопросах, но и в решениях, требовавших элементарной осведомленности. К примеру, в начале войны он не знал о существовании такой должности, как начальник инженерных войск, и приказал поручить руководство строительством оборонительных сооружений артиллерийскому генералу.

Однако подчиненные военачальники, понимая некомпетентность Верховного, порой даже не пытались самортизировать отдаваемые им приказы. Все они хорошо знали, а некоторые на себе испытали страшный нрав «вождя» и его тяжелую руку. Только впоследствии первый заместитель Верховного маршал Георгий Жуков так оценил его военный профессионализм: «Как был, так и остался до конца войны штафиркой (штатским профаном)». Вмешательство Сталина в руководство войсками, как правило, сопровождалось разносами и взысканиями. Но нередко он, пренебрегая элементарными нормами единоначалия, отдавал напрямую полевым армиям оперативные указания, и они чаще всего носили общий характер, поучающий, и больше всего были рассчитаны на то, чтобы привести подчиненных командармов в трепет.

И тут высвечивается еще один из основополагающих принципов сталинского руководства войсками. Почти в каждой директиве Верховного, его телеграммах и устных указаниях фигурировало кощунственное требование: «любой ценой». Этот постоянный рефрен кремлевского горца понуждал командующих фронтами и армиями к выполнению боевых задач, не считаясь с потерями. С точки зрения военной целесообразности такие действия не имели ничего общего с полководческим мастерством, да и с элементарным умением рационально вести бой, а тем более – сражение.

«Но если Сталин ставил задачу овладеть определенным рубежом или населенным пунктом, то у исполнителей не оставалось альтернативы, и они гнали стрелковые подразделения волна за волной, устилая трупами путь к выполнению приказа верховного палача.

Можно со всей очевидностью утверждать, что первые 15 крупнейших поражений Красной Армии понесены ею в основном благодаря стратегической немощи, оперативному дилетантству и тактической безграмотности Сталина. Вместе с тем победные сражения советских вооруженных сил зачастую выиграны не благодаря, а вопреки полководческому “дару” будто бы пробудившемуся в этом кровавом тиране во второй половине войны!»[52]52
  Штейнберг М. Сталин как полководец. – Еврейская газета, 2009. № 7–8.


[Закрыть].

Поражение под Харьковом в 1942 г. резко ухудшило всю обстановку на южном участке советско-германского фронта. Во второй половине июля 1942 г. создалось угрожающее положение на сталинградском и ростовском направлениях.

28 июля 1941 г. нарком обороны И.В. Сталин издал приказ № 227, известный в народе как приказ «Ни шагу назад!». Сталин готовил приказ в исключительно сложной для страны обстановке.

Была потеряна огромная советская территория – Украина, Белоруссия, Прибалтика, Молдавия, многие промышленные и сельскохозяйственные области Российской Федерации. С захватом Сталинграда гитлеровцы намеревались выйти за Волгу, к Уралу.