Текст книги "Чеканное слово"

«Мельника в песне я славлю, друзья…»

 
Мельника в песне я славлю, друзья:
Знает он тонкий и грубый помол.
Если б кружил я по жизни, скользя,
Я в жернова бы к нему пошел!
 
 
Брата хочу я воспеть, чабана,
Он воротился с альпийских лугов.
И говорить с ним, родным, допьяна
Я о делах самых трезвых готов.
 
 
Ну, а еще песню спеть я хочу
Другу сердечному – зурначу:
«Вам спасибо, дорогой
Мой зурнач.
Шевельнул одной ногой —
Обе вскачь.
Только щеки ты напряг —
Гул и звон.
И слетел с ноги башмак.
Где же он?
Разберемся, башмаки,
Кто и в чем?
Пляшут даже старики
Босиком!
Ну, спасибо, дорогой
Мой зурнач,
Топнул я одной ногой —
Сотня вскачь».
 

Осень – художница

 
Срок осени очень краток.
Художницей у полотна
Палитру осенних красок
Дарит полям она.
 
 
Красный, лиловый, желтый,
Полутона тихи…
А вот и камень тяжелый
Укрыли пышные мхи.
 
 
Высится стог. И мглою
Подернута синева,
И закрутились юлою
Мельничные жернова.
 
 
Дождь на картине нужен,
Лист на дубовом стволе
И голубые лужи
На серой, сырой земле.
 
 
Осень трудилась споро
И до прихода весны
Буркой укрыла горы —
Пусть видят зимние сны.
 
 
Под журавлиным небом
Вьется оленья нить…
Как хорошо зиме бы
Картину ее завершить!
 

Не могу

 
Вы все без меня проживете,
А я не могу без вас.
Как воздух орлу в полете,
Мне нужен родной Кавказ.
 
 
Нужны для опоры мне горы,
А для чистоты – снега
И женщина та, которая
Воистину дорога.
 
 
Я в шуме и гвалте майдана
Улавливал шаг времен —
Тяжелый и неустанный —
Мне нужен, мне нужен он!
 
 
И мне не прожить без неба,
Без ясного родника.
Пить вечно его бы мне бы —
И я бы прожил века.
 
 
Вы все без меня проживете,
А я не могу без вас
Как солнце орлу в полете,
Мне нужен родной Кавказ.
 

«Кровлю вновь заменит небо…»

 
Кровлю вновь заменит небо,
А перину – вешний луг,
Только мне бы,
Только мне бы
Горы виделись вокруг.
 
 
Не нужна вода из крана,
Были б только родники
И, как горы Дагестана,
Были б мысли высоки.
 
 
Рдеет пусть огонь в камине,
А беседы – вьется нить,
Так в горах
Живу я ныне,
Так и впредь хотел бы жить.
 

Аул Кули

 
Напоминают мне аул Кули
Плывущие по небу журавли.
 
 
Пред ним Барт – Hex – молочная река,
Которая струится по долине.
 
 
Она, как полоса небесной сини,
Привычно отражает облака.
 
 
В какую б даль мои пути ни шли,
Забыть едва ль смогу тебя, Кули!
 
 
От белых крыш твоих с далеких лет
Исходит впрямь благословенный свет.
 
 
Привет, кулинцы!
Пусть из года в год
Тучнеют ваши знатные отары,
И здравствуют воскресные базары,
И свадеб не кончается черед.
 
 
В трудах пусть будет ваша жизнь долга,
Как на вершинах вечные снега.
 
 
Я за кулинских женщин не один
Рог осушил в кругу лихих мужчин.
 
 
Кулинских не забуду шоферов.
Возглавленные Длинным Рамазаном,
Наперекор обвалам и туманам,
Они машины водят – будь здоров!
 
 
Привет, кулинцы!
Я на камне высечь
Могу слова, что вас уже пять тысяч.
И к тем словам строку прибавлю я:
«Здесь не теряют времени мужья!»
 

«Моя бы давно закатилась звезда…»

 
Моя бы давно закатилась звезда,
Когда б не имел я родного гнезда,
Словно кукушка в горах.
Когда бы для меда у горных высот
Я не лепил бы старательно сот,
Был бы подобен слепню.
 

Слезы и улыбки

 
Небо голубое,
Голубое море.
Будто бы соперничают
Счастьем чистоты.
 
 
И сады,
В апрельском, ласковом уборе,
И на Тарки – Тау первые цветы…
 
 
Только что случилось?
Горец плачет.
Плачет горец.
Хоть на слезы скуп!
В бороду седую
Неумело прячет
Светлую улыбку
Повлажневших губ.
 
 
Говорит:
– Дождался,
Вьется в космос стежка! —
Говорит:
– Гагарин! —
Вглядываясь в даль.
Говорит, что стоит
Обождать немножко,
И заменит стежку эту —
Магистраль!
Да, уж так случилось:
Плачет горец.
 
 
Горец плачет,
Не прикрыв глаза.
В бороде улыбку
Неумело прячет
И летит по радуге
Каждая слеза!
 

«Деревья, как солдаты в наступленье…»

 
Деревья, как солдаты в наступленье,
Берут в бою нелегком высоту.
А у подножий – буйное цветенье,
И рвет поток ущелья тесноту.
 
 
Одолевают скалы – единицы,
Для них нелегок край передовой,
И, охраняя зелени границу,
Здесь дерево стоит, как часовой.
 
 
Лишь самые отважные когда – то
Стояли на горах, как на посту,
Но новые деревья, как солдаты,
И умирая, рвутся в высоту!
 

«Зрелость расходует силу…»

 
Зрелость расходует силу.
Дерзок и смел молодой.
Держат вершины Вацилу
Весь небосвод над собой.
 
 
Все это верно, как то, что
Все перед жизнью равны,
И не с другой, —
а с восточной
Солнце встает стороны.
 
 
Так же, как стенам опорой
Должен фундамент служить,
Стены – поддержка, которой
Можно ль стропила лишить!
 
 
Да, мы фундамента камни,
Молодость – стройность колонн,
К звездам поднявших над нами
Купол грядущих времен.
 

Земля и человек

 
Когда человек улыбнулся впервые
В своей деревянной прадедовской зыбке,
Земля расплескала цветы луговые
Навстречу бесхитростной, тихой улыбке.
 
 
Когда засмеялся он громко и гордо
И смех подхватило, размножило эхо,
Обвалами вздрогнули древние горы,
Земля задрожала от дерзкого смеха.
 

«Балхарец – гончар за работу спокоен…»

 
Балхарец – гончар за работу спокоен:
Сделан кувшин не простой.
В ауле такой наполняться достоин
Лишь родниковой водой.
 
 
А сердце – сосуд, обожженный искусно
Нерукотворным огнем,
Хранить даже капельку мутного чувства
Не полагается в нем.
 

Счастье

 
Счастье не купить на шумном рынке,
И в какие дали ни пойдешь,
На туманном лезвии тропинки
Счастье под ногами не найдешь.
 
 
Страх отвергнув, не приемля лести,
Вызвав всех противников на бой,
Счастлив тот, кто преисполнен чести,
Оставаясь век самим собой.
 

«У времени – мудрейшие часы…»

 
У времени – мудрейшие часы,
У времени – точнейшие весы,
И на его весах гора порою
Не тяжелее капельки росы.
 
 
Пусть даже подлость в роковой черед
Владельца своего переживет,
Переживут нас
доблесть, честь и разум,
Затем, чтоб время двигалось вперед.
 

«Разбить фарфоровый сосуд…»

 
Разбить фарфоровый сосуд —
Не труд. Создать – как трудно!
И друга завести – не труд,
А сохранить – как трудно!
 

«Слепой не видел дня ни разу…»

 
Слепой не видел дня ни разу,
Но если сердце зорче глаза,
То видит в темноте оно.
 
 
А если сердце слепо, значит,
Не обладает зреньем зрячий
Ему и в ясный день темно.
 

«Друг, на внешность не смотри…»

 
Друг, на внешность не смотри:
Храбрецу – стрелку под стать
Гордо носит газыри
Не умеющий стрелять.
 
 
Зеркалом души, мой друг,
Я улыбку бы назвал,
Если б не было вокруг
Дюжины кривых зеркал.
 
 
Друг, на внешность не смотри:
Ведь случается и так —
Шкаф побит жучком внутри,
А снаружи – блещет лак.
 
 
И на веру все подряд
Стерегись ты принимать.
«Мягко стелет, – говорят, —
Да бывает жестко спать».
 
 
Друг, на внешность не смотри:
Иногда обманчив вид —
Яблоко алей зари,
А попробовал – горчит.
 

«Кто лучший воин – даст ответ война…»

 
Кто лучший воин – даст ответ война,
Разлука скажет, чья верней жена,
А горная неторная дорога
На лучшего укажет скакуна.
 
 
Года проверят истинность заслуг,
И выявит беда, кто лучший друг.
И оценить, как жизнь вокруг прекрасна
Всегда заставит роковой недуг.
 

О руках и душах

 
Многих баловней судьбы,
Что в веках не убывают,
Руки мягкими бывают,
Словно губы лошадей.
 
 
И тверды в горах всегда
В окружении утесов
Руки всех каменотесов,
Как морщинистый базальт.
 
 
Многих баловней судьбы,
Что в веках не убывают,
Души черствыми бывают,
Как морщинистый базальт.
 
 
Но мягки в горах всегда
В окружении утесов
Души всех каменотесов,
Словно губы лошадей.
 

Тропа судьбы

 
Когда бы не была крута,
Как бровь Кавказского хребта,
Людской судьбы тропинка
И не являла высота
Подобье поединка, —
Идя все выше напрямик,
Ничтожен он или велик,
В клубящемся бальзаме,
Вершины всякий бы достиг
С закрытыми глазами.
 
 
Когда бы знал любой из нас,
Где упадет в недобрый час
На каменистой грани,
На этом месте бы матрас
Он положил заране.
День прозорлив, и ночь слепа,
Темна холодных скал толпа,
И мне, брат, не в новинку,
Что жизни горная тропа
Подобна поединку.
 

«Поддельный перстень или золотой…»

 
Поддельный перстень
или золотой?
Не станет ювелир
гадать напрасно,
К металлу прикоснется
кислотой,
И станет все
через мгновенье ясно.
И время чем – то
схоже с кислотой,
Дает ответ оно, вращая
стрелки:
Правдиво слово
или звук пустой,
Души порывы
глубоки иль мелки?
 

Мельница

 
Как ни сравнивай, а все ж
Мир на мельницу похож.
 
 
Оба жернова не прочь
Золотой молоть ячмень.
Черный жернов – это ночь,
Белый жернов – это день.
 
 
Меж собой связав века,
Мчится время, как река.
 
 
Вечности родная дочь
Крутит приводной ремень.
Черный жернов – снова ночь,
Белый жернов – снова день.
 
 
И, как раньше, будет впредь
Всем помолом жизнь владеть.
 
 
И до жизни я охоч,
Шапку сбивший набекрень.
Черный жернов – здравствуй, ночь!
Белый жернов – здравствуй, день!
 

Чем с неба больше хлынет гроз

 
Чем с неба больше хлынет гроз
В счастливый месяц май,
Тем ярче пламя алых роз,
Богаче урожай.
 
 
Чем недоступней гребень гор,
Тем солнечней других.
Чем голубей вода озер,
Тем дно коварней их.
 
 
И чем темнее ночь в горах,
Тем зорче будь, джигит,
Пусть высекает конь впотьмах
Огонь из – под копыт.
 
 
Чем тяжелее путь в борьбе
И чем грозней беда,
Тем будет радостней тебе
В победный час всегда.
 
 
И сам увидишь ты, джигит,
Стряхнув с папахи пыль,
Что не далекий путь лежит
От сказки в нашу быль.
 

«Гора не сходится с горою…»

 
Гора не сходится с горою,
Но у людей иная стать:
В воспоминаниях порою
Мы с кем – то сходимся опять.
 
 
И наподобье негатива,
Что нам принадлежит одним,
Мы чей – то образ молчаливо
В архиве памяти храним.
 
 
Ах образ этот!
Он, как совесть,
Нам о себе напомнит вдруг,
И развернется в сердце повесть
Чредою радостей и мук.
 
 
Заставит сердце биться чаще
И молодость ему вернет,
Как певчих птиц в леса и чащи
Апреля солнечный приход.
 

«Ах, человек! То зол, то нежен…»

Н. Юсупову

 
Ах, человек! То зол, то нежен,
То добродушен, то жесток.
И только в счастье безмятежен,
Как в заревой росе цветок.
 
 
Но свет росы недолговечен,
К полудню высохнет она.
Цветок порывом ветра встречен,
Краса его – обожжена.
 
 
Но горе тоже отступает,
И выцветает черный цвет,
И неизбежно наступает
На крылья ворона – рассвет.
 
 
Крылом забвенья голубиным
Осушит горькие глаза.
Под небесами голубыми
Сияет новая роса.
 

«Небо с морем встречается…»

 
Небо с морем встречается
Ночью и днем,
Ночью и днем.
 
 
Небо в нем отражается
Ночью и днем,
Ночью и днем.
 
 
Сердце с миром общается
Ночью и днем,
Ночью и днем.
 
 
Сердце в нем отражается
Ночью и днем,
Ночью и днем.
 

Песня горянки, вернувшейся с чужбины

 
Всех радостей чужбины
Куда как слаще мне
В родимой стороне
Сердечная печаль.
 
 
И золота чужбины
Дороже камень мне,
Что в дымной вышине
Напоминает сталь.
 
 
Над горечью полыни
Мне слаще целый век
Ячменный есть чурек,
Чем на чужбине мед.
 
 
Нет жизни и в помине
От дома вдалеке,
Там тянется в тоске
День каждый, словно год.
 

Одна искорка

 
Когда неумолимо грянет выстрел,
Но пуля злобно свистнет стороной,
То, говорят в народе, для убийства
Недоставало искорки одной.
 
 
Врачу не хватит доброго уменья,
И вот уже покинул мир больной…
И говорят, что для его спасенья
Недоставало искорки одной.
 
 
Когда нога уже скользит по склону,
Но остановится над крутизной,
Для торжества жестокого закона
Недоставало искорки одной.
 
 
Когда к мечте идешь дорогой дальней,
Но разминешься все – таки с мечтой,
Тебе для исполнения желаний
Недоставало искорки одной.
 
 
Когда идут на равный бой атлеты
И тусклая «ничья» венчает бой,
То одному бесспорно для победы
Недоставало искорки одной.
 
 
От урожая ломятся амбары,
Но стоит искорке попасть туда,
И в два часа погибнут от пожара
Все результаты летнего труда.
 
 
Случайность то целит, то больно ранит.
Она – костер и мертвая зола…
Я искорки боюсь —
Как хрупкой грани
Непонимания добра и зла!
 

«О, смелей же, правота…»

 
О, смелей же, правота,
Перед чем ты затряслась?
Ведь порой оса и та
Тигра жалит прямо в глаз!
 

Добро и зло

 
Добро и зло – напарники – быки —
Упрямо тащат жизни колымагу.
Добро ускорит мелкие шажки —
И зло немедленно прибавит шагу.
 
 
Идут быки, бодаясь на ходу.
Одно ярмо им трет крутые плечи.
Добро и зло! Мы, к своему стыду,
Не часто различаем вас при встрече.
 

«Если бы из каждой тучи…»

 
Если бы из каждой тучи,
Прибивая прах,
Падал на поля и кручи
Теплый дождь в горах,
 
 
То над каждою тропою
Каменный утес
Вскоре царственной травою
Сказочно оброс.
 
 
Если блага даровали б
Нам мольбы ханжей,
Горы хлеба выше стали б
Горных рубежей.
 
 
В реках пенилась бы брага…
Ну, да хватит лжи.
Ведь не могут людям блага
Даровать ханжи.
 

«Шла молва, что вместо одного…»

 
Шла молва, что вместо одного
Два лица у друга моего.
Улыбаясь, поднимался
снова
Он на мой порог.
 
 
Я в его лице
лица второго
Разглядеть не мог.
Он в беседе дружеское слово
Поднимал, как рог.
Я в его лице
лица второго
Разглядеть не мог.
 
 
Но кунак мой был отпетым плутнем,
И средь бела дня
За глаза по праздникам и будням
Он чернил меня.
 
 
Грустно лик второй у человека
Обнаружить вдруг.
Одноликим пусть под небом века
Будет враг и друг.
 
 
Я в седле иль, рухнув под копыта,
Возлежу в пыли, —
Ты в глаза меня ругай открыто,
За глаза – хвали.
 

«Хоть лекарства от черных болезней…»

 
– Хоть лекарства от черных болезней
Исцеленье даруют нам в срок, —
Быть здоровым намного полезней,
Чем лечиться, – болящий изрек.
 
 
Ложь – один из опасных пороков,
И должна беспощадно она
Исцеляться, по мненью пророков,
Горькой правдой во все времена.
 

«Те, чьи руки только четкам…»

 
Те, чьи руки только четкам
Предпочтенье отдают, —
Те гадальщики с расчетом!
Вокруг пальца обведут.
 
 
Тех, кто пышет красноречьем,
Вы, друзья, гоните прочь,
Им соврать намного легче,
Чем хоть в чем – нибудь помочь.
 

«Тепло от молока коровье вымя…»

 
Тепло от молока коровье вымя,
О, как ему становится легко,
Когда губами жесткими своими
Телята пьют парное молоко!
 
 
Телята подрастают, чтобы снова
Наполнить русло жизненной реки…
Теленок брал, чтоб отдала корова
Губам шершавым добрые соски.
 
 
И ты сосал всегда не меньше прочих,
Ты первым губы к вымени тянул,
Ты жадно пил из добрых рек молочных,
Но сам потом ни капли не вернул.
 

Песня в пути

 
Прежде чем песню в путь отпустить,
Хотел бы ее как бойца снарядить,
Чтобы, испивши ненастных дождей,
Радугой песня сближала людей.
 
 
Дал бы ей запахи горных цветов,
Дал бы безбрежность морей вместо слов,
Чтобы была многоцветной она,
Чтобы стремилась вперед, как волна.
 
 
Дал бы терпение песне своей,
Дал бы свечение вешних лучей,
Чтобы была для уставших седлом,
Чтобы к замерзшим являлась теплом.
 
 
Дал бы ей молнию – меч, чтоб от зла
Правду народную уберегла…
Сердце вложил бы в нее, наконец,
Тысячу добрых и верных сердец.
 

«Пренебрегая соколом…»

 
Пренебрегая соколом,
Одним лишь взмахом рук,
Хотел схватить высоко я
Таинственную Рух[8]8
  Рух – мифическая птица.


[Закрыть].
 
 
Не знал я, что не всякому
Дан соколиный дар…
Для трясогузки лакомы
Червяк или комар.
 

«Судьба – скакун, что необъезжен…»

Судьба – скакун, что необъезжен,

Дороге горной – жизнь под стать.

И если ты самоотвержен,

Судьбу сумеешь оседлать!

Не по пути

(Ответ революционера Г. Саидова

брату, офицеру царской армии)

 
– Хватит!
Тебе говорю.
Прерви свои
Сладкие речи.
Не трать понапрасну усилий
И мне щедрот не сули.
Я не пойду с тобою
Твоею гладкой дорогой,
Постыдно – щедрой дорогой
На пик,
Чины
И цветы.
 
 
С кем хочешь
По ней иди.
С кем хочешь
Топчи цветы.
Ты ж привык по цветам
Ходить и мять сапогом
И ничего не жалеть
Ни нынче, ни впредь.
Нету тебе запрета —
И этим душа горда.
Гордость дешевая эта
Противна мне и чужда.
Силы твои велики:
И власть, и лживый почет.
Можешь мне крикнуть:
 
 
«Слушайся,
А то сотру в порошок»
Можешь стереть – я знаю,
Так высок твой погон!
 
 
Можешь. Все можешь!
Только…
Только меня не тронь!
Я не из той породы,
Я не из тех людей,
Что падают ниц по – рабски
Под взмахом ваших плетей
И вскакивают, учтиво,
С улыбкой на плеть косясь.
Своя у меня дорога:
Я – не раб и не князь.
 
 
Своею пойду
Дорогой.
Ее не усыплют цветами.
Да что там цветы,
Когда завалено все камнями.
Ноги сбивают о них,
Ломают в рытвинах ноги,
Не могут найти тропу,
И нет через них мостов,
И в кровь разбиваются тут,
На этой моей дороге.
 
 
Я не изнеженным рос,
Не маменькиным сыночком.
И мать с молоком своим
В меня не влила удачу.
Своею пойду тропой.
Мой путь не облегчит никто:
Будет и кровь, и стон,
Но я
Не заплачу.
Камни с пути уберу,
Дорогу себе сровняю.
 
 
Над пропастями жадными
Лягу живым мостом,
Чтоб тем, кто идет за мною,
Легче было сегодня
И легче было потом!
 
 
Так по земле ходить
Хочу —
Чтоб душа – открыта,
Чтоб тело – в кровоподтеках,
Чтоб честно: глаза – в глаза.
Так хочу я ходить,
Пока несут меня ноги,
Пока глаза могут видеть,
И сердце мое пока
Так сильно может любить,
Как сильно и ненавидеть.
Своею пойду дорогой.
Пусть даже она коротка!
 
 
Ты мчишься своею дорогой
В чинах, по цветам, в цветах.
И, словно коня лихого,
Торопишь время пустое,
Не зная, что близок крах.
А я пойду по тропинке
Избитыми в кровь ногами.
Пойду не спеша,
Но твердо
И не боясь ничего.
И эта моя тропинка,
Я знаю, дорогой станет,
И по краям дороги
Будут расти цветы.
 

«Когда тебе, мой друг, приперло…»

 
Когда тебе, мой друг, приперло
С незрячим повести дележ,
Корысти собственной ты в горло
Всади по рукоятку нож.
 

«Все просто, понятно: раз выросли стены…»

 
Все просто, понятно: раз выросли стены,
То крыша ложится на них непременно.
Понятно и просто, что всякая крыша
Должна быть стены да и печки повыше.
Все просто, понятно: уходят седые —
Седыми становитесь вы, молодые.
Все просто, понятно, – понятно и просто,
Что вы, молодые, повыше нас ростом.
И все же скажите, вы тоже готовы
Лечь новому дому, как деды, в основу?
 

«Никто из смертных не рождался дважды…»

 
«Никто из смертных не рождался дважды.
И дважды на миру не умирать» —
В союзе эта истина не с каждой
Мужской душой,
А только лишь с отважной,
Как с лезвием кинжала – рукоять.
Вся наша жизнь – крутое восхожденье.
И если ты к вершине держишь путь,
Делами прославляй свое рожденье
И бойся —
Но не смерти, а паденья
И в час кончины мужественным будь.
 

«Ум – сеятель, а поле – наш язык…»

 
Ум – сеятель, а поле – наш язык.
Речь начиная, мы берем в расчет,
Что и полынь, и сахарный тростник
Растут на этом поле круглый год.
 
 
И хоть, как пуля меткая, язык
Убить способен словом в час иной,
За белыми зубами он привык
Держаться как за каменной стеной.
 

Пожелание деда

 
Всегда говорили отцам молодым,
Желая добра настоящего им:
«Пусть сын в родительский дом принесет
Заботу и счастье, любовь и почет!»
 
 
Теперь пожелания близких просты,
Они от душевной идут доброты:
«Ребенок растет, и заботы растут,
Пусть горе и слезы твой дом обойдут».
 
 
И я тебе, внук мой, желаю добра,
Мне слово сказать наступила пора.
Тебе и далеким потомкам твоим
Хочу быть полезен советом своим.
 
 
Когда ты заплакал, родившись на свет,
Был счастлив отец, да земляк, да сосед.
А больше не ведал никто из людей
О первой отчаянной песне твоей.
 
 
Когда ты умрешь, уж не будет меня,
И траур наденут друзья и родня.
Но счастлив, поверь мне, был истинно тот,
Кого, как родного, оплакал народ.
 

Имя

 
В мир новорожденный вступает,
И получает имя он.
Но, в жизнь войдя, не все бывают
Достойными своих имен.
 
 
Один перерастает имя,
Другой – недорастет никак.
Делами добрыми твоими
Измерит жизнь твою земляк.
 
 
Иного нарекут Асланом[9]9
  Аслан – лев.


[Закрыть],
Ему удел храбрейших дан,
А вырастет и, как ни странно,
Дрожит пугливо, как Бюрхлан[10]10
  Бюрхлан – заяц.


[Закрыть].
 
 
Расулом[11]11
  Расул – посланец Бога.


[Закрыть] назовут другого,
Чтоб стал посланцем божьим он…
Но имя – это только слово,
А не судьба и не закон.
 
 
Возвысить иль унизить имя
Способны лишь твои дела…
Мечтами лучшими своими
Семья ребенка нарекла.
 
 
Мечты отцовской бескорыстье,
Надежды матери твоей
Художник – время честной кистью
Отметит на полотнах дней…
 
 
На имя все имеют право…
Но, человек, запомни ты:
Пусть незаслуженная слава
Не осквернит большой мечты.
 
 
Когда в глазах погаснет солнце,
В смертельной, непроглядной мгле,
Пусть вечно имя остается
Твоим бессмертьем на земле!
 

Береза

 
Ты поговорку эту знаешь,
И я твержу одно и то ж:
«Там, где березу повстречаешь,
Там душу русскую найдешь».
 
 
Есть поговорка и другая —
О том, что молнии стрела,
Любое дерево пронзая,
Боится белого ствола.
 
 
Встречая солнечное утро,
Береза красит этот мир.
На серебре ее как будто
Узоры вывел ювелир.
 
 
По легкой черни этих точек
И этих линий вижу я,
Что у нее особый почерк,
Как у меня, судьба своя.
 
 
Порой, тая в себе угрозу,
Сверкает молнией беда.
Пусть только душу, как березу,
Не поражает никогда.
 

«Солнце с неземным огнем…»

 
Солнце с неземным огнем
Я назвал бы божеством,
Но творца я вижу в нем
С человеческим лицом!
 

«Море буйное, чего же…»

 
Море буйное, чего же
Рвешься к тихим берегам?
Иль чужой покой тревожит;
Или что забыло там?
 

Молодым

 
Все мое богатство —
Вера в друга,
Вера в разум,
Вера в совесть,
В глазах родных людей
Мое вставало утро,
И ясный вечер мой
Уснет в родных горах.
 
 
Пусть застревает в горле
Голос тихий,
Я знаю: час пробьет —
Он вырвется на волю,
Когда увижу
Свет родных очей,
Когда услышу
Звук родного слова,
Когда меня обнимет
Старый друг
И вздрогнет сердце
Первородно.
 
 
Дивно мой голос
Вырвется на свет.
Потому не верю подхалиму,
Он не пробудит
Теплоты в душе,
И не призовет
На бой за честность.
Нет, он не битву ищет,
А покой!
 
 
Камни, травы,
Родники, дороги —
Сколько в них тепла,
Любви и света!
Можно только сердцем
Их понять,
Молодостью духа
И тревогой.
 
 
О молодые!
Верил я.
Верю я
И буду верить я
В вашу совесть,
Вашу доброту:
Знаю, вы готовы
И сражаться,
И делами
Песню пробудить!
 

Если я горец

 
Если я горец,
Мне надо иметь
Горной природы
Характер открытый:
Словно ручей быстротечный
Звенеть,
Словно валун вековой —
Онеметь,
Словно вершины —
В свой срок поседеть,
И не краснеть
Перед жизнью прожитой.
 
 
Если я горец,
То мне суждена
Вечная страсть
К неприступному краю:
Горное солнце
Сменяет луна,
Вслед за зимою
Приходит весна,
Молодость —
Страстью освещена,
Но и во время глубокого сна
Горы мои
Я в зрачках сохраняю.