Текст книги "Развод. Вторая семья моего мужа"

 Глава 19

Дмитрий

– Хорошо, будь по-твоему, – я резко дернул за ручку двери и буквально вылетел из спальни жены, размашисто двигаясь в гостевую, где располагались медицинские работники.

Идти было непросто, это я на чистом адреналине скакал между больничными корпусами за беглянкой-женой, едва врач выпустил меня из палаты, а сейчас боль накрыла с головой. Ребра трещали, их будто заново переломало, а внутри черепной коробки пульсировала боль.

Даже пришлось, как какому-то убогому старику, по стеночке идти. Мать твою за ногу! Скорее бы всё зажило и перестало болеть.

И уже хотел потребовать у лаборанта пойти к Лике и сделать тест ДНК, как глас разума меня остановил. Что ты, мать твою, делаешь, Орлов? Тебе мало проблем? Мало того, что попал в аварию, которую подстроили, и пока валялся в коме, мать Ивана пришла в больницу, так еще эта дрянь Юля несет пургу про беременность!

Я с ней не спал!

Я вообще жене не изменял. В смысле у меня не было постоянной любовницы. Хватило и Сусанны, из-за которой пришлось скрывать сына от жены. С тех пор я если и ходил налево, то только один раз с одной бабой, и тщательно заметал следы и убеждался, чтобы не было никаких последствий.

– Дайте какой-то обезбол, – поморщился и рукой растормошил волосы, подождал, пока врач выдаст мне блистер, а потом задумался, как разобраться со всей той чертовщиной, в которую превратилась моя жизнь.

Роберт Левин. Какого черта ему от меня надо? Мы пересекались хрен знает сколько лет тому назад. Я урвал у него выгодный контракт, но неужели он спустя годы решил мне за это отомстить? Ерунда какая-то. Но от нее, черт побери, не отмахнуться! Ведь после моей аварии кто-то сыграл по-крупному и немедленно скупил акции моей компании, которые упали в цене. Так всегда случается, когда компания лишается руководства.

Я не мог держать руку на пульсе, а помощники растерялись. Вот что бывает, когда ты никому не доверяешь дела настолько, чтобы тебя могли заменить. Что, Орлов, думал, что ты вечный? Непобедимый?

Черт, я снова разлохматил волосы и попытался дышать ровно.

– Вам измерить давление? – подала голос молодая хорошенькая медсестричка в коротком халатике, видимо правильно оценив мое состояние.

– Нормальное у меня давление, – оскалился в ее сторону, хоть и кровь пульсацией давила на виски. – Вы же скажете не нервничать? Или что вы там всегда советуете?

По ее виду, она бы мне посоветовала постельный режим. С ней на пару. Что поделать? Бабы чуяли во мне самца и всегда охотно шли на контакт, невзирая на мой семейный статус. Порой я поддавался. Ну разве же это измена? Так, простая физика. Без чувств, без эмоций.

Другое дело – Лика. Анжелика, мой ангел, моя любимая девочка. Я ее практически вырастил для себя, нет, без этой отцовской хрени, никаким отцом я себя не чувствовал. Просто, когда пришел в интернат, ее глаза зацепили. И как она смотрела. Боготворила взглядом.

Обычно во мне видели кошелек, знали, из какой я семьи, хотели мною воспользоваться и что-то получить. Лике нужен был лишь я. Только я сам по себе. Это бесценно, этого я потерять не могу. Она мое всё.

Но что у нее с Левиным? Неужели легла под него? Не верю! Говорю ей это в глаза, обвиняю, а сам знаю, что она не пошла бы добровольно на измену. Неужели ее принудили, подставили? Шантажировал он ее, что ли?

Какого вообще хрена, Левин, и где ты скрываешься, падла?

Пошел на кухню, чтобы запить таблетку, а там она, рыжеволосая стерва. Стоит, поджидает. К счастью, без Ивана. В его присутствии я всегда себя чувствовал неловко. К этому пацану не проникся, хоть и точно мой, десять тестов не врали, да и глаза у него были мои.

Но я не мог его воспринимать своим сыном и сознательно отгораживался.

– Поговорим? – мяукнула Сусанна, переминаясь с ноги на ногу и выглядя виноватой.

Оглядел ее. Обрюзгла, кожа на щеках обвисла, поправилась. Волосы не такие гладкие и густые, как раньше. Как-то вся поплохела. Один раз с ней было, по пьянке, как раз она поехала со мной в командировку. Ну как со мной. Как бухгалтер от аутсорсинговой компании, которая обслуживала в те года наш концерн. Сейчас-то у нас целый штат бухгалтеров, а тогда брали левую компанию, нанимали на время, они вели отдельные сделки.

Ту, что я урвал у Левина, как раз и вела Сусанна. После всех дел зашли в какой-то кабак, напились, не видел особой проблемы, когда ко мне подсела рыжая, рослая, кровь с молоком, баба.

Проблема нарисовалась спустя два года, когда она предъявила мне ребенка, и аборт делать было поздно. С тех пор я их поддерживал и стал осторожным в своих леваках.

– Ты чем думала, когда приперлась в больницу? И не надо мне петь, что переживала за сына, – не стал ходить вокруг за около.

– Я защищала своего ребенка!

– Защитила? А теперь собирайте манатки – и на выход. Будете пока жить в домике охраны.

– Почему там? А что здесь? Ваня только привык к комнате, – оправдывалась она заискивающим голосом, мне грубить никогда не умела, я знал, как быстро унять ее гонор.

– Ты что, тупая? Здесь моя жена живет, здесь не место тебе и твоему сыну.

Ее взгляд вспыхнул злобой.

– Ты всё время говоришь, что он мой, но он и твой, Орлов!

– Да как же я забуду, если ты так настырно напоминаешь? – усмехнулся. – Ты совершила ошибку, когда приперлась в больницу. Надо было подождать или хотя бы обратиться к отцу. Я же тебе оставлял номер на случай ЧП. Зачем было лезть к Лике?

– Защищаешь ее? Она тебе важнее ребенка!

Промолчал. И так понятно, что важнее. Пусть это и ранит мать Ивана. Но я не собирался играть в любящего папочку и изображать то, чего нет. Бабам этого не понять. Они носят детенышей девять месяцев, рожают их, потом кормят грудью. Связь еще какая. А мы что? Мне этого ребенка показали, сказали, что я его породил, но я так и не привык, что он мой сын.

– Я думала, что всё поменяется, когда Ваня будет жить с тобой. Что ты будешь с ним общаться, – проныла Сусанна, по щеке покатилась слеза, и я впервые увидел в ней нечто человеческое и настоящую любовь к сыну, а не желание приблизиться к моей семье и урвать бабки. – Он спрашивает о тебе.

Черт, в груди стало как-то тесно. Не по себе.

– Ты же знаешь, что мне сейчас ни до чего. Надо разобраться, кто на меня покушался.

– Его в саду обижают, говорят, отца нет, а он же есть, – твердила Сусанна, – я никогда не настаивала, чтобы ты участвовал в жизни ребенка, но Лика теперь знает, что Ваня есть!

– Лика? – я наклонил голову и сузил глаза. – Вы теперь подружки с моей женой?

– Ничего я не лезла, но нам пришлось общаться. При твоих родителях. Она, в общем-то, неплохая девчонка, – усмехнулась она с видом зрелой женщины, оценивающей малолетку, – я бы на ее месте не пустила вторую семью мужа к себе в дом.

– А вы и не семья. И вообще, я тебя спрашивал об оценке моей жены? – осек рыжую стерву. – Ты перешла границы, Сусанна. Нарушила все наши договоренности. Чтобы было непонятного?

– Ты прямо как твой отец, – выпустила она из себя фырчащий вздох, – напоминаешь мне о моем месте, как собаке приблудной, а мне что было делать? Сколько бы ты лежал в коме? Это хорошо еще, что быстро пришел в себя, а что бы я завела делать, если б это длилось годами?

– Мне почем знать? У тебя был телефон отца, но ты не нашла ничего лучшего, чем пойти прямо к моей жене! Если бы я хотел, чтобы она узнала, рассказал бы ей сам. И не таким способом!

– Я звонила! Он не брал трубку! Как оказалось, был за границей. Но что уж теперь? Дело сделано. Она знает о нас, так что пора переменить условия нашего договора. Что мне сказать Ване насчет утренника?

– Не зли меня, Сусанна, – наклонился я к ней, – с чего ты вдруг вздумала права качать? Раньше ты меня не просила ходить на утренники, когда я мог сделать это тайком, а теперь, когда моя жена в курсе, хочешь демонстрации?

– Я думаю о себе! – ударила она себя в грудь пухлым кулаком. – О сыне! А не о твоей жене. О ней думай сам. Но я на прежние условия уже не согласна, Орлов. Ты должен участвовать в жизни сына! Он уже не такой маленький, чтобы ничего не понимать!

– С чем ты не согласна? Ты сама виновата в том, что случилось. Тебя кто заставлял рожать? Ты жалуешься на свою трудную жизнь, но ты сама выбрала ее. Денег я тебе даю достаточно. Мало – так и скажи, а не прикидывайся тут матерью года. Лика сказала мне одну вещь, – протянул я и увидел, как расширились глаза Сусанны.

И кажется, она пожалела, что завела эту тему и вообще выдвигала новые и новые требования. Зарвалась, зараза, а теперь поздно идти на попятную, когда показала всё свое жадное нутро.

– Ка… Какую вещь?

– Что ты плохо обращаешься с ребенком. Так не нравится быть его матерью? Или тебе вообще роль матери не по нраву? Для тебя сын лишь способ вытянуть из меня деньги? Скажи-ка, Сусанна, если я поговорю с Ваней, что он мне интересного расскажет? – изводил я ее, с сожалением сознавая, что не ошибся.

К мальчишке она относилась отвратно. Обижала его наверняка. И мне снова стало не по себе, неуютно как-то. Внутри что-то заворочалось, отдаваясь неприятным зудом. Всё должно быть не так в жизни маленького мальчика…

– Я хорошая мать! – шумно задышала Сусанна. – Уж получше, чем ты – отец. Я с ним рядом! Забочусь, вожусь с ним, объясняю ему всё, что тут происходит! Но не могу объяснить, почему папа не хочет его знать!

– Не вынуждай меня снова повторять одно и то же! Мне сейчас не до этого! – рявкнул я на нее, а Сусанна побледнела, насупилась. Поняла, что от меня ничего не добьется.

Но до чего же тупоголовая, настырная баба!

– Значит, не пойдешь на утренник? Ваня расстроится…

– Ты знаешь ответ, Сусанна, – скрипнул зубами, – у меня нет сына.

Хотел добавить “официально” – и тут услышал резкий вскрик, который что-то царапнул внутри. Появилось ощущение, что кто-то раздавил котенка. А потом я повернулся и увидел его. Ваню. Он стоял с побледневшим личиком и глазами по пять копеек. Казалось, маленький мозг пытается объять услышанное, и вроде он не должен понимать, о чем речь.

Но по глазам – таким непомерно серьезным для пятилетнего крохи – я понял, что Ваня всё понял. А потом он раз – и исчез. Куда-то побежал. А Сусанна разъяренно уставилась на меня.

– Видишь? Видишь, что ты наделал?

– Иди успокой его, – буркнул ей, понимая, что крупно накосячил.

– Сам и иди! Вот попробуй его убедить, что не сказал то, что сказал!

Глава 20

Лика

После капельницы мне стало значительно лучше, страх за ребенка отпустил, и я смогла уговорить врача позволить мне прогуляться по саду. Мне даже рекомендовали прогулку. Будь я в больнице, об этом не шло бы и речи. Но здесь, на территории вокруг особняка, я была в полной безопасности.

А мне так хотелось выйти на волю! В сердце поселилась грусть, стены давили, и я подумала, вдруг на свежем воздухе мне будет лучше. Вдруг там мне станет легче дышать. Голова прояснится. И может, судьба пошлет мне какой-то знак, как мне разобраться со всей той неразберихой, которая происходит с моей семьей.

Тихонько брела по пожухлым листьям, чуть посыпанным талым снежком. Он напоминал сахарную крошку. Зима и осень боролись между собой, но уже веяло студеными холодами. Я взяла с собой подушечку, чтобы не сидеть на холодном, и положила ее на скамью, как только вошла в беседку.

Присела и намеренно отвернулась от особняка, чтобы не видеть враждебный вид из окна, из которых на меня могли смотреть. Муж. Сусанна. Свекры. Охрана. Я никого не хотела видеть.

Погладила живот и даже сумела улыбнуться, ведь радоваться было чему: мой ребенок выжил, ему не грозит опасность. Хорошо, что я пошла в больницу, а теперь попала в руки специалистов.

– Крошка, ты сынок или доченька? – улыбнулась и погладила живот.

Я всегда мечтала о сыне, которого рожу Орлову, но сейчас почему-то поняла, что у меня родится доченька. Маленький белокурый ангел, ради которого я буду жить дальше и не позволю себя согнуть или сломать.

Возможно, потому, что я сидела лицом к пруду, я и заметила маленькую фигурку в светлом свитере, которая топала прямо к воде.

Ваня? Что он тут делает?

Я тут же вскочила и окликнула его, но он даже не обернулся.

Неужели не слышит?

– Ваня, не ходи туда! Там скользкий берег! – уже закричала я и бросила взгляд на дом.

Да где все? Почему никто не сопровождает ребенка? Где его мать? Где Орлов? Ребенок на улице в одном свитере и спортивных штанах. Он же может утонуть!

Вроде пруд был так близко, но мне казалось, что я во сне, где движения замедленные, где ты не можешь бежать, потому что ноги как тяжелые камни.

– Ваня, стой! – снова крикнула я, и в этот момент мальчик исчез из виду.

Вот он стоял у берега, а вот уже я не вижу его макушки!

Ринулась к воде и заметила, как из-под черной глади вынырнула голова, а потом он снова ушел вниз. Он не кричал и не звал на помощь. Не будь я рядом и не смотри на пруд, ни за что бы не заметила мальчонку.

Не думая бросилась в воду. Холодная какая. Но я не медлила, побежала дальше по воде и обхватила Ванечку двумя руками, когда он показался над поверхностью, и сразу потащила на берег.

Ноги скользили, он был тяжелым, хоть и выглядел таким маленьким, но я ужасно боялась, что не успела и он наглотался воды. Вынесла ребенка из воды, уложила на землю, вгляделась в личико.

Что же делать? Неужели я не успела?

– Ванюша, Вашюша! – кричала, чтобы его пробудить, и даже потрясла.

Наклонилась, положила голову на грудь, послушала.

Он не дышал! Да не может быть! Он в воде был считаные секунды.

Или мне так показалось?

Перевернуть. Надо перевернуть его на бок и постараться, чтобы вода вышла наружу. Так и сделала.

– Давай, давай, малыш, – уговаривала его прийти в себя.

Молила бога, чтобы у меня получилось оживить ребенка.

И, о чудо, он закашлялся и стал исторгать из себя воду.

– Что происходит? – заревел голос Орлова над головой. – Лика, что случилось?

– Где вы все ходите? – закричала я в свою очередь срывающимся голосом, вся дрожала, сидя на коленях и поддерживая Ванечку.

Он пришел в себя и ничего не понимал. Прижала его к себе, успокаивая. Гладила по спинке. Он весь трясся. Сердце заныло в груди от сочувствия к этому маленькому мальчику.

– Ну-ну, всё хорошо. Зачем ты пошел к пруду, малыш?

– Ваня! – рыдая, к нам неслась Сусанна в тонком халате. – Сынок!

Она просто смела меня, хватая ребенка и осматривая его с ног до головы. Трогала, щупала, плакала. Во мне что-то дрогнуло. Вот сейчас я видела искреннюю, неподдельную любовь к ребенку и настоящий страх его потерять. Я впервые видела Сусанну такой и поняла, что под маской наглой, беспринципной женщины всё же скрывается истинная мать своего ребенка.

– Лика, иди сюда, – рыкнул мне Орлов, хватая за предплечье и подтягивая вверх. – Ты продрогнешь! Быстро в дом! Сусанна, и ты тоже. Ваня, иди сюда, давай я тебя отнесу, – позвал он мальчика, но тот замотал головой, прячась у мамы на груди.

Он смотрел на отца волком, вжимаясь в мамину грудь. А потом и вовсе отвернулся. Не захотел помощи отца и сказать ему хоть одно слово.

– Я сама его отнесу, – гордо произнесла Сусанна, подхватила мальчика и тихо побрела с ним к дому, прижимая так крепко, что показалось, никогда не отпустит.

А когда повернулась ко мне, ее глаза так и говорили “спасибо”.

“Спасибо, что спасла моего сына”.

Орлов стоял с отрешенным видом, глядя им вслед. Повернулся ко мне. Открыл рот и снова его закрыл. Мы не знали, что сказать друг другу. Но в первую очередь надо было согреться, поэтому он накинул на меня свой пиджак и повел к дому.

Не успела я дойти до дома, как одним резким движением скинула с плеч тяжелый пиджак мужа. Бросила тяжелую массу прямо на пол в гостиной. Не хотела быть связанной с Орловым даже так, мне надо было немедленно оборвать любую связь с ним. Сразу стало зябко, холодно, еще холоднее, чем было на улице и в воде, на меня напала дрожь, зубы клацали, и я обхватила себя руками.

Слышала, как Орлов выматерился, поднимая пиджак. Продолжал идти следом. Гулкие шаги преследовали.

– Лика! Да стой же ты. Подожди! – окликал меня властным тоном.

Резко дернул меня за локоть и потянул к себе, но я сразу вырвалась.

– Отстань, не трогай меня. Иди к сыну!

Глаза мужа полыхнули болью, перемешанной с яростью и досадой, но он точно никуда не собирался идти. Непримиримо и решительно вступал на мою территорию варваром и захватчиком.

Что ж! Тогда уйду я!

Сжав зубы, развернулась и быстро пошла по коридору в сторону своей комнаты. Но войти в нее одной мне не удалось. Муж шел за мной как привязанный и без стеснения зашел следом, захлопнул дверь.

– Уйди, Орлов, – я была груба и не заботилась о том, что он об этом думает, указала ему пальцем на дверь. – Я тебе непонятно сказала, чтобы ты шел к сыну?

– Переодевайся, Лика, – он приказывал не терпящим возражений тоном, и хоть я понимала его правоту, во мне всё восставало против этой мужской тирании.

– Переоденусь, когда ты выйдешь, – снова посмотрела на дверь, мой намек был ясен как день, я показывала, что хочу остаться одна, что не буду переодеваться при нем, что ему нет больше доступа ко мне и к моему телу.

Но Орлов даже бровью не повел, словно ему не было дела до моего мнения, и он всё равно сделает так, как ему надо. А ему надо было, чтобы я его послушалась. И вместо того чтобы меня убеждать, он не стал тратить время попусту, стремительно подошел ко мне и начал сдергивать с меня мокрую одежду.

– Зачем ты упрямишься? Нашла время показывать характер! Куда ты вообще выперлась на улицу? – сдернул с меня мокрые ботинки, выкинул в сторону, стянул противно липнущие к коже джинсы, невзирая на мое сопротивление. – Хватит уже дергаться, Лика! Добегалась. Быстро в постель! – он настойчиво подталкивал меня в сторону кровати, на ходу стягивая и куртку, и свитер.

Я осталась в трусах и футболке, надетой на голое тело. Верх был сухим, но низ намочился, и мне точно надо было раздеться полностью, чтобы сменить мокрое белье на сухое, но при Орлове я не собиралась этого делать. Стала настырно отпихивать его, его пальцы на этот момент уже взялись за край футболки.

– Я сама могу прекрасно раздеться, я всего лишь промокла!

– Всего лишь промокла? Да ты вся ледяная! – рыкнул он и всё равно упорно снимал с меня футболку.

Но я не могу оказаться с ним голая! Просто не могу. Не после всего, что случилось между нами. На глаза навернулись глупые слезы, я чуть не плакала от собственного бессилия, от наглости Орлова, от своей несчастной судьбы, от всего, что случилось.

А потом… Потом я стала задыхаться. Кислород будто резко выкачало из легких, словно кто-то взял и вытянул его наружу. Мне стало нечем дышать. Я хватала ртом воздух – а ничего не происходило. В голове помутилось, меня охватил жутчайший страх, и хоть я понимала, что со мной творится, ничего не могла сделать.

Со мной случались панические атаки. В моменты потрясений. А сейчас я была особенно уязвимой. Орлов знал об этом, я ему рассказывала, поэтому сразу понял, что со мной. Он отпустил меня на секунду и дернулся к двери. Я услышала резкий крик. Он звал врачей, которые дежурили круглосуточно рядом с моей комнатой.

Меня уже не держали ноги, но он не дал мне упасть и быстро накинул сверху одеяло, сдернув его с кровати, и усадил меня на нее же, поддерживая сбоку. Две женщины ворвались в комнату.

– У нее паническая атака! – услышала я голос Орлова.

По коже струился пот, меня бросило в жар, сердце билось о ребра как безумное. Я мало что понимала вокруг, перед глазами мелькали лица, кто-то что-то говорил. Меня уложили, в чем-то убеждали, что-то со мной делали. Но я видела только Орлова. Его глаза. Страх в них. Такой неподдельный, искренний, настоящий…

Мой же страх постепенно ушел, кислород так резко ворвался в легкие, что мне стало больно, врачи ушли, оставили меня наедине с мужем. Обессиленной, уязвимой. Захотелось свернуться в комочек, спрятаться ото всех, укрыться. Но, конечно же, Дима никуда не ушел.

Он остался. Я была слишком вялой, чтобы сопротивляться. И он одел меня в теплую пижаму, натянул на ноги шерстяные носки. Укутал в одеяло, принес чай. Сел рядом.

– Как ты?

В голосе было столько боли и заботы, что защемило сердце.

Ну почему он такой заботливый, внимательный, нежный? Зачем он терзает мою душу? Ведь всё это бесполезно, не нужно. Между нами его измены и дети. И ничего не будет как прежде.

Я закусила губу и смотрела на дымящуюся кружку. Глаза опухли, словно я плакала. Но нет. Моя реакция выразилась в паническую атаку. Их так долго не случалось. Со времен интерната. Я думала, что моя жизнь – полная чаша. Я думала, что я счастлива. А Орлов всё испортил.

– Уйди, – пробормотала я глухо, не глядя на него. Продолжала смотреть вниз.

Вздох. Он испустил тяжелый вздох и наклонился ко мне.

– Маленькая моя, ты меня жутко напугала. Я никуда не уйду.

– Хорошо. Сиди. Но разговаривать я не хочу. Мне и так плохо.

– Ладно, не будем разговаривать. Тебе надо поспать. А я посижу тут, буду охранять твой сон.

– Дима, не надо. Как ты не понимаешь, что ты не имеешь права быть рядом со мной? Не имеешь, слышишь? – говорила я, а его лицо каменело. – Ты должен быть сейчас со своим сыном, который чуть не погиб!

Орлов опустил голову, кожа на лице натянулась, а кулаки сжались. Я видела, что внутри него происходит борьба. Он не привык делать такой выбор – заботиться о сыне или о жене. Четко разделил нас. За моей спиной, может, коротко с ним общался, но явно не испытывал к нему отцовских чувств.

Мы все это увидели. Я. Сусанна. Маленький мальчик, который обиженным волчонком посмотрел на своего отца, когда тот хотел ему помочь. Он пошел к матери. Какой бы плохой ни была Сусанна, но ребенок потянулся к ней, не к Орлову.

И это сильно по мне ударило. Очень сильно. Ранило так, как я даже не подозревала. Я думала, что страшно получить нож в спину от измены. Страшно узнать, что тебя обманывали, скрывали от тебя ребенка.

Но еще страшнее оказалось понять, что твой муж неспособен любить свою плоть и кровь. Эта правда была ужаснее всего.