Текст книги "Дети Ангелов"

15

С мэрией и управлением московского метрополитена все вопросы удалось решить на удивление быстро. Не пришлось даже давать взятки, что очень удивило Роберта, привыкшего к тому, что в этих кругах приходится оплачивать каждый шаг. Скорее всего, подумал он, чиновники в предчувствии предстоящих перемен стараются любым способом подчеркнуть свою незаменимость в глазах власти. А предложение, с которым вышел Сидорин, пришлось очень кстати. Если учесть еще, что нововведения не будут стоить городу ни копейки, то московские власти должны были носить Роберта на руках.

Предложение было такое – установить в метро аппаратуру сотовой связи, чтобы москвичи могли, даже находясь глубоко под землей, пользоваться благами цивилизации. До Нового года Роберт предполагал обеспечить связью несколько наиболее глубоких станций, а в январе покрыть сетью антенн весь метрополитен. Единственное условие, которое он ставил, беседуя с каждым из чиновников, – сохранение секретности. Москвичи должны были получить праздничный сюрприз, поэтому до завершения работ журналистам не должно было перепасть ни капли информации. Роберт даже пообещал чиновникам негласную, но весомую премию, которая будет выплачена при соблюдении этого условия.

Работы шли в авральном темпе, не прекращаясь ни днем, ни ночью. О том, что его противники что-то пронюхали и решили использовать метро в качестве убежища, Сидорин узнал только на днях от Карла Вайсмана. Где тот раздобыл такую информацию, Роберт не знал, да его это и не очень интересовало. А то, что эти придурки решили собраться всем скопом в одном месте, только облегчало задачу и позволяло гарантированно уничтожить их до последнего человека.

Двадцать восьмого декабря оборудование было установлено и готово к использованию, как по первому, так и по второму назначению, которое было для Роберта, конечно, основным. Но ввод его в эксплуатацию под предлогом окончательной наладки был отложен на тридцатое.

Чтобы дезориентировать и сбить с толку противника, Роберт вызвал к себе Скворцова и сообщил ему, что улетает встречать Новый год на альпийском курорте. Инструктируя помощника по текущим делам, Сидорин приказал подготовить на двадцать девятое его самолет. Он не сомневался, что уже сегодня про его отъезд из России будут знать все, до кого он хотел это донести.

Отправив Скворцова, Роберт подошел к окну. За ним начинало темнеть, но и без того видимость ограничивалась несколькими метрами из-за густого тумана и падающего снега. На западе Европы уже три дня бушевали шторма, заливая побережье, снося дороги и мосты и унося человеческие жизни. Сидорин видел в этом предзнаменование, весть о тяжелой поступи скорых изменений, последнюю преграду на пути которых он уберет уже через два дня.

Роберт вызвал начальника охраны и приказал, когда вернется Скворцов, задержать его и водворить в подвальную камеру. Порученное предателю дело было последним, больше он был не нужен.

Скворцов полностью оправдал ожидания хозяина. В этот же вечер он сбросил электронное письмо с информацией для вице-премьера и провел две личные встречи – с полковником Никитиным и представителем таинственной спецслужбы, пожилым господином, чем-то похожим на цыгана.

Прочитав сообщение, вице-премьер немедленно позвонил премьеру. Голос его при докладе почему-то звучал почтительнее, чем обычно. Выслушав лаконичный ответ, он снова набрал номер, на этот раз генерала Романова, и от имени президента приказал держать в состоянии повышенной боеготовности подразделение, специализирующееся на захвате укрепленных объектов.

Василий Андреевич ожидал подобного оборота событий, потому что уже получил информацию от полковника Никитина. Он сразу вспомнил старого цыгана, обещавшего помощь в действиях против Сидорина, и позвонил ему. На этот раз Вансович поднял трубку сразу:

– Скорее всего, спецназ не собираются использовать для захвата самого Сидорина, – сказал он, выслушав генерала. – Но вы делайте все так, как вам приказывают, а олигархом будет кому заняться. А вы проконтролируйте еще раз готовность службы радиоподавления. Особую бдительность нужно проявить тридцатого числа.

В голосе цыгана звучала такая уверенность, что Романов немного успокоился. Но сам Захар не был спокоен. Казалось, все продумано до мелочей, исключены случайности, но на сердце было тяжело. Да и откуда взяться легкости, когда переворачивается и рушится пусть сложный и непредсказуемый, но привычный мир? На многое Захару открыл глаза старец Даниил, начиная с конкретных дат, над раскрытием которых бился Виктор, и заканчивая ужаснувшими подробностями готовящихся гнусных дел. О потрясающей способности старца предвидеть будущее ходили легенды, поэтому Захар не задавался вопросом, откуда Даниилу все это известно. Главе клана казалось, что он окунулся с головой в грязь, и ему очень хотелось отмыться.

Может быть, поэтому, встретившись в маленьком кафе на Новом Арбате со Скворцовым, Захар позволил себе жест милосердия по отношению к этому тройному предателю. Разговаривая с ним, он увидел на нем печать обреченности и понял, что Сидорин приговорил своего помощника. Распрощавшись со Скворцовым, Захар мысленно слегка подтолкнул его на лестнице, отчего тот упал и сломал ногу. Когда предателя увезла «скорая», Захар подумал – отлежится пару дней, глядишь, и останется жив, пусть даже и не заслуживает того…

Время для дел было уже позднее, но спать Захару не хотелось, поэтому он решил заняться Карлом Вайсманом. Узнав от приставленных к нему людей, что банкир в этот момент находится совсем близко, на том же Новом Арбате в ночном клубе «Метелица», Захар отправился туда же. Ему было уже известно, что несколько дней назад Вайсман встречался с одним из миссионеров. Содержания разговора Захару узнать не удалось, но он знал, что этот миссионер был довольно слаб в ментальном отношении и занимал в ордене невысокое положение. Никаких особых тайн выдать Вайсману он не мог, но Захар подозревал, что встреча состоялась не без участия Фотиева. Все эти интриги стали надоедать цыгану, и он решил применить сегодня к банкиру кое-какие меры, противостоять которым тот никак не мог.

Фасад «Метелицы», всего несколько лет назад бывшей вульгарной сосисочной, сверкал и переливался неоновыми огнями. Тротуар перед ночным клубом был нагло забит шикарными автомобилями. Но водитель Захара, прошедший огни и воды цыган Трофим, карманы которого были забиты удостоверениями и пропусками на все случаи жизни, а бардачок машины – оружием, яростно гудя клаксоном, очистил себе место и припарковал огромный «лексус» с непроницаемо черными стеклами прямо перед входом.

Вайсмана Захар безошибочно нашел около стойки бара в компании молодого человека с длинными темными волосами и томным подкрашенным лицом. Банкир отдыхал от дел. Он, ни от кого не скрываясь, ласково поглаживал своего спутника по колену, обтянутому брюками из блестящей ткани, и что-то шептал ему на ухо. Захар оставался поодаль от Вайсмана, но и не скрывался от него. Вскоре банкир что-то почувствовал, потому что заметно занервничал, стал рыскать по залу глазами и даже забыл, казалось, про своего томного визави.

Наконец Вайсман увидел цыгана и понял, что именно этот пожилой господин вызвал его тревогу. А Захар, дождавшись, когда банкир пошлет к нему прощупывающий сигнал, легко отбил его и ударил по Карлу концентрированным импульсом ужаса и паники. Любой обыкновенный человек, будь он даже не трусливого десятка, бросился бы бежать, если бы не упал в обморок от страха. Но Вайсман не был простым человеком, поэтому он выдержал атаку, хотя отшатнулся и побледнел. Он попытался нанести ответный удар, но куда мутанту, даже очень сильному, тягаться в ментальной дуэли с самим главой клана! А Захар все усиливал напор, пока банкир, забыв про своего спутника, не бросился к выходу, чтобы избавиться от охватившего его ужаса. Захар тоже не стал задерживаться в клубе и увидел, как Вайсман усаживается в автомобиль, на переднем сиденье которого, рядом с водителем, почему-то сидел, занимая полмашины, мордатый капитан милиции. Скорее всего, банкир нанял его по сходной цене в соседнем райотделе, и не столько даже для охраны, а, как сейчас модно выражаться, для понтов.

Вайсман, пролаяв шоферу приказ везти его в гостиницу, долго не мог прийти в себя после полученной встряски. Он недавно встречался с представителем таинственной организации, и хотя высоко оценил его ментальные способности, но убедился, что способен был бы вступить с ним в схватку на равных. Решив, что это средний уровень способностей членов организации, Карл даже удивился, почему ей удается так долго противостоять им в этой стране. Но этот страшный человек из «Метелицы» напугал его до икоты, и Вайсман решил забиться в гостиницу и руководить действиями своей агентуры оттуда.

Он бы с большим удовольствием вообще улетел из Москвы, где водятся подобные чудовища, но имел строгое предписание от верховного руководства не покидать Россию, пока не завершит здесь свою миссию. А руководство, отдав приказ, никогда не прощало его невыполнения. Нерадивые исполнители лишались всех привилегий, а они у членов организации были огромны, и потеря их была смерти подобна. И хотя Карл имел довольно высокий, восемнадцатый уровень посвящения, он мог оказаться на самом дне вместе с каким-нибудь только что посвященным новичком, если бы нарушил строгие правила. Только это и удержало его от панического бегства из Москвы.

Приехав в гостиницу, Карл долго разговаривал с Цюрихом по защищенной линии связи. Если бы кто-то подслушал его разговор, даже будь этот человек знатоком немецкого языка, он бы мало что понял, потому что беседа шла на жаргоне средневековых германских воров и говорящих на нем людей в конце двадцатого века почти не осталось. Выслушав собеседника, Вайсман произнес чудовищно длинное слово, означающее готовность к беспрекословному подчинению, положил трубку и без сил упал на диван.

А Захар, которому за время короткой встречи удалось немало прочесть в голове банкира, был сильно обеспокоен. Если еще вчера он был уверен, что может справиться с Сидориным, то теперь понял, что опоздал. Олигарх набрал столько стихийной мощи, что даже в паре с Фотиевым победа была сомнительна. И только Жуковский мог раздавить мутанта, словно клопа, настолько его сила была выше и чище темной и мутной силы Сидорина.

16

Двадцать девятого декабря Муса Хасиев по приказу Джафара отправился в Подмосковье, на базу поклонников шайтана, чтобы проконтролировать готовность груза. Операция была назначена на завтра, поэтому поехал не на Камазе, а на видавшем виды «фольксвагене», записанном на какую-то московскую старушку, которая, скорее всего, и не подозревала о наличии в ее хозяйстве автомобиля. Документы были в порядке, правил Муса не нарушал, паспорт выписан на жителя Тулы Михаила Ивановича Денисова, поэтому он легко преодолел все милицейские посты. А после взрывов жилых домов московские менты особенно свирепствовали на дорогах, безжалостно вытряхивая из машин и укладывая лицом в асфальт каждого, в ком им чудилось кавказское происхождение.

Ну что же, и это им зачтется очень скоро! – философски подумал Муса, проехав очередной милицейский пикет, около которого стая омоновцев с собакой заставила старого толстого азербайджанца выгружать из фуры на землю ящики с апельсинами. На Хасиева они не обратили внимания, вскользь просмотрев его документы.

Следуя карте и устным указаниям Джафара, он легко нашел бывший пионерский лагерь и, въехав на территорию, удивленно хмыкнул. Опытным взглядом Хасиев сразу определил, что детская здравница при новых хозяевах превратилась в хорошо оборудованную тренировочную базу для подготовки боевиков. Неплохой спортивный городок, полоса препятствий – все почти так же, как в тренировочном лагере в Иордании, где Хасиев проходил специальную подготовку в девяносто пятом. Не хватало только стрельбища, но в населенном районе его и не могло быть, потому что стрельба обязательно привлекла бы внимание органов правопорядка.

На самом деле в лагере был прекрасно оборудованный тир с большим выбором стрелкового автоматического оружия, но его спрятали от посторонних глаз в старом бетонном бомбоубежище, предназначенном, по замыслу проектировщиков, для защиты пионеров от ядерного нападения.

Молчаливый парень с лошадиным лицом, в котором Муса безошибочно определил опытного бойца, провел его на склад, забитый коробками и мешками с продовольствием. Аммонит, упакованный в аккуратно зашитые мешки из-под сахара, был уложен штабелем вдоль стены, внешне неотличимый от настоящего сахара. Хасиев пересчитал мешки – оказалось сто штук, ровно пять тонн. Как, впрочем, и должно было быть. Завтра мешки загрузят в машину, заложат их настоящим сахаром, и останется опасаться только специально натасканных на запах взрывчатки собак. Но все бумаги, в том числе накладные на груз из Тульской области и сертификаты качества, были подлинными, и Муса вполне обоснованно надеялся, что обойдется без строгого досмотра.

Продемонстрировав Хасиеву взрывчатку, парень повел его в центр лагеря, где на двери небольшого дощатого дома сохранилась стеклянная табличка с надписью «Администрация». Из тесного коридорчика вели две двери, и парень постучался в ту, на которой было написано «Директор». Услышав лаконичное «да», они вошли в кабинет три на четыре метра, и Муса увидел сидящего за поцарапанным письменным столом крупного мужчину с длинными черными волосами, одетого во все черное. Мужчина увлеченно гонял по монитору шарики компьютерной игры и даже не поднял на посетителей взгляда.

– Что еще? – недовольно спросил он, обращаясь к парню с лошадиной физиономией.

– Тут такое дело, шеф… человек от Константиныча… – пробормотал парень, сгибаясь в поклоне. Хасиева удивило подобное раболепие. Такое даже среди русских видеть приходилось нечасто. И еще его насторожило, что он, Муса, якобы прибыл от какого-то «Константиныча». Какой, к шайтану, Константиныч, когда послал сюда его Джафар! Но, чуть поразмыслив, Муса догадался, что Джафар и не мог назваться тут своим настоящим именем. Он расслабился и стал рассматривать сидевшего за столом шефа сатанистов. Его лицо показалось ему смутно знакомым. Но мало ли с кем приходилось мимолетно встречаться? Ведь жизнь прожил не короткую…

Человек в черном поднялся со стула и подошел к Мусе, но руки протягивать не стал.

– Все посмотрел? – спросил он и, услышав утвердительный ответ, добавил: – Завтра поеду вместе с тобой.

Увидев вопросительный взгляд Мусы, он сказал:

– Это приказ моего господина. Он хочет, чтобы я все проконтролировал.

– Кого контролировать? Мэня? – От ярости у Хасиева даже прорезался акцент. Его, воина Аллаха, будет проверять какой-то гяур со съехавшей крышей? Этого не будет никогда!

Сатанист тоже стал закипать. В его карих, слегка навыкате глазах мелькнул сумасшедший огонек, и Муса прикусил язык. Но не потому, что испугался придурка. Нет, Хасиев никогда никого не боялся, а этого поклонника шайтана он смог бы уделать голыми руками. Просто он узнал в нем того, кого страстно ненавидел пятнадцать лет и мечтал о встрече с ним. Того, которого не добил в афганских горах. По этой сумасшедшинке в глазах Муса безошибочно определил в черноволосом бывшего сержанта Водянова.

– Ладно, ладно, – приглушенно сказал Хасиев, думая только об одном – как бы Водянов не узнал его. – Погорячился, извини. Надо – значит поедем.

– Взрыватель нужен? Могу обеспечить, и пультом тоже, – Водянов принял извинения, решив, что он своим грозным видом нагнал страху на этого чечена, считающего себя крутым террористом.

– Нет, я свои привезу, – ответил Муса, стараясь изменить голос. Еще чего не хватало! Пользоваться чужим взрывателем? Нет уж, все должно быть надежно. – Ладно, до завтра!

А завтра, подумал он, ты, тварь, полетаешь вверх тормашками, прямо до своего шайтана долетишь! Главное, чтобы ничего не сорвалось…

Наскоро распрощавшись, Муса сел в «фольксваген» и уехал в Москву. А Водянов, выйдя из дома администрации, долго смотрел ему вслед, не понимая – почему тот так старался прятать лицо? И на чечена вроде не похож… Что-то забрезжило в его памяти, но, так ничего не вспомнив, Водянов занялся текущими делами.

В это время в своей гостинице Карл Вайсман подводил итоги последних нескольких дней. После вчерашнего испуга он решил не рисковать без надобности и не выходить на улицу, пока все не закончится. Но он не подозревал, что для него лично все может закончиться очень даже печально. Сидорин «забыл» предупредить Карла о том, что излучение погубит его вместе с ненавистными долгожителями, потому что после удачного завершения задуманного нужды в нем больше не видел.

Рано утром Карл вызвал Водяного и, тщательно проверившись на предмет прослушивания, что давно вошло у него в привычку, долго и подробно инструктировал его.

Вайсман вовсе не собирался, подыгрывая Сидорину, допускать взрыв супермаркета. Ему этот взрыв не приносил никаких дивидендов. Совсем другое дело, если на воздух взлетит, к примеру, какая-нибудь синагога, а еще лучше – мечеть. Если после этого натравить свору прикормленных журналистов, то весь мир увидит истинное лицо российской власти, допускающей разгул национализма и ксенофобии. Поэтому он поручил Водяному любым способом скрутить чеченца еще до подъезда к супермаркету, подогнать Камаз к соборной мечети в Выползовом переулке и подорвать его с помощью радиоуправляемого взрывателя вместе с террористом.

Когда Хасиев появился у Водяного, тот только что вернулся из Москвы и поджидал чеченца, но виду, конечно, не подал. Оценив физические кондиции террориста, Водяной понял, что в открытой схватке с ним он наверняка проиграет, но, если использовать фактор неожиданности, например дубинкой по голове, то можно справиться с любым.

Ночью, когда лагерь сатанистов затих, мимо бродившего по территории караульного, вооруженного спрятанным под куртку пистолетом Стечкина, бесшумной тенью скользнул человек, затянутый в облегающий комбинезон грязно-белой раскраски. Раскраска соответствовала цвету снега, целые сугробы которого намело за два предыдущих дня, и человек был неразличим на их фоне. Добравшись до стоявшего в стороне от остальных зданий склада, он быстро справился с двумя замками – огромным навесным и довольно сложным врезным, и проник внутрь. Тут диверсант надел на голову ремешок с налобным фонариком, дающим узкий направленный луч, включил его и осмотрелся. Мешки с сахаром были сложены двумя штабелями около дальней стены. Человек пощупал мешок из того штабеля, что был поменьше, и определил там настоящий сахар.

Переместившись к другому штабелю, он вытащил один мешок, причем не поленился достать его из самой середины, аккуратно распустил шпагат, которым была зашита синтетическая ткань, распорол полиэтиленовый вкладыш и попробовал содержимое на ощупь. Убедившись, что там именно то, что требовалось, диверсант достал из нагрудного кармана пластиковую коробочку и затолкал ее в середину мешка. Потом заклеил разрез в полиэтилене мягкой клейкой пленкой, а тканевый мешок застрочил с помощью маленькой ручной швейной машинки, используя при этом родной шпагат.

Закончив работу, человек полюбовался на шов, оценил его на отлично и вернул мешок на место, в середину штабеля. Дальше все происходило в обратном порядке. Он закрыл с помощью отмычек замки, потратив на это чуть больше времени, потому что закрыть всегда сложнее, чем открыть, так же незаметно проскользнул мимо караульного и растворился в ночном лесу. С неба все еще продолжал падать снег, жалкие остатки яростного циклона, пронесшегося над Европой, и к утру он засыпал все следы.

17

В ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря Сидорин не стал ложиться спать. Он в тысячный раз прогонял в компьютере свою заветную игру и никак не мог поверить, что наконец-то все кусочки мозаики легли на свои места. Он то яростно терзал клавиатуру, вводя все более сложные задачи, то вышагивал по просторному кабинету, то останавливался около окна, вглядываясь в непроглядную ночную тьму. До заветного мига оставалось всего несколько часов, а потом начнут собираться гости, Роберт подаст сигнал, и зазвучат фанфары, возвещая начало бала. Так он образно представлял себе то, что должно было произойти завтра.

От Вайсмана Сидорин знал, что к полудню обе группы долгожителей соберутся на станциях метро, одна на ВДНХ, другая на Новокузнецкой. Также Роберт оборудовал на всякий случай еще семь станций и был уверен, что никому уйти не удастся. Технические специалисты нашли способ вывести сигнал от камер наблюдения станций метро на монитор в кабинете Сидорина. Теперь он мог убедиться в том, что все гости собрались, и наблюдать за их агонией в режиме реального времени.

Роберт снова уселся за компьютер и стал щелкать мышкой, выверяя хронометраж завтрашнего дня. Все будет зависеть от того, когда соберутся на станциях обреченные на заклание. Но, во всяком случае, это произойдет не позже полудня. При одновременном возникновении такого количества трупов начнется паника, и спецслужбы собьются с ног, пытаясь понять, что происходит в городе. Они не успеют разобраться с подземной бойней, как на кольцевой дороге прогремит мощный взрыв и Москву охватит ужас. Обыватели бросятся прятаться по домам, побегут из метро как ошпаренные. Президенту, разумеется, придется отменить запланированную на тридцать первое речь, а тут еще в рядах власти произойдет несколько загадочных смертей, и паника достигнет апогея.

Вот тут Роберт и появится на сцене. В своем телевизионном выступлении, организованном прямо из этого кабинета, он назовет виновников и организаторов хаоса, кавказских террористов, вынесет им приговор и тут же приведет его в исполнение, гуманно обойдясь без смертных казней. Картинки расправы с подлыми врагами будут транслироваться по всем каналам в сопровождении специального комментария. Если силовики попытаются вмешаться, придется слегка проредить ряды их руководства.

Он не будет высказывать никаких властных претензий, чтобы не спугнуть «электорат». Сами придут и сами попросят… Новый, двухтысячный год станет для этой страны первым годом новой эры, эры Роберта Капитоновича Сидорина. Никто больше не назовет эту фамилию неблагозвучной, ее будут произносить с торжественным придыханием.

Роберт встал из-за стола, стряхивая сладкое наваждение, и отправился еще раз проверить готовность генератора, смонтированного в освинцованном бетонном бункере во дворе недалеко от дома. Потом провел тренировочные учения с охраной, дав вводную «нападение на дом». Вспомнив, что Скворцов так и не появился, Сидорин разволновался и, несмотря на глубокую ночь, распорядился разыскать предателя и доставить его в поместье. Когда ему доложили, что тот сломал ногу и лежит в больнице, успокоился и отменил приказ. Пусть полежит, никуда теперь не денется.

Ночь, казалось, длилась бесконечно.

Старший лейтенант Крамаренко, командир первого взвода первой роты отдельного батальона радиоподавления, месяц назад передислоцированного в Москву из Тамбова и с тех пор стоявшего на непрерывном боевом дежурстве, смертельно хотел спать. Дежурства и без того – восемь часов через шестнадцать, а тут еще заболел сменщик, командир третьего взвода лейтенант Пыжиков. Умудрился подхватить где-то пневмонию и надолго выбыл из строя. Теперь дежурить пришлось восемь через восемь, и когда это кончится, не знал никто. Лена, с которой Крамаренко расписался всего полгода назад, уехала к родителям в Новосибирск, чтобы не платить одной за дорогую съемную квартиру в Тамбове. Не вызывать же ее в Москву, где офицеры батальона, включая командира, жили вместе с солдатами в огромном спортзале военного городка, на территории которого развернули свои радиостанции. Да и деньги еще даже за июль не выплатили, хотя уже Новый год на носу. Тоска!

До утра, а соответственно и до конца смены, оставалось еще три часа, а в глаза уже требовалось вставлять распорки, потому что синусоиды на дисплее стали сливаться в абстрактную картинку. Крамаренко пощипал себя за ягодицу, пытаясь прогнать сон, а когда понял, что из этого ничего не получится, посадил за пульт своего замкомвзвода, сержанта Потапова, и вышел на морозец. На асфальтированном плацу военного городка в три ряда были выстроены тридцать шесть машин с большими зелеными будками, и в каждой из этих будок несли службу недоспавшие и оттого злые солдаты и офицеры батальона. Они день и ночь слушали эфир, готовые в любой момент заглушить вражеский сигнал, направленный на подрыв боеготовности Российской армии. Так, во всяком случае, говорили им на политинформации.

Радиоподавление и вообще имело статус войск особого назначения, но последний месяц, после выезда в Москву, режим секретности стал еще строже. Вон, пожалуйста, вокруг плаца усталым привидением слоняется вооруженный часовой, поеживаясь от предутреннего морозца. Спрашивается, от кого охранять технику здесь, на территории воинской части, и без того охраняемой?

Слегка замерзнув и от этого взбодрившись, старший лейтенант вернулся в душную будку радиостанции и увидел, что Потапов сладко сопит, уткнувшись носом в пластиковую поверхность столика с дежурной документацией. Крамаренко знал, что при появлении вражеского радиосигнала прозвучит сигнал тревоги, который и мертвого разбудит, но стерпеть такое нарушение дисциплины он не мог.

– Подъем! – рявкнул он. – Выходи строиться!

Потапов ошалело подпрыгнул, уронив с головы гарнитуру наушников. Еще и музыку слушает на дежурстве! – отметил старший лейтенант, услышав доносившиеся из наушников звуки. Он, конечно, не собирался наказывать сержанта, который держал взвод в кулаке и тем устраивал его по службе. Но поставить его на место не мешало.

– Марш на улицу, протри рожу снегом и пройдись по машинам. А то и остальные, наверное, дрыхнут, как сурки! – Крамаренко подтолкнул Потапова к выходу, а сам надел наушники, из которых звучала песня Пугачевой, прикрыл глаза и стал отстукивать на столе такт, тихонько подпевая примадонне.

За полчаса до конца смены в будку, благоухая свежим перегаром, ввалился опухший начальник штаба батальона и сообщил старшему лейтенанту, что еще один его сменщик, командир второго взвода Сивцов, попал в госпиталь, где ему сделали операцию аппендицита. Поэтому Крамаренко придется отдежурить еще восемь часов, а за это время он постарается подыскать Сивцову замену.

От майора в машине остался только запах спиртного, а старший лейтенант все еще сидел, разинув рот, и в голове у него крутилось всего одно слово: «Каз-з-злы!»