Текст книги "Галинкина любовь"

– Что с ней? – Вика беспомощно обернулась к врачу. Данила ободряюще приобнял жену за плечи.

– Это нормально в её состоянии, – утешил врач. – Плохая концентрация, ей очень сложно сосредоточиться на чём-то одном.

Мать внезапно замолчала на полуслове и начала внимательно прислушиваться, кивая в такт голосам, звучавшим, видимо, в её голове. Время от времени она тихо что-то отвечала – невозможно было разобрать ни слова. Затем внезапно расхохоталась – вероятно, в её сознании происходил оживлённый и содержательный диалог.

Вика попыталась было вклиниться, напомнив о себе.

– Мама… – позвала она робко. Женщина взглянула на неё с плохо скрываемой досадой:

– Что вам, девушка?

– Ты забыла, кто я? – беспомощно произнесла Вика. Мать встревоженно взглянула на неё, ожидая подвоха, а затем скорчила плаксивую гримасу:

– Да что вам всем от меня надо! Надоели! Я ничего не делала! Я ничего не брала! Вот, посмотрите сами! – крикнула она гневно и швырнула в Вику апельсином – та еле успела увернуться.

– Света, а ну-ка прекрати немедленно, – спокойно, но твёрдо произнёс врач. – Как ты себя ведёшь?! Если ты сейчас же не перестанешь, нам всем придётся с тобой расстаться.

– Нет, – тут же захныкала она. – Не уходите! Меня тут обижают! Все-все обижают!

– Кто тебя обижает, мам? – Вика предприняла очередную попытку наладить контакт. Лицо матери сделалось озабоченным.

– Вон там траншея! – крикнула она вдруг, схватив дочь за руку. – Смотри же, аккуратнее! Да что ты застряла на месте! Траншея – там! Прыгай в нее скорее.

– Какая траншея? – переспросила Вика упавшим голосом, поняв, что разумного контакта, по всей видимости, достичь не удастся.

– Это Слава! Слава! – завизжала вдруг мать. Вика подумала, что она перепутала Данилу со своим бывшем мужем, но мама указывала куда-то в сторону, в пустоту. – Он каждый день ко мне приходит, надоел! Уведите его! У него мои солдатики… – далее последовал какой-то совершенно невразумительный бред. Врач решительно освободил Викину руку от цепкой хватки несчастной обезумевшей женщины и вызвал медсестру, чтобы та увела её обратно в палату.

Вику колотила крупная дрожь. Данила успокаивающе поглаживал её по плечу, но, похоже, он и сам был здорово растерян и напуган.

– Извините… – врач виновато развёл руками. – Она не всегда такая, честное слово. Иной раз Светлана вполне способна вести разумный диалог. Сейчас, видимо, она просто растерялась. Новые люди, новые лица… Сами видите.

– Спасибо вам за всё, – поблагодарил Данила. – Мы и не рассчитывали на задушевную беседу. Просто хотели убедиться, что…

– Понимаю. Понимаю, – врач дважды кивнул головой. – Можете не беспокоиться, за ней отлично ухаживают. Она даже по-своему счастлива в своём собственном мирке. Разумеется, когда нет обострений. Но в целом, повторюсь, вам не следует переживать – мы делаем и впредь будем делать всё, что в наших силах.

Вика с Данилой вышли из больничного корпуса и зашагали по дорожке к воротам. Всё это время Вика хранила молчание. Когда наконец они оказались за пределами этой закрытой территории, внешне ничем не напоминающей тюрьму, но всё-таки вызывающей именно такие ассоциации, Вика остановилась и беспомощно взглянула на мужа.

– Мама меня не узнала… просто не узнала… – потрясённо пробормотала она. Данила изо всех сил прижал её к себе и крепко обнял.

– Всё в порядке, малыш. Всё хорошо. Я рядом, – прошептал он, целуя её в макушку. Вика беззвучно и горько заплакала.

Они стояли так, не размыкая объятий, долго, очень долго – до тех пор, пока Вика наконец не успокоилась и немного не пришла в себя. Данила вытер ей слёзы своим платком и ободряюще улыбнулся.

– Всё хорошо?

– Думаю, да, – она в последний раз шмыгнула носом. – Поехали скорее домой. Ванечка ждёт.

Александр Белецкий

«Похоже, эту поездку я запомню надолго», – усмехнувшись, подумал Александр. Сначала – самолёт до Симферополя. Затем такси до Ялты. И когда цель, казалось, была уже так близка – только руку протяни! – выяснилось, что Галинка уехала в Евпаторию до конца сентября. Он никак не мог этого ожидать и поначалу совсем упал духом.

Домашний адрес Галинки он разузнал у Вики – та, в свою очередь, навела справки у мужа. Теперь Белецкий ругал себя последними словами за то, что не додумался спросить заодно и номер телефона. Решил устроить сюрприз, идиот! Московской симкой, номер которой сохранился в больничных записях, Галинка, понятное дело, в Крыму не пользовалась. И вот теперь он стоял на пороге её дома, дурак-дураком, и пытался объясниться с её подозрительной неприветливой мамашей, которая демонстративно отказалась разговаривать с ним по-русски, хотя – он мог бы поклясться – понимала всё, что он ей говорил, от первого до последнего слова.

Призвав на помощь всё своё обаяние и отчаянно вспоминая запас зацепившихся в памяти украинских выражений, он тщетно старался наладить контакт с тётей Ксаной. Та же взирала на него недоверчиво и хмуро, повторяя, как заведённая: «Навищо тоби моя донька?»

В конце концов, Белецкий плюнул и рассказал всё, как есть – о том, что Галинка буквально вытащила его с того света, и о том, что им так и не удалось толком попрощаться. Тётя Ксана внимательно выслушала его, не перебивая, а затем тяжко вздохнула:

– Тепер я зрозумила, чому вона як божевильна була…

После чего задала ему самый неожиданный на свете вопрос:

– Ты йисты хочешь?

Александр растерялся, и, наверное, от этой своей растерянности ответил честно:

– Вообще-то, ужасно хочу. В самолёте покормили какой-то дрянью, но это было давно…

– Проходь в будынок, – посторонившись, тётя Ксана пригласила его в дом.

Он вошёл в маленькую, несколько старомодную комнату, служившую, судя по всему, гостиной, и понял, что примерно так и представлял себе место, где живёт Галинка. Именно таким оно и должно было быть – слегка провинциальным, но невероятно тёплым и душевным. От каждого предмета в комнате веяло покоем и уютом – и он весёлых вышитых чехлов на диванных подушечках, и от вязаных салфеток, и от пёстрых занавесок на окнах, и от фотографий в деревянных рамочках, развешанных по стенам, и от вереницы белых мраморных слоников на комоде.

Тётя Ксана усадила его за стол и принесла миску домашних вареников с вишней и сметаной. Всё время, пока он ел – признаться, с большим аппетитом – она не отрывала от него испытывающего взгляда.

– Ты гарный хлопец, – произнесла наконец она. – А вона в мене така довирлыва… Не обманышь Галю?

– Нет, – коротко и ясно ответил он, прямо взглянув ей в глаза.

Тётя Ксана тяжело вздохнула, поднялась со стула и вышла из комнаты. Через пару минут она вернулась и протянула ему листок бумаги.

– Ось йии адресу в Евпатории. Йидь прямо в санаторий.

– Спасибо, – Белецкий готов был расцеловать её в обе щёки на радостях. – Спасибо вам большое… Дякую!

Таксист поначалу заломил цену в пять тысяч рублей за полторы сотни километров, но затем, всмотревшись в пассажира внимательнее и узнав его, великодушно скостил до двух тысяч. Однако за это Белецкий вынужден был дать ему автограф, а также выслушать пространную, но эмоциональную лекцию о присоединении Крыма к России – таксисту не терпелось поделиться своими соображениями на этот счёт. Александр надел тёмные очки, откинулся головой на спинку сиденья, закрыл глаза и, периодически бормоча «угу» в унисон водительской бубнёжке, слегка задремал.

Во сне он почему-то увидел Кэролайн. Очевидно, где-то в глубине души его продолжало терзать чувство вины перед ней… В тот их последний разговор перед отлётом в Америку она была грустна и очень серьёзна.

– Ну, что ты, Кэрри, – мягко улыбнулся он и шутливо щёлкнул её по кончику носа. – Как будто конец света, честное слово…

Она порывисто отвернулась, борясь со спазмом в горле и задрожавшими вдруг губами.

– Я… не думала, что будет так больно, – выговорила она наконец. – Прости, Саша, я не собираюсь на тебя давить и к чему-то принуждать, просто… хочу, чтобы ты знал. Я люблю тебя. Правда.

Он готов был провалиться сквозь землю, но всё же нашёл в себе силы шутить и дальше.

– Не могу поверить в то, что ты влюбилась в русского! Мы же все, на твой взгляд, устроены неправильно, не так живём, имеем ложные ценности и неверные приоритеты…

Она торопливо приложила палец к его губам, призывая замолчать.

– О господи, не вспоминай все те глупости, что я тебе когда-то наболтала… Я была дурой. Русские мужчины – самые замечательные на свете. Они добрые, и нежные, и страстные, и романтичные, и не зациклены только на себе, как американцы…

– Когда это ты успела узнать всех русских мужчин? – поддел её он. Кэролайн подняла на него свои карие глаза, которые казались просто огромными из-за непролитых слёз.

– Мне не нужно было узнавать их всех, – отозвалась она еле слышно. – Я ведь сразу выбрала самого лучшего…

Проснулся он, когда уже подъезжали к Евпатории. Таксист, к счастью, к тому времени закончил свой геополитический монолог и сейчас просто с интересом поглядывал на пассажира.

– Вы к нам зачем – подлечиться? Здоровье поправить? – радушно, но довольно бесцеремонно спросил он. Белецкий подавил зевок и кивнул:

– Типа того…

– Это правильно, – одобрил таксист. – В Евпатории и лечебные грязи, и воды, и даже сам воздух целебный! Про море уж не говорю… Пляжи там песчаные, не то что в Ялте. И на озеро Мойнаки обязательно съездите.

– Съезжу, – покладисто кивнул Александр. – Спасибо за информацию.

Машина остановилась напротив ворот санатория имени Цветаевой. Белецкий расплатился с водителем, подхватил свою не слишком габаритную сумку (он предпочитал путешествовать налегке и приобретать необходимое прямо на месте) и направился к будке охраны.

– Мне нужно повидать Галину Тесленко. Она у вас здесь воспитательницей работает, – сказал он самым приветливым тоном. Толстый ленивый охранник, занятый разгадыванием сканворда, не удосужился даже повернуть головы – он покосился одним глазом на визитёра и равнодушно буркнул:

– Посторонним на территорию вход воспрещён.

– Да я не посторонний! – разволновался Белецкий. – Послушайте… Впрочем, ладно. Не могли бы вы, в таком случае, сами вызвать её к воротам?

– Не положено, – всё тем же безразличным тоном отозвался толстяк, вписывая очередное угаданное слово в клеточки сканворда.

– Да что значит «не положено»? – рассердился Белецкий. – Что у вас здесь – тюрьма, что ли?

– Ну, тюрьма – не тюрьма, – невозмутимо и рассудительно откликнулся охранник, – а только я вам, знаете ли, не мальчик на побегушках. Пойди туда, позови того…

Белецкого вдруг осенило.

– Я понимаю! – заверил он горячо. – Всякий труд должен быть оплачен.

– Вот именно, – одобрительно подтвердил охранник и, наконец-то, удосужился поднять взгляд. Глаза его тут же комично округлились.

– Это вы?.. – растерялся он. Белецкий тем временем достал портмоне и прямо спросил:

– И сколько стоит данная услуга?

– Погодите, – не мог опомниться толстяк, – вы – Александр Белецкий, верно?

– Верно, – вздохнул он. – Ну так что там насчёт цены?

– Ой, да прекратите! – тот в ужасе замахал на него руками. – Разве я возьму с вас деньги? Автограф если только… Для жены.

«Сговорились они сегодня все, что ли?» – подумал Белецкий в некотором раздражении. Он никогда не понимал сокровенного смысла автографа, который вкладывали в него фанаты, но, впрочем, почти никогда не отказывал, если его просили расписаться на память.

Через минуту дело было улажено – охранник подозвал бегущего по дорожке мальчишку из второго отряда и попросил его срочно вызвать к воротам Галину Тесленко.

– Сейчас придёт, – толстяк довольно потёр руки и заинтересованно спросил:

– А она вам кто? Дочка?

– Внучка, – хмуро отозвался Белецкий, не желая развивать эту тему. Он неожиданно разнервничался перед встречей и сам удивился своему волнению.

– Простите… – смутился охранник. – Это не моё дело.

Он завидел её издали. Галинка торопливо шагала по аллее, насквозь пронизанной косыми солнечными лучами – они пробивались сквозь густые сосновые лапы. На девушке была простая белая футболка и белые же шортики, открывающие красивые загорелые ноги. Её длинные светлые волосы небрежно рассыпались по плечам. Белецкий почувствовал, как ёкнуло сердце.

Судя по всему, Галинка не ожидала увидеть никого иного, кроме матери. Она явно искала глазами тётю Ксану – ну, а кто ещё мог к ней сюда приехать?.. Равнодушно скользнув взглядом по Александру, она продолжала недоуменно и настороженно озираться по сторонам, и вдруг замерла. Резко обернувшись, она невольно ахнула и впилась в него взглядом, боясь даже моргнуть, чтобы видение не исчезло.

– Это я, я, тебе не показалось, – посмеиваясь, подтвердил Белецкий, чувствуя, как его душа мгновенно наполняется счастьем. Галинка продолжала стоять как вкопанная и смотреть на него, держась за щёки ладонями.

– Ты что, даже меня не обнимешь? – спросил он, продолжая улыбаться. Она опомнилась и побежала к нему, но внезапно остановилась всего в одном шаге, словно наткнувшись на невидимую преграду.

– Но… что вы тут делаете? – растерянно произнесла она. – И как меня нашли?

– Кто ищет, тот всегда найдёт, – туманно отозвался он. – А ты что же, не рада меня видеть?

– Ну, что вы, Александр Владимирович… – она вспыхнула от смущения. – И всё-таки… зачем вы здесь?

Он вдруг испугался сказать ей правду – что приехал только ради неё одной. Может быть, смущало присутствие охранника, который, разинув рот, откровенно прислушивался к их диалогу.

– Вот, решил немного оздоровиться… Заодно и тебя повидать, – пояснил Белецкий, махнув рукой. – Где же ещё приводить здоровье в порядок, как не в Крыму, правда?

– Правда, – если Галинка и была немного разочарована тем, что она – не единственная причина его визита в эти края, то виду не подала.

– Ну, дай же тебя обнять, – попросил он, уже и сам начиная смущаться. Она с готовностью прижалась к его груди и замерла, боясь даже дышать. Александр осторожно погладил её по шелковистым волосам и спросил:

– Ты очень сильно занята сейчас?

Галинка виновато кивнула:

– Да, у меня программа до самого вечера расписана… Я только часов в восемь освобожусь. После ужина у нас нет никаких мероприятий, кроме дискотеки… там я уже буду не нужна.

– Что ж, так даже лучше. Давай встретимся вечером? Сходим куда-нибудь, погуляем на набережной или ещё где… Я сам, собственно, пока не в курсе, что тут есть посмотреть. Можешь даже не ужинать – поедим в городе.

– Хорошо, – не раздумывая, быстро согласилась Галинка. – Я освобожусь и сама к вам приеду. В какой гостинице вы остановились?

Белецкий повернулся к охраннику, который моментально уткнулся носом в свой сканворд, делая вид, что он тут ни при делах.

– Послушай, друг, какая у вас в городе самая лучшая гостиница?

– Лучшая? – толстяк почесал в затылке. – Ну… наверное, «Остров сокровищ». Там интерьер крутой, пиратский. Это на Симферопольской улице.

– Отлично. Значит, я остановлюсь именно в «Острове сокровищ» на Симферопольской, – подытожил Белецкий.

– То есть… вы сразу же отправились ко мне, не заезжая в гостиницу? – боясь поверить, робко уточнила Галинка.

– Сразу к тебе, – с улыбкой подтвердил он.

Она покраснела от удовольствия и счастливо улыбнулась ему в ответ:

– Так значит, ждите меня в восемь часов!

– Может, мне самому следует за тобой приехать?

– Нет-нет… – покачала она головой. – Не стоит мотаться туда-сюда. Я вас найду, не сомневайтесь. А сейчас мне правда пора.

– Ну, тогда до вечера?

– До вечера, Александр Владимирович, – одарив его напоследок ласковым взглядом, она поспешила обратно в санаторий.

Набережная, названная в честь писателя Максима Горького, оказалась красивейшим и атмосферным местом – уютным, с поистине южным колоритом.

Она и с наступлением темноты была полна туристов. Здесь вовсю кипела жизнь: отдыхающих завлекали рестораны и клубы, манили теннисные столы, аттракционы, сувенирные магазинчики, а также знаменитые крымские вина, благоухающие ароматом местного винограда. Правда, Галинка сказала, что набережная расцвела не так давно – её отреставрировали к юбилею Евпатории в начале нулевых, об этом тогда писали во всех крымских газетах. Городу исполнилось две с половиной тысячи лет, и километровую набережную украсили изящными светлыми ротондами, ни одна из которых не была похожа на другую и имела оригинальный дизайн. Ротонды служили смотровыми площадками – с них открывался великолепный вид на Чёрное море. А в самом начале набережной была воздвигнута скульптура мужественного героя из античных мифов – Геракла, возле которого тоже постоянно бурлила толпа; все гости города жаждали сфотографироваться с этим негласным стражем побережья.

Александр с Галинкой расположились за столиком одного из ресторанов с живой музыкой. На эстраде надрывался молоденький певец в старомодном костюме. Парень очень старался, выводя немного наивные, но трогательные строчки под не слишком замысловатую мелодию:

 
– С морем и солнцем навеки повенчана,
В кружеве белом из пены-фаты,
Ты – как невеста, как юная женщина,
О, Евпатория, город мечты!
 

Видимо, это был местный хит: пока Белецкий со своей спутницей ожидали заказ, парень успел несколько раз исполнить песню на бис.

 
– В узеньких улочках время затеряно,
Бродит там эхо ушедших веков…
Сколько мне лет жизни этой отмеряно —
Столько с тобой разделить я готов!
 

При этих словах Александр внезапно накрыл Галинкину ладонь своей, заставив девушку в очередной раз покраснеть. Впрочем, в его присутствии она регулярно вспыхивала, точно маков цвет – ему даже не нужно было делать ничего особенного.

– Здесь мило, правда? – спросила Галинка дрогнувшим голосом, изо всех сил притворяясь, что это обстоятельство – её рука в его руке – нисколько не мешает вести оживлённый диалог. Белецкий, нарочно поддразнивая девушку, не отвечал, продолжая держать её за руку, и пристально смотрел ей в глаза, лишь в правом уголке его рта пряталась невидимая смешинка. Галинка нервничала и ёрзала на стуле, не отнимая, тем не менее, своей ладони. Наконец, Белецкий рассмеялся и сам отпустил её.

– Это ты милая, – ответил он. – Так забавно смущаешься.

– Я… кажусь вам дурой, да? – проговорила она нерешительно. – Полной идиоткой?

Он изумлённо поднял брови.

– Ну, что ты! Совсем нет. Ты – само очарование. Мне с тобой очень хорошо и спокойно, Галюша.

Не зная, что на это ответить, она схватила свой бокал и залпом осушила. Белецкий, посмеиваясь, подлил ей ещё вина из бутылки.

– Вот напьюсь, – заявила Галинка с отчаянной храбростью, – и начну творить глупости… Не жалуйтесь потом.

– Я только об этом и мечтаю, – отозвался он со всей серьёзностью. – Чтобы ты, наконец, расслабилась и вела себя так, как того хочет твоё сердце. А сейчас ты, по-моему, слишком напряжена. Словно боишься меня.

– Не боюсь… – она покачала головой. – Просто… наверное, ещё не привыкла к тому, что вы здесь, в Крыму. Мне казалось, что я больше вас никогда в жизни не увижу… Думала, что умру от этой мысли.

– Скучала по мне?

– Конечно, скучала, – она снова отхлебнула вина и торопливо сменила тему:

– А вот вы совсем не пьёте! У вас бокал полный…

Он виновато развёл руками:

– Вообще-то, врачи рекомендуют воздерживаться от алкоголя. Хотя ты права, от бокала красного ничего страшного не случится, даже наоборот. Ну что ж, давай выпьем…

– За ваше здоровье! – тут же предложила она.

– Прекра-асный тост! – сказал Белецкий с большим чувством, как Людмила Прокофьевна из «Служебного романа». – Пусть все будут здоровы.

Она засмеялась и поднесла свой бокал к его, чтобы чокнуться. Между тем певец на эстраде продолжал заливаться соловьём:

 
– Звёзды над морем, рассыпавшись бисером,
Падают с неба, плывут по волнам.
Их, как жемчужины – ласково, бережно —
Море влюблённым выносит к ногам…
 

– Между прочим, он правильно поёт, – чуточку захмелев, выпалила Галинка. – Вы посмотрите, сколько в море звёзд!

– А в твоих глазах их ещё больше, – откликнулся он. Галинка снова покраснела – на этот раз от удовольствия.

– Как вы меня назвали недавно? Галюша? – спросила она нерешительно.

– Да, а что? Тебе не нравится?

– Наоборот… Очень нравится, – она допила очередной бокал и уже сама решительно протянула Белецкому, чтобы он его наполнил.

Выйдя из ресторана спустя пару часов и решив ещё немного прогуляться по набережной, они хором, не сговариваясь, затянули привязчивый хит про Евпаторию.

– С морем и солнцем наве-еки пове-е-енчана! – нестройно распевали они на два голоса, то и дело хохоча и сбиваясь. – В кружеве белом из пе-ены-фаты-ы-ы!!!

– Вы ужасно, ужасно поёте, – слегка заплетающимся языком твердила Галинка, давясь от смеха. – Это просто какой-то кошмар. А я-то думала, что у вас нет никаких недостатков…

– Ты – как невеста, как юная же-е-енщина!!! – продолжил голосить Александр, вызвав у неё новый приступ неудержимого хохота.

– О, Евпатория, го-о-ород мечты!!! – нетрезво подхватил незнакомый голос откуда-то со стороны, и от этого Белецкий с Галинкой полегли уже оба.

Затем они подошли к ротонде, замолчали и, облокотившись на перила, стали умиротворённо смотреть на ночное море. В этот час народу здесь было немного – лишь неподалёку оживлённо беседовали две курортницы средних лет весьма интеллигентного вида.

– …ну, что вы хотите! – продолжая начатый разговор, восклицала одна из женщин с характерным поволжским выговором. – В южных городах именно так всё и происходит: летом они соединяют одинокие сердца, чтобы осенью влюблёные неизбежно могли прочувствовать всю остроту расставания… Следы от горячих поцелуев сходят долго и болезненно.

– Совершенно согласна с вами, Алевтина Юрьевна, – степенно подтверждала её собеседница – судя по акценту, откуда-то из Сибири. – Все знают, как обычно заканчиваются эти отношения… И тем не менее, курортные романы в Крыму встречаются чаще, чем автоматы с газировкой. Ах, я и сама лихо чудила здесь в молодости!

– Какая славная беседа, – тихо хохотнул Белецкий, подмигивая Галинке. Однако она не разделила его веселья, отчего-то заметно расстроившись. От его взгляда это не укрылось.

– Отчего глазки на мокром месте, Галюша? Я тебя чем-то обидел?

Она виновато захлопала ресницами.

– Нет, что вы… Так… взгрустнулось. Со мной это бывает иногда, если я ночью прихожу на море. Думаю всякое-разное…

– Например?

– А знаете, – она сделала над собой усилие, чтобы встряхнуться, и быстро сменила тему, – у нас в санатории есть свой закрытый пляж. По нему постоянно гуляет дедушка-фотограф с обезьянкой по кличке Кузя. Предлагает детям сняться на память с Кузей на руках. Воображаете, что за экзотика – живая мартышка – для какого-нибудь мальчишки из Якутска или девчонки из Северодвинска! Словом, зарабатывает дедуля неплохо. Только вот я раньше недоумевала – отчего у всех детей на его фотографиях такие кислые физиономии. А потом решила угостить зверюшку бананом… Оказалось, – она фыркнула, – что от этого самого Кузи страшно воняет! Старик, видимо, совершенно не озабочен купанием своего питомца…

– Уж-ж-жас, – комично протянул Белецкий, повеселев не столько от её рассказа, сколько от того, что она больше не печалится. – В море его! В море! В набежавшую волну!.. Кстати, обезьяны умеют плавать?

– Понятия не имею. Но когда Кузя вскарабкался мне на плечо и трогательно обнял за шею своими тощими грязноватыми лапками… Честное слово, я не нашла в себе силы выразить недовольство. Чуть не задохнулась, правда, но виду не подала! – она рассмеялась.

Александр любовался её улыбкой и сияющими звёздными глазами. Как же она была молода и как красива… От вина Галинка сделалась чуть более болтливой, чем обычно, и ему очень нравилась эта её раскрепощённость.

– Хорошо всё-таки здесь, правда? Есть своё очарование в южных городках. Невыразимая прелесть, – он с удовольствием вдохнул пряный воздух и внезапно спохватился. – Ты, кстати, не замёрзла? Ночной бриз, всё-таки, – это не шутка, простудишься ещё…

– Смеётесь, Александр Владимирович? – она фыркнула. – Я же в этих краях родилась и выросла. Мне ли бояться лёгкого ветерка?

– Ах, да, – вспоминил он. – Ты же у нас морская девчонка. Сирена…

– Я не понимаю, как люди могут жить вдали от моря. Честно, – призналась она. – Для меня это просто невыносимо. У меня без моря ломка начинается… Я, пока в Москве жила эти несколько месяцев, чуть на стенку не лезла от тоски.

– А ты с Москвой, стало быть, всё – завязала? – осторожно уточнил он. Галинка пожала плечами.

– Не совсем… Я буду туда приезжать время от времени. Витя Белов мне несколько раз звонил, приглашал на разные сборные выступления, а в ноябре я буду петь на его сольнике в «Ракурс Сити Холле». Но постоянно жить я бы там точно не смогла.

– Уверена?

– Абсолютно, – твёрдо подтвердила она. – Знаете, у меня есть традиция. Каждое утро – много лет подряд – я прихожу одна на берег моря, чтобы встретить рассвет… Стою на берегу и вспоминаю всю свою жизнь. Особенно детство.

– Снова чувствуешь себя маленькой девочкой?

– И да, и нет, – помедлив, откликнулась Галинка. – Я же понимаю, что вернуть те беззаботные годы невозможно. Просто всматриваюсь в водную гладь, чуть-чуть подкрашенную розоватыми бликами пробуждающегося солнца. И снова и снова воскрешаю в сердце то чувство…

– Какое? – тихо спросил он, боясь даже дышать.

– То самое, когда не ощущаешь пронзительной боли от ожога медузы. Когда текут слёзы, но руки при этом обвивают любимого за шею. А он даже не знает, не догадывается о том, что он – любимый. Просто несёт меня на руках, чтобы поскорее облегчить мою боль. И это называется – счастье…

– Ты о Даниле сейчас говоришь? – уточнил он, пытаясь не реагировать на ревность, которая стальной хваткой моментально опоясала его сердце.

– Конечно, о нём, – ответила она. – Я же вам всё-всё рассказывала в больнице, помните? Я тогда была по-настоящему счастлива. И вот… – она заколебалась, не уверенная в том, что ей следует говорить дальше, но всё-таки продолжила:

– И вот впервые за много-много лет я испытываю некое подобие этого счастья. Не при воспоминании о Дане… А рядом с вами, Александр Владимирович, – сказала она просто.

Белецкий молча и внимательно смотрел на неё. Она отвела глаза, но не прервала своего монолога.

– Это и здорово, и страшно. Мне теперь всё время страшно, что это чувство вот-вот исчезнет.

– Но… – начал было он.

– Подождите! Не перебивайте! – моментально взмолилась Галинка. – Мне и так трудно… Но больше всего на свете я боюсь, что сейчас завершится этот приятный вечер. Мы мило, светски попрощаемся. Вы просто встанете и уйдёте… И всё закончится, – завершила она совершенно убитым тоном.

– Почему уйду? – растерянно отозвался он, сам невероятно смущённый, как старшеклассник на первом свидании. – Я же именно ради тебя сюда приехал.

По её лицу было видно, что она боится принять его слова на веру, и в то же время отчаянно желает этого.

– Вы ведь правду сейчас говорите? Или просто меня успокаиваете?

– Ну, всё, хватит, – решительно произнёс Белецкий. – Сколько можно кружить вокруг да около, я больше не могу. Иди ко мне, Галюша, – и первый сделал шаг по направлению к ней.

– Девочка моя… – нежно проговорил он, обнимая её и осторожно целуя мокрые от слёз щёки.

– Я вас люблю, Александр Владимирович, – прошептала она несчастным тоном.

– Милая моя, маленькая, славная девочка… Я тоже тебя люблю, родная, – он наконец-то нашёл её губы. В этом поцелуе не было страсти – он был лёгким, как прикосновение крыльев бабочки. Он просто успокаивал мятущееся сердце и дарил надежду на счастье.

– Скажите это ещё раз, – потребовала Галинка, прижавшись своей щекой к его щеке.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя…

Она молча уткнулась носом в его грудь.

– Не знаю только, зачем тебе такой старый и больной человек, как я, – пошутил он. – Я даже не смогу носить тебя на руках – врачи запрещают.

– Не надо носить, – улыбнулась она сквозь невысохшие слёзы. – Вам достаточно просто держать меня за руку.

– Я буду держать, – пообещал он. – Ни за что не отпущу. Наконец-то я могу признаться в том, что люблю – без стыда и страха.

– Кому признаться? – зажмурившись, выдохнула она.

– Да себе самому, – он усмехнулся. – Знаешь, это даже забавно, что ты попросила держать тебя за руку. Вика недавно сказала мне… Ты помнишь Вику?..

– Конечно, помню, – буркнула Галинка, изо всех сил стараясь не ревновать.

– Она заявила, что не чувствовала моей руки, когда ей так нужна была поддержка. Она всё время боялась упасть. Так вот, тебе, – он выделил интонацией слово «тебе», – я упасть не позволю. Никогда.

– Это я вам не позволю, – улыбнувшись, возразила она. – Я сама вас спасу, если надо. Как русалочка – прекрасного принца. А потом вы влюбитесь в мой неземной голос…

Александр рассмеялся:

– Договорились. Только с одним условием…

– С каким?

– Ради бога, прекрати мне «выкать».

Он снова поцеловал её. А затем ещё и ещё…

Затем они, как старшеклассники, долго целовались возле его отеля, не в силах оторваться друг от друга.

– Надеюсь, ты предупредила своих соседок в санатории, что не придёшь ночевать? – хрипло спросил он.

– Нет, – отозвалась Галинка. – Но, если честно… наплевать!

Ночью Александр проснулся от испуга – где Галинка?.. Постель с её стороны была пустой и холодной. Он поразился тому, каким леденящим ужасом моментально сковало его при мысли о том, что девушка ушла. Сбежала. Бросила его… Потом он заметил чуть приоткрытую балконную дверь и догадался выглянуть туда. От сердца отлегло – Галинка сидела в деревянном кресле-качалке, по-детски упираясь подбородком в колени, и вслушивалась в ровный шум ночного моря.

– Уф… – выдохнул он, расслабленно прислонившись к дверному косяку. – Не пугай так больше. Я уж было подумал, что ты мне приснилась. Чуть второй инфаркт не заработал.

– Извини… – улыбнулась она виновато. – Просто не спится. На самом деле, мне было немножечко не по себе.

– Из-за чего? – спросил Белецкий, приближаясь к ней и обнимая за плечи. Она нежно погладила его руку.

– Из-за того же: вдруг проснусь, а всё – неправда?

– И поэтому ты решила вовсе не спать? – он усмехнулся, присаживаясь в соседнее кресло. Галинка тут же, как кошка, юркнула к нему на колени, и некоторое время они сидели молча, обнявшись и слушая шум волн.

– Тебе не тяжело? – спохватилась вдруг она.

– Ни капельки… – отозвался Александр, целуя её в шею. – Но всё-таки предлагаю вернуться в номер. Там и теплее, и… есть чем заняться.

– Да ты, оказывается, развратник! – притворно изумилась Галинка.

– О, ещё какой. Ты наверняка пожалеешь, что со мной связалась, – улыбнулся он, подталкивая её в сторону кровати.

…В следующий раз Белецкий проснулся уже от осторожного прикосновения. Он открыл глаза и увидел Галинку. Она успела одеться и принять душ, волосы её были влажными и пахли шампунем. Судя по всему, солнце только что встало: в номере было светло, но та особенная утренняя тишина, нарушаемая лишь ненавязчивой и редкой птичьей перекличкой, свидетельствовала о том, что, в отличие от природы, люди ещё не проснулись.