Текст книги "Моя жена, ее любовники и жертвы"

На свою беду Римма Олеговна проспала уход мужа. Этой ночью она долго не могла уснуть, шумело в голове, тревожили мысли о невестке, забыться удалось только под утро. Перед самым моментом просыпания Римма Олеговна увидела своего сына маленьким мальчиком…

Сон напомнил давнишнюю печаль – отсутствие внуков.

«Ах, если бы Миша выгнал эту бесплодную хамку, – тоскливо подумала Римма Олеговна, – да женился бы на хорошей девушке. Она родила бы мне внука!»

Дама встала с постели, набросила на ночную рубашку халат и направилась в кухню. Неожиданно Римму Олеговну окрылил новый план, и, как ей показалось, очень перспективный: раз муж ушел, то потолки белить будет невестка! Пусть потрудится хоть немного в квартире, где живет столько лет.

Поразмыслив еще немного, она поняла, что, пожалуй, белить сегодня не стоит. Голова Риммы Олеговны побаливала, в ушах по-прежнему шумело, а ведь придется помогать этой неумехе, нагибаться, закидывать голову.

Вместо побелки лучше заставит-ка она свою невестку помогать на кухне целый день. Зачем Римма Олеговна готовит еду для всей семьи сама? Ее не ценят, игнорируют, ее еда не нравится! Теперь пусть и Маринка займется хозяйством. Та, конечно, откажется, радостно предвидела свекровь, а Миша – дома, он увидит, какая на самом деле лентяйка эта Мариночка!

И на этот раз не будет сомнения в том, что права Римма Олеговна! А Маринка поссорится с мужем, и, конечно, он ее выгонит!

Но перспективным планам Риммы Олеговны не суждено было сбыться. Сначала хлопнула входная дверь – ушел на работу сын, а это означало потерю целевой аудитории будущей пиар-акции. И только после его ухода на кухне появилась вялая, с утра растрепанная Маринка, одетая в выцветший хлопчатобумажный халатик.

Римма Олеговна открыла рот, чтобы озвучить невестке график трудовой повинности, но не успела произнести и слова. Бесцветный Маришкин голос уже прозвучал в тишине небольшой квартирки: она равнодушно сообщила Римме Олеговне, что ее вчерашние котлеты вызвали у Миши изжогу, он всю ночь не спал, даже позавтракать не смог. И, не дав пожилой женщине произнести сакральное «Не нравится – жарьте котлеты сами!», Маринка сообщила, что теперь будет готовить себе и Мише отдельно.

«Откуда она узнала?» – театрально схватилась за сердце Римма Олеговна.

И вдруг от слов бессовестной хамки ей стало так тошно на душе, что потемнело в глазах! Перестав видеть белый свет, дама пошатнулась. Ослабели ноги, непрекращающийся шум в ушах усилился, напоминая шелест ветра в кронах каштанов, само собой подогнулось правое колено, и Римма Олеговна медленно осела на пол.

Маринка наблюдала за ней карими блестящими глазами, без единой эмоции на лице, не делая попыток поддержать безвольное тело пожилой женщины. Ее волшебная интуиция нашептывала изумительные вещи – свекровь наконец-то не притворяется, ей действительно плохо! И плохо настолько, что лучше Маринке этого не знать.

План сложился такой: Маринка ушла следом за Мишкой, только кофе выпить успела, а Римма Олеговна осталась дома; Маришка понятия не имела, что Мишиной маме может стать нехорошо…

А когда свекровь, невнятно мыча, уже лежала на полу, Маринка аккуратненько ее обошла, нырнула в свою комнату, где быстро натянула платье, причесалась, подхватила сумку на плечо и покинула квартиру.

Уходя, она кинула взгляд на неподвижное, но еще живое тело с открытыми кричащими глазами. Спонтанное желание помочь Маришка отвергла сразу же, как только оно возникло. Если Римма Олеговна сможет заговорить, она тут же расскажет, что ее невестка и помогать не бросилась, и скорую вызывать не больно торопилась, да и сам приступ у бедной женщины случился именно из-за этой самой невестки. Такого Миша не простит!

Маринка вышла из квартиры, заперла за собой дверь и вернулась домой только после звонка испуганного мужа.

А он обнаружил свою маму около шести часов вечера, вернувшись с работы. Римма Олеговна едва дышала и была без сознания. Мишка вызвал скорую, доктор диагностировал инсульт, больную отправили в реанимацию Первой городской больницы. Врач заметил, что если бы помощь последовала в первые часы после приступа, то прогноз был бы куда более оптимистичным, но в данной ситуации надежд на полное исцеление нет. В больнице Маринкина свекровь пробыла всего неделю, а уже в следующее воскресенье скончалась.

Миша был сам не свой, каялся, что не верил в пошатнувшееся здоровье матери, ругал себя, переживал и страдал. Дмитрий Петрович мучился не менее. Обоим мужчинам единственной опорой стала Маринка. Она готовила им нехитрые блюда, утешала обоих, сочувствовала, сопереживала.

Ей и вправду было жаль мужа и свекра, но смерть дорогой Риммы Олеговны принесла ей незаслуженно много счастья. Выяснилось, что дама кое-что скрывала от своей семьи, а именно деньги. Старший брат свекрови, проживавший бобылем где-то на Севере России, умер в доме престарелых, оставив единственной своей родственнице кругленькую сумму. Случилось это полтора года назад, но отчего-то Римма Олеговна не хотела признаваться родным и близким в свалившемся на нее богатстве. А денег хватало на половину однокомнатной квартиры в Гродине! Если продать двушку Ложкиных-старших, сообразила Маринка, то и свекор, и Миша могли бы купить по однокомнатной квартире.

Боже, своя квартира! Ради этого Маринка могла вытерпеть все, что угодно. А уж раскаяние в том, что не помогла свекрови в момент приступа, – тем более!

* * *

Тот странный, муторный, знаковый день Маринка провела с другом детства. Встреча не была запланирована, просто она бежала из двора – скорее, скорее, в любом направлении, а навстречу из-за поворота вывернулся черный «мерседес» Андрюшки. Маришка и не знала, что это именно Андрюшкин мерс, как-то раньше не приходилось его видеть, а когда ее окликнули из окна, сначала сделала вид, будто не слышит.

– Эй, подруга, посмотри на меня! – произнес Андрей речитативом, вдруг вспомнив, что нечто подобное когда-то кем-то пелось. – Маринка! Ты чё, своих не узнаешь?

– Андрюша? – Она остановилась на лету, взъерошенная, растерянная, но замкнувшаяся на своей тайне.

– Тебя подвезти?

Она кивнула.

– Куда? – спросил Андрей, когда она села в машину.

Маринка пожала плечами.

– Я домой еду, – сказал он, с трудом отводя взгляд от ее замороженного профиля, – это в сторону парка Менделеева. Хочешь посмотреть мою новую квартиру?

– Да, – согласилась она и села в машину.

Андрей и сам знал, что Маринка не из болтливых, но что-то с ней было не так. Она отрицательно ответила на ряд тестовых вопросов: поссорилась с Мишкой? На работе что-то не так? Может, родственники достали? Решив отстать от нее, он стал рассказывать о покупке квартиры, о том, что хотел именно такое жилье: в центре, но в месте не задымленном, в новом доме, с охраняемой территорией и подземным гаражом.

– Круто, в общем, – хвастался он, иногда поглядывая на подругу детства.

В гостях Маришка, не меняя выражения лица, вежливо осмотрела комнаты и лоджии. Не то чтобы ей не понравилось, просто она никогда не интересовалась чужими вещами и делами. Отсутствие зависти, как ни странно, происходило из Маришкиного абсолютного эгоизма, как и ее равнодушие в целом. Она была абсолютно лишена страсти к чужим вещам, лишь изредка замечая красивое платье коллеги или представляя себе, что могла бы так же, как ее обеспеченные знакомые, отдыхать зимой на Мальдивах. Болезненное любопытство в ней вызывали только чужие маленькие дети, что продолжилось бы до рождения собственного ребенка, а этого так и не произошло.

Вот и сейчас она была рада, что ее Андрюшка счастлив, купив квартиру, только выразить этого не могла, ибо была погружена в свои туманные ощущения. Думать о том, что было ею сделано только что, она не могла – это было страшно. Почти так же страшно, как тогда, когда она узнала о смерти Оксаны, или там, на деревянном пирсе над водами Круглого озера…

Все это время Андрей не спускал глаз с подруги детства, испытывая странные чувства. Он не мог отделаться от беспокойства за нее. Казалось, она безумно несчастна, катастрофически одинока, ее никто не понимает, даже правильный, хороший Мишка. Мишка, наверное, привык к Маринке, как привыкают к женам все мужья, и уже не ценил того, чем обладал. Так и отец Андрея привык к маме, а ведь другой такой женщины ему не сыскать вовеки! И Андрею почудилось, что было уж совсем фантазийно, будто отблеск светлой памяти его матери лег на Маринкин бледный лоб.

Усмехнувшись, он отогнал возвышенные мысли, удивляясь, что его, такого прагматичного и делового, накрыли чувства. Маринку он все равно продолжал жалеть, придумав о ней еще много такого, в чем после никому не признался, особенно Мишке с Борькой.

– Выпьем? – предложил он, вынимая из бара бутылку текилы.

– Ладно, – согласилась она.

И не так уж намного освободилась бутылка агавовой водки, когда с друзьями детства стали происходить странные вещи. В руке Андрея оказалась безвольная Маришкина ладошка, и он не мог отделаться от желания пригладить ее волосы, продолжавшие, как и в детстве, пушиться надо лбом и ушами. Желая отвязаться от назойливой тяги к этим рыжеватым волосам, он перевел взгляд на пальцы Маринки, отмечая, что ногти у нее как у маленькой девочки – необработанные и ненакрашенные. Таких рук у взрослых женщин он не встречал давным-давно, и выглядело это ужасно трогательно.

От Маринки и пахло только что проснувшимся ребенком, только глаза у нее были взрослыми, затуманенными мыслями.

Неизвестно зачем он стал целовать ее руки.

– Андрей, я ушла из дома, а Мишкину мать паралич разбил, – сказала она, тоже неизвестно зачем. Нет, известно – ей надо было сказать это, иначе ее разорвало бы от напряжения, а сказать такое Маришка могла только Андрею.

Он не поднял голову, только перевернул кисти ее рук ладонями вверх и снова прикоснулся губами к ее коже, чуть шершавой и розовой.

– Ее заколотило, а потом она по стене сползла. Я уходила, а она еще жива…

Губы Андрея скользнули вверх по запястью, ощутили пульс Маринки, учащенный, нервный, в противоположность ее заторможенному виду. Рук Маринки Андрею было мало. Вдыхая запах ее бледной кожи, он поцеловал майку на ее плече, добрался до шеи. Не встречая сопротивления, уткнулся носом в волосы, а ртом – куда-то в скулу.

– Андрей, понимаешь, – он едва слышал ее, – это же не просто так она в обморок упала, с ней что-то серьезное случилось. Мне моя знакомая рассказывала, как умерла ее мама. И она – почти так же… Мне показалось… Я не знаю…

Эти слова тревожили нервы Андрея, он понимал, что слышит не то, что ему хотелось бы, однако осознать услышанное было выше его сил. Его руки гладили ее талию, поднялись выше, к груди, небольшой, но горячей. Он подложил руку под спину Маришке, одним мягким движением опрокинул ее на диван, склонился над ней.

Теперь они смотрели друг другу в глаза. Маринка ждала, чтобы он понял. Андрею же было нужно, чтобы она приняла его – в себя, в свою глубину, раскрылась, вспотела, застонала, сделала встречное движение бедрами, прижалась. Он уже выгнал из сознания прочь весь моральный хлам на эту тему, но было еще одно препятствие на пути к цели – отсутствующий взгляд Маришки.

И тут он понял, что так – не может! Не сможет он обладать женщиной, которая смотрит на него без всякого выражения, готовая переспать с ним просто так, не за деньги, не из любви, а просто так.

– Что ты сейчас сказала? – спросил он, принимая на диване вертикальное положение.

Она тоже села и всхлипнула.

Слушая ее, Андрей больше не вспоминал о том, что могло случиться с ними двоими несколько минут назад. Сохранялась вероятность, что Маринка и вовсе не поняла его намерений. Он налил по новой порции текилы.

В памяти Андрея воспоминание об этом дне осталось очень странным.

В Мишкино десятилетие муж оставался для Маринки главным мужчиной в жизни. Она действительно любила его, очень нежно, хоть и не слишком преданно, желая оставаться с ним рядом от сего мига и пока смерть не разлучит их. Впрочем, до ее смерти оставалось уже не так много времени.

Она восхищалась его умением чинить компьютеры, телефоны, швейные машинки, мясорубки, текущие трубы. Она любила его тело, то, как он занимался любовью, ей нравилось, что в его руках удовольствие она получала гарантированно. Как гарантирована была его верность, его забота, его поцелуй каждое утро и каждый вечер. Пожалуй, она была с ним счастлива, но ведь существовали еще двое мужчин, которых она любила не меньше, чем мужа, не чувствуя при этом никакого диссонанса. Ей нужны были все трое.

И Маришка удивилась бы до крайней степени, если бы ей сказали, что она изменяет мужу с его лучшим другом. Борька был ее первой любовью, то, что происходило между ним и Маринкой, не имело ни малейшего отношения к Мише Ложкину. Это – другая сторона Луны, иное измерение, параллельная Вселенная. В мире Бешеного Боба Маринка переставала быть собой, как и сам Бешеный Боб не мог сохранить себя в ее присутствии.

Казалось, Маришка знала Боба как облупленного, а глубокой раны в его душе не видела. Смерть Машеньки изменила не только отношение Боба к женщинам, она изменила его отношение к жизни. Он стал гораздо более замкнутым, перестал гореть своим бизнесом и даже пустил в свой огород партнера – жуликоватого типчика. Олег Колесов не стеснялся пользоваться доверием Бориса, в результате чего у него росли доходы, а у Боба – долги.

Встречи Маришки и Бориса выливались в физическое слияние очень редко, может, раз в полгода, хоть по долгу службы они и виделись ежедневно. Для секса нужно было так проголодаться, чтобы в мозгу Борьки соображения о долге, дружбе и чести перевешивались горячим, пульсирующим, истекающим соками желанием. Маринке же нужно было ощутить, что ее безмерно хотят. Не по-домашнему, не в рамках супружеского долга, а вот так – преступно, отчаянно, с последующим бурным раскаянием, с недельным запоем.

И тогда она рвала одежду на Бобе, кусала его до багровых синяков, опрокидывала его на пол, землю, ковер, заднее сиденье автомобиля, закидывала ноги на его плечи. Он подчинялся с не меньшей страстью, но в том-то и было дело – подчинялся, а не овладевал.

В промежутках между слияниями Боб почти искренне считал связь с женой друга оборванной и, более того, искал невесту. Но дело это было непростым, осложненным страхом новой потери. Боб даже придумал способ обмануть судьбу, опираясь на распространенное заблуждение, гласящее, что не слишком ценные вещи и недорогие люди не теряются. Он считал, что ему нужна незатейливая гламурная блондинка, ибо такой мужчина, как он, не сможет влюбиться в глупенькую барышню с наращенными ногтями. А нет любви – нет и потери.

Только изменить себя Борьке не удавалось: каждый раз он неистово влюблялся в очередную девушку, и не было никакого способа избежать этого. Влюблялся, возгорался, распалялся и тут же – пугался, просил у высших добрых сил защиты, просил вытащить его из пылающего рая. Добрые силы игнорировали запрос, он продолжать любить. Борис приходил к убеждению, что зло уже рядом, он ощущал эти черные щупальца, предчувствовал боль. И тогда – отстранялся от возлюбленной, начинал искать в ней недостатки и пороки, провоцировал ссоры, наконец, разрывал отношения. Мучился от всего этого, страшно страдал. И успокоение ему – через взрыв страсти и болезненное чувство вины – приносила только Маришка.

Она же наблюдала за душевной свистопляской Боба со свойственным ей равнодушием к чужим делам. Маришка ни секунды не верила, что очередная крашеная козюлька в стрингах сможет увести у нее Борьку. Его эмоции на эту тему она относила к обычному мужскому восхищению упругими попками и твердыми девичьими грудками, но вожделеть тельце – это одно, а любить – совсем другое.

С Машей все было иначе, думала Маринка, вспоминая сладенькую девушку со странным чувством, будто бы Машенька была героиней мелодрамы, которую они с Борькой вместе смотрели в кино. Да и была ли та Машенька?..

Что же касалось третьего мужчины Маришки, сына мамы-подружки, Ромео из детства, то он также занимал в ее жизни свое особенное место. Их взаимоотношения, как и раньше, были игрой, но теперь – по взрослым правилам.

В свои игры Андрей втянул Маринку лет пять назад, выбрав для этого более чем неподходящие место и время – шестую годовщину смерти своей матери. На его удачу, Маришка пришла в дом отца Андрея одна, без мужа. Мишка простудился, захандрил и лежал в кровати с толстеньким томиком Стругацких.

А в доме Рубахиных-старших гостей встречала новая хозяйка. Соседка тетя Рая уже несколько лет не была соседкой, а вполне официально числилась Андрею мачехой. Отец был всем доволен, его жизнь продолжалась в удобной колее – утром он получал свой завтрак и чистое белье, в полдень – обед и желтые газетки, вечером – ужин, новости, сериал, постель. В постели была женщина.

Сидя рядом с Маринкой за поминальным столом, Андрей сказал ей, что ненавидит отца за это.

– Ты помнишь мою маму? – спросил он.

Маришка грустно улыбнулась: ей ли не помнить ее вторую родительницу, утешительницу, лучшую женщину, которую знала? Даже родную свою маму она почти не помнила, но тети Ани ей не хватало до сих пор.

– Помоги мне, – вдруг прошептал Андрюха, зло прищурившись. – Пойди на кухню, пококетничай с отцом, но так, чтоб она увидела!

Сперва Маришка возмутилась:

– Ты что! Он же и мне как отец!

Но, поймав отчаянный взгляд друга детства, решилась…

Дядя Гена возился с банкой огурцов. Вскрыв ее, он пытался достать из банки своих любимых пупырчатых друзей вилкой. Ничего не выходило – огурцы были длиннее ширины баночного горла, развернуть нужным образом огурец на вилке никак не получалось, а широкая толстопалая лапа дяди Гены в баночное горло не лезла.

Увидев Маришку с ее маленькими руками, дядя Гена обрадовался ей больше всякой меры. Он тут же пристроил ее к делу, заставив ловить в рассоле огурцы и складывать их на тарелку с синими цветочками. Склоняясь над остро пахнущими банками, Маришка интуитивно, хоть и без всякого азарта, включила секретный тумблер своего обаяния.

Тетя Рая накрыла своего нового мужа и тощую девицу в тот момент, когда дядя Гена игриво обнимал Маришку за талию, а она, смеясь, уклонялась от его смачного поцелуя.

Опытный интриган Андрюха рассчитал верно: он уже заметил, что мачеха была ревнива, страдая, что от ее красоты не осталось почти ничего, а от молодости – ничего абсолютно. Раисе и прежде мерещилось, что Геннадий с радостью предпочел бы ей кого-нибудь помоложе, а уж застав его с поличным, тетя Рая чуть не сошла с ума!

Последовал локальный скандал, переросший в затяжные разборки после ухода с поминок последнего гостя. Андрей остался в отцовской квартире в качестве катализатора разногласий и гаранта непримирения.

Эту ночь тетя Рая провела в своей прежней квартире, отделенная от мужа капитальной стеной и взаимными обидами. За время ее отсутствия сын так основательно промыл папе мозг, что у тети Раи больше не осталось шансов вернуться к своему Геннадию. Воспользовавшись, возможно, недолгой победой, Андрей за три дня продал отцовскую квартиру и купил ему жилье в своем доме.

Вскоре Андрей нашел новое применение Маринкиному дару – нравиться мужчинам, если она сама того хочет. Впервые это произошло совершенно случайно, во время обеда с мужиком, у которого Андрей мечтал купить недостроенный цех за полцены. Его звали Ваней Неткиным, и любимым его словом было «нет». Возможно, именно по этой причине заключить сделку все не удавалось – ни за солянкой, ни за шашлыком из осетра, ни за штруделем. Пить Неткин не пил, держался очень настороженно, как таракан на разделочной доске. Андрей уже ненавидел его, мечтая, чтобы Ваня подавился хоть мясом, хоть рыбой, хоть десертом, и пусть от его смерти Андрею не было пользы, но он все равно сплясал бы джигу на могиле этого зануды.

Разговор не клеился, и Андрей, скучая, смотрел по сторонам.

Маришка забежала в этот слишком дорогой для нее ресторан, спасаясь от дождя и ожидая Боба. Бывший парень и нынешний работодатель пригласил ее пообедать, но застрял у важного клиента. Она бы с удовольствием вернулась в офис, но Боб уже позвонил ей несколько раз, сумев уговорить войти в ресторан и подождать его за столиком.

Администратор зала тут же подлетела к ней с видом злой квочки и стала наседать, вопрошая: что вы хотели? Маришка не понимала, что в пафосном интерьере ресторана, пытаясь отстоять свое право присутствовать здесь, она выглядит как мышь в домике Барби.

Тут-то Андрей ее и увидел: капли дождя пригладили темные с рыжинкой волосы Маришки, она шмыгала носом, вытирала ладонью дождевые капли с лица, как и всегда, без признаков макияжа. На Маришке было несуразное трикотажное платье красного цвета, промокшее на плечах. В руках она держала маленькую дерматиновую сумочку, в которой зонтик ни за что бы не поместился.

Как и в то странное воскресенье, проведенное на диване в его новой квартире, Андрей, лишь увидев жену друга, почувствовал нетипичное для себя замирание сердца и желание убить кого-нибудь ради нее. Например, администраторшу ресторана, лишь бы защитить Маришку, сделать ее счастливее.

Ленивой походкой и с самым сытым видом, как и следовало дорогому гостю этого заведения, он подошел к своей потенциальной жертве и, осадив нахалку, вызволил Маришку из ее лап. А после – со всем возможным уважением проводил вздохнувшую с облегчением подругу детства к своему столику. О судьбе деловой встречи он уже не заботился – все равно ничего с Неткиным у него не выходило!

Но через сорок минут строптивый владелец цеха согласился на все условия Андрея.

И случилось это только из-за Маришки. Сначала она выглядела смущенной, но Ваня встретил ее появление с большим воодушевлением. Похоже, он, как и Андрей, маялся от скуки. Добродушная галантность Вани Маришку приободрила, она согрелась, и с ней стало происходить нечто удивительное.

Забыв о кофе и дымящейся между пальцами сигарете, Андрей изумленно разглядывал ее.

Испуганный взгляд (будто она боится своих чувств), полуоткрытые губы (будто она не знает, что сказать)…

Ее рука невольно приподнимает волосы на затылке, демонстрируя несостоявшемуся партнеру Андрея пульсирующую жилку на шее, где темнеет светло-золотое родимое пятнышко, напоминающее сходящий след чьей-то страсти…

Она выгибает спину, кладет одну ногу на другую, тянет носок, напрягая икры…

Тональность разговора меняется, жертва не сводит с Маришки заинтересованного взгляда и не может сосредоточиться. Она просит вина, но пить без компании не соглашается. Андрей за рулем – Неткин наконец-то вынужден сказать «да». Они пьют, и атмосфера за столом становится все более непринужденной.

На этом этапе Андрей очнулся и вступил в игру.

– Марин, ты представляешь… – начал он весело.

Она посмотрела на него, а за ней – и владелец цеха. Он был совершенно дезориентирован.

– Предлагаю Ивану Ивановичу таакую сделку, а он капризничает!

– Какую сделку?

– Сто тысяч за его старый цех! А он не хочет!

– Да я не не хочу… – пробормотал мужик, – даже, в общем-то…

Вкрадчиво, слово за словом, Андрей нажимал все сильнее, педалировал процесс, подливая алкоголь, предлагал новые резоны сделки, убалтывал, льстил. После подписания договора – на секунду отвернулся и вытер пот со лба.

Прощаясь, Ваня Неткин попросил у Марины номер телефона, она продиктовала набор цифр, пришедший ей в голову.

Едва он ушел, в ресторан прибыл Борька и, не без симптомов ревности, обнаружил Маришку в компании старого друга. Боб даже слегка психанул, из чего Андрей и сделал кое-какие выводы, которые позже подтвердились.

Вскоре он воспользовался волшебным даром Маришки еще раз, теперь – уже осмысленно. Маринка очень удивилась, когда он объяснил, что в ее присутствии гораздо легче манипулировать людьми, но возражать не стала. Она сообразила, что, способствуя удаче Андрея, она крепче привязывает его к себе. Кроме того, эксперимент подарил ей приятные ощущения.

Наблюдая снова и снова за тем, как эта невзрачная женщина охмуряет бывалых ловеласов и скучных отцов семейств, Андрюха и сам часто не понимал, что такого есть в этой Маринке, что буквально сводит его с ума?

Не понимал, но и сам старался не оставаться с подругой детства наедине. Он знал, что неизбежно будет целовать ей руки – тыльную часть, ладонь, запястья, плечи. Вкус ее кожи, запах ее тела, ее пассивность и податливость, без капли разврата, без тени эротизма самым непонятным образом заводили его. Он не мог понять, жалеет или вожделеет эту женщину.

И каждый раз, вдруг предугадывая, что Марина может оказаться в его постели, он говорил себе: «Не сейчас, потом, потом…» Не было сомнений, что до «потом» с каждым разом оставалось все меньше времени. Андрей не мог не сорваться, он лишь тянул время всеми силами.

В последний раз Маришка встретилась с Андреем за месяц до роковой даты. На этот раз Маринкин дар помог Андрею обработать партнера Боба, Игоря Колесова. План у Андрея был особенный: он хотел, чтобы Колесов выкупил долю Боба и выбросил его ближайшего друга из бизнеса. Сам Игорь хотел этого еще больше, но ему не хватало денег, и он робел провернуть такой трюк с Бешеным Бобом. Шансы схлопотать по морде казались стопроцентными.

На совместном ужине, в присутствии подруги детства, Андрей убедил Игоря не бояться и пообещал беспроцентную ссуду…

Однажды случилась очень странная вещь: Маринка вдруг поняла, что в последний раз видела Андрея три месяца назад. Обнаружив его отсутствие, она подумала, что это ничего, мало ли что бывает! И еще три месяца пыталась не беспокоиться о пустом. Прожить полгода без одного из своих мужчин оказалось непросто: Маришка отчего-то часто раздражалась, не расставалась с мобильным, задумывалась некстати, не могла сосредоточиться даже на самых простых вещах. От Борьки и Мишки она слышала, что с другом детства все в порядке: жив, здоров, занят бизнесом, но этого было мало.

Несколько раз она почти набирала номер его телефона, но останавливалась, мучимая дурными предчувствиями. Она боялась, что, поговорив с ним, поймет нечто нехорошее, и это останавливало ее, вопреки логике. Она страдала, не представляя, что в это же самое время Андрей переживал сходные чувства. Вот только думал при этом вовсе не о Маришке. Он думал о Лизе.

…Несмотря на свой талант к бизнесу, полгода назад Андрей оказался на пороге разорения. Оставалось всего ничего, чтобы свалиться за этот порог пустым мешком и позволить всем кому не лень вытирать об себя ноги.

Это случилось в то время, когда все окружающие, уверенные, что цех по обжарке семечек приносит Андрею дикие деньги, страстно ему завидовали. Обожавший легенды о самом себе, Андрей так никому и не признался в крахе своего бизнеса. Никому, даже самым близким друзьям.

Влип он почти случайно: решил расширить производство, для чего и занял денег у знакомого. Купил новое оборудование плюс десяток ларьков в городе, имея в планах создать собственную сеть продаж, но получить разрешение на торговлю не смог – не хватило связей, не нашел, кому сунуть взятку. Почти год его ларьки стояли на арендованной земле, за которую приходилось платить, и пустовали. В то же самое время партия сырых семечек, купленных для обжарки в цехе, сгнила на арендованном складе с дырявой крышей. Купить новую партию достаточно быстро Андрей не смог – он уже спустил деньги из заначки на джип и участок земли возле пруда в Казенном лесу.

Тем временем знакомый, давший Андрею деньги, оповестил его, что хочет получить их назад, причем – сию же секунду, так как у него наклевывалось одно прибыльное дельце.

Кредитор был из когорты таких людей, что договориться, даже используя Маришкино обаяние, шансов не было. Отмытый уголовник на кокетство не повелся бы, если он хотел женщину, он ее брал.

Андрей собрался продать квартиру, машину и ларьки, но тут в помощь личностному и денежному кризису Андрея грянул кризис мировой и финансовый. Имущество вдруг подешевело, наличность стала большой ценностью, сбыть участок, машину и ларьки не представлялось возможным, разве что за полцены, чего делать не хотелось.

Весь мир стоял на ушах. Более или менее комфортно в наступившем всеобщем абзаце чувствовали себя операторы сотовой связи да люди, имевшие в руках административный ресурс. Например, люди вроде господина Ляховского, гродинского мэра.

Андрей частенько задумывался над этим, захаживая в ночной клуб «Джаз» в компании Бешеного Боба, зная, что «Джаз» – любимое место отдыха дочери Ляховского. В этом ночном клубе Борька искал себе очередную подругу, а Андрей скорее просто стремился напиться. Сидя за столиком в уютном уголке, вдали от вопящих динамиков, они попивали липкие коктейли и наблюдали за полуголыми пьяными студентками. От девчонок исходил такой драйв, такой сексуальный импульс, что оба зрителя утомлялись негой, лишь наблюдая за ними. Иногда, правда, друзья звали веселую компанию к себе за стол, случалось, уходили из «Джаза» с новыми подругами…

Лизу показал Андрею Борька. Он и сам был сынком местного воротилы в законе и деток других таких же жуликов, как его папа, знал лично.

– Ты спрашивал про Лизку Ляховскую… – напомнил Боб Андрею, преднамеренно очень тихо, чтобы его голос смог опуститься в не занятую диджеем звуковую нишу. – Она – в белой рубашке и джинсах, блондинка.

Андрей увидел в двух метрах от себя стройную высокую женщину, отдававшуюся танцу, пожалуй, слишком сладострастно даже на фоне эротичных студенток. Была ли Лиза пьяна, Андрей определить не смог. Он лишь припомнил слова Боба о том, что дочь мэра не избежала участи многих позолоченных деток: уже лет двадцать она тихо наркоманит, что является страшным секретом Полишинеля. Папа регулярно лечит дочь за границей, всегда успешно. А через некоторое время Лиза снова возвращалась к маленьким пилюлькам, помогавшим ей пережить собственное благополучие.

Андрей знал о Лизе и другое: она любила молодых, спортивных и дерзких мужчин. Половина футбольной команды области побывала в ее постели, эта дамочка, легко перепрыгнувшая сорокалетний рубеж в туфлях на шпильках, была самой настоящей эротоманкой и не стеснялась этого. На Андрея, начавшего уже полнеть мужика, Лиза вряд ли обратила бы внимание, и все-таки, когда диджей зарядил медленный танец, он выбрался из-за столика.

– Ты куда? – изумился Борька.

Подмигнув ему, Андрей ринулся в бой.

Как ни странно, Лиза не отшила его. Предварительно окинув кавалера неожиданно проницающим взглядом, она так же неожиданно протянула ему прохладную руку. С этой минуты все стало происходить не так, как ожидалось.

Танцуя, он рассчитывал завязать легкую беседу, однако не сумел раскрыть рта. После танца, еще ощущая в носу аромат ее дорогих, но назойливых духов, он проводил Лизу на диваны лаунж-зоны и, одарив прощальной улыбкой, вернулся на свое место.