Текст книги "Холодная сталь"

Я быстро оглядел стены гостиной. Они были увешаны восточными побрякушками, гипсовыми масками и картинами, выполненными на папирусе – короче, всем тем барахлом, которое обычно скупают русские туристы, впервые в жизни попавшие в Индонезию или Китай. Все эти безделушки Драков-старший привозил из тех стран, в которых побывал.

Но маски – той самой маски, о которой говорил Филин – не было. На том месте, где она должна была висеть, зияло пустое пространство.

– Бульбаш, – тихо позвал я напарника. – Кто-то из гостей стащил на память одну вещицу из этого дома. Я точно помню, что еще недавно вот на этом месте висела гипсовая маска – черно-красный демон с изогнутыми рогами. А сейчас ее нет. Надо будет сказать Клину или хозяину.

– Да не гони ты волну, Чума, – обернулся Бульбаш. – Никто этой гребаной маски не крал. Хозяин позавчера приказал мне снять ее со стены и отвезти в его охотничий домик.

– Это тот, что на Туре? – невзначай поинтересовался я.

– Ну, да… Так что не паникуй. Все путем… Именно в том месте на берегу Туры был найден труп с отрезанными ушами одного из работников прокуратуры, которого безуспешно пытались внедрить в «Азию».

«Ну, Бульбаш, теперь ты мой! – твердо решил я. – Человек, обладающий таким обилием информации, не может долго разгуливать на свободе!»

– Не подкинешь меня до города на своей машине? – взмолился я. – А то мои «Жигули» опять барахлят.

– Потому и барахлят, что купил говно, – снисходительно изрек Бульбаш. – Я поддержанных машин не признаю. Купил вот новый «Москвич», и катаюсь на нем без проблем уже два года.

Мы вышли из дома и, перед тем, как сесть в «Москвич», Бульбаш помахал на прощание Лузге, который читал газету в будке, закинув ноги на американский манер на стол.

– Рассчитывает его хозяин на этой неделе, – сообщил мне Бульбаш, усаживаясь на место водителя и пристегиваясь ремнем безопасности. – И прислугу рассчитывает. Оставит только Нюру, чтобы присматривала за хозяйкой, да нас, чтобы присматривали за ним.

– Вот это новость! – я сделал вид, будто удивлен. – И не одиноко ему будет в таком огромном доме?

– Я его уже лет двадцать знаю, – признался Бульбаш, заводя мотор и трогая машину с места. – Уж чего он точно не боится, так это одиночества. Хозяин сказал нам с Клином, что нет нужды содержать такую уйму народа. «Азия», мол, переходит на режим жесткой экономии. Все деньги пойдут на реализацию какого-то проекта.

– А кто же за его сынком присматривать будет? – спросил я. – У него ведь тут нет ровесников, совсем захиреет один.

– Сына он собирается отправить на учебу в Германию, – ответил Бульбаш. – Будут у него там и сверстники, и сверстницы. За те деньги, что ему отвалит папаша, сынок может позволить себе чудно провести время в этой Германии… Эх, если б у меня было такое детство, как у того выродка! – завистливо вздохнул Бульбаш.

– Смотри, что это там на дороге? – резко подался я вперед, одновременно отстегивая левой рукой замок ремня безопасности.

– Где? – вперил взгляд Бульбаш на пустынную дорогу, освещенную рассеянным светом фар «Москвича».

В ту секунду, когда Бульбаш перестал следить за мной, я нанес ему сокрушительный удар кулаком в грудь. У него вырвался судорожный хрип, он повалился головой на руль. Если б я не перехватил в тот же момент руль, машину повело бы юзом.

В следующую секунду я нанес Бульбашу второй удар – чуть выше шеи, переключил рычаг коробки передач в нейтральное положение и нажал на тормоз. Машина остановилась.

Я вытащил у Бульбаша из внутреннего кармана пиджака пистолет и переложил в свой карман. Я был уверен, что этот подручный Дракова принимал пять лет назад активное участие в расправе над сотрудниками Четырнадцатого Отдела, и поэтому подавлял в себе искушение немедля разрядить в этого гада обойму.

«Терпение, Печегин, – уговаривал я сам себя, перетаскивая потерявшего сознание Бульбаша с водительского места на соседнее сиденье, – эта мразь может оказаться очень полезной. Не нужно пачкать руки в крови. Пусть его убьют свои же…»

Я надел на Бульбаша наручники, которые были спрятаны у меня во внутреннем кармане, и тронул машину с места.

На окраине города я забежал в первую же будку телефона-автомата и позвонил Мохову.

– Какого черта надо? – послышался в трубке его сонный голос.

– Ты даже не представляешь, как мне приятно услышать голос честного мента, – поздоровался я с другом. – К сожалению, не могу пожелать тебе доброй ночи, Вася. У меня для тебя сюрприз.

– Обожаю сюрпризы, – в голосе Мохова пропали последние нотки сонливости. – И что же это за подарок?

– Бульбаш.

– Здорово! – воскликнул Василий. – Он будет давать показания против своих?

– Вряд ли, – честно признался я. – Он нам нужен совсем для другого. Приезжай на пустырь за городом, тот самый, где мы с тобой однажды уже встречались. Все узнаешь на месте.

Я повесил трубку и поспешил в машину. Когда я сел за руль, Бульбаш тихо застонал – к нему начало возвращаться сознание. Тогда я снова ударил его по голове и завел машину.

Через полчаса я остановил «Москвич» на пустыре за городом. С одной стороны тянулся лес, с другой – текла Тура. Я вытащил тело Бульбаша из машины. Голова его при этом беспомощно болталась из стороны в сторону.

Спустя еще минут двадцать подъехали на милицейском «Газике» Мохов и Кодаков.

– Нужен катер, Вася, – сказал я. – Нам предстоит совершить увеселительную прогулку в охотничий домик Дракова. Бульбаш отвез туда вчера индонезийскую маску, в которую старый Драков запрятал пленку с компроматом на «Азию», «Платформу» и «Север». Старый хрыч жил по принципу: «После меня хоть потоп». И мы этот потоп обеспечим для его преемника. Только нужно торопиться – поутру я должен вернуться в дом Дракова.

– А я думал, ты уже оттуда навсегда свалил, – признался Мохов. – Вон, даже Семена с собой прихватил, потому что решил, что больше нет нужды держать в тайне, кто ты такой.

– Вы не беспокойтесь, я не проболтаюсь, – поспешил заверить Семен, с восхищением глядя на меня. – Я ведь вам, Владимир жизнью обязан.

– Сегодня утром я тоже полагал, что покидаю Дракова, – ответил я Василию. – Но в этой игре слишком быстро меняются правила.

– Ладно, Сеня, – хлопнул Мохов по плечу Кодакова. – Гони за катером, да поживей.

– А если этот Бульбаш не «расколется»? – засомневался в успехе Кодаков.

– Пусть это тебя не волнует, – успокоил я коллегу Мохова.

– В Афгане я раскалывал и не такие орешки. Едва Кодаков укатил на «Газике» обратно в город, я склонился над Бульбашом и начал бить его по щекам. Когда тот, наконец, пришел в себя, я сразу честно предупредил его:

– Я – мент, Бульбаш. Но я очень плохой и гадкий мент. У меня лицензия на отстрел ублюдков по своему усмотрению…

В ответ Бульбаш грязно выругался. Я ударил его кулаком по зубам и продолжал:

– По моему мнению, ты представляешь прямую и явную угрозу безопасности Российской Федерации. Тем не менее, мы живем в демократической стране, где каждый имеет право выбора. Я предоставляю это право и тебе. Ты можешь умереть на этом пустыре через несколько часов адских мучений, либо уйти отсюда целым и невредимым. В случае, если ты изберешь второй путь, я попрошу у тебя на память о нашей совместной работе ту маску, которую ты по приказу Дракова спрятал в охотничьем домике…

– Сволочь, гадина! – не унимался Бульбаш, сплевывая кровь. – Легко тебе бить, когда у меня руки в наручниках!

– Ты прав, – согласился я и нанес ему серию зубодробительных ударов. – Думаю, тебе тоже было не трудно пять лет назад убивать жен и детей сотрудников Четырнадцатого Отдела…

– Так ты?..

– Ты поразительно догадлив! Я – тот самый тип из Четырнадцатого Отдела, которого вы не добили в свое время. И теперь я пришел, чтобы добить всех вас. У меня это хорошо получится, вот увидишь! – пообещал я.

– Хрен гребаный, задница поганая, доберется до тебя еще хозяин! – начал угрожать мне Бульбаш.

– Ошибаешься, это я до него доберусь, – мрачно пообещал я. – И очень скоро, причем с твоей помощью.

– Да чтобы я своих закладывал? Никогда! – поклялся Бульбаш.

Я поднял пистолет и прицелился ему в локоть.

– Я не буду убивать тебя сразу, Бульбаш. Я обещал тебе мучения, и потому сдержу свое слово. Я начну отстреливать тебе конечности, пока ты все равно не признаешься. Говорю тебе по личному опыту, в пытках рано или поздно наступает момент истины, когда начинаешь выкладывать даже то, что скрывал от себя самого. Я очень сильно ненавижу всех вас. А когда ненавидишь, способен на многое. Иначе с вами, подонками, не совладаешь.

Вздохнув, Василий Мохов отошел от нас подальше. Как работник правоохранительных органов, он обязан был воспрепятствовать творящемуся беспределу. Но как человек и мой соратник – всецело поддерживал мои действия.

Бульбаш упрямо молчал.

– В моей обойме достаточно патронов для всех твоих конечностей, – еще раз уточнил я. – Но пальба начнется только через минуту. Мой пистолет с глушителем, так что выстрелов никто не услышит. Криков твоих тоже никто не услышит, потому что я затолкаю на время в твой рот – кляп.

Наступила томительная пауза. Полный решимости претворить свою угрозу в жизнь, я сосредоточенно наблюдал за секундной стрелкой на наручных часах. По лицу Бульбаша стекали струйки пота. Наконец, я приставил дуло пистолета с глушителем к локтю бандита.

– Первый выстрел в тебя, падла, я сделаю в честь начальника нашего Отдела, капитана Комина, – сказал я.

– Погоди, мусор, – прохрипел Бульбаш. – А если я сдам тебе всех наших, ты меня точно отпустишь?

– Я же обещал!

– Побожись! – едва не взмолился Бульбаш.

– Век воли не видать!

Послышалось тарахтенье мотора, которое с каждой минутой становилось все громче.

– Вот и Кодаков на катере, – обрадовался Мохов. – Очень кстати. Оперативный парень Семен!

– Твоя взяла, мент поганый, – чуть слышно проговорил Бульбаш.

– Я тебя понимаю, – сказал я, помогая Бульбашу подняться на ноги. – Как ни трудно порой приходится, но все-таки жизнь – замечательная штука… Много в ней хорошего…

Спустя час наш катер причалил к берегу в километре от охотничьего домика Дракова. Освещая тропу фонариками, мы довольно быстро добрались до приземистого бревенчатого строения. Взломав дверь, потому что ключ от замка находился на хранении у Клина, мы вчетвером прошли в дом.

– Где маска? – обернулся я к Бульбашу. Тот замялся с ответом, и я пригрозил:

– Считаю до трех. Затем мое терпение кончается, и я вышибу тебе челюсть.

– В погребе, – быстро ответил Бульбаш. – Тут деревянный погреб. Седьмая сверху доска в правом углу погреба легко снимается. За этой доской устроен тайничок. Я завернул маску в целлофан и сунул туда.

Я взял в руки фонарь и направился к погребу.

– Володька, там может быть взрывчатка или мина-ловушка, – предупредил осторожный Мохов.

– Отведи этого зека на пятьдесят метров от дома, – распорядился я. – И если раздастся взрыв, сделай с ним то, что я собирался сделать. Ради меня.

– Ради тебя – с удовольствием, – пообещал Мохов и грубо подтолкнул Бульбаша к выходу.

Однако уголовник, к счастью для всех, не солгал. Действительно, в погребе за седьмой доской сверху в правом углу был оборудован маленький тайник. Засунул руку по локоть, я не без труда извлек оттуда завернутую в целлофан маску.

Я вышел из дома. Кодаков, Мохов и Бульбаш дожидались меня, как я и приказал, в пятидесяти метрах от порога. Кодаков курил уже третью сигарету подряд. Я подбросил индонезийскую маску высоко в воздух и выстрелил в нее из пистолета. От прицельного попадания она рассыпалась на куски.

Я нагнулся и увидел среди осколков пожелтевшего от времени гипса что-то черное. Это был запаянный в целлофан сверток с обыкновенной фотографической пленкой.

– Надо срочно отдать ее на экспертизу, – протянул я фотопленку Мохову. – Как только напечатают с нее фотографии, можно будет выписывать ордер на арест типов, запечатленных там.

– Я могу идти? – с надеждой подал голос Бульбаш.

– Можешь. До камеры предварительного заключения.

– Но ведь ты же обещал, Чума! – взвизгнул бандит.

– Я солгал…

К утру Бульбаш был водворен Моховым в тюрьму, а его машину Кодаков отогнал на милицейскую стоянку. С попутной машиной я добрался до дома Дракова и сразу же направился к Клину.

– Ну, как дела? – поинтересовался он.

– Не могу сказать, чтобы все было в норме, – огорошил я его с ходу.

– Что-то с Бульбашом? – сразу почуял неладное Клин.

– Точно, – угрюмо кивнул я головой. – Как ты и велел, я «пас» его до самого дома. Даже напросился сесть к нему в машину. Сбрехнул, что моя, мол, барахлит. Возле гостиницы он меня высадил, но я взял другой «мотор» и продолжал следить за ним…

Выражение лица Клина оставалось неизменным, словно речь шла не о его старом приятеле и ближайшем подручном. По опыту я знал, что чем беззастенчивее будет ложь, тем более достоверной она кажется. Поэтому продолжал с наглой уверенностью «топить» Бульбаша:

– …И он Поехал на пристань. Там его поджидал милицейский «Газик». Из «Газика» вышли два мента, пожали Бульбашу руку, сели в катер и укатили куда-то вверх по течению Туры.

Воцарилась напряженная пауза, во время которой Клин сосредоточенно разглядывал носки своих лакированных туфель. Затем он сказал:

– Прогуляйся, Чума, по периметру вдоль забора. Посмотри – все ли в порядке? А я пока доложу хозяину…

Спустя час, выйдя из кабинета Дракова, Клин сел в черную «Волгу» и стремительно умчался в город. Я не сомневался – босс послал его в охотничий домик.

Весь день была солнечная погода. Лишь изредка по голубому небу проплывало пушистое облачко. Дувший с реки ветер колыхал верхушки высоких деревьев, которые росли за забором. Особенно мне был приятен скрип старой сосны с гладким стволом и пышной кроной.

Слушая, как сладко поскрипывало, накренясь, мудрое дерево, я думал о том, что никогда не смог бы прожить без очарования этой северной природы. Это могло показаться парадоксальным. Ведь куда только не забрасывала меня судьба – и в Америку, и в Анголу, и в Таджикистан, и в Европу! И нигде я не испытывал того острого чувства ностальгии по родным местам, как это чувствовали рафинированные интеллигенты.

Но ничего в этом парадоксального-то и не было. Мне не нужно было страдать из-за отсутствия вокруг меня северной природы, потому что она постоянно присутствовала в моей душе. Я угадывал ее присутствие везде. Дыхание русского Севера долетало до меня и в знойных горах Таджикистана, и во влажных африканских джунглях, и среди загазованных небоскребов Нью-Йорка. Если бы я не был северянином, вряд ли сумел бы перенести, то что выпало на мою голову. Чувство постоянной родственной связи с родным Севером постоянно меня поддерживало и помогало выпутываться из невообразимых передряг…

Задумавшись, я и не заметил, как небо затянуло беловатой мглой. Укрывшись за прозрачными облаками, солнце приобрело лиловато-зеленый оттенок.

Из дома вышел Драков и направился ко мне по узкой цементной дорожке.

– Какие будут указания? – слегка вытянулся я перед ним, когда тот приблизился.

– Плохо дело, Чума, – хмуро ответил он. – Только что вернулся Клин. Я посылал его в наш домик на Туре. Опасения насчет измены Бульбаша оправдались. Он переметнулся к легавым. Мало того, он сдал не только нашу группу, но и наших компаньонов. Теперь в нашем лесу начнется большая рубка деревьев. Филина, очевидно, тоже сдал он. Как ты думаешь, чего не хватало этому Бульбашу? Ведь он был рядом со мной двадцать лет…

– Наверное, дрожал за свою шкуру, – подернул я плечами. – Жить захочешь – родную маму сдашь легавым…

– М-да, свою мать и сына я завтра же отправляю отсюда, – задумчиво проговорил Драков. – А жена пока останется со мной. Твое усердие и преданность, Чума, будут хорошо вознаграждены.

Эх, если бы знать мне тогда, как отблагодарит меня Драков за усердие и преданность! Я убил бы его прямо на месте!..

Драков повернулся, чтобы уходить, но, вспомнив что-то важное, круто повернулся ко мне.

– Вот еще что, Чума, – пристально поглядел он в мои глаза. – Ты случайно не запомнил кого-нибудь из тех ментов, с которыми Бульбаш братался на причале?

– Темно было, – пожал я плечами, – но одного из них я хорошо разглядел. При встрече узнал бы. А что, надо будет этого легавого пристукнуть?

– Наоборот, – нахмурился Драков. – Постарайся встретиться с этим ментом и завязать дружбу. Прощупай, насколько продажная это птица…

– А если он – не берет? – выдвинул я совершенно нереальную в глазах Дракова гипотезу.

– Чушь, – махнул рукой хозяин. – Все продаются. У каждого есть своя цена. Нужно только узнать ее. Купить ведь можно не только за деньги…

«Никогда тебе не понять, сволочь, что нет правил без исключений, – думал я, преданно глядя в глаза Дракову. – И как не стараются твари, вроде тебя, а все же в милиции еще осталось немало честных людей».

– Ясно, – кивнул я. – На этого мента я скоро выйду. Вот только времени мне свободного надо больше.

– Разумеется, – согласился Драков. – Время трать по своему усмотрению. О деньгах тоже не беспокойся. Когда надо, Драков умеет быть щедрым. Клин пока и без тебя справится с охраной дома. Тем более, что после отъезда мамы и сына, тут останемся только я, жена и горничная Нюра. Так что действуй спокойно.

Меня поразило то, что Драков, узнав о пропаже опасного компромата на «Азию», «Платформу» и «Север» особенно не запаниковал и не начал лихорадочно готовиться к бегству. Видимо, это объяснялось тем, что старик Драков сфотографировал на старой пленке материалы, которые компрометировали не столько членов его организации, сколько конкурентов. А так как молодой Драков, по сути, самораспустил «Азию» с целью максимально сгруппировать силы и средства отца, то в ближайшее время ему нечего было бояться правоохранительных органов.

Наоборот, теперь, когда прокуратура начнет устранять одного за другим конкурентов Дракова, он, пусть и на короткое время, может оказаться абсолютным гегемоном местного криминального мира. Этого короткого периода времени ему вполне хватит на то, чтобы сколотить целое состояние, а затем он элементарно пустится в бега. И никто ему не сможет помешать.

Кроме меня…»

Трудно передать то чувство, с которым Василий Мохов сунул в свою деловую папку ворох ордеров на арест, подписанных прокурором. Трудно описать то ликование, с каким он выезжал задерживать «авторитетов» Тюмени, в сопровождении усиленной охраны ОМОНа. Трудно определить ту степень радости, которую он испытывал, когда защелкивал наручники на запястьях тех преступников, о задержании которых еще неделю назад его родная прокуратура не смела даже мечтать.

Когда Мохов прокрутил Перед Филином, сидевшим в камере предварительного заключения, магнитофонную пленку с записью голоса Валентина Бутакова, тот заорал:

– Так это же он и есть! Это он пять лет назад передавал мне по телефону информацию о сотрудниках Четырнадцатого Отдела. У нас даже расписание такое установилось: утром он нам кого-то закладывает – вечером мы этого мента вместе со всей семьей пускаем в расход. Он это, родимый! Тащи его, легаш, сюда поскорее, а то скучно одному в этой камере сидеть…

– Тебе осталось недолго скучать, – заверил его Мохов, усмехаясь. – Очень скоро я предоставлю тебе возможность побеседовать на очной ставке с твоими прежними знакомыми…

«Родимого» Бутакова Василий арестовал прямо у подъезда дома, когда тот направлялся на работу.

– Вы достаточно потрудились, Валентин Сергеевич, – любезно сказал Мохов, защелкивая наручники на руках своего бывшего начальника. – Теперь я буду трудиться, а вы хорошенько отдохнете за время предварительного заключения. Я для вас уже присмотрел отличную «одиночку».

– Вы совершаете большую ошибку, Мохов, – пробормотал побледневший от неожиданности Бутаков. – Что вы мне, собственно, можете инкриминировать?

– Так, пустячки, – засмеялся от переполнявшей его радости Мохов, – парочку документиков, подтверждающих вашу связь с организованной преступностью, да одного из бывших «азиатов», которого вы пять лет назад натравливали на сотрудников Четырнадцатого Отдела. В случае чистосердечного раскаяния вам заменят «вышку» пятнадцатью годами работы без выходных в зоне Полярного Круга.

– С такими людьми, как я, не стоит ссориться, Мохов, – продолжал увещевать Бутаков, когда сотрудники милиции уже заталкивали его в «воронок».

– Это верно, – согласился Мохов. – Таких, как вы, нужно просто садить. И то, что такие, как вы и Драков, еще разгуливают на свободе – лишь временное упущение. Такие, как я и мои друзья, исправят это упущение. Можете не сомневаться.

Металлическая дверь без ручек захлопнулась за Бутаковым. Сквозь решетку мелькнуло его искаженное страхом лицо, а затем милицейский «воронок» тронулся с места.

Михаил Бикулевич также в момент ареста пытался перетянуть Мохова на свою сторону. Василий арестовал его прямо в офисе, в середине рабочего дня. Однако не стал сразу надевать на Бикулевича наручники, а, поставив охрану у дверей, сел в кресло для посетителей и внимательно выслушал его красноречивые обещания.

Бикулевич готов был поделиться своей прибылью от реализации проекта «Северэкономплюс», если только, мол, Василий оставит его на свободе.

– Я что-то не понимаю, Михаил Сергеевич, каким именно образом я получу эти деньги, – прикинулся Мохов наивным простачком, готовым продаться тому, кто больше заплатит.

– Как только население начнет вкладывать в этот проект свои сбережения, мы закупим на эти деньги и перепродадим крупную партию наркотиков, – пояснил в двух словах сущность проекта Бикулевич. – Доход только с оборота составит пятьсот процентов, а дальше…

Дальше Мохов слушать не стал, у нею кончилось терпение.

– Более подробно вы разъясните мне все на допросе, – поднялся он и достал из кармана наручники…

Лавина арестов, которыми руководил Мохов, нарастала. В помощь ему из Москвы была прислана специальная следственная бригада. Спустя два дня счет арестованным по обвинению в сотрудничестве с организованной преступностью уже пошел на сотни.

Спустя еще некоторое время на стол Мохова уже легли свидетельские показания против Дракова. Этого было вполне достаточно для того, чтобы выписывать ордер на его арест. Мохов торопился с этим арестом, так как его друг Володя Печегин по-прежнему находился «под ударом», и каждый миг промедления мог оказаться смертельным.

Сразу же после подписания прокурором ордера на арест Сергея Дракова, Мохов отправил в его дом бригаду для задержания. Спустя час милиционеры позвонили ему по телефону и сообщили невероятную новость – дом Дракова оказался пуст. Сергей Драков, его жена Людмила, горничная Нюра, охранники Дракова Клин и Чума бесследно исчезли. Это казалось тем более невероятным, что все выезды из города тщательно контролировались милицией.

Василий Мохов поспешил в дом Дракова. Он был уверен, что Володя Печегин не мог бесследно исчезнуть. Какой-то след он должен был оставить в доме. По этому следу Мохов мог выйти и на главаря «Азии».

«Если бы найти Володины кассеты! – мечтал Мохов по дороге из города. – Они многое объяснили бы. Несомненно, за то время, пока шли аресты, в доме произошли большие изменения…»