Текст книги "Последний дракон"

– Низший вид?! И кто теперь низший, Джубел?! Кто уцелел, а?!

Пшик не знал, что за тип этот Джубел, но Верн от него явно не фанател.

– И у кого теперь человекоручки, Джуб?! Не у лорда Хайфаэра, это уж, мать его, точно!

И он обрушил поток огня на свой «Лэй-Зи-Бой», который осел на полу оплавленным месивом.

– Это ж ваше кресло, шеф, – решил побыть капитаном Очевидность Пшик и метнулся наружу, спасаясь от едких, токсичных клубов пара, что взвились над почившим предметом мебели.

Когда дракон, топая, вышел из дома, Пшик сидел на причале и считал аллигаторов.

– Не стоило заводить вот это вот про виверн, – Верн сел рядом. – Теперь ты мне новое гребаное кресло должен достать.

Пшик прикусил язык, чтобы не задать очередной вопрос, потому как дракон быстро раздражался, а такой удобной мебели поблизости уже не наблюдалось.

– Простите, шеф, – вместо этого сказал мальчишка. – У всех нас, наверное, есть больные мозоли. Моя – забеги с яйцом на ложке. От одного упоминания трясет. Этот ублюдский жулик по имени Мун Липтон подставил мне ногу, во втором классе, во время спортивного дня. А иначе я бы точно взял медаль.

– Фиг с ним, – буркнул Верн, но все же немного сменил гнев на милость. – Ты ведь не знал.

Пшик тут же ухватился за возможность.

– Так кто такой этот Джубел, шеф? Типа рыцарь?

Верн прикурил сигару, пыхнув искрой.

– Да если б. Подкоптил бы мудилу. Не, Джубел – это мой младший братишка. Урод.

О минусах наличия младших братьев Пшик наслышался от одноклассников.

– Ага. Младших никогда не вздрючивают на пустом месте.

– Истину глаголешь, – кивнул Верн. – Джуби был зеницей матушкиного ока. Вечный, мать его, любимчик.

– Так что вы надрали ему зад?

– Если б. Ублюдина был ростом в десять футов. Год или два шли тютелька в тютельку, потом он вымахал. По правде сказать, я в семье считался заморышем.

– Ну, наверняка же было время, когда этот Джуб на вас равнялся. До того, как рост попер.

Верн комично изобразил глубокую задумчивость. Он уже давным-давно не вспоминал малявку Джубела. И еще ни один человек не подвигал его поговорить о семье. Только всякое: «А ты умеешь исполнять желания?». Или: «Не убивай меня, ради всего святого!».

– Типа того, – сказал дракон. – Пока не начали бодаться, мы творили всякую фигню вместе. Сидели на горных вершинах с дедулей. Поджаривали коров. Помню, как Джуб однажды сделал мне штуку, ты ее, наверное, назовешь подвеской. Стремной как тварь. Черепушка грызуна на веревочке. Крысы, что ли. В общем, я таскал эту херь не снимая, пока Джуб не вымахал так, чтобы дрючить уже меня. Не то чтобы этот день заставил себя ждать. Я-то уж точно не был прекрасным представителем вида.

– Зато теперь – да, – подмазался Пшик и добавил: – А еще у вас есть огневая мощь и все дела. И сверхчеловеческая сила.

Верн постучал себе по лбу.

– Смекалочка – вот, что у меня есть. Не высовываюсь, друзей не завожу. Ну, по крайней мере, слишком много.

Пшик воспринял это как добрый знак. Даже исполнился чего-то вроде гордости – у него есть друг-дракон. Может быть.

– Так что с Джубелом случилось?

– Его бесило, что это я – лорд Хайфаэр. Папашу тоже, к слову. Причем настолько, что дал Джубелу карт-бланш на оскорбления. Думаю, оба втайне надеялись, что мы сцепимся и Джуб меня уделает.

– Звучит очень по-человечьи, – заметил Пшик.

– Человекоручка – его любимое оскорбление, – продолжил Верн. – Мол, эй, человекоручка, осторожней с камнем, не сломай коготь. И так далее, и тому подобное, каждый гребаный день. Всякий раз, как видел что-нибудь слабое или маленькое – называл виверном. Типа: «Это не настоящее дерево, это виверновое дерево». Или: «Дракон – это как виверн, только лучше». Фишка у него была такая.

– Не представляю, чтобы вы это глотали на постоянке, лорд Хайфаэр все-таки.

– Ну, тут ты прав. Я настроился на борьбу, все продумал и отправился в горы Шотландии маленько прокачаться.

– И что случилось?

Верн поник.

– Вы случились. Люди. Слоны еще. Китайский порох и пушки. Вынесли нас прямиком из того гнездовья. Наши фамильяры отравили наше же вино и впустили ораву. И разнесли там все напрочь. Неслыханное дело – будто обезьяны напали.

– Но вы выжили.

– Ага, потому что камни в горах лупил. Той ночью умерли восемнадцать драконов. Тогда мы еще не знали, но люди захватывали господство над всем миром. Веку Дракона пришел конец. С тех пор мы ушли в тень.

– Епт, – подал голос Пшик. – Ужас какой.

– Мой дедуля прожил восемь тысяч лет, малец. Старина Корявоглав. У него было восемь рядов роговых наростов. Восемь. Люди его утопили.

– Утопили?!

– Ага, погасили пламень сердца навеки вечные. Джубел сражался как мог, но из-за отравы не сумел дать искру. Получил кол из военной машины прямо в брюхо. Кровью истек.

– А что сделали вы?

– Когда я вернулся, все уже кончилось. Семьи не осталось, только трупы. Потерял голову на несколько месяцев, стер с лица земли пару дюжин деревень, а потом на меня натравили гребаных слонов, так что я удрал. Больше там не появлялся.

– Стерли с лица землю пару дюжин деревень?

– Наверное, больше. Все это ничего не значило. Я поднялся так высоко, что будто рушил муравейники. То, что я кресло сжег, дело куда существеннее. Но скажу тебе вот что: выжечь боль не выйдет.

Пшик поежился, и плывущая над болотом пелена тумана была ни при чем. Раньше ему как-то не приходило в голову, что он вовсю отирается у здоровенного серийного убийцы с каким-то комплексом. Неполноценности, наверное, или наполеоновским. Может, мисс Ингрэм знает.

«Да на фиг, – подумал он. – Я завел друга-дракона, и он не то что у Пита, весь пушистый и тупой. А мужик что надо».

Так что Пшик сказал:

– Эй, шеф. Пойду-ка наведу вам графинчик мартини, что скажете?

Верн все еще оставался малость угрюм.

– Не знаю. Уже начал с пива.

– Да бросьте. Вакс говорил, вам пиво не положено. Кето, так ведь? Я прихватил низкокалорийные овощные чипсы.

– Низкокалорийные? – заинтересовался Верн.

– Мартини с чипсами, шеф. И, может, потратите часть дюжины тех предложений, расскажете об истории?

– Может. Если залатаешь пол.

– По рукам.

– Чертовски верно, по рукам. Как будто у нас тут демократия.

Хук, король тихушников, снимал все происходящее из своей нычки. Он впервые в жизни поблагодарил бога: за Эверетта «Пшика» Моро, подростка, что задавал больше вопросов, чем Конгресс во время охоты на ведьм. Хук взял за привычку носить во время работы блютуз-гарнитуру, чтобы не упустить из общения дракона с мальчишкой ни минуты. Даже смарт-часы купил, чтобы читать их коммюнике в режиме реального времени, без необходимости выуживать телефон.

Сбор разведданных еще никогда не давался Хуку так легко. Эти два кретина, не подозревая о наблюдении, спокойно трепались о любой херне:

Пшик: «Тем утром в доме оказался Хук, мистер Верн. Я поверить не мог. Зашел – а он там сидит в кресле».

Верн: «Вот мудак. Слышал о нем всякой херни».

Вывод: Дракона зовут Верн, и он говорит по-английски.

И еще:

Пшик: «Хук думал, что я, возможно, тот, кто прятался в камышах и видел, как он прикончил Уилларда».

Верн, со смешком: «Правильно думал».

Вывод: Пшик, мелкий ты говнючила. Все дорожки ведут к тебе, и ты попал.

И снова:

Пшик: «Епт, шеф. Вам так нужно все это растительное масло? Тяжеленная же дрянь».

Верн: «Кончай нудить, работничек. Нужно до последней капли. Нет масла, нет огня. Усек? Эта дрянь для дракона как ракетное топливо».

Вывод: Значит, Верн определенно дракон. И дракону приходится поддерживать огонек маслом. Любопытно.

Верн и Пшик много обсуждали историю, которой, судя по всему, интересовался мальчишка, отдавая должное за сей образовательный уклон некой мисс Ингрэм. Хук задумался: мог ли юнец доверить ей тайну? Потому что если да, значит, училка тоже выйдет на вечную пенсию. Констебль выяснил, что Верну три тысячи лет, по меньшей мере, и что он жил по всему миру. Среди драконов он считался малорослым и до сих пор имел зуб на братца, Джубела, который показался Хуку весьма крутым.

И еще откровения:

Пшик: «А что скажете про “Игру Престолов”, шеф?»

Яростный грохот мебели.

Верн: «“Игру Престолов”? Ты как, вывести меня пытаешься, малец? Игра, мать их, Престолов! Да эти драконы, они ж как слуги – можешь представить, как я пляшу под дудку сраной Матери Драконов? Ни за что не стану служить людям!»

Пшик: «Я ничего такого не…»

Верн: «Компьютерные, мать их, огненные ящерицы на побегушках. Говна куски».

Вывод: «Игра Престолов» ему очень не нравилась.

Пшик: «У вас тут прошлой ночью «Блу байу» играла, и я, кажется, расслышал плач. Так что остался на воде, пока песня не кончилась».

Продолжительный кашель.

Верн: «Ага, я тебя чуял. Могу уловить твой запах из самого Пети-Бато, так хорошо его знаю. Песня была по телеку, в старом фильме. Хороша, впрочем. Прекрасная мелодия».

Вывод: Верн любит сантименты, и у него отличный нюх.

Сведения продолжали накапливаться так, что Хук помешался на нажитых файлах.

«Мой божий промысел обитает на болоте, – сообразил он, – а значит, бесполезен, если я не выманю Айвори вверх по реке, проверить нового курьера, которого я хочу ему предложить».

Хук давно уверовал, что река Перл – идеальный способ наладить поставки на север. Айвори не соглашался выделять больше, чем Карнахан мог увезти один, но, если другую-третью поставку накроют, может, удастся его убедить явиться с личной проверкой. Однако такой план казался излишне сложным.

Полковник Фараиджи хохотал бы до усрачки.

Будь проще, тупица.

«Знаешь разницу между солнечными часами и наручными?» – как-то спросил он Хука.

Ридженс считал, что видит между ними множество различий, но, вероятно, не то, в котором будет заключаться очередное наставление.

«Разница, сержант, в том, что у солнечных часов нет подвижных частей. Солнечные часы не дают сбой».

Хук мог бы заметить, что они не переносные или что их не попользуешь во время песчаной бури, но только продлил бы урок, так что просто кивнул, будто все понял.

«План должен быть подобен солнечным часам, ясно? Чем меньше подвижных частей, тем лучше».

А значит – тащить команду Айвори на болото бессмысленно. Гораздо лучше заманить Верна в Новый Орлеан.

Но как заманить человека/дракона куда надо?

Использовать то, что этот человек/дракон любит.

Верн, может, и не любил Пшика, но явно ему симпатизировал.

«И Пшик, так или иначе, та еще заноза у меня в заднице, – подумал Хук. – Двух зайцев одним выстрелом. Все в выигрыше».

Кроме Верна.

И Пшика.

И Айвори.

Глава 14

Хук никак не мог взять в толк. Этот дракон, должно быть, страстно обожал овощи, раз прикладывал для их выращивания столько усилий. Например, почти каждую ночь отправлял своего мальчишку на грядки с полной лодкой навоза. Впрочем, вид Пшика, наваливающего лопатой дерьмо, вызывал у Хука извращенное удовольствие.

«Как съедусь с его мамашей, продолжу добрую традицию, – подумал он. – Чисто для души».

Но затем вернулся к дракону и его овощичкам.

«Кто б мог подумать, – рассуждал констебль из засады в дубах позади Ваксменова дома, – что дракон так любит овощи».

Однако все свои знания о драконах он почерпнул из телика и прочих ненадежных источников.

«Не подумал бы даже, что драконы в натуре существуют, – признавал констебль, но уже не особо возбуждался относительно Верновой натуральности; это осталось в прошлом. На самом деле, нагребание дерьма удивляло его куда больше.

Ридженсу Хуку казалось, что старина Верн ходил по земле в ответ на его молитву.

«Верн сразит недругов моих и покарает тех, что перечить удумают».

Хук улыбнулся в темноте, думая, как он счастлив тут, среди бамбуковых стеблей, с кружащими над камуфляжем светлячками.

«Что скажешь, папаша? «Сразит недругов моих». Звучит прям по-библейски, а?»

Представить только, молитвы безбожника Ридженса Хука оказались услышаны. А это служило свидетельством того, что благословения могли свалиться кому угодно. Как человек ими распорядится – вот, что важно.

Хук точно знал, как поступит: заманит Верна в «Марчелло» и вынудит дракона разнести гангстерский отель.

«И тогда ваш покорнейший воспользуется хаосом. Как и всегда».

В крайнем случае – он избавится от Пшика Моро. В лучшем случае – окажется в нужной позиции в нужное время, дабы заполнить пустоту, что образуется на месте Айвори.

«Все на руку, – заключил Хук. – Для меня».

Он дал Пшику время пришвартоваться и заполнить бочку свежей партией дерьма. Вид работающего руками подростка радовал, ведь они обычно бегали от физического труда со всех ног. Но когда мальчишка накинул с дюжину лопат, Хук решил взяться за дело и сбросил с плеч камуфляжную сетку. Она смахивала на одеяло с рукавами, как он считал, но с удобством не поспоришь. Складывалось на раз-два.

«Моя личная мантия-невидимка».

Хук вышел из рощи, шагая медленно и осторожно, чтобы не спугнуть мальца, а мог бы и не утруждаться: Пшику хватало звука в собственной голове, который лился прямиком в черепушку через крошечные белые наушники.

Констебль прикинул, что малец может слушать. Рэп, скорее всего. Или хип-хоп, если между ними вообще есть разница. Самому Хуку на музыку было в целом плевать, хотя иногда, в моменты стресса, он ловил себя на том, что напевает отрывок из «Когда смотрю на дивный крест» – единственного гимна, который его папаша не считал святотатственным, и только подтверждающего, что мертвые никогда не умирают на самом деле.

Мысль доставила Хуку почти столько же удовольствия, сколько вид Пшика с драконьим дерьмом на лопате.

«Очень надеюсь, папаша, твой ошметок витает где-то вокруг и видит все проделки дьявола, что учиняют вот эти руки».

Хук размял правую, проверяя на предмет остаточных повреждений после змеиного укуса, но ничего особенного не заметил. Может, намек на покалывание? Вообще с тех пор, как рука съежилась до привычных размеров, Хук мало что в ней чувствовал. Повреждение нервов, скорее всего. Прицел, может, малость сбился, зато врезать можно посильнее.

Хук все так же тихо приближался к Пшику. Мальчишка уже показал себя скользким типчиком, так что смысла давать ему фору в этой партии не было. Лучше с порога играть в одни ворота. Констеблю очень хотелось похлопать Пшика по плечу, а потом врезать, исключительно эффекту ради, но пацан мог взмахнуть лопатой, а у лопат есть лезвие.

«Не-а, Ридженс, давай чтоб все гладко, – сказал он себе. – Если все пройдет как надо, потом тебе будет масса спецэффектов».

Пшик ничего не подозревал. Он всего лишь трудился аки хороший Ренфилд, слушал себе «Вот э филинг», как вдруг по затылку прилетело так, будто его проломило, и Пшик оказался лицом в том самом дерьме, которое так старательно нагребал.

«Господи боженька, молния ударила. Все, умер», – вот, о чем он примерно думал, но у мыслей не было четкой формы, только острые грани боли.

Пшик умудрился поднять лицо из дерьма и вернуться в вертикальное положение – и вдруг понял, что с поднятием и возвращением ему кто-то помог.

В ушах звенело, будто он только спустился с самолета, а потом сквозь пелену прорвался голос, и голос этот сказал:

– Пришло время расплаты, Пшик. По всем счетам.

Мальчишка сообразил не сразу, но затем, как Господь узнал дьявола, заговорившего с Ним в пустыне, он совершенно ясно понял, кто это.

«Хук, – подумал Пшик. – Он меня нашел».

– Слышишь, сынок? – продолжил голос. – Есть кто дома?

Пшик почувствовал, как у него отвисла челюсть. И, кажется, потекли слюни, как у маленького. А еще он до сих пор слышал музыку – как-то фоном, как будто у его несчастий был собственный саундтрек.

– А? Что?

Хук хохотнул.

– А? Что? – передразнил он. – Кажется, я тебе мозги отшиб, сынок. Ну, или может, это все вонь от драконьего дерьма.

И эта фраза тут же привела Пшика в сознание, взрезав кашу в мозгах.

«Драконьего дерьма? Хук знает про Верна?»

Констебль швырнул Пшика обратно в грязь.

– Чем это ты тут занят, малец? Каждый день возишься с говном? Старина Верн так обожает овощи? В жизни не поверю.

Пшик кашлянул, и голова чуть не лопнула, как битое яйцо.

– Я просто разбрасываю его по грядкам, – пробормотал он как будто сам себе. – Приказы шефа.

– Приказы Верна, ага, – сказал Хук. – Справедливо, наверное. Каждому свое.

– Нет, – попытался сохранить верность Пшик. – Приказы Ваксмена. Я слежу за его грядками, пока он внизу. Внизу, на юге.

– Ага, – отозвался Хук. – Конечно, лады, как скажешь. Ты неправильно понимаешь ситуацию, сынок. Я уже знаю все, что мне нужно. И сведения в надежном месте, сечешь? Так что твоя роль в этом сценарии – это дышать, пока не сдохнешь, вот и все. Просто, да? Не проблема, думаю, даже с пробитой головой.

Пшик никак не мог понять, что происходит. От сырой земли намокала одежда, голова пульсировала так, будто боль теперь там жила как у себя дома. Казалось, у Хука по поводу Верна было уже все схвачено. Мозгу хватило искры задать один жизненно важный вопрос:

– Вы меня не убьете, констебль?

– Убьете? – переспросил Хук. – Ты совсем в охоте не сечешь? Лучшая наживка – живая наживка.

Пшик смотрел, как его руки тонут в грязи, чувствовал кожей червей.

«Я – наживка».

– А на что мы охотимся, сэр? – спросил он.

Сил поднять голову и посмотреть Хуку в глаза у него не было.

Констебль перевернул его носком ботинка.

– Думаю, ты знаешь, на что мы охотимся, – навис Хук над избитым подростком. – Мы охотимся за воплощенным хаосом.

Пшик не знал наверняка, что значит «воплощенный», но «хаос» явно относился к Верну.

– Хаос, – пробормотал он. – Нельзя выследить хаос.

Хук ввинтил в уголок рта сигару и прикурил, усмехаясь.

– А ты хренов умник, сынок, м-м? Говоришь, хаос нельзя выследить, потому как у него нет системы? Но я ведь могу выманить хаос: отправить туда, куда мне нужно, и посмотреть, что выйдет. Интересно, как Верну замкнутые пространства.

Стало ясно: Хук в курсе всего драконьего. Поэтому Пшик решил забить на притворство:

– Верн разнесет это твое замкнутое пространство на куски, ушлепок. Представить не сможешь как.

– Эй, малец, – одернул Хук. – Ты смотри, речь прорезалась. Как тебе такой вариантик. Сдается, я двинул тебе по тупой башке недостаточно сильно. Не парься, это легко исправить.

Хук сунул руку под свое камуфляжное пончо, вытащил дробовик и повернул его прикладом.

– Пока баиньки, Пшикстер. Увидимся в Биг Изи.

Пшик закрыл глаза и расслабил челюсть – это казалось нелогичным, но Чарльз-младший однажды сказал, что так в случае травмы головы можно сохранить зубы, а Чарльз-младший должен знать наверняка, ведь врубался на своем квадрацикле в стены больше раз, чем у него конечностей.

«Ох будет больно, – когда Хук замахнулся “Моссбергом”, подумал Пшик. – Если мне вообще может стать больнее с головой, разбитой вдребезги».

«Вдребезги, – подумал он еще. – Ваксменово словечко».

И знаете, как говорят: «Помяни черта – и он явится».

Хук вовсю развлекался, раскраивая Пшику котелок и подсиживая криминальных авторитетов. Даже гадал, может ли жизнь стать прекраснее.

«Точно может. Скоро свяжусь с драконом».

На другой стороне, на фоне ночного неба, вспыхнул костер.

«Надо бы проверить, – подумал Хук. – Наверное, Боди опять мусор жжет».

И – потрясающая ирония – констебль мысленно похлопал себя по плечу за профессионализм и бдительность даже в выходной.

«Сам на полставки, а вот он я, забочусь о природе».

Потому что Ридженс Хук подходил к работе серьезно – даже несмотря на то, как на постоянной основе радостно шатал законы штата и человеческого бытия.

«Это разные вещи, – говорил он себе. – Все мы двойственны. Темные стороны, все дела».

Именно поэтому раскроенный череп Пшика его ничуть не волновал. По правде сказать, происходящим констебль и вовсе упивался.

«Не убей мальчишку, Ридженс, – напомнил он себе. – Мертвый заложник – тупо мешок мяса, а ряди мешка мяса из логова не выберется ни один дракон.

Так что Хук, обрушивая деревянный приклад Пшику на голову, придержал пару-тройку фунтов силы. Глухой удар, как топор о дерево, доставил ему, тем не менее, удовольствие.

«Рубец останется скверный, – подумал констебль. – Ну да ладно, это меньшее из проблем пацана, если учесть, какие увечья для него я запланировал».

Ему даже стало интересно, был ли он хоть когда-то способен испытывать сомнения, что не стоит резать мальца.

«Вряд ли, – признал Хук. – Я не то чтобы отличался совестью или чем-то вроде и до того, как папаша свихнулся на боге».

– Ага, – обратился констебль к бесчувственному пацану, – сперва я пощупаю тебя своим потрошителем, и старина Верн спляшет под мою дудку, а когда все пройдет, как мне надо, я прикончу это чудовище.

Что случилось дальше, его удивило и, честно говоря, он так и не понял, что происходит, пока все не закончилось. И даже после этого он часами ломал голову, задаваясь вопросом – а могло ли все пойти иначе? Например, мог ли он выжать из ситуации хоть какое преимущество.

Пшик лежал лицом в овощной грядке, вонь навоза смешивалась с резким запахом кофейных зерен, поднимаясь от земли, и это все было очень хорошо. Пока земля не начала содрогаться и бурлить, словно что-то стремилось выбраться наружу. А этого уже быть не могло, если корень кипариса не решил сдвинуться – Хук такое уже видел, – или наружу не рвался ручей.

Хук скорее заинтересовался, чем забеспокоился, потому как чего ему бояться в корнях и болотной воде. Но амплитуда усилилась, и чтоб его черти драли, если из грязи не вылетела бледная рука, за которой последовало больше конечностей и вроде бы голова.

– Епт, – выругался Хук. – Куча зубов.

Таким было первое впечатление. И констебль не ошибся: чем бы сия штука ни была, зубов у нее оказалось целое множество, и они очень странно жужжали – чтобы представить, что такие могут сделать с телом, не нужно обладать богатой фантазией.

Хук решил вступить в переговоры.

– Эй! – крикнул он. – Придержи коней, дружок!

Но когда существо, чем бы оно ни было, упрямо продолжило продираться сквозь болотную грязь, констебль забил на дипломатию и пустил в ход дробовик.

– Верн! – взвыло болотное существо, но не успело ничего добавить – первый выстрел снес ему пол-лица. Челюсть, покачиваясь, повисла у грудины.

– Епт, – снова выругался Хук. – Это ты, Ваксмен? Не человек… и никогда им не был?

И прямо у него на глазах нижняя челюсть Ваксмена подскочила вверх, лоскуты кожи взвились к верхней челюсти в поисках воссоединения.

– Верн, – повторил Ваксмен, уже почти выбравшись из грязи. Рука его тянулась к Хуку – и отнюдь не дружелюбно, мол, кулачками стукнуться.

Все происходило так быстро, что Хук не успевал ни испугаться, ни продумать варианты действий, среди которых числился бы «использовать Ваксмена, чтобы как-нибудь добраться до Верна». Ваксмен – или что это была за херь – выбрался из дыры полностью; земля сваливалась с торса комьями, оставляя существо голым. За исключением треугольника ракушки.

– Епт, сынок, – присмотрелся Хук. – Это что, пицца?

Ваксмен, все еще пытаясь стряхнуть могильное оцепенение, не ответил.

«Так, выстрел в морду ни черта не помог», – сделал вывод Хук. Жаль, конечно, что нужно пристрелить старика, потому как чаще всего жизнь в байу чертовски уныла, а тут в кои-то веки нечто потрясающее творится.

«Папаша, я прозрел, – сообщил он призраку отца. – Это болото – вполне себе земля чудес».

Лицо Ваксмена продолжало самым натуральным образом лататься. Старый хрыч шаркнул вперед.

«Как зомби, – подумал Хук, потом исправился: – Не. Не как зомби. Эти когда-то были людьми. Старина Ваксмен определенно не человек».

– На колени, сынок, – скомандовал он тому, что вылезло из земли. – Руки за голову.

Чисто рефлекс – полицейской работой тут и не пахло.

«Все мы в одном болоте», – вдруг сообразил Хук.

Ваксмен то ли не услышал, то ли забил на приказы про колени и руки, и продолжал надвигаться, истекая из разорванного горла черной желчью.

Хук зарядил еще патрон, набрал воздуха для предупреждения, а потом передумал и пустил его на короткое:

– Да на хер.

И отстрелил Ваксмену левую ногу, от чего существо рухнуло в грязь рядом с Пшиком.

От агонии у Ваксмена должен был помутиться разум, однако он как будто малость прояснился.

– Мудак ты, Хук, – произнес Ваксмен, рывками переворачиваясь на спину. – Не на того могвая напал.

– Могвай, – сообразил Хук. – Так вот, с чем я тут беседую?

Ваксмен обшарил землю, нашел ногу и подтянул к обрубку, из которого тут же потянулась паутина новых сухожилий, сшивающих плоть заново.

– Вот жопа, – сказал Хук. – Только зря патроны трачу. Как нормальный человек ты не умрешь, да?

Ваксмен сосредоточился на ноге, словно исцелял ее силой мысли.

– Твоими игрушками меня не убить, Хук.

Ридженс достал нож-потрошитель.

– Ой, да ладно, мои игрушки тоже сойдут, Ваксмен.

Могвай воззрился на Хука золотыми глазами.

– Никого ты не убьешь, констебль. Как только нога прихватится, я тебя сожру, как, мать его, рака, высосу мозги прямиком из черепушки. Ни слитка из того золота южан ты не увидишь никогда.

«Золото южан? – подумал Хук. – Чем дальше, тем лучше».

Констебль присел на корточки.

– Епт, Ваксмен. Какой-то ты слишком бойкий для подстреленного.

Могвай кивнул на ногу.

– Это – пустяк. Ты ж вообще без понятия, как меня прикончить. Люди подостойнее твоего пытались.

– А может, тут и не нужен достойный, – заметил Хук. – Может, нужен дурной, а я уж точно из этих.

Хук не был уверен, однако ему показалось, что на этих словах старик Ваксмен сбледнул. Самую малость.

– Я бывал в переделках похуже, – заявил могвай. – И встречал народ похуже твоего. Думаешь, ты плохиш, сынок? Я видел плохишей, и тебе до них далеко. Я жрал плохишей и гадил ими по всему байу.

– Агась, – согласился Хук, – ты, конечно, весь из себя такой дерзкий, хотя лежишь и цепляешься за волшебную ножку, а на самом деле пытаешься тянуть время в надежде на чудо. Чуда не предвидится, старик. Для тебя предвидится только пустота.

И тут он попал в цель. Внушительная фразочка: «Предвидится только пустота». Уверенность Ваксмена буквально на глазах устремилась к нулю.

«Дай-ка придам процессу ускорения», – подумал Хук.

Он схватил ногу могвая и дернул, разрывая свежие сухожилия. Ваксмен вздрогнул, но упрямо не заорал.

– Любопытный трюк, – заметил констебль, когда к могваю опять потянулись новые щупальца. – Интересно, какой у тебя диапазон.

Хук швырнул ногу к реке и пронаблюдал, как жилы извивались и умирали.

– Думаю, меньше шести футов, – сочувственно произнес он. – Надо, что ли, записать.

– Я тебе на лбу ногтем запишу – «жмур», – отозвался могвай, но было ясно, что в свои же слова он верит мало.

– Конечно-конечно, сынок. А теперь послушай, как все случится на самом деле. Я прикончу тебя, Ваксмен. И ты как пить дать отправишься к праотцам. А когда я грохну тебя, следующий на очереди – твой дружок Верн. А после – мальчишка. Чистая правда, не больше, не меньше. Никто не верит, что конец настает, и ты, наверное, имеешь на то побольше права, чем многие, но твое времечко истекло, старик. Время истекло, и так устроен мир. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что все не так.

Ваксмен так и поступил. Он посмотрел в глаза Ридженса, и тот увидел лишь решимость.

«Ага, – подумал констебль. – Осознает».

Ваксмен сменил тактику и попытался воззвать к совести.

– Ты же понимаешь, что творишь, Хук? Это не просто убийство. Разве у тебя нет сердца?

Хук провел большим пальцем по кромке ножа.

– Видать, нет, а где твое, я сейчас посмотрю.

Чтобы наконец отыскать сердце Ваксмена – в левом полужопии, кто б мог подумать, – у Хука ушло добрых полчаса, и всю дорогу могвай не затыкался, сыпал угрозами и желчью так, будто сия встреча еще могла закончиться для него как-то иначе.

– А чувство юмора у бога еще то, – пробормотал констебль, взрезав артерии и вытащив сердце из костяного гнезда. Затем, чтобы уж наверняка, он оттяпал голову могвая лопатой и разложил все ошметки вокруг мальчика чудовищным натюрмортом.

– Улыбочку, ребятки, – Хук нащелкал на телефон Пшика кучу снимков. Лучший отправится Верну с метким провокационным месседжем, чтобы выманить дракона из хижины.

Хук все-таки сообразил, сбрасывая останки Ваксмена в болото, что наверняка обрушит на приход всю адскую движуху, какую возможно.

«И я буду спокоен, не растерян, когда срывает башню всем вокруг».

Что было еще одной версией старого английского стиха.

Хук вспомнил, что у старины Ваксмена установлен славный душ. Констебль-то весь изгваздался слизью могвая и не только, а дел еще невпроворот.

«Выглядишь ты не с иголочки, сынок. Надо бы перед поездкой в город прихорошиться».

Итак, сперва основательный долгий прием душа, потом сорвать с цепи дракона.

Похоже на план.