Текст книги "Почти смешно. Рассказы: улыбнемся, погрустим"

Обостренное чувство справедливости

Я футболист. Играю в премьер-лиге. В последнем матче сильно ударился головой о штангу, потерял сознание. Увезли меня на скорой прямо со стадиона.

Утром очнулся на больничной койке. Голова вроде в порядке, ничего не болит. Так, небольшой туман в глазах. Напротив меня сидит больной в трусах и в майке, смотрит на меня. Я ему говорю:

– Что-то мне нехорошо!

– Может, врача позвать? – отвечает.

– Да нет, у меня ничего не болит, на душе нехорошо, слишком несправедливо все это.

– А что так?

– Понимаете, у меня очень большая зарплата, ну прямо слишком большая.

Я привстал со своей кровати и шепнул ему на ухо.

– Ого, – сказал больной, – а разве такие бывают?

– К сожалению, бывают!

– Гляжу я на тебя, и что-то мне не верится. Столько даже министры не получают.

– Так вот и я о том же. За что мне такие сумасшедшие деньги? Что я сделал такого великого? Может быть, изобрел лекарство от тяжелой болезни? Или обеспечил мир во всем мире? Так нет же! Всего-навсего мячик гоняю!

Больной посмотрел на меня внимательно и говорит:

– Вы сегодня температуру мерили?

Тут мои ребята из команды заходят:

– Да ты, братец, совсем здоров! Ждем через три дня на тренировку.

– Никакой тренировки не будет! – отвечаю. – Я больше не могу играть за такой большой контракт. Совесть не позволяет. Вы понимаете, что мы делаем? Мы за одну игру получаем больше, чем сталевар у мартена или шахтер под землей за месяц тяжелого изнурительного труда! И слово-то какое – игра! Не работа, заметьте, а игра. Разве можно платить за игру на свежем воздухе? Это мы должны зрителям платить за то, что они бросили свои дела и пришли на нас посмотреть. Так сказать, удостоили нас высокой чести. Я не намерен дальше получать такую зарплату.

Ребята сидят молча, слушают, переглядываются. Как-то странно на меня смотрят. Тут жена заходит в палату. Видит, что со мной все в порядке, улыбнулась, поцеловала меня. Я говорю ей:

– Дорогая, нам придется вернуть все излишки с наших счетов. Я не должен был получать эти деньги. Я только сейчас осознал, что все недра нашей страны принадлежат всему народу, а не только футболистам.

Она перестала улыбаться.

– А те, что потратили? – спрашивает.

– А те, что потратили, будем постепенно выплачивать. Другого выхода нет. Тебе придется на работу устроиться. Ты же бывшая модель.

– Какая я модель, у меня уже не те параметры!

– Ну худей тогда или иди селедкой торговать.

– Какой селедкой?

– Какой? Не знаю какой! Может, тихоокеанской или атлантической!

Вышли они в коридор, что-то говорят вполголоса. Потом ушли. Заходит медсестра, сообщает, что укол сделать надо. Я ее спрашиваю:

– Вы, наверное, тысяч двадцать-тридцать зарабатываете?

– Да вроде того, – отвечает.

– Вот видите, а я только за один удар по мячу пять тысяч получаю, а если не попал, то все равно пять тысяч.

Она говорит:

– Ложитесь на живот.

Я улегся и продолжаю:

– Было бы справедливо, если бы вам тоже за укол пять тысяч платили, если не больно, конечно. А если больно, то, пожалуй, и двух тысяч хватит.

– Жалко, что вы не министр здравоохранения! – согласилась медсестра.

Я хотел еще что-то сказать про справедливость, но сестра напомнила мне, что ее другие больные ждут.

После обеда заходит в палату пожилой человек с бородкой. Говорит мне:

– Здравствуйте, я профессор Непреображенский, мне надо с вами поговорить.

– Хорошо, давайте поговорим. Вы сколько зарабатываете? – спрашиваю его.

– У меня хорошая зарплата – сто тысяч.

– Вот видите, вы профессор, ученый, науку двигаете, лекции читаете, а я, молодой парень, получаю столько за один день, даже когда отдыхаю.

– А почему вы тогда расстраиваетесь? – говорит профессор и улыбается.

– Как почему? Ведь это нечестно! Понимаете, профессор, мы, футболисты, забираем львиную долю денег. На остальные виды спорта крохи остаются. Потом, у меня друг на заводе работает. Так вот если он сделал брак, то с него высчитывают, а я иной раз с трех метров по воротам попасть не могу, и ничего, та же зарплата. Бред какой-то.

– Но ведь у вас контракт!

– Вот именно, а зачем я тогда подписывал такой большой контракт, о чем я думал? Головой, что ли, ударился? Я понимаю, когда у Роналду или Месси контракт на сто миллионов долларов, – так их весь мир знает. А кто меня знает? Я за матч наношу всего в среднем десять ударов: три удара в аут, два – на угловой, три удара мимо ворот и два удара по ногам соперника. Я не знаю, что мне теперь делать?

– Я знаю, что делать, – отвечает профессор. – Составьте новый контракт с руководством своей команды и укажите другую сумму, поменьше, которую вы желаете. Вы же очень хороший игрок. Я думаю, они пойдут вам навстречу.

– Спасибо, профессор, я так и сделаю.

– Вот и чудненько, – ответил тот и вышел из палаты.

В коридоре его ждали мои ребята из команды и жена. Я потихоньку подошел к двери.

– Что скажете, профессор? – спросили они его.

– Тяжелый случай, похоже на ОЧС.

– А это что за болезнь?

– ОЧС – это обостренное чувство справедливости. Психическое заболевание. Бывает врожденное, на генетическом уровне, а может быть приобретено под воздействием различных причин. В данном случае после удара головой. Что происходит в это время в мозге, мы пока не знаем.

– А можно ли это вылечить? – У жены навернулись слезы. – Я не хочу торговать селедкой.

– К сожалению, – продолжал профессор, – наука пока бессильна гарантировать полное выздоровление. Мы можем только поддерживать ремиссию на уровне, а иначе он вообще в бомжа превратится. Будет ходить в одних рваных трусах и радоваться жизни. Ему нужен покой, прогулки перед сном, исключить всякое переутомление. В санаторий хороший съездить, нужного направления.

Я отошел от двери и прилег на кровать. О чем это говорил профессор? Обостренное чувство справедливости, санаторий, психическое заболевание… Ерунда какая-то. Сами вы психи!

Пришла медсестра, сделала мне укол, к сожалению только на две тысячи. Утром на пять тысяч делала. И я заснул.

Просыпаюсь. Голова гудит, на голове шишка. Больной напротив сидит. Только не в трусах и майке, а в шортах и рубашке. Да вроде как и голова у него другая.

– Ну вот проснулся сосед, есть с кем теперь поболтать, – говорит он мне.

– А мы с вами разве не говорили про мою зарплату?

– Слава богу, нет. Ни про мою, ни про вашу. А что о ней говорить? Только настроение себе портить. Давайте лучше о футболе поговорим. Вы не болельщик, случайно? А то вон вчера одного игрока с поля увезли без сознания. Не зря им, видно, большую зарплату платят.

Так значит, все это мне приснилось или причудилось! Господи, как хорошо! Как хорошо, что я не псих и что никакого обостренного чувства справедливости у меня нет. Я обыкновенный нормальный человек. А то придумал – контракт уменьшить, деньги со счета перевести! Идиотизм какой-то. Жену-красавицу хотел заставить торговать селедкой. Кошмар! Меня аж в холодный пот пробило от страха. Чего только человеку не приснится! А вдруг я действительно в бреду ляпнул что-нибудь ребятам или жене? Надо им позвонить, срочно! Где мой телефон?

Бизнес без нас

Как-то наша внучка спросила, что такое «бизнас». Во втором слоге она перепутала букву. Я попытался объяснить ей, что такое бизнес, но лучше всего это сделала жена. Она сказала, что «бизнас», это бизнес без нас. Мы посмеялись. Ведь она точно попала в цель. Мои попытки заработать что-то помимо зарплаты всегда терпели фиаско.

Я вспомнил, как в совсем еще молодые годы, едва женившись, решил разбогатеть на продаже редиски. Мы тогда взяли кооперативную квартиру, и моей зарплаты советского инженера явно не хватало. Надо было что-то делать. Что меня подвигло на выращивание и продажу именно этого овоща, я сейчас объяснить не смогу. Наверное, видел на базаре ранние пучки, за которые бабушки просили целый рубль.

Как сейчас помню, где-то нашел журналы «Приусадебное хозяйство» и начал штудировать. Разобрался в редиске от и до. Сумел убедить родственников помочь мне. Всю зиму мои родители, родители жены, да и мы сами приклеивали семена на газеты, предварительно расчертив карандашом схему посадки 5 × 4 см. Сложенные стопками газеты и порезанная для грядок полиэтиленовая пленка ждали своего часа. Лучшие просторные участки земли на всех дачах были отданы в мое распоряжение. Мало того, я еще умудрился «арендовать» землю у шурина в деревне. Ведь именно большая площадь должна была принести мне в итоге немалые барыши.

Иногда я садился с калькулятором и тешил свою душу. Каждая приклеенная семечка превращалась в потенциальные рубли. Именно она, конечная цифра моих расчетов, давала мне силы и окрыляла на дальнейшее «безумие».

С середины марта, когда еще местами лежал снег, я уже ковырял мокрую, полузамерзшую землю. Расчищая ее, укладывал газеты и ладонями присыпал сверху холодную почву. Потом ехал на другие дачи контролировать процесс. Продрогшие родители, ковыряясь в непрогретой еще земле, не понимали, за что им такое наказание. Мое объяснение, что только ранняя посадка даст необходимый результат, не очень их вдохновляло. Урожай, по моим расчетам, должен поспеть хотя бы 15—20 апреля, а иначе и не стоило бы затеваться.

Если вы думаете, что у меня ничего не выросло, то глубоко ошибаетесь. Редиски было не просто много, а очень много. Но, к сожалению, поспела она только к 9 мая. Апрель в тот год стоял холодный, и, как я ни старался, как ни пыжился, раньше не получилось, ведь теплиц у меня не было. Когда 8 мая наш народ готовился к празднику и строгал, по обыкновению, салаты, мы всем семейством вязали пучки редиски для продажи. Мне приходилось возить родителей по дачам для ускорения процесса. Последним пунктом была деревня шурина.

Мой бедный «Запорожец» и так от природы имел выпученные глаза, но они у него полезли на капот от количества загружаемой в него редиски. Редиска ранних сортов «жара» и «розово-красный с белым кончиком» заняла все свободное пространство внутри машины. На багажник сверху также увязывали баулы с редиской. Этого количества хватило бы для снабжения небольшого райцентра.

С утра 9 мая мы с шурином, у которого на коленях тоже была редиска, тронулись в путь, чтобы «монетизировать» данный товар. В течение нескольких часов мы колесили по рынкам Волгограда в надежде продать хоть что-то. Может быть, я не обращал внимания на это, но столько продаваемой редиски, как в тот год, я никогда раньше, да и после, не видел. Внутри рынка все было в розовом и красном цвете от продаваемого овоща. У рынков и у магазинов творилось то же самое. Куда ни поверни голову – одна сплошная редиска. Пару раз мы останавливались и оборудовали место для продажи, но толку от этого никакого не вышло. Продавцов было значительно больше, чем покупателей.

Нам с шурином стыдно было возвращаться назад. На обратном пути даже была мысль выбросить редиску в овраг, на полном серьезе. Но все же привезли назад. «Обидевшись» на редиску, я отказался от намерения заниматься ее продажей. Решили распихать ее по холодильникам, подвалам, родственникам, соседям и есть все лето. Не помню уже, когда она закончилась, но мы наелись впрок на несколько лет вперед.

Через несколько лет после редиски я решил разбогатеть на арбузах. Был наглядный пример. У нас на заводе некоторые ушлые мужички здорово поднялись на этом. В то время государство разрешило по желанию брать участки земли (четыре сотки) во временное пользование для огородов. Так сказать, для повышения благосостояния трудящихся.

Но некоторые товарищи умудрялись через подставных других товарищей брать по нескольку участков для увеличения площади. Смысл примерно такой, как и с редиской. Весной под пленку сажали семена ранних арбузов. Потом необходимый уход, ну и грузовик на север, пока еще не созрели арбузы на колхозных и совхозных полях.

Мы с другом Игорьком решили присоединиться к советским «нэпманам» 80-х годов. Разнюхали весь секрет обогащения, так как новые, тогда еще советские русские не спешили делиться информацией. Мы составили даже бизнес-план, хотя такого слова тогда еще не было.

И вот когда уже было все готово и мы только ждали апреля и втайне потирали руки в предвкушении скорого экономического чуда, вышел указ о борьбе с нетрудовыми доходами. Государству решительно не понравилось вот такое обогащение, даже несмотря на очевидное отсутствие спекуляции. Излишняя предприимчивость была несовместима с социалистическими принципами. Как может гражданин стремиться к повышению производительности труда на производстве, если он только и делает, что думает о своих арбузах, и пытается сбежать на бахчи при первой же возможности? А зачем ему думать о производстве, если при удачной реализации он получал второй годовой заработок?

Теперь, после указа, играть в «игры с государством» уже не было никакого резона, и мы похоронили свою надежду на превращение в советских Рокфеллеров.

И вот уже 90-е годы. Дикий капитализм. Продавай, что хочешь и сколько хочешь. Явление спекуляции узаконено. Вопрос уже стоял не в том, чтобы заработать что-то помимо зарплаты, а в том, чтобы вообще выжить, когда эту самую зарплату не платили или сильно задерживали.

Кто-то на работе посоветовал продавать болгарский перец. Когда-то давно коллега возил этот товар в Саратов и успешно реализовывал. А у нас родственники в Саратове, переночевать есть где. Загрузил я машину перцем под завязку прямо с полей по колхозной цене и рванул на выходные «в деревню, в глушь, в Саратов».

Рынок встретил меня неприветливо. Всего полно, в том числе и перца. Верховодят ребята из кавказских и закавказских республик. Продавать в розницу будет слишком долго, не успею до понедельника. Решил толкнуть товар оптом. Нашел главного перекупщика. Тот осмотрел овощ и предложил точно такую же цену, по которой я покупал в полях. Это означало остаться в минусе с учетом транспортных расходов. Не учел я тогда, что тот же самый перец, как и другие товары, стали везти в больших объемах с еще более южных областей.

Два дня я колесил по всем рынкам города и окрестностям в надежде спихнуть ставший мне уже ненавистным перец. Но ничего не выходило. В некоторых местах я останавливался и тупо ждал покупателей. В общем, было то же самое, что когда-то с редиской. За два дня продал, может быть, пару ведер из полностью загруженной машины. Перец в машине стал «задыхаться» от жары, его товарный вид ухудшался. Так или иначе, вечером в воскресенье надо ехать домой.

Утром перед работой я объезжал известные мне точки на дачах, где перекупщики скупают товар. Перец никто не брал, и лишь в самой последней точке мне «подфартило». Мужичок на «газели» скупал все подряд. Посмотрев на мой уже несколько залежалый товар, согласился взять его по цене дешевле, чем я закупал. Но и это было величайшим счастьем в создавшейся ситуации. Половину расходов удалось отбить.

Если бы мне все же удалось успешно продать редиску или перец, то вряд ли бы я разбогател. Да и сегодняшний разрешенный бизнес позволяет большинству предпринимателей лишь оставаться на плаву, да и то все время надо быть начеку, чтобы не обанкротиться. Чтобы разбогатеть, надо заниматься другой деятельностью. Если вы вдруг не знаете, то сообщу вам по секрету, что хороший бизнес связан с газом, нефтью, другими полезными ископаемыми. Нас когда-то учили в школе, что все недра принадлежат народу. Но, к сожалению, на наши с вами счета ничего от газовых кубов и нефтяных баррелей не поступает.

Другими словами, возвращаясь к началу рассказа, этот бизнес почему-то всегда обходится «бизнас».

Ботинки от покойника

Был я как-то зимой в командировке в Москве. С утра, как с поезда вышел, так сразу и поехал по делам, чтобы время зря не терять. Чем больше сегодня успею, тем меньше останется на завтра. А завтра вечером уже назад домой, в Волгоград.

Весь день на ногах. Из метро выскочишь и опять куда-то бежишь. И все бы ничего, если бы не одна проблема. Промокли мои зимние сапоги насквозь, да так, что хлюпанье слышно. И все мой характер дурацкий. Можно ведь было новые сапоги купить перед поездкой, знал же прекрасно, что старые протекают. Так нет же! Посмотрел прогноз погоды в Москве. Вроде как небольшой минус. А когда приехал, то уже здесь небольшой плюс. Снег тает так же хорошо, как и в Волгограде.

Можно, конечно, новую обувь купить. Но неохота по магазинам шататься, время терять. И потом, как я буду мерить? Носки выжимать в тазик перед продавцом? Но второй день с мокрыми ногами организм может и не выдержать, завтра с утра купить сапоги нужно обязательно.

Хорошо, что переночевать есть где. Светка с моей женой в одном классе училась, а потом в Москву дернула поступать в институт. В институт не поступила, зато замуж удачно вышла за москвича. И парень оказался неплохой. Ильей звать. Мы с ними стали отношения поддерживать. Они к нам в гости приезжают. Покупаться и позагорать на Волге, фруктов на даче поесть. Мы к ним в Москву заскакиваем иногда.

Конечно, я позвонил заранее, так что мое появление вечером не было неожиданным. Встретили меня хозяева радушно, но очень удивились моим следам, которые я оставлял мокрыми носками на линолеуме. Пришлось рассказать им про свою проблему, ведь скрыть ее не было возможности.

– Ничего, – сказал я, улыбаясь. – Завтра с утра куплю новые. Где у вас тут ближайший обувной магазин?

– А ты знаешь, Степан, ничего тебе покупать не надо, – возразила Света, – мы тебе подарим сапоги.

Через минуту она принесла и поставила передо мной пару новых сапог вместе с носками.

– Надевай, пробуй! – сказал Илья. – У нас с тобой, должно быть, одинаковый размер.

Я натянул новые носки, а мерить обувь отказался:

– Ребята, не занимайтесь ерундой, что я, не в состоянии купить себе сапоги?

– Дело в том, что это не Ильи обувь, – начала Света, немного смутившись, – сотрудник у них на работе умер в прошлом году. Мы с ними дружили семейно, вот Маринка и отдала сапоги покойного Игоря Илье, так как размер одинаковый. Куртка вон еще висит, можем тоже предложить.

– А что же ты их не носишь сам? – спросил я хозяина.

– Да у него свои есть, да не одна пара, вот эти и лежат на полке, ждут своего часа, – ответила Светлана за супруга. – Так что у тебя как раз вовремя промокли сапоги. Надевай, кожа натуральная. Маринка сказала, что Игорь их надевал всего пару раз.

Я натянул на ноги сапоги:

– Немного жмут, но ничего.

– Завтра побегаешь, растянешь под себя, все лучше, чем мокрому ходить, – ответил Илья.

На следующий день я носился по Москве в новых сухих ботинках. Но появилась новая напасть – мозоли на пятках. Вообще, не знаю, как у вас, но у меня не бывает новой обуви без мозолей. Пятки какие-то нестандартные, что ли, но это уже другая тема. Сначала я чувствовал небольшую боль, но потом натерло так, что я стал даже прихрамывать. Ведь все время пешком. Хорошо, что большую часть работы удалось выполнить вчера.

К трем часам я уже освободился и приехал к ребятам. Осторожно снял в прихожей сапоги. Под носками было сплошное мокрое месиво. Набухшие мозоли успели лопнуть. Я решил об этом не говорить. Просто мне было неудобно. Вчера ноги промокли, сегодня мозоли надо лечить. Несерьезный какой-то приехал товарищ. Когда руки мыл, заметил висящую на крючке упаковку ватных дисков, которые и заложил в носки под пятки, чтобы облегчить свою участь. Ведь через несколько часов придется снова надевать сапоги, ехать на вокзал.

– Ну как обновка? – с улыбкой спросил Илья.

– Отлично, не промокает, – весело ответил я, стараясь не выдать возникшую проблему.

У Ильи сегодня был день рождения. Собственно, я знал об этом. И подарок, врученный ему, купил еще дома. Хозяева были заняты приготовлением стола, но и я вносил свою лепту. В пять часов должны прийти гости. Так что я еще где-то с часик смогу посидеть вместе с ними.

Пришли две пары и один крупный дядька с большими усами. Как я понял, они все, то есть мужчины, работали в службе безопасности какой-то крупной фирмы. А дядька с усами был у них начальником. Как обычно, после пары рюмок пошла оживленная беседа. Когда гости узнали, что я с берегов Волги, разговор перешел на рыбалку. Усатый начальник оказался заядлым рыбаком. В свое время рыбачил на Волге и Ахтубе. Показывая, каких жерехов приходилось ему вытаскивать, он широко разводил руки. При этом его правая кисть упиралась в грудь женщине, сидящей рядом. Названия рыб менялись, но их размер не уменьшался, поэтому правая рука делала свое дело исправно. Женщина смущенно поглядывала на гостей, а когда взглядом встретилась со мной, улыбнулась.

Вскоре мне пришлось попрощаться с хозяевами и гостями. Я старался быстрее надеть сапоги, чтобы не видно было гримасу боли на моем лице. Поблагодарив хозяев еще раз, я поспешил на поезд.

Кожа на сапогах постепенно растянулась, и я удовольствием носил подаренные мне сапоги. Мой свояк, узнав о происхождении этой обуви, так и говорил мне при встрече: «Что, ботинки от покойника?» Именно так: ботинки, а не сапоги. При этом он улыбался, видимо пытаясь перевести разговор в юмористическую плоскость. «От него самого», – тоже с улыбкой отвечал я, не понимая, есть ли в этом элемент смешного.

Через несколько лет я снова оказался в Москве. Заскочил к Светке и Илье на часок. За чаепитием вспомнил про сапоги:

– Спасибо, ребята, вам за обувь, я их носил даже дольше, чем обычно. Три года продержались! Да и сейчас еще на даче служат!

Светлана немного смутилась, встретилась взглядом с мужем, а потом, усмехнувшись, сказала:

– Дело в том, что ты носил сапоги не покойного Игоря. Ты носил другие.

– Как другие? Ты же мне их подарила, и я в них по Москве шастал. А потом в них же и уехал! А свои, старые промокшие, тогда же выкинул в мусорный пакет!

– Все правильно! – снова улыбнулась Света. – Только, уезжая, ты натянул на себя сапоги Петра Васильевича.

– Какого Петра Васильевича? – раскрыл я рот от удивления.

– Ну который был тогда на дне рождения. Ты с ним еще про рыбалку говорил.

– Это у которого усы большие? – начал я припоминать.

– Он самый!

– Как же я мог так промахнуться?

– А Петр Васильевич, когда домой собрался, – продолжала Светлана, – хватился, а его обуви нет. А стоят в углу только твои, которые мы тебе подарили, от покойного Игоря. Ну мы всё и поняли. Покатили сапоги Петра Васильевича под стук колес до Волгограда. Я ему предложила твои сапоги, ведь размер позволяет, потому как ты в его укатил. Но он наотрез отказался, даже мерить не стал. Предрассудки у него, что ли, какие? Тогда Илюха дал ему свои, чтобы до дому добраться.

– Обиделся, наверное, Петр Васильевич! – сказал я.

– Да что обижаться! – ответил Илья. – Наоборот, мы после пропажи сапог еще с часок посидели. Шутили, продолжая праздновать. Ведь появилась новая интересная тема. Пришел человек в сапогах на день рождения, а уходить не в чем, уплыли за тысячу километров, не каждый день такое бывает!

Я вспомнил, что тогда старался быстрее натянуть обувь, чтобы не было заметно моих страданий от мозолей. Вот и перепутал. Да к тому же еще не успел к сапогам внешне привыкнуть. Вообще-то мне показалось, что они стали чуть просторнее, не давили, как вчера. Но я решил, что сумел растянуть сырую кожу.

– А где же те сапоги? – спросил я.

– Да так и стоят в кладовке, – ответила Света. Она принесла сапоги и поставила передо мной точно так же, как в прошлый раз. Да, похожи на те, которые я, как оказывается, умыкнул у Петра Васильевича, хотя и отличия есть.

– Возьми, сейчас лето, надевать не надо! – сказала она с намеком, что теперь точно не перепутаю.

И когда свояк увидел меня в очередных новых сапогах, то спросил:

– Что, ботинки от покойника сносил, раз новые купил?

– Да, – ответил я. – Не вечно же мне их носить!

Разубеждать его в обратном теперь уже не было никакого смысла, а главное, желания. Развивать историю с покойником уже не хотелось. Одни халявные сапоги, потом другие. Ну что делать? Жизнь иногда закручивает сюжеты и похлеще. Вы сами это знаете.

Впрочем, купи я тогда перед командировкой новые сапоги, то ничего бы этого не было, и, соответственно, рассказа тоже.