Текст книги "Перезагрузка"

Ночной гость

На ужине у Абдурахманова гостей угощали пловом с фруктами и настоящим осетровым шашлыком, какой можно отведать только в Туркменистане, у Каспийского моря. Готовится он так:

Осетра вынимают из сетей рано утром. Дархомщик[4]4
  Работник кухни в Средней Азии.


[Закрыть] обливает улов холодной пресной водой, острым топориком разрубает тушу на несколько кусков и тщательно промывает их, удаляя внутренности и сгустки крови. Затем он обсыпает куски рыбы солью, красным и черным перцем и сухой кинзой и ставит все в прохладное место. Шинкует десять больших луковиц соломкой, растирает с солью и поливает тремя столовыми ложками уксуса. Эту массу он затем тщательно перемешивает до выделения сока. Потом промывает лук в холодной воде, отжимает и добавляет чайную ложку уксуса. После двадцати минут маринования рыбы в специях он разрезает ее на шампурные куски и нанизывает эти куски на шампуры. К этому времени мангал с горячими углями уже должен быть готов. На этих углях дархомщик готовит шашлык, внимательно следя за тем, чтобы от капающего рыбьего жира не вспыхнул огонь. Запеченный шашлык укладывают в большую емкость, засыпают маринованным луком и перемешивают.

Ужинали, удобно расположившись на мягких подушках вокруг дастархана[5]5
  Низкий (ок. 30 см высотой) накрытый скатертью обеденный стол, вокруг которого на коврах располагаются гости.


[Закрыть]. Прием был достоин падишаха: он сопровождался музыкой и танцами в исполнении местных красавиц. Кульминацией вечера стала танцовщица Гульбахор, мастерски исполнившая танец живота. На десерт им подали чарджоуские дыни. Таких дынь Кан не встречал ни в каких заморских странах. Их семена ранней весной сажают в песок и начинают поливать, пока из земли не появится росток. Поливают вечером, чтобы дольше держалась живительная влага. Когда росток дает устойчивые побеги, полив прекращают. Под жарким солнцем начинают вызревать плоды. Они принимают вытянутую продолговатую форму и покрываются желто-серой кожурой. Вес одной спелой дыни может доходить до шести килограммов, и едва ее срезают, она сама начинает лопаться, истекая сладким медовым соком. Каждый кусок ее тает во рту, оставляя аромат меда и солнца, и рука сразу же тянется за следующим куском, а пальцы слипаются от золотистого сиропа. Чарджоуская дыня с горячим зеленым чаем словно погружает вас в объятия прекрасной Шахерезады, окутывая волшебством «Тысячи и одной ночи».

Глаза слипались, голова тяжелела. Видимо, перелет и непривычная жара брали свое. Кан извинился перед хозяевами и пошел в свои апартаменты, обставленные с большим вкусом. Полы в них покрывали огромные туркменские ковры ручной работы, а стены украшали старинные панно, иллюстрирующие победные битвы Алпамыша – национального героя Азии времен Алишера Навои, когда еще не было Туркмении. Эти земли тогда были населены людьми из Ирана и Согдианы. Подвиги Алпамыша остались на старинных гравюрах и в народных песнях этих племен.

Тихо работал кондиционер: в комнатах было прохладно. На столе чьей-то заботливой рукой были расставлены напитки и фрукты. Кан открыл сумку, чтобы достать несессер. В дверь тихо постучали. «Видимо, Павлов, – предположил Кан. – Обычно он так стучится». За дверью стоял «жених» из самолета. Только на нем уже был светло-серый костюм и белые туфли. Незнакомец улыбнулся.

– Прошу прощения за вторжение, Станислав Иванович.

– Да, но мы с вами не знакомы. И как вы вообще смогли сюда пройти?

– Разрешите, я сначала войду, а потом все объясню, – предложил незнакомец.

– Пожалуйста, – Кан пропустил непрошеного гостя и выглянул за дверь. Коридор был пуст.

Гость прошел в гостиную.

– Прошу, – Кан указал на кресло. – Пожалуйста, напитки, фрукты?

– Спасибо, после шести вечера ничего не ем.

– Ну, воду-то можно?

– Даже воду не пью. Не беспокойтесь, давайте лучше перейдем к делу.

– На Востоке принято сначала накормить, напоить гостя, а потом дождаться, когда он заговорит сам. А вы, как я вижу, с Востока? – поинтересовался Стас.

– Да, вы угадали. Я родился тут, в Красноводске. Моя фамилия – Бекетов. Вам она о чем-то говорит?

– Извините, но я никогда прежде о вас не слышал.

– Так я и предполагал. Вы приехали сюда для переговоров с Абдурахмановым. Так вот, результативность этих переговоров будет зависеть от нашей с вами встречи сейчас.

– Это что, шантаж?

– Нет, что вы! Я здесь, чтобы помочь вам.

– Мне? – Кан протянул руку к телефону.

– Не трудитесь, охрана не придет. А ваш Павлов слишком занят танцовщицей Гульбахор.

– Вы так уверены, что исход переговоров будет зависеть от вас?

– Да не только уверен, а именно так и есть. Вы заметили, что я прилетел с вами одним рейсом?

– Да, я видел и вас, и вашу обворожительную спутницу, девушку в алом платье.

– Это моя невеста.

– Поздравляю.

– Спасибо. Как вы поняли, я тоже из Питера. В городе и области мы, малышевцы, контролируем ГСМ[6]6
  Горюче-смазочные материалы (топливо, масло).


[Закрыть] процентов на пятнадцать. Киришский НПЗ[7]7
  НПЗ – Нефтеперерабатывающий завод.


[Закрыть] почти весь под нами. А здесь, в Красноводске, есть уникальный нефтеперерабатывающий завод.

– Да, вы правы. Он единственный в Союзе выпускает флотский и топочный мазут 5 и 12.

– Станислав Иванович, уже поздно, поэтому я буду краток. Позже у нас с вами будет возможность пообщаться больше.

Кан чувствовал, что ночной гость все время старается вести странную беседу в своем русле. И он решил следовать его направлению.

– В беседе с министром, – продолжал гость, – вы убедитесь, что я тут играю не последнюю роль.

– А как вы это докажете, господин Бекетов?

Их разговор прервал стук в дверь. Бекетов взглянул на свои часы «Rolex» и процедил сквозь зубы:

– Похоже, это ваш Николай Васильевич Павлов пожаловали. Видимо, не смог уговорить Гульбахор.

Действительно, на пороге стоял Павлов со всклокоченными волосами и развязанным галстуком. Чуть заметно покачиваясь, он прошел в гостиную. Увидев Бекетова, ничуть не удивился и только, грузно садясь в кресло напротив него, произнес:

– А вот и наш сосед по авиарейсу, – и протянул руку Бекетову. – Павлов Николай Васильевич.

Бекетов в ответ руки не подал, а только взглянул на него с плохо скрываемым презрением.

– Мы ведь с вами уже знакомы.

– Да? Видимо, я забыл.

Кан с удивлением посмотрел на своего заместителя, но тот уже заснул. Бекетов поднялся с кресла.

– Завтра в разговоре с вами министр сам предложит маршрут транспортировки сырья: Азов – Черное море, с финансированием через питерскую фирму. Он даст вам номер телефона. Это будет мой номер. Вот этот, – Бекетов протянул визитную карточку и направился к двери. Уже в коридоре он повернулся и продолжил: – По ремонту и аренде кораблей Абдурахманов имеет предложения от нескольких фирм Союза, но я постараюсь, чтобы именно вы выиграли тендер.

– Собственно, почему вы помогаете нам?

– Я помогаю лично вам, Станислав Иванович… Мы еще встретимся с вами до вашего отъезда. А теперь извините, мне пора. Спокойной ночи.

С этими словами Бекетов скрылся в полумраке коридора. Кан вернулся в комнату. Там в кресле спал или делал вид, что спит, Павлов.

– Василич! Давай, иди к себе! – начал расталкивать его Кан. – Нам работать с самого утра!

* * *

Завтрак был накрыт на первом этаже. Стол с мясными блюдами, местный сыр с молоком и непременные свежие лепешки, запах которых сразу вызвал в памяти Кана множество воспоминаний. В Средней Азии такие лепешки называются «патыр». Хозяйка замешивает крутое тесто из белой муки, теплого молока и соли. На столе, щедро посыпанном мукой, она раскатывает это тесто в огромный круг – такой тонкий, что сквозь него просвечивает стол. Она намазывает этот круг растопленным овечьим жиром и принимается раскатывать следующий, который накладывает на первый и тоже промазывает жиром. В результате получается лепешка в восемь-десять слоев. К этому времени тандыр[8]8
  Танды́р – [печь]-жаровня, [мангал] особого вида для приготовления [пищи] у народов Азии.


[Закрыть] уже раскален: саксаул в нем весь прогорел, и остались только угли.

Саксаул – дерево Аллаха. Повсюду в пустыне вы можете встретить эти кустарники с плоскими переплетенными стволами. Корни саксаула в отчаянных поисках воды уходят на десятки метров вглубь песка. Самое удивительное, что этот кустарник тонет в воде: такую он имеет плотность!

Хозяйка обливает стенки тандыра водой, пар с шумом выходит наружу с верхним жаром. Тандыр после водяной обработки готов к принятию теста. Лепешку укладывают на матерчатый круг и набивают на ней десятками игл нехитрый национальный узор. Это делается не только для красоты лепешки. Во время запекания из дырочек выходит влага, и тесто поднимается от жара. Лепешки располагают на горячих стенках тандыра, и уже через несколько минут хозяйка достает из печки свежий ароматный патыр.

По старой традиции, если в семье рождался сын, его отец кинжалом прибивал к ковру на стене патыр. В день свадьбы сына этот патыр снимали со стены, сдували с него пыль и опускали в горячее молоко. Удивительная лепешка вновь приобретала мягкость и аромат, будто свежеиспеченная! После завтрака все были приглашены к министру в кабинет. Абдурахманов, посверкивая очками в золотой оправе, вышел из-за стола и направился приветствовать вошедших. Его чуть раскачивающаяся походка выдавала в нем бывшего профессионального борца. На нем был белый китель, на погонах одна широкая полоса и два средних просвета. На груди знак капитана дальнего плавания.

– Я слышал, что вы долгое время провели в Чили, – обратился он к Кану, после того как все расселись.

– Точнее – в Перу и Аргентине. Это последнее место моей службы, Шавкет Мухамедович.

– Вам можно только позавидовать! А я вот только Каспий и Черное море исходил, да еще недолго служил на Кубе. Ну что же, давайте попробуем чай!

– Спасибо, можно и чай, – сказал Кан. – На Востоке с чая начинается любая беседа.

– Вы хорошо знаете наши обычаи! – министр разливал чай в пиалы с национальным орнаментом.

– Я окончил среднюю школу в Узбекистане, и преподавание там шло на узбекском языке.

– Что вы говорите? И после этого вы поступили в Ленинградское морское училище?

– Да, я выпускник Ленинградского высшего военно-морского училища. А после него еще учился в «корабелке»[9]9
  «Корабелка» – неофициальное название Ленинградского кораблестроительного института.


[Закрыть].

Кан окинул взглядом кабинет, все в котором напоминало о брежневских временах. Мебель из красного дерева была сделана со вкусом и добротно. В центре кабинета стоял длинный стол для заседаний, а пол, как это принято в Туркмении, покрывали красные ковры ручной работы. Вдоль стен стояли книжные шкафы: на их полках располагались тома сводов Морского судовождения и макеты судов.

– Ну что ж, перейдем к делу, – прервал паузу министр. – Сначала давайте послушаем Эркина Юсуповича Халилова, моего заместителя: он представит предварительный контракт.

Заместитель министра Халилов походил скорее на учителя музыки в сельской школе, нежели на представителя административной власти. Высокий, худой и сутулый, он стоял, склонив свою лысеющую голову набок, сжимая тонкими длинными пальцами папку с докладом. Морская форма сидела на нем, как на подростке: брюки были не по росту коротки и явно давно не глажены. Из-под брюк выглядывали носки – почему-то желтого цвета, явно не по уставу. Когда Халилов начал свой доклад, оказалось, что он говорит на чистом русском языке без всякого акцента.

– Сначала – касательно ГСМ. «Туркменрыбпром» сможет отгружать вам до двухсот тысяч тонн в год летнего и зимнего дизтоплива. В месяц – не больше 8–10 тонн каждого вида, цена будет учитываться на условиях поставки до границы, в терминал Красноводска.

– Если я правильно понимаю, это после загрузки топливных цистерн или бункеровки танкера на терминале? – уточнил Кан.

– Да. Вы правильно поняли.

– Оплата за ГСМ согласно условиям контракта, – продолжил Эркин Юсупович. – В основном в валюте через Центральный банк Ашхабада.

«Ашхабадский Центральный банк, – размышлял Кан. – Это уже было когда-то. В 1990-х годах шла перевалка дизтоплива в Афганистан через южную точку СССР – Кушку. Афганцы безналичную часть переводили через этот банк, а вот наличные доллары они привозили на уазике в бумажных мешках из-под хлеба и всегда – в банкнотах по сто долларов…

– Технические вопросы оплаты с вами обговорит сам Шавкет Мухамедович.

С этими словами зам поклонился в сторону министра. Кана всегда удивляла безупречность поведения подчиненных в Средней Азии. Складывалось такое впечатление, что здесь, на Востоке, они проходят какую-то специальную школу, где их учат так преданно и внимательно смотреть на своего хозяина, что многим собакам до них далеко.

– Предлагаю стоимость дизтоплива в соответствии с ценами Лондонской биржи на момент загрузки и ниже на десять процентов, – вступил в разговор министр.

– Давайте в протоколе, то есть в контракте, изменим этот пункт так: «Стоимость определяется на момент загрузки и должна быть на десять процентов ниже цены, установленной Лондонской биржей», – скорректировал Павлов.

Халилов посмотрел на министра. Тот молча кивнул головой. Павлов нервно крутил на столе пепельницу в форме Нептуна с трезубцем. Кан перехватил взгляд своего заместителя.

– Ну что ж, перейдем ко второму вопросу, – предложил Абдурахманов своему заму.

Тот опять низко склонил голову, подтверждая свою готовность, и продолжил.

– Мы с Николаем Васильевичем Павловым очень тщательно проработали второй пункт контракта. В этом месяце два наших судна с полными бункерами топлива через Астрахань поднимутся в Ленинград и Балтику. До зимы они будут работать в аренде у вас, фирмы «Ленпан». Ежемесячную арендную плату за каждое судно определили в тридцать тысяч долларов США. Зимой, как только встанет лед, корабли пойдут на капитальный ремонт. Экипажи останутся на ремонте. Вот, таковы условия контракта, – закончил Халилов.

Абдурахманов вышел из-за стола и зашагал по ковру.

– Ваше мнение, Станислав Иванович? – обратился он к Кану, который до сих пор молчал.

Тихо зазвонил белый аппарат на боковом столе. Абдурахманов снял трубку. Несколько минут внимательно слушал, потом ответил:

– Хорошо, я попробую переговорить со Станиславом Ивановичем, надеюсь, он даст свой ответ сегодня. Я вам перезвоню, – он положил трубку. В кабинете стояла тишина. Министр нажал на кнопку селектора. – Наргиза, ни с кем меня не соединяй.

– Хорошо, Шавкет Мухамедович. А если «сам» позвонит?

– Я уже говорил с ним по ВЧ[10]10
  Закрытая система телефонной связи, использующая высокие частоты (ВЧ), была организована в 1930-е годы как оперативная связь органов ОГПУ. Впоследствии ей стали пользоваться также высшие гражданские и военные чины.


[Закрыть].

В кабинете работали кондиционеры, но их мощности не хватало, чтобы победить жару. Павлов уже выглядел неважно. Вероятно, у него подскочило давление.

– Василич, выпей-ка зеленого чая, – тихо сказал Кан.

– Иваныч, какой чай в такую жару? Ты хочешь, чтобы меня увезла «скорая»?

– Как раз наоборот, Николай Васильевич, в жару наш чай очень помогает, – вмешался Халилов. – Вот у Шавкета Мухамедовича высокое давление, так он только зеленым чаем и спасается.

Павлов с недоверием взглянул на министра. Тот утвердительно кивнул.

– Это так, Николай Васильевич. А особенно помогает чалап.

Министр снова нажал на кнопку селектора:

– Наргиза, организуй нам холодный чалап.

– Сейчас принесу, – ответил женский голос.

Спустя несколько минут с подносом вошла секретарша, одетая в национальное платье и шаровары с кисточками. На подносе стояли пиалы, наполненные спасительным чалапом – молочным напитком, популярным в горных районах Средней Азии. Готовят его, сбивая в ступе коровье или кобылье молоко. Потом туда вливают молочную закваску, и напиток приобретает вкус кислого молока. В него добавляют мелко нарезанную зелень и охлажденным подают к столу. Чалап выравнивает кровяное давление – будь оно повышенным или пониженным. Одна маленькая пиала чалапа дает прилив сил и бодрости на целый день.

Выпив спасительный напиток, Павлов почувствовал себя гораздо лучше и начал активно участвовать в переговорах. В какой-то момент он поглядел на своего генерального директора. По его взгляду Кан понял, что пришло время подключаться к разговору и ему.

– В целом контракт проработан, – начал он, – но я предлагаю иную схему по его первому и второму пунктам.

Министр перестал вышагивать по ковру и повернулся на каблуках к Кану.

– Интересно, что вы имеете в виду, Станислав Иванович?

– Согласно контракту, вы предлагаете нам получать топливо здесь, в Красноводске?

– А как же? Завод здесь. В других регионах у нас нет топлива, – ответил Халилов.

– Вы сами знаете, что зимой начнутся сложности с транспортировкой топлива. Волга замерзнет, железнодорожники не смогут вовремя обеспечивать наливными вагонами. Поэтому я предлагаю физически не забирать ваше топливо из Красноводска.

– Вот так новость! А как же я вам тогда буду его продавать, Станислав Иванович? – удивленно спросил министр.

И он, и все присутствующие смотрели на Кана, как на сумасшедшего.

– Вы, вероятно, пошутили, Станислав Иванович, – осторожно сказал Абдурахманов.

– Нет, я говорю очень серьезно. Я даже перед этим выпил две пиалы чалапа, Шавкет Мухамедович. Предлагаю только обмениваться денежными фондами.

Министр присел на соседний стул.

– То есть как? Впервые слышу о таких вещах!

– Тут все просто. У вас в Туркмении насчитывается пятьдесят пять судов. Сколько кораблей в среднем стоит у вас в году на ремонте?

– Так, минутку, – оживился министр и позвонил Наргизе: – Соедини меня по конференц-связи с начальниками планового, судоремонта и снабжения!

– Секундочку, – раздался голос Наргизы. – Можете говорить, Шавкет Мухамедович!

– Товарищи начальники управлений! – начал селекторное совещание министр. – У меня тут идут переговоры с ленинградской фирмой «Ленпан», и у нас возник ряд вопросов. Кто сейчас на линии?

Начальники управлений по очереди доложили о своей готовности участвовать в совещании. Министр обратился к первому из них:

– Умар Азизович, в среднем сколько единиц судов в году стоит у нас на ремонте?

– А какие ремонты вы имеете в виду?

Кан подсказал министру: «Средние и капитальные».

– Мы имеем в виду средние и капитальные.

– В среднем выходит от восемнадцати до двадцати пяти судов, Шавкет Мухамедович.

– Товарищи, сейчас напротив меня сидит генеральный директор совместного предприятия «Ленпан» Станислав Иванович Кан. Давайте для экономии времени он сам вам будет задавать вопросы! – предложил министр.

Кан сел у селектора. На столе под стеклом был список начальников управлений Министерства морского флота Туркмении, которые сейчас были на линии, и он мог обращаться к ним по имени.

– Юрий Якубович, каков суточный расход топлива у судов типа «Огурчинский»?

– Станислав Иванович, мы списываем по три тонны в сутки.

– Людмила Александровна, как вы списываете топливо судов, находящихся в ремонте, включая и те, которые на текущем ремонте?

– Станислав Иванович, я поняла ваш вопрос. Списываем по часам работы судовых дизелей и котлов по данным, которые нам предоставляют старшие механики судов.

– Вы, вероятно, стараетесь покрыть перерасход топлива по министерству?

– Да, вы правы. Эти суда дают нам большую экономию топлива. Приходится идти на это, чтобы нам не урезали фонды.

– Спасибо всем. У меня больше нет вопросов, – поблагодарил Кан.

– Все свободны, – и министр отключил селектор.

– Я даже об этом не знал! – недоумевал министр. – Выходит, у нас в министерстве скопился огромный резерв топлива? Вы приезжаете из Ленинграда и меня буквально тычете носом в тот факт, что я сижу на топливе… Нет, такой разговор надо перенести на обед. Вы не против, Станислав Иванович, если мы пообедаем у меня на даче?

– Конечно не против, Шавкет Мухамедович!

Кан заметил, как воспрянул духом Павлов, услышав предложение министра. Вот уж поистине «свадебный генерал»!

Николай Васильевич Павлов начинал работу у Кана слесарем-судоремонтником 6-го разряда. Хоть он и имел высшее образование, его последним местом работы был ювелирный завод «Самоцветы», где он занимал должность секретаря партийной организации объединения. Спустя месяц после начала работы у Кана Павлов получил должность мастера, а через полгода Николай Васильевич уже выехал в командировку в Мурманск в качестве второго заместителя Кана. В судоремонте и бизнесе бывшему секретарю парторганизации было тяжко, но на встречах и в поездках это был незаменимый человек. С его ростом метр восемьдесят шесть и внешностью Алена Делона он пользовался успехом у женщин, и ни секретарши, ни начальницы всех возрастов не могли устоять перед ним. Манерой держаться и говорить он напоминал князя Болконского в исполнении Тихонова. Если нужно было пить в компании за подписание контрактов, Кан всегда выдвигал вперед Павлова. Он, кроме всего прочего, имел абсолютный музыкальный слух и голос, как у Шаляпина, и при необходимости мог покорить своим пением любую аудиторию.

Все вышли на улицу. Туркменская жара мгновенно обдала лицо, руки, плечи. Рубашка тут же намокла и прилипла к телу.

– Ну что ж, Станислав Иванович, ради таких гостей из Ленинграда мы сделаем выходной, – с этими словами министр пригласил всех в свой огромный лимузин ЗИЛ-114. Охрана села впереди, а они разместились в салоне, где вовсю работал кондиционер и позвякивали в баре бутылки с коньяком и водкой.

– Вот так мы и живем, – министр кивнул на охрану и бар. Было очевидно, что говорит он это не без удовольствия и очень гордится своим положением в Туркмении. Белый лимузин плавно отъехал от здания министерства. Милиционеры отсалютовали ему вслед.

– Что мы тут видим, Станислав Иванович? Работа, дом – вот и все, – жаловался министр. – В прошлом году летом я возил детей в Ташкент, чтобы походить по театрам, музеям. Но там одно убожество! Вот у вас в Ленинграде! Это действительно мировой масштаб!

– Шавкет Мухамедович, вы не думайте, что моя жизнь чем-то отличается от вашей! Хоть я и живу в Ленинграде, но работа занимает все время. Я уже и не помню, когда последний раз был в театре.

– Да уж, зачастую приезжие и гости больше знают о Ленинграде, чем его коренные жители, потому что чаще посещают культурные и исторические места. Парадокс большого города…

Машина остановились у огромных голубых ворот. Водитель коротко просигналил, охрана открыла ворота, и лимузин въехал во двор. Охранники учтиво открыли двери машины. Взглянув на загородный дом Абдурахманова, Кан понял, почему ему с семьей нет надобности ездить по курортам и большим городам. Прямо на берегу Каспия на пяти гектарах плодородной земли, засаженной пирамидальными тополями и тутовыми деревьями, раскинулся настоящий зеленый рай, красоте и ухоженности которого позавидовал бы любой падишах.

По песчаным аллеям под тенью вековых деревьев лениво прогуливались павлины, изредка издавая оглушительные крики. Рядом с ними важно расхаживали цесарки в своих сиреневых «одеяньях». Сам дом был построен в национальном стиле. Его голубая крыша напоминала бухарские минареты. Круглые резные столбы подпирали громадный купол. Красота резных дверей из темного карагача поражала мастерством резчика, который настолько искусно выполнил узоры с восточными птицами, что, казалось, был слышен их крик и шум хлопающих крыльев.

Из дверей дома показалась молодая женщина лет тридцати с подведенными сурьмой бровями, одетая в белое джинсовое платье и элегантные белые босоножки, подчеркивающие стройные ноги. Абдурахманов на ходу бросил:

– Моя ханум[11]11
  Законная жена.


[Закрыть], – и жестом пригласил всех в дом.

Через прохладный коридор они прошли в просторный зал, обставленный в современном европейском стиле. Его большие окна выходили прямо в сад. Абдурахманов, извинившись, вышел, предложив гостям располагаться за большим стеклянным столом. Через несколько минут он вернулся, переодетый в белый костюм. Он достал из шкафа сигареты «Мальборо» в белой упаковке. Было жарко, гостей мучила жажда, поэтому они отказались от курения, но с удовольствием принялись за напиток «Тархун».

– Тогда, может, по сигаре? – предложил хозяин и открыл крышку сигарницы.

– О, эти мне хорошо знакомы, – сказал Кан, взяв сигару и с удовольствием вдохнув ее запах. – Это же настоящие гаванские сигары, любимый сорт Фиделя Кастро!

– Я вижу, вы неплохо разбираетесь в гаванских сигарах, – заметил хозяин.

– Было время, мне случалось бывать в Гаване.

– Тогда понятно, почему вам знакома эта марка.

Павлов вынул сигару из целлофановой обертки и попробовал закурить.

– Секундочку! – министр забрал у Павлова сигару и гильотинкой[12]12
  Нож для сигар.


[Закрыть] отсек кончик, затем подал ее обратно. Павлов от первой затяжки закашлялся.

– Николай Васильевич, не затягивайтесь, сигары так не курят – они очень крепкие, – предупредительно сказал Халилов.

– Иваныч! – с удивлением глядя на сигару, обратился Павлов к Кану. – В Туркмении умеют курить гаванские сигары, а мы знаем только «Беломор»!

– А вы что же, Николай Васильевич, думаете, что мы – темнота? Между прочим, Халилов два года пробыл в командировке в Эмиратах, – гордый за своего зама, парировал министр.

В этот момент вошла жена хозяина дома и пригласила всех к столу. Кухне и столовой в этом доме явно уделялось особенное внимание. Половина первого этажа была отведена под столовую, к которой прилегала открытая кухня, оборудованная новейшими бытовыми приборами, с огромной электроплитой с вытяжкой. Посреди столовой стоял длинный стол со столешницей из зеленого мрамора. Стол был сервирован серебряными приборами и дорогим фарфором. Сидящих за обедом обслуживала сама жена министра, которой помогали две девушки-туркменки, одетые в национальные платья. В качестве первого блюда гостям была предложена настоящая шурпа – самый распространенный в Средней Азии суп. Для его приготовления сначала очищают морковь, картофель и репчатый лук и оставляют их на некоторое время в холодной воде. Затем варят бульон из говядины – желательно с косточкой – и реберной части баранины. Мясо с косточкой рубят на большие куски, укладывают в кастрюлю с холодной водой, ставят на максимальный огонь и после закипания удаляют образовавшуюся пенку. Теперь в бульон добавляют черный перец и лавровый лист, немного соли, убавляют огонь и варят его до готовности. После этого замоченные заранее в воде морковь, картофель и луковицы режут пополам и кладут в бульон. Через полчаса шурпа готова. Мясо из супа нарезают небольшими кусочками. Суп разливают в пиалы, посыпая сверху мелко нарезанной петрушкой и кинзой.

На второе подали запеченного фазана. Это блюдо, как и жареные перепела, родом из Бухары. Именно там, в чайханах, трудились самые искусные мастера по приготовлению фазанов и перепелов. Во многих чайханах специально содержали перепелов в клетках из прутьев вербы. Павлов впервые ел фазана и даже попросил добавки.

После обеда им принесли холодной водки в запотевшем графине. Оба зама – и Халилов, и Павлов – с удовольстием потянулись к рюмкам.

– Станислав Иванович, пусть наши подчиненные немного расслабятся! Давайте мы с вами попьем чаю в саду, – предложил Абдурахманов.

– Отличная идея! – Кан с министром вышли на свежий воздух.

– Так значит, вы учились в Ленинграде?

– Да, Шавкет Мухамедович. Закончил военно-морское училище, затем служил в Канаде – Галифакс – море Баффина, потом в Африке – Сенегал, горячая точка Ангола, а напоследок – в Перу и Аргентине.

– В каких годах вы служили в Южной Америке?

– Я там был два раза. Первый раз – в конце семидесятых, а потом служил там с восемьдесят третьего по восемьдесят девятый в штабе юго-восточной части Тихого океана.

– В середине восьмидесятых я служил в Гаване в должности представителя Министерства рыбного хозяйства СССР на Кубе и слышал там о так называемой «Чилийской рапсодии». Тогда очень много писали и говорили об этом.

Стас уточнил:

– Вы имеете в виду роман советского офицера и известной миллионерши в Чили?

– Да, да, точно.

– Шавкет Мухамедович, этим советским офицером был я.

– Постойте, тогда вы наверняка знаете бывшего советника Фиделя Кастро по морским делам?

– Александра Васильевича Дергунова? – спросил Кан.

– Точно, Дергунова! Тогда получается, что он рассказывал мне именно о вас, Станислав Иванович! Не думал, что когда-нибудь познакомлюсь с вами лично.

Министр крикнул в отрытое окно дома:

– Гуля, Гульнора, иди быстрее сюда!

Из дома выбежала жена с тревожным лицом:

– Шавкетик, что случилось?

Абдурахманов взял ее за руку и подвел к Кану.

– Помнишь, как на Кубе все газеты писали о романе советского офицера и чилийской миллионерши?

– Конечно, дорогой! Все женщины совпредства буквально рыдали над этой историей. Только это она потом стала миллионершей, а сначала была просто прислугой.

– Так вот, моя дорогая. Перед тобой тот самый советский офицер из этой истории!

– Не может быть, Шавкетик! – женщина схватила край фартука и поднесла к губам, глядя на Кана такими глазами, будто он был Тахиром, а она Зухрой.[13]13
  Поэма «Тахир и Зухра» написана А. Навои.


[Закрыть] – Как жаль, что подруга моя, Амина, уже домой ушла. Помню, когда я ей эту историю рассказывала, она не верила – говорила, что так бывает только в сказках, – Гульнара, причитая, пошла к дому.

Кан и министр медленно прогуливались среди вековых деревьев. Дорожка шла к пляжу.

– Станислав Иванович, я слышал от Дергунова, что вы отказались от миллионов, даже миллиардов долларов ради горбачевской перестройки?

– Да, именно так, Шавкет Мухамедович.

– Когда мне говорили об этом, я особо не верил. Но теперь, познакомившись с вами лично, я вижу, что это была чистая правда.

Они подошли к пляжу, который выглядел довольно запущенным: судя по всему, семья министра не использовала этот участок берега. Кан вернулся к прерванному в кабинете разговору:

– Шавкет Мухамедович, по плану в течение года мы заберем у вас двенадцать судов. Из них десять пройдут капитальный ремонт в Ленинграде. Ваше министерство переведет к нам в Ленинград выделенные вам на все двенадцать судов топливные фонды от Госкомнефтепродукта СССР.

– Выходит, что мы передадим фонды топлива как на работающие суда?

– Совершенно верно. Фонды по топливу необходимо передать на Киришский НПЗ. Вы отправите телеграмму в Минрыбхоз СССР с просьбой о переводе фондов ГСМ на Киришский НПЗ. Они в свою очередь отпишут Госкомнефтепродукту, и тот даст указание на перевод Киришскому НПЗ необходимого объема ГСМ. Таким образом, физически нет необходимости везти топливо из Туркмении через всю страну в Ленинград. Мы его просто получим в Киришах.

– Тогда получится дополнительная прибыль оттого, что не нужно будет оплачивать перевозку.

– Именно так. Это будет еще один плюс, который мы разделим пополам.

– Как вы здорово придумали!

– Да это не я придумал, а система «Боминфлота».

– Что это за система такая?

– «Боминфлот» это организация, занимающаяся бункеровкой кораблей разных стран по всему земному шару. Их главный офис находится в Лондоне, рядом с лондонской топливной биржей. Государства, имеющие флот, за бункеровку отгружают «Боминфлоту» топливо или расплачиваются в твердой валюте. В таком случае корабли могут забункероваться в любом порту мира или в нейтральных водах с танкеров, арендованных «Боминфлотом». Советский Союз не мог стать членом «Боминфлота» до конца шестидесятых годов, и наконец стал им, вступив в систему международных перевозок и войдя в клуб «Боминфлота» – только благодаря жене покойного Онассиса, Жаклин Онассис. В восьмидесятых годах мне приходилось довольно плотно работать с «Боминфлотом», и я очень хорошо изучил их систему. Сегодня вы можете перевести двенадцать тысяч тонн топлива на Кириши. Минрыбхоз СССР из годового фонда снимет у вас двенадцать тысяч тонн. Физически вы их не отдаете – только на бумаге. А в конце года я пришлю вашим снабженцам акты о списании этого объема вашими кораблями.