Текст книги "Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному"

Юрий Векслер
Пазл Горенштейна

© Юрий Векслер, автор, 2020

© «Захаров», 2020

От автора

Исаак Бабель любил в малознакомых компаниях один «розыгрыш». Он, к которому всегда было привлечено внимание, как бы невзначай негромко ронял фразу: «Ну, интеллигентному человеку в жизни достаточно прочесть 10–12 книг». И когда заинтригованное окружение вопрошало: «А какие, Исаак Эммануилович, какие?», Бабель, хитро улыбаясь, отвечал: «Ну, для того чтобы каждому определить эти свои 10–12, надо, конечно, прочитать пару-тройку тысяч томов».

Однажды в мой список важнейшей, необходимейшей составляющей вошли книги писателя, драматурга и сценариста Фридриха Горенштейна, без которых я не был бы тем, кем ныне себя мыслю.

Все, что я читал у Горенштейна, поражало неведомой мне до того степенью правды отражения, известной из опыта советской послевоенной жизни, а также стилистическим разнообразием. Это был мастер, не вписывающийся ни в какие рамки. Писатель без табу.

Надо ли знать читателю о писателе что-нибудь, кроме того, что он писатель? По большому счету нет. Писатель пишет книги, и, если они изданы и доступны, биографическое – вторично. Или, цитируя Войновича, «продукт вторичный». Когда есть «Божественная комедия», «Дон Кихот», «Гамлет» можно ничего не знать о Данте, Сервантесе, Шекспире, о котором мы и в самом деле ничего толком не знаем…

Но однажды Фазиль Искандер предложил такой взгляд на биографию писателя, что он, этот взгляд, если солидаризоваться с ним, мотивирует на биографические исследования жизни выдающихся литераторов: «…Существует жалкий предрассудок, что, садясь писать, надо писать честно. Если мы садимся писать с мыслью писать честно, мы поздно задумались о честности: поезд уже ушел. Я думаю, что для писателя, как, видимо, для всякого художника, первым главнейшим актом творчества является сама его жизнь. Таким образом, писатель, садясь писать, только дописывает уже написанное его жизнью. Написанное его личной жизнью уже определило сюжет и героя в первом акте его творчества. Дальше можно только дописывать».

Имеется в виду абсолютная честность перед самим собой. Ее Горенштейн демонстрировал всю свою жизнь. Именно поэтому процессы становления личности Фридриха Горенштейна, его развитие представляют как психологический, так и исторический интерес.

Корпус текстов родившегося 18 марта 1932 года в Киеве и ставшего в 11 лет сиротой писателя Горенштейна представляется мне трудным пазлом, даже если вычесть из него полемически разгоряченную публицистику.

«Его трудно понять, потому что его трудно вместить». Так сказал Владимир Пяст о Мейерхольде. Так же можно сказать и о Горенштейне.

Писатель русский по языку, на котором творил, и в то же время российский, украинский и еврейский – по персонажам и местам действия его произведений, философский – и религиозный – по содержанию написанного («Ступени», «Псалом», «Притча о богатом юноше»), плюс к тому и исторический писатель в своих драмах о Петре Первом и Иване Грозном, Горенштейн, как и любой большой писатель, был сложным, но, смею думать, общечеловеческим художественным явлением. Он очень разный в различных произведениях. В этом трудность охвата его как явления, в целом. Пазлами (т. е. произведениями, цельность которых охватить непросто) являются и некоторые его монументальные сочинения, такие как «Псалом», «Место» и «На крестцах»… А начинал он с рассказа «Дом с башенкой», напечатанного в 1964 году в журнале «Юность». Это была первая публикация его серьезной прозы в СССР. Второй пришлось дожидаться больше 25 лет.

Путь к книге

Однажды я был на лекции замечательного театрального педагога Аркадия Кацмана. Он там среди прочего говорил: «Мне, зрителю в зале, в наше время важно понимать, знать, какое внутреннее право имеет тот на сцене (актер, режиссер, театр) мне ЭТО транслировать».

Эта книга возникла как компенсация. Компенсация памяти (точнее, опасности исчезновения памяти) о большом и пока, к сожалению, непрочитанном очень многими русском писателе. Сама непрочитанность эта – диагноз. Как минимум глубокого кризиса российского культурного слоя (или, может быть, отторжения части этого слоя после прочтения романа «Псалом»): ведь даже рафинированная интеллигенция за редкими исключениями не знает, не читала Горенштейна. Я не пророк и апокалиптических прогнозов не делаю, и все же отказ «самой читающей страны» от посланного Богом таланта, от изучения его «месседжа» говорит о кризисе, который, конечно, и без этого виден невооруженным Горенштейном глазом. С ним было бы еще яснее. Поэтому книга эта адресована тем, кто способен выйти из этого кризиса индивидуально, презрев преобладающее, но ошибочное общее мнение и индивидуально оценив Горенштейна как очень крупного русского писателя, может быть, как последнего классика.

Итак, перед вами книга о моем любимом авторе. Она продолжает давно ведущуюся работу, цель которой – популяризация большого писателя, дабы он был лучше услышан и понят. Горенштейн по причинам сложности писательской судьбы нуждается в этом, а по достоинствам сделанного им он заслуживает этого, по моему убеждению, как никто другой.

Мой интерес к творчеству Горенштейна начался в Москве с пьесы «Бердичев» (1975), напечатанной за границей: ее дал мне в 1984 году читать Марк Розовский. Помню впечатление от первых страниц и от главной героини Рахили Капцан. Впечатление не очень приятное, так как Горенштейн, описывая с натуры свою тетку, ничего не приукрашивал и нарисовал ее скорее антипатичной: грубой, необразованной, злоязыкой, всех проклинающей и выгадывающей копейки даже за счет собственной старшей сестры Злоты. Я был тогда вполне в плену «гетто-комплекса» (я не знал тогда этого слова, впервые услышав его позднее в Берлине от Горенштейна, для которого, как я узнал в дальнейшем, это было очень важное понятие в еврейском дискурсе), и меня коробило такое изображение еврейской женщины. Эти чувства мешали мне тогда оценить революционность самого факта изображения евреев, табуированных до того в советской прозе. Но что удивительно: дочитывая пьесу, я неожиданно поймал себя на том, что как-то незаметно для себя успел эту в чем-то неприятную Рахиль Капцан… полюбить. Полюбить, несмотря на все ее недостатки. Как сотворил автор со мной это волшебство преодоления первого впечатления от человека? Не знаю, но это действительно маленькое художественное чудо.

Пьеса рассказывает о послевоенной жизни потерявшей на фронте мужа Рахили, ее семьи и соседей по бердичевскому дому и двору (русских, евреев, украинцев, поляков). Время действия охватывает период более чем в тридцать лет.

Потом, спустя 14 лет, я оказался в Берлине и мне захотелось устроить публичное чтение пьесы «Бердичев» по ролям. Мне удалось собрать смешанную группу актеров (двоих профессионалов, но в основном любителей), и мы начали репетировать. Я знал, что Горенштейн живет в Берлине, узнал его телефон, позвонил и попросил напеть те песни, которые были в тексте.

Так я увидел Горенштейна первый раз. Он показался мне похожим на боцмана, так как дома любил ходить в тельняшке. Он напел мне все песни, а потом пришел на чтение. Это было 7 июня 1998 года. Несмотря на душный день, пришло немало людей, и чтение примерно одно трети огромной пьесы (чтение всей пьесы заняло бы не менее семи часов) имело успех, публика смеялась, и, как я потом узнал от Мины Полянской (она рассказала об этом на поминках), Горенштейну понравилось и он об этом неоднократно говорил.

Потом мы изредка виделись, и в том же, 1998 году я попросил его прокомментировать для берлинского радио то, что руководство Центрального совета евреев Германии смогло запретить премьеру пьесы Райнера Вернера Фассбиндера «Мусор, город и смерть», обвинив пьесу в антисемитизме. Горенштейн, сославшись на то, что он пьесу не читал, комментировать отказался, но высказал тогда в беседе несколько очень важных для него мыслей.

Ю.В. У Горького есть рассказ «Рождение человека», где солнце, по воле авторской фантазии, «думает»: «А ведь не удались людишки-то!» Читая ваши книги, можно предположить, что такой взгляд на человечество, как на неудавшееся племя, вам близок?

Ф.Г. Почему это мой взгляд? И это не Горького взгляд. Это из Библии взгляд. Поэтому и был Всемирный потоп и так далее… Моя позиция, безусловно, отличается от позиции гуманистов. Я считаю, что в основе человека лежит не добро, а зло. В основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла. И это далеко не всегда удается. В моем романе «Псалом» есть разговор одного из героев с гомункулом. Герой спрашивает, как различать добро и зло, ведь зло часто выступает в личине добра, и это на каждом шагу. А «человечек из колбы» ему отвечает: «Если то, что ты делаешь и чему учишь, тяжело тебе, значит, ты делаешь Доброе и учишь Доброму. Если учение твое принимают легко и дела твои легки тебе – значит, ты учишь Злому и делаешь Зло…»

Пьесу Фассбиндера Горенштейн позднее прочитал и написал о ней.

Главным же предметом размышлений Горенштейна была Россия, русская история, русская ментальность. Ей посвящена большая часть его сочинений.

Однажды, в 2001 году, посетив Горенштейна, я поразился его непривычной для меня худобе. Он, по его словам, похудел на 20 килограммов. Но в тот момент Горенштейн еще чувствовал себя хорошо и с гордостью стал рассказывать мне, что он «правильно худел». Это было, скорее всего, трагическое совпадение: он действительно хотел похудеть и предпринимал для этого усилия, но одновременно уже действовало и его онкологическое заболевание, о котором он через некоторое время оповестил и меня, сказав, что надеется все же на врачей, может быть, на операцию…

2 марта 2002 года мне позвонила в Берлине Мина Полянская и сообщила о смерти Фридриха Горенштейна. Я позвонил на «Радио Свобода» Петру Вайлю, с которым был знаком, и предложил, чтобы радио как-то отозвалось, а он в ответ предложил мне самому написать текст и зачитать его в эфире.

Что и было сделано.

Последняя фраза некролога:

«Горенштейн во всем, что он написал, – мастер подробностей. Немцы говорят: «Черт прячется в деталях». Для меня в деталях написанного Горенштейном проглядывает Бог».

Инициировал я передачи в память о Горенштейне и на «Немецкой волне», и на Берлинском радио.

В том же году в память о Горенштейне я поставил в Берлине спектакль по его рассказу «Шампанское с желчью» с Александром Филиппенко и Эрнстом Зориным. Спектакль был в 2003 и 2004 годах многократно с успехом сыгран в Германии и по одному разу в Москве и Челябинске. В Москве 9 марта 2003 года зрителями спектакля были Владимир Войнович, Бенедикт Сарнов, Виктор Славкин. Владимир Николаевич Войнович пришел позднее в Мюнхене на спектакль и во второй раз. (см. стр…)

С приятным удивлением я прочитал годы спустя о своем спектакле в Берлине в воспоминаниях швейцарской славистки Корин Амашер.

Корин Амашер

Вечером 2 марта 2003 года в кинотеатре «Арсенал» на Потсдамерплатц зал полон. В 18 часов здесь начнется спектакль Юрия Векслера по рассказу Горенштейна «Шампанское с желчью» (1986). Играют Александр Филиппенко и Эрнст Зорин. Главный герой рассказа, известный театральный режиссер Ю., «по своему происхождению был из бывшей черты оседлости, и эти места своего детства и юности он любил, хоть и не афишировал, карьеру же свою делал в самой гуще русского национального искусства, сочетая хороший мужской профессионализм с мягкой женственностью в обхождении с покровителями и врагами». Действие происходит в 1973 году, во время войны Судного дня.

Каждая ироническая фраза, каждый намек – похожи на удар ножа. Ирония Горенштейна едка. Надо было видеть Филиппенко в роли Овручского, хореографа «известного московского ансамбля», который «танцует вприсядку», «надевая на лицо улыбочку». Надо было видеть сцену, когда «покровитель» Ю., кровь которого «тоже не мазутом пахнет», подсказывает ему идею вступить в Общество советско-арабской дружбы, объясняет ему, как жить «согласно обстоятельствам»… Неудержимо хочется смеяться, чтобы отогнать от себя всю абсурдность и жестокость советского режима. В конце спектакля публика бурно аплодирует. На сцену выносят портрет писателя. Появляются цветы.

И все-таки остается чувство неловкости. Этот полный зал, эти аплодисменты… Я представляла его сидящим в зале. Я уверена, он хотел признания широкой публики. А не только «специалистов». Когда я ему рассказала, что в Женевском университете мы вместе со студентами читали повесть «Улица Красных Зорь» и что этот замечательный текст сильно взволновал их, я чувствовала, что он был тронут. Почему надо ждать смерти писателя для того, чтобы аплодировать ему с таким волнением, с таким восхищением и с такой силой?

Став в 2003 году корреспондентом «Радио Свобода» по Германии, я начал заниматься журналистской пропагандой творчества Горенштейна, в 2010-м сделал первый вариант страницы Горенштейна на «Радио Свобода», познакомившись с которой Андрей Кончаловский написал мне: «Дорогой Юра! Вы делаете неоценимое дело! Готов помогать, чем могу, в любой форме! Если не мы, то кто?! Память о гении нужно сохранить в век укорачивающейся не по дням, а по часам – человеческой памяти. Рассчитывайте на меня. Ваш Кончаловский». Для меня это была очень важная моральная поддержка, но Андрей Сергеевич неоднократно помогал мне совершенно конкретно, в частности при создании фильма о Горенштейне.

В 2011 году мне удалось найти первого союзника по переизданию книг Горенштейна в России в лице Алексея Гордина, тогда главного редактора издательства «Азбука», и составить и подготовить к печати четыре книги: «Искупление», в которую вошли также «Дом с башенкой» и, впервые в России, «Попутчики»; «Псалом», где помимо одноименного романа были две другие повести религиозного дискурса – «Ступени» и «Притча о богатом юноше»; «Место» и «Перевоплощения» – сборники разнообразных сочинений писателя.

Так я начал заниматься возвращением книг Горенштейна в Россию. В 2015 году Ирина Прохорова приняла мои предложения издать в НЛО «Дрезденские страсти» и «На крестцах», в 2016-м издательство «Сеанс» (Константин Шавловский) – том кинопрозы «Раба любви», а в 2017-м «Редакция Елены Шубиной» (АСТ) тоже согласилась издать сборник прозы Горенштейна «Улица Красных Зорь». В 2020 году Ирина Богат (издательство «Захаров») выпустила книгу «Попутчики».

Обе книги для НЛО я готовил в содружестве с Григорием Никифоровичем (Сент-Луис, США), автором книги «Открытие Горенштейна» и статей о писателе. Ему моя сердечная признательность в том числе за поддержку идеи сделать эту книгу.

Параллельно с выпуском книг, точнее еще до начала этой деятельности, я, примерно с 2007 года, искал видеоматериалы и снимал интервью для фильма «Место Горенштейна». В декабре 2015 года на фестивале «Артдокфест» состоялась премьера фильма. Не премину с благодарностью отметить финансовую помощь для завершения работы над фильмом, которую организовали тогда Андрей Кончаловский и Михаил Швыдкой. В том же году фильм «Место Горенштейна» выдвигался на премию «Лавр».

В январе 2016 года по приглашению Ларисы Малюковой фильм с успехом прошел на онлайн-фестивале «Новой Газеты», где его в течение суток посмотрело более 15 тысяч человек (лидерство по числу просмотров).

В том же, 2016 году фильм был приглашен на кинофестиваль «Меридианы Тихого» во Владивостоке и на фестиваль лучших русскоязычных документальных фильмов в Нью-Йорке (диплом).

Отдельные показы картины состоялись в Тель-Авиве, Лондоне, Копенгагене, Киеве, Бердичеве, Берлине и других городах Германии. Лариса Малюкова осуществила на основе фильма оригинальную публикацию в «Новой Газете».

Книга

Предлагаемая Вашему вниманию книга, в которой можно впервые прочитать многие тексты и интервью Горенштейна, а также воспоминания о нем, является естественным продолжением работы над фильмом.

Работа над книгой обогатила меня новыми знаниями о Горенштейне. Я лучше, чем раньше, разглядел его ВЫСОКУЮ ИГРУ ПИСАТЕЛЯ, его искусство. Лучше понял, кто были для него в жизни враги и оппоненты, а кто если не друзья, то партнеры и доброжелатели.

Неведомый до сих пор многим юмор Горенштейна стал мне внятен еще во время работы над спектаклем «Шампанское с желчью». Уже на зрителе оказалось, что количество смеховых реакций даже трудно сосчитать. Теперь я вижу улыбку Горенштейна, когда читаю самые разные его вещи.

Цитата из неизвестного автора: «Бессознательно накапливающий (впечатления) и бессознательно (их) выражающий – гений. Сознательно накапливающий и бессознательно выражающий – талант. Сознательно накапливающий и сознательно выражающий – бездарность».

Примем это в качестве гипотезы.

Горенштейн, выехавший в возрасте 48 лет из СССР в Германию, говорил, что он вывез в себе столько материала для творчества, что хватит и на 100 лет. Он, я уверен, чаще всего накапливал впечатления бессознательно. Ибо реагировал нестандартно на возможные и отвергаемые другими источники.

Камень, который отвергли строители…

Бессознательно накапливал Горенштейн везде. Виктор Славкин, который однажды сказал мне, что понимает, что событий более значимых, чем его встреча с Горенштейном, в его жизни, пожалуй, не было, вспоминал:

Виктор Славкин

Однажды, сидя у меня в маленьком кабинетике журнала «Юность», он увидел на столе кипу рукописей, пришедших по почте, так называемый «самотек», и попросил десятка два взять на некоторое время домой. Потом принес эти рукописи и попросил еще. На третий раз я спросил, зачем ему это. «В строчках графомана застряло время. Писатель пишет и редактирует свой текст, отбрасывает то, что кажется ему случайным или неважным. Графоман пишет, не задумываясь, всё, что приходит ему в голову, и там иногда попадаются очень ценные вещи». В те годы графоман имел бóльшие шансы опубликоваться, чем настоящий писатель.

А вот интересное место из воспоминаний режиссера Леонида Хейфеца.

Леонид Хейфец

Нас еще связывала одна маленькая традиция, инициатором которой был он. Каждое 9 мая он предлагал мне идти с ним в скверик к Большому театру. Циничная Москва – сограждане, друзья – хохотали по этому поводу. А мы с ним встречались где-то в районе 10 утра уже в скверике и проводили в этом скверике почти весь день. Это же все-таки были 70-е годы, еще многие были живы. И вот эти встречи, эти лица, эти обрывки фраз, эти песни, эта иногда такая аляповатая театральщина, а иногда сквозь это проступала какая-то настоящая человеческая жизнь и судьба. Он это наблюдал. Он, не уча, учил меня видеть этих людей.

Горенштейн говорил в интервью Джону Глэду об источниках романа «Псалом»:

Ф.Г. Радиокомитет начал розыск пропавших во время войны родственников. Было объявлено об этом и предложено писать письма, в которых бы рассказывалась жизнь каждого из пытающихся найти этих своих родственников. Некоторые из этих писем были переданы в эфир, а другие – наиболее интересные – один из технических работников передал мне. Я еще не знал, какой именно период истории России буду описывать, и вот эти письма подсказали мне форму построения – на притчах, начиная с коллективизации и войны по семидесятые годы. Вот так – закономерное обдумывание темы и случай, который подворачивается часто, всегда, когда человек сосредоточенно думает об одном и том же…

На самом деле эти письма привез Горенштейну кинорежиссер Михаил Богин, который попросил тогда писателя его не называть…

Горенштейн дисциплинированно каждое утро садился к письменному столу в своем мини-кабинете и работал до часу дня. Ольга Юргенс вспоминает, что выходил он оттуда всегда с каким-то необыкновенным светящимся выражением лица, как будто он путешествовал в каких-то далеких краях и временах (что и было в его воображении) и с некоторым усилием возвращается к реальности.

Потом он шел гулять, чаще всего посещал блошиные рынки. Садился он за письменный стол и вечером и просиживал до глубокой ночи. Это было и время его медитаций. Однажды на вопрос одной дамы, как он сочиняет, он ответил: «Мне диктуют». Конечно, это была шутка, но…

На своей последней встрече с читателями в Берлине он, уже смертельно больной, не смог сдержать слезы, слушая, как Мина Полянская читает из его романа «Попутчики». Вот это место: монолог рассказчика Забродского, которому Горенштейн подарил свое трепетное отношение к Бердичеву и любовь к… украинскому салу:

…Я убежден, что украинское сало – лучшее в мире. Это одна из тех, немногих, истин, в которых я твердо убежден. Сама Гуменючка, насколько я помню, родом из-под Винницы и потому она владеет высшим секретом салосоления. Ибо если украинское сало лучшее в мире, то винницкое – лучшее среди украинского, а Тульчинский район, откуда Гуменючка, лучший по салосолению на Винничине. Если когда-нибудь состоится международный конгресс по солению сала, а такой конгресс был бы гораздо полезней глупой и подлой болтовни нынешних многочисленных международных конгрессов, если б такой конгресс в поумневшем мире состоялся, то его следовало бы проводить не в Женеве, не в Париже, а в Тульчине Винницкой области. И, конечно же, делегатом от демократической Украины на этом конгрессе должна бы была быть Гуменючка. Я ее помню, лицо с красными щечками, доброе и туповатое, а руки умные. Попробуйте сала, созданного этими руками, и вам в хмельном приступе благодарности захочется эти сухие руки старой украинки поцеловать, как хочется иногда поцеловать руки Толстого или Гоголя, читая наиболее удачные страницы, ими созданные. Писатель ведь пишет двумя руками, гусиное перо или самописка конечно в одной, но обе одинаково напряжены, как у старой Гуменючки при ее великом салосолении.

«Хочется иногда поцеловать руки Толстого или Гоголя…» На этой фразе Горенштейн прослезился, и я понимаю его чувства, ибо сам испытываю нечто подобное, читая его произведения.

Юрий Векслер