Текст книги "Трое из Леса. Трилогия"

Мрак подхватил изгоев под руки, вскоре рев, крики и щелканье бичей остались позади. Мрак втолкнул обоих в двери разрушенного дома, сказал с облегчением:

– Избавились от скота! С ними я сам уже начинал чувствовать себя быком.

– Ну, скотом ты был и раньше, – сказал Таргитай и, предупреждая взрыв негодования, быстро добавил: – А почему дань не от дрягвы?

Олег пожал плечами:

– Болотные они, мерзкие… но все-таки свои, лесные. Не хотелось позорить. Все-таки не покорены! А когда каган похвастает фараону или другим каганам, что ему шлют дань даже дрягодуры, его поднимут на смех.

Мрак покрутил головой:

– Мудрый, аж противно. Дрягву выгораживаешь! Про нас думай. Сейчас моя волчья шкура не поможет, нужна лисья.

Олег проглотил оскорбительный намек.

– Давайте сперва переведем дух.

Через выбитые окна доносился шум, людской гам, крики животных. Запахи со всех сторон несло мощные, настоянные на поте людей и животных, навозе, свежей крови и жареном мясе. Мрак приподнялся, долго смотрел через щель. Народу много, одеты добротнее, богаче, чем киммеры в Степи. Из домов поднимается дым – не из труб, а через остатки крыш. Киммеры печами не пользовались, жгут костры посреди комнат.

Из дома через дорогу доносилось ржание, в соседнем стучали тяжелые молоты, звенело железо. Пахло гарью, из бокового входа выносили горячие мечи, грузили на коней.

– Насмотрелись? – сказал Мрак нетерпеливо. – Пошли!

На улице Таргитай прижался к Мраку с одной стороны, Олег – с другой. Киммеры сновали взад-вперед, ругались, переговаривались, таскали грузы. Изредка попадались и рослые люди с пшеничными волосами, при их виде Мрак наконец чуть расслабил мышцы.

Дома шли по обе стороны дороги, за ними невры видели еще дома – разбитые, обгоревшие, нежилые, но из иных поднимались дымки. Сапоги ступали по широким каменным плитам. Кое-где в щелях пробивалась трава. Пушистые облака плыли над крышами, обгорелые балки торчали, как обглоданные ребра огромного зверя.

– Город Чернобога, – прошептал Олег. – Ну, попались мы…

– Медленно и не спеша, – предупредил Мрак. – Медленно и не спеша. Где в этом столпотворении живет каган? Который его дом?

Олег повертел головой, выбросил вперед руку:

– Там.

– Чутье подсказало? – спросил Мрак подозрительно.

Дальше дороги перекрещивались, народу оказалось еще больше. Их толкали, с обеих сторон мелькали конские бока, звенела сбруя. От чужих запахов у Таргитая закружилась голова, он стиснул челюсти, попер напролом, глядя поверх голов.

Солнце заливало улицы, от каменных стен несло жаром. Воздух был знойный, удушливая пыль забивала горло. Олег выплевывал темные сгустки, но шагу не сбавлял. Народу становилось все больше, и внезапно они вышли на широкую площадь.

Из-под ног уходили широкие каменные плиты, на дальнем краю площади поднимался исполинский дворец. Он был размером с каменную гору, стены блестели всеми красками, а в ширину… Деревня полян поместилась бы внутри дворца! В сторонке к небу поднималась башня из темного камня. Она была даже выше дворца, но мрачная, угрюмая, без окон и дверей.

– Дворец кагана, – определил Олег. – Что теперь, Мрак?

– Мы уже не погонщики… Ты и я – помощники великого певца, которого дрягва послала к кагану. А раз так, то прем во дворец!

Он ободряюще оскалил зубы. Олег подтолкнул Таргитая с другой стороны, и они двинулись через площадь. Плиты кое-где просели, другие перекосились, невры тревожно поглядывали на торчащие из земли, стараясь угадать, сколько под землей еще, что за великаны обтесали такие камни и вбили в землю и где набрали камней, разве что разломали горный хребет.

Дворец вырастал, занимал уже полнеба, а они едва прошли до середины площади. К главным воротам вели три широкие ступени из удивительно белого камня. У расписных створок виднелись крохотные фигурки стражей. Когда невры подошли ближе, то стражи оказались крохотными лишь в сравнении с воротами – туда въехал бы Баджед на верблюде, а рядом прошли бы еще пять верблюдов с тюками.

Черная башня тоже выросла, в ней оказалась железная дверь, а на самом верху виднелась маленькая площадка – туда вела другая железная дверь, искореженная сильным огнем. В башне не было ни окошка, ни бойницы – кто бы ни карабкался внутри, должен либо идти вслепую, либо захватить факел.

Мимо пронеслась вереница всадников. Передний с гиком хлестнул Таргитая плетью. Олег присел, над головой просвистела ременная петля, стук копыт быстро смешался с разноголосым шумом.

Невры подошли к ступеням из белого камня. Таргитай в удивлении остановился, Мрак зло ткнул в бок, все трое пошли по ступеням, приближаясь к огромным воротам. Стена дворца блестела цветными плитками, но окна были выбиты, а на уровне третьего поверха на каждом подоконнике сидело по лучнику. Они оценивающе оглядели невров, один взял лук и лениво наложил стрелу. Другие откровенно зевали, чесались, перекликались друг с другом.

Невры осторожно приблизились к воротам. Глаз стражей не было видно под опущенными забралами, но руки медленно потянулись к широким мечам. Олег сказал торопливо:

– Мы – посланцы от великого племени дрягодуров. Обязаны передать могучему кагану пожелания здоровья, изъявить покорность своего народа и… спеть хвалебную песнь кагану!

Страж высился неподвижный, как раскидистый дуб. Прошла вечность, прежде чем из-под железной шапки прозвучало глухое:

– Оружие… Сложите оружие!

Олег первым отстегнул секиру и бросил на пол. Страж медленно повернул голову к Мраку. Тот заворчал, тоже бросил секиру. Страж молча смотрел на него. Мрак снял из-за спины лук и колчан со стрелами, с руганью вытащил оба ножа и швырнул к секире. Страж молчал, ладонь была на узком кривом мече. Мрак выругался, с проклятием бросил на груду оружия два швыряльных ножа.

Страж обернулся к Таргитаю. Тот торопливо отшвырнул секиру, словно жгла пальцы. Страж пинком отодвинул груду оружия, кивнул другому, тот собрал и унес.

– Стойте внизу, – распорядился страж. – Когда великий каган изволит выехать, тогда и обратитесь. А во дворец бродягам нечего…

– Мы не бродяги, – возразил Таргитай, – мы послы!

Страж молниеносно взмахнул узкой полоской металла. Спина Таргитая выгнулась от боли. Он очутился на каменной площади, слетев со ступеней. Стражи злорадно хохотали. Старший объяснил довольно:

– Все народы, кроме великих киммеров, бродяги! Лишь мы ездим по праву. Степь наша!

Мрак и Олег помогли подняться Таргитаю. Мрак сказал успокаивающе:

– Плашмя врезал, гад. Не умирай, ничего не случилось.

Олег крикнул стражу:

– Мы не из Степи вовсе! Лес вы еще не покорили, а мы из Леса! Лес прислал послов к великому кагану!

Страж погрозил кулаком:

– Сидите и не вякайте! А то спущусь. Нам все одно, откель вы. Ждите кагана.

Мрак первым сел на каменные плиты. Солнце поднялось, жгло головы. По площади носились всадники, но на сидящего конь не наступит, а всаднику труднее достать плетью. Таргитай со стоном, все еще изображая раненого, сел рядом. Олег малость постоял, пристально всматриваясь в стражей.

– Что-то говор знаком… Совсем не степняцкий… Так Степан говорил.

– Что удивительного, – буркнул Мрак. – Они мелкие да кривоногие. Вот и поставили полян сторожить! Степан был тощий, а этот нам почти вровень. Видать, не всех полян пускают под нож. Кто покорился, тех на службу… Что гадко, даже ножи отобрали! Без оружия я совсем голый.

– Раньше отбирали, – возразил Таргитай. – На этот раз сами сдали.

Олег сказал:

– Все когда-то делаем в первый раз… Все-таки они нелюди! На конях в такую хату! Конь не смотрит, где гадить.

Иные всадники пускали коней через ступени, подъезжали прямо к воротам. Стража иной раз сразу открывала ворота, в другой раз спорила, требовала знаки, часто заворачивала. Перед воротами постоянно стучали копыта, даже у самых роскошно одетых кони были без подков, а степняки сухо потрескивали легкими, как на линяющих кузнечиках, доспехами из бычьих кож.

Внезапно ворота стали раскрываться, стражи всполошились, заорали сорванными голосами:

– Дорогу! Дорогу великому и ужасному кагану!

Всадники шарахнулись в стороны, топча друг друга. Из распахнутых ворот на полном скаку вынеслись ярко одетые конники. Под одним конь поскользнулся, всадники грянули хохотом над неудачником, развернулись к воротам, остановились. Выехали еще несколько – степенных, немолодых. Двое пеших вывели под уздцы белого коня, на нем сидел тучный человек. Халат кагана, если это был каган, сверкал драгоценными камнями, на поясе висел короткий меч с золотой рукоятью.

Мрак с друзьями едва успели вскочить на ноги, как всадники пустили коней во весь опор. Таргитай ощутил пронесшийся мимо жаркий ветер, а когда открыл рот, каган со свитой был уже далеко. Мрак сердито сплюнул:

– Опоздали… Теперь жди, когда воротится.

– А если не воротится? – спросил Таргитай жалобно. – Или воротится через год? Киммеры всегда кочуют…

– Воротится, – бросил Мрак угрюмо. – Чую. Зверь поехал на охоту, не видишь? Будто жрать ему нечего!.. Не для пропитания бьет, а для крови… Истинный зверь!

Олег тем временем поспешил к воротам. Кланяясь издали, льстиво обратился к старшему:

– Великий и почтенный! Я вижу на твоем челе не только редкую силу, но и великую мудрость. Ты мог бы стать не только стражем, но и десятником, даже сотником! Скажи мне, простому и простодушному сыну Леса, скоро ли вернется каган?

Страж расправил и без того широкие плечи, ответил жирным раскормленным голосом:

– Сегодня. Готовится большое жертвоприношение, скоро поход, так что каган будет во дворце. Как и вся знать. Ты стой, где стоишь. Назад поедут шагом, кони приморятся… Кидайтесь прямо под ноги на колени!

– Не затопчут? – спросил Олег опасливо.

Страж равнодушно пожал плечами:

– Смотря какая будет охота. Неудачная – затопчут. Удачная… тоже затопчут. Гм… а вот ежели удача подвалит в конце, чтобы кони уже набегались, а надо еще… Понятно?

– Спасибо, – поблагодарил волхв озадаченно. В тонкостях охоты пусть разбирается Мрак, а он поверит на слово. – Будем ждать…

Они просидели под палящим солнцем до вечера. Ненадолго их коснулась тень от черной башни, и снова обливались потом. В животах урчало от голода, но Мрак не отпускал: могли проворонить кагана. Таргитай слышал запахи со всех кухонь и из котлов Экзампея. Мимо проносились богато одетые всадники, шестеро полуголых мужиков пронесли ярко украшенные носилки. На деревянном помосте шелестел под ветерком небольшой шатер. Когда носилки плыли мимо невров, в ткани шатра появилась щель. Таргитай увидел любопытствующий глаз, донесся тонкий смешок, похожий на мышиный писк.

Могучие руки сдавили шею Таргитая и Олега, пригнули к каменным плитам.

– Не двигайтесь! Ни звука, дурни!

– Чего? – не понял Таргитай.

В сторонке глухо гремели окованные железом колеса груженых подвод. Через высокие борта свешивались залитые кровью головы ланей. Первую телегу тащили два могучих быка, вторую – десяток измученных людей. Грязные, исхлестанные кнутами, они с хриплыми стонами упирались босыми ногами, тоже разбитыми в кровь, перекашивались от страшных усилий, жилы на шеях страшно вздувались.

У Таргитая потемнело в глазах. Один из вцепившихся в оглобли был… Баджед. Вместо правого уха темнела корка запекшейся крови. Лицо было перерезано свежим шрамом, сочились сукровица и гной. Вместо правого глаза зияла темная яма с обугленными краями. В пустой глазнице роились мухи, зло жужжали.

Посол был исполосован кнутом, кожа висела лохмотьями. С плеч и спины сочилась желтая жижа, крупные зеленые мухи жадно облепляли раны. На шее блестел широкий медный ошейник, на лбу было выжжено тавро, как на животном. Баджед тянул повозку из последних сил, в горле у него хрипело.

Мрак проводил их потрясенным взглядом:

– Ну, волхв… я даже не догадывался, какой ты зверюга!.. Такую казнь задумать обидчику!

Олег стоял как столб, лицо залила бледность. Остановившимися глазами смотрел вслед. Стражи хохотали, стегали рабов плетьми. Телегу остановили перед дворцом, дальше рабы переносили туши на плечах.

Мрак проворчал:

– Круто, конечно… но пусть не теряет дары своего владыки. За двумя зайцами погонишься – в дерево мордой влупишься.

Таргитай повернул голову в другую сторону, сказал осторожно:

– Тихо… Каган возвращается.

Мрак прислушался, сказал настороженно:

– Топота много, но какой из них каганий?.. Гм, что значит музыкальный слух.

Вскоре с южной стороны на площади показался отряд всадников. Впереди ехали молодые на горячих конях, теперь уже понурых и серых от пыли. Каган ехал шагом, за ним везли на трех конях туши убитых ланей. В каждой торчала стрела с красным оперением. Позади кагана держалась свита – серая, пропахшая потом, но горластая, шумная.

Олег придержал Мрака, сам быстро шагнул вперед.

– Великий каган, дозволь слово молвить!

Каган придержал коня. Он был грузный, но в нем чувствовалась свирепая сила, а взгляд, который он бросил на невров, не говорил об усталости. Один из всадников мгновенно вытащил огромный кривой меч, занес над головой Олега.

Каган сказал негромко:

– Если твою просьбу мог решить сотник, тебе срубят голову. А теперь говори, червь.

Глава 7

Щеки Олега стали белыми как мел, словно кровь уже вылилась на каменные плиты.

– Только ты сможешь принять под свою свет… темную руку наше племя! Другому бы не покорились. Услышав о твоем могуществе, наши вожди послали нас бить челом и наречь тебя нашим Верховным Каганом!

За спиной кагана заговорили. Вперед выдвинулся на смирной кобыле старик в длинном халате. На голове у него был остроконечный колпак с хвостатыми звездами, лицо пожелтело от усталости.

– Величайший из каганов, – сказал он сердито, – это только очередное племя! Их как песку в пустынях. Кони устали. Поехали…

Каган ответил медленно, не спуская пристального взгляда с невров:

– Мардух, когда ты научишься сидеть на коне? Тебе и так дали самую смирную кобылу. Быть настоящим киммером потруднее, чем заниматься магией?

Сзади подобострастно захохотали. Мардух вымученно улыбнулся, показав старые желтые зубы.

– Ты прав, величайший! Ты – солнце нашей Вселенной, сердце мира, глаз богов. Скакать на коне – дело урожденных киммеров, а я лишь простой маг. Позволь, я поеду во дворец раньше тебя?

– Езжай, развалина, – бросил каган презрительно. – Эй вы, лесные! Мои кони еще не входили в Лес. Там тесно и много болот. Моя слава достигла лесных племен?

Свита восторженно заорала, а старик в остроконечном колпаке, Мардух, поспешно ткнул лошаденку пятками в бока, проехал к воротам.

Олег сказал горячо:

– Все дрожат, заслышав твое имя. Мы, самое крупное и могучее племя дрягодуров, решили повергнуть своих богов к твоим стопам. Только самый сильный должен править миром! Самый сильный – ты.

Каган поднял руку, свита мгновенно умолкла. Каган заговорил медленно, тяжело роняя слова:

– Возвращайтесь, передайте вождям, что я принимаю вас. Пусть немедленно вышлют в мое войско каждого десятого мужчину и каждую тридцатую женщину. С вами поедет… Поедешь ты, Ходжак!

От свиты отделился высокий хмурый воин. Лицо его было широкое, как таз, узкие глаза смотрели прицельно.

– Каган, – сказал он низким голосом, – дорога длинная, пересчитать племя нелегко. Позволь взять свою сотню?

– Возьми три сотни лучших воинов, – велел каган. – И сам отбери коней.

Олег сказал поспешно:

– Великий и мудрый! Вожди племени послали тебе в дар стадо, мы сдали его на бойню, и лучшего нашего певца. Нет, его мы на бойню не сдали, он воспоет твои подвиги на празднике великого Арея. А потом вернемся с твоим отрядом в наш Лес.

Свита молчала, смотрели на кагана. Каган окинул взглядом невров, Таргитай ощутил могильный холод, когда встретился с ним глазами.

– Ладно, – раздался хриплый голос. – Поход через неделю… Пусть все услышат, что даже далекое племя гипербореев признало мою власть. Это поднимет боевой дух.

Телохранитель по его знаку опустил оружие. Каган тронул коня, вся свита пустила коней следом. Стражи торопливо распахнули ворота во всю ширь. Каган въехал вовнутрь, последний из свиты обернулся, крикнул:

– Эй, лесные! Ждите во-о-он в том доме. Там конюшня. Накормят… ха-ха… сеном. Когда надо, позовут!

Стража захлопнула за ним ворота, снова скрестила копья. Олег осуждающе качал головой: дворец слишком красив, чтобы в нем ездить на конях.

На той стороне площади виднелось приземистое полуразрушенное здание. Возле него стояли телеги, ржали кони, изнутри доносился стук молотов. Невры быстро шли через площадь, и стук молотов становился громче. Мрак потянул ноздрями, оскалился. Таргитай, у которого с голоду обострялось чутье, уже корчился от аромата жареного мяса и горячей каши. Олег шел чуть позади, озабоченно щупал на груди обереги.

Дом оказался длинный, три деревни невров уместились бы под его крышей. Из выбитых окон несло гарью, из дверей и пролома в стене выносили связки пик. Невры осторожно зашли со стороны входа, остановились.

– Медленно и не спеша, – повторил Мрак.

В дальнем углу два полуголых кузнеца, подпоясав чресла кожаными передниками, остервенело лупили молотами по широкой наковальне. Подручный едва удерживал в клещах пышущую искрами заготовку. Чуть дальше стояла еще наковальня, кузнецы озабоченно перебирали железо, подручные раздували мехи. По правую сторону по всему дому тянулись стойла, кони шумно обнюхивались, чесались, жевали сено. В дальнем конце полыхал огонь, в котлах булькало, шипело.

– Не с того конца зашли, – сказал Таргитай нетерпеливо.

Кузнецы проводили их недружелюбными взглядами. Один даже пытался словно невзначай загородить дорогу. Мрак довольно оскалился, пошел грудью, а кузнец в последний момент шарахнулся в сторону. Когда он провожал взглядом широкую спину, укрытую волчьей шкурой, лицо его было тревожным, а руки выронили молот.

У котлов орудовали черпаками на длинных ручках двое распаренных степняков. В помещение вбежал пропахший зноем киммер, крикнул гортанным голосом. Кашевар равнодушно налил в подставленную миску горячей похлебки, медленно повернул заплывшую жиром шею к неврам:

– Жрать что будете?

– Я бы съел жареного коня, – проговорил Таргитай с трудом. Во рту набегали горячие слюни.

– Хорошо, – ответил кашевар безучастно. – Зажарим лошадь. Или сразу три?

Мрак сказал бодро:

– Пока одной хватит. Можете не снимать узду! И подков.

Таргитай оглядывался с несчастным видом. Везде грязь, лучше помереть с голоду, чем есть из посуды, куда плевали киммеры. Олег быстро пробежался вдоль стены, вернулся с двумя глубокими мисками и большим горшком.

– Не все побили… Наливай сюды! Нам с Мраком по миске, а Тарху – горшок.

У Таргитая от вкусного запаха кружилась голова, даже не обиделся, готов был съесть кашу вместе с горшком. Кашевар замедленно зачерпнул, поводил в горячем вареве черпаком, пар закрывал медленно кипящую кашу, неторопливо потянул на себя, напрягая мышцы.

Обе миски и горшок наполнились с одного черпака. Олег поблагодарил, и все трое торопливо ушли. Мрак отыскал свободное стойло – справа и слева за тонкими перегородками находились кони.

– Кони безгрешные, – объяснил Мрак. – Люди здесь хуже.

Таргитай лишь промычал в ответ: голова его была по уши в горшке. Олег напомнил:

– А ложки на что?

– Ладно, ладно…

– Здесь все как у людей, – объяснил он возбужденно. – Что за народ строил этот город? Если вымерли от болезни – еще ничего. Если перебили киммеры, то нечего и думать тягаться с таким врагом.

Мрак и Таргитай не отвечали, трудились над миской и горшком. Кашевар поймал им по куску мяса, похоже – конины. Невры ели быстро, пока ложки не заскребли по дну. Мрак наконец откинулся, глаза были сытые, сказал отстраненно:

– Да, город строили велеты. Или волхвы такой мощи, какая нам не снилась… Тарх, не спи! Завтра петь будешь, готовься.

Таргитай подскочил, осоловелость исчезла, словно кольнули ножом.

– Уже завтра?

– Может быть, сегодня, – поправился Мрак. – Сегодня вечером.

– Но уже почти ночь!

Мрак поднял голову, сквозь дырявую крышу светила луна, небо темнело. Костры в доме стали ярче, угольные тени метались по стенам.

– Тогда завтра, с утра…

– Не пугай, – сказал Олег. – На площадь свозят целые бревна, а не вязанки дров. Готовится крада! Скота пригнали, это ж все пожрать надо… Готовятся для великой жертвы! Каган обронил, что в поход пойдут через неделю. Тогда и петь придется, перед походом.

Таргитай переводил отчаянный взгляд с одного на другого. Поинтересовался дрожащим голосом:

– В жертву приносят чужеземцев? Чтобы своих не тратить?

Олег зевнул, его глаза закрывались – день был тяжелым. Сонным голосом ответил:

– Не… то в обычные дни. В особых случаях раскошеливаются на своих. Сейчас готовятся идти завоевывать весь мир, слышал?.. Думаю, сожгут своих. Скорее всего, десятка два женщин и детей.

– Женщин и детей… – прошептал Таргитай.

– Больше хочешь урвать, – буркнул Мрак, – дороже должен платить! А самое дорогое у любого народа – женщины, дети. Давайте спать, болтуны.

Он широко зевнул, потянулся, а когда руки с шумом упали на сено, он уже спал мертвым сном.

Ночью Таргитаю снились жаркие руки, журчал ручей. Он проснулся в кромешной тьме, торопливо пополз к выходу. Крепкие пальцы ухватили за лодыжку.

– Куды?

– Ой, Мрак… По нужде, много супа поимел.

В темноте слышно было, как Мрак шумно потянул носом, голос стал брезгливым:

– Беги скорее! То ли во сне уже… то ли сейчас с переляку…

Таргитай вывалился из стойла, уперся в стену. Рядом из оконного проема несло холодным ночным воздухом. Таргитай осторожно выполз, стараясь не беспокоить сидевших под стеной дома кузнецов. Они вели умные разговоры о звездах – небесных кострах, и Таргитай потихоньку отбежал вдоль стены в густую тень. Оглянулся, торопливо спустил портки… Вдруг в кромешной тьме тяжелая рука упала на плечо, строгий голос произнес:

– Пикнешь – зарежу.

– Не буду пикать, – пообещал Таргитай, дрожа.

Из темноты выдвинулся человек в грубом плаще, капюшон надвинут на лоб, глаза блестели, как слюда.

– Иди со мной, – сказал он повелительно. – Вякнешь – зарежу, как овцу.

– Я еще не навякал… и не навякаю. Не надо как овцу…

Они прошли мимо двух разрушенных домов, все время Таргитай ощущал лезвие кинжала между лопаток. Площадь они пересекли так, что очутились перед дворцом с другой стороны. Вдоль стены стояли неподвижные стражи, их останавливали, но киммер с надвинутым капюшоном показывал какой-то знак, их пропускали. Они подошли к массивной двери, хоть и поменьше парадных ворот. Стражи поклонились таинственному киммеру, молча отворили.

Таргитай послушно шагнул, за спиной захлопнулась дверь. Впереди был длинный коридор, в стенах горели факелы. Пол был выщерблен, пахло навозом.

В спину грубо толкнули, Таргитай покорно двинулся по коридору. Справа и слева были двери, но лишь у пятой Таргитая ударили по плечу:

– Стой…

Человек в плаще легонько постучал. За дверью послышались легкие шаги. С другого конца коридора донесся лязг оружия, громкие мужские голоса. Провожатый Таргитая ударил ногой в дверь, с силой швырнул Таргитая в появившуюся щель. Таргитай грохнулся лбом о косяк, влетел в просторную комнату. В ноздри ударил сладкий густой запах, словно рой пчел устроил здесь соты. Вдоль стен торчали факелы, сильно чадили, но дым от них был сладкий, от него кружилась голова.

В комнате стояло огромное ложе. Среди роскошных одежд возлежала юная девушка. У нее было круглое детское лицо, множество длинных кос, черных как вороново крыло, круглые блестящие глаза и подведенные углем брови. Девушка была в полупрозрачной одежде, ее глаза не отрывались от лица Таргитая.

За дверью в коридоре послышался топот множества ног. Грубый голос спросил:

– Светлейшая Зебо, у тебя все в порядке?

Таргитай замер. Девушка поднялась на локте, в страхе оглянулась на провожатого Таргитая. Тот сделал какой-то знак девушке, та отчаянно затрясла головой. Голос за дверью посуровел:

– Светлейшая Зебо, это я – Толиб Ворон, начальник дворцовой стражи. Мне донесли, что во дворец пробрался лазутчик. Боюсь, придется выломать дверь… Эй, стража!

Киммер в опущенном капюшоне придвинулся к двери, вдруг заговорил капризным детским голоском:

– Толиб?.. Какой ты громкий… Я уже заснула!

Голос за дверью быстро спросил:

– Светлейшая, у тебя все в порядке?

Киммер ответил тем же капризным голоском:

– Какой порядок? Дует, масло тухлое, чадит… На ужин потребовала розовых лепестков, но никто не принес…

– Я распну слуг на твоих дверях, – пообещал голос за дверью. – А пока продолжу обход. Вдруг лазутчик пробрался в самом деле?

Шаги за дверью удалились. Провожатый Таргитая сплюнул на мраморный пол, резко повернулся к роскошному ложу:

– Язык проглотила? Я все устраивай по твоим капризам, так еще и выпутывайся?

Девушка на ложе встала на колени, ее маленькие кулачки были прижаты к груди.

– Сестра, – сказала она тоненьким детским голосом, – я слабая, трусливая… А с тобой редкий мужчина сравнится!

Киммер сердито блеснул глазами, рывком стряхнул капюшон. Копна черных как смоль волос рухнула по спине. Это была рослая женщина в мужской одежде – широкая в плечах, с суровым и надменным лицом. На поясе из толстой кожи висел акинак и длинный нож, а ноги были в грубых сапогах. Подошвы были в навозе, его запах странно смешивался со сладким ароматом.

Таргитай смотрел ошалело. Она бросила резко:

– Захлопни пасть, дурак. Меня зовут Зейнаб. Я не люблю песен, презираю мужчин, которые поют. Мужчина должен быть мужчиной!

Она быстро пошла к двери. Шаги у нее были широкие, твердые. Девушка на ложе тревожно бросила вдогонку:

– Зейнаб, когда вернешься?

– Утром, – отрезала Зейнаб. – Мой конь хромает, надо осмотреть копыто. А гепарда я сама кормлю!

Она выскользнула, бросив на сестру и Таргитая взгляд, полный презрения. Служанка тут же задвинула дверь на два засова.

Таргитай чувствовал, что от его ушей можно зажигать факелы. Он подошел к ложу. Девушка была так прекрасна, словно сюда, на землю, попала случайно, ее место в вирии среди богов и героев!

Медленно он опустился на колени. Девушка приподнялась на локте, тонкая ткань соскользнула с плеча, обнажив белую как снег кожу. Над ухом Таргитая раздался нежный, как вздох утреннего ветерка, голос:

– Певец из дальней страны… Меня зовут Зебо, я дочь кагана. У меня беспокойные сны. Я хочу, чтобы ты спел мне.

– Все, что велишь, – ответил Таргитай прерывающимся голосом. – И даже больше.

Зебо улыбалась, у нее были нежные щеки и яркие пухлые губы.

– Не нужно ли тебе чего-либо от меня?

– Нет, – заверил ее Таргитай. – Моя свирель со мной!

В ее огромных глазах промелькнуло странное выражение. Таргитай запоздало подумал, что надо бы сказать про переполненный мочевой пузырь – в животе уже горячая тяжесть, но, возможно, дочь кагана имела в виду не его мочевой пузырь?

Он нерешительно вытащил свирель. Служанки сели на пол у стены. Взгляды Таргитая и Зебо встретились, его сердце затрепыхалось, как овечий хвост.

– О чем спеть? – спросил он внезапно охрипшим голосом.

Она ответила мягким удивленным голосом:

– Песни бывают только о любви… Остальное – разве песни?

Воздух плыл плотными осязаемыми струями, от светильников шел пряный жар. Перед глазами подрагивал воздух. Таргитай чуть раздвинул колени, чтобы не сдавливать мочевой пузырь, тихонько заиграл простую грустную мелодию.

Служанки шептались, толкались локтями, но, когда Таргитай закончил играть, все застыли, как вырубленные из дерева столбики. В прекрасных глазах Зебо блестели слезы.

– Я не знала, что прекрасными могут быть даже грустные песни… Мне играли только веселые! Играй еще… Я хочу ощутить себя одинокой и печальной.

Он переходил от одной песни к другой, от грустных к веселым, но те сразу иссякли. Он понял внезапно, что не сложил в изгнании веселых песен – ведь горят дома, падают убитые, страдают даже прекраснейшие в мире девушки, ибо даже мощь кагана не дает счастье – силой можно все отнять, но нельзя ничего дать…

Волчья шкура липла к спине, по хребту ползла, щекоча кожу, струйка пота. Все тело зудело. Когда мокрая струйка поползла по ногам, Таргитай поперхнулся от ужаса, мучаясь в догадках о происхождении горячей струи. Внизу живота отчаянно ныло. Стоять на коленях на твердом полу становилось все неудобней, а журчащий у изголовья ложа фонтанчик раздражал, мышцы живота защитно напряглись, чтобы не зажурчало вместе с фонтаном.

Зебо вздохнула:

– Ты поешь непривычно и странно… Иди ко мне, гиперборей. Завтра тебя убьют, а мне завтра уезжать в Большую Степь. Но сегодня у нас целая ночь…

Таргитай замер:

– Убьют? Почему?

– Ты не споешь так, чтобы понравилось отцу. Он слушает только жестокие песни! Тебе срубят голову. Это хорошо! Ведь если застанут здесь, то будут три дня сдирать шкуру. Потом натрут солью. Но это будет завтра. А сейчас иди сюда!

Ее нежные белые пальцы пробежали по его спине, волчья шкура соскользнула на пол. Пальчики осторожно касались его лица, шеи, широких пластин груди.

– Ты нежный, северный варвар… Не спеши, я умащу тебя благовониями…

Таргитай закрыл глаза, благо вони было столько, хоть секиру вешай – глаза ест. Маленькие детские руки поливали грудь маслом, шлепали чем-то мягким. Охнул, когда ее маленькие кулачки придавили низ живота, – она засмеялась тихим музыкальным смехом:

– Не спеши… Не спеши, нежный варвар…

Он перевернулся на живот, кулачки помяли плечи, спину, постучали по хребту. Между лопаток снова полилась жидкость – Таргитай стиснул зубы и закрыл глаза. Маленькие, но твердые ладошки втерли масло в его разогретое тело. Нежный голосок шепнул над ухом:

– Что-нибудь еще?

Таргитай ответил хриплым от страстного желания голосом:

– Да!.. Нельзя ли остановить фонтан?

В ее голосе звучало удивление и едва сдерживаемый смех:

– Можно. А зачем?

– Журчит.

– А… Да, он не так музыкально журчит, как мой голос, но ты слишком строг к нему. Это простой фонтан, а я – Зебо, дочь несравненной Зули, внучка падишаха пери!.. Иди ко мне, варвар. Я хочу узнать, что такое нежность.

Факелы догорали, в комнате плавал сладкий дым, когда дверь неслышно отворилась. В помещении неслышно появилась Зейнаб. Задвинув засовы, она широким шагом пересекла комнату, оставляя на ковре жирные следы навоза, опустила на плечо Таргитая ладонь. Таргитай вздрогнул, рука Зейнаб была в боевой рукавице.

– Рассвет! Сейчас сюда придет отец.

В полумраке среди подушек белело прекрасное лицо Зебо. Ее глаза за ночь стали еще глубже, пухлые щеки побледнели и увяли, а губы, напротив, потемнели и распухли. Она со стоном разомкнула руки на шее Таргитая.

– Почему сейчас не зима? Говорят, у вас в Гиперборее ночи по полгода… Иди, варвар! Я заставлю служанок молить богов, чтобы отец зарезал тебя сразу.

Таргитай соскользнул с постели, прикрывая стыд обеими ладонями. Зейнаб пинком бросила ему разбросанную по полу одежду. Таргитай кое-как оделся, чувствуя насмешливый взгляд Зейнаб. Она стояла, широко расставив ноги, поигрывала рукоятью акинака. От нее пахло свежим сеном и конским потом.