Текст книги "Сага о стрессе. Откуда берется стресс и как его победить?"

Часть 2

Говорят, Наполеон Бонапарт в припадке гнева срывал с головы треуголку и яростно топтал ее ногами. Со времен эмоционального полководца набор таких приемов значительно пополнился. Американцы вымещают свой гнев на старых выброшенных автомобилях. Едут на ближайшее «кладбище машин», берут кувалду и… Многие западные компании позволяют своим сотрудникам выпустить пар за игрой со «стресс-боллами» – специальными мячиками. В Японии уже много лет назад прижились славные ритуалы: изливать гнев на портрет босса или дубасить резиновой чучело начальника. Немцы предпочитают пластилин. Вылепят фигурку обидчика – и ну мять ее до тех пор, пока вся злость через пальцы не выйдет. Кто-то использует «листки гнева» – их нужно разрывать или яростно комкать, когда чувствуешь, что вот-вот «слетишь с катушек». Одним помогает простейшее упражнение «упал-отжался», другим – занятия в тренажерном зале. Можно попробовать уменьшить силу стресса, поливая любимые растения. Ищите, пробуйте…

Из книги «100 способов психологической защиты»

Способность ощущать печаль – одно из свойств настоящего человека. Тот, кто лишен чувства печали, так же жалок, как человек, не знающий, что такое радость или потерявший ощущение смешного.

Константин Паустовский

«Я кошка, хожу, где вздумается и гуляю сама по себе…»

Редьярд Киплинг, «Кошка, гулявшая сама по себе»

Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Ледовитым океаном.

Михаил Васильевич Ломоносов

Глава 3
Эмоциональный стресс

Страсти! Это ветры, надувающие паруса корабля, они его иногда топят, но без них он не может плавать.

Вольтер

В прошлом веке ученик академика Ивана Петровича Павлова (1849–1936) профессор из США Уильям Гент создал американское Павловское общество. Среди двухсот его членов были люди разных национальностей. Раз в год общество проводило заседания в одной из стран мира. В июне 1984 года его 36-я конференция состоялась в Москве. Она называлась «Эмоции и поведение: системный подход».

Докладов было много. Эмоции анализировались с позиций нейробиологии и клинической медицины, психологии и философии, науки об организации труда и даже… ветеринарии. Но больше всего сообщений было посвящено эмоциональному стрессу, ибо сейчас это самое важное прикладное направление проблемы эмоций.

Нелегкие вопросы обсуждали ученые. Отчего застойная тревога и страх, негодование или отчаяние, цепь разочарований в погоне за ускользающей мечтой, обрушивая на человека стресс, поражают не только мир его мыслей и чувств, но и его тело?

Как создать надежную защиту против эмоционального стресса?

Чем отличаются те счастливые жители ХХ века, которых для этого словно бы выковала сама природа, создав в их организме механизмы высокой устойчивости к стрессу?

И где кончается стресс – помощник человека в критической ситуации и начинается стресс – разрушитель здоровья, стресс-убийца?..

Московская конференция была посвящена памяти замечательного советского ученого академика Петра Кузьмича Анохина, ученика и продолжателя идей выдающего русских физиологов – Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905) и Ивана Петровича Павлова.

АНОХИН (1898–1974) – советский физиолог, создатель всемирно известной теории функциональных систем, академик медицины и Академии наук СССР родился в городе Царицыне (ныне Волгоград, прежний Сталинград) в семье железнодорожного рабочего, выходца из Донской области, донского казака. Он рос на берегу Волги, свободно ее переплывал, ныряя под плоты и баржи, за что однажды чуть было не поплатился жизнью.

Жили бедно (масло, например, появлялось лишь по праздникам, когда мать Петра Кузьмича пекла лепешки), но безграмотный отец очень хотел дать сыну образование. «И отец и мать были неграмотными, – вспоминал Анохин в «Автобиографии», – и мне часто мальчиком приходилось видеть, как они подписывали какие-то бумаги крестиком».

В 1913 году окончил высшее начальное училище. Чтобы помочь семье, поступил конторщиком на железную дорогу, а затем сдал экзамены на должность почтово-телеграфного чиновника. В этот же период экстерном сдал экзамены за шесть классов реального училища и осенью 1915 года поступил в Новочеркасское землемерно-агрономическое училище.

В годы учебы в училище у него зарождается интерес к познанию человека, его возможностей, для чего им была организована подпольная лига воспитания воли. «Нужно сказать, – вспоминал Анохин, – что это первое мальчишеское увлечение наложило отпечаток на всю мою жизнь. Ну, во-первых, я поверил в безграничные возможности человеческой воли, а, во-вторых, у меня начал пробуждаться интерес к человеческой психике и ее основе – мозгу».

Интерес к изучению мозга еще больше укрепился у него в годы Гражданской войны: желание познать и понять материальные механизмы человеческой души, внутренние пружины, которые движут поступками людей, укрепили его тягу к изучению мозга, побудили к занятиям и чтению философских книг.

Юношеские годы Анохина, совпадающие с событиями 1917 года, полны не только революционной романтики, но и реального участия в событиях этого периода. В 1918–1921 годах он активно содействует установлению советской власти на Дону: в качестве инспектора по возведению укреплений вокруг города он входил в состав штаба обороны Царицына, был старшим топографом штаба Х Красной Армии, как боец Доно-Ставропольского партизанского отряда участвует в обороне Царицына.

С 1920 года Анохин – на журналистской работе: его назначают комиссаром по печати Донского округа, а затем заведующим Центропечатью города Новочеркасска, ответственным редактором газеты «Красный Дон». Уже в этот период, по свидетельству современников, Анохина характеризуют внутренняя собранность, целеустремленность, настойчивость, ораторские и организаторские способности и поразительная наблюдательность.

Еще в школе Анохин увлекся математикой и даже готовился стать астрономом-математиком. Судьбу Анохина окончательно решила неожиданная встреча в 1921 году с наркомом просвещения Анатолием Васильевичем Луначарским (1875–1933). Узнав о страстном желании Анохина, участника Гражданской войны, изучать мозг, психику человека, чтобы «понять материальные механизмы человеческой души», Луначарский обещал содействие, и вскоре из ЦК (Центрального комитета партии) пришел вызов: и Петр поехал в Петроград учиться в Государственный институт медицинских знаний, в бывший Психоневрологический институт, созданный академиком Владимиром Михайловичем Бехтеревым (1857–1927).

Учиться было нелегко: аудитории не отапливались, сидели в шубах, шинелях, валенках. Психиатрия (Анохин: «…где много словесного, недосказанного и просто беспомощного по отношению к раскрытию психозов») не удовлетворяла запросы дерзкого молодого ума. Уже на 1-м курсе под руководством Бехтерева проводит первую научную работу «Влияние мажорных и минорных колебаний звуков на возбуждение и торможение в коре головного мозга».

И тогда Анохин из Института мозга, где он работал под началом Бехтерева, переходит в лабораторию (Военно-медицинская академия) академика Ивана Петровича Павлова. Начинающий исследователь проводит в лаборатории все дни и даже ночи, тем более что выносить книги (их было мало) и диссертации Павлов категорически запрещал (охрана библиотечного фонда велась курьезным способом: книги были прикованы к столам на длинных медных цепочках!).

Задолго до Норберта Винера (1894–1964), когда весь мир дружно заговорил о кибернетике, Анохин (в те, 1930–1934, годы он уже заведовал кафедрой физиологии Горьковского медицинского института; на лекциях любил задавать студентам каверзный вопрос: «Что представляет собой мозг, лежащий на блюде?»), Анохин фактически начал использовать термины «обратная связь», «саморегуляция».

В 1935 году Анохин вводит в науку понятие «санкционирующая афферентация» (с 1952 года – «обратная афферентация», позже в кибернетике – «обратная связь»), тогда же в предисловии к коллективной монографии «Проблемы центра и периферии в физиологии нервной деятельности» дает первое определение функциональной системы.

«В этот период моей жизни, – писал он позже в автобиографии, – когда я был уже профессором, и родилась концепция, которая на всю жизнь определила мои научно-исследовательские интересы… мне удалось сформулировать теорию функциональной системы, показав, что системный подход является наиболее прогрессивным для решения физиологических проблем».

Во время Великой Отечественной войны Анохин и его сотрудники были эвакуированы в Томск, где Петр Кузьмич работал научным руководителем нейрохирургического госпиталя, добившись права делать операции наряду с нейрохирургами (для физиолога это было неслыханной дерзостью), а по вечерам, после операций и научных экспериментов, сажал картошку и овощи, чтобы прокормить себя и семью, запасался дровами.

Осенью 1950 года на известной научной сессии, посвященной проблемам физиологического учения Ивана Петровича Павлова, критике подверглись новые научные направления, развиваемые учениками великого физиолога. Острое неприятие вызвала теория функциональных систем Анохина.

В книге «Гении и злодеи российской науки» ее автор Симон Эльевич Шноль приводит такой характерный факт. Из выступления профессора Э.А. Асратяна: «… Когда с отдельными антипавловскими недомыслиями выступают … Штерн, Ефимов, Бернштейн и им подобные лица, не знающие ни буквы, ни духа учения Павлова, это не так досадно, как смешно. Когда с антипавловскими концепциями выступает такой знающий и опытный физиолог как И.С. Бериташвили, который не является учеником и последователем Павлова, то это уже досадно. Но когда ученик Павлова Анохин под маской верности своему учителю систематически и неотступно стремится ревизовать его учение с гнилых позиций лженаучных идеалистических “теорий” реакционных буржуазных ученых, – то это по меньшей мере возмутительно…»

В результате Анохин был отстранен от работы в Институте физиологии, освобожден практически от всех должностей и лишен возможности проводить научные исследования в Москве. Его направили в Рязань, где до 1952 года он работал профессором кафедры физиологии медицинского института. В 1955 году – он профессор кафедры нормальной физиологии 1-го Московского медицинского института (ныне Московская медицинская академия).

После войны вместе с главным хирургом Советской Армии академиков Николаем Ниловичем Бурденко (1876–1946) создал Академию медицинских наук. С 1960 года много раз был в научных командировках за рубежом (в шестьдесят с лишним лет в течение полугода овладел английским языком настолько, что мог выступать в любой аудитории). В 1966 году он избирается действительным членом Академии наук СССР: его работы получили всемирное признание (но и тогда и до самых последних дней жизни продолжал работать с раннего утра и до 10–12 часов вечера, а летние отпуска сокращал до минимума).

Анохин был разносторонне одаренным человеком, страстно любил музыку, особенно Моцарта, оставил о музыке записи-размышления в дневниках, дискутировал о ней с сотрудниками. Видимо, не будь физиологии, он мог бы оставить яркий след в любой другой науке: астрономии, физике, геометрии, философии.

Как учитель, он никогда не стремился поставить свою фамилию рядом с автором работы, которой руководил (если упрашивали – обычно безрезультатно – говорил: «Я пишу сам».). Никогда не навязывал своего мнения («Мы все стоим перед одной и той же закрытой дверью, – говорил он, – за которой скрывается истина и перспективы исследования, но постараемся открыть эту дверь различными ключами…»). Никогда не практиковал «разносов»: наказывал сотрудников мягкой, но запоминающейся шуткой.

О себе как об ученом полушутя отозвался: «Я – междисциплинарный». В последние годы много хлопотал – давняя мечта – о создании Сеченовского института физиологии (в 1975 году, уже после смерти Петра Кузьмича, был создан фактически сформированный им Институт нормальной физиологии имени Петра Кузьмича Анохина).

Именно Анохин сумел четко показать, какое отношение имеют эмоции к стрессу. Согласно теории функциональных систем, поведение любого живого существа, деятельность его тканей и органов неизменно направлены к достижению каких-то полезных приспособительных результатов.

Что же до эмоций, то Анохин считал их пеленгом совпадения ДОСТИГНУТОГО с ЖЕЛАЕМЫМ. Совпало? Эмоция положительная. Нет? Отрицательная. Ну а стресс – это когда в конфликтной ситуации отрицательные переживания становятся стойкими.

ХАОС внутри функциональных систем – вот что такое стресс по Анохину. Разлад, анархия саморегуляции, вовлекающая в свои круги все этажи организации живого: молекулярный, клеточный, органный, целого тела и даже групп животных и человеческих коллективов.

Однако живое привычно к стрессам и умеет себя защищать (это отмечалось во многих докладах московской конференции, о которой мы упоминали в начале этого раздела). Тут в ход идут различные средства. В предотвращении стресс-болезней участвуют пептиды (молекулярный уровень организма) – короткие цепочки из аминокислот. Они, оказывается, предохраняют от боли, тормозя проведение болевых импульсов.

Поднимемся на клеточный уровень. Изучая нервные клетки в моменты стресса, ученые убедились: в мозгу «сильных духом» зверьков (опыты с животными) число синаптических контактов с другими нейронами было значительно выше, чем у «слабонервных». Видимо, считают исследователи, увеличение и усложнение связей с соседями помогают нейронам выдержать ураганы страстей, переживаемых животными при стрессе. Здесь нейроны словно деревья в местности, подверженной бурям: они пускают все более разветвленные синаптические «корни».

Отзывчивыми к стрессу оказались и клетки крови: эритроциты, лейкоциты. Видимо, совсем не зря произносятся слова «вскипела кровь», «стынет», «бросилась в голову». Не смогут ли в будущем врачи уже по анализу одной только крови диагностировать стрессорные болезни? Предупреждать их?..

Стресс поражает как отдельные органы, так и организм в целом. Была выдвинута любопытная гипотеза. Полагают, что такой распространенный недуг, как депрессия, видимо, является своеобразной самозащитой организма, неким аварийным маневром. Депрессия, снижая в организме животных и человека интенсивность обмена веществ и течение многих физиологических процессов, при конфликтных ситуациях спасает им жизнь.

В целом сейчас выясняется, что в живом организме не найдется, по-видимому, ни одной функциональной системы, которую бы стресс обошел стороной. Он буйствует, выступая в самых разных ипостасях. Но все же наибольшую активность у человека проявляет стресс эмоциональный.

Я думаю, что настоящее счастье человечества будет возможно в самом деле только после того, как будущий человек сможет воспитать в себе способность переключения в жизнь другого человека, когда воспитывается в каждом из нас доминанта на лицо другого.

Алексей Алексеевич Ухтомский

Понять развитую Анохиным теорию функциональных систем, то, как работает человеческий мозг, совсем непросто. Чтобы хотя бы поверхностно во всем этом разобраться, следовало бы помянуть и работы нашего Нобелевского лауреата академика Ивана Петровича Павлова (1849–1936), и труды русского физиолога Николая Евгеньевича Введенского (1952–1922) и многих других учителей и предшественников Анохина.

Тут обязательно надо было бы отметить и исследования отечественного физиолога Николая Александровича Бернштейна (1896–1966). Он показал, что осознанная внутренняя программа поведения человека представляет собой МОДЕЛЬ ПОТРЕБНОСТИ БУДУЩЕГО, а само действие происходит в виде РЕФЛЕКТОРНОГО КОЛЬЦА. Тут надо напомнить, что до исследований Бернштейна считали, что все рефлексы – и безусловные, и условные – осуществляются по принципу рефлекторной дуги: от рецептора, воспринимающего раздражение к исполнительному органу.

Бернштейн доказал, что при выполнении человеком того или иного действия происходит сравнение, сличение поступающей в мозг информации о выполнении действия с некоей имеющейся программой. Благодаря этому действия исправляются, меняются в направлении исходного замысла.

Свою теорию Бернштейн назвал ФИЗИОЛОГИЕЙ АКТИВНОСТИ, подчеркивая, что основное содержание жизни человека (в отличие от животных) – не пассивное приспособление, а реализация определенных внутренних программ.

Петр Кузьмич Анохин дополнил Бернштейна. Он также пришел к необходимости пересмотра классических представлений о рефлекторной дуге как основе всякой психической деятельности. Анохин создал ТЕОРИЮ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СИСТЕМ.

Согласно этой теории, физиологическую основу психической деятельности составляют не отдельные рефлексы, а включение их в сложную систему, которая обеспечивает выполнение целенаправленного действия, точнее, целенаправленного поведения. Эта система существует столько, сколько необходимо для выполнения такого поведения. При этом преследуется выполнение определенной задачи, определенной функции. Поэтому такая система и была названа ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ.

Целостное поведение индивида определяется уже не отдельным сигналом, а объединением, синтезом всей поступающей к нему в конкретный отрезок времени информацией. Так формируются функциональные системы. При этом намечается цель поведения или деятельности, прогнозируется ее будущий результат. Благодаря этому поведение не заканчивается ответной реакцией организма. Она запускает механизм обратной связи, который сигнализирует об успехе или неуспехе действия.

Анохин назвал этот механизм АКЦЕПТОРОМ РЕЗУЛЬТАТА ДЕЙСТВИЯ. Именно этот механизм позволяет осуществлять поведение и деятельность не только на основе непосредственно воспринимаемых воздействий, но и на представлениях о будущем (у человека иногда достаточно отдаленном), о цели действия, о его желательном и нежелательном результате.

Анохин показал, что таков механизм осуществления и саморегуляции всех более или менее сложных форм поведения и у высших животных, и у человека. Естественно чем более развит головной мозг, чем выше уровень психики, тем более сложным и совершенным становится этот механизм.

Всякое поведение определяется потребностями. Потребность создает в центральной нервной системе очаг возбуждения. Этот очаг возбуждения определяет деятельность, служащую удовлетворению именно этой потребности. Сильный очаг возбуждения подчиняет себе другие, объединяет их. Чем сильнее потребность, тем более сильным является этот очаг, тем сильнее это объединение. Тем больше он господствует, ДОМИНИРУЕТ в поведении.

Отечественный физиолог Алексей Алексеевич Ухтомский (1875–1942), открывший и описавший это явление, назвал его ДОМИНАНТОЙ.

УХТОМСКИЙ (1875–1942) родился в сельце Вослома Ярославской губернии. Детство провел в Рыбинске. На всю жизнь сохранил он горячую любовь к своей родине – Волге – и с гордостью называл себя «волгарём». Алексей Алексеевич появился на свет в родовом поместье князей Ухтомских (Рюриковичи) в семье отставного военного.

В 1888 году Ухтомский поступил в Нижнем Новгороде в Кадетский корпус, где проявил большую склонность к науке. Интересовался не только физико-математическими дисциплинами, но и философией, этикой, психологией и литературой. К 18-ти годам знакомится с трудами Аристотеля, Декарта, Спинозы, Фейербаха, Джемса, Гегеля, Ницше, Канта. Был выпущен из корпуса с отличием, но офицером не стал.

В 1894 году Ухтомский поступает на словесное отделение Московской духовной академии (позднее рассказывал своим студентам, что в то время со стен Новодевичьего монастыря наблюдал выражения лиц прихожан, с которыми те шли к Богу – одни безразличные, другие озаренные).

Годы, проведённые в академии, считал счастливейшими и плодотворными для своего духовного совершенствования. Тема защищенной им диссертации – «Космологическое доказательство Бытия Божия». В ней выдвигается тезис о неограниченных возможностях человеческого разума, об уникальности каждой личности. В академии же у Ухтомского возникает идея выявить естественнонаучные основы нравственного поведения людей, найти физиологические механизмы, с помощью которых складывается и развивается всё разнообразие человеческой личности.

В дневнике в 1897 году Ухтомский писал: «…мое истинное место – монастырь. Но я не могу себе представить, что придется жить без математики, без науки. Итак, мне надо создать собственную келью – с математикой, с свободой духа и миром. Я думаю, что тут-то и есть истинное место для меня».

Закончив академию, отказывается от открывающейся перед ним церковной карьеры, переходит в православное старообрядчество – единоверие, так как его имение Вослома (здесь он родился) всегда было населено старообрядцами-филипповцами. Хочет стать физиологом, а поскольку по закону выпускники духовных академий и семинарий поступать на естественные отделения университетов не имели право, поступил на Восточный факультет.

С 1900 года Ухтомский вошёл в число нормальных студентов уже физико-математического факультета для изучения физиологии (закон запрещал ему поступать на этот факультет, но не запрещал переводиться с другого факультета).

В 1902 году начал специализацию в физиологической лаборатории при профессоре Николае Евгеньевиче Введенском (1852–1922). В 1911 году защитил магистерскую диссертацию, в которой изложил результаты пятилетних опытов. В ней был впервые выражен принцип доминанты, развитый потом в 1921 году и в последующие годы.

Ухтомский являлся иеромонахом в миру, делегат Поместного Собора Русской православной церкви в 1917–1918 годах он активно участвовал в совещаниях по воссоединению со старообрядцами.

Алексей Алексеевич знал русскую историю, историю христианства и других религий, с увлечением рассказывал о старообрядчестве, о патриархе Никоне, протопопе Аввакуме и боярыне Морозовой.

Сам он имел в квартире молельню и долгие годы был старостой и активным деятелем Никольской старообрядческой церкви в Петербурге (в здании которой теперь расположен Музей Арктики и Антарктики). Вспоминают, что там он пел и даже «своим голосом как бы вел хор молящихся, а иногда выходил на середину храма для чтения текстов из священных книг».

Когда по всей стране началось изъятие церковных ценностей, прихожане его церкви их спрятали, Ухтомский был арестован, от него ничего не добились и вскоре отпустили, обязав прекратить религиозную пропаганду. Ухтомский владел семью языками, разбирался в богословии, философии, политэкономии, архитектуре, был живописцем и иконописцем, играл на скрипке.

В декабре 1917 года Ухтомский уехал в Рыбинск, где прожил в родном доме почти весь 1918 год. В конце 1918 – начале 1919 года дом был национализирован. 30 ноября 1920 года Алексей Алексеевич был арестован (был неосторожен при разговорах в научном обществе). Бумага от Петросовета спасла его от немедленного расстрела, Ухтомского отправили в Ярославский политический изолятор, затем в Москву в особое отделение ВЧК на Лубянке. В конце января 1921 года благодаря хлопотам друзей-учёных освобождён. Однако в Рыбинск больше не вернулся.

В 1922 году после смерти Введенского принял под своё начало кафедру физиологии человека и животных Петроградского университета. С 1935 года – директором основанного им Института физиологии Ленинградского государственного университета, а с 1937 года – и руководителем электрофизиологической лаборатории Академии наук СССР.

В 1932 году награждён премией имени Владимира Ильича Ленина. В 1933 году избран членом-корреспондентом, в 1935 году – действительным членом Академии наук СССР. В том же году он сделал доклад на пленарном заседании XV Международного физиологического конгресса на тему «Физиологическая лабильность и акт торможения».

Вот заключительные слова, сказанные Ухтомским в этом докладе, они очень примечательны:

«Наука соединяет людей через границы школ, – говорил Ухтомский, – через границы предубеждений и симпатий, через границы наций и государств. В эти дни (1935 год, до начала второй мировой войны оставались 4 года – Ю.Ч.), когда в воздухе опять носятся тревожные тени и события готовы назреть до сроков, при которых их нельзя уже будет остановить, международное единение учёных должно напрячь все силы, дабы оградить народы от бедствий и стать залогом международного мира. Что касается нас, советских физиологов, мы знаем, что рабоче-крестьянское правительство нашего Союза стоит бдительно на страже событий и сделает всё от него зависящее для укрепления мира».

Ухтомский глубоко переживал каждую лекцию, которую читал студентам. Лекциям предшествовала длительная подготовка. Неоднократно говорил, что не мыслит научной деятельности без чтения курса физиологии студентам. В аудиториях, где выступал Алексей Алексеевич, можно было видеть не только студентов и молодых научных работников, но и прославленных учёных.

Был замечательным лектором, иллюстрировал психологические законы примерами из художественной классики, особенно часто обращаясь к произведениям Льва Толстого и к легендам. Анализируя, например, «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», говорил, что предатель Гришка не случайно прозван был Кутерьмой, потому что тот, кто с детства не имеет твердо установленных доминант и сам не способлен их правильно установить, тот имеет в голове «кутерьму», которая легко приводит к преступлению, предательству и даже самоубийству.

У него не было своей семьи, студентам он часто говорил: «Ведь я монах в миру! А монахом в миру быть ой, как трудно! Это не то, что спасать свою душу за монастырскими стенами. Монах в миру не о себе, а о людях думать должен!».

В 1941 году Ухтомский остался в блокадном Ленинграде, участвовал в организации работы учёных на нужды обороны, руководил актуальными для военного времени исследованиями по травматическому шоку. Умер 31 августа 1942 года в расцвете своих творческих сил и возможностей, не успев прочитать подготовленный за неделю до смерти доклад «Система рефлексов в восходящем ряду».

Рассказывали, что вечером накануне смерти около 20 часов Ухтомский сказал: «Матушка, можете быть свободной. Дверь не закрывайте. Спасибо. Завтра утром навестите…» Утром Алексея Алексеевича нашли лежащим на спине, со скрещенными руками. Огарок свечи был им затушен собственноручно нажимом пальца. На груди лежал «Псалтирь», открытый на главе «За упокой», умер он спокойно и имел возможность проверить когда-то высказанное им предположение: «Это та “буря мыслей” и томление, когда сталкивается, вспоминается, встает перед мыслью все пройденное, все выводы и впечатления жизни, как должно быть, бывает перед смертью». В тот же день было сделано все необходимое, чтобы похоронить его достойно. По решению исполкома Ленсовета это было сделано на Литераторских мостках Волкова кладбища. А последний день августа с тех пор стал днем памяти выдающегося ученого Алексея Алексеевича Ухтомского.

ПРИНЦИП ДОМИНАНТЫ объяснил фундаментальные аспекты поведения и психических процессов человека. Этот принцип описан в работе Ухтомского «Доминанта как рабочий принцип нервных центров» и в других научных трудах. Этот принцип явился развитием идей Николая Евгеньевича Введенского.

Под «доминантой» Ухтомский и его последователи понимали «более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров, чем бы он ни был вызван, причём вновь приходящие в центры возбуждения сигналы служат усилению (подтверждению) возбуждения в очаге, тогда как в прочей центральной нервной системе широко разлиты явления торможения».

Принцип доминанты может пояснить такой житейский пример.

Человек пришел домой. Ему надо срочно кому-то позвонить, и, кроме того, он страшно голоден. Если вы очень сильно голодны, то в первую очередь откроете холодильник, а если там еды не окажется – начнете искать ее в шкафу, духовке и других местах. В этом случае ДОМИНИРОВАТЬ, то есть преобладать, будет потребность в еде.

Но если телефонный звонок, который человек должен, ОБЯЗАН сделать, для него крайне важен, то он, голодный, забудет о еде и сразу начнет звонить. А если телефон занят, всё равно будет вновь и вновь набирать нужный номер, забыв обо всем остальном.

Доминантный очаг возбуждения способен затормозить все конкурирующие очаги возбуждения. Поэтому, когда мы сильно увлечены чем-либо, то не слышим и не видим ничего, что происходит вокруг.