Текст книги "Последний дракон"

Пшику казалось, что он в этом подвешенном состоянии уже целую вечность, хотя прошла всего-навсего пара недель. Ему казалось, будто он уже позабыл, каково это – расслабиться, хотя, разумеется, припоминал мгновения спокойствия: когда раскуривал с Чарльзом-младшим косячок на дамбе, например, или смотрел с матушкой «Горца», ее любимый фильм – легкую жизнь, когда на пару часов ноша на его плечах не так сильно давила. Но теперь никак не мог ухватить это ощущение за хвост. Словно все это происходило с другим человеком и в другой жизни, потому что конкретно эта версия Пшика Моро попала в рабство к дракону.

На байу наступал вечер, к тому же выходного дня, так что страсти в Пети-Бато накалялись. «Жемчужина» ухитрилась застолбить Аарона Невилла, с которым когда-то пересекался Боди Ирвин. Шоу предполагалось тайным, но как только пошел слушок, что на крошечной сцене «Жемчужины» зажжет король Нового Орлеана, в гриль-бар набилась половина Слайделла. Вторая половина заполнила столики на веранде и пристани.

В любое другое время Пшик ни за что бы не пропустил такое грандиозное событие, однако его ждала служба, и Ваксмен прямым текстом предупреждал, что опаздывать нельзя никогда. Его обязанности вечером были двойными: сменить ведра и доставить Верну покупки, а именно: пачку хрустящих шоколадных шариков, хлопьев «Лаки Чарм», кукурузных палочек «Читос» и галлон соевого молока. Видать, дракон был из тех парней, что едят завтрак на ужин.

«Насколько могу судить, – думал Пшик. – Или вообще скармливает “Читос” сомам. Я-то все равно ни черта его не вижу».

Сказать, что Пшик офигел, когда тем вечером вкатил в лачугу сумку-холодильник и вдруг реально увидел дракона – значит ничего не сказать. Верн развалился в кресле; пластины и чешуя мерцали в свете телика, в двух когтистых пальцах одной руки болталась бутылка водки, в другой – вроде как протеиновая печенюшка.

Пшик охренел еще больше, когда Верн произнес:

– Сдается, малец, умрешь в итоге совсем не ты. Сдается, это буду я.

Дракон, судя по позе, налакался в дрова, но Пшик, работая в баре у Боди, слыхал вагон и маленькую тележку пьяных речей, и чуял, когда в них есть доля правды.

– Еще кусок этой сраной печеньки – и баю-бай. Прости-прощай, жестокий мир. И трепись кому хошь, все равно никто не поверит.

Пшик завис, не зная, как поступить. Если его тут вообще, конечно, спрашивают. Пусть дракон катится и скатертью дорожка? Или стоит попытаться его как-нибудь спасти?

– Но я вам хлопьев привез! – объявил мальчишка, что в данных обстоятельствах звучало как-то жалко. – И минералки. Из Франции.

Дракон склонил голову, будто раздумывая.

– Не-а, – заключил он через минуту, забрасывая остаток печенюшки в пасть. – Маловато.

И запил внушительным глотком водки, клацнув зубами о горлышко.

– Топай домой, мальчик. Не знаю, когда эта драконья пагуба подействует на всё. Может, устрою тут «Изгоняющего дьявола» по полной программе.

Пшик посмотрел этот фильм в основном потому, что мама категорически запретила. Оказаться на пути дракона, извергающего фонтан блевотины, аки пожарный шланг – перспектива так себе.

И все же.

«Если хорошенько проблюется, может, выживет», – подумал Пшик.

Внутренний голос это не устроило.

«Спасти? Тебе на кой ляд вообще его спасать? Пусть ящерица свалит, а с ним и половины твоих проблем как ни бывало».

«Да, но… Это же дракон, понимаешь?»

«Пофиг. И хер с ним. И к черту вымирание. Тащи зад в лодку, да покупки прихвати, пока можешь».

Даже Ваксмен его не обвинит, если Верн возьмет и вот так выпилится.

Глаза дракона подернулись туманом.

– Я повидал многое, малец, – проговорил он тихо. – Я наблюдал, как си-лучи мерцают во тьме близ врат Тангейзера.

Тут Пшик малость опомнился.

– И все, шеф? Все, что вы мне скажете, слизано из «Бегущего по лезвию»? Скажите уж напоследок что-нибудь стоящее.

Верн сощурился и погрозил Пшику пальцем.

– Подловил, малец. С «Бегущим». Думал, ты его не видел, с поправкой на юный возраст.

– Видел. Я с матушкой все старые фильмы смотрел. Она любит Горца.

– Епт! – воскликнул Верн. – В конце останется только один, верно?

– В конце останется только один, – кивнул Пшик. – И это вы. Один дракон. И вы хотите вот так уйти?

Верн моргнул – медленно, как будто с трудом.

– Я не хочу уходить и не хочу оставаться. Понимаешь, о чем я?

Пшик, по правде говоря, приблизительно понимал. Сталкивался с теми, кто плевать хотел на жизнь.

– Да, мистер Верн. Времена нынче тяжелые. Но у всех нас есть дела.

Дракон рыгнул.

– А у меня – нет. Ни черта нет. Вы же все об этом и позаботились. Ни один из вашего рода никогда ничегошеньки для меня не делал. – Верн подался вперед, упираясь локтями в колени, и малость пустил слюну. – Может, завтра и взойдет солнце, начнется новый день, знаешь ли, но я устал встречать рассветы в одиночку.

Пшик вспомнил слова матушки, которые услышал, когда она однажды пришла домой очень усталая и обнаружила его в постели с коклюшем, а на заднем дворе, с косячком, своего нового кавалера, которому плевать хотелось на ее больного ребенка. И, вытирая Пшику лоб, матушка ненадолго заговорила о его настоящем папке, что случалось очень редко.

«Если бы я только помогла ему увидеть рассвет, – произнесла она, и с кончика ее носа капнула слеза. – Но нас оказалось мало, тебя и меня».

Так что, когда Верн с сарказмом упомянул рассветы, Пшика вдруг охватил гнев.

– Да пошли вы, Верн. Вы тут у меня не умрете.

Дракон снова напускал слюней.

– Верно, сынок. У тебя не умру. У себя умру.

– Черта с два, – буркнул Пшик и бросился действовать.

Или, вернее, бросился наворачивать узкие круги, размышляя, в какую сторону, собственно, действовать. Он вспомнил, как его друг, Чарльз-младший, случайно глотнул отбеливателя, потому что бутылка, якобы, по размерам была похожа на ржаной виски его папаши. Мисс Ингрэм схватила Чарльза-младшего за шею, как индюшку, и затолкала в глотку три пальца так, что он заблевал ей всю руку. Блузка мигом перестала быть модной.

Позже учительница признавалась, что медицина такой примитивный метод не жалует, но черт, Чарльз-то остался жив, это ли не главное?

Но даже если и правда использовать метод мисс Ингрэм, вдруг окажется, что драконы блюют не так как люди? Впрочем, Верн ссылался на «Изгоняющего дьявола», так что Пшик решил хотя бы попробовать.

«Но все-таки, – подумал он, – зубы на вид прям капец острые».

Пшик завернул радиус чуть побольше и сдернул с крючка одну из дюжины висящих там футболок. Обернул ее вокруг предплечья и коротко помолился:

– Господи Иисусе, помоги мне.

– Встречал я Иисуса, – пробормотал Верн, поднимая голову. – Он даже плотником толковым не был.

На этом откровения кончились; Пшик всадил кулак дракону в глотку. Навалился всем весом, закряхтел и вдруг вспомнил, как несколько лет назад они с Чарльзом-младшим лупили в ведро, чтобы проверить, как глубоко кулак войдет в сохнущий бетон. А сейчас – в нечто более упругое, с рельефами мышц и клыками. Пшик встретился с Верном взглядом и, кажется, дракон был в ярости. Он вдруг встал – прямо вместе с Пшиком, – но блевать явно не собирался, так что Пшик подергал пальцами, а потом уперся ногами в широкую грудь Верна и рывком высвободил руку.

Следом потянулась, наверное, с пинту гелеобразной субстанции. Верн перхнул и выдал:

– Твою ж мать, вот это наглость!

А потом от души вытошнил, что у него там было внутри, многоцветной многоструктурной блевотиной, плеснувшей на деревянный пол, словно поток трюмной воды.

– А-а, – протянул Верн. – Так вот, что ты вытворял.

Спасение жизни дракона уже не беспокоило Пшика так сильно, потому как для него наступила следующая фаза сего вечера, а именно – паника. Гелеобразное вещество, что предшествовало рвоте, успело прожечь футболку, оставив лишь почерневшие лоскуты хлопковой ткани.

– Ой боженьки, – охнул Пшик.

Гель, тем временем, бодрым маршем прошелся по волоскам на руке и поджег их, словно тысячи крошечных бикфордовых шнуров, а потом просочился в поры, откуда повалили столь же крошечные ленточки дыма. Пшик взвизгнул от боли и захлопал по руке, как будто мог потушить драконье пламя.

– Фу, – поморщился Верн и добавил: – Мля.

Он перхнул и сплюнул еще один комок геля, который прожег в полу аккуратную дырку.

– Ладно, – заключил Верн, – тебе не понравится, малец, но лучше уж так, чем без руки.

А потом он спустил камуфляжные штаны, вытащил оттуда, как фокусник кролика, свой драконий причиндал и обоссал Пшику руку.

В основном руку.

Полчаса спустя дракон и мальчик расположились на деревянном настиле, наблюдая, как на речной глади то тут, то там всплывали зенки аллигаторов.

– Прямо «Прихлопни крота», каждую, мать ее, ночь одно и то же, – фыркнул Верн. – Будто я спустя сотню лет что-нибудь необычное сделаю.

– Вы пацана обоссали, – заметил Пшик, – а это, думаю, сойдет за необычное.

Рука осталась гладкой и немного покрасневшей – не хуже, чем когда он от скуки опробовал матушкину восковую полоску. Иногда, когда твоя матушка уходит в ночную смену, можно и поэкспериментировать.

Верн пожал плечами.

– По сути, я тебя пометил. И тебе вообще-то повезло, малец. У драконьей мочи масса свойств, включая какой-то там исцеляющий химический элемент. Есть версия, что могваи состоят из него почти полностью, отсюда и такая регенерация.

Пшик был не в настроении выслушивать урок естествознания. С его подростковой точки зрения, оказаться обоссанным куда хуже, чем сгореть. Вместе с тем, он мысленно занес драконью мочу в список штук, которые могут дать ему суперсилы:

«Дрэгон-бой. Неплохо».

– А если так подумать, – продолжал Верн, – это как алоэ вера помножить на миллион.

Вряд ли хоть какому-то икс-мену всралось бы использовать алоэ вера, так что Пшик опять впал в раздражительность.

– Алоэ вера? Ну дык вы это, напишите мне про него книжку, почитаю в старости, когда больше развлекаться уже никак.

Весьма неожиданный поворот в их взаимоотношениях, если спросить Верна.

– Так, – сказал дракон, – фильтруй речь, малец. Я все еще сверххищник вообще-то, усек?

Пшик потер руку.

– А вот и не буду. Вы меня так-то все равно убьете.

– С чего взял? – поинтересовался Верн, который, по правде говоря, размышлял об обратном, если, конечно, считать «не убивать» обратным к «убивать».

– Я должен жевать свежие чешуйки, так ведь? А вы удумали в болоте топиться. Так что, видать, моя жизнь у вас в приоритетах и не пробегала.

– Это да, – признал дракон, – зато когда ты мне врезал в дыхало изнутри, я решил-таки тебя не убивать. Даже если ты это только ради чешуи.

– Я о ней только что вспомнил, – пробормотал Пшик, сдернув с руки дюжину подсмоленных волосков.

Прозвучало так похоже на правду, что Верн заметно опешил. У заметно опешивших драконов, оказывается, трепетало третье веко, а морда сморщивалась так, что друг о друга стучали наросты.

– Брешешь, – буркнул он. – У людей так не бывает.

Пшик, что называется, натянул решимость на колки, воззрился на Верна и с нехилым осуждением выдал:

– А вы не думали, вдруг Ваксмен вообще-то прав? Вдруг все мы – души?

– Вакс не знает человечество так, как я, – парировал Верн. – Мальчишке всего-то несколько сот лет. В любом случае, с чешуей тебя развели. Драконий дых может оглушить, но не убить.

Вместо облегчения на Пшика накатил гнев.

– Да черт вас дери, мистер Верн! Развели со всех сторон! Вот как на вас наткнулся, так живу на нервах. Вы что, фильмов не видели? Встреча с драконом – это должно быть круто.

На этой точке запал иссяк, и Пшик подумал, что орать «черт дери» на дракона заняло первую строку в хит-параде его тупых поступков.

Верн, в свою очередь, не торопился, переваривая развитие их отношений за последние несколько минут. В конце концов, он даже не рассчитывал эти минуты застать.

– Круто, говоришь?

Пшик глядел на свою руку, будто она еще недавно была невидима, а тут вдруг появилась.

– Вот знаете, в чем ваша проблема, народ?

– Народ? – удивился Верн. – У меня что, теперь есть народ?

– Драконы. Люди. Любой, кто собирается кончать с собой.

– Не знаю, – отозвался Верн, малость раздраженный, – так просвети же, малец. Ты ведь прожил сколько, секунд десять?

– А проблема в том, что вам насрать на тех, кто остается.

– У меня никого не остается, – напомнил Верн. – Вакс упокоился. И, в любом случае, может, я и так надолго тут задержался. Большинство людей в меня не верит, а те редкие, что да, хотят превратить в славную пару ботинок. Ты понятия не имеешь, каково это – когда в тебя не верят.

– Может, и так, мистер Верн, – отозвался Пшик, – но зато я знаю, каково оставаться. Знаю, каково носить в себе это ощущение, как хрящ, который засел внутри и ни туда, ни сюда. Я видел, что оно творит с матерями. Моя мама только и делает, что лечит народ, но не смогла вылечить моего папку, потому что его болезнь была невидимой. Никаких причин, кроме химии.

– Папка, говоришь? – произнес Верн, начиная понимать, почему Пшик решил его спасти. Тут гениальные мозги не нужны.

– Ага. Купил себе свою версию вашей сраной печеньки.

Сопереживать человеку Верн был пока не готов и не спешил высказывать мнение, прислушиваясь к червям, кишащим в болотной грязи.

Наконец дракон слегка усмехнулся.

– Так что, я для тебя недостаточно крут, малец?

– Не знаю, – ответил Пшик. – Никак не разберу. Слишком занят – в штаны гажу, друга хороню в дерьме, таскаю водку вниз по реке.

Верн с удивлением осознал, что его хандра размашистыми шагами удалялась в закат. Уныние пацана вытягивало его из собственного депрессняка – и, чтоб ему пусто было, если не захотелось малость подбодрить болотного крысеныша.

– Принес водку?

Пшик нахмурился.

– Ага, захватил, даже на кварту больше, на всякий. Подфартило, а? Теперь можно снова надраться и сожрать очередную сраную печеньку.

– И минералку принес?

– Я уже об этом говорил, шеф, но вас упороло вратами Тангейзера.

Верн макнул чешуйчатую ногу в воду и задумчиво пошевелил перепончатыми пальцами.

– Ну, лады, Пшик Моро. Новая сделка, если хочешь.

– Да я старую дерьмом готов завалить, если мы об одном и том же, – не сбавил воинственных оборотов Пшик, раз уж такой подход будто бы неплохо работал.

Верн заворчал, возвещая, что его терпение относительно Пшикова гонора вот-вот треснет по швам.

– Раз уж ты меня спас, я подновлю твой контракт. Второго предложения не будет, учти, и никаких торгов. Ты работаешь на меня и дальше, пока Вакс в земле, и я плачу тебе сто пятьдесят в неделю плюс премия, если не придется отчитывать за медлительность. За налом следит Вакс, поскольку у меня нет ничего, кроме золота. Так что рассчитаемся, когда он выцарапается на поверхность. Веди учет.

– И вы меня не убьете? – уточнил Пшик.

– Только если на то возникнет абсолютная необходимость.

Пшик пораскинул мозгами.

– И если эта абсолютная необходимость возникнет – то только меня, – сказал мальчишка. – Маму вы оставите в покое.

Верн прикинул, что на такое пойти вполне может, так что они ударили по рукам – дракон и мальчик.

«Ну и срань господня, – подумал Пшик, чувствуя, как крепкие, чешуйчатые пальцы дракона скрыли под собой его ладонь. – Такого я от этого лета явно не ждал».

Это же, в общих чертах, подумал и Верн.

После долгого задумчивого молчания дракон спросил:

– Скажи, малец, раз уж работаешь в баре и все дела… могешь навести мартини?

Глава 11

Весь конец июля Пшик трудился больше обычного – раз уж на кону теперь стояла зарплата, а Верн, в свою очередь, основную часть вечеров являлся почесать языком, хотя иногда все же где-то пропадал. Пшик обожал эти недолгие беседы с драконом, ведь считал, что он – единственный на божьей земле человек, в них участвующий, и с нетерпением ждал дня, когда сможет открыть свою тайну Чарльзу-младшему. Или, может, даже попадет на шоу к Джеймсу Кордену, забавному парню, похожему на типичного хитреца-слугу из «Аббатства Даунтон».

Одним вечером Пшик появился в хижине со стареньким календарем, который раздобыл на Ибэе на прошлой неделе, но никак не мог поймать подходящий момент. Он все еще не был уверен, что время пришло, но Верн заметил торчащие из ящика с покупками потрепанные уголки. Выдернул календарь, быстро изучил и пришел в ужас.

– Что, ради святых яиц, это такое, сынок? – спросил он, перелистывая летние месяцы.

– Это? Под-лин-ный календарь с драконьим фетишем, – ответил Пшик, засовывая шесть бутылок «Абсолюта» в холодильник. – Вы не поверите, сколько на драконах повернуто дамочек. Фетиш или типа того. Зовут себя «Чешуйками», представляете? Чешуйки, мать их. Только посмотрите, все такие горячие и озабоченные из-за переодетого драконом чела.

Верн хохотнул.

– Помнишь еще совсем недавно я собирался тебя убить, малец? Так вот эти времена опять не за горами.

– Ну будет вам, мистер Верн. Красивые же дамочки.

Верн уселся в свое удобное кресло.

– Не для меня.

Тут у Пшика возник вопросик.

– А как так вышло, что вы таскаете футболки с «Флэшдэнсом», если человеческие дамочки такие страшные?

Верн подмигнул.

– А это вопрос для мартини, малец.

– У вас все вопросы для мартини, мистер Верн.

Однако Пшик все-таки хотел узнать ответ, поэтому смешал дракону коктейль в банке из-под орехового масла, с оливками и всем фен-шуем, и дождался, пока Верн сделает глоток.

– Неплохо, мелкий.

– Так что там насчет «Флэшдэнса»? В нем же ничего особенного.

Верн зарычал, из ноздрей вырвались угольки.

– А ну-ка не вякай. Это фильм-вдохновение. Женщина стремится к мечтам. И добивается своего, несмотря ни на что. – Глаза дракона вспыхнули. – И по профессии она сварщица. Работает с огнем, сечешь? – Он заурчал и закрыл глаза. – Что за чувство.

Пшик отнесся скептически.

– И все? Работает с огнем? Вот и вся великая связь?

– Ну, не совсем, – признал дракон. – Есть еще момент, когда она на стуле. И падает вода.

Пшик знал этот момент. Он в десятке лучших для любого подростка, даже спустя столько лет.

– Ага, но она же человечка – а мы стремные, так?

– Так, мальчик мой Пшик, но когда на силуэт Дженнифер Билз падают струи воды, а ты в нужный момент клацнешь на паузу и, может, малость сощуришься, то покажется, что у нее крылья и даже, наверное, хвост. И чтоб меня черти драли, если она не напоминает китаяночку-драконицу, с которой мы славно провели время на горе Сагарматха. Ух, поплавили снежка! Рассказал бы, но лучше не буду, по причине твоего несовершеннолетия.

Пшик угостился пепси из холодильника.

– Долго, видать, надо с кнопкой паузы упражняться.

– Годы, – отозвался Верн. – Десятилетия.

Пока вся эта сердцещипательная история единения мальчика с драконом имела место, Хук отнюдь не в потолок плевал. Клювом щелкать – это вообще не про Ридженса Хука, особенно, когда над башкой Дамокловым мечом висело потенциальное обвинение в убийстве. О Дамокловом мече Хук знал все, потому как его папка ссылался на оный всякий раз, когда бремя обреченной уличной церквушки не мог сдвинуть с его плеч даже бурбон.

Однажды он в раннюю срань ворвался в комнату Ридженса и как торчок под ломкой понес чушь. «Ты понятия не имеешь! – орал он на сонного подростка. – Понятия не имеешь, как тяжело дается телу богоугодное дело. Даже Господь наш Иисус сам пытался от него отвертеться. Но, мальчик, от Дамоклова меча не уйти. Он висит надо мной каждый день, каждую секунду. И в миг, когда я дам слабину, он падет».

Хук проверил, что представляет собой этот известный меч, и оказалось, в Библии его даже не упоминали. Его придумал какой-то грек, чтобы выпендриться.

Спайдерменов дядя Бен высказался получше: «С великой силой приходит великая ответственность».

«И более серьезные последствия, видимо», – думал юный Ридженс.

Тем не менее, история эта подала ему идею, и одной ночью, когда папенька налакался, Ридженс подвесил к потолочному вентилятору над пасторской кроватью – на тоненькой ниточке, скатанной из клеевой замазки – свой охотничий нож.

Нож висел, мерцая с каждым витком, но не упал, пока преподобный Джеррольд не встал отлить. Папаша так ничего и не заметил. Не услышал резкий глухой стук. Не увидел мальчика, сидящего скрестив ноги в кресле-качалке.

«Блин, – подумал юный Хук, забирая нож. – Кажется, папенька еще малость попроповедует».

Теперь Хук чувствовал этот метафорический меч над собственной головой. Ну, может, меч – это как-то слишком сильно. Комар – вот так, наверное, правильнее. Пшик – раздражающий элемент, не более. Нечто, с чем нужно разобраться. Хук не сомневался, что если не сворачивать с пути, то решения, как всегда, раз за разом представятся сами, пока эта лавочка не прикроется. Такова жизнь, и нет смысла париться. Нацелился на трофей и продолжаешь в том же духе, пока какая-нибудь высшая сила не решит, что пора с этим кончать.

«Так ты веришь в Бога или нет, Ридженс?» – немало спрашивал себя Хук.

И ответ на этот вопрос различался в зависимости от его настроения. Частенько он сводился к чему-то вроде: «Я верю в Бога достаточно, чтобы Его ненавидеть».

Такой вывод вызвал у Хука улыбку.

Но Пшик… Пшик Моро вел себя что тот москит, которого никак не поймать. Большинство этих тварюжек просто кружили вокруг, свесив ножки, и ждали, когда их прихлопнет свернутый журнал. Но временами встречалось насекомое поумнее большинства представителей своего вида.

Как там таких называют?

Назойливые.

Вот Пшик был из этих.

Разумеется, Хук мог попросту подождать на причале и выволочь Пшика из его дражайшей пироги, как только заблагорассудится, но теперь в игру вступили новые лица. Пшик работал на Ваксмена. Может, старый урод знал больше, чем надо. Может, Пшик Моро доверил ему тайну – или, например, своему второму шефу, Боди. Может, Пшик нашептал сказочки о продажных констеблях своей матушке или дружку, Чарльзу-младшему.

«Сраный эффект домино», – подумал Хук и выстроил план.

А именно: взять пару-тройку дней отгула, как доктор прописал, и по-военному сесть на хвост Пшику Моро.

Хука бесило, что надо потрудиться и обрубить все концы, но тут лучше перебдеть.

А еще бесило, что приходится брать больничный, потому что вообще-то Хук планировал его использовать позже, чтобы через даркнет поехать в снайперский лагерь в горах Озарк.

«Тут уж Пшик одним пальцем не отделается».

Разворачивать полноценные военные действия не было нужды, однако, по правде говоря, Хуку просто нравилось возиться с профессиональными инструментами, а в Пети-Бато с ними особо не развернешься. Временами он устанавливал слежку за самогонным заводиком или конопляной фермой, но это дела полиции штата, а Хук не хотел играть в местного копа-героя и привлекать внимание. Поэтому он, в основном, просто приглядывал, вдруг что обломится и ему. В прошлом году он так заскучал, что принялся взрывать лаборатории, где варили мет. Чума просачивалась в Пети-Бато, затягивая и шерифа, а это, в свою очередь, затрудняло деятельность Хука, так что тот нашел лучшее решение: пусть эти варители выжгут себя сами. Проще некуда – подложить зажигательный снаряд в бензобак, а дальше уже фосфор справится. Хук отправил в отставку три деятельных болотных фабрики за полгода, а потом закруглился – пока среди помощников шерифа не нашелся глаз-алмаз, который заподозрит неладное. Ну и вышло, что делал Хук таки достаточно: поднимающая голову зависимость от метамфетамина схлынула вниз по реке обратно в Новый Орлеан аки прилив морской воды.

Когда Хук вспоминал эту кампанию, события ее казались столь невероятными, что иногда он задавался вопросом, не приснилось ли ему.

Славный сон.

Так что, по правде говоря, Хук был вполне доволен и готов достать из тайника за панелью ангара свой рабочий набор и дать волю солдатскому чутью. И если представится случай скормить Пшика аллигаторам – дак пусть, лишь бы след не привел к Хуку. Вселенная уж точно постебется, если он отмажется от одной мокрой статьи и подведет себя прямиком под следующую.

«Тише едешь».

«Ваши слова, полковник».

Первая ночь – строго удаленная разведка, однако обнаруженное и так убедило Хука, что он определенно на верном пути. Констебль со всем удобством устроился на плоской крыше своего ангара и нацелил монокуляр с ночным видением на причал Моро.

«Ну, погнали, Пшик, – подумал он. – Работка ждет».

И Пшик погнал.

Только его матушка отправилась на автобусную остановку, как Пшик зашуршал по причалу, загружая лодку. Обычными, вроде как, покупками. Мелкого ублюдка было видно как на ладони.

«Ишь бобер ретивый, – подумал Хук, – прям рад стараться».

Констебль на миллисекунду преисполнился завистью. Каково это – быть таким счастливым хоть пару минут в день?

«Не, – отмахнулся он, – да ну на хер. На счастье далеко не уедешь».

Однако Пшик и правда выглядел счастливым, даже пританцовывал под мелодию в голове. Хука это настолько взбесило, что он прикинул, не пристрелить ли пацана прямо здесь и сейчас, но руку остановил явившийся с того света призрак полковника Фараиджи:

«Терпение, сержант. Мы должны собрать разведданные, не уничтожить их».

Потому Хук оставил винтовку в чехле и продолжил наблюдать, пожевывая кубинскую сигару, которую ему не терпелось раскурить. Но пока было рано.

Внизу, на реке, Пшик отчалил и прямо с порога стартанул движок. Неплохая посудина, не мог не признать Хук и вдруг сообразил, что окажись Пшик в достаточной мере продажным, он мог бы стать идеальной заменой Уилларда Карнахана, как дитя болот до мозга костей. От этой мысли Хук быстро отказался. Хватит с него болотных жителей. Они непредсказуемы, склонны идти на поводу у своих желаний, неблагонадежны. Хуку хватало честности признать, что он и сам, безусловно, еще как неблагонадежен, однако подчиненных предпочитал исключительно верных.

«Ирония та еще, но сойдет, пока вариант получше не наклюнется».

Хук откусил кончик сигары и принялся его посасывать, как жевательный табак. Констебль чувствовал себя как-то тепленько, и это казалось ему неправильным.

«Видать, если солдат ведет наблюдение ночью, свежесть пустыни как раз охлаждает».

Вот только тут не Ирак, и Хук уже никакой не солдат.

Пшик, тем временем, поплыл, против всех ожиданий, вовсе не к другому берегу; вместо этого мальчишка прижался к кромке камышей и направился вниз по течению.

«Вниз, – подумал Хук. – В сторону Хани-Айленда. Где граната почему-то полетела по обратной траектории. Где кто-то увидел, как я потрошу Карнахана».

Интересное развитие событий. Совпадение или Хук с первой попытки ткнул в золотую жилу?

«Пшик – моя остановочка?»

Было бы хорошо наконец заткнуть эту течь.

Причем, возможно, даже с весьма отрадным результатом. По опыту Хука, скорбящие родители теряли всякую осмотрительность. Мать, убитая горем, способна ради крепких утешающих объятий почти на что угодно.

«Черт, я смогу даже повесить убийство Пшика на какого-нибудь лоха, и сам буду типа рыцарь в белом плаще».

Ридженсу хватало ума понять, что прикончить пацана и начать отношения с его матерью – это бессердечнее некуда, но плевать ему хотелось. По сути дела, он даже гордился, что в бездушии ему еще было куда расти.

«Видать, прав был полковник, и я один из этих социопатов, – подумал Хук. – Типа как Спок».

Однажды констебль даже прошел тест в журнале, мол, насколько он социопат, и был весьма доволен набрать почти максимум – бок о бок с ребятками из крупного бизнеса.

Почти – потерял несколько очков на том, что в отличие от большинства социопатов он выстроил предельно четкий жизненный план и учился на опыте.

«Я социопат, который думает наперед, – самодовольно размышлял Хук. – Король среди психов».

Когда пирога Пшика скрылась за поворотом реки, Хук прикурил сигару и с наслаждением затянулся, думая о том, как приятно отсюда сверху наблюдать за миром, представлять, как воплощается четкий жизненный план.

Пшик. Айвори. Канал поставок.

Хук вдруг сообразил, что самые ценные звенья инфраструктуры Конти – это его ручные блюстители порядка.

«Епт, да нам никого кроме самих себя и не надо. От всех этих гангстеров больше бед, чем пользы».

Что нужно сделать – так это зачистить штаб Айвори, а потом связаться с прикормленными полицейскими.

«Они уже подсели на кровавые денежки. Вряд ли заманить их в фан-клуб Ридженса будет сложно».

На третьей сигаре – и с некоторым першением в горле – Хук вновь поймал в монокуляр Пшика. Полтора часа спустя мальчишка пересек реку, направляясь в сторону Ваксмена.

«Обожаю все это барахло с ночным видением, – подумал констебль. – Не спрячешься».

Хук мог сосчитать пальцы на левой руке Пшика, сжимающей рукоять, даже с расстояния в, наверное, тысячу ярдов.

«Четыре. Все чин чином».

Пирога уже не проседала так сильно; судя по всему, груз, каким бы ни был, оказался доставлен. На носу посудины маячил новый предмет – запечатанный железный бочонок, который мальчишка, очевидно, забрал в предыдущей точке.

«Что там? Радиоактивные отходы?»

Наверняка ничего необычного. Наживка или соль. Вероятно, Пшик просто проверял ловушки и забрасывал покупки какому-нибудь болотному холостяку. Вероятно.

А «вероятно» – это еще не «верняк», так что лучше вести наблюдение.

Может ли Пшик проворачивать какое-нибудь дельце? Ваксмен промышляет контрабандой, если так вообще нынче говорят? На все вопросы нужно было найти ответ.

«Это моя вода, – подумал Хук. – Я – Ридженс, король реки Перл, и никто тут не смеет провозить барахло без моей отмашки».

Сама мысль об этом заставила констебля усмехнуться. Теперь у него появились вариантики. Взять лодку Карнахана и прокатиться к дому Ваксмена, маленько перетереть с обоими.

Или.

Или продолжить наблюдение, подкопить разведданных. В конце концов, куда легче следить за объектом, когда более-менее представляешь, куда объект направляется.

Вторую засаду Хук устроил ниже по течению. На этот раз он решил залечь в кусты, а до того целый день доплетал свой старенький снайперский камуфляж.

«Епт, – подумал он весь в ностальгии, – это ж сколько воды утекло?»

По правде говоря, такое прикрытие не то что было нужно, однако Хуку нравилось ощущение сети в руках и, если уж начистоту, камуфляж давал ему ощущение власти, и это приятно щекотало нервы. Ему доставляло удовольствие нести погибель издали – представлял, что последней мыслью мишени становилось «Что за нах?!».

И если все бредни, которыми фонтанировал папаша, были правдой, то душа жертвы воспаряла в небеса, продолжая высматривать, кто же ее, черт возьми, пристрелил, а Хук оставался в зарослях невидимкой. Иногда, если зона боевых действий оказывалась зачищена, Хук тыкал в небо средним пальцем – чисто подлить оскорбительного маслица в огонь смертоубийства.

На самом деле Хук не был разведчиком-снайпером ни по профессии, ни по чину, но взялся за это дельце как фрилансер в стране пребывания, в основном для Фараиджи. С пятисот футов он был не так уж плох, но потом зрение уже малость подводило. Легкая пресбиопия, как сказал глазник. Судя по всему, сложно было сфокусироваться.