Текст книги "Архив Смагина"

9
Четвёртый элемент

Скорость воспроизведения можно увеличивать, уменьшать, изображение тоже подвергается существенной регулировке. Но качество, не смотря на все эти ухищрения, остаётся паршивым. В день и в приблизительное время преступления подъезд госпожи Z посетили два неопознанных гражданина. Иван вглядывался в экран монитора, и в его трепещущей душе зарождалась надежда, что личность одного из них вот–вот перестанет быть тайной. У него на столе лежали фотографии убитого мажордома. Он поочерёдно смотрел то на них, то на остановленную запись и всеми силами стремился заставить себя не выдавать желаемое за действительное. Похож? Да. Но уверенности – никакой. Небрежно одетый раздолбай, похожий на покойного мажордома, уверенно и легко входит в подъезд.

Иван позвонил мне. Я приехал. Он показал мне фотографии, ткнул указательным пальцем в экран и с нескрываемой надеждой спросил: «Ну? Похож?» Я ответил в аналогичной манере: «Ну, похож…» Иван чертыхнулся и извиняющимся тоном прокомментировал: «Согласен: мы его одетым не видели… – подумал и добавил: – Живым – тоже не видели. Надо приглашать или хозяев или кого-то из окружения».

Я не мог не согласиться. И опять был возмущён недосказанностью: я не знал, кто на фотографиях, и лишь догадался по понятным признакам, что моему вниманию предоставлены посмертные фотографии мажордома. Естественно, я об этом откровенно высказался.

Иван никак не отреагировал на моё негодование и без особого энтузиазма сообщил: «Это он, покойник наш». Задумчиво помешал ложечкой в стакане, куда, по-моему, забыл положить сахар и добавил: «Во всяком случае – похож. В таких деликатных вопросах лучше избегать неподтверждённой однозначности».

Не хотелось бы впадать в правовой либерализм и связанную с ним ущербную философию, суть которой выражается приблизительно так: все мы отличные потсаны, только вот полиция, а также врачи, учителя, водопроводчики, вредители–чиновники, работают из рук вон плохо, занимаются очковтирательством, мошенничеством, подтасовками и так далее, в общем – редиски. Полагаю, что если бы результаты «нашего», труда были бы для широких слоёв населения также очевидны и болезненно ощутимы, как действия упомянутых категорий, то мы стали бы более требовательны, в первую очередь, к себе, а затем уже ко всем остальным. Но это – лирическое отступление.

Тем не менее, не беря на себя роль всезнающего прокурора, считаю допустимым сделать одну ремарку. Выстраивая очередной «пласт», Иван вполне мог бы безоговорочно признать, что на записи – убитый мажордом и тем самым положить начало более–менее логичной цепочке расследования. Однако его задача заключалась не в построении удобоваримой версии происшедшего. Он стремился к другому – воссоздать фактическую картину преступления и, главное, найти реального преступника. «Удобная версия и правдивая версия – это не одно и то же!» – так примерно он выразил свою позицию, подумал, отхлебнул чаю и добавил: «Но когда они совпадают – душа поёт!»

Я с трудом себе представляю пение души при расследовании убийств, ограблений и прочих неприятных жизненных казусов, но, видимо, у Ивана имеется на этот счёт своё мнение.

Также я запомнил сомнение, явно прозвучавшее в оценках Ивана при кратком обсуждении записи камеры наблюдения, и постарался возвратить его внимание к этому важному эпизоду. Иван замялся, закурил, первый раз за все время нашего общения, и пообещал: «Непременно. Как только – так сразу. Не готов я пока. Пригласим людей – пусть выскажутся. Машка нужна…»

Чего–чего, но упоминания в такой логической связке о художнице, мною, кстати, давно не виденной, но по-прежнему весьма и весьма уважаемой и где-то по-братски обожаемой, я никак не ожидал и решил не настаивать – всему своё время. Я хорошо помнил историю «Тролль» и чувствовал: скучно не будет.

10
Четвёртый элемент

Антикварным магазином занимался Демьян, которого Иван вынужденно ввёл в некоторое заблуждение, так как действовал запрет на объединение «групп», чему, по глубокому убеждению Ивана, пора было положить большой–большой конец. Иван намекнул, что сейфов три – одна партия, но интересует именно приобретённый господином Х. Добавил: для полноты информации желательно поинтересоваться всем комплектом. Заверил: об ограблении директор вряд ли что-либо знает. Хотя и не был уверен на все сто, что дело обстоит именно так.

Магазин располагался в уютном подвальчике, вход в который, к искреннему изумлению Демьяна, был оснащён мини–эскалатором. «Такая новация сама по себе привлекает, – подумал Демьян, – да и людям в возрасте – респект и уважение». И оказался прав: навстречу ему с помощью с помощью узкой движущейся ленты поднимался плюгавый бомжеватого вида мужичок с прекрасными и недешёвыми часами на левой руке, которые тот выставил, словно на показ. «Оригинал! – подумал Демьян. – Неужели все увлекающиеся антиквариатом люди немного с прибабахом?»

Славился магазин тем, что время от времени радовал истинных любителей старины и примазавшихся к ним действительно заслуживающими внимание предметами. Ткацкий станок восемнадцатого века – довольно сложный и поражающий совершенством исполнения деталей. Булатная сабля с впечатляющей инкрустацией. Справедливости ради надо отметить: натуральные драгоценные камни были изъяты, уж теперь трудно сказать, каким поколением экспроприаторов, и заменены на добротные подделки, что от покупателя не скрывалось. Допотопный арифмометр, датируемый шестнадцатым веком, во что было нелегко поверить. Сложный прибор, напоминающий астролябию, действие которого, не имея специальной подготовки, понять трудновато. Фронтовой набор «катюша». Словом, было чем поживиться.

Потенциального покупателя, наряду с разнообразием ассортимента, притягивал в этот неброский магазинчик тот факт, что многие эти раритеты пребывали во вполне рабочем и даже свеженьком состоянии.

Директор магазина Антон Маркович Зайд, давший все эти разъяснения и комментарии, – пот пятьдесят, подтянут, подвижен, с явной претензией на показную моложавость. Он откровенно и с некоторым апломбом заявил: «Работоспособный товар, особенно в части механики, – мой, вернее, моего магазина конёк». И добавил при этом: «Я не намерен тратить время на дискуссии о первозданности того или иного изделия, так как покупатель – не историк, покупателя и его гостей, – последнее слово он повышенным тоном подчеркнул, – больше интересует рабочая диковинка, забавная редкостная вещица, которой ни у кого другого нет».

«Ёмкое признание, – подумал Демьян, – только никто вам, уважаемый Антон Маркович, дискуссию не навязывает. Возможно, вам её навязывают другие господа – знатоки и поклонники старины, и вы даже от этого устали, но я здесь не причём».

Однако спросил он, по возможности дипломатично, о другом:

– Вот этот ваш принцип, торговое кредо – о «рабочих диковинках» не нарушает, так сказать, связь времён? Антиквариат остаётся антиквариатом?

– Намёк понятен, – ничуть не обидевшись, ответил директор. – В классическом, идеальном, так сказать, смысле нарушает. Некоторые истлевшие под гнётом веков детали мы меняем. Да, меняем, стараясь при этом сохранить изначальный внешний вид и, по возможности, используемый материал. «По возможности» – по той простой причине, что некоторые материалы и рецептура их изготовления или приготовления канули в Лету.

Директор вёл себя спокойно, демонстрировал любовь и к своему торговому заведению, и к избранному направлению бизнеса, что даже вызывало определённую симпатию.

– Изменения, вносимые нами, незначительны, в рамках объективной необходимости. И главное, – Антон Маркович сделал многозначительную паузу и прибавил звук, словно старался, чтобы его речь в этой части наверняка попала в предполагаемую запись, – в сопроводительных документах мы даём не только исчерпывающую пользовательскую инструкцию, но и указываем перечень восстановленных деталей, – хитро улыбнулся, обозначил глазом действие, похожее на подмигиванье и добавил: – А делиться или не делиться с кем-либо подробностями приобретения антикварного изделия – это уже на усмотрение покупателя.

В качестве примера директор показал типовой набор документов, вручаемых покупателю. Выглядело внушительно. Заметив понимание в глазах Демьяна, Антон Маркович задал почти риторический вопрос:

– Как вы полагаете, в исторических музеях, образцах старинной архитектуры… все гладко с соответствиями, так сказать, времён?

– Думаю, не гладко, – ответил Демьян, отнеся вопрос к нериторическим.

– Вот и я так думаю, – продолжил директор. – Даже не думаю, а знаю наверняка. Так что у нас с этим делом порядок.

Демьян не совсем понял, что значило «с этим делом», но не стал утруждать себя раздумьями, предположив, что директор опасается обвинения в исторических фальсификациях. Он уже хотел перейти к основной части визита и интересующим его вопросам, но Антон Маркович не угомонился.

– Вот, к примеру, сабля булатная, что мы осматривали. Я вас, как и любого покупателя, сразу предупредил: камни поддельные. Но красота? А булат? И поиск средневековых металлургов! Такую вещь иметь дома! Завистливые взгляды друзей! А вот «катюша»… Ну, нет сейчас такого фитиля. Мы закладываем свой – качественный, но похожий. А кремень и кресало – металлическая пластина такая, ну, вы видели? – настоящие. Набор, доложу вам, редкий. И представляете, достаёте вы сигару, высекаете огонь, фитиль загорается… Прелесть! Все смотрят, завидуют, медленно выпадают в осадок!

Демьян не стал оспаривать прелесть прикуривания сигары от сталинградской зажигалки и аккуратно перешёл к сейфам.

Можно было предположить, что все те мелкие и не мелкие ремонты и реставрации, о которых шла речь в начале разговора, кто-то выполнял. Директор не разочаровал: действительно, есть такой человек, мастер на все руки, «наш левша» и так далее. А потом запнулся, и на лице его выразилось крайнее удивление. Он объяснил: вдруг осознал, что не знает ни имени, ни фамилии мастера.

– Как не знаете? Вы же общались как-то… Расчёты производили…

– Ну, общаться не сложно – величали его Реставратор, вот и все общение. А вот насчёт расчётов… Ей богу, не помню… Нет, помнить-то и нечего. Не знал и не знаю! Странно, сам удивляюсь, только сейчас осознал… Почему никогда на задумался…

Похоже, что на этот раз директор задумался. Не об имени – о расчётах. Понятно: наличка, она и есть наличка. Но ведь иногда можно и даже нужно официально оплатить.

Демьян не стал уходить в сторону налоговых дебрей. Ему нужны были сейфы.

Антон Маркович не скрыл облегчения – подводный камень, может, и временно, но миновал. И нарисовал, вроде, вполне понятную картину.

Сейфы были приобретены у частных лиц – вполне привычная легальная сделка. Вид – не ахти. Вот тут и был приглашён реставратор.

– Как? – спросил Демьян.

– Что как? – несколько опешил директор.

– Приглашён как? Телефон, посыльный?

– По телефону, конечно. Вот у меня и номерок…

Листочек с номерком перекочевал в карман Демьяна.

– Что значит «не ахти»? – задал второй не совсем корректный вопрос Демьян.

– В смысле? – занервничал директор.

– Вы сказали сейфы – не ахти, состояние, как я понимаю, неважное…

– А-а, кто ж вещь добротную, ухоженную продаст… За дёшево. – Похоже, директор умилился наивности представителя закона. – Побитые, потёртые, без бирок… У них у каждого – такая судьба!.. Погрузки, разгрузки, переезды, возможно, пожары и даже бомбёжки. Человек, ежели ему годков сто пятьдесят–сто шестьдесят, бывает бодрым?

Демьян не высказал свою точку зрения, ибо такой возраст ему представился слишком гипотетичным.

– Вот он их и привёл в порядок, подмарафетил, – продолжил Антон Маркович. – И задача в данном случае, я бы сказал, упрощалась. Дело в том, что сейфы те – братья–близнецы, что ли. Одной фирмой изготовлены, в одно время… приблизительно. Внешне – не отличишь, после реставрации, конечно. Потому и восстановил он их – бирки, товарный знак, фирменные прибамбасы всякие и прочее – по одному заказу. Заказ один, но в трёх экземплярах – так проще, мороки меньше, ну, дешевле, естественно.

– Он, реставратор этот, привёл их в первоначальный вид или, так сказать, творчески обновил? – спросил Демьян.

– Со мной можно прямо, – мягко ответил директор. – Он придал им первоначальный вид, именно – первоначальный… Вещь солидная – покупатель достойный. Опять же архивы есть, каталоги… Здесь играться нельзя. И смысла нет. Я, пожалуй, поясню…

И пояснил. Старые сейфы, старые замки, занятные шкатулки – это новая волна дорогих увлечений. И захлестнула она не только профессионалов. Втесалось в их ряды много любителей-снобов. И первые, и вторые иногда пересекаются, поэтому явных вольностей торговля себе не позволяет. Уважающая покупателя торговля, многозначительно подчеркнул Антон Маркович. Кому нужны неприятности?

Охота за шильдиками, редкими бирками, продолжил познавательную лекцию общительный директор, приобрела серьёзный размах, и иногда эти, на взгляд неосведомлённого человека, мелочи по своей значимости становятся весомей базового изделия. Сейфы, в частности, попали к нам в основном из Германии, и не только в период репараций. Дружили мы с немцами тесно до войны. Но дружба кончилась, а сейфы остались. Потому и предметы особой гордости коллекционеров оказались сбитыми, спиленными – за пользование немецкой вещью можно было поплатиться и карьерой, и свободой.

В данном случае повезло – почти вся «знаки отличия» на месте, но кое-что подправить, откосметировать имело смысл. Что и было сделано. Вещи от этого только выиграли…

Магазин, надо полагать, тоже не проиграл, подумал Демьян. Антон Маркович словно прочёл его мысли и как бы продолжил: «А кто ж будет себе в убыток торговать? Заработали прилично! Кстати, все документы имеются…»

– А замки? – спросил Демьян.

– Замки? Боже упаси. Примечательно, что все сейфы были исправны, замки – как часы. Реставратор наш кругами ходил, языком щёлкал… Но замки не трогал.

– Может, вы просто не знаете? Такой мастер и удержался? Слабо верится, что не полазил.

– Ну, во-первых, он человек слова. В-вторых, без необходимости в замок мастер не полезет, а такой необходимости не было. В-третьих, даже если бы он захотел полазить в замках, времени у него не было: заказ шёл как срочный, времени только было на шильдики, да косметику. А в четвёртых, для того, чтобы сейфами основательно позаниматься, их в мастерскую или лабораторию надо доставить – были такие случаи. А их никто не трогал. Сейф – не спичечная коробка. Заказ он дома или, где уж, не знаю, отработал, да пару часов с товаром в подсобке повозился. Есть у него волшебный чемоданчик, он так и говорил: «Все моё ношу с собой». Вот он с этим чемоданчиком пришёл, погудел, пожужжал, кислотой экологию подпортил, маслом пол запачкал… и был таков.

Иван внимательно выслушал доклад Демьяна. Вопросов почти не задавал, испытывая перед парнем явную неловкость в связи с тем, что не мог полностью раскрыть перед ним все карты. Демьян не учёл или, скорее, не понял намёки Ивана и принёс копии документов только по сейфу Х. Этого было мало. Но как иначе могло быть – при таком дурдоме? Самому надо было идти…

Вот и выплыл реставратор, подумал Иван.

– Номер… Звонили? – спросил Иван.

Демьян смутился и неуверенно ответил:

– Да. Не отвечает.

– Не отвечает? Или… – быстро переспросил Иван.

– Нет связи. Отключён или потерян… – ответил Демьян.

– Или выброшен… – добавил Иван.

С трудом верится, что директор вообще не знал его данных, подумал Иван. Это настолько нелепо, что похоже на правду. Есть такие умельцы – молчаливые, незаметные, никому, вроде, не интересные. Делают своё дело – и никаких вопросов. Если директор здесь как-то замешан и реставратор – ложный след, то это очень грубый и неуклюжий след: можно было бы и что-нибудь позанимательней придумать. Но ведь и стетоскоп и взломщик с сигаретой в зубах – тоже не образцы мудрости…

Необходимо выяснить, как пострадавшие вышли на магазин и, в частности, на злополучные сейфы. Реставратора – искать, искать и искать! Пусть добивает Демьян.

11
Зёрна

В это трудно поверить, но знаменательное событие, всколыхнувшее всю научную общественность, не на шутку взволновавшее и позвавшее в мир сложнейших гипотез и фантастических умопостроений мятущиеся умы, нагнавшее страху на тысячи и тысячи людей, подумавших, что пришёл «конец мира», было на много лет вычеркнуто из людской памяти.

Газета «Сибирь» от 2 июля 1908 г., выходящая в Иркутске, разместила следующую информацию:

"17–го июня утром у нас наблюдалось какое-то необычное явление природы. В селении Н.Карелинском (вёрст 200 от Киренска к северу) крестьяне увидали на северо-западе, довольно высоко над горизонтом, какое-то чрезвычайно сильно (нельзя было смотреть) светящееся белым, голубоватым светом тело, двигавшееся в течение 10 минут сверху вниз. Тело представлялось в виде «трубы», т.е. цилиндрическим. Небо было безоблачно, только невысоко над горизонтом, в той же стороне, в которой наблюдалось светящееся тело, было заметно маленькое тёмное облачко. Было жарко, сухо. Приблизившись к земле (лесу), блестящее тело как бы расплылось, на месте же его образовался громадный клуб чёрного дыма и послышался чрезвычайно сильный стук (не гром), как бы от больших падавших камней или пушечной пальбы. Все постройки дрожали. В то же время из облачка стало вырываться пламя неопределённой формы.

Все жители селения в паническом страхе сбежались на улицы, бабы плакали, все думали, что приходит конец мира".

Прошло всего 2 года, и на оборотной стороне листка отрывного календаря от июня 1910 г. была напечатана следующая заметка: «В половине июня (по старому стилю) 1908 г. в г. Канске около 8 часов утра, в нескольких саженях от полотна железной дороги, близ разъезда Филимонова, не доезжая 11 вёрст до Канска, по рассказам, упал огромный метеорит. Падение его сопровождалось страшным гулом и оглушительным ударом, который будто бы был слышен на расстоянии более 40 вёрст. Пассажиры подходившего во время падения метеорита к разъезду поезда были поражены необычным гулом; поезд был остановлен машинистом, и публика хлынула к месту падения далёкого странника. Но осмотреть ей метеорит ближе не удалось, т.к. он был раскалён».

Читатель тогда более, чем в наше противоречивое время, доверял печатному слову. И можно только представить, какие смелые идеи и предположения рождались тогда относительно упавшего небесного тела. И возможно, этот поток попыток научного осмысления и романтического восприятия столь громкого события мог вылиться в массовое изучение проблемы и рождение ярких однозначных выводов. Но время было неспокойное, место удивительного происшествия – далёкая, суровая Сибирь… О катастрофе на время просто забыли. Изредка появлялись отрывочные упоминания о сибирской, тунгусской, филимоновской (называли – кому как нравится) катастрофе, но никакого движения в сторону изучения тайны они не пробуждали.

И только в 1921 году один человек, как это ни банально, посмотрел на листок отрывного календаря и прочёл сообщение о наблюдавшемся в Енисейской губернии полёте большого болида. И могла бы эта заметка остаться не замеченной, но попала она на глаза учёному, увлечённому поиском метеоритов, геофизику Л. А. Кулику. И привела эта «встреча» к тому, что в этом же году к месту предполагаемого падения небесного тела, в – Восточную Сибирь, была предпринята экспедиция.

Найти гигантский метеорит – задача достойная и заманчивая. Были изысканы средства, подобрались добровольцы – учёные–энтузиасты, романтики, искатели приключений, которых объединяло горячее желание познать одну из главных тайн начала века.

Экспедиция прихватила и следующий год, отчёт о её работе опубликовал журнал «Мироведение». Его поначалу пролистал, а затем внимательно прочитал Смагин. Статья делала упор на падение гигантского небесного тела. Ни само тело, ни его детали не были найдены. Однако учёные в основном по косвенным данным определили район его падения – река Катанга, так её называли эвенки, или Подкаменная тунгуска.

Смагин отметил: материла для однозначных выводов мало. А что касается вопроса, непосредственно его интересующего, то состав экспедиции в журнальной статье не приводился, и потому интересующую его персоналию найти в отчёте не удалось. Ответ на запрос в Минералогический музей Академии наук и другие, имеющие отношение к организации экспедиции инстанции, мог готовиться многими днями и даже неделями. Арсентьеву было поручено разобраться за день, максимум два.

А вызван был интерес к метеоритной проблеме довольно непростым обстоятельством. В деле появился ещё один очевидец, и даже участник, чрезвычайного происшествия, рассказ которого был подстать двум предыдущим свидетельствам.

Сокольникова Мария Ивановна, москвичка, проживающая в зоне поиска, обозначенной Арсентьевым, ознакомила сотрудников УРР со странной и поначалу вызвавшей недоверие историей. Её племянник, с которым она виделась в последние годы довольно редко, если верить её словам, как раз и был участником той сложной и довольно рискованной экспедиции.

Мария Ивановна, женщина в годах, безграмотная, рассказывала сбивчиво, неуверенно, путалась в датах, названиях учреждений. Многое пришлось уточнять и додумывать.

Смагин сознательно переставил хронологию её свидетельства, не меняя фактажа, чтобы облегчить восприятие рассказанного.

Племянник заходил к ней по возвращении их экспедиции, рассказывал о сибирском крае, делился впечатлениями о своей работе. Простой женщине трудно было представить картины и проблемы, излагаемые молодым эмоциональным родственником. Помнит: путь был дальний – много дней, вроде, до Иркутска, затем больше сотни вёрст по тайге. Комары, болота, добычливая охота, добрые и забавные местные жители… Многое забылось. Пару–тройку раз забегал племянник и в последующем. Пили чай, говорили о новой жизни. И все бы хорошо, но посетил её с год назад учёный воспитанный господин… Она так и сказала «господин», затем поправилась – солидный мужчина. Представился участником той самой экспедиции и с прискорбием сообщил: он очень долго её искал, чтобы сообщить печальную весть – её племянник ещё тогда, давно, в экспедиции погиб.

Женщина настолько растерялась, затем испугалась, что приняла неожиданную и страшную весть молчаливо. Мужчина отдал ей кое-какие мелкие вещи, принадлежавшие усопшему племяннику, и, оставив листок бумаги, где было указано место его захоронения, удалился. Она не поверила. И как тут поверить, если видела и не раз своего родственника после его смерти.

Смагин крутил в руках записку. Никаких мистических настроений у него не возникло. Во-первых, женщина не в ладах с памятью, путается. Во-вторых, она сам лично знал немало случаев, когда после жестокой войны, голода, разрухи, массовых переездов, бегства и возвращения людей и «покойники» оживали, и давно пропавшие дети находились, и чего только граничащего с удивительным чудом ни случалось. На записке был указан населённый пункт Тайшет и данные покойного: Синельников Илья Петрович. Возможность проверить информацию вызывала у Смагина сомнение, но проверить было необходимо.

Погиб… С учётом природных условий места поиска небесного тела, чрезвычайным событием это назвать нельзя. В чертовщину Смагин не верил, но как ещё назвать появление покойника в доме Сокольниковой? Возможно, незнакомец что-то напутал – разберёмся. С момента его визита прошёл, со слов Сокольниковой, приблизительно год. За это время племянник не появлялся, не было от него и никаких вестей. Почему она молчала? А кому рассказывать о визитах покойников? Паре соседок? От них и поступил сигнал. И поступил он после последнего крайне странного и пока не объяснимого визита, о котором испуганная женщина не преминула сообщить подругам. Судя по описанию Сокольниковой, это мог быть тяжёлый сон, даже галлюцинация. Почему Сокольникова в тот самый, последний, раз увидела в племяннике китайца? Она этих китайцев хоть раз наблюдала в жизни? Если только добровольцев товарища Якира, отдельных торговцев, да дворников… Что её натолкнуло на такой необычный образ? Необходимо изучать, думать, искать.

Смагину нравился душистый крепкий янтарный плиточный чай. Он попробовал стакан рукой – тёплый, отхлебнул и подумал: «Странно, уже без него не могу. Привык. Если не выпью стаканчик, слабость лёгкая в ногах, даже головокружение. Надо как-то сократить потребление, а то разошёлся – аристократ!» Он редко видел взволнованного Арсентьева, сотрудника молодого, несколько несобранного, но человека по жизни опытного, решительного, не лишённого неординарных подходов к решению поставленных задач. Но именно таким он выглядел, когда вошёл в кабинет. Смагин не стал спрашивать.

– Был в кадрах, – начал Арсентьев, подумал, видимо, подбирая формулировки, но решил не усложнять и выразился кратко: – Подтвердили! Был такой. Погиб. Похоронен в Тайшете.

Смагин не ожидал полного совпадения. Что-то было не так, не вязалось.

– С кем беседовал?

– С замом по кадрам.

– Детали?

– Экспедицию собирали из разных учреждений. Брали добровольцев – надёжных, проверенных. Общий список хранится в кадрах в музее. Сам Синельников из Горного института. К списку, что в кадрах, приложен рапорт о гибели. Имеется копия уведомления, направленного по месту основной работы.

– Это в Горный институт?

– Да.

– Что сказано в рапорте? – спросил Смагин.

– Смертельно травмирован лесиной.

– Сибирь… – пробормотал Смагин.

«Доброволец надёжный, проверенный…» Не всегда реальный человек соответствовал, таким, казалось бы, безупречным характеристикам. На траурном заседании II Всесоюзного съезда Советов, состоявшемся 26 января 1924 г., накануне похорон В. И. Ленина, было принято два важных решения: переименовать Петроград в Ленинград и укрепить партийные ряды массовым приёмом пополнения рабочими от станка. Этот процесс был назван ленинским призывом. Смагин знал статистику роста партийных рядов, она представлялась ему очень показательной, заслуживающей тщательного анализа.

В 1917 году в партии насчитывалось порядка двадцати пяти тысяч человек – тех, кто вынес на себе всю тяжесть революционной работы, закончившейся приходом большевиков к власти. Уже в 1921 года партийные ряды выросли до шестисот тысяч человек. Но количество не есть качество, решило руководство молодого государства, и в этом же году была начата масштабная суровая чистка, показавшая и выявившая многих отщепенцев, перерожденцев и просто скрытых врагов. К началу 1924 партийные ряды составляли приблизительно триста пятьдесят тысяч, ленинский призыв увеличил их на двести сорок тысяч.

Это было не просто пополнение, это было – обновление, новая тенденция. Каждый понимал процесс партийного строительства по-своему, хотя это вовсе не означало стремление каждого выкрикивать свою исключительную точку зрения на оживлённом перекрёстке. Смагин выделил для себя две составляющие. Первая – на смену элитарной партии товарища Ленина, ордену меченосцев, пришла и приходит массовая партия товарища Сталина. Вторая – принадлежность к партии означала теперь не только верность её идеалам, но и строгое соблюдение партийной дисциплины: неукоснительное подчинение меньшинства большинству при реализации принятых решений.

После острой внутрипартийной борьбы, бескомпромиссных, порой заводящих в тупик дискуссий, мятежей и расколов такой подход был логичен. Но к чему он мог привести в будущем? Этот вопрос Смагина серьёзно беспокоил. Он не спешил поделиться своими мыслями с первым встречным, но своё осторожное отношение к «проверенным и надёжным» не скрывал. Для него эта дежурная формулировка ничего не значила.

И здесь Смагин, обладающий довольно широкими взглядами, превратился в непреклонного скептика.

– Этого не может быть! – твёрдо сказал начальник УРР, подумал и предложил: – Давай сначала… Как был сформулирован вопрос? Однофамилец? В списке экспедиции нет другого Синельникова? Ошибка?

– Исключено. Я список просмотрел.

– Инициалы, даты, возраст?..

– Инициалы – те. Год рождения совпадает. Год, месяц… Одна экспедиция за небесным камнем была. О второй пока только говорят, планируют…

Смагин был рьяным противником алкоголя. Но сейчас ему захотелось выпить – сразу стакан, залпом. Он ничего не мог понять и ничего не мог придумать. В голову пришла только одна мысль – простая и много раз проверенная – поехать и разобраться самому! Нет, пока не в Тайшет. В кадры. Посмотреть, показать ещё раз фотографии.