Текст книги "Долина туманов"

«А какого хрена я не пытаюсь позвонить? – спросил он себя. – Чего это я туплю?»

Он полез за телефоном, но достать его оказалось непросто – плоский аппаратик застрял в глубине кармана куртки, запутавшись в подкладке. Тогда Вовка, которому вдруг снова стало трудно дышать, решил для начала выбираться наверх.

Четырежды стукнувшись о руль, рычаг сцепления и все, что попалось на пути, Вовус принял вертикальное положение, наступив на водительскую дверцу. Приподнялся, уперся головой в дверцу противоположной стороны, нащупал рычажок ручки, открыл. Стал выбираться наверх. Голова у Вовуса кружилась после переворотов в машине, а руки и ноги были какими-то слабыми, ватными. Вероятно, поэтому он пару раз срывался вниз, в глубь салона, получив однажды дверцей по кумполу.

Каждую свою неудачу Вовус комментировал отборными крепкими выражениями, которых в запасе у него было невероятно много – на целый миллион разных бед. Третья попытка выбраться на божий свет вышла намного успешнее. Оказавшись на борту своего фолькса, он сел на заднюю дверцу, свесив ноги рядом с неожиданно крупным, неловко вывернутым колесом, и… соскользнул с мокрого гладкого металла вниз.

В грязь он приземлился прямо на копчик, ударившись довольно ощутимо. Удар отдался в черепной коробке резкой и всепоглощающей болью, после чего Вовус отключился.

В обмороке он провалялся не менее пяти минут. Состояние это оказался для него в новинку – за всю свою жизнь он не мог вспомнить случая, когда бы терял сознание. Ощущения были странными и даже приятными, а когда сознание стало возвращаться, Вовусу не захотелось выныривать из теплого вакуума наружу, в слякоть, под дождь.

Очнувшись и открыв глаза, он вдруг увидел в небе яркий удаляющийся сноп света и различил сквозь шум дождя затихающийся гул мотора. Вовус догадался, что это был вертолет, пролетевший над его машиной, пока сам Вовус пребывал в отключке. Вот это было неудачей!

«Тудыть тебя через колено! – бормотал Вовус испачканными мокрой землей губами. – Будь я проклят, дурак! Валяюсь тут, как принцесса!»

Он поднялся на ноги, потирая поясницу, сделал неловкий и безнадежный взмах левой рукой, хрипло вякнул нечто малопонятное, а потом потерял равновесие и плюхнулся в лужу позади себя. Копчик снова взвыл острой болью, а под ним, вне Вовкиного тела, что-то хрустнуло. Сдвинувшись в сторону и пошарив пальцами в грязи, Вовка вытащил из-под себя свой мобильный.

«Ё… твою дивизию! Вот и позвонил!» – подумал он с досадой.

Надо было как-то выбираться отсюда, не дожидаясь, пока вернется чертов геликоптер, который Вовус так позорно проворонил.

Подняв голову и приложив ко лбу козырьком ладонь, Вовка стал рассматривать тьму над головой. Небо было затянуто тучами, однако тучи эти были уже просто темными, а не черными, что предвещало рассвет. Вокруг также слегка посветлело.

Прямо перед собой, метрах в трех, Вовус разглядел пологий край обрыва, то есть тот, с которого он скатился в фольксе, а обернувшись, увидел, что стоит на краю выступа, за которым разверзлась новая пропасть. Вовус догадывался, что там, за краем, метрах в двадцати внизу – каменистое дно ущелья и речка, сейчас очень полноводная.

Он вытер со лба то ли дождевую воду, то ли пот. Ему стало жарко, хоть воздух и был очень холодным.

– Мать-перемать, а если б я сюда рухнул?! – удивился своему счастью Вовус, сделав осторожный шажочек вперед и заглянув вниз. – Сон в руку, сон в руку…

Облегчение сменилось смутным беспокойством: он подумал о брате и о Вере. Вдруг убийца вернется? Вдруг он будет не один?

– Не раскисай, иди вперед! – решительно приказал себе Вовус, добавив к произнесенной фразе пару матерных выражений, возымевших ободряющее действие.

На прощание обошел свой «фольксваген». Лежавшая на боку серебристо-серая машина словно бы светилась изнутри, как инопланетный корабль. Хозяйский глаз различил вмятины на кузове.

Вовус сказал тихо:

– Прощай, друг…

И пошел к обрыву, с которого скатился пятнадцать минут назад.

* * *

Из гигантской ямы Вовка выбирался, наверное, целый час. Идти вверх было невозможно тяжело: ноги скользили в грязи, вязли в размокшей земле. Вовус хотел сохранить ноги хотя бы отчасти сухими, поэтому он старался наступать на куски асфальта. Получалось не больно хорошо. Сам себе он напоминал белого медведя на Северном полюсе, прыгающего со льдины на льдину. Только «льдины» у него были черные. Да и сам он больше напоминал мокрого трубочиста. Развлекая себя мыслями о мишках на Севере, Вовус таки выбрался на дорогу и бросил прощальный взгляд вниз, на свой автомобиль.

Грустный фолькс лежал брошенный, одинокий и беспомощный. Владелец машины прошипел ругательство, адресованное ливню и обвалу, повернулся спиной к обрыву и побежал прочь. Серое утро светлело.

Холодные щупальца ливня стекали Вовусу под капюшон, на шею, но под курткой его одежда еще оставалась сухой. Тем не менее он мерз все сильнее. Пытаясь согреться, Вовка ускорил темп.

Вовус попытался посчитать, сколько часов потребуется ему, чтобы добраться до Дома. Ехал он со скоростью не больше ста километров в час, и времени от его отъезда и до того момента, как он свалился в яму, прошло около сорока минут, за вычетом того получаса, что он продремал на обочине. Значит, проехал он километров сорок. А бежать он будет со скоростью пять километров в час, то есть на обратную дорогу потратит восемь часов.

Огляделся и вспомнил о старой дороге на Домбай, по которой отец возил их с братом в горы. Старая дорога скакала с горки на горку, шокировала резкими поворотами и частенько пугала путников камнепадами. Новую трассу строили по пословице: тише едешь – дальше будешь, в результате чего протяженность пути выросла почти в два раза.

Вовус старую дорогу очень любил – за те давние поездки с ночевками в палатке, с кострами и рыбалкой.

Живо сориентировавшись, Вовка сбежал с трассы в лесополосу, продрался сквозь кусты, выскочил на слой мягкой плотной мертвой травы. Отсюда начиналась нехоженая степь. Было так пустынно, что Вовусу показалось, будто на всем белом свете он остался совсем один, окруженный бесконечным пространством и поливаемый нескончаемыми струями дождя.

Дорога нашлась минут через двадцать, к тому времени целина, покрытая кочками и низенькими коварными малоразличимыми кустарниками, утомила Вовку до такой степени, что он начал спотыкаться на каждом шагу.

Выбравшись на старую дорогу, Вовус вздохнул с облегчением. Согласно расчетам, идти ему предстояло еще четыре часа. По новой дороге он плелся бы семь.

И тем не менее очень скоро Вовка измотался до такой степени, что темнело в глазах. Иногда он с надеждой оборачивался, надеясь увидеть попутку, но никого не было, ни единой машины, телеги, арбы. Пытаясь подбодрить себя, время от времени он ругался вслух самым грубым образом и пытался черпать силы в мыслях о Вере. Только бы с ней и с Лексусом все было хорошо, думал он, ускоряя шаг.

Самой тяжелой частью пути оказался подъем на Змейку.

На последних ста метрах пути Вовке встретился удивительный объект.

Вместо того чтобы пойти по серпантину, Вовус нашел тропинку, срезавшую приличный участок пути. Недолго думая, не представляя себе, насколько труден будет путь вверх через лес, он свернул с серпантина на тропу. Вошел в лес, в его сырую глубину, получил пару раз ветками по морде. И, теряя силы, вдруг разглядел впереди, за деревьями, неопознанный объект. Вскоре объект принял форму автомобиля, а именно старенького «форда». Один такой «форд» был Вовусу очень знаком: он достался Вере и Асе в наследство от отца. Правда, припомнил Вовус, «форд» тестя был голубым, а этот – темно-синим.

Осматривая находку, Вовус вспомнил, что долгие годы «форд» тестя стоял в гараже, потому что Вера не хотела продавать его из сентиментальных соображений. А буквально три месяца назад какие-то негодяи взломали гараж и угнали автомобиль. Вера написала заявление в милицию, но сотрудники правоохранительных органов взялись за поиски без особого энтузиазма…

А теперь двойник похищенного старичка мок под дождем в лесу на горе Змейка. Кто-то поднялся на «форде» до середины серпантина, а потом задом съехал на небольшую поляну за кустами боярышника, скрывшего машину от любопытных взглядов с дороги.

Вовус присмотрелся к гладкому боку машины и разглядел, что краска на боку старого «форда» выглядела свежей.

Вовус покачал головой, недоуменно усмехнулся и отправился дальше. Через десять – пятнадцать метров он снова вышел на серпантин. До Дома оставалось всего ничего!

На пороге Дома Вовка почувствовал, что, открыв дверь, он тут же упадет на пол и уснет. А если в Доме находятся убийцы, то он будет их самой легкой жертвой.

Ключи нашлись неожиданно быстро – во внутреннем кармане отяжелевшей от воды куртки. Он отпер дверь и на полусогнутых ногах, качаясь, вошел в холл. Его замерзшее лицо и легкие обжег суховатый теплый воздух кондиционированного помещения. С улицы все запахи Дома казались острыми и яркими, а сильнее всего ощущался запах крови…

Дом был тих, будто бы даже пуст. Вовус заглянул на кухню, ожидая увидеть лужу крови на прежнем месте, но кухня сияла чистотой. Тогда он шагнул в сторону гостиной и привалился плечом к стене.

В комнате на диване спала Вера. Это был мирный сон, глубокий и крепкий. Ее лицо было абсолютно спокойно, лоб расслаблен, и брови Веры ровными черными линиями отделяли ясный чистый лоб от остальной части лица: глаз, прикрытых голубоватыми веками, крупного прямого носа, обветренных губ, словно бы искусанных в беспокойстве. Их цвет казался неожиданно ярким на бледном лице женщины.

Но еще ярче было то, что увидел Вовка на полу, у ног снохи: лужа крови.

Вовка сделал маленький шаг вперед и только тогда разглядел, что лужа натекла из простреленной груди его младшего брата, его единственного друга и по-настоящему родного человека. Лексуса.

А у Веры в руке был зажат «Макаров».

Часть шестая Клюква в сахаре

Стукнувшись коленями об пол, Вовус упал рядом с братом. Копчик отозвался острой болью. От усталости и навалившегося горя мысль о смерти Лексуса никак Вовкиным мозгом не оспаривалась. Он понял: тот, кто рисует нам судьбы, решил наказать его за один только замысел убийства. И это не показалось ему несправедливым.

А вот когда Алешка вдруг слабо дернул головой и еле слышно захрипел, Вовка вздрогнул всем телом.

– Лешка, мать твою, – зашептал он, обнимая брата за плечи, точно так же, как делала это Вера, обнаружившая мертвую сестру. – Ты живой? Ты живой, скажи?!

Алексей снова захрипел, а потом сделал глубокий вдох, как пловец, вынырнувший из морских глубин. Прошло еще несколько секунд, и его глаза широко раскрылись.

– Ты? – просипел он еле слышно. – Ты откуда… взялся?

Голос Лешки был слабым, а вот счастье Вовуса – мощным и всепоглощающим, как тот ливень за окном. Он сильнее обнял брата, но тут же отпустил его, чтобы не причинить еще больше боли.

– Что случилось, Лексус? – спросил Вовус, уже догадываясь что.

Его низкий, чуть осипший голос прозвучал в этой комнате как раскат грома.

– Я случайно… выстрелил в себя, – запинаясь на каждом слове, прошелестел Лексус. – Я – идиот! Увидел пистолет. В спальне, под кроватью… Взял в руки. Пьяный… Пистолет из пальцев скользнул… Я подхватил. Выстрелил… Случайно…

– Почему же он тогда у Веры в руке?

– Где она?

– На диване. Спит, кажется.

– Жива? – Лексус дернулся всем телом и застонал. – Она жива? Точно?

Вовка кинул в сторону Веры внимательный взгляд и ответил:

– Ничего с ней не случилось. Почему пистолет у нее? Говори!

– Она, наверное… подняла его. – Алешка постанывал. – Я выстрелил. Упал. Она встала.

Испугалась. Взяла пистолет. Упала в обморок… Разбуди!..

– Потом, – ответил Вовка, вытаскивая пистолет из безвольной руки Веры. Оружие он положил на посудную горку, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки.

Бегом бросился на кухню – и откуда силы взялись? – притащил аптечку, задрал футболку Лексуса. Собрал кровь ваткой, смоченной в перекиси водорода. При виде раны брата Вовуса повело в сторону, качнуло, пробил пот, задрожали руки. Сообразив, что сейчас сознание его покинет, Вовус позвал сноху:

– Вера, очнись!

Та открыла глаза и выпрямилась на диване.

– Вовка, ты вернулся? – В ее голосе было столько изумления и радости, что Вовус слегка опешил: она что же, не видит раненого мужа?

Буркнул в ответ:

– Вернулся.

– Я видела сюжет в новостях и подумала, что ты погиб! – Она продолжала смотреть мимо раненого. – Ты мокрый насквозь, тебе переодеться надо!

Вера встала с дивана и только тут заметила Лексуса.

– Что случилось? – спросила она уже другим тоном. – Это ты?..

– Я нашел его раненым, – быстро ответил Вовус. – Иди уже сюда, помоги!

Она послушалась: присела рядом, взяла из рук Вовуса ватку. Алексей в этот момент закрыл глаза.

– Это огнестрельное ранение, – объяснил ей Вовус. – Говорит, что выстрелил в себя нечаянно. Ты слышала выстрел?

– Нет, – помедлив, ответила Вера. – Мне снилось что-то: война, бомбежка, как в кино. Наверное, это из-за звука выстрела.

– Он был очень громкий, почему ты не проснулась?

Вера растерянно пожала плечами:

– Я не знаю.

Алексей слабо застонал.

– Лексус, – позвал брата Вовка, – очнись!.. Ну…

– Ты бледный… – заметила Вера, снова позабыв о раненом. – Тебе плохо?

– Вера, твою мать, ты не видишь, что Лешка умирает?! – рявкнул Вовка, и она опустила голову.

Вдвоем они обработали, как могли, рану на груди Лексуса. Вера авторитетно заявила, что легкое не задето, Вовка с ней согласился.

Алексей попросил сделать ему инъекцию обезболивающего. В их аптечке хранились довольно серьезные лекарства – на всякий случай, ведь «скорая» сюда будет добираться часа три. В числе этих лекарств были и сильные обезболивающие средства. Вера склонилась над мужем, верной рукой ловко ввела иглу шприца в его вену.

– Спина тоже… – прошептал Алексей.

– Выходное отверстие, – сообразил Вовус.

Вера и Вовка обработали и эту рану, аккуратно перевернув Лексуса на бок. После процедуры Лексус взял жену за руку.

– Спасибо, – сказал он, и его взгляд просветлел. – Ты прощаешь меня?

Супруги смотрели друг другу прямо в глаза, а что у обоих было на уме – Вовка не понимал.

– За что? – Вера удивленно смотрела на него.

– За прошлое. – Лексус почти улыбнулся. – Я понимаю, что ты чувствуешь, я все понимаю.

Вера отвернулась, чуть заметно прищурившись, и стала что-то искать в аптечке. Вовка вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, что произошло. Он очень устал и ощущал это все сильнее. Потеряв надежду разобраться в происходящем, Вовус достал из бара бутылку текилы, взял стакан, выпил.

– Принесу тебе сухую одежду и еду, – захлопотала вокруг него Вера. – А мы тут за тебя так испугались! В новостях показывали съемку с вертолета – разрушенную дорогу, все такое. А в провале машина была, точно такая, как твой «фольксваген». И человек рядом лежал. Мы думали, это ты!

– Да, это я был, – голосом, совершенно лишенным эмоций, произнес Вовус.

Не ожидая вопросов и не вдаваясь в подробности, он рассказал о том, как свалился вместе со своим фольксом в яму, как упал с машины в грязь, потерял сознание, очнулся через минуту и заметил пролетевший над ним вертолет. В двух словах описал и свое пешее возвращение. В любых других обстоятельствах из своего маленького, но утомительного приключения он сумел бы создать целую сагу. В той саге было бы много неожиданных сюжетных поворотов, ярких метафор и эффектных флешбэков, превращающих любой рассказ в увлекательную байку о дорожном приключении. Но это было бы в любых других условиях. Сейчас слов хватило только на трехминутное изложение событий с вычетом одной подробности – находки в лесу перекрашенного «форда».

Закончив рассказ, Вовка опрокинул еще треть стакана текилы себе в горло и сел на пол, рядом с диваном. Рядом с кровавым пятном.

Вера ушла на кухню.

* * *

– Лексус, что случилось на самом деле? – спросил Вовус брата, глядевшего в потолок пустыми усталыми глазами. – Говори, или я…

– Перестань, – ответил брат, даже не поворачивая к нему голову. – Перестань, блин, я все тебе сказал.

– Иди на хрен! – взбесился было Вовка, но силы его быстро растаяли. – Ты же врешь! Я не скажу никому, если ты боишься…

– Я сам в себя выстрелил, – сказал Алеша размеренно. – Это правда. Мне нечего бояться.

– Не за себя, Лексус, – уточнил Вовус, разглядывая профиль брата.

– За нее? – спросил он, чуть повернувшись в сторону Вовки. Теперь он выглядел немного возбужденным, говорил быстро, гладко. – Да, за нее я боюсь. Она совсем беззащитная, совсем связь с жизнью потеряла. Ты не представляешь, что с ней творится, ты даже не представляешь!.. Ох, я сейчас как под кайфом – боль отпустила, так хорошо! – Пушнин-младший беззвучно рассмеялся.

– Что тут у вас произошло?

– Да ничего особенного! – весело ответил Лексус. – Я дурака свалял, признался, что у меня роман был. Правда был. Знаешь, я ведь Веру никогда не любил. Ты сам меня жениться на ней заставил, из-за ребенка. А тут я… встретил женщину. Молодую совсем, необыкновенную. Я полюбил ее, она – меня. Все у нас было прекрасно. Я решил уйти от Веры, но тут она меняться начала, словно спятила. И я остался. А с ней все хуже. Она больна, я точно это знаю. Хочешь знать, что у нас тут было?

– Да, что?

– По телевизору сказали, что весь Предгорный район затоплен, федеральная дорога разрушена, и я решил через заповедник добираться до ближайшего населенного пункта. Не проехал, там дорога спиленными ветками завалена. Вернулся, а под дверью, снаружи, она сидит – войти не может. А дверь-то не заперта! – Лексус хотел привстать на постели, но застонал и откинулся назад. – Вдруг это опухоль мозга? – продолжил он, глядя в потолок. – Аленку жалко, как она с такой матерью расти будет? Вовка, если я не выкарабкаюсь, я прошу…

– Заткнись, – тихо, но очень строго велел старший брат. – Просто заткнись.

Он выпил еще текилы, внимательно разглядывая рисунок на занавесях. В комнату вернулась Вера.

– Вов, пойдем, я покормлю тебя, – позвала она.

* * *

Пока Вовка ел разогретый Верой шашлык, щедро запивая его алкоголем, Алексей уснул. Вера укрыла мужа пледом, ушла на кухню, обнаружив там только грязные тарелки. Вымыла посуду, присела за барную стойку, нашла дистанционный пульт от телевизора, стала искать что-нибудь такое, что могло бы отвлечь ее от происходящего в Доме. Она устала. Она ничего не понимала и от этого устала.

Самым интересным из всех телеканалов оказался канал новостей. Новой информации о небывалом ливне в Гродинской области не поступало. Метеорологи были убеждены, что ливень не прекратится в ближайшие несколько дней. Слушая их, Вера привалилась к прохладной гладкой штукатурке, закрыла глаза.

– Черт побери, что тут произошло?

От звука Вовкиного голоса Вера вздрогнула и подскочила на месте. Оказалось, она задремала.

Вовка уселся напротив нее, придвинул к себе бутылку текилы и отхлебнул из горла. Молча достал сигареты, закурил. На Веру он не смотрел, отчего она чувствовала себя обвиняемой.

Прошло около трех минут. Пьяно щурясь и сутулясь над пепельницей, Вовус докуривал сигарету. Его лицо было красным, обветренным, белки глаз – нездорово-желтоватыми. Выражение лица казалось бессмысленным, осоловелым. Он погасил окурок в пепельнице, сложил на барной стойке руки, как послушный первоклассник, и опустил на них голову. Через пару минут стало ясно – Вовус спит.

Вздохнув с облегчением, Вера подошла к деверю, положила его руку себе на плечо и потащила к кушетке, стоящей за обеденным столом. Он был безумно тяжелый, неловкий, неудобный. Наконец, Вовус свалился на кожаное сиденье, раскинув руки, запрокинув голову и неловко подогнув правую ногу. Вера с сомнением посмотрела на него и махнула рукой – пусть сам устраивается, ее силы на исходе.

В гостиной спал Алексей. Трогать его не было никакой необходимости, зато пятно крови на полу, о котором Вера уже забыла, оставлять не хотелось.

Вера принесла из ванной тряпку и ведро с водой. Возможно, ту же самую тряпку и то же ведро, которыми пользовался Лексус, замывая кровь Аси. Предстоящее дело Веру немного пугало. Она тронула пальцем красную жидкость на полу, посмотрела на нее, будто узнавая, размазала между пальцами, понюхала. Кровь была такой же, как и та, что текла по ее артериям, – красной и липкой. Вера решительно выжала в ведре тряпку и стала собирать ею кровавую лужу.

Лужа уменьшилась довольно скоро, а в паркете, в том месте, где раньше был центр лужи, обнаружилась дырка. Присмотревшись, Вера разглядела в ней кусочек металла. Попытавшись выцарапать металл пальцем, Вера убедилась, что он плотно сидел в деревяшке, будто вбитый молотком. Пришлось прогуляться к чуланчику, взять с полки отвертку и с ее помощью достать сплющенную пулю. Конечно, это была пуля, Вера могла бы и не сомневаться. Ополоснув ее в покрасневшей от крови воде, она рассмотрела ее и спрятала в карман джинсов.

Сон раненого становился все более беспокойным, наконец он вскрикнул во сне, а потом резко дернулся, будто пытаясь встать. И тут же открыл глаза.

Увидев стоявшую на коленях жену, Лексус просипел:

– Вера, я уснул ненадолго…

– И хорошо, спи еще. – Мельком посмотрев на мужа, Вера вернулась к своему занятию.

Алексей скрипнул зубами от боли, приподнявшись на локте.

– Мне что-то приснилось, я не помню точно, – пробормотал он.

– Еще поспи.

– Это был кошмар, представляешь!

Вера снова обернулась к нему, опустив руки на край ведра так, чтобы красноватые капли падали с пальцев в воду. Она привыкла делать вид, будто внимательно слушает все, что говорит ей муж.

– Это был не сюжетный сон, нет, – рассказывал он. – Знаешь, скопище каких-то неприятных образов… Мне раньше ничего такого не снилось: пятна какие-то, люди. Они угрожают, мне страшно, но я могу спастись, убежать. И убегаю… Кажется, что спасся, а потом – все плохо.

– В смысле? – не поняла Вера.

– Оно навалилось на меня, острая боль…

– Ты просто заворочался, и рана дала о себе знать, – объяснила Вера очевидное для себя обстоятельство. – Алеша, это просто сон, а ты ранен, болен.

Он покачал головой и помрачнел. Помолчав немного, подытожил:

– Что-то случится страшное, я чувствую.

– Алексей, тебе плохо? – спросила Вера.

Прошло около сорока минут с тех пор, как Лексус пожаловался жене на дурные предчувствия. Вымыв пол в гостиной, Вера и сама решила вздремнуть. Она устроилась в глубоком кресле, рядом с диваном, на котором лежал муж, но проспала всего полчаса – Алексей вдруг вскрикнул во сне.

Проснувшись, Вера ощутила, что озябла, – ее спина и лоб покрылись холодным потом, как и тогда, перед тем, как она слышала голос сестры в ванной. В комнате тихо работал телевизор, а за окном все хлестал и хлестал проклятый ливень. Влажную одежду следовало бы сменить, но у Веры не было с собой ни единой запасной тряпки. Оставалось только порыться в сумках Аси, которая даже для нескольких дней отдыха в лесу привозила с собой целый гардероб.

Едва переступив порог Асиной спальни, Вера включила свет. Ей было не по себе – мало ли что ждет ее здесь? Но, оглядевшись, она не увидела ничего пугающего. Только вещи ее сестры – косметичка на комоде перед зеркалом, мокасины у порога, скомканная белая шерстяная кофта, в которой Ася приехала в Дом. Остальные вещи оставались в сумке, стоявшей у ножки кровати. Вера села на пол, расстегнула замок, выбрала джинсы и свитерок. Джинсы были Вере впору, разве что пришлось их немного подвернуть, а свитер оказался тесноват.

«Худая корова – еще не газель!» – сказала себе Вера, мельком глянув в зеркало.

Нагнулась, чтобы застегнуть сумку, и увидела под кроватью продолговатый газетный сверток. Присев и потянувшись к свертку, Вера услышала крик мужа, донесшийся снизу. Тревожный, испуганный короткий крик. Она вскочила и побежала вниз.

– Алексей? – позвала она мужа, вбежав в гостиную. Лексус открыл мутные глаза. – Ты совсем бледный. Тебе плохо?

Его блуждающий взгляд сосредоточился на ее лице. В сером свете серого дня Вера заметила, как жутко осунулось его лицо – желтоватая кожа обтянула скулы, виски ввалились, возле рта пролегли морщины.

– Больно… Можешь принести воды? – попросил он едва слышным шелестящим шепотом.

Вера принесла ему стакан минералки с лимоном, но он едва отпил полглотка. Застонал. Тогда она принесла шприц и сделала очередную инъекцию обезболивающего.

– Спасибо, – сказал Лексус. – Сейчас… отпустит.

Прошло около пяти минут, и наконец на его щеках проступил легкий румянец.

– Отпускает, – признался он, – правда, уже намного легче.

Вера поправила плед, укрывавший раненого, прошла к бару, налила себе бокал красного вина. Голова Веры слегка кружилась.

«Я что-то собиралась сделать, – вспомнила она, отпивая глоток темно-красной жидкости из пузатого бокала. – Но вот что же? Я опять забыла! Опять, опять забыла! Когда же это кончится?!»

– Вера! – услышала она голос мужа.

Допив вино, обернулась с улыбкой, которая должна была скрыть раздражение.

– Иди сюда, – позвал он тихо, – я хочу тебя видеть!

– Зачем? – Вера подошла к дивану, опустилась в кресло.

– Я тут вдруг кое-что припомнил перед тем, как уснуть.

– Что же? – поинтересовалась Вера несколько рассеянно.

– Ну, я не то чтобы припомнил это, а просто раньше не хотел тебе говорить. – Он помолчал немного, по-видимому ожидая вопроса. Не дождавшись, задал его сам: – Ася всегда говорила, что она уснула и поэтому Анечка захлебнулась, помнишь?

Вера выпрямилась в кресле. Смерть своей маленькой племянницы она переживала очень тяжело, и не столько из-за себя, сколько из-за Аси с Вовкой. Вспоминать это сейчас было слишком больно.

– Что за вопрос? – резко спросила она.

Повернув к ней голову, Алексей полуприкрыл глаза.

– Не так давно я узнал всю правду. Вера, я не хотел тебе говорить, знаю, что ты страшно расстроишься, но я боюсь, что не выживу. А ты должна это знать.

Чуть подавшись вперед, Вера тронула пальцами плечо мужа:

– Алеша, ты о чем? У тебя рана сквозная, а я слышала, что это не так страшно, как если бы пуля у тебя в теле осталась. И пуля пробила только мышцы, даже кость не задела. Ты поправишься, это совершенно точно!

Алексей не слушал ее.

– Я рассказывал вам всем вчера, что встретил в городе Метелкину, помнишь? – настойчиво напомнил он.

– Ну?.. – Вера отпила вина.

– Мы не минуту с ней разговаривали, а несколько часов. Сидели в «Хемингуэе», у Ника Сухарева. – Алексей говорил, не глядя на жену, как будто ему было все равно, слушает ли она его. – Гелька в дикой депрессии, все о муже говорила. Он долго умирал, мучился сильно.

Какая-то форма рака, крайне болезненная. Видно, боль его так доконала, что он растерял остатки душевных сил. Знаешь, что он ей рассказал?

Вера машинально переспросила:

– Что?

– Признался, что изменял Гельке. Причем вовсе не единожды. Про каждый раз, который у него случился, ей рассказал. Это Гелю больше всего добило. И в том числе была особенная история: у Метелкина, пока он гулял напропалую, был роман и с Асей…

– Алешенька, перестань! – попросила его Вера, с трудом скрывая раздражение. Она уже догадывалась, что Лексус сейчас расскажет нечто крайне неприятное, может даже отвратительное. – Вася соврал жене, или ты сейчас что-то путаешь. Или Гелька тебе это рассказала, чтобы нас всех поссорить. Она всегда сплетницей была. Я никогда не поверю в такую гадость! Он, может, хотел, чтобы у него был роман с Асей. Все мужчины этого хотели! Даже ты!..

– Что значит «даже ты»? – спросил Лексус недоуменно.

– Ну, – в растерянности Вера прикусила губу, – это я неправильно выразилась…

Чуть поморщившись от боли, он повернул к ней свое бледное до сероватого оттенка лицо и строго сказал:

– Вера, я не просто так рассказываю тебе подобные вещи! Слушай меня, все очень серьезно! И не забывай, пожалуйста, что я тоже любил Асю! Она была единственной женщиной в мире, которая…

Его жена, смирившись, покачала головой и опустила взгляд.

Алексей удовлетворенно продолжил:

– С Асей Метелкин встречался всего-то месяц, не больше. Но потрясает другое: в тот день, когда Анечка захлебнулась, они – Ася и Василий – были вместе. Ася забыла о дочке, потому что занималась любовью с Метелкиным, с чужим мужиком!

Вера вскочила с места, расплескав из бокала вино:

– Это неправда!

– Милая моя, – вздох Алексея был глубоким, – иногда правдой становится именно то, во что не можешь поверить.

Разозленная и расстроенная Вера вышла из гостиной. Постояла перед узким, как бойница, окном. Ливень…

В Доме было тихо. Едва слышно работал телевизор на кухне, да гудела, стучала, шумела опостылевшая вода, низвергаемая злыми-злыми богами на Дом, построенный на горе Змейка.

Вере хотелось бы подремать немного, но она вдруг решила спуститься вниз, в подвал, и увидеть сестру еще раз. Может быть, ей надо было попрощаться с Асей, а может, убедиться в том, что она действительно мертва. И еще извиниться перед сестрой за то, что слушала о ней гадости.

Она прошла к люку, осторожно, боясь разбудить мужчин в Доме, подняла крышку и опустила ее на кафельный пол. Так же тихо и осторожно спустилась по лестнице. Подвал под Домом казался очень большим, просто огромным, возможно, потому, что был абсолютно пустым и полутемным. Помещение освещал только квадрат света, проникавший из люка.

Справа, в двух шагах от Веры, на матрасе лежало накрытое простыней тело. Маленькими неуверенными шажочками Вера подошла к нему и откинула простыню.

Казалось, Ася спит, но инстинкт подсказывал Вере – она не спит, она умерла. Слишком уж спокойным было лицо сестры, слишком бледным и расслабленным.

Спокойно и уверенно Вера взяла руку сестры, прощупала ее запястье, сжала маленькую холодную ладошку.

– Асечка, – попросила Вера сестру, – не приходи ко мне больше. Я люблю тебя, я ни в чем перед тобой…

Где-то поблизости раздалось бренчание телефона. Вера замолчала и прислушалась. В первую секунду ей примерещилось невероятное: это с того света звонит ее сестра! Но тут же Вера приказала себе собрать мозги. Звонок повторился. Поискав вокруг себя, Вера заглянула под простыню, обошла тело. Телефон нашелся возле матраса. Вера схватила серенький невзрачный аппаратик.

– Алло? – сказала она, нажав на кнопку с зеленым значком.

– Алло… – отозвался женский голос, и после небольшой паузы связь прервалась.

Несмотря на прерванный разговор, настроение Веры значительно улучшилось. Из проклятого Дома надо было выбираться, а работающий телефон мог бы помочь в этом.

На экране найденного Верой телефона значился бренд сотового оператора – «Бонус», – и это было хорошо. Все Пушнины пользовались услугами конкурирующей с «Бонусом» компании под названием «Камелот», и если связь «Камелот» не работала, то оставался шанс на то, что связь «Бонус» окажется надежнее.