Текст книги "Билет до Гавгамел"

Патриций

Виктор работал вёслами без устали. Скоро он заметил, что река расширилась и берега исчезли за горизонтом.

Делая небольшие перерывы, чтобы отдышаться, Виктор снова принимался за вёсла. Ему казалось, что он плыл уже несколько часов. «Неужели я выплыл в море? – с ужасом думал Виктор. – Тогда мне никогда не добраться до берега…»

Волны накатывали всё выше и выше, накрывая лодку и перекидывая её с одного гребня на другой, как пёрышко. Виктор лихорадочно вычерпывал случайно оказавшимся в лодке жестяным ведром воду.

Шторм усиливался, и Виктор не успевал справляться. Приходилось одной рукой придерживать вёсла, а другой вычерпывать воду.

На какое-то время Виктор утратил от усталости бдительность, и мощный накат волны выбил у него из рук вёсла. Новая волна перевернула ставшую беспомощной лодку, и Виктор тотчас оказался в воде. В отчаянии он ухватился обеими рукам за днище, но лодка стремительно начала тонуть.

Виктор начал беспомощно барахтаться, чтобы удержаться на поверхности. В который раз за эти дни он оказался на краю гибели! И теперь-то точно выхода никакого не было. Что могло его спасти среди бушующего безбрежного моря?

Высокая волна накрыла его, и когда Виктор, собрав последние силы, вынырнул на поверхность, то обнаружил, что лодка его исчезла в морской пучине.

«Какую глупость я сотворил, ввязавшись во всё это… – подумал в который раз Виктор, и цветные круги замелькали перед его глазами. – Конец?»

– Эй, держи!

Что это за голос раздался в стороне? Виктор повернул голову вправо и увидел подплывающую галеру с высоко поднятой носовой частью в виде головы дракона. Над палубой трепетал туго натянутый розовый парус. Перед Виктором оказалось весло. Он ухватился за него, и гребцы втащили его на судно.

Рулевой – голос принадлежал ему – дал команду обнажённым по пояс гребцам продолжать работать вёслами. Его помощник задал ритм на флейте.

– По всему видно, ты – достойный римлянин, – обратился начальник гребцов к Виктору. – Похоже, твой корабль разбит вдребезги штормом? Мы возвращаемся в Рим, потерпев тяжёлое поражение от карфагенян. Перед битвой наш консул обратился к жрецу-авгуру погадать по высоте и направлению полёта птиц об исходе сражения. Знак был благоприятный, но священные цыплята не пожелали даже выйти из клетки. И тогда консул в гневе приказал их выбросить в море: не хотят есть – так пусть попьют! И неудача постигла нас: флот разбит, только нескольким кораблям удалось избежать гибели. Нельзя пренебрегать предсказаниями авгуров. Но несомненно, ничтожные пуны будут в конце концов повержены. Придёт время – и от Карфагена мы не оставим камня на камне!

Они сели на корме, начальник протянул Виктору чашу с вином:

– Выпей за славных римлян! Немало подвигов было совершено в прошлом нашими предками. Слышал ли ты о подвиге Марка Курция, моего славного предка? Случилось в Риме страшное землетрясение, треснула на площади земля и образовалась бездонная пропасть. По приказу высочайшего сената каждый житель должен был бросить в пропасть по горсти земли. Но это не помогло. Тогда обратились к гадателям, и те объявили, что в пропасть нужно бросить то, что в Риме ценнее всего.

Собралась вокруг толпа, все стали спорить, что это такое. К пропасти подъехал на коне молодой славный воин Марк Курций и спросил, о чём спорят люди. И когда услышал ответ, произнёс: «Есть ли в Риме что-либо дороже доблести его сынов?» – пришпорил коня и бросился вместе с ним в чёрную бездну. Расселина сомкнулась над ним и осталась лишь небольшая трещина в земле. Обнесли то место изгородью и дали название ему Курциев колодезь. Так-то. Не забыли мы подвиги наших предков, будем же достойны их!

Начальник гребцов выпил вина, дождался, когда Виктор осушит свою чашу, и продолжил:

– И презренных пунов мы били не раз, извлекая уроки из горьких поражений. Римский флот как-то потерпел неудачу у берегов Сицилии. Консул Гней Корнелий попал в ловушку, хитро подстроенную пунами, и оказался в плену со своим отрядом. Второй консул Гай Дуилий, узнав о беде, взялся отомстить за него. Сухопутным войском он оставил командовать военных трибунов, а сам отправился в море. Около мыса Милы пуны, заметив, что у нас неповоротливые пентеры – пятирядные корабли с тремя сотнями гребцов и квадратным парусом, – бросили в бой все свои сто тридцать военных кораблей. Наши суда были изготовлены по образцу карфагенских. Когда-то на берег вынесло их пентеру бурей. Римляне умеют учиться у врагов! Потом мы изготовили более лёгкие корабли – триеры, с тремя рядами весёл.

Тогда в бою при Милах пуны даже военный порядок не соблюдали, так были уверены в лёгкой победе. Когда они приблизились, увидели странные столбы на палубах пентер, не зная, что это хитрая выдумка одного римлянина, оставшегося неизвестным, – «вороны». Это простое приспособление, которое уравновесило силы римлян и пунов. На палубе вбивается крепкий столб, к нему в нижней части на петлях прикрепляется длинная и широкая доска с перилами. На другом её конце устроен металлический клюв, которым корабль прикрепляется к вражескому судну. И вот с помощью этих «воронов» римляне при Милях перебегали на вражеские корабли и вступали в сухопутный бой, в котором нет равных нам. Пунский адмирал, чьё судно было захвачено первым, бежал трусливо на лодке.

Торжественно встретил Рим победителя. Сенат постановил, чтобы Дуилия всегда сопровождал глашатай и возвещал прохожим: «Вот идёт Гай Дуилий, победитель при Милах!» А по вечерам его провожали домой факельщик и флейтист. Римляне умеют ценить славных героев своих! Правда, такие великие почести смущали героя, и он попросил избавить его от них. Такие мы – римляне!

К вечеру, когда стал сгущаться туман, впереди показался зеленеющий берег. Галера вошла в пустынную гавань. На берег с галеры был перекинут мостик, по которому начальник гребцов провёл Виктора, пропустив его вперёд.

– Вон там, на холме, куда ведёт вымощенная камнями дорога, особняк, окружённый цветущим садом. Вас ждут.

– Кто? – удивился Виктор.

Начальник не проронил больше ни слова. Поклонившись в пояс, он вернулся на судно.

Издали особняк напоминал храм с колоннами, а когда Виктор приблизился к нему, то увидел, что у каменного особняка не было окон, а перед фасадом было устроено перекрытие в виде портика. Там Виктора ожидал слуга хозяина особняка. У него было старое морщинистое лицо, седые редкие волосы на голове, белая накидка на тёмном теле.

– Приветствую тебя, славный римлянин! – воскликнул торжественно старик, кланяясь Виктору. – Правь народами державно, милость покорным являй и смиряй надменных! Прошу пройти сюда…

Он провёл Виктора во внутренний крытый дворик-сад. В середине дворика находился бассейн с дождевой водой, попадавшей в него через отверстие в крыше. Вокруг бассейна было много зелени, воздух благоухал цветочным ароматом, слышалось приятное журчание фонтана. Перед Виктором на изогнутой в виде лебединой шеи скамейке из белого мрамора сидел мужчина, одетый в тогу с широкой пурпурной полосой по её краю. Где-то в стороне слышалось мелодичное звучание флейты и приятный баритон читал стихи:

 
Создан памятник мной. Он вековечнее
Меди, и пирамид выше он царственных.
Не разрушит его дождь разъедающий,
Ни жестокий Борей…
 

Мужчина вдруг резко встал и повернулся. Виктор был поражён: перед ним стоял… Антон Щеглов!

– Приветствую тебя, славный римлянин! – воскликнул тот высокопарно и, довольный произведённым эффектом, рассмеялся. – Не ожидал? Присаживайся, поговорим. Эй, прислуга, принести нам пифос с крепким сицилийским вином!

Виктор был в смятении. Несколько глотков терпкого виноградного вина немного успокоили его.

– Что происходит, Антон? Как ты спасся? Не понимаю, но там, на острове, я видел кости, обгорелую одежду, похожую на твою…

– Ты думал, меня зажарили эти, как их… атасимы? Ты не рад видеть меня целым и невредимым?

– Не приснилось же всё это мне…

– Нет, не приснилось. И мне тоже досталось. Я попал на холодный необитаемый остров, где по ночам выли неведомые мне звери. Мне удалось развести костёр, и меня заметили с корабля.

– Как ты смог разжечь огонь?

– У меня, к счастью, сохранилась зажигалка.

«Зажигалка?» – Виктор вспомнил о зажигалке на острове атасимов. Это была зажигалка Антона, там были его инициалы. – «И откуда он знает название племени, к которому я попал, ведь я не упоминал о нём…»

Виктор промолчал об этом, интуитивно решив подождать: надо было всё хорошенько обдумать. Ясно, что его заманили в какую-то авантюрную игру. Похоже, правила игры составлены Антоном Щегловым. Но почему тот так рисковал, вступая в эти опасные приключения вместе с Виктором? Ведь они не раз находились на краю гибели. Если всё это подстроено, то ради чего? И гонки по Москве, и сбитый истребитель, и замок, и людоеды, и штурм Казани… Это инсценировки, всё не по-настоящему? Но ведь всё происходит наяву, и он реально неоднократно мог погибнуть. Только чудо, невероятное везение спасало каждый раз его. И всё это заранее было подстроено?

«Да, – Виктор усмехнулся, – и все говорили на понятном мне языке, даже эти атасимы». У него просто не было времени задуматься над происходящим, события вертелись в бешеном ритме. Но теперь он возьмёт паузу. Переживания последних дней прояснили его сознание.

– Чему ты улыбаешься? – посмотрел на него внимательно Антон.

– Рад видеть тебя целым и невредимым, – как можно спокойнее ответил Виктор. – Это твои люди спасли меня, Антон?

– Антоний Гораций, если ты о моём имени, – усмехнулся Щеглов. – Кажется, ты догадываешься о том, что происходит с тобой?

– Это какая-то непонятная для меня игра…

– Игра? Нет, это жизнь, полная опасностей и приключений.

– Не понимаю. Я много раз находился на краю гибели. По-настоящему.

– Ещё бы! Всё по-настоящему. Но разве не ты сам всё это выдумал?

– Я? Что ты имеешь в виду?

– Так ты ещё не полностью пришёл в себя? Все приключения, случившиеся с нами, сочинены тобой. В этом заключалась наша с тобой идея.

– Какая идея?

– Разве ты до сих пор не понял, что всё происходящее – это наш с тобой грандиозный реализованный проект? Пять лет назад мы организовали Центр реальных экстремальных развлечений «Клио». Техническая и финансовая сторона была обеспечена мной, креативная – тобой. Идеи, сценарные разработки приключений придуманы тобой. Ведь ты с детских лет любил сочинять истории. Ты мечтал стать знаменитым писателем, но твои произведения никто не оценил, и тогда наша с тобой встреча в Москве перевернула твою и мою жизнь. Издатели не захотели печатать твои произведения, но зато теперь сотни людей живут жизнью твоих безвестных героев и следуют твоим хитроумным сюжетам. Включая не оценивших тебя критиков и издателей. Это гораздо значимее для тебя, никто и никогда не добивался ещё такого. Мне удалось привлечь к финансированию солидных спонсоров, даже зарубежных. Никто не верил, что нам удастся довести до конца начатое. Наш Центр пользуется невероятной популярностью. Наши доходы стремительно растут. Моя фамилия в первой десятке журнала «Форбс».

Теперь для Виктора кое-что прояснилось.

– Почему ты меня отправил в это опасное путешествие и почему сам рисковал?

– Ну, во-первых, риск был минимален – на каждом этапе нас подстраховывали группы спасения. Во-вторых, хотелось испытать себя.

– А что это за девятый уровень?

– Проболтался начальник охраны Альберт? Он больше у меня не работает.

– У меня? Разве это не наша общая кампания?

– Да-да, наша, конечно. Уровень указан на твоей карточке – 0009.

– Это тайна?

– Для тебя уже нет. Девятый уровень – это самые опасные приключения в Предреальности.

– Как я могу вернуться в реальность?

– Тебе достаточно назвать кодовое слово, и я передам его в Центр на головной компьютер. Тебе в течение часа будет обеспечено возвращение.

– Но я не помню этого слова.

– Жаль – тебе придётся его вспомнить.

Гавгамелы

(331 год до нашей эры)

Я разделил своё войско на две части. Большим правым отрядом на юге командовал сам. Здесь я поставил отборную конницу во главе с Клитом. К нему присоединил конные отряды Филота, последним стояло крыло Мелеагра. За ним следовала фаланга. Позади неё стояли воины с серебряными щитами, прикрывая тыл.

Левым крылом, более слабым, на севере, я поручил командовать Пармениону. Здесь стоял Кратер с пелопоннесскими всадниками. К ним присоединялись отряды ахейцев, локров, малиейцев. Эту группу замыкали фессалийцы.

Обоз с пленными матерью и детьми Дария расположился под стражей на возвышенности, недалеко от строя.

Я решил не растягивать свои ряды во весь фронт перед вражеским войском, и потому наше войско занимало примерно половину строя персов. Сам я оказался как раз против вражеского центра. Чтобы избежать окружения, я приказал греческим гоплитам союзников вместе с наёмниками образовать за моими всадниками вторую линию. Кроме этого, я поставил на флангах отряды легковооружённых всадников, чтобы сдержать натиск врага с боков.

Когда рассеялся туман и засияло солнце, мои воины по боевому обычаю подняли громкий крик. Персы на него ответили, и окрестные рощи и долины огласились устрашающими воплями.

Сверкало оружие, ржали лошади, раздавались крики начальников, объезжавших свои отряды.

Войско персов пришло в движение.

Внимательно наблюдая за перемещением персидских отрядов, мне вдруг в голову пришла поразительная идея, которой я могу гордиться. Я не повёл фалангу прямо на противника, а развернул войско направо на юг! Это казалось безумием, ведь для отряда Пармениона создалась реальная опасность окружения. Дарий подумал, что я во избежание окружения решил ударить во фланг персидского войска. И тут персы пустили на наш центр колесницы с широкими серпами по бокам. Впервые я видел в действии это ужасное оружие при Иссе: серпы подрезали воинов, как колосья в поле. Но я был готов к такому действию противника и приказал воинам бить копьями о щиты. Поднялся страшный лязг, и вражеские лошади, испугавшись устрашающего шума, повернули назад, а тех, что прорывались вперёд, мои воины пропускали, расходясь в стороны, и там окружали. Лошади метались, многие опрокидывали колесницы вместе с возничими.

Дарий двинул вперёд своё войско. Его левый фланг сместился, опасаясь захода нашей фаланги с южной стороны. При движении персидского войска образовался разрыв в его построении. Этим мгновенно решил я воспользоваться. Важно уметь на ходу менять план сражения, каким бы идеальным он ни казался. Я приказал гетайрам построиться в клин. Гипасписты и фаланга изготовились к решительному бою.

Выстроившись, под звуки флейты с боевым кличем мы двинулись в этот прорыв. Я рвался в самый центр навстречу Дарию. Это был дерзкий и весьма опасный маневр. Северный отряд не поспел за мной. Конница Дария ворвалась в образовавшийся коридор между моим отрядом и отставшей частью моего войска. В то же время отряд Пармениона оказался окружён с севера бактрийской конницей. Бесс направил отряд на клин македонцев сзади. Я отдал распоряжение нашему фланговому охранению двинуться на противника и отвлечь его от наступления.

В разгар сражения гонцы донесли:

– Парменион просит помощи, иначе лагерь македонцев и обоз будут потеряны. Парменион просит прислать подкрепление тыловым частям.

Я в гневе прокричал:

– Парменион не в своём уме! Похоже, он утратил от старости отвагу. Он забыл в расстройстве и волнении, что победителям достанется всё имущество врага, а обречённым на поражение следует заботиться не об имуществе и рабах, а о том, чтобы храбро сражаться и со славой принять смерть!

Это было единственно правильно решение в создавшейся обстановке, и во многом оно предопределило мою победу. Я пренебрёг потерей обоза, проницательно решив, что судьба сражения решится в борьбе основного строя.

Положение было тревожным. Наше войско распалось на отдельные отряды. Велика была опасность поражения в случае, если бы Дарий находился в гуще событий, а не наблюдал за битвой со своей высокой колесницы. В этом была его главная ошибка в великом сражении у Гавгамел. Персидские всадники, оставшись без руководства, бросились к обозу нашего войска в надежде на богатую добычу. Но ими были потеряны драгоценные минуты, не позволившие персам добиться успеха. На моей стороне были боги.

Персы привели в смятение мой обоз. Пленные, находившиеся при нём, сумели перебить многих стражников, разорвали свои оковы и, вооружившись чем попало, присоединялись к своим всадникам, нападая на моих воинов. Пленные персы, окружавшие мать Дария, думали, что одержана победа. Но Сисигамбис сидела в печали, словно боясь вспугнуть радостью неожиданно повернувшуюся к ней счастливой стороной судьбу.

Я послал против скифов Арету – командира копейщиков.

Колесницы, расстроившие ряды перед знаменем, прорвались к фаланге. Воины мои расступились, пропуская их, и с обоих боков прокалывали животы лошадей, потом окружали двуколки и сбрасывали с них возничих. Лишь немногие повозки прорвались к задним рядам, принося ужасную смерть тем, на кого они налетали.

Арета, убив вождя скифов, разграбивших обоз, всё сильнее напирал на них. К скифам на помощь пришли бактрийцы, посланные Дарием. Много македонцев было задавлено, многие бежали к моей фаланге. Я ободрил их:

– Вы видите – персы дрогнули. Ещё натиск – и они трусливо побегут. Вперёд! Боги с нами!

Вдохновлённые, они бросились в наступление.

Ряды персов на правом фланге поредели из-за ушедших для нападения на обоз бактрийцев. Я бросился на ослабевшие ряды. Персы, стоявшие на левом фланге, придвинулись ко мне с тыла. Я попал в этот момент в опасное положение – враги угрожали полным окружением. Меня выручили агрианские всадники, которые, пришпорив коней, ударили персов, окруживших мой отряд. Это был переломный момент сражения: оба войска пришли в смятение, отряды были оторваны друг от друга, сражались с кем придётся.

Я увидел, как невысоко над моей головой, спокойно парил орёл, не пугаясь ни звона оружия, ни криков, ни стонов раненых. Я указал воинам на него:

– Вы видите, это предзнаменование победы!

Воины, воодушевлённые поддержкой богов, с новым натиском бросились на врага.

Примчался гонец от Пармениона:

– Парменион просит немедленной помощи, он оказался в опасной ситуации!

Но мне было не до трусливого Пармениона. В меня вселился воинственный дух Иссы! Я стремился во что бы то ни стало прорваться к Дарию и сразиться с ним один на один.

Дария я приметил издалека. Тот стоял на высокой колеснице в середине персидского войска, рослый и красивый, окружённый большим отрядом всадников в блестящих доспехах, готовых защитить своего повелителя. Я увидел, как копьём был сражён возничий Дария, правивший конями и сидевший перед царём. Все уверовали в то, что убит сам Дарий. Левое крыло персов обратилось в бегство. Дарий, обнажив кинак, колебался, не избавиться ли ему от позорного бегства почётной смертью, но он не решился предать своих воинов, которые ещё не вступали в бой.

Тем временем персы постепенно отступали, их ряды редели.

Я сменил под собой коня – в этом сражении я загнал их несколько, – разил сопротивлявшихся врагов в лицо, а бегущих в спины. Чем больше приближался я к царской колеснице, пробиваясь через плотные ряды охранников, тем больше смятения вселялось в их души. Меня уже невозможно было остановить! Я гнал перед собой отступающих, разбивая строй тех, кто ещё сражался, рассеивая всех телохранителей на своём пути. Только самые отчаянные бились за своего царя до конца, падая друг на друга, судорожно вцепляясь в наших всадников и коней. Это было ужасное зрелище! Я пробирался вперёд, отбивая удары и справа, и слева.

Было хорошо видно искажённое лицо великого царя. Дарий со страхом взирал на происходящее перед ним. Персидские воины уже гибли у самых его ног. Тогда он приказал вознице повернуть колесницу. Множество тел не давало колёсам двинуться с места, а кони становились на дыбы, не подчиняясь вознице. Дарий в панике бросил оружие и колесницу, вскочил на лошадь (как потом выяснилось, это была недавно ожеребившаяся кобыла. Позор для персидского воина!). В то время, как его отряды успешно теснили мои, он бросился бежать под прикрытием густого облака пыли. Тучи пыли поднимались до небес, застилая всё вокруг. Ничего не было видно. И только по щёлканью бичей, которыми подгоняли лошадей, можно было догадаться, куда удаляется Дарий под защитой своих телохранителей.

Я готов был догнать и захватить в плен великого царя, после чего персидское войско оказалось бы в полной растерянности и неизбежно было бы разбито. Но мне пришлось откликнуться на просьбу Пармениона о срочной помощи. На его левом фланге Мазей, яростно налетев конницей, теснил конные части македонцев.

Мне не хотелось отвлекаться от преследования Дария – Парменион проявил непростительную трусость и малодушие в этом сражении. Пришлось подать сигнал о прекращении преследования. Своим воинам я не сообщил о настоящей причине этого.

– Наступила темнота, и пора положить конец кровопролитию!

До Мазея тем временем дошли слухи о поражении и бегстве Дария. Он ослабил натиск на смятого было противника. Парменион воспользовался этим. Он призвал к себе фессалийских всадников:

– Вы видите – ваши враги дрогнули в бою! Всё устлано телами персов. Чего же вы медлите? Неужели вы не справитесь с убегающими?

Пришпорив коней, македонцы бросились на врага. Парменион ещё не знал о моей удаче на правом фланге, сдерживал наступающих. Это позволило Мазею выиграть время и получить простор для бегства. Он переправился через Тигр и отступил к Вавилону.

Когда мы вернулись на поле боя, то увидели, что отряды второго эшелона успешно сдерживали натиск персов. Воины сбрасывали возничих с колесниц, напуганные лошади метались из стороны в стороны, не имея возможности вырваться из груд убитых и раненых, рвали упряжки, опрокидывали колесницы. Было немало изрезанных серпами воинов, которые продолжали держать в руках оружие и со стонами поражали приблизившихся к ним варваров.

Вражеские всадники, узнав о бегстве великого царя, спешно покидали разграбленный лагерь. От отчаяния они были бесстрашны, и многим из них удалось прорваться сквозь наши ряды.

Когда мы прибыли на помощь Пармениону, его отряд уже вынудил персов к отступлению.

На следующий день я вновь бросился преследовать персов в надежде всё же захватить Дария в плен. Наш отряд дошёл до самых Арбел, но Дарию удалось скрыться в горах в сопровождении гвардии, греческих наёмников и всадников Бесса. Местные жители донесли, что по проходам в Курдских горах царь бежал в Мидию.

Большую опасность пришлось мне пережить при отводе войска в лагерь. Меня сопровождали немногие отряды, шедшие не соблюдая строй. Воины были уверены, что сражение позади, одержана победа и все враги обратились в бегство или пали на поле битвы. И вдруг навстречу нам попался отряд всадников, который, увидев наши беспорядочно идущие части, сначала замедлил шаг, а потом, оценив малочисленность встречных отрядов, бросился на нас. Я ехал впереди, охваченный лёгким смятением. Но и здесь меня не оставили боги. Начальник вражеской конницы увлёкся нападением, и мне удалось пронзить его копьём. А когда тот упал с коня, тем же копьём я сразил следующего, потом ещё и других. Придя в себя, вступили в бой и мои приближённые. Наконец в сгущавшихся сумерках враги сочли за благо скрыться, разделившись на небольшие отряды.

Я снова был в окружении своих друзей. Они выдержали трудное испытание с честью. В сражении была пробита рука у Гефестиона, едва не погибли от стрел Пердикка, Кен и Менид. Все они были достойными воинами!

Я повелел устроить в лагере грандиозное празднество с пышными жертвоприношениями. Перед отрядами я произнёс торжественную речь:

– Я одержал блистательную победу в этой войне, мы отомстили персам! Я одариваю своих друзей богатой добычей, дворцами, отдаю в управление богатые области! Я послал распоряжение в Элладу, в котором упраздняю все тирании в благодарность за твёрдость греческих воинов в этом сражении. Я заново отстрою мужественный город Платеи в благодарность его жителям за то, что они предоставили некогда свою землю для сражения за свободу Эллады! Я преподнесу дары храму Афины в Линде и другим храмам! Отныне вся Азия принадлежит нам, так повелели наши великие боги! Воздадим им великую хвалу! Наш путь отныне лежит к славному Вавилону и Сузам – сердцу Азии! Они открою нам свои объятия!

Войско приветствовало меня возгласами:

– Слава величайшему владыке всей Азии!

Да, Азия покорилась мне, отныне мои владения простираются от Эллады до Персеполя.

В Сузах я женился на дочери Дария Статире. Мы отпраздновали свадьбы моих самых близких друзей, взявших в жёны лучших персидских девушек. Вид персиянок мучителен для глаз. Но царь в присутствии женщин должен сохранять самообладание, ведь сон и близость с женщиной более всего заставляют ощущать себя смертным, ибо и то и другое исходит из одной и той же слабости человеческой природы.

Однажды мне принесли шкатулку, захваченную у Дария. Я храню в ней «Илиаду». Гомер был моим самым ценным и полезным спутником в походе.

Гефестион взял в жёны младшую дочь Дария, он мой хилиарх и должен пользоваться таким же почётом, как и я. Он всегда поддерживает меня в спорах с полководцами, он предан мне, как Патрокл Ахиллесу, и в случае моей внезапной гибели заменит меня. Каждому из девяти тысяч приглашённых на торжество были вручены золотые чаши для возлияний. Это великое событие: я объединил два мира – эллинский и азиатский.

Теперь весь мир лежит у моих ног.