Текст книги "Шуга"

Юрий Каплунов
Шуга

© Каплунов Ю. М., 2021

© Черников Е. В., составление, 2021

© Буйносова Н. И., заключительная статья, 2021

© Сайфулин А. Г., дизайн, 2021

© Тепикина И. О., 2021

© Издательство «Маматов», 2021

* * *

Шуга

 
Вдоль берегов идёт шуга.
Вдоль берегов идём и мы.
И это значит – два шага
Земле осталось до зимы.
Зима найдёт нас поутру
И встретит будто невзначай,
Присядет к нашему костру,
А мы заварим крепкий чай.
И не оглянемся уже,
Всё лету прошлому простив,
На этом снежном рубеже
В себе рубеж переступив.
А по берёзовым листам
Ударят заморозки влёт.
Потом настанет ледостав,
Настынет в заберегах лёд.
И так нам жить: любить снега
И не просить тепла взаймы.
Шуга идёт, и два шага
Земле осталось до зимы.
 

«Уже изобретён велосипед…»

 
Уже изобретён велосипед.
Уже приобретён в универмаге.
Со странным чувством страха и отваги
В седло садится мальчик. И вослед
Ему кричат товарищи: «Крути,
Крути!..» Но солнце путается в спицах,
А руль никак не выберет пути –
И мальчик падает. И вновь садится!
Из-под веснушек – и беда, и боль.
Друзья, орите вслед ему, орите!
Нас только скорость держит на орбите,
Крути педали, маленький, изволь.
Крути, крути, – пусть наслезит глаза
Шершавый ветер. Важно – скорость выжать,
И ритм принять, и всей душою выжить.
Крути, не нажимай на тормоза!
 

«Мы шли сквозь лес. Работы полевые…»

Н. Торопову

 
Мы шли сквозь лес. Работы полевые
До блеска раскатали колею.
У леса и у поля на краю
Я ощутил вкус времени впервые.
 
 
И замер – будто с книгою в руке,
И прочитал, раскрыв на серединке:
К земле снижались быстрые снежинки,
Светился мокрый лист на сапоге.
 
 
Спешил октябрь заполонить пространство.
Студент-подросток в куртке до колен,
Я уловил простое постоянство
В круговращенье этих перемен.
 
 
Был тот же день – но явственней и шире,
И было трудно осознать вполне,
Что в этом повторяющемся мире
Уж никогда не повториться мне!
 
 
Шли обнажённым полем. Из-под ног
Катились клубни бело-голубые.
Железно-кислый, на губах, впервые, –
Вкус времени был внятен и жесток…
 

О высшей математике

 
Математик дедушка Сокольский:
– С вами мы ровесники, – сказал.
И, хотя вопрос довольно скользкий,
Очень быстро это доказал.
 
 
Непростую объясняя тему,
Может, претендуя на почин,
Жизнь свою и нашу свёл в систему
Бесконечно малых величин.
 
 
Выстроил каракулей цепочку,
А когда расчёты завершил,
Знак «равно» поставил, после – точку, –
Так, что мел в кусочки раскрошил.
 
 
Говорил он: – Юноши, поверьте! –
И в его глазах смеялся бес.
Вышло: мы равны до самой смерти
В высшей математике чудес.
 
 
По-его и вышло, как ни странно.
Как ни странно, так тому и быть.
Повторял Сокольский неустанно:
– Надо математику любить!
 
 
Поднимал он палец, как указку.
Вот такие, стало быть, дела:
Мы тогда решили – это сказка.
Это только присказка была.
 

Художник

 
Не акварелью и не маслом –
Мальчишка кровью холст измазал.
С мольберта, обретая тело,
Девчонка грустная смотрела.
 
 
Был холст – как хрупкое растение,
И был мальчишка этот мал,
Стояли сверстники растерянно,
Он сам растерянный стоял.
 
 
О, страстность тяги к начинанию,
Исканий вечная стезя.
Был этот холст таким нечаянным,
Таким, что искренней нельзя!
 
 
Руководитель изостудии
Мазилу ласково журил.
Со стен великие, как судьи,
Портретно сгрудились в жюри.
 

1966

В марте

 
Теряю суть, как высоту.
Теряю пульс авиалиний,
Рву воротник и аварийно
Катапультируюсь в весну!
 
 
И не кощунствую, не каюсь,
И с сигаретою в руке –
Осипшим сердцем прикасаюсь
К вечерней уличной реке.
 
 
Струится музыка транзисторов
Сквозь гаснущие голоса.
И воспалённо, и пронзительно
Текут троллейбусов глаза.
 
 
И снова в ясность мира верю я…
Но, прозвонив начало дня,
В пружину втиснутое время
Назавтра выстрелит в меня…
 

1968

«Я понимаю, я понимаю…»

 
Я понимаю, я понимаю,
Не бесконечна моя прямая.
Аэродромы не принимают.
Я понимаю, я понимаю.
Меня налогами облагает
Земля,
закрытая облаками…
Налог за крылья. Налог за юность.
За снег в берёзах. За дождь в июне.
Лицо пылает, как от пощёчин,
А я не пла́чу, плачу́ по счёту!
За пожеланье попутных ветров.
За ожиданье моих приветов.
За верность песням, что петы стоя.
Плачу отчаянно
высотою…
И понимаю: ведь я не птица,
Вдруг недостанет, чем расплатиться?
 

Апрельский дождь

 
Ещё не выяснились сроки.
Полупрозрачные леса
Спросонья всасывали соки,
Вникали в птичьи голоса.
 
 
Ещё держался снег вчерашний,
Овражной глубью взятый в плен.
Дождь начался: апрельский, зряшный
Для этих робких перемен.
 
 
Он шёл весь день, всё ждал с ответом,
Темнел, от нетерпенья злой,
И к вечеру запахло летом –
Травой и чёрною землёй.
 
 
Томилась в нём взрывная сила
Той плотности и чистоты,
Что на глазах переходила
В берёз зелёные листы.
 

Пригород

 
Асфальт уже сухой. Но сочен –
Дразня полдневный полузной –
Прикатанный повдоль обочин
Остаток грязно-ледяной.
 
 
Полно оттаявшего сора.
И на внезапный проблеск трав
Ярится пёс из-за забора,
На лапы задние привстав.
 
 
У автостанции – скамейка,
Весной на ней во все года
Подростков гомонит семейка,
Не отъезжая никуда.
 
 
Весёлый день – как новый глобус,
По большей части голубой.
И подбегающий автобус
Оранжевее, чем зимой.
 

«Пора снимать с гвоздей велосипед…»

 
Пора снимать с гвоздей велосипед,
Пора из полутёмных коридоров
Его, шального, вывести на свет,
На лестнице придерживая норов;
Неповторимый замышляя путь,
Неистово орудуя насосом,
Весенний воздух в камеры вдохнуть,
Придирчиво притронуться к колёсам –
И долгих дней разматывая нить,
Привет прощальный посылая снегу,
Толкнуть педаль, вскочить в седло с разбегу,
К рулю пригнуться и звонить, звонить!..
 

Черёмуха

 
Под невысокою горою,
У речки на краю полей
Средь трёх столетних тополей
Черёмуха цветёт весною.
 
 
Мне жаль судьбы её печальной:
Ведь ягоды с ветвей густых
Сорвёт лишь человек случайный
Да птицы склёвывают их.
 
 
Ах, сколько утекло воды.
Смывает время помаленьку
Иль хуторка, иль деревеньки
Едва заметные следы.
 
 
На зов души из года в год
Я прихожу сюда послушно:
Здесь так настойчиво, так душно
Весной черёмуха цветёт.
 

Запретная зона

 
Солдат поставлен на пост,
Он мелочь заметит каждую.
Солдат охраняет мост,
Стратегический, важный.
 
 
День, жарою измученный,
Наполнен кузнечиков звоном.
Проволока. Колючая.
«Стой! Запретная зона!»
 
 
Надпись дожди повысекли,
Отметили ржавчиной годы.
А прямо за зоной высится,
Раскинув громады, город.
 
 
Зоне давно бы на пенсию!
Давно бы на пенсию войнам!
А город домами пенится
И катит улицы-волны.
 
 
Ржавеет колючая изгородь…
И дети с соседней улицы
Подходят к зоне и издали
Всё смотрят на мост и хмурятся.
 
 
О нет, они не шпионы!
Но что ты с ними поделаешь,
Если в запретной зоне
Ромашки самые белые.
 
 
Там васильки особенные,
Кашки – такие грузные!
И о букетах несобранных
Девчонки вздыхают с грустью.
 
 
Мальчишки, а взгляд их – лезвие! –
Вприщур глядят на солдата,
Они по-пластунски лезут
И рвут цветы воровато.
 
 
Девчонки на них, окаянных,
Взирают со страхом восторженным.
Но всё заметит охранник,
Ему заметить положено:
 
 
– А ну, убирайтесь, дети! –
Кричит и рукою машет…
На штык у него надета
Ромашка.
 

1962

У костра

 
Огонь постукивал по лесинам,
Как белка, прыгал с ветки на ветку
И цепкой хваткой своей рысиной
Ломал и крючил их зло и метко.
 
 
Метался круг неровного света,
Скакал по лицам, – и вдруг блистали,
Как будто плавились в свете этом,
Глаза – по капле горячей стали.
 
 
Сплетались вокруг причудливо тени,
И было всем хорошо и тесно,
И где-то рядом кружила темень,
И пламя в губы лизало песню.
 

1964

Другу

Виталию Васьковскому

 
Ладонями глаза накрой.
Ты помнишь, в детстве так бывало:
Нам жизнь коленки разбивала
И лбы царапала нам в кровь.
 
 
А мама ахала: «Мой мальчик!..»
А ты играл мячом своим,
Катился по земле твой мячик,
И ты бежал, бежал за ним.
 
 
Мы чтили мяч, не чтили кукол.
Земля и мяч – они круглы,
Но на пути встречался угол –
И мы таранили углы!
 
 
Сидишь, окурок теребя,
Ты по-мальчишески не робок.
Крутою жизнью в подбородок
Сегодня стукнуло тебя.
 
 
А мы спешим, – и скачет мячик,
И где-то угол зашибёт…
И через все года: «Мой мальчик,
Терпи, до свадьбы заживёт!»
 

1965

Рассказань

 
Расскажи мне сказку,
деревня Рассказань.
Очень прошу тебя рассказать.
Ты ветрами-вьюгами
Её мне напой.
Босиком стану я
на холодный пол
Да в окошко лунное посмотрю,
Папироску горькую посмолю.
Снегом некатанным
Тебя занесло,
Ветром негаданным
К тебе меня занесло.
Мне снега глубокие
на грудь положи,
Как друзья далёкие живут,
расскажи.
Пьют ли за меня ещё
Хмель-вино?
Я в родимом городе
не бывал давно.
Там в высоком тереме
Жила княжна,
Может, уж теперь она
Чья жена?
Аль меня, царевича, ждёт-пождёт,
Пишет письма долгие,
Напишет – пожжёт?
Ты мне в сказке сказывай
Всё как есть,
Я не прогневаюсь на худую весть.
Только, может быть,
чуть-чуть загрущу,
Только, может быть, губу закушу.
А ещё, пожалуйста, дай ответ:
Добрый я молодец
Или нет?
 

1966

«Ветер светлые ветви полощет…»

 
Ветер светлые ветви полощет.
Накренился апрель к рубежу.
Я сюда, как на Красную площадь,
По просохшей тропе прихожу.
 
 
Попрощаться и – в путь. До свиданья!..
На просторный берёзовый лес
Опадает озноб ожиданья
С колокольни высоких небес.
 
 
Средь стволов замираю покорно –
Всё отчётливей слышится мне:
Набухают корявые корни
В материнской сырой глубине.
 
 
И в висках отзываясь со звоном –
Знать, и вправду исполнился срок, –
К учащённому сердцу – озоном
Подступает берёзовый сок.
 
 
И меня над бескрайней и милой,
Что бессмертными нас родила,
Подымает прихлынувшей силой,
Как подъёмною силой крыла!
 
 
Высота набегает полого,
И на взмахе крепчает рука…
И дорога моя от порога,
Словно облачко в небе, легка.
 

«Мы проснулись в минуту одну…»

 
Мы проснулись в минуту одну
На краю у лесного оврага,
Где глубин отворённая влага –
По студёному, тёмному дну.
 
 
Ярь живицы, дурман земляники…
И, срываясь меж сосен в пролом,
По лицу беспокойные блики
Задевают прозрачным крылом.
 
 
Для единственной юной любви
Вновь июль повторился на свете –
В колошенье, смешенье, жар-цвете,
С первобытною мукой в крови!
 
 
И услышали слитный язык
Птиц, ручьёв и соснового леса:
Будто с памяти спала завеса
На один оглушительный миг!
 

Родник

 
Травы сохнут, пахнут пряно,
Спелой ягодой маня.
Родниковая поляна
Приголубила меня.
 
 
Под травою безголосо
К тишине земли приник
Не открытый до покоса,
Новорожденный родник.
 
 
Выбивается наружу
В грозовой июньский зной
Переливчатая стужа
Из глубинной кладовой.
 
 
Полноводных рек не стоит,
Но, насколько хватит дня,
Не кончается и по́ит
Небо, поле и меня.
 

Осень в Смолино

 
А когда в пожелтевших березняках
Ветер задул, загудел, засвистал,
Мы вышли к оврагу, и с глазами враспах
Отряд над обрывом встал.
 
 
Молча скинули рюкзаки
И выпрямили тела
Над каменным руслом былой реки,
Река давно утекла.
 
 
Нам было такое увидеть дано! –
Пронзило и бросило в дрожь:
Взметаясь до неба, на жёлтое дно
Сыпался жёлтый дождь.
 
 
Томилось чувство – выше любви;
Тоска… – но ясней тоски!
Осень летела. Хочешь, лови
И складывай в туески.
 
 
Кончилась осень, как взмах руки,
Легла прозрачней стекла
По древнему руслу былой реки,
Которая утекла…
 

На закате

 
Закат – как последний вагон
уходящего поезда,
И если ты добрый,
вдогонку ему помаши.
И поздно кричать и спешить.
И раздумывать поздно.
И если ты добрый,
вдогонку ему помаши.
 
 
Смотри…
Откровенье закатов запомни, как заповедь.
Разливы, и спелое поле,
и снова январь, –
Проносятся дни, громыхая,
с востока на запад,
И солнце качается сзади,
как будто фонарь…
 

Платформа «Циолковская»

Третий

 
Не будет громких и лишних слов,
Пилот шагнёт к кораблю,
Скажет: «Земля, я тебя люблю…»,
Скажет: «К полёту готов!»
 
 
Земля от дюз шарахнется прочь
И станет радужным шаром,
И будут за ним в межзвёздную ночь
Глаза телескопов шарить.
 
 
Он – силу Земли вобравший титан,
Он новые бьёт дистанции!
И скажет торжественно Левитан:
«Внимание… Говорит Москва!..
Работают все радиостанции…»
 
 
Заглянет в московские окна утро,
Прольётся трель соловья,
И станут люди у репродукторов,
Эти слова ловя.
 
 
И все другие тысячи слов
Померкнут от этих, вылиняв.
И в ряд с именами Гагарин, Титов
Встанет новое имя.
 
 
Застынут звёзды, к себе маня,
И он оттуда ответит:
«Земля, Земля, слушай меня,
Я – Третий!»
 

1962

Комаров

 
Ах, как верим земными вёснами
В межпланетность своей судьбы.
О крутые пороги звёздные
Разбиваем упрямые лбы.
 
 
Как срывает мясо с костей
Век космических скоростей!
 
 
Путь по звёздам, как путь по терниям,
Но сражаются до конца
И победами, и потерями
Переполненные сердца!
 
 
Нам ещё устроят овации
Космонавты иных веков.
На скрижалях цивилизации
Вечным золотом – КОМАРОВ.
 

24 апреля 1967

Платформа «Циолковская»

 
Платформа «Циолковская» – в лесу.
Я остаюсь, уходит электричка.
Качая ветку, птичка-невеличка
Удерживает песню на весу.
 
 
Светла дорожка лесом и близка.
Спеша на службу звёздную, земную,
Рабочий день минует проходную,
Привычно предъявляя пропуска.
 

1971, Звёздный городок

Утро в Звёздном

Коменданту Звёздного Борису Бобылёву

 
Лёгкий сон подмосковных сосен.
Небо в росплесках перламутра.
По-уставному – ровно в восемь –
Начинается в Звёздном утро.
 
 
Как от всех сует очищенье,
Это утро – в росе, грибное.
И какое-то ощущенье:
Будто чуточку неземное.
 
 
Будто небо над Звёздным – выше.
И пораньше других, знакомо –
Сам Гагарин на площадь вышел,
Просто бронзовый, против дома.
 

1971, Звёздный городок

«В это вложена бездна труда…»

 
В это вложена бездна труда:
Световые исчислены вёрсты.
Вон – густые осенние звёзды,
Человечеству надо туда.
 
 
От взволнованной детской мечты
И от крови, вскипающей разом,
Устремляется дерзостный разум
Наводить в мирозданье мосты.
 
 
Чёрный вакуум, стылая высь –
Дерзость сердцебиением смерьте –
За пределами жизни и смерти
И отечества, где родились…
 
 
Наш уютный космический дом,
Где не надобны окна и двери,
И наличие звёзд в интерьере
Предвещает погоду притом…
 
 
Этот дом звёзд милее стократ!..
В наших людях мне нравится очень:
Помечтают в погожую осень
И в апреле выходят на старт.
 

«С пригретых пригорков…»

 
С пригретых пригорков
Из снежной купели
Крылатые сосны
Взлетают в апреле.
 
 
Свершается: птичьи
Звенят позывные,
Нацелены в небо
Все силы земные!
 
 
И ввысь прорастают,
Как к солнышку семя,
Весенние люди –
Крылатое племя…
 

«Помаши кораблю…»

 
Помаши кораблю.
И накличь ему ветра отваги.
Злое слово «люблю» –
На приспущенном флаге.
 
 
Неужели не жаль?
Но платочек слезой напитала.
Ах, какая печаль
Полоснула глаза капитана…
 
 
Белой пены белей
Берегов раскалённая глина.
Ждут своих кораблей
Терпеливые девочки Грина.
 
 
Так рванулась на борт!
Загорелые ноги нагие.
Удивилась: не тот…
Паруса… может быть, не такие?
 
 
Добрый сказочник Грин…
Как же так, не помедлив с советом,
Что наделал один
Он, чудак, с целым светом?
 
 
Как печальна рука!
А кораблик растаял. Не стало.
Но ещё облака
На закате отсвечены ало.
 

«Проходят дни, приходят времена…»

 
Проходят дни, приходят времена,
Когда за всё, что прожито вначале,
Жизнь платит строгой памятью сполна
И судьбы завершённостью венчает.
 
 
И я в раздумьях о своей судьбе
Однажды всё как есть осмыслив чётко,
По самому большому к жизни счёту
Подам ли руку самому себе?..
 

1967

К снегу

 
Так жили – не просто, не сложно,
Но вот уже к сердцу легла,
Какая лишь к снегу возможна,
Вечерняя полумгла.
 
 
Встревоженно медля на склоне
Студёного этого дня,
Вздыхали, дышали в ладони,
В дому не включали огня…
 
 
Назавтра колёсный и пеший
Растопчут ожог белизны…
И листьям, опасть не успевшим,
Тогда не опасть до весны.
 

«Речонка радостно летела…»

 
Речонка радостно летела,
Но с декабрём наедине
Она, звеня, заледенела
До круглых камешков на дне.
 
 
Как задохнулась от бессилья,
Под белой тяжестью снегов
Припав на сгорбленные крылья
Теперь ненужных берегов.
 
 
И в жизни, разнозвучья полной,
Вдруг не хватило торжества,
Как песни той, что с детства помнил,
А нынче позабыл слова…
 

Набросок января

1

 
Подлесок – настежь; речка, поле.
Остановлюсь, гляжу с холма,
Как жизнь свою на вольной воле
Справляет зимушка-зима.
 
 
Мелькнёт, змеясь, позёмка. Следом
Качнётся мёрзлое быльё.
Река – в крутых извивах слепок
Журчанья прежнего её.
 

2

 
За неприютной белизною,
Испятнанною синевой, –
Я помню взгорок в жгучем зное
С кузнечиками и травой.
 
 
В траве запуталась клубника.
А в заводи, впадая в ярь,
На блёстку солнечного блика
Со всплеском вымелькнул пескарь.
 
 
А вон подростки-непоседы
Сигают кубарем ко дну.
Одежда и велосипеды –
Всё в кучу брошено одну.
 
 
Густым июльским цветом кожи,
Счастливой резвостью игры
Они как близнецы похожи –
И неразлучны до поры.
 
 
Подальше – ниже по теченью –
Недвижно к удочкам приник,
Накрыт береговою тенью,
Из местных жителей старик.
 
 
Его неразличимы годы.
Ему от камушка видней
В излуке ближней огороды
С подсолнухами вдоль плетней.
 
 
К сараям сложены поленья, –
Запасы перечтёт зима.
И триста лет стоят без тленья
Из бурых лиственниц дома.
 

3

 
…Зима теперь в зените самом
И обжита давно с умом
В две долгих улицы селом –
С навозом конским, следом санным,
С дымком печным и духом банным
И с пимокатным ремеслом.
 
 
Мороз. Не затевают драки,
Подрагивают без конца
Две неприкаянных собаки
У магазинного крыльца.
 
 
Морозы строгие в привычке.
В полях размётаны стога,
И к сену зимник – как в кавычки
Из лета взятая строка.
 

Зимнее утро

 
Просыпается народ:
Свет – сквозь тюли и гардины;
На будильниках единый
Установлен был завод.
 
 
Жмёт мороз, крепчают льды.
Начинаем день с разбегу,
По новёхонькому снегу
Напечатаны следы.
 
 
Предрассветный час – родной.
Воротник подняв от вьюги,
Узнаём себя друг в друге
По дороге к проходной.
 
 
Наизусть, издалека
Та дорога без запинки
Все проталинки-тропинки
Собирает, как река.
 
 
Время – делу быть. И вот –
Итээровский, рабочий,
Юный, дедовский и отчий,
На исходе зимней ночи
Просыпается завод.
 

Горячий стаж

 
На Урале жарче, чем на юге,
В августе и сентябре тем паче.
В январе – когда лютуют вьюги…
Приезжайте, убедитесь: жарче.
 
 
Встретим вас, южане, мы сердечно.
Привозите груши – не бесплатно.
Заходите прямо к нам в кузнечный,
К нам в литейный или к нам в прокатный.
 
 
С вами не сравнимся мы загаром,
О житье на юге посудачим,
Об уральском стаже, что недаром
Так и называется – горячим.
 
 
Да, рубахи горячи от пота!..
Тёплый юг прекрасен, я не спорю.
Поостыть от огненной работы
Заводчане улетают к морю.
 

У моря

 
Когда прибой коснётся слуха,
Проснусь и к морю побегу,
Увижу: белая старуха
Опять сидит на берегу.
 
 
Быть может, у неё бессонница,
С утра пустынен пляж зато.
От припекающего солнца
Прикрылась выцветшим зонтом.
 
 
Всё смотрит на море, немая,
Ему от старости сродни.
Их языка не понимая,
Я слышу: говорят они…
 
 
Всё смотрит на море, поглубже
Колени кутает в песок.
В оранжевой авоське груши
Ей принесёт внучонок в срок.
 
 
Когда ж весёлыми телами
Нагрузнет певчая волна,
Обременённая летами,
Уйдёт тихонечко она.
 

Дорога в марте

 
Взлетел рассвет весне навстречу –
И замер, вслушался, продрог;
Шофёрам вновь сутулит плечи
Морока мартовских дорог.
 
 
Темнея, в дымке невесомой –
России гордость и краса –
Уже наполнились истомой
До края
Синие леса.
 
 
Вдоль жарких плеч раскинув шубы,
Во льду напрягшейся реки
Буравят лунки рыбаки,
Аж от восторга скалят зубы!
 
 
Вон мальчик, юноша, мужчина –
Как будто бес в него проник –
Бредёт без лыж и без причины
Опавшим полем напрямик!
 
 
Вон сколько их – полуприметных, –
Бери на память в узелок, –
Весны каменьев самоцветных
В оправе мартовских дорог!..
 

«Вьюги зиму пропели…»

 
Вьюги зиму пропели,
Стали зори видней,
Жду апреля, апреля,
Жду берёзовых дней.
 
 
С рюкзачком за плечами
У людей на виду
Я тебя повстречаю,
В закипающий лес уведу.
 
 
Будет солнышко литься
На поляны, где нам прошагать,
Прошлогодние листья
Под ногами у нас зажигать.
 
 
А потом соберётся
Темнота, загустев на ветру,
И нагие берёзы
Сойдутся к ночному костру.
 
 
И в лесном хороводе
Закружась, мы сначала поймём:
Всё на свете проходит,
Только мы остаёмся – вдвоём
 
 
Над бездонностью вёсен,
Про слова позабыв впопыхах,
С ощущением вёсел
В захмелевших руках!
 
 
На рассвете белёсом,
Когда шает ещё костерок,
Поднесут нам берёзы
Студёный берёзовый сок…
 

Марши

 
Есть музыка – что ветер ранний,
И ею вновь душа полна!
И надевают ветераны
Сияющие ордена…
 
 
Возвысив головы степенно,
На крыльях маршевых минут
Они по бархатным ступеням
Теперь в президиум идут.
 
 
Излишни слава и слова.
Идут, глазами улыбаясь
Тому далёкому, как завязь,
Что вспоминается едва…
 
 
Меня до слёз волнуют марши,
Их рокот медный, громовой:
Как будто добрый кто-то машет
Благословляющей рукой!
 

«Вот так: всю жизнь отдать заводу…»

 
Вот так: всю жизнь отдать заводу
И не искать судьбы иной,
За эту жизнь – в огонь и в воду,
И – было дело – в смертный бой.
 
 
Всю жизнь в погоду, в непогоду
Спешить к заветной проходной,
И так же смолоду, как сроду,
Прожить на улице одной.
 
 
Всё это и не подвиг вроде.
В единой должности навек –
Заслуженный в своём заводе,
Заслуженный в своём народе,
Идёт с работы человек.
 

«Уральский город – из деревни…»

 
Уральский город – из деревни,
С крестьянской речью пополам.
И зов земли, ещё не древний,
Порой тревожит сердце нам.
 
 
Мой град кирпичный и сосновый,
Где мастерком, где топором
Его фабричные основы
Заложены ещё Петром.
 
 
Живём, квартплатой расплатились,
Жизнь рассудила всё сама:
Деревни ближние сплотились
В многоквартирные дома.
 
 
Подчас мерещится мне, что ли:
У шумных улиц на пути
Душа деревни просит воли,
Не площадь – поле перейти,
 
 
Подставить ягодам лукошко…
Воображение пленят
И над завалинкой окошко,
В окошке – кошка, и гармошка
С вечерней песней у плетня.
 
 
Мы варим сталь, не землю пашем,
О том и новая молва.
Душа деревни в крае нашем
Преобразилась – и жива.
 
 
И в день воскресный перед снами
В том общежитии большом
Поют «Рябинушку» под нами
И пляшут выше этажом.