Текст книги "Последний дракон"

Пшик сдвинул сетку и втолкнул ящик через порог носком «конверса». Потом вздохнул, да так тяжко, словно совершил подвиги Геракла.

– На месте, Ваксмен. Ящик «Абсолюта», без добавок и красителей. Ух, да это ж почти здоровый напиток.

Ваксмен сидел в кресле с высокой спинкой, которое, по словам Боди Ирвина, он доставил из Англии, где в далекие времена его, возможно, согревала пятой точкой сама королева.

Пшик поднял ящик и отнес на середину комнаты, осторожно переступая стыки ковров. Брякнул его на маленький круглый столик, на вид неправильно установленный, как будто ножка слегка не на месте. На первый взгляд казалось, что этой тяжести ему не выдержать, но в результате он всегда справлялся с задачей.

– Вам бы заглянуть в бар как-нибудь в субботу, – сказал Пшик. – Вдруг придется по душе.

Ваксмен выдвинул нижнюю губу и покачал головой.

– Я не фанат рода людского, сынок. За определенными исключениями.

– Среди этих исключений есть и я, надеюсь.

– Одно – ты, второе – Боди. Ты-то мне вполне по душе, а вот компанейским парнем я становиться не собираюсь, без обид.

– Никаких обид. Рад быть по душе.

Ваксмен поерзал в кресле.

– Иногда быть по душе недостаточно, Пшик.

– Достаточно, когда такое тебе выпадает очень уж нечасто. За всю жизнь я пока собрал три «по душе» и одну «любовь». Так что мне предостаточно.

– Побольше, чем у меня, – признал Ваксмен.

– В этой связи, – произнес Пшик, опускаясь в странное кресло с дыркой под задницей – медленно, на случай, если Ваксмен не в настроении для болтовни, – может, у вас найдется совет по поводу одной моей проблемки.

Ваксмен нахмурился. Он очевидно не хотел иметь с проблемкой Пшика ни хрена общего, но потом мельком глянул через плечо на тени и как будто передумал.

– Ну, может, и найдется, сынок. Может, и найдется, раз уж на то пошло. Ваксмен все повидал, а что не видал, о том рискнет догадаться. Так вот, давай-ка тогда, выкладывай.

Получив разрешение говорить прямо, Пшик на минуту засомневался.

– Она странная, Ваксмен.

– Похуже того Чарльза-младшего и обгаженных штанишек?

– Должен сказать, да. Куда хуже. Собственные штанишки чуть не обгадил.

– Черт, малец. А теперь заинтриговал. Выкладывай и красок не жалей.

Пшик несколько раз коротко вдохнул, будто готовился нырнуть в ледяную воду, а потом вывалил всю историю: Хук, Карнахан, жрущая лица черепаха и, разумеется, дракон Верн.

Когда рассказ подошел к концу, Ваксмен обмяк в кресле.

– Ну, малец, хорошо как все обрисовал. Спокойно, без запинки. Ночка у тебя, конечно, выдалась та еще.

Пшик кивнул, мол, так оно и было.

– И напасти продолжаются.

Утверждение, не вопрос.

– Если до тебя не доберется этот дракон, Хук-то наверняка достанет.

Распереживаться из-за констебля Пшик так и не успел.

– Наверное, но с больничной койки Хук никого не достанет. А вот этот Верн меня беспокоит.

Ваксмен покрутил кончик бороды.

– Звучит разумно.

Пшик вдруг понял, что его не послали и не высмеяли.

– То есть вы мне верите?

Ваксмен криво усмехнулся.

– Насчет жрущей лица черепахи не уверен. Притянуто за уши, как по мне.

– Но дракон?

– А, этот? Еще б, старый хрен давным-давно тут обитает. Чудовище Хани-Айленда. Только ни хрена он не на Хани-Айленде. И не обычное чудовище.

– Точно, – согласился Пшик, чувствуя себя малость получше просто от того, что ему поверили. – Он дракон.

– Знаю, – продолжил Ваксмен. – Эта сволочь старше самой реки.

Все это было, конечно, прекрасно – с точки зрения подтвержденных опасений, но Пшик нуждался в решении.

– Так что мне делать, Ваксмен? Видимо, только бежать из страны.

– Кому-нибудь рассказал?

Пшик закатил глаза.

– Рассказал? Кому мне рассказывать-то? Копам? Только в камере окажусь, а там меня в легкую и поимеет Хук. Маме? Ей и так переживаний хватает. Считает, что меня ранит отсутствие папки. А еще, если она узнает правду, этот Верн может прикончить всю семью.

– А Чарльз-младший? Мистер Член?

– Чарльз не то чтобы трезво смотрит на мир. На прошлой неделе клялся, что ночами блядует в Новом Орлеане. Не стану доверять ему важные сведения. Вы первый и единственный, кто слышал мою историю.

– Хорошо, – заключил Ваксмен. – С таким раскладом, думаю, можно и поторговаться.

– Торговаться? Не похоже, что дракон передумает.

Ваксмен поразмыслил, а потом заговорил – как будто чуть громче необходимого:

– Знаешь, пацан, я и правда слыхал, что драконы – злобные малые. Уродливые как твари, вдобавок.

Для подобного рода наблюдений Пшик был слишком перепуган.

– А мне показалось, что этот Верн весь такой типа благородный. А еще здоровенный как черт. Как баскетболист. Видали б вы, как он аллигаторов построил. Черт, это ж ваще невозможно, как по мне.

– Какая жалость, что мистер Благородство хочет тебя сжечь, а?

– Ага, – согласился Пшик, упав духом. – Если б только передумал. И я даже никому ничего не скажу.

– Вот, что я слыхал, – продолжил вещать Ваксмен. – Драконы любят свою развлекуху – кабельное и так далее. Любят пойло, «Принглс», эдакие привереды. Так вот, стремный как черт дракон вряд ли может метнуться в город с горстью баксов в когтях, а значит ему нужен посредник – как, собственно, ты посредничаешь для меня.

Пшик тут же ухватился за эту идею, страстно желая найти выход из своего бедственного положения.

– Ага! Как Ренфилд с Дракулой. Вдруг Верну понадобится такой Ренфилд. Да я ему хоть все байу отренфилджу. Гоняю же с доставками для Боди Ирвина, а тут-то в чем разница будет. Все, что дракон пожелает.

Ваксмен широко усмехнулся, и на мгновение Пшику показалось, что за его зубами что-то мелькнуло – что-то вроде второго ряда зубов.

– Как-то многовато раз ты повторил про Ренфилда, малец. Насколько помню текст, Ренфилд был убогим стариканом. Думаю, для Верна посредник – это скорее подельник, а не полудурок-жукоед.

– Ага, – кивнул Пшик, – заявиться типа как на равных. Типа, как имею ценность.

– Типа как у тебя есть предложение, от которого невозможно отказаться, – произнес Ваксмен. – Хотя Верн бывает упрямым бараном.

Стоило Ваксмену произнести имя дракона второй раз, как в голове Пшика что-то щелкнуло; он уставился на бутылки с водкой, маленько потерявшись в смазанных красках, что отражались в стекле, пока ждал, что там догадливое подсознание сейчас выплюнет на поверхность. Нечто, связанное с водкой – тут Пшик не сомневался. Сия крупица осознания была крепка, словно стекло «Абсолюта», а вот остальное скрывалось темными клубами дыма и ужаса.

Водка.

«Верн бывает упрямым бараном».

Пшик сложил два плюс два, и кровь отхлынула от лица. Ваксмен знал характер дракона. Ваксмен знаком с драконом лично.

«Ваксмен – посредник. Ваксмен – Ренфилд».

И еще:

«В целом, я угодил прямиком в драконье логово».

На Пшика вдруг накатила такая усталость, что даже голову не поднять, в лицо неминуемой судьбе не взглянуть.

– Угу, – подал голос Ваксмен, – вот и оно. Думаю, припомнил, где недавно видел водку. И сообразил, откуда я знаю, что Верн упрямый.

– Думаю, – проговорил Пшик, – вы – Ренфилд.

Ваксмен позволил себе не согласиться.

– Смотри иначе. Мы партнеры. Мы помогаем друг другу.

Пшика все сильнее накрывал ужас. Его руки повисли, и он мог лишь на них смотреть.

– Друг другу, – отрешенно повторил он. – Точняк.

– Точняк, – сказал Ваксмен. – Точняк же, Верн?

Пшик расслышал, как открылась дверь ванной, и в гостиную кто-то шагнул.

«Угадай с трех раз», – подумал Пшик и закрыл глаза.

Верн сердито вышел из ванной.

– На кой ляд ты всю эту херню несешь? – поинтересовался он.

Ваксмен изобразил невинность.

– Какую херню? Просто потрепался с мальцом. Подрасслабил его.

Верн не повелся.

– Не-а, Вакс. Ты воду мутишь. Воду мутишь и мысли внушаешь, вот что ты делаешь.

Верн не сводил злобного взгляда с Пшика. Пацан, казалось, впал в ступор, но такую уловку он уже проворачивал, а сам ушмыгнул в окно, как только появилась возможность.

«Дважды на те же грабли», – подумал Верн.

– И какие это мысли я внушаю?

Верн ткнул в могвая когтистым пальцем.

– Какие мысли, Вакс? Какие?! Как насчет той, где Пшик займется твоими делами, когда ты в землю приляжешь? Как тебе такая мысль?

Ваксмен широко ухмыльнулся, показывая ряды зубов.

– Слушай, Хайфаэр, а ведь неплохая идея. Сам придумал?

– Иди на хер, – огрызнулся Верн, а потом обхватил голову Пшика огромной ладонью легче, чем «Глобтроттер» – баскетбольный мяч. – Ща сам разберусь, дай минутку.

Пацан сперва напрягся, но затем обмяк, утратив боевой дух.

«Гребаный Ваксмен, – подумал дракон раздраженно. – Мутит и внушает».

Он запрокинул Пшику голову и ткнул напичканными серой ноздрями прямо в лицо.

«Поспи, малец, – подумал он, – пока я тут бардак разгребу».

– Ловко, – прокомментировал Ваксмен, когда отравленный Пшик мгновенно провалился в забытье.

– Ага, – отозвался Верн. – Люди не выдерживают драконий дых. Он их вырубает. Просыпаются потом маленько тупее, но тут сложно сказать наверняка.

Верн выволок Пшика из кресла и просунул хвост в прорезанную в поролоне дыру.

– Ладно, Вакс, – сказал дракон, стащив из ящика бутыль «Абсолюта». – Докажи свою правоту, дружок, но предупреждаю, скормить мне ее будет нелегко.

Ваксмен подобрался, переместив котелок на низкий столик у ситцевой лампы.

– Надоела эта лампа, – заметил он, пока раскладывал мысли по полочкам.

Верн хлебнул водки прямо из горла, что, он был уверен, вызовет раздражение у домовитого могвая.

– Хорошее начало. Уже чувствую, как проникаюсь.

– Короче, кончай пороть херню, Хайфаэр, – отрезал Ваксмен, поднимаясь. – Вот, как я все вижу. Мы оба в невыгодном положении, потому как нуждаемся в посреднике. У меня есть Пшик, у тебя есть я.

– Пока поддерживаю.

– Проблема заключается в том, что я скоро слягу, и ты окажешься в глубокой жопе.

– Тебе точно надо слечь? Не можешь забить на цикл?

– Ну конечно, я могу забить на цикл, и к весне сяду в коляску. Старику надо удобриться, Хайфаэр, причем скоро. Я и так откладывал ради тебя, и эти кости, знаешь ли, устали.

– И как же скоро?

– Вчера, – ответил Ваксмен. – И годика, думаю, на три.

Верн охнул.

– Три гребаных года? Ты это не просто так говоришь?

– Нет, не просто говорю, – рявкнул Ваксмен. – У меня волосы клоками валятся и кожа с жопы облезает. Хошь посмотреть?

Верн вздохнул.

– День выдался долгим, Вакс. Никаких претензий к твоей жопе, но смотреть я не хочу.

– Значит, берем пацана в дело, – заключил Ваксмен. – Он присматривает за мной, пока я слягу, и берет на себя мои обязанности, которые касаются тебя.

– Вот так просто?

– Ага.

– Человеческий фамильяр?

– Я тебе не фамильяр, Хайфаэр, мы об этом говорили.

– Ага, но человек по твоему тарифу не пройдет.

Ваксмен взвесил его слова.

– Хорошо. Человеческий фамильяр.

– У нас были человеческие фамильяры, в гнездовье. Вспомни, чем кончилось.

Верн помолчал. Это был переломный момент, в его представлении. Тысяча лет – и ничего хорошего с людьми не вышло. Пусть Ваксмен от этого отбрехивается.

Могвай сложил пальцы домиком, и Верн почуял, что на подходе целый спич.

– Верн, в былом лорд Хайфаэр. Чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь, что мы всего-то души. Всего-то души в разных телах. Человеческих, драконьих, могвайских. Собственно, сосуды. Некоторые души мудацкие, другие – нет. Пусть, возможно, кажется, что количество мудаков-человеков стремится к бесконечности, но это только процентное соотношение. И я уверен, что конкретно этот мальчишка – хорошая душа. В грязные дела не лезет. Заботится о матушке. И будет хоть дерьмо лопатой грести отсюда и до обеда, если придется, а придется непременно. Еще ему нравятся годные истории, а ты обожаешь с шиком повествовать.

Верн кивнул, допуская, что и в самом деле любит травить байки, но кивок вышел эдаким рассеянным, будто бы он обмозговывал уже вторую за день ваксменовскую теорию о душах. Может, друг все же размяк больше, чем Верн подозревал. Может, на то указывали все признаки, а Верн-то ни черта не просек.

– А вернись-ка к предыдущему пункту, – попросил дракон, чтобы дать себе маленький перекур. – Тебе серьезно нужна вся эта херня, чтобы вылезти из ямы с улыбкой на роже?

– Если я тебе нужен задорным как черт – разумеется.

– Дичь, – отозвался Верн. – Я и сам, знаешь ли, не желторотик. Трубы забиваются.

– Ешь клетчатку, – посоветовал Ваксмен. – Помню, что ты нынче по белку, но эта штука взбодрит.

– Может, к другой херне вернемся? Которую ты мне тут капитально втюхиваешь.

Ваксмен вошел обратно в свою колею.

– Так вот, в перспективе, чем мы тут занимаемся, так это убираем из цепи звено. Делаем цепь крепче.

– Если это звено – не лживый кусок человеческого отребья, которое бежит в газеты с россказнями про драконов, – возразил Верн.

– Значит, примем меры, чтобы этого не произошло, – продолжил Ваксмен.

– Какие меры?

– Расскажем горькую правду.

– Это какую именно горькую правду, Вакс?

Черные глаза могвая заблестели, словно отполированные водой камни.

– Горькую правду, что он уже умирает.

Пшик давно пришел в себя, но глаза не открыл, что было скорее привычкой, чем хитрым планом, и подслушал пару фрагментов спора между Верном и Ваксменом о его судьбе. Сперва он подумал, что где-то включен телик, идет сериал про гангстеров с элементами сверхъестественного. Однако, довольно скоро лимбическая система нашептала двигательной, что лучше бы убраться отсюда к чертовой матери, потому как тут дракон устраивает разборки с каким-то еще бессмертным о том, убивать Пшика или пусть во веки веков дерьмо разгребает, что было, как он предполагал, некой метафорой.

– Посмотри на пацана, – говорил дракон. – Кожа да кости, ну. И, по твоим словам, вот этот кадр способен такой объем дерьма вывезти?

– Вполне, – не отступил Ваксмен. – Видел, как он двигал стопку ящиков, которая была выше него.

Пшик подумал, что лучше бы подать голос.

– Я могу работать! – выпалил он. – Грести дерьмо прям взаправду, что бы это не значило. Доставки, сбор. Черт, да я могу хоть массаж ног вам делать, если надо, мистер Верн, сэр.

Распахнув глаза, мальчишка увидел два совершенно разных выражения лица. Ваксмен усмехался, словно побеждал в каком-то соревновании, а Верн хмурился, как будто его раздражала еда в тарелке перед ним.

– «Мистер Верн, сэр», – повторил Ваксмен. – Куда больше любезности, чем ты привык, Хайфаэр.

– Уж точно, – отозвался дракон. – Но любезность меня не интересует. Люди всегда поначалу любезничают. А потом яйца втянуть не успеешь, как повсюду факелы с вилами.

Пшика малость смутил пассаж про втягивание яиц, но мальчишка решил отложить его на потом – хотя сдерживать вопрос, который так и рвался с языка, было мучением.

– Нет у меня никаких факелов и вил, сэр, – заверил он дракона. – Я – делец, вот кто я, с того самого дня, как родился. Есть работа и за нее платят – значит, работаю.

Ваксмен грустно улыбнулся. Пшику уже доводилось видеть такую улыбку – в клинике, когда ждал матушку со смены. Матушка называла ее УЖБ – улыбка «жди беды». Доктора ее натягивают перед тем, как свернуть в палату для неизлечимо больных.

– Тут не то чтобы платят, – произнес могвай.

– Черт, – опешил Пшик. – Я умираю?

– Все умирают, мальчик, – ответил Ваксмен. – Даже вот этот лорд Хайфаэр, но тебя эта участь определенно настигнет существенно раньше.

– Да бросьте, Ваксмен, – возразил Пшик. – Не надо дурака валять. Я хороший курьер, уже три года на вас работаю.

Что было правдой, и потому могвай неохотно уступил. А вообще-то надеялся потянуть резину.

– Ладно, сынок. Верн обдал тебя драконьим дыхом. Полной дозой. А для людей он смертелен, и тут я не шучу.

Пшик не мог поверить ушам.

– Вы убили меня за доставку водки? Поверить не могу. Бедная моя мама…

При упоминании Пшиковой матушки Ваксмен вмешался с одним «но».

– Но: последствия обратимы, если у тебя есть выход на противоядие.

– Ага, – грустно отозвался Пшик, – а оно, спорим, растет в козлиной жопе на вершине Эвереста, и топать за ним надо уже сейчас.

– Не совсем, – Ваксмен раскрыл ладонь, на которой обнаружился маленький, блестящий кругляш янтарного цвета. – Эта штучка – Вернова чешуйка. Он ими линяет повсюду. Примерно дважды в неделю и на протяжении нескольких месяцев тебе нужна будет свежесброшенная.

Пшик взял кругляш.

– И что? Положить на лоб или типа того?

– О, ни черта подобного, – ответил Ваксмен с самым серьезным видом. – Это, что называется, пессарий, а значит его нужно сунуть туда, где солнышка не видать, да поглубже.

– Брось, Вакс, – подал голос Верн, – не надо с ним играть.

– Их жуют, – объяснил Ваксмен. – Как табак. Пока не станут бесцветными. Вот и все дела.

– А если я не буду жевать?

– На первых порах – судороги, – сказал могвай.

– А потом жжение в потрохах, – продолжил Верн.

– И тошнота, – добавил Ваксмен. – Но тебе будет не до нее, слишком уж тебя займет жжение.

– А потом выблюешь легкие.

– Последний парниша их высрал, – не согласился Ваксмен.

– Нет, высрал он дерьмопровод. Кишки, то бишь. Легкие повыше будут.

– Ну, спец тут ты, – уступил могвай. – В любом случае, все полезет наружу.

– А потом лопнет сердце.

Пшик сунул чешуйку в рот и принялся сосать, как ребенок пустышку. Горчило, но можно и потерпеть, учитывая альтернативу.

– Улавливаешь последствия? – поинтересовался Ваксмен, пока Пшик вовсю трудился над чешуйкой. – Подгадишь Верну – не получишь чешуйку. Приведешь ораву – не получишь чешуйку. Маленькая такая подстраховка для лорда Хайфаэра.

Пшик кивнул. Он улавливал. За всю жизнь он еще никогда так хорошо не улавливал, как сейчас.

– Так что, пока я перезаряжаюсь, мои обязанности на тебе. Через три месяца вернусь – и можешь быть свободен.

Верн вскинул надбровные дуги.

– Три МЕСЯЦА, Вакс? Ах ты ж мудозвонище. Три месяца без кабельного я б как-нибудь пережил. Да я и бухло сам себе гнать могу, если припечет.

– А я разве сказал три года? – невинно удивился Ваксмен. – Имел в виду месяца, Хайфаэр. Искренне извиняюсь.

– Ты меня развел, Вакс. Ты как будто не хочешь, чтобы я прикончил этого пацана.

– Он – душа, Верн, – заявил могвай, неуклонно возвращаясь к своей философии. – Все мы души. Придется тебе в это врубиться.

– Эти нотации про души у тебя на могиле выбьют, – огрызнулся Верн, пиная ножку Ваксменовой кровати. – И ни черта мне не придется, потому что я последний дракон.

– Это ты так говоришь, – сказал Ваксмен, – но мир большой, а ты уже давненько жалом по сторонам не водил.

– Водить жалом по сторонам, как ты выразился, Вакс, это напрашиваться на убийство. Драконы узнали это на собственной шкуре.

Наблюдая, как они препираются, Пшик вдруг понял, что с легкостью может метнуться к двери.

«Но у меня в легких драконий дых, – подумал он. – Так что бежать некуда».

Пшику показалось, что он уже где-то слышал про этот дых, может, в книжке читал. Звучало, конечно, бредово, но только если не верить в драконов. А когда он стоит прямо у тебя перед носом, тут без вариантов, поверишь во все на свете.

– Ладно, – сказал Пшик, – я согласен взяться за работу, будто у меня вообще есть выбор. Во сколько явиться?

Ваксмен прервал спор.

– Во сколько? Я б сказал, к ночи. Тебе как, Хайфаэр?

Верн прикинул цифры.

– Не раньше, Вакс. Надо заняться производством, если ты понимаешь, о чем я.

– Я тебя услышал, брат. Что скажешь, если мы тут малость закатим вечеринку? Устроим себе проводы. Как раз и оставишь нашему работничку первый платеж.

Пшик начал улавливать, чем тут пахнет.

«Епт», – подумал он, а потом добавил и вслух:

– Епт.

Глава 7

Хук очнулся на следующий день в обед с ощущением, как будто его вынесло из Грохота в джунглях. Может, на эту мысль натолкнула правая рука, запакованная словно в боксерскую перчатку, не говоря уже о раскалывающейся голове, в которой как бабочка порхал Мохаммед Али и молниеносно лупил Хука по глазницам.

«Господи боже», – хотел сказать констебль, но нарушить вторую заповедь ему не позволил рот суше песка в пожарном ведре, так что он едва смог разомкнуть губы.

И губы эти исторгли не столько речь, сколько животный рык, но и его оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание медсестры с другой стороны ширмы, отделяющей больного от остатка маленькой палаты.

Медсестрой этой была Элоди Моро, которая выглядела так, словно дай ей волю, и она проспит сотню лет.

«Хреново девчонка выглядит, – подумал Хук. – Не ту я, наверное, выбрал женщину, чтоб сохнуть».

Но потом Элоди ему улыбнулась, и все сомнения улетучились.

– Констебль Хук, – произнесла она. – Очнулись, слава Всевышнему.

Ридженс был не настолько туп, чтобы не узреть в ее благодарности богу подтекст; это фигура речи, чистой воды. Однако есть масса примеров, когда благодаря травме отношения таки вспыхивали. Может, сейчас случится то же самое.

Элоди залила ему немного воды в пересохшую глотку, и когда Хуку этих возлияний хватило, он спросил:

– Насколько я вырубился?

– На всю ночь, – ответила Элоди, – и почти все утро. Храпели как боров. Никогда такого рева не слышала.

«На прочность меня проверяет, – решил Хук. – Люди борзеют, легко пнуть того, кому хреново».

– Осторожней, сестричка, – сказал он негромко, но с долей резкости. – У хранителей порядка тоже есть чувства.

Элоди отступила.

– Простите, констебль. Не хорошо это, так себя вести у постели больного.

– Зависит, конечно, от постели, – заметил Хук и на этом остановился. На следующей неделе, может, если пронесет буря с Карнаханом, прокатится к лачуге Элоди, отблагодарит как следует.

– Звонки мне были? – спросил констебль потом.

– Нет, но я набрала Лори, – ответила Элоди.

Хук заворчал. Лори звали секретаршу, которую он делил с мэром Шайном. Пети-Бато позволить себе еще одну не мог, так что, по правде, всей своей бюрократией Хук занимался сам, но Лори дежурила на телефоне по утрам в будни. Чаще всего.

– И как она, соскучилась по мне?

– Лори интересовалась, где вы, и я сказала, что вы отдыхаете тут после змеиного укуса. На посту ничего особенного. Лори говорит, вчера ниже по реке что-то грохотало – наверное, болотных крыс динамитом глушили.

«Динамитом глушили, – подумал Хук. – Епт, да эти люди сами себе все и объяснили».

– Я сказала, вы не выйдете еще как минимум несколько дней. Может, неделю.

– Неделю? Некогда мне тут неделю отлеживаться.

Что было правдой. Хук чуял, что время – ценный ресурс, которого сейчас в избытке у него не водилось.

Как он видел ситуацию: Айвори отправляет его в байу, свершить малость болотного правосудия над Уиллардом Карнаханом. Что для Айвори вполне имеет смысл, ведь Хук – его человек на воде. Но затем новоорлеанский шеф решает укрепить хватку на Ридженсе и отправляет шпиона снять видео, как тот выполняет работу.

Спутанный, мать его, клубок, подумал Хук.

И, значит, из всей этой ситуевины вылупилась новая: шпик Айвори или помер, или нехило потрепан, а его шеф знает, что Хук и догадался, и добрался до него.

«Если все-таки Айвори, – размышлял констебль, – хорошо, если не Айвори, то я понятия не имею, по какому следу вести охоту».

Понятие это Хуку следовало иметь, однако, спасибо яду, голова до сих пор трещала. Положение выходило критическое, и лучше б его сгладить. То, что по душу Хука может явиться Айвори, несколько препятствовало Хукову же плану явиться по душу Айвори, а это в его представлении был эндшпиль.

– Вам надо отлежаться, констебль, – продолжила Элоди, пытаясь звучать твердо. – Мы только сняли вас с диализа. Врач хочет еще понаблюдать, на случай, если симптомы вернутся.

Хук сел – что стоило ему существенных усилий.

– Просто помоги мне встать, мисс Элоди. Надо звоночек сделать.

– Я еще даже не рассказала о физиотерапии, – возразила Элоди. – Хотите потерять возможность использовать руку целиком? Потому что этого вы звонком и добьетесь.

– Сунь брошюрку под подушку, – отмахнулся Хук. – Сам о себе позабочусь.

Элоди снова попыталась его переубедить:

– Вам даже ходить не стоит, констебль. В вашем-то состоянии.

Хук свесил ноги с постели.

– Сладкая, да я с сотрясением целый патруль по Эр-Рамади провел, так что, думаю, по этажу точно смогу.

Обращение заставило Элоди малость вздрогнуть, но она его проглотила.

– Вы же ослепнете!

– Ну, в таком случае, – отозвался Хук, – я совершенно точно вернусь в постель.

Девчонка определенно изо всех сил старалась спасти ему жизнь, тут констебль отдавал ей должное. Даже если она не то чтобы по нему вздыхала. Пока что.

«Удвою усилия, – решил констебль. – Может, уложу ее пацана в лазарет на недельку-другую, расчищу дорожку. Но сейчас нужно попробовать взять короля Нового Орлеана под колпак».

Мысли об Айвори подпортили Хуку настроение, и любовь к Элоди Моро вылетела у него из головы.

– Отведи меня к моему телефону, женщина! – рявкнул он, выдернув из руки капельницу. – Я должен заняться делом.

Элоди, у которой хватало дерзости, тут же рявкнула в ответ:

– Ваш телефон, констебль, в шкафчике! Уж тот, кто провел целый патруль по Эр-Рамади, сможет самостоятельно преодолеть пару футов по линолеуму.

Хук прикинул, не врезать ли медсестре здоровой рукой, но передумал. Они все-таки не в темном переулке, а в клинике, и избиение медсестер никогда не смотрелось хорошо в газетах. Посему Хук улыбнулся так ласково, как только мог подобный ему человек, и произнес:

– Мои извинения, мисс Моро. Маленько раздражительный сегодня. Это все, должно быть, яд в организме.

– Не стоит извиняться, констебль Хук, – ответила Элоди; ее гнев сошел на нет так же быстро, как вспыхнул. – Я и сама сегодня малость раздражительна, так что тут мы хороши были вдвоем.

«Еще не совсем, – подумал Хук, – но уже скоро».

Хук ввалился в общую комнату отдыха с телефоном в руке, мрачно сверля взглядом случайного мужика с рассеченным лбом, пока тот не умотал вместе со своим номером «Ганз & Эммо».

Хук отправил сообщение на старомодный номер пейджера, и спустя десять минут его владелец перезвонил. Ридженс предпочел бы сесть за стол переговоров с Айвори Конти в его ретро-мафиозном отеле, но босс управлял преступными предприятиями так же, как финансовым консультированием на Уолл-стрит, а именно – как серьезным бизнесом. Если агент уличного уровня искал встречи с начальством, ему приходилось с полгодика дожидаться окна в графике, и все равно рассчитывать разве что на пять минут в Фейстайме. Так что Хуку пришлось довольствоваться звонком.

Исходя из вышесказанного, раз уж Ридженс числился у Айвори ручным копом, он заслуживал по крайней мере первоклассного подельника, «Роллс-Ройса» в мире телохранителей – близнеца.

Единственного близнеца.

Трагическая история. Видите ли, до недавнего времени близнецов было двое, что по сути общепринятая норма, пока один не стал первой потерей во время отжима территории – у общинного центра при гетто его пристрелила девчонка-киллер.

И уцелел один: афро-креольский качок по имени Россано Рокэ. Россано очень уж увлекался боевыми искусствами. Мог срубить дерево голыми руками, как говорили. Взял себе в пятом классе кликуху Грассхоппер, в честь героя из старого сериала «Кунг-фу», потом сократил до Джи-хопа, когда малость подрос. Так его именовали и по сей день. Только Айвори называл здоровяка Россано.

– Что за срочность, коп? – поинтересовался Джи-хоп. – Меня тут дела ждут.

Начало обнадежило. Россано по своему обыкновению был раздражен, все стандартно.

– Расслабь булки, Рокэ, – отозвался Хук, стараясь говорить небрежно, как будто не его уложил в постель змеиный укус.

– Не хочешь рассказать, что мы тут делаем, Ридженс? Если федералы уже греют уши, попадем оба.

«Греют уши, – глумливо подумал Хук. – Кто-то смотрит “Прослушку”».

– Если б федералы грели уши, я бы знал, а потом очень скоро узнал бы и ты, – сказал он. – Но ты у них даже не в списке, мелковата рыбеха.

Джи-хоп засопел, и Хук отчетливо представил его недовольную рожу. Типичный барыга: все они хотят и свободу, и скандальную славу. Сложно поиметь и то, и другое одновременно.

– Ладно. Это меня и устраивает, Хук. Анонимность, понял?

– Умно, пацан. Не высовываться. Раньше все эти мафиози были придурками. Цацки-пецки, прикиды как у селебрити. Мне по-твоему нравится больше: в тени. Россано Рокэ ничем не примечателен.

Рокэ шумно выдохнул.

– Знаешь, Хук, никак не пойму, куда ты клонишь и где подвох. Ты продажный коп, и ты наш. Так с какого рожна сегодня вдруг заметался?

Тут Хук решил признаться.

– Может, крыша от остаточного яда едет. Медсестра сказала, такое бывает.

– Укус?

– Ага, змеиный. Глупо, скажи, для моего-то опыта? Но случается. Просто хотел заверить, что несмотря на выход из строя, работу, которую мне доверил мистер Конти, я выполнил. Ты об этом, может, уже слышал?

– Теперь слышал. И ты только для этого меня вызвонил? Не мог просто смайлик отправить? Типа пальцы вверх, вся херня?

– Иногда контакт прерывается, – сказал Хук. – Тогда люди забывают о своих ролях, и хаос уже не за горами. Я прав?

Он внимательно вслушивался. Все дело в том, что констебль нес полную чушь, если, конечно, собеседник не улавливал код. А кодом было то, что Айвори отправил наблюдателя. И если дело обстоит именно так, то все устроил, несомненно, глава службы безопасности.

Однако Джи-хоп, судя по всему, оказался сбит с толку.

– Что за черт, Хук? Думаю, тебе яд вообще не откачивали, потому что несешь ты полную херь. Единственный, кто забывает роль, тут ты, честно говоря. Я – босс, ты – моя псина. Умная псина, безусловно. Уровня «Америка ищет таланты», но все равно псина. Так вот, я тебя понял: дело сделано. И мистер Конти благодарен, что отразится на содержимом конверта. Давай на этом и остановимся? Не будем о подробностях при гражданских, где по окнам могут лазерные прицелы прыгать? Пока это дерьмо не касается мистера Конти, он об этом слышать не желает. Понимаешь, о чем толкую, Хук?

Слова Джи-хопа очень даже имели смысл. Его шеф, Айвори, поболе других знал, как в интернет просачивались улики всех мастей. Снятые на телефон видео и восстановленные и-мейлы потопили многих его друзей-банкиров.

«Может, я ошибся, – подумал Хук. – И мне нужен не Айвори».

С другой стороны, такое бытовое решение, как нарыть компромата на Хука, чтобы закрепить его преданность, скорее всего принял бы именно Рокэ.

– Так ты не посылал пацана снять на видео, как я проворачиваю дело? – уточнил Хук.

– Нет, черт дери, не посылал! – заорал Рокэ. А потом сообразил подоплеку такого вопроса. – То есть ты мне тут говоришь, что пацан тебя заснял?

– Возможно, – признал Хук. – Камера имела место. Практически уверен, что ее разнесло на куски, но нынче конструкцию им таки лепят усиленную.

– И во время дела ты, случаем, не упомянул ли Айвори?

– А вот это вопрос уместный, – произнес Хук. – Я, возможно, передал от мистера Конти сообщение – «Это от Айвори», в таком духе.

– Ну не заебись ли, – выругался Джи-хоп. – Просто, сука, превосходно. Лучше б мне тебя, Хук, просто прикончить. Серьезно.