Текст книги "Эпоха Древних"

– Другие доспехи означают другого командующего. А что скажешь про их оружие?

– Они не использовали аркебузы, в отличие от людей Михея. – Я почесал бороду. Над этим стоило поразмыслить. – Их клинки – дерьмо. Короткие, прямые железные обрубки. Я работал со сталью и железом, когда был кузнецом, и могу сказать, что в этих мечах не было ни капли стали. А паладины Михея использовали только сталь. – Я потер пульсирующий лоб. – Доспехи были тоже из чистого железа. Гулямы пробивали их насквозь. Только ублюдков было так много, что это не имело значения. Они победили бы нас и с дубинами.

Хурран почесал нос. Должно быть, это значило, что он думает.

– Может быть, это не профессиональное войско.

Я покачал головой.

– Абсолютно профессиональное. Они хорошо обучены, это уж точно. Они знают, как пользоваться своим дерьмовым оружием, как держать строй, не обращая внимания на огонь из аркебуз. Они будто единый железный организм.

Рухи задала очевидный вопрос:

– Тогда почему у профессиональных солдат такое плохое оружие и доспехи?

Мы все поразмыслили над этим, но не нашли ответа.

– Ты видел какие-нибудь отличительные знаки на доспехах? – спросил Хурран.

Я кивнул.

– Символ из восьми колонн.

Хурран сжал пустой мешочек из-под изюма.

– Разве символ крестейцев не алмаз с четырьмя глазами? Его называют знаком Цессиэли в честь одного из двенадцати ангелов. Тогда что это за колонны?

Я развел руками.

– Я сражался с крестейцами двадцать лет, но не видел такого символа.

– Ты слышал их речь? Они говорили по-крестейски?

Я сгорбился.

– Язык звучал похоже на крестейский. Я достаточно слышал крестейской речи, чтобы понять это. Но что-то в том, как они говорили… акцент… показался мне необычным. Большего сказать не могу, поскольку не знаю крестейского.

– Итак, если сложить все это вместе, какой мы можем сделать вывод? – спросила Рухи.

Хурран откашлялся.

– Они могли явиться из какой-нибудь другой страны континента Юна… Но мало кто может собрать десятки тысяч обученных солдат. И почему у них нет аркебуз и стальных доспехов или оружия? Думаю, мы слишком мало знаем, чтобы делать обоснованные выводы.

– Согласен, – сказал я. – Поэтому я полечу туда.

Я желал этого всей душой.

– Кева. – Рухи схватила меня за руку. – Если их и правда десятки тысяч, что, если они окружат тебя и вытряхнут из доспехов?

– Они уже едва этого не сделали. Но я готов пойти на такой риск. Кроме того, Кинн всегда может унести меня оттуда, они его не остановят.

Рухи крепче сжала мою руку.

– Если мы заговорили о джиннах… вместо того чтобы лететь туда с Кинном, почему бы тебе не попросить помощи у ифритов? Не пора ли поговорить с их султаном?

Я боялся этого разумного предложения.

– Если я потребую от него подчиниться, а он не согласится, знаешь, что может произойти?

Рухи кивнула.

– Он может забрать у тебя маску.

– Слишком рискованно. Я не достиг ни малейшей степени фанаа, а значит, у него есть веская причина для отказа. Особенно после того, что произошло с Марадой.

– Но Марада подчинилась тебе. Значит, есть другой способ заставить их подчиниться, кроме фанаа.

– И я не знаю, в чем он заключается. По крайней мере, не уверен.

Возможно, в конце концов мне придется пойти на этот риск. Но сейчас я хотел вернуться в Зелтурию. И хотя не сознался бы в этом ни Хуррану, ни Рухи, но больше всего я хотел узнать, в безопасности ли Сади. Когда напали крестейцы, она должна была находиться в своей комнате под храмом Святого Хисти. Но она не из тех, кто станет сидеть сложа руки и предоставит сражаться другим, когда на кону стоят жизни стольких людей.

Но если Сади не успела скрыться в храме, значит, она мертва. В любом случае я больше не мог терпеть неизвестность.

Я как раз закончил застегивать доспехи, когда грохот конских копыт возвестил о прибытии силгизов и йотридов. Они, конечно, выслеживали абядийцев, но нашли меня. Тем хуже для них.

Я вышел на песок, чтобы встретить их.

Заметив мои сверкающие черные доспехи, силгиз, их предводитель, резко натянул поводья, и из-под копыт его лошади полетел песок.

К сожалению, пешком мне за лошадьми не угнаться, а Кинн еще не вернулся. Поэтому я стоял у шатров с черным клинком в руках, а десять всадников, поровну силгизов и йотридов, держались на расстоянии примерно тридцати шагов.

– Ты что, только что намочил штаны? – крикнул я.

– Говенный черный джинн, – прокричал предводитель в ответ.

Беда в том, что, если я отправлюсь в Зелтурию, никто не помешает им творить зло. Даже если абядийцы сбегут, кашанские кобылы смогут преследовать их до самого побережья Юнаньского моря.

Эти силгизы и йотриды должны умереть.

– Будьте прокляты вы и ваши святые, – выкрикнул предводитель. – Я нагажу на труп святого Джамшида, прежде чем отправлюсь домой трахать свою абядийскую рабыню.

Какие скучные насмешки у этих силгизов, никакой выдумки. Между тем янычары славились умением издеваться над врагами.

Ко мне подошла Рухи, ее лицо снова закрывало черное покрывало.

– Спаси Лат этого мерзкого человека.

– Они больше не считают нас братьями по вере, – сказал я. – Они убедили себя, что справедливо проливать нашу кровь за то, что святые правители сделали с Потомками семьсот лет назад. И не прекратят лютовать, пока мы все не заплатим за то преступление. Уничтожение абядийцев – только начало.

– Хурран ходит от шатра к шатру, пытается уговорить всех бежать. Спасибо, что сражаешься за нас.

– Сделаю, что смогу. – Я посмотрел на бледное небо. – Во имя Лат, где же Кинн? Будь он здесь, я сам бы охотился на них.

Рухи пожала плечами.

– А что, если абядийцам уйти в горы? – Я указал на далекие вершины в направлении, противоположном Зелтурии. – Кармазийские горы простираются до Юнаньского побережья и Сирма.

– Не знаю, захотят ли кармазийцы принять нас. – Кармазийцы – народ Сади и Хуррана.

– Разве абядийцы и кармазийцы не ладят?

– Мы никогда особенно не враждовали. Они не трогают нас, мы не трогаем их.

– Я слышал, что некоторые кармазийские племена почитают другого бога.

– Я тоже об этом слышала, но никогда с ними не встречалась. Однако Селуки охотились на них.

Я вспомнил, что именно так мать Сади, Хумайра, попала в гарем шаха Мурада.

– А как насчет Доруда? Там правят великий визирь Баркам и принц Фарис. Абядийцы могут найти укрытие за стенами города.

– Согласна. У Баркама были в роду абядийцы. Надеюсь, он нам поможет.

На лошади я мог бы погнаться за всадниками, которые до сих пор наблюдали за нами с некоторого расстояния. Но здесь были только верблюды. И я не мог отвести глаз от врагов, чтобы не дать им начать стрелять из луков или атаковать лагерь с флангов или тыла.

– Как же я хочу перебить их, – разочарованно проворчал я.

– Хотела бы я тебе помочь. Похоже, я бесполезна.

– Ты – Апостол Хисти, твое поле битвы – сама душа. А это оставь мне.

– Знаю. – Она положила руку мне на плечо. – Я просто… Я волнуюсь за тебя.

– Волнуйся за своих сородичей. На мне доспехи из осколков треклятого Ангела. Со мной ничего не случится.

Рухи кивнула и побежала к шатрам, а я направил свое внимание на силгизов и йотридов.

Но они не приближались, слишком боялись меня.

– Эй ты, вонючий конюх! – Я снял шлем и бросил его на песок, затем скинул бо́льшую часть доспехов и остался в кафтане, развевающемся на ветру. – Мы с тобой, один на один, глиста кусок. Неужели твой отец был таким трусом? Поэтому он трахал только свою лошадь?

Предводитель-силгиз подъехал ближе. Большой, туповатый на вид, с бритой головой, густыми усами и гладкой кожей. Голову он держал высоко.

– Ты никакой не джинн. Просто еще один грязный песчаный говнюк, которого я трахну в задницу.

– Без оружия. – Я бросил Черную розу. – Борись со мной. Победишь, и мои доспехи и ятаган твои.

Недоумок спрыгнул со своей ржущей лошади.

– Будь по-твоему.

Он трижды хрустнул костяшками пальцев.

Этот идиот замахнулся, я увернулся, а затем ударил его коленом в твердый живот и сразу отступил. Но он только смачно рыгнул и попытался схватить меня за горло огромной правой рукой. Я отступил назад и нанес косой удар в челюсть, костяшки пальцев попали ему под глаз.

Он споткнулся, взметнув песок, ухмыльнулся и встал, как каменный, внимательно и спокойно глядя на меня. Я нанес еще один удар, он перехватил его и вывернул мне руку. Я закричал от боли в костях. Он схватил меня за шею, повалил на землю и придавил коленом, в рот и нос мне набился песок.

– Он мой! – крикнул силгиз своим всадникам.

Они галопом понеслись к нам, так что задрожала земля. Силгиз вдавил мое лицо в песок, словно надеясь, что оно взорвется от нажима.

Я извернулся и схватил его за руку. Используя технику, которой меня научил Тенгис, я одним движением согнул ее назад. Щелчок. Тупой говнюк завыл и стал вырываться. Песок закрывал мне обзор. Я встал и побежал к Черной розе.

Уклонившись от стрелы, я с гулким лязгом выхватил Черную розу из ножен, когда всадники оказались уже близко.

Они скакали быстро и не могли сохранять строй. Я зарубил первую лошадь, белую, она сбросила седока и с визгом врезалась в крепкую пальму.

– В доспехах или без, этот человек джинн! – крикнул один из йотридов.

Пятеро йотридов натянули поводья и повернули назад, оставив мне только троих силгизов. Вот тебе и укрепление связей между двумя племенами.

Один попытался затоптать меня, но я отсек голову его пятнистой кобыле. Брызнула кровь. Всадник упал, затем поднялся на ноги и, спотыкаясь, пошел к деревьям. Опасаясь оставлять врага за спиной, я повернулся и побежал за ним. Одного удара в живот оказалось достаточно. Перепуганная лошадь под одним из двух оставшихся всадников взбрыкнула и подбросила седока в воздух. Он с хрустом упал на твердую землю. Судя по тому, как он корчился и кричал, у него были сломаны кости. Я мог бы оставить его помучиться, но предпочел перерезать горло.

Последний всадник не нападал. Он выпускал стрелы из огромного сборного лука. К несчастью для него, я уклонялся от стрел всю свою жизнь. Когда я начал сокращать расстояние между нами, он ускакал.

Поэтому я вернулся к их предводителю, большому ублюдку, которому я сломал руку после того, как он решил, что может побороть меня. Острием Черной розы я прочертил кровавую линию вверх, начав с его мошонки.

Его пронзительные крики стали невыносимыми даже для меня. Но они сработали. Последний всадник крикнул: «Брат!» – бросил лук и поскакал ко мне. Я нырнул под его копье и перерезал ноги его кобыле. Как только силгиз рухнул на землю, я проткнул клинком его грудь, и изо рта у него хлынула кровь.

Теперь нужно было прекратить крики. Борец истекал кровью, как дырявый мешок. Мне хотелось наказать его, продлив страдания, но все же лучше было предоставить это хранителям ада. Я вонзил клинок ему в горло, и наконец наступила тишина.

13
Сира

Сидя в одиночестве в своей юрте и слизывая пену с тамариндового шербета, после долгих раздумий я пришла к выводу: Зелтурию и в самом деле захватил Базиль Изгнанный.

Семьсот лет назад он пропал, а теперь снова появился. Это самое безумное, но очевидное объяснение. Я вызвала его к жизни, соединив звезды, исполнила пророчество восточных этосиан. Как сказала Селена, через меня явил свою волю Архангел, показав чудеса верующим. Вот только это был не Архангел.

Это Хавва, Спящая.

Через полог в юрту влетела птица. Махая крыльями, она вонзила жуткие когти в расшитую блестками подушку. Дронго с перьями цвета обсидиана уставился на меня.

Я уже собиралась выгнать птицу, как вдруг ее голова с хрустом запрокинулась наверх. Щелк. С таким звуком вытягивались руки и ноги Марота в соборе святого Базиля. Щелк. Теперь ее шея была уже длиной с мою руку. Еще один щелчок, и левая лапа дронго выдвинулась вперед и удлинилась. Щелк. А потом и правая. Щелчки раздавались беспрерывно, из покрытой перьями кожи вырывались кости и вырастали до размера человеческих руки и ног.

Мне хотелось закричать и сбежать. Но я боялась того, что сделает эта тварь, если я хотя бы моргну. Поэтому я наблюдала за ней под какофонию щелчков и хруста, пока она не встала на костяных ногах.

Перья цвета обсидиана упали на ковер и исчезли. Кости обросли сухожилиями, а те, утолщаясь, стали мышцами, прямо на моих глазах будто рождался человек, только вне утробы. На его груди образовалась влажная, мясистая и покрытая жиром мышца, она билась и качала кровь, которая теперь текла по черно-синим венам.

Я ущипнула себя. Шлепнула себя по щеке. Открыла рот, чтобы закричать.

– Нет. Не кри-чи.

Каждый слог звучал в своей тональности, словно они проскакивали через зазубренное горло.

Я подчинилась. Мои руки дрожали. Матушки здесь не было, и я не могла даже помолиться.

На мышцы натянулась кожа – с таким звуком кожевенник растягивает коровьи шкуры. Она была бледно-голубая и прозрачная.

Выросли и глаза, и ресницы над ними. А чуть ниже взбух нос, как гора после землетрясения. И на гладкой коже прорезался рот.

Из головы, словно лианы, прорастали сияющие лазурные волосы, выпрямляясь, пока не удлинились до пояса.

Теперь передо мной стояла женщина. Ее глаза были белыми, пока в них не появились зеленые водовороты, сформировавшие спиральные зрачки.

Груди у нее были небольшие и без сосков. В животе возник пупок, казавшийся неестественно гладким. На пальцах выросли ногти, а на ладонях сами собой прочертились линии.

И наконец, творение было закончено. Ее губы были похожи на лед. И когда она шагнула ко мне, юрта наполнилась холодом. Вот только она не шагнула. Ее ступни не касались ковра. Она парила над ним, шевеля пальцами ног.

– К-к-кто т-ты? – Я не могла сдержать дрожи.

– Успокой свое черное сердце, Сира. – Голос такой воздушный, словно мог подняться над облаками. – Я не причиню тебе боли… тем способом, какого ты боишься.

Лучше бы я не снимала повязку с глаза. Никогда не сдергивала покров с другого мира.

Пока она смотрела на меня, ее зрачки растворились, осталась только туманная зеленая поверхность. Затем они преобразовались в спирали и снова растворились, как будто с трудом сохраняли форму.

– Глаза – это вечная проблема, – сказала она. – Но остальное ведь тебе нравится?

– Ч-что?

– Это простой вопрос, Сира. Тебе нравится то, что ты видишь?

Не считая глаз, бледной кожи и еще нескольких странностей, тело было вполне человеческим. Изящным и с тонкими руками, как у Веры.

– Т-т-ты в-выглядишь н-нормально.

– Всего лишь нормально? – Она мрачно и гортанно хмыкнула, ничего общего с нежным и воздушным голосом. – Я долго старалась, чтобы принять этот облик, и надеюсь, ты его оценишь. Если хочешь знать, я дэв.

– Д-дэв?

– Мы вроде джиннов.

Джиннов? Ну конечно. Только джинны и ангелы могут менять форму.

– Меня зовут Саурва, я дочь Ахрийи.

– Дочь… кого-кого?

– Ты же не глухая, Сира. Ты меня слышала.

Она присела передо мной на корточки. Ее окружил сверкающий, как бриллиант, ореол. Она намотала на палец лазурный локон и подкрутила его.

– А ты думала, что можешь заглянуть за покров, но при этом оттуда никто не заглянет в ваш мир?

– Я-я-я… никогда не хотела… никогда не просила наделить меня способностью заглядывать за покров.

– Ты сама-то в это веришь?

Я сделала глубокий вздох и выдержала паузу. Потерла ладони. Подумала о матери. О ее стойкости и тепле. Она стояла лицом к лицу со смертью. Потеряла обоих сыновей. Конечно же, я сумею противостоять всему, что бы это ни было.

– Чего ты хочешь?

Саурва попыталась коснуться моей щеки, и я вздрогнула. Она подплыла ближе, не касаясь ступнями ковра, но по-прежнему сидя на корточках.

– Считай меня заменой Марота. – Она улыбнулась так, словно не знала, как надо улыбаться. – Ты просто мелкая норовистая крыса, даже после всего, что мы для тебя сделали. Совсем негодная замена Лунары. Она была бесстрашна.

– Кто такая Лунара?

– Не важно. – Ее левый зрачок растворился, но правый остался спиралью, которая вращалась, гипнотизируя меня. – Дам тебе совет, Сира. Не позволяй своим людям войти в Зелтурию.

Но именно таковы были наши намерения. Лучшего времени для захвата Зелтурии не придумаешь, пока засевшие внутри враги изматывают друг друга. Промедление позволит крестейцам укрепиться.

– Почему?

– Сейчас Зелтурия стала эпицентром другого мира. Нового царства ангелов.

– Что-что?

– Хватит вести себя как невежда. – Существо гортанно хмыкнуло. – Больше всего на свете ненавижу глупых и напуганных крысенышей. И не забывай – это ты послужила всему причиной. Если бы существовал вселенский закон, ты отправилась бы прямиком в ад. И мы обе кипели бы в твоей крови.

Что сказала бы на это матушка? Послала бы существо куда подальше, хотя и изящнее. Пришлось сглотнуть ужас и набраться смелости.

– Саурва… не такая уж ты пугающая. В следующий раз оденься. Ты ужасно уродлива.

– Дело в глазах? – Она надулась, подбородок стал кроваво-красным. – Или в бледной коже? Скажи, что улучшить? В следующий раз я встречаюсь с мужчиной, поэтому хочу быть… – Она изогнулась, чтобы заглянуть в отверстие между ног. Там торчали зубы. – Неотразимой. Она повернула голову и снова посмотрела на меня. Опять появилась эта нечеловеческая ухмылка. – После того как оседлаешь дэва, другие лошади покажутся менее резвыми. – Она хихикнула – одновременно воздушно и гортанно, словно перебирая самые высокие и самые низкие ноты на уде. – Солдаты, долгое время находящиеся на войне, просунут свои иссохшие палки в любую дыру, Сира. Опьяненные похотью, они не замечают острых шипов… пока не станет слишком поздно.

За этим последовал истерический, демонический хохот. По моей спине словно провели сверху вниз кубиком льда.

Матушка велела бы этой твари убираться обратно в свою адскую бездну.

– Ты сказала, что будешь вместо Марота… Насколько я успела его узнать, он был весьма целеустремленным и решительным. Так что, если не собираешься просто насмехаться надо мной, говори, чего тебе надо. И немедленно.

– Ха-ха! А ты решительная штучка. – Она приблизилась к моему уху. От ее кожи пахло тухлой рыбой и гортензиями. – Жаль, что у тебя нет семени. Я так хотела бы ребенка с твоим характером.

– Но до сих пор только оскорбляла мой нрав.

– Разве? В конце концов, ты ведь человек. А люди – такие жалкие насекомые.

– Тогда зачем тебе человеческое семя?

– Я не могу рассказать тебе о том, как мы размножаемся, Сира. – Она снова омерзительно хихикнула. – Но у меня есть для тебя подарок.

Она вытащила из-за спины книгу и положила на ковер. Деревянный переплет с кроваво-красной кисточкой-закладкой. На корешке золотыми буквами было написано на парамейском: «Мелодия Ашери».

– Это же… книга кровавых рун? Вроде тех, которые вернули Зедру в теле Норы?

– Она самая. Хочешь узнать секрет? – Саурва поднесла вялую пористую ладонь к моей щеке. – У меня есть и книга твоей крови.

Мне хотелось отдернуть ее руку, потому что в меня лился лед, но я сдержалась.

– Зачем тебе книга моей крови?

– У нас есть книга крови для любой несчастной души, занимающейся колдовством, которому научил ее Марот.

– У кого это «у нас»?

– У нас – тех, кто служит, Сира. Мы служим. И ты теперь – часть этого «мы». Понимаешь? – Она приподняла мой подбородок демоническим пальцем, на котором внезапно отрос черный и острый, как игла, ноготь. – А теперь расскажи всю правду, что скрывается в складках твоей обугленной души. Расскажи, кого ты считаешь достойным поклонения.

Я уставилась на вращающиеся спирали ее глаз.

– Себя. Я служу и поклоняюсь только себе.

Похоже, меня вынудили это сказать, погрузив в своего рода транс.

– Так не пойдет, Сира. Отныне твоя богиня – Спящая. Можешь прикрываться любой религией, чтобы остальные следовали за тобой, но в твоей душе должна быть одна лишь Хавва. – Она постучала по книге крови ногтем. – Чтобы лучше ей служить, мы решили, что ты должна научиться целенаправленно соединять звезды.

– А если я не хочу ей служить?

– Ты уже не можешь отказаться! – мрачно и зло выкрикнула она. А потом хихикнула, и ее голос стал легким как перышко. – Нет лучшего учителя, чем тот, кто породил мерзкого Архангела из Кровавой звезды. То еще было зрелище.

Мне хотелось закончить этот разговор. Хотелось увидеть небо. Обнять матушку. Может, лучше просто сделать вид, что я согласна.

– Ты говоришь о том, что произошло в Костане.

– Видишь? Ты все-таки кое-что соображаешь, глупышка. В то время как Ашери на каком-то первозданном уровне понимала язык самой Кровавой звезды. Она могла бы тебя научить.

– Так ты хочешь, чтобы с помощью этой книги крови я вернула Ашери, как Марот вернул Зедру.

Саурва поцеловала меня в лоб. В каждой моей вене застыл лед. Я и сама чуть не превратилась в ледышку.

– Ты такая мудрая, но глупая, Сира. Ты прекрасно научишься соединять для нас звезды.

– Но если ее можно вернуть, почему вы еще этого не сделали? Зачем вам я?

– Ты знаешь зачем. – Она задрала голову и уставилась в дыру на потолке юрты, служившую зимой дымоходом. – Чтобы они нас не заметили.

– Кто это «они»?

Она коснулась прозрачным пальцем синих губ.

– Если размышлять об этом слишком долго, перестанешь существовать, как будто тебя никогда и не было. А теперь мне пора, меня ждет усталый солдат.

Пока Саурва с щелканьем и хрустом складывалась обратно в дронго, я отвернулась. А потом птица упорхнула через дыру в потолке.

Я как можно быстрее проковыляла из юрты наружу. Приказала ближайшему йотриду найти для меня кашанскую кобылу, чтобы отправиться к Пашангу. Несмотря на то что в деревянном седле разболелась спина, я неслась по пустыне к первым рядам нашей армии, стоящим прямо перед кровавым облаком, накрывшим Зелтурию.

Облако было таким мощным и широким, что вся пустыня приобрела мерзкий розоватый оттенок – такого цвета становятся глаза, если слишком сильно их тереть. Пористая субстанция растянулась по поверхности, как больная кожа. Из тучи доносились приглушенные крики.

К моему облегчению, Пашанг со своими всадниками еще не рискнул разузнать, что внутри. Они собрались вокруг пальмы вместе с Гокберком, Текишем и женой Текиша Эльнурой.

– Не входите в облако! – заорала я во все горло.

Все обернулись ко мне. Когда моя кобыла приблизилась к ним, Пашанг помог мне спешиться.

– В чем дело? – спросил он.

– Нельзя туда входить. Просто нельзя.

– Почему?

– Там совсем другой мир. Так она мне сказала.

– Чего-чего?

Пашанг почесал всклокоченную бороду.

– Джинн предупредил меня, что нельзя никого туда пускать. Там «новое царство ангелов», так она сказала. Понимаю, звучит странно. Но поверь, это не пустая угроза.

Эльнура положила руку мне на плечо.

– Все в порядке, сестра. Ты говоришь здраво. В конце концов, речь идет о кровавом облаке, породившем целую армию.

– А джинн сказал, чего именно мы должны там опасаться? – поинтересовался Текиш, скрестив руки на груди.

Я покачала головой.

– Она сама по себе выглядела устрашающе. Невероятно устрашающе. Боюсь, теперь я не смогу нормально спать много лун.

Гокберк вздохнул с неожиданным для такого несгибаемого человека трепетом.

– Один из моих всадников уже отправился туда.

– И? – спросила я. – Что произошло?

– Это было много часов назад. Он так и не вернулся.

– Ты должен был мне сказать, Гокберк, – раздраженно заметил Пашанг, повернувшись к кагану-сопернику. – Я уже сам собирался туда поскакать.

– Я не думал, что это опасно. – Гокберк развел руками с деланой невинностью. – Оттуда ведь вышли крестейцы, чтобы поговорить с нами. Вышли и вернулись как ни в чем не бывало.

– Если они спокойно вышли оттуда, это еще не значит, что выйдем и мы, – сказала я.

– Почему это? – Гокберк презрительно потряс головой. – Кто бы там ни находился, нас защитят Лат и Потомки. Твоя вера ведь не только напоказ?

Если он в это верил, то почему так беспокоился о судьбе своего воина?

– С этой минуты никто не войдет в кровавое облако, – приказал Пашанг. – И мы отойдем на несколько сотен шагов.

– Будь прокляты святые, – сказала Эльнура. Я и не знала, что она употребляет эту фразу. – Тот всадник, который въехал туда… Это же новый муж моей сестры. После указа о брачных узах она с готовностью развелась с прежним. И что я ей теперь скажу?

– Ага, Тилек. Сильный воин, – кивнул Гокберк. – Когда шах Бабур послал сотню слонов затоптать наш лагерь рядом с Челюстью Джалута, Тилек в одиночку увел половину из них. Нельзя его бросать. Пашанг… Почему бы тебе не показать нам, что ты такой же храбрый, как Тилек?

Если он вошел в кровавое облако, то скорее дурак, а не храбрец, хотя грань между ними тонка. Меня раздражало, с какой готовностью Гокберк ждет, что Пашанга поглотит нечто, скрывающееся в этом кровавом тумане.

– Если Зоя узнает, что Тилек пошел туда и не вернулся… – болезненно вздохнула Эльнура.

– То пойдет за ним, – закончил ее мысль Гокберк. – А значит, она храбрее Пашанга. Может, это ей следует стать хатун йотридов.

– И как же ты поступишь? – спросила я Эльнуру, игнорируя утомительные уколы Гокберка.

А Пашанг, кажется, сжал за спиной кулак.

– Свяжу ее, – ответила Эльнура и направилась к рядам разноцветных юрт.

После того как Эльнура привязала свою младшую сестру к столбу и поставила у входа в ее юрту караульных, нам пришлось терпеть доносящиеся оттуда страдальческие причитания, а Гокберк, Пашанг и я собрались в великолепном командном шатре йотридов. Рутенская рабыня наполнила наши чаши сливочным кумысом, который мне казался слишком горьким и склизким. Но я все равно заставила себя его выпить, иначе они усомнились бы в том, что я истинная силгизка.

– Подсчет еще не завершен, но мы захватили по меньшей мере десять тысяч человек, – сказал Пашанг. – В основном женщин и детей.

– Похоже, абядийцы бежали так быстро, что забыли о детях. Срущие песком трусы. – Гокберк затянулся изогнутой опиумной трубкой. – Мне не терпится забрать свою долю товаров и рабов. У меня никогда раньше не было песчаных засранцев. Интересно… у них все дырки забиты песком?

Проглотив остатки кумыса, я откашлялась.

– Умерь свой пыл.

Гокберк выдохнул облако опиумного дыма.

– С чего это?

– Хватит уже вести себя как два ненасытных племени из Пустоши. Надо привести женщин на базар в Кандбаджаре или еще куда-нибудь. Все деньги пойдут в казну, и мы начнем отстраивать город. Даже платить визирям. Что до детей-рабов, мы обратим их в истинную веру и сделаем гулямами. Так поступили бы Селуки.

– Мы не вонючие Селуки. – Гокберк по-волчьи рыкнул. – Я обещал своим всадникам рабов и драгоценности. Они проливали кровь целый день и две ночи и должны быть вознаграждены.

– Они проливали кровь, но не свою. – Я с отвращением фыркнула. – Давай не притворяться, будто это была славная битва. Это было одностороннее кровопролитие. За отличную работу всадникам хорошо заплатят сверх жалованья. Как заплатили бы гулямам.

Гокберк презрительно хмыкнул.

– Гулямам? Силгизский воин – не раб. Жизнь в Кандбаджаре отравила твой и без того гнилой разум.

– Он прав, – сказал Пашанг, избегая моего раздраженного взгляда. – Без наших воинов мы никто. Если мы не будем выполнять их требования, они найдут других каганов.

– А кто мы без Кандбаджара? – Я позволила раздражению выплеснуться в тоне моего голоса. – Думаете, люди не выкинут нас отсюда, если к стенам подойдут дети Мансура или великий визирь Баркам? И куда тогда мы денемся, окруженные врагами со всех сторон?

– Вернемся домой, – ответил Гокберк. – А если люди попытаются нас «выкинуть», то Кандбаджара просто не станет, неоткуда будет выкидывать. Уж это я гарантирую.

– Я придумала этот план не для того, чтобы вы двое растеряли все наши преимущества! – Я стукнула по ковру кулаком. – Согласна разделить добычу на три части.

– И целую треть забрать себе? – шикнул на меня Гокберк. – Да уж, ты стала настоящим Селуком.

– Не себе. Я хочу править процветающей Аланьей. И требую, чтобы треть добычи отправилась в казну.

Пашанг сделал глоток из деревянной чаши с кумысом.

– Поддерживаю.

– Наверное, каждый раз, когда ты встаешь на ее сторону, она вылизывает тебе зад.

Гокберк высунул язык.

Пашанг встал.

– Ты насмехаешься над моей женой, Гокберк. Единственной дочерью твоего дяди. Оскорбишь ее еще раз, и тебе придется отрастить новый язык.

Гокберк тоже встал.

– Ты такой испуганный и мягкотелый. Достаточно одного взгляда на твое брюхо, чтобы это понять. Думаешь, сумеешь меня одолеть, когда стал похож на грушу?

– Хватит! – Я встала и втиснулась между ними. – Пусть мелет языком, Пашанг. Не стоит из-за этого терять все, чего мы добились.

Из стоящей неподалеку юрты внезапно пронзительно завыла сестра Эльнуры. Она ведь только что вышла замуж за Тилека, почему же так сокрушается? В последние дни в племенах появилось много вдов и вдовцов, не она одна рыдает. Конечно, без слез тут не обойтись.

Пашанг и Гокберк по-прежнему бросали друг на друга злобные взгляды.

– Ладно, – наконец сказал Гокберк. – Треть пойдет в казну… Что бы это ни значило.

Неужели он и правда не понимает, чем мы тут занимаемся? Мы не просто пытаемся стать богатыми племенами из Пустоши. Мы хотим сковать династию. Если жители Кандбаджара будут страдать при нашем правлении, они встанут на сторону детей Мансура или великого визиря Баркама, которые в отсутствие Кярса остались нашими главными соперниками и неизбежно будут претендовать на власть.

Я делала все возможное, чтобы оказать давление на Баркама. Из Доруда он контролировал запад Аланьи под знаменем Селуков. Как только до него дойдут вести о тяжелом положении Кярса, он начнет стремиться к более масштабным целям. На динары от торговых пошлин он может собрать наемную армию из Химьяра и с Юнаньского побережья, чтобы использовать ее против нас.

Как только гулямы Кярса перестали существовать, баланс сил изменился. Начнется схватка за Аланью. И это без учета крестейцев, которых вызвало мое колдовство. Я предпочла бы уничтожить их и захватить Зелтурию, но пока кровавое облако не рассеялось, это затруднительно.

Гокберк вышел из юрты, оставив меня наедине с Пашангом.

– Позволь мне его придушить, – сказал он. – Вонючий идиот думает только о том, куда укажет его член.

– И все же ты частенько его поддерживаешь. Что это говорит о тебе? А обо мне?

– Он просто обосранный волосок из задницы. А ты… мечтательница. Но я реалист. Я уравновешиваю вас двоих.

А я-то думала, что сама их уравновешиваю.

– Сира. – Пашанг взял меня за руку. – Ты отлично придумала с браками. Благодаря этому силгизы и йотриды со временем станут одним племенем. И это племя осядет в Кандбаджаре и других великих городах Аланьи. – Он расправил йотридский жилет. – Их дети не будут носить эту одежду. Они будут одеваться ярко, по самой последней кашанской моде. Они не будут знать, как держаться в седле или куда положить колчан, и начнут посылать вместо себя на войну рабов. Это произойдет, Сира, но потребуется время. Ты должна смириться с тем, что можешь этого не увидеть, даже когда поседеешь.