Текст книги "Ветер из Ига"

Глава 21
В путь

Некоторые спорят, где лучше служить, в войске господина или при монастыре. На самом деле никаких видимых преимуществ нет, везде придется работать. Ранг дзосу или судза в буддийском монастыре соответствует простым пехотинцам асигару, а рангом повыше танре и мэиукэ, гвардейским капитанам или начальникам пехоты среди самураев. Ранг теро или осе, носящих цветные одежды и мухобойку в руках, во все времена повелевали простой толпой как командующий самураев или командующий пехотой.

Единственное различие. В монастырях, кроме воинской подготовки, еще и заставят учиться.

Тода-но Хиромацу, писано в 1610 году в Эдо

Как и следовало ожидать, мать не дала ей даже приклонить колени перед статуей Дзидзо, немедленно возникнув перед Юкки, словно неуловимый горный дух. Так что испугавшейся Юкки поначалу пришло в голову, что Осиба каким-то непостижимым образом возникла прямо из воздуха или из-под земли, откуда, по всей видимости, знаменитая ведьма и черпала силы. Хотя Юкки тут же взяла себя в руки, ниоткуда она не возникала, просто тихо сидела у ног статуи, так тихо и недвижимо, что практически слилась с ней, вот, даже накидку себе выбрала под стать, зеленоватую, что-что, а маскироваться она умеет. А потом вдруг резко поднялась, встав между богиней и Юкки.

Молодая женщина глянула в идеально-правильные черты матери, и все сразу же стало понятно, уж что-что, а предсказать действия Осибы она могла. Научиться бы еще и сохранять молодость лица в столь преклонные годы.

Сколько же ей? Юкки задумалась, по всему выходило, что матери должно было уже стукнуть пятьдесят три, но глаза говорили ей обратное. Идеально натянутая белая кожа лица никак не могла принадлежать старухе, ее фигура оставалась изящной и соблазнительной, как раз такой, какой привыкла ее видеть Юкки. Добавьте роскошные черные волосы без единого седого волоска и очаровательные девичьи ямочки на щеках… Непостижимо, но Осиба с годами, казалось, не старела, а, наоборот, молодела, становясь все более и более неотразимой.

– Как тебе это удается, мама? – Юкки была заворожена вечно юной красотой матери. С их последней встречи Осиба выглядела еще привлекательнее.

«Неужели она продала душу дьяволу и питается плотью еще не рожденных младенцев? Или сдирает кожу с девственниц и затем надевает ее на свое лицо, подобно тому, как актеры надевают новые маски», – подумала Юкки и тут же отвергла это предположение. У девственниц очень редко бывает действительно хорошая кожа, подростковый возраст на то и подростковый возраст, чтобы украшать лица юных искательниц приключений некрасивыми прыщами, которые заканчивают свое нашествие после нескольких ночей, проведенных в одной постели с мужем.

К слову, именно это обстоятельство обычно заставляет самых строптивых и не желающих выметаться из дома родителей ради создания собственных семей упрямиц смириться с неизбежным. Они могут выполнять любую черную работу в доме отца, слышать ежедневные упреки и понукания, но когда речь заходит о противных прыщах, готовы пойти на что угодно, лишь бы только избавиться от несносных «украшений». Правда, умные свахи не рассказывают им при этом, что для того, чтобы у юной девушки исчезли подростковые прыщи, необходимо как можно чаще переплетать ноги с возлюбленным, иначе никто уже не стремился бы к браку. Умные тетки учат, что лекарство кроется в законном браке, и маленькие дурочки им верят.

Юкки невольно усмехнулась подобной мысли.

– Так как тебе, мама, удается сохранять молодость и красоту? – повторила вопрос она. – Хотела бы я в твои годы выглядеть столь же привлекательно, как выглядишь теперь ты.

– Когда-нибудь расскажу тебе об этом. А теперь собирайся, ты пойдешь со мной. – Осиба нервно оглянулась и, обняв дочь, подтолкнула ее к незамеченному ранее Юкки выходу.

Та была вынуждена подчиниться. Впрочем, она заранее знала, что ее ждет, и не питала особых надежд на то, что мать вдруг переменится и отпустит ее подобру-поздорову, впереди была работа, и скорее всего не просто работа, а весьма трудное, хлопотное и опасное дельце.

Хороший повод размять немного астральные крылья и покуролесить в свое удовольствие. Нет, с Осибой было определенно весело.

Глава 22
Укротительница змей

В шпионы жизни надлежит выбирать людей, внутренне просвещенных и умных, но по внешности глупых; по наружности – низменных, сердцем же – отважных; надлежит выбирать людей, умеющих хорошо ходить, здоровых, выносливых, храбрых, сведущих в простых искусствах, умеющих переносить и голод и холод, оскорбления и позор.

Ду Ю

– Однажды будущий император Дзимму долго бился за провинцию Исо, желая присоединить ее к своей земле. Дело это было священно, поэтому боги решили подсобить Дзимму в его нелегком деле. Во сне они поведали будущему императору о том, что он сможет одолеть врагов лишь в том случае, если возьмет глину со священной горы Ама-но Кагу-яма и сделает из нее священные кувшины. Вся проблема заключалась в том, что означенная гора находилась в самом центре территории, занятой врагами, и добраться до нее не представлялось возможным. Тогда хитроумный Дзимму придумал одеть своего командующего Сипи-нэту-пико в лохмотья и соломенную шляпу, так что, сгорбившись в три погибели, он стал похож на нищего старика, а помощнику командующего Ото-укаси пришлось нарядиться грязной старухой с трясущейся головой и бородавками на лице. Увидев такую парочку, вражеские воины побрезговали обыскивать стариков и пропустили их на свою территорию. Так первые в истории Японии шпионы пробрались к священной горе, украли глину и благополучно доставили ее в лагерь Дзимму. Слепив кувшины, Дзимму получил нужную ему силу и мудрость и легко одолел врагов. Все синоби знают эту историю. Искусство же изменять образ, используемый в шпионаже, назвали хэнсо-дзюцу. Хэнсо-дзюцу является наиважнейшей частью нин-дзюцу.

Дзатаки закончил диктовать, благосклонно поглаживая головку сидящей у него на руках девочки. Бывшая пленница синоби расцвела, точно очаровательный горный цветочек, ее губки были алыми, а щечки румянились. Уже во вторую неделю пребывания в замке своих спасителей малышка настолько оправилась от шока, что начала разговаривать. Правда, она так и не могла ответить на вопрос, кто она и откуда, и, должно быть, забывшись, называла Дзатаки папой, отчего сердце того пело. Но замковый доктор утверждал, что малышка уверенно идет на поправку, и если даймё и дальше станет обращаться с ней спокойно и ласково, скоро девочка перестанет сопротивляться своей судьбе и вспомнит родных мать и отца.

Пока же ее следовало хорошо кормить, гулять с ней в саду или на берегу реки, общаться, не пытаясь выяснить больше того, что пока готова была выдать ее память.

Дзатаки это вполне устраивало. Немного смущало, что он не знает имени девочки, но, с другой стороны, какие у детей имена? Самые ласковые и нежные. Те, которые обычно нашептывают любящие матери на ушко своим малышам, те, что влюбленная женщина одаривает в постели любовника. Поэтому он решил выбрать ласковое имя для малышки: кошечка – нэко-тян[21]21
  Приставка «тян» или «чан» придает имени уменьшительно-ласковое звучание, не кошка, а кошечка.


[Закрыть], птичка – тори-тян, цветочек – хана-тян, аромат – каори.

– Как бы ты хотела, чтобы я тебя называл?

– Тайо (солнце), – предложил Хаято, он ожидал появления замкового доктора, который обещал наконец отчитаться по поводу состояния второй пленницы, имя для которой никто не собирался выбирать. Впрочем, она была настолько плоха последнее время, что мог встать вопрос скорее об посмертном, нежели о земном имени.

– Сузи (звезда), тсуки (луна), – подсказала наложница Дзатаки, любуясь серьезным выражением лица девочки. – Сколько тебе лет, маленькая красавица? – Она весело подмигнула сыну своего господина, который, морща лоб, искал новые, подходящие малышке имена.

– Пять лет. – Девочка сосредоточенно водила пальчиком по бабочке, изображенной на ее веере. Палец был вымазан медом, отчего бабочка становилась все темнее и темнее. – Мне пять лет.

– Пять лет! Надо же! – Дзатаки чуть было не подпрыгнул на месте, по всему выходило, что доктор прав, раз без нажима девочка начала вспоминать.

– Может, ты помнишь, как твое настоящее имя? Как называла тебя мама? – Хаято придвинулся к девочке, чем мог напугать ее.

– Мама? – Малышка задумалась, молча мусоля бабочку большим пальцем. – Может быть… – Она замялась. – Нет, не помню, извините.

– Не волнуйся. Все хорошо. – Дзатаки бросил укоризненный взгляд на сына и тут же улыбнулся девочке. – Как бы ты хотела, чтобы мы тебя называли? Может, весна. Хочешь, чтобы тебя называли Хаару, Хаару-тян, ты похожа на нежные весенние цветы сакуры.

Девочка отрицательно помотала головой.

– А какое животное тебе нравится? Ты знаешь каких-нибудь животных? – снова попытался помочь Хаято, которому явно доставляло удовольствие быть центром внимания, тем более что сегодня здесь находились жена и наложницы отца со всеми своими придворными дамами. Не семейный совет, а цветник. – У нас в замке живут пять кошек.

– Уже не пять, а одиннадцать, – фыркнула в рукав недавно поступившая придворная дама, которую за белизну кожи прозвали Юрии (лилия). – Вчера серая кошка окотилась на кухне, вы не знали?

– Нет, не знал. – Хаято помотал головой. – Хочешь быть кошечкой? Нэко-тян?

– Нет. – Личико девочки сделалось комично-серьезным.

– А медвежонком, Акира-тян, ты видела медведя в нашем зверинце? – поддержала разговор наложница Дзатаки Симако.

– Не видела, но медведей я точно не люблю, они большие и злые. Они мою Тарри-тян слопают.

– Ну вот, у куклы есть имя, а у такой красивой и смышленой девочки нет. – С видом явного огорчения покачал головой Дзатаки. – Впрочем, медведь больше бы подошел для мальчика. Какое же животное ты любишь?

– А вы не обидитесь? – Девочка понурилась, закрываясь потрепанным веером.

– Да нет же, с чего ты взяла?

– Больше всего я люблю змей. Только вы не говорите никому об этом. Это секрет.

– Змея? Хэби? – Дзатаки пробил ледяной пот, его рука самопроизвольно легла на рукоять меча, впрочем, никто из окружающих, казалось бы, не заметил страшного подтекста. Хотя, как бы они могли заметить, если Дзатаки никогда не распространялся перед домашними о своей службе в ордене «Змеи».

– Ты хотела бы, чтобы тебя называли Хэби, или Хэби-тян? – взяв себя в руки, продолжил разговор даймё.

– Нет. Я не змея. Змеи, конечно, очень красивые, они блестящие, грациозные, гибкие, у моего отца было полным-полно змей. Но я не хочу, чтобы меня звали змеей. Змеи больно кусаются, и их яд может убивать. Отец умел укрощать своих змей, и они никогда не кусали его. Я хочу быть укротительницей змей – Тсукайко. Я видела настоящую укротительницу змей, когда бродячие актеры приезжали к нам в замок. Укротительница змей – это не змея, это женщина, одетая в красивое переливчатое кимоно с поясом и в ярких зеленых штанишках. У нее на ногах сандалии с ракушками, а на голове столько драгоценных гребенок, и они так блестят…

– Хорошо, пока ничего более интересного не придумали, будешь Тсукайко! – насмеявшись, подытожил Дзатаки. – Не имею ничего против заколок и сандалий с ракушками, только вот змей мы тебе лучше пока сделаем игрушечных, а то кто его знает, как оно еще обернется.

На самом деле теперь возникшая вначале ассоциация с орденом «Змеи» уже не так пугала князя, куда более важно было то, что девочка вспомнила, что жила в замке, у отца было множество змей, и что в замок однажды приглашали бродячих актеров. Еще немного, и она назовет провинцию, в которой находится этот самый замок, и тогда уже можно будет засылать гонца к ее родителям.

Все получалось как нельзя лучше.

Глава 23
Северный и южный стиль фехтования

Самурай должен рано жениться, чтобы не забивать затем себе голову вопросами, где достать женщину, когда она необходима, или раздобыть денег на куртизанку. У самурая голова не должна быть занята вопросами удовлетворения плоти, не то его плоть будет думать за его голову.

Грюку Фудзико. Из книги «Дела семейные»

Марико вылила ковш воды на голову намыленного Сиро, когда вода стекла и мальчишка протер глаза, показала, что тот может идти в ванну. С того дня, как Марико в первый раз перешагнула порог своего нового дома, дел у нее было невпроворот. И за домом проследи, и служанкам указания дай, сбегай в конюшню и проверь, чтобы конюх не позабыл вытереть взмыленного жеребца и не давал ему – разгоряченному – воды, а лучше погулял бы с ним, пока тот не оклемается, сердечный. Было еще одно важное дело – без устали тренироваться с мужем на мечах. Шутка ли сказать, ее супруг, господин и защитник владел чудовищным северным стилем фехтования и совсем не знал южного разговора меча, на котором без устали вели свои беседы мечи самураев ее отца, самураев сегуна, а значит, на котором разговаривал весь сегунат! Невозможное упущение!

И теперь этот полуварвар, как за глаза Дзёте называли другие самураи, должен командовать ими. Да уж, мало того что угораздило родиться на диком Хоккайдо, так еще и рубиться как люди не умеет… об этом следовало подумать Марико.

Северный стиль. О, этот хваленый северный стиль! Марико в первые три дня выяснила, что такое северный стиль, и с удовольствием обсмеяла бы Дзёте, не будь он ее мужем. Над супругом смеяться было не принято, к тому же страшно, он мог и ответить. И хоть Дзёте за целый месяц семейной жизни ни разу не поднял на Марико руку, она наслышалась дома о северных мужчинах и не верила в его показное смирение. Небось, сидит сиднем, думает, думает, как пещерный дух, а потом раз – и в глаз, два – и в ухо, три – и в нос.

У Марико и так большой нос, весь в отца, не хватало еще, чтобы сломал.

Поэтому она без всяких там женских смешков и издевок просто подошла как-то к тренирующемуся во дворе муженьку со своим мечом, который молодая жена держала за спиной, да и потребовала, чтобы суженый научил ее северным приемам. А сама хвать меч из-за спины, встала в боевую стойку, мол, нападай, или будешь убит.

Тот, нечего делать, стал осторожно нападать. Да только северная техника – смех, а не техника, пока он одно движение проделывал, ловкая, легкая Марико его обошла, да и ласково так по поясу чиркнула. Раз! Убит.

И снова в стойку. Дзёте на нее прет, пыхтит, как в постели никогда еще не пыхтел, меч над головой занес, да и рубит, точно крестьянин чурбан деревянный.

Страшно. Всем, слугам и служанкам, единственному самураю мужа страшно, всем, только не Марико. Южный стиль на то и южный, что ловкий, быстрый и неотвратимый. Южане испокон веков не ростом и мощью берут, а темпераментом да скоростью, умением да навыком. Пока скучный обстоятельный Дзёте одно движение проделывал, Марико пять сделать успела. И ничуть при этом не устала, потому как удары сердца считала, принимая и отдавая силу, окутывая желанием и радостью своего избранника.

И вновь южный стиль над северным возобладал, Дзёте весь в поту, глаза вытаращены, меч в землю вошел, так хотел наглую супружницу расколоть надвое, а она жива и здорова, из-под убийственного удара юркой ящеркой вывернулась и свой меч к горлу возлюбленного приставила.

– Нет, не учат вас на севере, – сокрушенно покачала курчавой головкой воительница Марико, совсем не японской головкой. – Вдовой горькой вознамерился ты меня оставить, господин, – сказала и отвернулась, прямую спину с поясом, завернутым точно бабочка, суженому явила.

Не смог Дзёте ударить жену в спину, за рукав ее схватил, к себе лицом развернул и тут же напоролся разом на веселый озорной взгляд и клинок, что ласково кольнул его в кадык и тут же ушел в сторону.

Дзёте схватился за горло, да глянь – крови нет. А жена уже не смеется, смотрит на мужа печально.

– И правда, увалень я и есть увалень. – Поклонился супружнице Дзёте. – Кабы умел, как ты, мечом играть, кабы знал то, чему в южных ханах обучают…

– Что же мешает? – Марико потупилась. – Разве я не целиком и полностью принадлежу вам? Разве я не обязана слушаться вас во всем? – Она помолчала, ожидая, пока до ее мужа дойдет смысл сказанного. – А раз должна я вам подчиняться, то стоит вам только приказать обучить вас искусству южного боя, я сразу же и приступлю к тренировкам.

Сказала и пальцы мысленно скрестила за спиной, боялась очень, что муж по злобе или из-за хоккайдского упрямства вообще ей пользоваться мечом запретит.

Не запретил, самураи с севера хоть и волосаты чрезвычайно, хоть и мрачны, но науку ценят и не отказываются, коли новое знание им само в руки идет.

С того дня каждый день Марико в роли сенсея – учителя, принялась обучать своего неуклюжего мужа и его сына Сиро южному стилю фехтования.

Глава 24
Гонец от Осибы

Начальник, плохо знающий свое дело и оттого имеющий массу помощников, невольно вынужден полагаться на советы нижестоящих. Он живет по указке людей, которым должен указывать сам.

Поэтому для любого князя, во владениях которого появился нерадивый подчиненный, не думающий своей головой, а полагающийся на ум нижестоящих, первое дело – поменять их местами. Так как вышестоящий должен давать указания нижестоящему, а не наоборот.

Из историй даймё Кияма. Взято из незаконченного сборника притч «Для воспитания юношества»

Юкки не любила долго раздумывать, взвешивая «за» и «против», словно презренный торгаш на базаре. Поэтому, едва услышав из уст матери приказ отправиться в прошлое, туда, где будущий сегун Токугава Иэясу впервые встретится и возьмет к себе на службу синоби, сразу же пожелала начать действовать.

О той войне Юкки, разумеется, слышала от отца, участвующего на стороне Иэясу во время решительного штурма Осакской крепости. О событиях более древних: о великих Тайку и Ода Нобунага много рассказывал дед Хиромацу, некогда руководивший охраной Токугава Иэясу. И, судя по всему, время было более чем интересное.

Захватывало дух от того, что сейчас она встретится с героями прошлого, сумеет увидеть их в деле, а может быть даже перемолвиться с ними парой слов. Краем уха Юкки слушала подробные разъяснения матери относительно возникших в последнее время конфликтов между синоби и орденом «Змеи», оказывается, идея послать Юкки с разведкой в прошлое принадлежала магистру ордена, о котором она пока только слышала. Хотя кто мешает ей прямо сейчас оказаться перед этим самым магистром?..

– Куратор, с которым я недавно встречалась, считает, что в прошлом что-то пошло не так, как это нужно, что-то такое, из-за чего нынче синоби у нас больше, чем обычных самураев, и все они подчиняются своим господам, все одинаково опасны! – Осиба с нежностью посмотрела на дочь, привычка Юкки сидеть с отстраненным лицом, как будто бы она все время сочиняла стихи, немножко злила темпераментную Осибу, но она прекрасно понимала, что одной ей нипочем не выполнить сложное задание, в то время как для Юкки это даже не работа, а так, очередное развлечение, временный уход от окружающей действительности.

Она вздохнула.

– Нельзя ли узнать, что конкретно интересует куратора? – Юкки наморщила красивый лоб. – Как я смогу понять, что в прошлом было сделано не так, если я не знаю, как должно быть на самом деле?

– От тебя, дитя мое, требуется только наблюдать. Наблюдать и запоминать, а делать выводы буду я и наш уважаемый куратор.

Судя по тому, что мать понизила голос, произнося слово «куратор», можно было догадаться, что в настоящее время кто-то из ордена находится в замке.

– Хорошо, я постараюсь выполнить ваше задание. – Юкки сделала серьезное выражение лица и легла на пол, раскинув руки. Обычно она не боялась, что упадет во время отделения души от тела, но мама могла испугаться зрелища вдруг падающей замертво дочери.

Она плохо понимала, где должна была оказаться, полагаясь на интуицию и почти звериное чутье, много раз помогающее ей выбраться из достаточно серьезных ситуаций. На самом деле Юкки была весьма талантливым агентом ордена, и, в отличие от прочих рыцарей «Хэби», ей не надо было принимать знаменитый эликсир и настраиваться перед вхождением в транс.

Перемешанный с горячей юношеской кровью эликсир странствий тек по ее сосудам, позволяя ей в любой момент выбраться из тела и броситься в прошлое или будущее. Юкки была самым талантливым агентом ордена, но не уникальным – вторым человеком, освоившим перемещение без помощи снадобья, был Ким, живший в данное время под именем Дзатаки. Правда, а этого пока не знали ни Ким, ни Юкки, свои «подвиги» он мог совершать только в присутствии последней.

Единственное, чего приходилось опасаться Юкки, было первое мгновение в чужом теле, ведь выпущенная золотой стрелой человеческая душа с трудом может распознать, в кого вселяется, а ситуации в жизни случаются разные, можно, например, влететь в тело человека, над шеей которого занесен топор. А дальше начинается игра в кто быстрее, потому что надо, во-первых, сообразить, в ком ты, а во-вторых, оценить окружающую обстановку, а это не очень-то удобно, когда в тебя летит пуля, нож, направлен меч или откуда-то с ясного неба вдруг падает камень.

Много раз Юкки была вынуждена воплощаться как раз во время боя, с тем чтобы передать срочное донесение своему союзнику, один раз во время такого контакта ядром оторвало ее новые ноги, и, шокированная нестерпимой болью, девушка чуть было не забыла, как нужно покидать истекающее кровью тело.

В другой раз, успев прикончить заказанного ей генерала, она добровольно покончила с собой, в последний момент выбравшись из тела и успев заметить, что, несмотря на сложность задания, все же умудрилась слегка проткнуть свой живот мечом.

Юкки закрыла глаза и вскоре ощутила, как по коже побежали знакомые огненные волны, а перед глазами появилась красноватая мишень. Она напряглась и в следующее мгновение с веселым криком рванулась в пульсирующие перед ее глазами кольца, в который раз умирая рядом со своей матерью.

Какое-то время перед ослепленной яркими вспышками Юкки мелькали серые стены коридоров времени, как называли их в ордене, а потом она вырвалась в беспросветную земную ночь. Точнее, сначала ей показалось, что ночь беспросветная, но потом она поняла, что летит сверху вниз, смотря в черную, ночную землю, которая вот-вот…

Юкки вывернулась, уходя от бесполезного столкновения, и тут же почувствовав человеческое тепло, рванула в сторону. Так и есть, перед нею маячили сразу же несколько бронированных спин, перед глазами запульсировали сразу же несколько кругов мишени, сплетенных между собой, подобно звеньям цепи.

Вот еще незадача, теперь Юкки должна была разрываться между несколькими с виду совершенно идентичными предложениями. Но долго выбирать она не могла, душа либо летит в мишень, либо нет. Промедление грозит катастрофой. Юкки расслабилась, позволив одной из мишеней втянуть в себя душу Юкки, которая поразила ничего не подозревающего самурая подобно молнии.

Воин дернулся, конь под ним переступил, испуганно заржав и поднявшись на задние ноги, Юкки успела перехватить поводья и удержалась в седле, стиснув бока коня натренированными ляжками.

«Ну и кто же я теперь? Судя по одежонке, мужчина, причем мужчина весьма состоятельный, ни дать ни взять, даймё! Только бы не сам Иэясу, ведь если будущий сегун погибнет сейчас, не будет охоты за мечами, осакской битвы, не будет сегуната, вообще ничего не будет…»

– Что с тобой, Анаяма-сан? – Услышала она голос и, повернувшись, чтобы разглядеть говорящего, была ослеплена яркими факелами. – Я думал, ты по меньшей мере поймал спиной стрелу, – продолжил дружеским тоном подъехавший в окружении телохранителей высокий, худощавый самурай, в котором Юкки с большим облегчением тут же признала Токугава Иэясу.

– Спасибо. Все хорошо. Лошадь споткнулась на ровном месте. – Юкки выдавила из себя подобие улыбки. Из-за темноты она не могла разобраться хотя бы приблизительно, где они находятся.

– Как полагаешь, много ублюдков по наши души согнал Акэти Мицухидэ? – тихо спросил Токугава, поправляя ремешок от шлема. – Думаешь, сумеет ли Тарао-сан связаться со своими людьми из Ига и Кога? Эх, зря вы отговорили меня совершить сэппуку, самое было время. – Он укоризненно покачал головой.

«Ига и Кога – провинции, традиционно занимаемые кланами синоби! – взорвалось в голове Юкки. – Я на правильном пути!»

– После того как армия Нобунага-сан выжгла, почитай, всю провинцию Ига, синоби все равно не остается ничего иного, как наниматься к кому-нибудь на службу, так почему не к вам? – вступил в разговор другой самурай.

– Чего мы ждем? – точно во сне выдавила из себя Юкки, трясясь всем телом оттого, что ее вопрос может выдать ее с головой.

– Я вам сто раз говорил, Анаяма-сан, если мы двинемся к перевалу до того, как синоби приведут подмогу, нам останется только сложить головы, а лично я еще пожить хочу.

– А откуда вы знаете, что синоби не подведут? – Юкки впилась глазами в бородатое неприветливое лицо говорившего с ней самурая. Шлем почти налез ему на глаза, крохотный, похожий на клювик носик выглядывал из черного мха бородищи, отчего внешность самурая казалась особенно отталкивающей.

– Дзёнин Хаттори Хандзо Масасигэ, начальник разведки, сказал. А лично я ему верю, синоби Ига – единственное наше спасение. Потому как если не они, лежать бы нам всем сейчас со вспоротыми животами.

– Думайте лучше о чем-нибудь приятном, – Токугава что-то шепнул на ухо приблизившемуся к нему самураю, рука которого была на привязи, – думайте о том, что очень скоро мы доберемся наконец до Киото и… – Он приподнялся на стременах, разглядывая что-то впереди себя.

Юкки тоже напрягла зрение, без сомнения, к ним приближались люди, но союзники или враги, было не понятно.

– Сидим здесь, точно хорьки, на которых вот-вот начнут охоту, – прошипел себе под нос толстенький, похожий на бочонок человек в бамбуковой броне. Он быстро обнажил меч и двинулся вперед, встав между таинственными пришельцами и своим господином, его примеру последовали еще несколько самураев.

– Думайте о том, что напишут о вас в летописи, – решила выяснить хоть что-то Юкки. – Как они напишут о том, что легендарный Токугава Иэясу заключил союз с таинственными синоби, небывалый до этого союз. Представляете, как потомки будут прославлять ваш ум и дальновидность?

– Ты прав, милый Анаяма. Впрочем, ты ведь поэт, а поэты всегда тонко чувствуют окружающую действительность. – Токугава усмехнулся, голос его дрожал, отчего Юкки поняла, что он сильно волнуется. – Напиши в своем труде, что во время перехода через перевал Тарао со мной вообще не было никакой охраны. – Он приосанился, всматриваясь в темноту, в которой уже явственно слышался стук копыт приближающегося войска. – Напиши, что нас было всего несколько человек: Хонда Тадакацу, Сакаи Тадацугу, Ии Иэмаса, Хаттори Хандзо, Анаяма Байсэцу. – Он сглотнул. Впереди послышались приглушенные голоса. Судя по характерному звучанию, кто-то спрашивал пароль, а затем говорил ответ.

Юкки тронула даймё за плечо.

– А дальше, что написать дальше?

– Напиши, что мы застряли недалеко от города Сакаи, что путь в Окадзаки – к моему родовому замку – оказался отрезанным, что наш враг, изменник Акэти Мицухидэ, перекрыл все дороги силами в сто, нет, пиши в тысячу раз превышающую наши. В несколько тысяч, растерзай его ками[22]22
  Ками – боги, духи.


[Закрыть]! Скажи, что я уже стоял на коленях с обнаженным мечом у живота, и передо мной лежало мое прощальное стихотворение, когда Хаттори Хандзо остановил меня, вцепившись со своим братом в мои руки, точно две разъяренные собаки. Что именно они уговорили меня использовать последний шанс, и теперь я рискую умереть, точно простолюдин, или быть захваченным в позорный плен! Расскажи, как страдала моя душа, душа истинного самурая! – Он тронул плечо Юкки. – Расскажи все, что ты знаешь, любезный друг. Впрочем, если погибну я, тебе тоже не выжить. Так что и писать стихи о нас будут другие.

В этот момент вставшие на защиту своего господина самураи расступились, пропуская всадника на белой кобыле, который, протиснувшись к Токугава-сан, зашептал что-то ему на ухо. Как ни напрягалась Юкки, ей не удалось различить ни единого слова. Но неожиданно Токугава пришел ей на помощь.

– Друзья мои! – Голос Токугава Иэясу вдруг наполнился силой и уверенностью. – Только что мне сообщили, что дзенин Хаттори Хандзо, которого мы просили организовать нашу защиту во время всего продвижения по территории, на которой сосредоточены основные силы противника, Хаттори-сан благополучно добрался до Тарао, что на границе, разделяющей провинции Ига и Кога, где связался с Тарао Сиробэю Мицухиро, главой клана синоби Кога, и теперь их лучшие воины прибыли под пологом ночи, для того чтобы немедленно сопроводить нас через Тарао в качестве телохранителей. Прошу во время всего пути довериться нашим провожатым, не пытаясь ни прокладывать для нас путь, ни прикрывать кавалькаду с тыла, так как это усложнит задачу новой охраны.

Юкки скорее ощутила, нежели увидела, как одетые в черное с замотанными лицами конники бесшумно окружили людей Токугава, заняв вокруг них передвижную оборонительную позицию. Должно быть, натренированные для ночной работы синоби не пользовались факелами, так что со своего места Юкки, как ни пыталась, не могла подсчитать, сколько же их собралось вокруг всадников Токугава.

– Считай, не считай, какая разница, – ткнул Юкки в бок толстый самурай, – если эти черти вознамерятся порубить нас, это не составит им большого труда. Каждый знает, что один синоби стоит десятерых мастеров меча, не то что простых воинов.

– Но они наши союзники?! – попыталась возразить Юкки и тут же осеклась, отец не раз рассказывал ей, как во время войны союзники покидали поле боя или переходили на сторону врагов.

– Ты, конечно, прав, Анаяма, взявшие заказ синоби всегда доделывают его до конца, и, возможно, в этом нам повезло, и они помогут нам выбраться отсюда живыми. Но с другой стороны, никто не знает, не исполняют ли они на самом деле заказ наших врагов – доставить нас в ставку предателя целыми и невредимыми…

Должно быть, кто-то скомандовал двигаться вперед, во всяком случае, кавалькада Токугава подравнялась и, чуть ли не прижимаясь друг к дружке, двинулась с места.

Это было довольно-таки странное зрелище: посреди не больше десятка людей с факелами, и по краям сотни три черных, больше похожих на призраков, чем на людей, охранников, двигающихся вообще без света.

Возможно, следовало отдать приказ всем избавиться от факелов, дабы не привлекать внимания, но, по всей видимости, у самого Токугава Иэясу на такой приказ не хватило бы духу. Ведь одно дело – находиться в окружении синоби и иметь хотя бы возможность видеть то, что происходит вокруг тебя, и совсем другое – не иметь возможности даже лицезреть свою собственную гибель.

Луна было появилась и тут же скрылась за мохнатыми тучами, начал накрапывать дождик. Луна проглянула лишь на мгновение, но синоби этого хватило, чтобы заметить притаившегося в ветвях придорожного дерева лучника, мгновенно отреагировав: сразу два воина в черном выбросили перед собой руки, и незадачливый лучник рухнул с дерева, пронзенный какими-то метательными снарядами.