Текст книги "Эпоха Древних"

9
Кева

Мы нырнули под последнее белое облако, растянувшееся на мили, и мне стало тошно при виде стоящих среди поросли йотридов, силгизов и хулителей святых. От панического снижения Кинна сделалось еще хуже.

Кожа Рухи сменила цвет со светло-песочного до оттенка пересохшей коры. Я смотрел на ее лицо и видел подступающие волны ужаса. Ее губы и веки дрожали, а дыхание стало частым и неглубоким.

Я схватил ее безжизненную руку.

– Смотри на меня.

Она отводила взгляд.

– Смотри на меня!

Я сжал ее руку.

Лицо Рухи говорило так много, как не сумел бы сказать язык.

– Я этого не допущу. И Кярс, надеюсь, тоже.

Раздалось улюлюканье – боевой призыв пустынных племен. До небес разнеслось: «Будь прокляты святые!» А потом раздался грохот копыт лошадей, несущихся на шатры абядийцев, треск аркебуз, лязг копий и топот людей, собравшихся на Праздник соколов. Хулители святых были первой линией нападения, а за ними ждали еще тысячи. По меньшей мере два тумена йотридских и силгизских всадников.

– Я не думала, что она так жестока, – дрожащим голосом сказала Рухи, глядя вниз. – За всю историю никто не нападал на Праздник соколов.

Я рывком распахнул ящик с доспехами. Выхватил пластинчатый нагрудник. Он был легкий, как янычарская кольчуга, и надеть его оказалось несложно. Потом я закрепил набедренные щитки и пластины на шее и на груди. Все фрагменты подходили друг к другу, как осколки разбитой черной вазы, становились на место точно так, как показал мне Эбра перед нашим расставанием.

Я натянул сапоги и закрепил их на пластинах доспехов. Наконец, достал и водрузил на голову шлем. Он сел идеально и защелкнулся на шейном доспехе.

Забрало, через которое я смотрел, было прозрачным, как стекло, но сделано из того же ангельского материала. Я все хорошо видел, и при этом глаза были защищены.

– Рухи, есть ли незащищенные места на моем теле?

Она подошла ближе, обошла вокруг, похлопывая и ощупывая доспехи.

– Думаю, ты укрыт мраком, насколько это возможно.

Тем не менее я не привык к такой тяжести. Мне не нравилось, когда доспехи сковывали суставы, это ограничивало и ослабляло движения. Я предпочитал скорость и точность и теперь был вынужден приспосабливаться. Дорогая цена даже за такую защиту.

Рухи указала на цепь абядийцев, выдвигавшихся из задних рядов лагеря на верблюдах и лошадях. Все в пластинчатых доспехах, и каждый нес длинную деревянную аркебузу.

– Они отбиваются, – сказала она. – Но на что им надеяться?

Их так мало, что им оставалось только отдать жизнь ради того, чтобы выиграть время и дать остальным убежать в пустыню, где абядийцы все же могли бы спрятаться. Хотя там особо негде укрыться.

– Кинн! – позвал я. – Мы должны остановить всадников и помочь тем бойцам дать время всем остальным. Высади меня позади цепи верблюдов, а потом доставь Рухи обратно в Зелтурию.

– Я не хочу прятаться за горами, когда здесь убивают моих соплеменников!

– Кто-то должен убедить Кярса прислать гул…

Я прикусил язык. Это именно то, чего хочет Сира. Для чего еще атаковать абядийцев – обитателей пустыни, живущих торговлей и, судя по всему, поселившихся в Аланье задолго до прочих племен. Глупо приобретать нового врага, если только тем самым не уничтожаешь старого.

– Почему его требуется убеждать? – с неожиданной невозмутимостью произнесла Рухи, и глаза у нее стали спокойными и безмятежными. Словно благодаря фанаа она взяла себя в руки. – Он пошлет своих гулямов. Его отец был одним из нас. Кярс не допустит гибели стольких людей.

– Не уверен.

Мне не хотелось рассуждать о том, что сделает или не сделает Кярс. Я хотел спрыгнуть на песок, обнажить клинок и убивать.

Из-за шума боя трудно было слышать собственные мысли. Грохот конских и верблюжьих копыт превратился в барабанный бой, боевой клич и крики раненых – в мелодию песни. Выстрелы аркебуз, свист летящих стрел и удары копий по щитам, – все смешалось, словно старый музыкант водил зазубренным ножом по струнам.

Когда мы приземлились позади сидящих на верблюдах абядийцев, нас окутали черный дым и вонь крови. Из палаточного городка в сторону барханов устремился поток стариков, матерей и детей. Но я знал то, чего не знали они, – конные йотриды справа и силгизы слева быстро обходят их лагерь. Никому не уйти, если только не двигаться с огромной скоростью.

– Кинн, останься с ней, – приказал я пестрому цыпленку и ступил из лодки на песок. – Уноси ее отсюда при малейшей опасности.

– Что ты собираешься делать? – От тревоги у Кинна округлились глаза. – Ты же видел, как плотно сгрудились всадники. Как ты через них прорвешься? И чего вообще хочешь добиться?

– Сира сделает все, чтобы победить. Нет такого зла, которым она не готова запятнать душу. У нее нет ничего святого и неприкосновенного. – Я схватился за рукоять клинка. – Потому я должен так же зверски обойтись с ее ордой.

Рухи бросилась помогать упавшей пожилой женщине. Даже миг пребывания на земле нес смертельную опасность. Если вражеские всадники пойдут стеной, в суматохе и давке погибнет больше людей, чем от оружия.

Кинн взлетел и когтями ухватил меня за руку.

– Только не говори, что они не смогут тебя окружить и сорвать доспехи. Ты же можешь погибнуть здесь, Кева! Когда ты в последний раз упражнялся с клинком?

– Ты прав, это было давно. Но что мне еще делать? – Я достал Черную розу, ангельский металл мягко скользнул из ножен. С отдаленной дюны силгизские всадники посылали стрелы в абядийцев. – Я не побегу. Не отступлю перед Хаввой.

Я решительно зашагал вперед, разбрасывая песок сапогами. Звуки битвы ненадолго перекрыл испуганный рев верблюдов. Лишь отчаянными усилиями абядийские погонщики удерживали тонкую линию обороны посреди лагеря. Честно говоря, они не могли тягаться с йотридами и силгизами, племенами Пустоши, прирожденными воинами.

Стрела пронзила щеку одного погонщика, брызнула кровь, и абядиец упал. Перепуганный верблюд наткнулся на другого, и второй погонщик с грохотом повалился наземь. Огненным шпилем взвился ближайший шатер, треск огня и крики заглушили все остальные звуки. Я переступил через рыдающую женщину, обнимавшую окровавленное тело ребенка – должно быть, сына.

А потом в мое забрало ударила пуля. Вспышка полыхнула перед глазами, хотя силы удара я не почувствовал. В латный воротник попала стрела и рассыпалась на куски. Я прошлепал по луже из верблюжьей крови и внутренностей, вонь была сладковатой и тошнотворной.

Наконец, я вышел вперед. Аркебузы хулителей святых с небольшого расстояния палили по погонщикам-абядийцам. На доспехах нападавших каллиграфической вязью были начертаны проклятия на парамейском. Прямо передо мной на нагруднике хулителя ослепительно сверкала золотая надпись «Джамшид – предатель», из-за огня за моей спиной она горела еще ярче.

В одежде йотридов было что-то аланийское – перья аргуса, геометрические узоры и насыщенный синий цвет. У силгизов одежда была строже, темно-бордовых тонов, шлемы уже, а жилеты грубее. Это важное отличие – если отгоню их достаточно далеко, мне придется выбирать, с каким племенем вступить в схватку.

Сердце колотилось о пластины доспехов, но я сделал вдох, самый тяжкий за всю жизнь, и пересек разделяющий нас участок. Пули били в ангельские доспехи и сгорали, не причиняя вреда. Глупый йотрид с пылающей в глазах жаждой крови поскакал ко мне, выставив вперед трезубое копье.

Одним взмахом я перерубил копье пополам, а потом ударил клинком в бок лошади и нанес глубокую рану. Йотрид соскочил с бьющейся и визжащей кобылы. Едва он успел приземлиться, я разбил ему лицо латной рукавицей.

Я содрал с него кожу и проломил череп. Размазанный по моему запястью мозг вонял потом, как после ночного кошмара. Йотрид бесформенной кучей свалился в кустарник.

Йотриды продолжали атаковать, но я неуклонно продвигался вперед. Я не успел уклониться от удара алебарды, острие ударило в грудную пластину и раскололось, а отдача опрокинула всадника. Я пронзил клинком его шею, а потом выбил из стремян ноги, он свалился вниз головой и с приятным хрустом сломал шею. В ушах зазвенели выстрелы аркебуз, и я заслонился от пули черной рукой, хотя много других ударили в шлем.

Внезапно, как удар молнии, передо мной встал образ Михея Железного, останавливающего пули железной рукой. Я проигнорировал его и стал дальше прорубать путь сквозь всадников, оставляя за собой след из растекшейся плоти и предсмертных криков. Я взбирался по крутому бархану, и песок водопадом осыпался из-под тяжелых сапог.

Похоже, я пробил брешь в строе нападавших. Абядийские погонщики на верблюдах окружили хулителей святых, оказавшихся между барханом, где стоял я, и соседним.

– Хвала Лат! – кричали они.

Эту битву внутри поля битвы скрыл от моего взора дым.

– Черный Ахрийя! – воскликнул спешившийся всадник, поднимаясь за мной на бархан и паля из аркебузы.

Я набросился на него и пронзил сердце.

– Лат мы принадлежим… – успел произнести он прежде, чем захлебнулся кровью.

К тому времени мои черные доспехи и клинок стали красными.

Вверх по бархану на меня со всех сторон налетела туча всадников. Я кружил, как дервиш, отмахивался и колол лошадей. Огромная черная кобыла боднула меня головой, у нее треснул череп, а я ощутил что-то вроде толчка пятилетнего малыша. Лошадь завалилась на всадника, видимо, раздавив ему ноги. Я ударил его клинком в лоб, чтобы прекратить невыносимые страдания.

Всадники поднимались после падения с лошадей, бросались на меня и стреляли из луков и аркебуз. Но все тщетно, и я не спеша убил каждого. Могу похвалить их только за то, что никто не сбежал, несмотря на ужас в глазах. Ужас смерти. Они поняли, что я неуязвим. Что я на самом деле Черный Ахрийя и утащу их в ледяной ад.

Хотя никакая атака не могла причинить мне вреда, к сожалению, я все еще оставался лишь человеком. Когда вспорол живот последнему хулителю святых, который сам проклят, раз оказался на этом бархане передо мной, и его кишки комом вывалились наружу, я не мог не содрогнуться от чудовищного смрада сотворенной мной смерти. Вонь пропитанного кровью песка, разлитой желчи и сладковато пахнущей горелой плоти застряла у меня в горле и легких. Убивать было трудно, и лишь вспышка гнева в крови могла завести меня так далеко. Лишь она так долго меня поддерживала.

Но мне не хватит выносливости, чтобы уничтожить все сорок тысяч врагов. И сегодня умрут тысячи абядийцев. Еще большее число, скорее всего, изнасилуют и угонят в рабство. Я не мог их спасти, хотя, несомненно, дал им больше времени, чтобы спастись. Пока у меня еще оставались силы, я был обязан заставить врага заплатить за это зло самую высокую цену.

Придется вырвать у злобного двуглавого дракона сердце и загнать в могилу нечестивый союз силгизов и йотридов. Я должен убить Сиру.

Оставаясь на бархане, я попробовал осмотреться. Позади остались хулители святых, впереди я видел тумены йотридов и силгизов. Оба племени использовали ту же систему построения, что и мы в Сирме: наименьшая единица составляла десяток воинов, десятки были частью сотен, которые входили в тысячи, а те в итоге составляли тумен из десяти тысяч человек. Группы из сотен всадников продвигались по полю боя, сменяя друг друга, чтобы не утомлять ни всадников, ни лошадей. Когда вражеские конники обойдут тлеющий городок абядийских шатров, подтянутся новые сотни, и они, несомненно, окружат абядийцев, сидящих на верблюдах. Если я прикончу Сиру до того, как это случится, боевой дух их войска ослабнет и, возможно, даже возникнет хаос.

Прямо передо мной захлопали разноцветные крылья Кинна.

– Я велел тебе оставаться с Рухи!

Птах запрыгнул мне на плечо и вцепился когтями в доспехи.

– Помощь нужнее тебе, чем ей. Я знаю, где Сира.

Получается, мы с ним думали об одном и том же.

– Погоди… – Меня вдруг охватила тревога. Сира соединяет звезды, и я засомневался, что ангельские доспехи спасут меня от Кровавой звезды, породившей Архангела. – Как насчет Пашанга или Гокберка? Может, безопаснее…

– Я понятия не имею, как они выглядят! Время дорого, разве нет?

Оба кагана, вероятно, не носят никаких украшений, как и все в их племени. Их не отличить от любого всадника среди этих туменов.

– Я обязан остановить кровопролитие, чего бы это ни стоило. Доставь меня к ней.

Кинн поднял меня. Вокруг со свистом проносились пули и стрелы. Кинна ничего не могло задеть, а то, что попадало в мои доспехи, разрывалось или раскалывалось.

Кинн поднял меня так высоко, что битва разворачивалась под нами как на карте. Йотридские и силгизские всадники уже взяли в кольцо палаточный городок и со всех сторон неслись по проходам, сбивая абядийцев, которым не повезло оказаться у них на пути. Я мог лишь молиться, чтобы Рухи успела выбраться из этой бурлящей трясины.

Смотреть вниз было незачем. Кинн понес меня к поросшему кустами холму, где стояла вереница экипажей. И сверху, и снизу их охраняли всадники. Когда, широко расправив разноцветные крылья, Кинн заскользил вниз, стражи открыли по мне огонь.

Он сбросил меня на вершину холма, и я перекатился вперед. Всадники набросились на меня, я атаковал их в ответ. Я азартно рубил и резал шеи, ноги и торсы, заваливая мир мертвой плотью. Мой клинок мелькал, его скорость ограничивали только мои усталые кости и прерывистое дыхание.

10
Сира

Черный как бездна, закованный в доспехи воин отражал каждую атаку, его клинок прорубал сталь и плоть. Пули с воем отскакивали от его нагрудника, не оставляя даже вмятин.

Я наблюдала за ним через заднее окошко в экипаже, пока возница нахлестывал лошадей, пустив их в галоп. Я смотрела, как воин обрывал каждый боевой клич и стон точным смертоносным ударом. Матушка вцепилась мне в руку и молилась, учащенно дыша. Селена нервно отстукивала ногами. Нора дрожащими руками укачивала ревущего малыша.

Мы спустились по холму, и воин в доспехах погнался за нами. А хуже всего, что его ноги даже не касались земли.

Так значит, это Кева, которого несет невидимый джинн.

Когда он навис над нами, я потеряла его из вида. Возница вскрикнул, и я услышала знакомый звук выплескивающихся крови и кишок.

Я схватила матушку за руку.

– Помолись со мной, – сказала я.

– И что просить?

– Победу.

Я мысленно произнесла: «Защити меня и даруй мне победу, Спящая». А потом другой рукой опустила повязку с глаза.

Вокруг засверкали звезды. Прямо у лба ослепительно пульсировала голубая, я коснулась ее и провела сияющую линию к вибрирующей белой звезде у живота. У шеи танцевали зеленые звезды, я соединила их, и они превратились в одну вспышку света. Вот так я нарисовала узор, напоминающий букву. Я соединяла все агрессивно мерцающие звезды, пока наконец не коснулась ярко-красной Кровавой звезды.

Звезды исчезли, осталось лишь призрачное сияние, которое могла различить только я.

Я открыла дверцу и вместе с матушкой выпрыгнула в кусты. Но не прошла и пяти шагов, как перед нами приземлился черный воин, вытянув перед собой окровавленный клинок.

Теперь я увидела стоящего на плечах Кевы джинна. Лицом он был похож на прекрасного юношу, а телом – на здоровенную пеструю курицу.

– Прикажи своим всадникам остановиться.

Я тут же узнала этот твердый голос с ноткой отчаяния.

– Нет.

– Я убью тебя, Сира. Убью всех, кто приехал сюда с тобой. А потом всех, кого ты когда-либо любила, и виновных, и невинных. Я превращу землю в печальную, одинокую клетку для каждого, кто хотя бы помнит твое имя.

– Не бойся, Сира, – прошептала матушка. Ее лицо было напряженным, но решительным, как у подлинной силгизской хатун. – Мы вознесли молитвы. Я видела сияние Утренней звезды во всем великолепии. Не сомневайся, Лат и Потомки с нами.

Я крепче сжала ее руку, загоревшись надеждой.

– Ты слышал, Кева? Ты опоздал.

Он лишь хмыкнул, разочарованно и зло.

– Время Селуков и святых подошло к концу, – закричала ему матушка. – Абядийцы сотни лет смотрели, как те убивали Потомков, и даже пальцем не пошевелили. Пролитая сегодня кровь – это возмездие. Если бы ты был истинно верующим, то возрадовался бы правосудию.

– Вот вам правосудие!

Кева бросился вперед, подняв окровавленную саблю.

Селена протиснулась между мной и матушкой и встала перед нами, так что Кеве пришлось резко остановиться.

Селена выставила руки перед собой, как щит.

– Я не позволю тебе ранить Сиру.

Кева ткнул черной саблей Селене в шею. Но сталь не успела войти в плоть – перед Селеной сверкнул яркий свет, и острие сабли вонзилось в него с пульсирующим радужным сиянием.

– Ангелы здесь, – радостно провозгласила Селена. – Они не позволят тебе победить.

Кева снова поднялся над землей и обрушил удар мне на голову. Но в воздухе снова вспыхнул яркий свет, и черная сабля не смогла через него проникнуть.

– Это дар Марота, – сказала Селена. – Ты не сможешь ранить тех, кто находится под моей защитой!

Скорее его остановила моя молитва о победе.

Кева бросился в атаку. Но наткнулся на ослепительную стену белого света, так и не сумев подобраться ближе.

– Вы под защитой зла. Клянусь, пока я еще дышу, я не остановлюсь, не убив вас всех. И не буду убивать быстро. Мое милосердие иссохло, как эта мерзкая пустыня.

– К этому нас привело только твое упрямство! – Я отпустила материнскую руку, прошла мимо Селены и встала совсем рядом с его лицом, закрытым шлемом. – Мы могли бы заключить мир. Я дала тебе шанс. Все сегодняшние смерти на твоей совести. И то, что породит моя молитва, тоже.

Он поднял забрало. Кева плакал, слезы текли из его покрасневших и опухших глаз. Он растерял все могущество. Но смотрел он не на меня. А на небо.

Я тоже подняла голову – узнать, что привлекло его внимание. Над пиками Зелтурии разбухала и увеличивалась кровавая туча, затянув половину неба. Она опускалась к земле, расширяясь как мешок, в который накачивают воздух.

Могу поклясться, я слышала доносящиеся из тучи крики. Чем дольше я смотрела, тем отчетливее замечала другие странности: из красной субстанции торчали разные формы. Они напоминали щупальца и конечности.

– Кажется, кое-где потребуется твоя помощь, Кева, – гордо улыбнулась я. – Эта штука, чем бы она ни была, явно не сулит ничего хорошего жителям Зелтурии. А твоя рыжеволосая принцесса, случайно, не там?

Как только я это сказала, Кева взмыл в воздух, джинн расправил широкие цветные крылья и понес его к Зелтурии.

Я выпустила болезненный вздох и позволила стене рассыпаться. Из моих глаз хлынули слезы, даже из того, что смотрит в бездну.

Матушка похлопала меня по плечу и обняла.

– Видишь, доченька? Лат и Потомки тебя защитили. Этот раб Ахрийи не может помешать тому, что тебе предначертано.

Нас защитили не Лат, не Потомки и не ангелы. Нас уберегла Хавва. Это она наделила меня властью, это ей я молилась. Именно она даровала нам победу… своим извращенным способом.

Пока Кева летел к Зелтурии, наши всадники растоптали сопротивление абядийцев. Мы велели захватить в плен как можно больше людей. Но в затянутом дымом, горящем палаточном городке приказы отступали на второй план в пылу драки.

Кровавая туча окутала алым туманом всю горную гряду. Зелтурия купалась в нем. Что бы ни принесла кровавая чума, оно появится здесь. В самом святом городе земли зарождалось нечто нечестивое, и все это было делом моих рук.

Я пошла по этому пути. Мне нет прощения. Я уже не могу исправиться и снова стать хорошей. Я прошла точку невозврата, когда призвала Хавву, чтобы сокрушить Лат, когда принесла в Аланью кровавую чуму, когда заставила тысячи гулямов взорваться кровью.

Но даже после всего этого в душе я знала – что бы я сегодня ни совершила, будет гораздо хуже. И я почувствовала, как к горлу подступает отчаяние.

Я уставилась на свои руки и прошептала:

– Что же я натворила? Кого вызвала в этот мир?

11
Базиль

Кровавое облако рассеялось до тонкой розовой дымки, в которой появились сверкающие постройки из песчаника. К небесной выси тянулись резные колонны. Яркие росписи на открытых дверях на мгновение показались священными даже мне. Красные горы строго взирали на нас, а проходы между ними оживлялись волнистыми линиями, напоминавшими море.

А потом я услышал гимны. Нестройный хор моих легионов, молящихся перед лицом ужаса. Архангел услышал нас, когда мы взывали о помощи в облаке кипящей крови.

Гимны стали ветром вокруг меня, и я увидел своих людей, рассеянных в тумане цвета вина, беспорядочно мечущихся среди странных колонн и дверей из песчаника.

– Мы на месте! – закричал я. – Обнажите мечи и поднимите копья! Божественный ветер Архангела принес нас во чрево неверующих, в почитаемые ими бездны. В саму нечестивую Зелтурию!

Легионеры нашли своих центурионов и построились. Все были в доспехах и с оружием, хотя мы ни с кем не сражались. Никто не станет глядеть на кровавое облако без копья, щита и доспехов. Мы уже обсуждали, как вести бой в Зелтурии: квадратным построением, впереди щиты, один человек приседает, а другой стоит, поскольку враг может быть где угодно, на вершине, выступе, в пещере или даже скрываться под песком.

Крепко сжимая спату, я начал пробираться вдоль стены из песчаника, вырубленной в склоне горы. Позади двигался отряд легионеров, теперь молчащих и во все глаза высматривающих армию святого правителя Зафара.

Впереди открылся вход в пещеру. Внутри мерцал огонек свечи, но розовая дымка приглушала свет. Я подал сигнал солдатам, чтобы они приблизились, не издавая ни звука, а затем прокрался внутрь.

Впереди кто-то кашлянул. Я пошел на звук. На изумрудном ковре сидела тучная женщина в струившемся, словно сверкающая река, одеянии, похожая на мою первую жену. Она воззрилась на меня, а я на нее. Ее глаза округлились, превратившись в виноградины, и в тот момент я почувствовал себя в точности как тогда, когда застал свою шлюху-мать с капитаном триремы, которую потопил много лет спустя.

Как только она попыталась закричать, я перерезал ей горло. Кровь брызнула сквозь дымку, впереди и позади послышались шаги.

Из глубины пещеры вышел человек в золотой кольчуге. Кожа у него была цвета вспаханной земли, как у жителей царств к югу от Аланьи. Он посмотрел на меня словно во сне, затем поднял длинную деревянную палку, покрытую письменами, с металлическими частями и круглым отверстием.

Я бросился вперед и ударил его по шее. Он упал, брызнула кровь. Затем в воздухе где-то рядом раздался оглушительный хлопок, легионеры за моей спиной закричали. Что-то с огромной скоростью пронеслось мимо моих ушей, оставив за собой огненный след, словно светлячок. Враги как будто выпускали огненные стрелы быстрее, чем мы могли заметить.

– Вперед! – крикнул я.

Легионеры устремились сквозь дымку в глубину пещеры. Металл скрежетал о металл, из глоток рвались предсмертные крики, во все стороны летели кровь и внутренности, но я не мог разглядеть, с кем мы сражаемся.

Вскоре все было кончено. Мы победили в этой схватке, но пол пещеры устилали мои легионеры с кровавыми горящими дырами в телах. Я нагнулся над человеком с дымящейся раной над сердцем, сунул туда пальцы и вытащил что-то настолько горячее, что немедленно с грохотом выронил. Но на руке все равно остался ожог, хотя это была приятная боль.

– Да приблизит тебя Архангел, – произнес я, когда солдат издал предсмертный стон.

Его звали Филипп. У него была красивая жена с побережья Цесары, и он умер, шепча молитвы.

На полу лежал металлический шарик, покрытый его кровью и плотью. Так вот что за оружие было у этих золоченых воинов. Но как он мог лететь так быстро и прямо? И кто такие эти темнокожие бойцы в золотых кольчугах? Народы Химьяра и Аланьи непримиримо враждовали, я, как их завоеватель, это знал. Кроме того, где они научились обращаться с железным огнем? Еще одно из запретных учений Марота?

Я встал и поспешил к выходу из пещеры. Снаружи звучала сладостная песнь битвы. Легионеры, держась плотным строем, сражались с врагами, которых я не мог разглядеть сквозь кровавый туман. Мы застали их врасплох своим внезапным появлением, но и сами удивились, оказавшись здесь. Мы превосходили их числом, но у них был волшебный железный огонь. Чтобы взять город, нужно перебить их всех. Каждого, кто попадется на глаза.

Над головой промелькнуло что-то черное, метнулось вниз, словно метеор, и приземлилось вдалеке. Крики там стали громкими и пронзительными.

Я заметил своего Первого копейщика.

– Префект! – крикнул я.

Префект Геракон подбежал ко мне, сквозь прорези шлема виднелись его серые глаза. Сейчас они стали красными, как и облако вокруг нас.

– Государь император… что, мать его, тут творится?

– Предоставь мне это выяснить. – Я сжал его закованные в железо щеки. – У тебя одна задача. Не щадить ни единой души и не давать никому смягчиться.

Он поспешно кивнул.

– Не щадить ни души.

– Скажи легионам, что настал день, когда мы положим конец латианской вере и навеки откроем путь на восток – на то малое время, что осталось до Конца времен.

– Как скажешь, Зачинатель.

Я повернулся и пошел обратно в пещеру. Выставив вперед спату, я повел легионеров дальше вглубь. Солдат в золотой кольчуге бросился на меня с копьем. Я уклонился и подсек его колено. Когда он рухнул на землю, я вонзил клинок ему в голову и вытащил, покрытый ошметками мозга.

Я продолжил путь по узкому проходу. В нишах стояли незажженные свечи. Тупик. В железной клетке лежал черный саван, расписанный золотыми парамейскими буквами. Значит, это одна из их святынь. Судя по картам, которые нарисовали нам пленные абядийцы, большинство крупных храмов находилось на главной дороге, от которой разветвлялись тропинки к другим районам города. Если мы действительно где-то неподалеку, это место вполне подойдет в качестве командного пункта.

Я нашел среди солдат самого старшего центуриона. В его бороде было много седины, а над ней множество жестких морщин. Звали его Антиох, и я знал его как настоящего мужчину, образец силы и верности.

– С этого мгновения и до тех пор, пока этот город не станет тихим, как море после шторма, мы ведем бой. Напомни легионам, что в Зелтурии много секретов, которые враг, несомненно, использует против нас.

– Слушаюсь, государь император.

– Слава Архангелу. – Я положил ему на плечо руку в железной перчатке. – Это награда за то, что мы прошли его испытания. Просто невероятно, правда?

– Это истинное чудо. Было бы настоящим благословением умереть в этот день, с сердцем, полным веры.

– Нет, Антиох. Нас ждет бо́льшая награда. Мы достигнем ближайшего к Архангелу рая, если пройдем этот путь до конца. – Я с любовью сжал его плечо. – А теперь иди и исполняй свой долг.

– Как прикажешь, Зачинатель.

На то, чтобы восстановить командование разрозненными силами, потребовалось несколько часов. К тому времени я уже знал, где находится большинство легионов и даже чем занимается каждая когорта. На улицах источали зловоние трупы, окутанные кровавой дымкой. Бо́льшая часть врагов забаррикадировалась в пещерах, закрыв массивные двери из песчаника. По опыту осады Тинбука я знал, что от удара о них раскалываются пальмовые стволы и пробить их могут только самые крепкие тараны, вытесанные из самого твердого дуба.

Трусливая тактика неприятеля дала нам возможность захватывать район за районом. Сначала мы заняли центральную площадь, окружив золотых воинов, расположившихся на открытом овальном помосте. На каждого убитого врага мы теряли по десять-двадцать легионеров. Быстрота их магического огня превосходила скорость наших стрел, мечей и копий. И даже когда они сражались сверкающими изогнутыми мечами, наши доспехи рвались, словно ткань.

Мы наводнили главный жилой район со множеством пещер на склонах гор. Золотые воины прятались в домах и ждали, когда мы откроем двери. Мы попадали в их ловушки, наши тела громоздились едва ли не выше гор. Но мы все равно победили числом.

Не легче оказалось взять и район рынка. Подгоняемые мечтой о победе, мы окружили его с узких улиц и не остановились, пока не опустошили все лачуги, купола и пещеры.

Час за часом смерть брала верх. Тела всех размеров складывались в стены и курганы. Лужи крови превращались в озера, которые сливались в моря. Плоть друзей и врагов стала нашими ризами, и многие встретятся в них с ангелами. Крики ослабели до тихого хныканья, усохшего до безмятежной тишины. Воздух имел вкус и запах внутренностей огромного кровавого зверя, зарубленного миллионом легионеров. Жизнь казалась незваным гостем, ограбленным в таверне посреди пустыни.

Теперь оставались только храмы с закрытыми, обнесенными колоннами дверями. И самым главным из них была усыпальница святого Хисти.

Вернувшись после успешного штурма района рынка, я направился в нашу штабную пещеру, находившуюся на той же улице, что и храм святого Хисти. Навстречу сквозь дымку бежал Антиох.

– Это правда, государь император. Я его видел.

– И?

– И он именно такой, как о нем говорят. Он носит черные доспехи, покрытые кровью. У него черный меч, облепленный человеческими внутренностями. Наше оружие рассыпается при любом прикосновении к нему.

– Святой правитель… откуда у него эта злая магия? Мог ли маг наколдовать ее?

– Каков бы ни был ответ, боюсь, если мы не остановим черного воина, он перебьет нас всех.

– По крайней мере, мы создали заслон. Если он попытается прорваться, окружите его и разорвите на части.

– Есть, государь Зачинатель.

Я хмыкнул от усталости и раздражения.

– Что насчет еды и воды?

– Резервуары суше, чем кабацкая девка в полночь, и мы не знаем, как открыть шлюзы, чтобы наполнить их. Хвала Архангелу, на рынке есть зерно, которого хватит на несколько дней.

– Хорошо. Ты нашел моего сына?

Антиох покачал головой, и она едва не слетела с его шеи. Вскоре всем придется сделать перерыв на отдых.

– Я нигде не видел прекрасного Дорана, государь император.

Накануне мы уже совершили тяжелый переход по пустыне. Еще один такой день, и у нас кости выпадут из шкуры. Нам нужна передышка. Даже тот черный воин устанет… если он человек, а не чудовище.

– Государь император! – окликнул знакомый голос, но не тот, который я хотел услышать.

Из дымки ко мне шагнул Томус с нетерпеливым блеском в медового цвета глазах. На поясе у него висел окровавленный гладиус.

– Храни тебя Архангел, Томус. Как приятно видеть тебя живым.

– Прости, что не пришел раньше, государь император, но я искал выход.

– И?

– Я нашел южный проход. Он ведет в пустыню, где мы стояли лагерем до того, как нас унесло кровавое облако. Но теперь там расположилась другая армия.

Я схватил бурдюк с водой и набрал полный рот.

– О чем ты говоришь? Какая армия?

– Я видел орду рубади. Десятки тысяч, рассыпанных по пескам.

– Хочешь сказать, мы здесь в ловушке?

– Ну… есть еще северный проход.

– Абядийцы сказали, что северный проход скрыт, извилист и коварен. – Я в ярости зашагал по пещере. – Не понимаю. Как это рубади стоят лагерем на нашем месте? Наши разведчики должны были заметить их несколько дней назад.