Текст книги "Развод. Вторая семья моего мужа"

Глава 30

Дима

Я быстро принял душ, воду врубил прохладную, она смыла этот день в слив, и я освеженным вышел из ванной, надев клетчатую пижаму. Сразу же отправился искать Лику. Мне нужно было убедиться, что с ней всё в порядке. Что она не пострадала. Что не потеряла ребенка. Что я никак ей не навредил. Что не наступила паническая атака.

Честно говоря, она меня в тот раз круто напугала, страх прямо за яйца взял. Не люблю чувствовать себя беспомощным, ситуация всегда должна быть под моим полным контролем.

А когда нашел свою девочку, она отчего-то стала противиться. Не хотела со мной идти, и было непонятно, в чем дело. А потом я вдруг понял по ее глазам, докопался до ее страха.

– Ангел мой, ты что себе надумала? – прижал ее к себе, сгреб в объятия, держал, мерно покачивая. – Думаешь, я о чем-то кроме твоего здоровья и спокойствия сейчас думаю? Просто хочу, чтобы ты приняла душ, легла в постель, я тебя обнимать буду всю ночь, ничего пошлого. Разве нам сейчас до этого? Ты просто нужна мне, понимаешь? Соскучился по тебе капец как.

Несмотря на эти мои слова и данные обещания, тело отзывалось от близости жены, но я не хотел ее пугать и стоически вел себя. Был ей сейчас не любовником, а заботливым родственником. Или врачом. В общем, никаких поползновений к ее телу.

– Ты мне веришь? – умолял глазами ответить мне, ловил каждый всполох в ее растерянном взгляде. – Веришь?

– Я тебе верю, – она прошептала это тихонько, а потом я взял и повел ее, как и обещал, в комнату, чтобы приняла душ.

Чтобы не мешать и не поддаться искушению составить ей компанию, пошел проведать сына. А он, измотанный тяжелыми событиями, взял да и отключился сразу после того, как Людмила намыла его и одела в пижаму.

– Я уж с ним прилягу, не могу я мальчонку оставить одного. Ничего, Дмитрий Олегович? – говорила мне в коридоре, глядя на спящего Ваню через щелку приоткрытой двери.

В комнате горел ночник, и мягкие тени ложились на бледное личико моего сына.

– Пусть спит. Конечно. Оставайтесь с ним. Я только благодарен буду. Если что, стучите в мою комнату смело. Вряд ли я усну сегодня.

– Да как же так? Спать надо, Дмитрий Олегович, сил набираться. А вы тоже меня зовите, если что, врача там вызвать, чая подать, я чутко сплю, а сейчас тем более переживать буду.

– Спасибо, спокойной вам ночи.

На душе стало спокойнее, когда понял, что сын смог уснуть после всего, что случилось. С плеч упала каменная глыба. Я ведь переживал, не зная, как дети переживают подобные проблемы. На долю моего парня выпало много трудных испытаний. Но больше этого не повторится! Теперь он рядом со мной.

Зашел в комнату, переключая свет с верхнего на ночник, более мягкий свет, рассеянный, при котором комфортно спать. В ванной шумел фен, но быстро выключился, а потом наружу вышла жена. В белом халате, с рассыпанными по плечам, только что высушенными волосами.

Я приподнял край одеяла.

– Пойдем ложиться.

– А Ваня? – она кинула взгляд на дверь.

– Спит. Людмила будет с ним всю ночь, никуда не денется. Обещала присмотреть.

– А я хотела побыть с ним, мы так договорились, – Лика явно расстроилась. – Я подвела его.

– Перестань, иди сюда. Он устал и вымотался, она его из ванны уже сонного достала, едва до подушки добрался, как уснул. Утром пораньше встанем, чтобы разбудить его вдвоем и повести на завтрак.

– Ладно, – кивнула она и села на край кровати, а потом скользнула под одеяло и легла на бок. Глаза закрылись тут же. Она выглядела невероятно вымотанной.

– Лик, – позвал ее, укладываясь рядом и прижимаясь к ней сзади, укутывая в свои объятия и согревая, – прости меня, а?

– За что? – прозвучал глухой голос.

Уткнулся ей в шею, напитываясь любимым ягодным ароматом, и думал, как просто мог ее потерять.

– Да за всё, за всё.

Не мог уже себя контролировать, от нее вело, от аромата малины, от ощущения ее тела рядом, от понимания, что близок к прощению, от эйфории, что она рядом, позволила себя обнимать. Не прогнала.

И за то, что сына моего приняла.

– Ты святая, знаешь? Кто бы еще принял ребенка, чужого… Я тебя не заслуживаю, ты слишком хороша для меня, вообще для этого мира. Всех прощаешь, даже родню свою привечала, после того как твой отец сделал с тобой, в интернат отправил, считай, в детдом сдал. А ты всех прощала, и меня, дурака, тоже. Лика, ты мой ангел, просто ангел.

– Нет, я не ангел, – она повернулась ко мне, а меня шарахнуло от ее вида. Лицо заплаканное, глаза опухшие, уголки губ опущены вниз. – Во мне хватает и злости, и ненависти, и зависти. Я очень зла на отца, обижена, на мачеху тоже, сестре завидовала, что она заняла мое место в доме, даже комнату мою, кровать, а она решила мне же отомстить за то, что я смогла подняться, простить их и замуж вышла, тогда как она нагуляла ребенка непонятно от кого. Я живая, Дима, я чувствую все эти эмоции! И на тебя я зла чертовски!

– Скажи мне, скажи всё, не держи в себе.

– Не хочу больше, чтобы ты врал, слышишь? Кусок жизни ты украл у меня. Скрыл. Ребенок… Он ни в чем не виноват. А он страдал. Сусанна только сейчас поняла, как он ей дорог. Дай бог, чтобы она выжила и в дальнейшем воспринимала его уже как свое сокровище, а не как обузу. Но ты пообещай мне, что все втроем будем честно и открыто обсуждать, как Ваня будет жить. Мальчик не должен пострадать.

– Он не пострадает. Этот ребенок настрадался вдоволь.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– Я многое понял, – сжал зубы так, что они заскрипели, – эти годы будут моей позорной страницей, годы, когда я игнорировал собственного сына. Я всю жизнь буду искупать вину. Дам ему самое лучшее. И нашему ребенку тоже дам. Позволь мне быть рядом с тобой, чтобы воспитывать его вместе. Хочу видеть рождение, первые месяцы, всё хочу видеть до мельчайших подробностей. Переведу часть офиса сюда, буду удаленно заниматься, чтобы успевать проводить время с семьей. Ты только дай мне шанс, Лика, только дай мне шанс. Обещаю, что ты больше не будешь плакать.

Вытер ей слезы большими пальцами и легко поцеловал. Просто прижался губами и тут же отступил. Обнял, поглаживая по спине и бокам, целуя в макушку.

Моя жена, мой свет, мой ангел. Никогда и никуда не отпущу. И не дам в обиду.

Никому не дам ей навредить. Даже самому себе.

***

Наутро, пока жена сладко спит, решил выбраться из постели, хотя это было невероятно трудно, и найти сына. Сын! Это слово по-прежнему звучало непривычно, но уже начинало приживаться в моей черствой душе.

На часах было шесть утра, когда я выскользнул из постели, в которой всю ночь прижимал к себе сонную, сладкую пахнущую Лику. Мою девочку, мою жену…

До чего же она прекрасна, во сне особенно, так хоть не укоряет и не смотрит с осуждением во взгляде. Усмехнулся. Ничего, скоро в ее глазах только счастье будет светиться, это я гарантирую.

Принял бодрящий душ, оделся и спустился вниз, где на кухне в этот ранний час уже крутилась домработница. Варила кашу. Давно я не ощущал этого запаха манки. С самого детства.

– Дмитрий Олегович, как вы меня напугали. Как же вы рано проснулись.

– Дела ждут, не переживайте, не обращайте на меня внимания. Я быстро выпью кофе и хочу немного в кабинете поработать, а потом поеду в больницу к матери Ивана. Вы его соберете в дорогу? Наверняка он захочет ее навестить, как думаете?

– Конечно, – она заулыбалась, ни на секунду не переставая мешать кашу, – он такой хороший мальчик, сам умывается, раздевается, и не описался, уж извините за подробности, зря его мама ругала.

– Не надо извиняться. Я должен знать обо всем, что с ним происходит.

Внезапно нас прервал настойчивый перезвон.

– Кто это пришел? Вы помешаете кашу? Она закипит, и можно выключать, – невероятно смущенная, попросила Людмила, а я взял ложку и кивнул. – Курьер, может? Странно… Кто бы это мог быть?

А это была моя мать, влетевшая в кухню спустя пять минут.

– Дима!!! – заголосила на весь дом, вцепилась в меня. – Я только узнала! Какой кошмар! Что ты делаешь? Чем пахнет?

– Мама, спокойно, это каша.

Она пришла в шок, раскинув руки и глядя на меня так, словно я объявил, что ухожу в монастырь.

– Ты. Варишь. Кашу.

– Да, я варю кашу своему сыну, – хмыкнул, накрывая кашу крышкой. – Сядь, мама. Мы с Ликой всё обсудили. Она не против Вани. Мы разрешили все наши проблемы.

– Что? Ваня будет жить с вами? А как же Сусанна?! Всё же гарем, Дима? Ты хочешь довести мать? С ума посходили? Что скажет отец? Как мне смотреть в глаза светскому обществу?

– Мама, не слишком ли много вопросов? У общества у самого рыльце в пушку, пусть не строят из себя благочестивых. С Сусанной вопрос пока висит в воздухе. Она в больнице.

– Господи, да, я в шоке, Дима! – охала мама. – Ситуация на грани фола.

– Тем не менее он твой внук, мама, я уже не откажусь от него.

Сам удивился, с какой уверенностью прозвучали эти слова, и тут же понял, какую ошибку совершал все эти годы, не признавая сына. Надеюсь, смогу наверстать упущенное время.

– Ладно, сынок, я попробую принять этот факт, – простонала мама, – но мне нужно на курорт здоровье поправить, или хотя бы в спа. Нервы ни к черту со всеми этими потрясениями! А еще и Юля эта, сестра Лики…

– Что она?

– Ты представляешь, она же не угомонилась. Беременна в самом деле. И знаешь, от кого?

– Не знаю и знать не хочу, – поморщился, – она, вообще-то, не сестра же Лике. Какое нам дело до нее? Даже не сводная. Если отец Лики с женой разведется, даже связи не останется никакой. Да и с отцом Лика вряд ли будет поддерживать отношения. Забудь про нее.

– Да я бы рада! Но она оказалась беременна от одного мажора, сына нашего важного партнера. В одном они университете учились.

– Так, мам, ближе к делу. Училась – теперь не учится. Я же позаботился, чтобы вся эта семейка нищими стали.

– О, сын, мало ты постарался. Такие людишки без мыла в задницу влезут! Юля замуж выходит за Михеевского сына и снова в высшее общество дорогу пробивает! А еще сплетни гадкие и мерзкие распространяет про твою жену! Как бы это всё не отразилось на репутации нашего бизнеса и не бросил след на нашу семью!

Глава 31

– Мама, сядь и успокойся, у меня от тебя голова кругом, ей-богу. Ты бы еще в шесть утра пришла, – упрекнул мягко, но мать посмотрела обиженно исподлобья, заунывно продолжила жаловаться:

– Я еле дождалась и этого-то часа! Переживала жутко! Думала, отец врет, что ты не ранен, чтобы я ночью не поехала к тебе. Сначала авария, теперь вот захват заложников, кто тут будет спокойным? Я же мать!

Развел руки в стороны и продемонстрировал, что со мной всё в порядке и нет никаких ранений.

– Как видишь, жив-здоров и весел, кашу ребенку варю.

– Ребенку! – мама неодобрительно цокнула языком. – Так ты тоже мой ребенок. Вот я и переживаю. А ты еще ворчишь на меня за то, что приехала. Тогда как теперь прекрасно должен понимать, что такое переживать за своего ребенка. Мальчик не пострадал? – она стрельнула глазами в сторону выхода из кухни, словно оттуда должен вот-вот появиться Ваня.

Раньше она особой заботы и внимания к Ивану не проявляла, и видеть их было странно, поэтому я насторожился. Не знал, чего ждать от матери. Единственное, чего я хотел, чтобы она не говорила о нем пренебрежительно и намеренно его не обижала. Ване и так несладко.

– Ты сама можешь у него спросить. Не пора ли становиться настоящей бабушкой? Теперь он войдет в нашу жизнь. Я больше не буду его скрывать.

Сказал эти важные слова, и самому легче на душе стало. Давно пора было это сделать, и Лику нельзя было обманывать. Я пропустил те годы жизни своего сына, когда у него формировался характер, теперь придется иметь дело с тем, что в нем воспитала Сусанна. До сих пор вспоминаю тот взгляд дикого волчонка…

– Ты в этом правда уверен? – она поежилась, поджала губы. – Представляешь, какой будет скандал…

– Мам, давай уже заканчивай трястись над репутацией, так тебе никаких нервов не хватит, да и ребенок ничего не должен слышать о том, что он причиняет какой-то вред репутации нашей семьи. Ничего подобного.

– Как скажешь, сынок, я устала с тобой спорить, честное слово, – преувеличенно горестно вздохнула она, – маму никто не слушает, мое мнение ни на что не влияет. А между прочим, это именно мне вращаться в высшем обществе и терпеть острые взгляды и насмешки.

– Мам, давай поменьше пафоса, двадцать первый век, в конце-то концов, никто не умрет оттого, что у меня появился внебрачный сын. Наоборот, научись гордиться тем, что мы признаем свои ошибки и прилюдно их демонстрируем. Всё, я больше к этому разговору возвращаться не буду. Сейчас придет твой внук, предоставляю тебе право пообщаться с ним. Между прочим, – намекнул, – чем больше ты будешь общаться с внуками, чем чаще ты сможешь появляться в этом доме.

Надо было видеть мамино лицо. Эта светская леди вряд ли когда-нибудь кормила ребенка кашей, по крайней мере, я такого в своем детстве не помню.

О нас с братом всегда заботилась Людмила, приходили различные тренеры и репетиторы. Мама жила пустой жизнью светской львицы, но всегда считала, что выполняет архиважную миссию.

Наконец под ручку с Людмилой в кухню вошел Ваня. Сынок очень стеснялся бабушку, смотрел себе под ноги. Такой весь трогательный в футболке, штанишках и носках, обутый в резиновые кроксы со смешными крокодильчиками.

Вот эта вся детская лабуда в данный момент в моем дома ощущалась инородной, и это было неправильно, это надо было изменить.

– Доброе утро, – поздоровался тихо.

– Доброе, – бодро подошел я к нему, и по телу прошлась странная дрожь, мне мальчик вдруг показался таким похожим на меня в детстве. Улыбка та же, одним уголком, разлет бровей, цвет глаз. Ген пальцем не раздавишь.

Кажется, и мама это вдруг заметила и охнула.

– Кашу будешь, Вань?

– Кашу?

– Да, манную. Я без комочков старался, а бабушка тебя покормит.

Со стороны матери раздался сдавленный стон, но уже не попишешь. Придется ей внука кормить. Оставил их наедине, чтобы не смущались, и подозвал к себе в коридоре Людмилу. Вот ее наставления я бы послушал, в отличие от слов матери.

– Как считаете, пацана лучше дома оставить или в садик отвезти после посещения матери в больнице?

– В какой садик? В садик с утра отводят, к восьми утра, там они завтракают, гуляют, спят – и всё по режиму. Разве же можно привозить к обеду?

– Ладно, тут я сплоховал. Тогда в больницу повезу, а потом обратно. Вы с Ликой справитесь? Мне на работу надо, да и в полицию заехать.

– У нас здесь всё будет хорошо, – заверила меня домработница, – если уж Ваня ночью спал, причем без матери, значит, сильный он мальчик, не сломался после случившегося.

– Ладно, пойдем посмотрим, как там наша бабушка справляется.

Справлялась плохо. Она пыталась кормить Ваню, протягивая ему ложку, а он просто сидел и молча смотрел на свои руки.

– А чего мы не едим? Я же старался, – спросил у него, оказываясь рядом со стулом, руку на спинку положил.

Он что-то пробормотал, да только мы не услышали. Понимаю, стесняется малой. Столько народа, все чужие, мамы нет, обстановка тяжелая, но надо привыкать.

– Вань, кашу надо быстрее есть, а то ведь мама тебя ждет.

– Я сам ем, умею ложкой, – объяснил он, и мама вернула ложку в тарелку.

– Так надо было сразу сказать, – проворчала и посмотрела на меня, осуждая.

Мол, я тут стараюсь, а оказывается, что и не надо.

Ваня принялся за кашу, а я сварил нам с матерью по кофе, и мы, чтобы не смущать мальчишку, отошли подальше к окну.

– Найми ребенку няню и психолога, – посоветовала мать сухо, – не сам же будешь возиться с ним.

– Буду. Почему нет? С утра перед садом, вечером после сада, выходные вместе, как обычная семья.

– Не обманывай себя, это у вас не обычная семья. Знаешь, Дмитрий, я еще могу понять, что ты хочешь стать отцом, это твоя кровь, но как трудно придется Лике? Выдержит ли она? Как-то всё у вас не по-человечески, если честно.

– Мам, ты снова начинаешь?

– А я и не заканчивала. Ты уж прости меня, но одни проблемы из-за ее семейки.

– Не смей, – пустил в голос металл, – о моей жене ты говорить плохо не будешь.

Мама хотела пусть какой-то аргумент, но в проходе кухни мы заметили Лику, которая стояла там, не заходя внутрь.

Она точно всё слышала.

Мы все неловко поздоровались, и я пошел к жене.

– Ты как? Как себя чувствуешь?

– Нормально. Есть хочу.

– Не буду вам мешать, – хотела уйти мама, но Лика ее задержала.

– Ирина Кирилловна, вы что-то говорили про мою семью.

– Да, милочка, твоя сестра выходит замуж, представляешь? Выяснилось, кто отец ее ребенка.

– И кто же?

– Мальчик один из местной мажорской тусовки, – она взмахнула рукой, – Юлия никак не может угомониться и хочет приблизиться к светскому обществу. Нам всем придется общаться. А она распространяет про нас слухи.

– Какие? – жена вцепилась в мою руку, а я с укором посмотрел на мать.

– А что, Дима? Лика должна знать, что творит ее родня.

– Она не виновата в этом, – отрезал жестко, – я просил…

– Дим, не надо, – Лика посмотрела на меня с мольбой, – я хочу знать, что происходит в моей семье.

“Они тебе не семья”, – так и хотелось сказать.

Но я начал понимать, что больная привязанность к семье у моей жены гораздо глубже, чем я думал. Какая еще женщина спокойно примет мальчика от другой женщины, поставив себя на его место и вспомнив, что она испытывала, когда бросил отец? Та женщина, которая была глубоко травмирована в детстве.

Мы думали, что жизнь в интернате не оставила на ней следа, но оказалось, что он есть. Она всё еще привязана к своему гадкому семейству.

Того и гляди простит отца, мачеху и сестру и пустит их обратно в свою жизнь! В нашу жизнь. А я не прощу, я помешаю.

– Здесь их не будет, – проговорил твердо, глядя на обеих женщин.

– Но я думала, если Лика поговорит с Юлей, может, они перестанут распускать гадкие слухи, – опять затянула мама свою песню, беспокоясь о пресловутой репутации.

– Ничего подобного.

– Какие слухи? – распереживалась Лика.

– Мам, ну зачем ты об этом? – уже начал из себя выходить.

Вот неугомонная женщина!

– Я хочу знать, – Лика проявила необычайную твердость. – Это моя родня, я хочу знать, что они про нас говорят.

– Говорят, конечно же, что уволили их несправедливо, без объяснения причин, и давят на жалость, что ты зазналась, что не хочешь с ними общаться, так как они нищие.

– Нищими они долго не будут, – заметил я, – как присосутся к новому зятю.

– А что про меня говорят? – Лика на меня и внимания не обращала, смотрела на мать.

– Ерунду на самом деле, – только раздразнила мама любопытство обтекаемой фразой.

– Не томи уж, мам.

– Я бы не стала повторять гадкие сплетни, но, раз вы настаиваете. Говорит, что в интернате Лика себя неподобающе вела, – мама оглянулась на доедающего кашу ребенка и наклонилась к нам, чтобы он не слышал, – что ее туда сдали, потому что она после смерти матери хотела отца убить и квартиру сжечь, вот отец ее и решил от себя самой спасти и сдать в интернат. А там она, мол, во все тяжкие пошла и аборт сделала, а потом…

– Хватит! – рявкнул я и едва успел поймать упавшую в обморок Лику.

Глава 32

Лика

Едва я очнулась на постели, как встретилась с обеспокоенным взглядом мужа.

– Ты как? – наклонился он ко мне и заботливо убрал прилипшие к лицу волосы.

Во рту пересохло, и я облизнула губы.

– Вроде бы нормально.

– Живот не болит?

– Да вроде бы нет, – ответила, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Меня это твое вроде бы не устраивает, – Дима нахмурился и посмотрел на часы. – Давай ты часок-два поспишь, я пока съезжу с Ваней в больницу к его матери, а потом мы с тобой прокатимся до гинеколога.

– Зачем это? – удивилась я, решила поспорить: – Со мной всё в порядке. Это просто нервы.

– Милая, ты же знаешь, что спорить бесполезно. Я не отстану. И не успокоюсь, пока не буду уверен, что с тобой и ребенком всё в порядке. Сейчас у тебя живот не тянет? Может быть, сразу в больницу поедем?

От его заботы у меня в сердце кольнуло, и я, знала что он действительно не успокоится. Либо мы вместе поедем к врачу, либо сюда снова явится команда врачей. Придется мне согласиться. К тому же мне самой не понравился мой обморок. Насторожил. И тут я вспомнила об его причине.

Юля! Она же обо мне слухи распространяет! Зачем? Что я ей сделала? Как же обидно, что они никак не успокоятся! С другой стороны, этого следовало ожидать.

У них своя правда, и они чувствуют себя несправедливо обиженными.

Особенно отец, ведь он не знал, что Юля решила объявить себя беременной от моего мужа.

– Давай сделаем так, как ты скажешь, – наконец согласилась с мужем, и он, склонившись, с безмерной заботой, словно я хрустальная ваза, поцеловал меня в лоб.

– Тогда отдыхай, любимая, – он попрощался и вышел в коридор, тихо прикрывая дверь.

Судя по звукам, рядом толклись Людмила и моя свекровь. Наверняка хотели меня проведать и выяснить, всё ли со мной в порядке, но я не желала ни с кем из них общаться, даже если бы Ирина Кирилловна рассказала мне новые факты о моей сестре. Ничего хорошего она бы мне точно не сказала.

Сама не заметила, как уснула, а разбудили меня нежные поцелуи мужа.

– Ну как ты? Готова ехать?

– Да, давай съездим. А как там Сусанна в больнице?

Я задала этот вопрос обыденным тоном, как будто спрашивала о родственнице или нашей общей знакомой, но мы оба прекрасно понимали, что в этих словах кроется гораздо больше смысла, чем есть на поверхности.

Они означают, что я полностью приняла ситуацию. Приняла тот факт, что в жизни моего мужа была это случайная женщина, после чего появился маленький мальчик, который теперь будет присутствовать в нашей жизни.

Он станет членом нашей семьи.

Наверняка в высшем обществе о нас будут много говорить, и, скорее всего, мне достанется больше всего. Если и осудят Орлова, то побоятся сказать ему оскорбления в лицо, а мне смогут. Может быть, и Ваню будут обижать в школе, когда узнают об истинном положении дел.

Как этого избежать? Я не знаю.

– С Сусанной всё будет в порядке. Она сказала к ней не ездить часто, а Ваню отправлять в садик, чтобы он не выбивался из режима. За ней брат присматривает.

***

– Ты как-то погрустнела, – заметил Дима, когда мы уселись в машину, протянул ко мне руку и знак поддержки сжал пальцы. – Точно ничего не болит?

– Нет, – я поспешила утихомирить его страхи, – я просто переживаю о том, что про нас будут говорить в обществе.

– О ерунде думаешь. Кому какое дело? Это тебя мать моя накрутила. На самом деле это всё не важно. Мне важно, чтобы ты приняла ситуацию и простила меня.

Я не хотела разговаривать об этом в машине по дороге в больницу, поэтому просто промолчала и опустила глаза.

Я же была с ним рядом, никуда не убежала и собиралась ребенка рожать. Разве это не говорит о том, что я простила?

Я не хочу проговаривать это вслух.

Может быть, я не готова. Может быть, просто не могу подобрать слова. А может быть, боюсь, что если заговорю, то уже не смогу остановиться.

Расплачусь, расчувствуюсь, наружу вылезут какие-то новые оттенки эмоций, которые я не хочу демонстрировать никому.

***

В больнице, где развеяли все наши страхи, мы провели полчаса, а когда вышли наружу, просто ослепли от вспышек камер. Нас облепили журналисты и орали на все лады, спрашивая обо всех событиях, просочившихся на свет божий.

– Это правда, что у вас есть сын?

– А сколько еще у вас побочных детей?

– Пару слов об утечке данных из вашей компании?

– Прокомментируйте смерть сына магната Левина?

– Расскажите о жизни в интернате? Это правда, что вы делали аборт?

– Без комментариев!!! – рявкнул Орлов и накрыл меня собой, я спряталась под его заботливой рукой, зажмурив глава. – Дайте пройти! Имейте совесть! Моя жена беременна!

Охрана расталкивала толпу журналистов, они продолжали нас фотографировать на телефоны, а муж вел меня к машине. Шум толпы умолк, когда нас отрезало от нее в салоне автомобиля. Меня трясло, я дрожала, пытаясь понять, что сейчас только что произошло, а Орлов меня обнимал.

– Тихо-тихо, – бормотал он, целовал меня в макушку, его тоже потряхивало, а я цеплялась за него, как за последнюю соломинку.

– Что за люди? Сброд! Как им не стыдно полоскать чужое грязное белье? – ругался безопасник, садясь в салон за руль. Завел машину. – Куда едем?

– Лику домой, а мы поедем в офис, пригласим пиар-менеджера. Надо что-то делать с этим дерьмом, – выругался муж, шипя сквозь зубы. – Чертовы папарацци! Я думал, что уже прошли те времена…

***

– Любой инфоповод живет три дня, – рассказывал Марк, приглашенный пиар-менеджер, когда мы приехали в офис.

Я наотрез отказалась ехать домой, и, поскольку с моей беременностью было всё в порядке, Орлов не смог возражать.

– Вскоре о вас забудут. Просто надоест мусолить одну и ту же тему.

– Так что нам лучше делать? – буравил его муж глазами. – Отсиживаться и прятаться дома? Или подготовить какое-то опровержение?

– На самом деле сложный вопрос. Реакция может быть непрогнозируемой…

– Давайте всё что делать прогнозы, – давил муж на пиарщика, – хоть какие-то. Это ваша работа, в конце концов. Какие последствия могут быть у этого скандала? Может быть, нам уехать куда-нибудь?

– Не советую вам сбегать. Это воспримут как побег, времена сейчас непростые. Людям нравятся осуждать богатых и власть держащих. Вам сейчас нужно будет демонстрировать хорошую картинку. Сделайте пожертвование в тот самый интернат, о котором идут слухи. Проспонсируйте больницу. Про ребенка можете сказать, что всё неправда, что это не ваш сын, а например, какой-то бедный родственник или воспитанник детского дома. Лучше вызвать сочувствие, а не осуждение.

– Мой сын этого не заслуживает, – выступил Орлов, – он уже большой и всё понимает. Это маленький зашуганный мальчик, и ему не нужны лишние детские травмы.

– Я понимаю, – кивнул Марк, – но тогда за последствия я не берусь. Советую вам провести конференцию, собрать благотворительный вечер и обязательно пригласить туда ваших родственников.

– Я их даже видеть не хочу! Ноги их не будет в нашем доме! – рассвирепел Орлов.

А пиарщик развел руками.

– Будь проблема только в них, можно было бы игнорировать, но столько проблем разом… Их не так-то просто разгрести. Давайте действовать последовательно, но главное – действовать.