Текст книги "Перезагрузка"

Судоремонт. Туркменистан

В аэропорту было очень холодно. На дворе уже вовсю стоял июль, но погода не баловала ленинградцев. Машину пропустили прямо на взлетное поле – видно, Павлов подсуетился. Наверняка воспользовался связями «куратора»: он вообще любил все делать за счет других. Шла посадка на ТУ-154М. Автобус подвез к трапу последних пассажиров. До взлета оставалось двадцать минут. В основном среди пассажиров были туркмены и узбеки. Кан вырос в Узбекистане и поэтому легко различал эти этнически похожие нации. Туркмены больше родственны иранцам, а узбеки – арабам. Кан с Павловым не спешили: их места были в первом салоне у входа. Тут к трапу подъехал черный «мерседес» с тонированными стеклами. Из машины вышла молодая элегантная пара: мужчина – высокий азиат в темно-синем костюме от Кардена и бежевой рубашке с галстуком в тон, и девушка – настоящая славянская красавица. На ней было легкое мини-платье алого цвета, подчеркивающее ее стройную фигуру. В руках она несла торт «Невский». Павлов, который не мог оторвать глаз от ее длинных ног, вплотную подошел к Кану.

– Иваныч, я где-то видел этого парня с его красоткой. Ты же знаешь: у меня хорошая память на лица. Да и машина у него приметная.

– Даже если и видел, что тут такого? А насчет машины – так сейчас половина Питера ездит на «мерседесах» и БМВ.

– Нет, это не простая парочка, точно тебе говорю.

– Василич, ты давай, поднимайся по трапу. Смотри – весь народ уже в самолете. А молодых людей оставь в покое, пожалуйста.

Посадка закончилась, и стюардессы пересчитывали пассажиров. Молодая пара тоже оказалась в первом салоне. И тут, специально чтобы поприветствовать красавицу в алом платье и ее спутника, в салон вышел командир корабля. Рейс был туркменского авиаотряда. Павлов чуть не свернул шею, пытаясь все рассмотреть.

– Иваныч, как ты думаешь, зачем ей этот торт?

– Я думаю – чтобы съесть, – усмехнулся Кан. – Если ты предполагаешь, что там бомба, так не беспокойся: бомбы в самолете так не возят.

– Да нет, я не о том. Я понимаю, что это торт, я просто очень люблю «Невский» торт.

– Я знаю, что ты очень любишь красивых девушек. Слушай, дай мне собраться с мыслями. Через несколько часов у нас встреча с самим министром Абдурахмановым.

– Расслабься, Иваныч! Не будет сегодня никаких переговоров. Прямо из аэропорта они повезут нас на дачу, а там шашлыки, водка, девочки…

– Так вот почему в последней командировке ты задержался у них на целых два дня?

– Нет, я согласовывал ремонтную ведомость «Огурчинского».

– Хорошо ты согласовывал, если два дня не выходил на связь.

– Иваныч, на эту тему уже был разговор. Фофанов у тебя неделями не выходит на работу, и ты это пропускаешь.

– Василич, у Фофанова – неизлечимая болезнь. Но что поделаешь – другого такого экономиста нам не найти. Ты вот прикинь, сколько он сэкономил нам денег и сколько спланировал!

– А сколько ты потратил и продолжаешь тратить на его лечение от пьянства? – парировал Павлов.

Кан ничего не ответил на это, только вздохнул и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза.

Март 1989 г. Фофанов

Кан смотрел с третьего этажа на улицу в окно своего офиса. Собственно, это был не офис, а всего одна комната в пятнадцать квадратных метров. По соседству размещались кабинеты Ассоциации «Промстройтрест». Ключи от офиса привез черный полковник[2]2
  Так называли в ВМФ СССР береговых штабных полковников.


[Закрыть] Чороков. Одному Богу известно, какая была связь между начальником отдела кадров Морской военной базы капитаном первого ранга Чороковым и этой комнатой, на дверях которой висела табличка: «Кооператив «Судоремтрест»».

– Слушай, Кан! У тебя тут отпуск целых три месяца, помоги ребятам. Может, сможешь вытянуть кооператив.

– Ты что? Впервые слышу о кооперативах по судоремонту.

– Иваныч, у них неплохо получалось, но там хозяин заработал на ремонтах судов круглую сумму «зелененьких» и свалил в Израиль. Ребята остались без шефа. Основная рабочая сила перешла в другие кооперативы, а двенадцать молодцов задержались. Но это – лучшие из лучших, и притом все – с высшим образованием. Среди них есть сварщики, которые варили атомные реакторы на Балтийском заводе и потолочные швы по нержавейке.

– Нет, ты можешь представить такое? Я – морской офицер, и буду возглавлять какой-то кооператив по судоремонту?

– Кан, ну помоги им хоть один месяц, – Чороков упорно гнул свое. – Вот тебе ключи от комнаты. В столе – печать кооператива и журнал с номером расчетного счета в Лиговском банке. Но на счету только сто пятьдесят рублей.

– Ты, Чороков, шутишь, наверное: начинать ремонт кораблей со ста пятьюдесятью рублями?! Да за эти деньги велосипед не отремонтировать!

– Зато ты имеешь двенадцать Кулибиных, лучших слесарей-судоремонтников Питера. Кстати, через полчаса они все будут здесь.

Чороков положил ключи на стол и направился к выходу.

– Станислав, я тебя очень прошу, выручи меня, – Чороков боком вышел в коридор. Паркет в проходе заскрипел под 130-килограммовым капразом.

На улице было серо и грязно. Весна брала свое: снег сошел, но песок и соль лежали кучками на тротуарах. Дворники не успели убрать их в хорошую погоду. «Запорожец» Чорокова с кряхтеньем отъехал от мостовой, обдав прохожих черной копотью. Кан в раздумье смотрел в окно на кооперативный ларек, из которого шла бойкая торговля: там продавали раннюю черешню. Вот времена настали! Раньше до лета никакой черешни в помине не было. Теперь кавказцы-кооператоры привозят даже посреди зимы зелень, бананы, ягоды. В ларьке работал только один продавец. «Пойду-ка куплю черешни дочке: она как раз вчера просила», – подумал Кан. За прилавком у весов стоял рыжеволосый невысокий плотный мужчина лет сорока, явно некавказской национальности с характерным синеватым носом. Одет он был в потрепанное кожаное пальто, когда-то, наверное, стоившее хороших денег. Ловко зачерпывая ягоды, он рассовывал их по мешкам и с невероятной скоростью взвешивал, непрерывно разговаривая с покупателями и улыбаясь широкой улыбкой, обнажавшей полный рот железных зубов.

– Два килограмма двести грамм! С вас, гражданочка, три рубля восемьдесят пять копеек. А у вас, моя сладенькая, килограмм пятьсот пятьдесят грамм. Итого будет два рубля семьдесят одна копейка.

И так без остановки, при этом все расчеты он делал в уме. Народ шел, как по конвейеру. Кан подошел к продавцу.

– Что, обсчитываешь, не глядя? – спросил он.

– Гражданин, не мешайте! Мы ему верим, – напирали старушки, стоявшие в начале очереди.

– А ты что же, сомневаешься в моей арифметике? – улыбнулся «железный зуб».

– Даже очень…

– Вот, возьми! – протянул продавец калькулятор. – Будем считать вместе.

Кан взял счетную машинку.

– Так, три килограмма двадцать шесть грамм. Итого: пять рублей двадцать девять копеек и еще пятьдесят пять десятитысячных.

Ответ сошелся с точностью до тысячных!

– Давай лучше так: ты называй действия с любыми числами, а я тебе буду давать ответ.

Кан стал давать ему примеры и тут же считал на машинке.

– Сорок пять тысяч умножить на триста пятьдесят восемь.

– Шестнадцать миллионов сто десять тысяч, – Кан еще не усел сделать расчет на калькуляторе, а продавец давал ответ, не прекращая при этом торговли.

– Гражданин, а с вас рубль восемьдесят пять!

– С такими способностями – и у весов?! – воскликнул Кан.

– Бывает и так, – спокойно отвечал продавец. – А что, ты можешь предложить что-то другое?

– Как закончишь, поднимись на третий этаж вот этого дома. Видишь окна? – Кан показал рукой.

– Заметано!

– Только прихвати с собой пару килограммов ягод – дочка просила.

– Буду. Жди, – пообещал рыжий.

Двенадцать слесарей толпились в пятнадцатиметровой комнате. Старший, высокий блондин, подошел первым и протянул Стасу руку. На нем было серое драповое пальто и бобровая шапка-ушанка. Видно, когда-то были неплохие заработки у судоремонтника.

– Павлов! – сказал он и крепко пожал руку.

– Кан, Станислав Иванович, – ответил Стас.

– Чороков вчера нам сказал, что вы будете в шестнадцать часов в офисе.

– Странно, но мне он об этом сообщил только час назад.

– Похоже на него. Он хороший психолог.

«По речи не похоже, чтобы этот парень был из рабочей среды. Хотя кто теперь разберет: вон, в метро полно работяг с книжками в руках», – размышлял Кан, рассматривая Павлова.

Тот тем временем представлял ему остальных.

– Вот ключи от сейфа, – Павлов положил связку ключей перед Каном.

– А где здесь сейф? – недоуменно спросил тот.

– А вот тут, в столе, – Павлов открыл крышку бюро и достал металлический ящик. – Здесь тысяча восемьдесят рублей. Это последние наши сбережения. Хотим на них купить шланги для газорезки.

– Ну что ж, плюс еще сто пятьдесят рублей – это уже что-то. Чороков попросил меня поработать в течение месяца, но я честно скажу вам, что с кооперативом сталкиваюсь впервые и даже не знаю, с чего начать.

Ребята тут же заговорили все одновременно, оживленно жестикулируя.

– Давайте-ка по очереди, – предложил Павлов. – Шпырев, ты первый!

Все посмотрели в сторону двери. Там стоял, подпирая косяк, высокий черноволосый мужчина лет тридцати пяти с огромными ручищами, которые, казалось, он не знал куда девать.

– Надо начинать с заказа, – начал он тихо и медленно. – Главное – найти заказ.

Все засмеялись.

– Это и без тебя ясно!

– Мне понравилось, что Станислав Иванович честно сказал, что не знает, с чего начинать, – продолжил Шпырев.

– Вы, главное, Станислав Иванович, начинайте, а мы поможем, – отозвался Павлов.

– Тогда такое предложение, – сказал Кан. – Вот журнал. Каждый запишет в нем свой адрес и телефон. Сегодня пятница. В понедельник, если не позвоню, то собираемся в 16:00. Если будет надо, то позвоню раньше. Дайте мне время до понедельника.

Павлов начал заполнять журнал с адресами. Через час все разошлись. Кан подошел к окну. Ларек с черешней уже был закрыт. Дворники убирали пустые ящики и разбросанные газеты. В этот момент кто-то постучал в дверь: громкий звук глухим эхом отскочил от стен пустой комнаты и задребезжал в стеклах окон. Держа в руках большой пакет с черешней, в комнату вошел давешний рыжий продавец.

– Вот, три килограмма тебе принес, – сказал он и положил ношу на стол.

– Сколько с меня? – Кан направился к висящей на вешалке куртке, чтобы взять из нее бумажник.

– Нисколько. Считай, это мой подарок твой дочке.

– Ну, спасибо. Присаживайся! Кан, Станислав Иванович, – он протянул руку для пожатия.

– Алексей Фофанов, – представился рыжий, крепко пожав ее.

– И откуда, Алексей, у вас такие способности?

– А я кандидат технических наук. Заведовал лабораторией в Институте тяжелого топлива.

– Это тот, что в Купчино? – поинтересовался Кан.

– Точно. Уволили за это… – он приставил два пальца к шее.

– Я так и понял: алкоголь. Есть предложение взять вас на должность заместителя председателя кооператива по экономике.

– А чем занимается твой кооператив?

– Судоремонтом.

– О! Это серьезно, тут крутятся большие бабки. Но я отказываюсь.

– Почему? Слабо?

– Меня обычно хватает где-то на месяц, а потом срываюсь на две недели. Правда, с последнего раза прошло уже два месяца, а желания пить пока нет. Но в любом случае – у меня нет бабок, чтобы войти в кооператив. Вообще ничего нет: только в гараже стоит разбитый «запорожец».

– Тогда точно сработаемся. У меня – тысяча сто рублей в кассе да двенадцать слесарей.

– Ты что, с Луны свалился? С этим судоремонт не осилить. Я немного разбираюсь в этом.

– А я хорошо разбираюсь в этом, ведь это моя специальность. Военная специальность.

– Ну, тогда я тоже «за». Может, из двух чокнутых что-то и выйдет. Да и что мне терять? Ларек, в котором стою в качестве продавца-пугала, да разбитый «запорожец», не подлежащий ремонту, – Фофанов протянул руку: – Ну что же, начнем работу, Кан!

Алексей не знал тогда, что за спиной у Кана – огромный опыт в эксплуатации и ремонте кораблей. Не знал он также и того, что перед ним стоял не просто военный, а морской штабист.

* * *

Туркмения встретила их знойной жарой. Дул горячий ветер-«афганец». Температура в тени доходила до сорока пяти градусов, как сообщила стюардесса. У трапа стояла белая «Волга» с министерскими номерами. Встречал их сам министр морского флота Шавкет Мухамедович Абдурахманов вместе со своим пресс-секретарем. Павлов представил Кана:

– Генеральный директор компании «Ленпан», Кан, Станислав Иванович.

– Министр Абдурахманов, Шавкет Мухамедович, а это мой пресс-секретарь Латыпов.

Абдурахманов пригласил их сесть в машину, где было на удивление прохладно.

– Вот ведь – наши тоже умеют делать комфортабельные машины, – заметил Кан.

– Станислав Иванович, – ответил пресс-секретарь министра, – это только для правительства. Кондиционер здесь стоит от «тойоты».

Машины двинулись в сторону Красноводска, к загородной резиденции министерства.

– Как прошел перелет? – поинтересовался министр.

– Спасибо. Я привык к длительным перелетам.

– Павлов говорил мне, что вы бывший адмирал флота.

– Он, как всегда, преувеличивает. Всего лишь бывший вице-адмирал, и то – понизили в звании и уволили в запас.

– А что, вице-адмиралов и адмиралов не увольняют в запас?

– Обычно они остаются на посту до конца жизни. А вот капитанов первого ранга, то есть полковников, можно свободно увольнять.

– А у нас хоть министр, хоть председатель совета министров – всех под одну гребенку. Не сожалеете об отставке, Станислав Иванович?

– Нет. Это был мой выбор. Я выбрал понижение и увольнение.

– А вы из каких корейцев будете?

– Из ваших, Шавкет Мухамедович.

– Не уверен, что понял вас, Станислав Иванович.

– Я вырос в Узбекистане, в местечке Каган под Бухарой.

– Так я хорошо знаю Каган! Я сам из Чарджоу. А это всего восемьдесят километров оттуда. Значит, мы с вами земляки!

– Выходит, что так.

– Теперь я не сомневаюсь, что мы сработаемся. Знаете, все время думал: «Как мы найдем общий язык?». Ведь Павлов – бывший партийный работник, а о вас мне сказали, что вы морской штабист.

– Работа объединяет людей, Шавкет Мухамедович, независимо от национальности и убеждений.

Машины проехали Красноводск и направились в сторону моря. Каспийское море – самое древнее и самое большое озеро в мире. Его огромной ценностью являются недра с черным золотом – нефтью. Азербайджанцы и иранцы уже больше ста лет занимаются добычей нефти на Каспии. Уникальность этого огромного озера не только в нефти, но и в черной икре. В былые времена арабские шейхи выменивали чистокровных скакунов на черную икру и золотую рыбу – осетра. Именно в просторах Каспия обитает осетр, который мечет икру у Астрахани, где русская Волга впадает в Каспийское море. А нагуливает жирок эта уникальная рыба у берегов Ирана и Туркмении. Только в Туркмении можно отведать настоящий шашлык из осетра.

Резиденция министерства располагалась на берегу моря недалеко от нефтеперерабатывающего завода. Машины подъехали к воротам, и охраняющие их милиционеры подняли шлагбаум. Под колесами зашуршала щебенка.

– Когда асфальт нагревается, от него идет сильный запах нефтепродукта, поэтому дорожки в зоне отдыха мы посыпаем галькой и щебенкой, – заметил Абдурахманов.

Подъехав к большому павильону, все вышли из машин. Этот павильон посреди оазиса на берегу моря, с огнедышащими красными драконами у входа, будто вышел из древней японской сказки: от его красоты захватывало дух. Скорее он напоминал не павильон, а древнюю пагоду. Глядя на него, Кан вспомнил услышанную когда-то историю, связанную с Красноводском.

…Шел 1947 год. Закончилась война с Японией. Американские пилоты уже сбросили атомную чуму на Хиросиму и Нагасаки. Теперь они писали мемуары о том, как первыми в истории человечества увидели смертоносный гриб, который только в момент взрыва унес жизни около двухсот тысяч мирных жителей Японии. Тысячи и тысячи отравленных радиацией людей продолжали умирать годы спустя после бомбардировки, передавая мутировавшие гены из поколения в поколение.

В тот год в Красноводске появились японские военнопленные. Непростая судьба забросила их в далекий жаркий Туркменистан. После окончания войны о них все забыли: никто и не думал о том, как вернуть их на родину. Оборванные и грязные, они скитались по Красноводску в поисках куска хлеба. Каждый день они погибали от голода и незаживающих ран, оставленных штыками советских воинов. Однажды один из плененных офицеров японской армии, полковник Якимото, обратился к полковнику НКВД:

– Товарищ полковник, наши военнопленные могут построить в Красноводске жилые дома и дворец культуры.

– На каких условиях, Якимото? – заинтересовался тот.

– Проект мы разработаем сами, нам будет необходим только строительный материал местного кирпичного завода. Мы скажем, в какой пропорции нужен песок и цемент для кирпича, и какая необходима температура для обжига.

– То есть считаете, что ваш кирпич будет прочнее?

– Гораздо. Ручаюсь, что построенные из него дома простоят на триста лет дольше, чем ваши.

– Ну что ж, это все решаемо, но вот только платить вам я не смогу.

– Нам не нужны деньги. Нас устроит хорошее питание, добротная одежда, нормальные условия проживания. А самое главное – отправка на родину по окончании строительства.

– Полковник Якимото, ваше предложение интересно. Я доложу о нем своему начальству.

Через месяц японские военнопленные, переодетые в советское обмундирование тридцатых годов, начали строительство здания будущего Дворца культуры нефтяников в жаркой песчаной долине на берегу Каспийского моря. Для фундамента они вырыли траншеи глубиной пятьдесят сантиметров и утрамбовали их морским песком. За строительством наблюдал главный архитектор города Красноводска:

– Якимото, вы что, собираетесь строить курятник? – поинтересовался он язвительно.

– Почему вы так решили? Это будет очень большое здание.

– Грунт песчаный, а вы только роете траншеи и заполняете их морским песком. Тут под фундамент нужна бетонная подушка. Ведь вы собираетесь возводить два этажа.

– Песок лучше любого бетона. Наши деды строили на песке и дома, и дворцы, которые стоят уже сотни лет, – возразил полковник.

– В институте нас учили по-другому, – не унимался архитектор.

Время разрешило их спор. Ашхабадское землетрясение 1948 года волной докатилось до Красноводска. В результате почти все кирпичные строения в городе были разрушены или частично повреждены, фундаменты домов получили трещины. Лишь здания, построенные японскими военнопленными, выдержали натиск стихии.

За девять месяцев японцы воссоздали в песках Туркмении кусочек своей Страны восходящего солнца. Среди приземистых саманных[3]3
  Сама́н ([тюркск.] – [солома]) – строительный материал из глинистого грунта с добавлением соломы (отсюда и название) или других добавок, высушенного на открытом воздухе.


[Закрыть] домов особенно выделялось здание Дворца культуры нефтяников – действительно похожее на японский дворец, – поражавшее богатством архитектурных форм и искусной отделкой интерьеров. А также в городе появились добротные жилые дома для рабочих, в которых тоже чувствовались отголоски японского стиля.

Полковник НКВД сдержал свое слово: по окончании строительства японских военнопленных отправили на родину, да только уехали совсем не многие: многие сотни остались лежать на кладбище за городом.

В конце восьмидесятых без единого ремонта здание Дворца культуры по-прежнему выглядело значительно лучше, чем остальные сооружения в городе. Тем не менее ему уже требовался капитальный ремонт, однако у Туркмении не было на это ни средств, ни специалистов. Тогда японская Ассоциация по захоронениям японских солдат в Европе и Азии обратилась к руководству города Красноводска с предложением произвести ремонт домов и дворца за свой счет, но с условием разрешения на перезахоронение останков японских военнопленных, чтобы спустя десятилетия они наконец-то смогли вернуться на родину.

Кан видел могилы русских солдат во Франции и Австрии, оставшиеся еще с наполеоновских войн. Он видел могилы советских солдат времен второй мировой войны в Бельгии, Испании, Германии, Польше, Чехословакии. Эти могилы были ухожены, на многих были памятники с выгравированными именами и иногда даже фотографиями погибших. А в Трептов-парке в Берлине, где захоронены около 7 тысяч советских солдат и офицеров, погибших в последние дни войны, есть даже огромный мемориал памяти советских воинов.

Но вот только в России вы нигде не увидите памятников на могилах итальянских, немецких, японских солдат. Все они лежат в общих захоронениях, как правило, вообще без каких-либо опознавательных знаков.

Власти Красноводска подняли все послевоенные архивы, но так и не смогли определить точное место захоронений японских военнопленных. Тогда ассоциация в память о своих погибших соотечественниках отремонтировала здание Дворца культуры за свои средства, а на его стене появилась мемориальная доска с надписью: «Вечная память всем солдатам, лежащим на чужбине».