Текст книги "Женькина любовь"

Разборка

Как только Александр вернулся на виллу, к нему подошёл Валера и, глядя в упор, спросил:

– Ты зачем мою сестрёнку трахнул, козёл?!

Александр опешил, оторопело заморгал глазами. – С чего ты взял? – с испугом произнёс он.

– Видел.

Саша молчал. «А вдруг это провокация? На „пушку“ берёт. Не мог он ничего видеть. Мы были одни» – пронеслось в голове.

Валера угадал его мысли.

– Не отпирайся. Я следил за вами. Сначала из калитки вышла Женька, потом ты, минут через пять. Я пошёл за тобой, но было ещё довольно светло, и вы могли заметить меня. Когда я понял, куда вы направились, то решил плыть через лагуну. Плыл тихо, без всплесков. А когда обнаружил вас под скалой, было уже поздно. Я не стал вас пугать. Жалко было сестрёнку. Она бы закатила истерику. Да и я растерялся немного, видя, как ты роешь ногами песок. Уж очень ты старался! Ну, а когда вы кончили, я поплыл обратно. Так что не выкручивайся, дерьмо собачье! Может тебе показать яму в песке?

Саша понял, что врать бесполезно.

– Она… она сама хотела этого, – запинаясь, произнёс он. – Вот записка…

И он достал из шортов измятый клочок бумаги.

– Я так и думал, – кивнул Валера, прочитав. – Ну, пусть она дурёха, втрескалась в тебя по уши, но ты-то должен соображать? А что если она забеременеет? Скотина же ты, Сашка!

– Она сказала, что только один раз, – неумело оправдывался Александр.

– Даа… не ожидал я, что всё так закончится. Подпортил ты нашу дружбу… Морду бы тебе набить, уроду. Ну, да чёрт с тобой, пусть тебя совесть замучает. Катись в свой Найск! Смотреть на тебя противно.

И круто повернувшись, Валерий прошёл в холл.

– Не хотел я этого! Честное слово. Прости, Валера, – чуть не плача, сказал Александр вдогонку.

Валерий не обернулся. Он шёл и думал: «Что же теперь делать? А вдруг Женька забеременеет и никому не скажет? А потом родит какого-нибудь ублюдка! Нельзя это так оставлять. Надо деду сказать. Он специалист. Может ещё не поздно принять меры? Точно. Родителям говорить не буду, а деду скажу. Он не выдаст».

Валерий застал деда в холле. Тот сидел в кресле и смотрел телевизор. Кроме него там были Георгий Евгеньевич и Рита.

– Дед, ты тут сидишь, а у нас ЧП, – шепнул ему на ухо Валерий.

– Что случилось? – с тревогой спросил Евгений Робертович.

– Не здесь. Пошли к тебе в кабинет.

Евгений Робертович поднялся и пошёл вслед за Валерой.

– Да что случилось? Что-нибудь с Сашей?

– И с ним, и с Женькой.

– Что? Где они?

– Сашка здесь, а Женька ещё на море.

– Что она там делает?

– Моется, наверное. Грехи смывает.

– О чём ты?

Они вошли в кабинет.

– Ну, давай, не тяни!

– …Сашка только что Женьку поимел.

– Как это?

– Имел с ней близость.

– Да ты что? Объясни.

– Ну, втрескалась в него Женька! Раньше они только целовались, а сегодня…

– С чего ты взял?

– Сам видел. На песчаной косе, возле скалы.

– А может, ты сочиняешь? Может, они просто целовались и обнимались?

– Ага! Сашка там такую яму копытами вырыл, что упасть можно.

– Так что ж ты им не помешал?

– Растерялся…

– Ах ты, Господи! Неужели это правда? А может, тебе показалось?

– Да я с ним только что разговаривал. Он во всём признался!

– Давай его сюда. Я сам с ним разберусь. Этого только нам не хватало!

Через пару минут в кабинет вошёл Валера, таща за руку бледного растерянного Сашу.

– Вот он, козёл!

Александр исподлобья взглянул на Евгения Робертовича.

– Ну, давай рассказывай, что натворил? – спросил дед тоном директора школы.

Саша молчал.

– Ну, что? Язык проглотил?

Александр стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Правду мне говорит Валера или нет?

– Правду…

– Значит, ты действительно имел близость с Женей?

Саша кивнул.

– И как же ты посмел это сделать?! Ты подумал о последствиях для неё?

Лицо Саши заливала краска стыда. Он готов был провалиться сквозь землю.

– Я не хотел этого… Это она…

– И всё равно ты не имел право это делать. Ты, хоть и не на много, но старше Жени.

– Я хотел отговорить её. Думал только поцеловать… Я не думал, что так получится… Мы были одни…

Александр недовольно покосился на Валеру. Тот перехватил его взгляд.

– Сейчас как дам в глаз! Будешь тут зыркать!

– Тихо, тихо! – урезонил его Евгений Робертович. – Только мордобоя нам здесь и не хватало.

Валера отвернулся. На лице его ходили желваки. Он еле сдерживался. Он был зол на Сашку, на себя, на Женьку. Он жалел, что растерялся и в нужный момент и не смог помешать этим салагам. И теперь он мысленно ругал себя: «Ведь мог же я схватить этого Сашку за ноги, протащить по песку, швырнуть в воду! А Женька? Она осталась бы лежать на песке голой? Ну и что?! Подумаешь, невидаль! Она вскочила бы, прикрылась руками, а я дал бы ей такого пендэля, что она летела бы вслед за Сашкой! Вот это было бы дело! Вот как надо было действовать. А я всё прошляпил. Разинул рот, и ждал. А потом трусливо поплыл назад. Плохо… не уберёг сестрёнку».

Эти мысли отвлекли Валеру. А тем временем Евгений Робертович, тоже огорчённый и растерянный, продолжал разговор с Сашей.

– Но ты хоть понимаешь, что поступил дурно? Ты знаешь, чем для неё всё может кончиться? Что прикажешь делать, если она забеременеет?

– Мы только один раз… Мы любим друг друга.

– На прощание ты решил преподнести нам «подарок»! И это благодарность за всё то, что мы для тебя сделали?

– Я больше не буду…

– Ещё бы! Не хватало, чтоб это повторилось! В общем, с тобой всё ясно. Ты мне больше не нужен. Можешь идти. А ты, Валера, найди и приведи ко мне Женю. Только не говори зачем, а то убежит ещё куда-нибудь, дурёха!

– От меня не убежит! – сказал Валерий и скрылся за дверью.

Минут через пять появилась Женя в сопровождении Валеры.

– Таак, внученька, – встретил её Евгений Робертович. – Не отпирайся. Мне всё известно.

Женя испугано заморгала глазами, глядя то на деда, то на Валеру.

– Твоё исчезновение с Сашей не осталось незамеченным. Валера засёк вас и всё мне рассказал.

Щёки Жени вспыхнули румянцем. Она с негодованием взглянула на брата. – Предатель! Шпион! – и тут же влепила ему звонкую пощёчину.

– Дура! – крикнул Валера весь красный и выбежал из кабинета.

Глаза Жени метали молнии. Она ринулась к двери, чтобы последовать за братом, но Евгений Робертович остановил её.

– Стой! Никуда ты не пойдёшь! Валера прав. Это счастье, что мне всё стало известно! Ещё не поздно принять меры. Нужно сделать промывание. Если бы ты скрыла это, то неизвестно чем бы всё это кончилось!

Женя заплакала.

– Нечего плакать. Нельзя терять время. Ложись на диван.

Женя легла, закрыла лицо руками. Рыдания сотрясали её хрупкое тело.

– Не надо ничего делать! Пусть я забеременею!

– Глупая девчонка! Сейчас же перестань! Иначе я позову родителей. Обещаю тебе, что всё останется между нами, если ты не будешь упрямиться… Когда у тебя очередные месячные?

– Не знаю… Дней через пять – семь, – канючила Женя.

«Очень плохо, – подумал Евгений Робертович. – Самый подходящий момент для зачатия. Поэтому ей и приспичило… Природа берёт своё».

Он открыл ящик стола и достал катетер.

– Ноги в стороны!

– Не буду. Не надо мне никакого промывания. Пусть я забеременею, пусть я умру при родах! Пусть…

– Дурёха. Я врач, меня не надо стесняться.

– Мне всё равно. Я не дам!

– Ну ладно. Тогда я дам тебе таблетки для прерывания беременности, но ты их примешь только в случае, если месячные во время не наступят или выделения будут очень скудными. Поняла?

– Да.

Женя взяла таблетки, подержала их руке и положила в карман.

– Всё, можешь идти.

Женя встала с дивана и одёрнула платье.

– Смотри, внученька, будь осторожней. За удовольствие иногда приходится дорого платить.

– Я только с Сашей… Один раз… Я люблю его…

– Люби, но знай меру. Всё в своё время. Нельзя терять рассудок и спешить с близостью… Можешь идти. Не беспокойся. Всё останется между нами.

Женя вышла, а Евгений Робертович ещё долго сидел в кабинете, переживая случившееся. «Молодость беспечна и живёт эмоциями, чувствами. Ей не до здравых рассуждений. Вот и случаются эксцессы» – думал он, вспоминая свою молодость. – «Можно ли строго судить её за это? Наверное, нет. Но надо оберегать, разъяснять, убеждать, предупреждать! А мы пустили всё на самотёк. Так и до беды недалеко».

Возвращение

Утром в четверг начались сборы в дорогу. На зарядке ребята в последний раз обежали вокруг виллы, искупались в море, а после завтрака надели свои московские брючные костюмы, от которых они уже отвыкли, бегая два месяца в коротких шортах. Георгий Евгеньевич сказал, что в Вашингтоне плюс 12, а в Москве всего плюс четыре.

К десяти часам сборы были закончены. Александр в последний раз окинул взглядом великолепную дедушкину виллу, пальмы на берегу, лагуну в которой они ещё недавно купались. Взглянул на одиноко торчащую из воды скалу, на песчаную косу, с которой было связано столько приятных воспоминаний, и на безбрежное море за ней. Чайки по-прежнему летали над лагуной, вылавливая мелкую рыбёшку. Им не было никакого дела до того, что он, Саша, уезжает из Флориды и, может быть, навсегда.

В одиннадцать прибыли в аэропорт Майами. Там было шумно. То и дело взлетали и садились самолёты, подъезжали и отъезжали автомобили, автобусы. Толпы людей появлялись неизвестно откуда и исчезали неизвестно куда. Все спешили, шумели.

Ребята сидели молча и наблюдали за пассажирами. Евгений Робертович негромко разговаривал с Георгием и Ритой. До Саши доносились слова.

– Гарик, звони мне, не забывай отца. Я вам тоже буду звонить. Когда теперь увидимся, бог знает. Опять я остаюсь один.

– А вы приезжайте к нам, папа, – предлагала Рита. – Гарик до конца года будет дома. У него скоро тренировки и медкомиссия.

– Нет. Не люблю я зиму. Да и делать в Москве мне нечего. А сиднем сидеть лучше здесь, у моря, у себя дома. Может быть, в Вашингтон на недельку как-нибудь съезжу. Навещу старых друзей, приятелей.

Объявили посадку на Вашингтон.

– Ну что, внучата, давайте прощаться, – сказал Евгений Робертович. – Не забывайте деда. Звоните. Приезжайте на следующий год.

Он обнял Валеру, Женю и посмотрел на Сашу, который стоял, опустив глаза, и нервно теребил брючный ремень.

– А ты не хочешь обнять деда? Или ты недоволен приёмом, разбойник? Александр виновато взглянул на Евгения Робертовича и вдруг кинулся к нему на шею. На глазах его выступили слёзы. Ему было искренне жаль расставаться с дедом, жаль, что он огорчил его. Но ещё больше тронуло сердце Саши это ласковое «разбойник», Он понял, что дедушка простил его, что он больше не сердится и что он самый близкий ему человек на свете. Между ними протянулась незримая нить родства, дружбы, привязанности.

Евгений Робертович похлопал Сашу по спине, поцеловал и отпустил. Он заметил слёзы на глазах парнишки, и его сердце наполнилось теплом и нежностью. Они расстались друзьями.

Через несколько минут аэропортовский автобус доставил их к самолёту. Александр сел на своё место и разглядывал лётное поле, здание аэровокзала. Он знал, что там где-то стоит его дед и смотрит на их самолёт, ждёт когда он взлетит и скроется, растворится в голубом бездонном небе Флориды.

Но вот загудели двигатели, самолёт чуть вздрогнул и тронулся, петляя по рулёжным дорожкам аэропорта. Он довольно долго выбирался в конец взлётной полосы, потом остановился, замер на мгновение и с мощным рёвом рванулся вперёд.

Земля стремительно понеслась мимо и ушла вниз. Сашу вдавило в кресло. В иллюминаторе стал виден весь Майами. Александр всматривался в его небоскрёбы, в порт Майами-Бич с многочисленными причалами и пляжами на востоке. Он разглядел даже 120-ти метровую статую Христофора Колумба, которая казалась маленькой статуэткой на фоне безбрежного океана. Потом всё скрылось из вида. Только многочисленные городки, дороги, речки, каналы как в калейдоскопе сменяли друг друга. Впереди блестело озеро Окичёби, вокруг него бесконечные джунгли и бесчисленные плантации винограда, риса, сои. Всё уже голо, пусто.

Через сорок минут приземлились в Вашингтоне. Александр вышел из самолёта и сразу увидел космоплан, пристыкованный к огромному самолёту-носителю. Вокруг него сгрудились машины-заправщики, работала команда обслуживания. Дальше в ряд стояли ещё несколько космопланов.

– Мы на этом полетим? – спросил Александр у Георгия Евгеньевича.

– Наверное, – ответил тот. – Вроде его готовят.

– А чем его заправляют?

– Жидким кислородом и водородом.

– А на Венере вы на таком же летали?

– Нет. Тот был поменьше. И топливо у него было другое. Там очень сложно с кислородом и водородом. Поэтому в космосе применяют ядерное горючее.

– Как это? – не понял Саша.

– Так. Там работают ядерные ракетные двигатели. Они развивают температуру в миллионы градусов и испаряют любое вещество, попавшее в камеру реактора. Обычно это какая-нибудь жидкость, например вода. Она является расходуемым телом и одновременно охлаждает стенки камеры.

– Здорово придумали! – восхищённо заметил Саша.

Вскоре автобус доставил всех пассажиров в здание аэровокзала и Георгий Евгеньевич предложил всем пройти в ресторан пообедать. Вылет космоплана был назначен на три часа дня, и у них было ещё часа полтора свободных.

В ресторане было тепло, светло, играла музыка. Они сели за свободный столик и пообедали не торопясь. Выпили по стакану сафари и, расплатившись, вышли в зал ожидания. Здесь, как и в Майами, было много народу, и впервые за два долгих месяца Александр услышал родную русскую речь, да ещё с выражениями. Она звучала как музыка в его ушах. Разговаривали два молодых человека, одетые в лёгкие куртки нараспашку и свитера. Саша посмотрел на них и предложил.

– А давайте говорить по-русски. Всё равно мы скоро полетим домой. Валера и Женя пожали плечами.

– А о чём говорить то? – скептически спросил Валера. – И так уже всё сказано. Говори, если тебе хочется.

Саша подумал и не нашёл что сказать.

По трансляции объявили посадку на космоплан, рейс 119, Вашингтон – Москва. Пассажиры зашевелились и направились к выходу на посадочную галерею. Георгий и Рита тоже встали. За ними, не спеша, двинулись Валера, Женя и Саша. Через несколько минут они уже стояли на бегущей дорожке эскалатора, который доставил их прямо к космоплану.

Минут через двадцать раздался лёгкий рокот реактивных двигателей самолёта-носителя. Закрылся переходной люк, пассажиры пристегнулись ремнями к креслам, и приготовились к полёту.

Всё происходило, как говорят космонавты, штатно. Сначала их долго тащил вверх самолёт-носитель, надрывно гудя двигателями. Затем Александр почувствовал лёгкий толчок и рёв ракетных двигателей самого космоплана. Самолёт-носитель резко ушёл вниз и пропал. А перегрузки нарастали. Земля утонула в туманной дымке. Собственно Земли уже не было. Под ними и вокруг простирался сплошной океан, покрытый кое-где перистыми облаками. Над ними сияло ослепительное солнце, а рядом с ним на тёмно-синем небе зажглись звёзды. Космоплан неудержимо рвался вверх. Сашу поражала эта мощь, эта стремительность, эта неудержимость. И вдруг всё оборвалось. Наступила звенящая тишина. Даже музыка, лившаяся из динамиков, не могла заглушить её. Александр повис в кресле. Что-то поднялось в животе и он икнул. В голове закружилось, но усилием воли он остановил кружение и стал озираться вокруг. Рядом сидела Женя. Она была замкнута, сосредоточена. Валера сидел, как заправский асс и даже пробовал дремать.

Вдали показался, местами закрытый облаками, берег Европы. Он медленно приближался. С каждой минутой становился всё крупнее и темнее. Прошли терминатор. Впереди на востоке была уже ночь. С высоты ста километров хорошо просматривались светлые пятна крупных городов: слева Лондон, справа Париж, впереди Берлин, Варшава… Бежали минуты, Земля лениво поворачивалась под космопланом своим тёмным боком. «Скоро начнётся торможение» – подумал Саша. И точно. Едва миновали Прибалтику, как послышался нарастающий гул, и появилась сила тяжести. Теперь она тормозила движение.

Европейская часть России была закрыта плотными облаками. Никакой видимости, всё темно. По фюзеляжу космоплана, по крыльям заструилось слабое голубое свечение. Оно нарастало с каждой минутой, и вскоре весь космоплан был охвачен пламенем от носа до хвоста. Александр как завороженный смотрел на это бушующее пламя и ждал, когда же оно станет стихать.

Минут через двадцать пламя исчезло. Космоплан расправил стреловидные крылья, выпустил закрылки и медленно поплыл над Землёй. Иногда его потряхивало на воздушных ямах. Впереди разрасталось огромное световое пятно Москвы. Все с нетерпением ждали посадки.

Без десяти минут двенадцать космоплан коснулся посадочной полосы и резко затормозил. Бортпроводница сначала по-русски, а затем по-английски объявила, что полёт окончен. Температура в Москве плюс три градуса, дождь. Ребята достали из своих баулов тёплые куртки и приготовились к выходу. А ещё через несколько минут они уже выходили из шипящего под дождевыми каплями космоплана. Сырой холодный воздух обжёг им лёгкие. Валера закашлялся. Женя прикрыла рот рукой.

– Застёгивайте куртки быстренько, – сказала Рита, дрожа под холодным пронизывающим ветром.

Все застегнулись, подняли капюшоны и залезли в автобус, который повёз их в здание аэровокзала. Оттуда на вертолёте-такси они отправились в свою московскую квартиру на Большой Ордынке.

Без двадцати час Георгий открыл входную дверь и пропустил ребят и Риту вперёд. Всех слегка знобило. Даже в квартире воздух казался прохладным.

– Сейчас я поставлю чайник, – сказала Рита.

– Поужинать бы не мешало, – напомнил Валерий. – В Вашингтоне мы только обедали. Там уже шесть вечера.

– Сейчас, сейчас, я приготовлю вам ужин. Надо только посмотреть, что у нас есть из продуктов. К сожалению ни хлеба, ни булки у нас нет. Должно быть печение, пряники, вафли. Есть мёд, шоколад, конфеты, консервы мясные и рыбные, соки в банках. Ничего, не умрём до утра.

Ребята уже говорили по-русски, а Рита продолжала отвечать им по-английски. Получалось довольно забавно. Она никак не могла перестроиться.

– Пока ты готовишь, я позвоню отцу, сказал Георгий и прошёл в свой кабинет. Валера, Саша и Женя последовали за ним. Георгий Евгеньевич набрал номер и через минуту в трубке раздался голос Евгения Робертовича.

– Хеллё! Слушаю.

– Хеллёу папа! Мы уже дома. Всё в порядке.

– Как долетели, сынок?

– Нормально. Только здесь холодно. Плюс три градуса, ветер и дождь. Это не Майами.

– Я вам сочувствую, но ничем не могу помочь.

– Ничего, через пару – тройку дней привыкнем, акклиматизируемся.

– Желаю удачи, будьте здоровы, мои дорогие, не простужайтесь, звоните, гуд бай!

Георгий положил трубку.

Поужинав консервами без хлеба и выпив чаю, Раковские решили лечь спать. Надо было привыкать к Московскому времени.

Прощание

Наступил день расставания с Москвой, с гостеприимными Раковскими. Александр стоял на перроне Международного вокзала в ожидании прибытия поезда. Говорить ни о чём не хотелось. Все молча смотрели на уходящую вдаль эстакаду, на которой вот-вот должен был появиться голубой экспресс.

Сложные чувства роились в душе Саши. Сильнее всего было чувство досады на себя за то, что всё так скверно закончилось с Женей, с Валерой, с Евгением Робертовичем. Правда, их отношения уже более – менее наладились, но в душе остался горький осадок от того злополучного вечера. Неприятно было расставаться, чувствуя себя виноватым.

Была в этом расставании и грусть. Грусть потери близких друзей, грусть по ушедшему лету, по солнцу, по морю и великолепной вилле на берегу бухты Бискейн. Но была и надежда. Надежда на то, что время всё сгладит, всё вылечит и, что они снова будут друзьями, что они встретятся в новом году во время зимних каникул. А ещё Саша думал, что скоро он увидит Юлю, Сергея и их дочурку. Увидит свою уютную подземную квартиру и непременно навестит детский дом, Таню… Как-то сложатся их отношения? Ждёт ли она его?

Но вот вдали показалась небольшая чёрная точка. Пассажиры на перроне ожили, зашевелились. Стоянка в Москве была всего лишь десять минут. Экспресс быстро приближался. Вот уже виден его вытянутый стеклянный нос, голубые широкие вагоны, образующие непрерывную ленту, и скошенный концевой багажный вагон.

– А откуда идёт этот поезд? – спросил Александр у Георгия Евгеньевича.

– Из Европы, – ответил тот.

– Из Франции?

– Нет, из Испании.

Поезд был уже рядом и Александр прочёл надписи на вагонных табличках: «Мадрид – Москва». На его глазах железнодорожный служащий снял табличку и повесил другую: «Москва – Магадан».

– А дальше Магадана он идёт?

– Идёт. Это трансконтинентальный экспресс «Голубая стрела». Он начинает свой путь на юге Африки, в Йоханесбуге, и идёт на север до Гибралтарского пролива через западные страны Африки. Затем по тоннелю под Гибралтарским проливом попадает в Европу и идёт через Испанию, Францию, Германию, Польшу, Белоруссию в Россию. А за Москвой начинается азиатская часть маршрута: через Челябинск, Омск, Новосибирск, Братск, Красноярск, Найск на Якутск и Магадан. Затем, через Чукотку и Берингов пролив, экспресс попадает на американский континент, на Аляску. В Америке он идёт по её западному побережью.

– А как же он через Берингов пролив переезжает? – спросил Александр.

– По тоннелю. Там два тоннеля: автомобильный и железнодорожный.

– Значит, на нём можно и в Америку уехать?!

– Можно. И не только в Америку, но и через всю Америку проехать! Путь этого экспресса кончается в Аргентине, в Буэнос-Айресе.

– Здорово! Неужели люди из Африки на поезде в Америку ездят?

– Ну, это вряд ли. Слишком долго. Пять суток надо ехать. Есть же самолёты, которые доставят гораздо быстрее. Пассажиры в поезде едут, как правило, не более суток, а это значит, что они проедут расстояние в 10 – 12 тысяч километров.

Между прочим, существует и другой трансконтинентальный экспресс, «Красная стрела». Он тоже начинает свой путь на юге Африки, но идёт по её восточному побережью. Через Египет и Ближний Восток он попадает в Азию. Проходит Ирак, Иран, Пакистан, Индию, Бирму и выходит в Китай. Там он поворачивает на север и попадает в Россию в районе Благовещенска. А из Благовещенска идёт прямиком до Якутска. Потом его путь смыкается с маршрутом «Голубой стрелы» и уходит через Магадан и Чукотку в Америку. Но в Америке он идёт уже по её восточному побережью. Весь маршрут занимает около 50 тысяч километров.

– Даа… Прокатиться бы на нём в Америку, – мечтательно произнёс Александр.

– А, впрочем, есть и туристстический маршрут из Африки в Америку. Только туристы не всё время едут в поезде. Они выходят в столицах государств и крупных городах, совершают экскурсии, а затем продолжают движение уже в другом экспрессе. Такой маршрут занимает три недели.

Однако пора было садиться в вагон.

– Ну, Сашок, – давай прощаться, – сказал Георгий Евгеньевич. – Счастливо тебе. Большой привет Сергею и Юле. Позвони, когда приедешь домой.

– Хорошо, – пообещал Александр.

Они обнялись. Подошла Рита, поцеловала Сашу, потрепала его чёрные, но слегка выгоревшие на солнце вихры.

– Будь здоров. Звони. Не забудь на следующей неделе зайти в клинику сдать анализы.

– Ладно, – кивнул Александр.

Валера строго посмотрел на него, подумал и протянул руку.

– Пока, танцор.

Саша опустил глаза. Надо было прощаться с Женей.

Она подошла, стараясь не смотреть на него, постояла несколько секунд, потом взглянула ему в лицо. В глазах её Александр прочёл затаённую боль. Они были грустны и темны. Неожиданно Женя сделала лёгкий реверанс и произнесла с издёвкой: – Пока, козлик!

Саше стало не по себе. Георгий Евгеньевич и Рита с удивлением взглянули на дочь. Она и сама чувствовала, что получилось всё глупо, но не могла же она разрыдаться вот тут на перроне! Ей хотелось обнять Сашку, повиснуть у него на шее и не отпускать! Уехать с ним хоть на край света, хоть в Найск, хоть в Магадан, хоть к чёрту на кулички! но только с ним!

Однако это было невозможно. Единственное, что ей оставалось, это надеть маску безразличия, шутовской колпак напускного веселья. Саша всё понял. Он вспомнил детдомовскую поговорку Дятла: «Чем на душе горше, тем веселюсь больше!» Ему стало жаль Женю, но что он мог поделать? Не было в его душе такого же сильного ответного чувства. Она была для него просто хорошая подружка. Немного озорная, немного взбалмошная, симпатичная, простая. С ней можно было дружить, играть, танцевать и даже целоваться, но это тоже была игра. Она была, как говориться, «свой парень» и только. Ему тоже было жаль расставаться с нею. Они подружились и, если бы не эта случайная дурацкая близость, всё было бы отлично. Можно было бы рассчитывать на продолжение их дружбы в будущем, а теперь оно представлялось весьма туманным. Сильные чувства Жени мешали им просто дружить, беззаботно и весело. Они к чему-то обязывали его, чего-то требовали в ответ, но это было слишком серьёзно. А Саша боялся серьёзных отношений с Женей. Он не был готов к ним.

– Ну, – тихо сказал он. – До свидания!

Пройдя на своё место, он помахал всем рукой. Поезд плавно тронулся. Раковские проплыли мимо. Последний взгляд Жени и всё исчезло, скрылось за стеной вагона. Поплыли назад дома и улицы, машины и прохожие. Всё быстрее, быстрее.

У Саши была верхняя полка. Он забрался на неё и лёг, глядя в окно. Вскоре Москва закончилась, и пейзаж стал довольно унылым. Небо было серым, деревья и кусты тоже. Все краски поблёкли. Лишь зелёные поля озимых оживляли скучный пейзаж. Поезд мчался по европейской части России. Над ним кружили вертолёты, доставляя и снимая пассажиров. Следующая остановка была только в Челябинске. У остальных городов поезд лишь притормаживал, стыкуясь с поездами-платформами.

Вскоре Саше надоело смотреть в окно. Слишком быстро мелькали пейзажи. Вблизи поезда они сливались в сплошную серую ленту. Только поля, луга и озёра открывали дальнюю перспективу, и позволяли иногда полюбоваться бескрайними просторами России.

Александр лежал и думал. «Сколько интересного мне удалось увидеть за этот год жизни! Сколько новых людей, сколько друзей! И, к сожалению, есть уже потери…» Он вспомнил детский дом, Диму Долгова, Костю, Таню. «Плохо, что у меня в Найске остались только Сергей да Юля. Вот если бы туда поселить всех Раковских! Поселиться всем под крышей одного большого дома и жить одной дружной семьёй! А ещё можно и Таню из детдома забрать и кое-каких знакомых Сергея и Юли, Андрея, например, с Бимом и Ольгой. А ещё врачей из клиники. Ого сколько получается! Да и из Америки можно переселить кое-кого, например, Эдда и Ричарда».

Саша попытался представить себе этот дом, и воображение тут же нарисовало ему нечто похожее на индейскую общину. Он увидел гигантский прозрачный купол, красивые тропические растения под ним: пальмы, эвкалипты, баобабы, платаны, секвойи, вечнозелёные кустарники, гигантские кактусы, много цветов, небольшое озеро, спортивные площадки, а в тени кустов – вигвамы, типии. Он увидел много загорелых красивых людей одетых в лёгкие одежды. Они играли в спортивные игры, купались в озере, устраивали ритуальные танцы вокруг костра, спортивные состязания. Среди них было много знакомых. Была среди них и Таня…

«Вот если бы в Сибири, среди тайги построить такую штуковину! – мечтал Александр. – Тогда бы никакой Флориды не надо! А Москва бы и в подмётки Найску не годилась!» Он представил себе этот гигантский стеклянный купол среди дикой сибирской природы, среди гор, и пришёл к выводу, что это было бы здорово!

Неожиданно быстро стемнело. Не прошло и двух часов пути, а за окном была уже ночь. Поезд неудержимо рвался на восток, сжимая время. Саша поужинал домашними заготовками и снова лёг на верхнюю полку. Но спать не хотелось. В голове опять медленно закрутились мысли.

«Ведь строят же такие общины в Америке, да и в Европе тоже. И деньги находят. А у нас в Сибири пока только одни крытые улицы в городах. Просто заняться этим некому. Энтузиастов нет. Дед конечно старый, но ещё достаточно бодрый. И чего он сидит как пень в своей Флориде? Нет бы, делом занялся! Сам говорил, что банки дают ссуды на строительство общин. Да и другие общины помогут. Им же надо расширяться. Только захотят ли они строиться в Сибири? А почему бы нет? Климат хороший, природа великолепная. Жить можно. А главное – места навалом! И земля дешёвая. Если бы удалось уговорить деда переехать сюда, да перетянуть Георгия Евгеньевича из Москвы, было бы прекрасно.

Только вряд ли он сюда из Москвы поедет… У него в Москве квартира… А тут весь купол будет в его распоряжении! А как тут можно будет дружить! Сколько тут можно разместить ребят! Взять всех хороших из детдома и перевести в общину. Вот было бы здорово! И усыновлять никого не надо. Жили бы они вместе со взрослыми одной большой семьёй. Те присматривали бы за ними, учили, воспитывали. И танцы можно было бы там организовать. Вот бы с Танькой там сбацать! Она наверняка влюбилась бы в меня. Ведь я стал бы первым помощником у деда!»

Размечтавшись, Саша не заметил, как задремал.