Текст книги "Сергей Джигурда. В чем сила, брат?"

Сергей Джигурда. В чем сила, брат?

Как-то мы с Никитой возвращались на его машине из Подмосковья. Они с Мариной только поженились. «Давай заедем на пару минут в одно место, поздравим человека с днем рождения», – вдруг предложил брат. В большом загородном доме веселье было в самом разгаре. За столом сидело много гостей. Хозяйка встретила нас на пороге, она была пьяна.

Мы пробыли там недолго, когда отъехали, спросил:

Никита удивился:

– Люся Браташ. Она была на нашем с Анисиной венчании, забыл?

Я мысленно вернулся в тот день 2008 года. Церемония венчания, очень торжественная и красивая, проходила в храме Воскресения Словущего в Даниловской слободе. Марина была в дивном белом платье, Никита в золотом костюме, фату невесты несли два маленьких ангелочка с крыльями. Брат громогласно объявил Марине: «Ты моя последняя женщина!» В толпе гостей скромно стояла блондинка в сером брючном костюме и черных очках. Это и была Люся Браташ. Я ее вспомнил.

После нашего с Никитой визита в дом Люси я никогда больше с ней не пересекался. Вдруг сообщение в новостях: пятнадцатого февраля 2016 года в элитной квартире в Крылатском нашли тело Людмилы Браташ. А еще через какое-то время всплыло завещание, в котором она оставляла свои миллионы моему брату и его жене.

Вот уже год пресса пестрит заголовками: «Афера развода Джигурды и Анисиной», «Тайна наследства бизнесвумен»… История с завещанием Браташ была для меня как гром среди ясного неба. Я знал, что Люся является крестной сына Никиты и Марины. Но того, что она оставит им все свое богатство, представить не мог. Больше всего меня потрясло признание брата: они с Браташ были любовниками чуть ли не со дня его свадьбы с Анисиной. Не знаю, стало ли это откровением и для Марины. Но факт остается фактом: они с Никитой окончательно развелись…

Мы с Анисиной недавно встретились в программе «Прямой эфир», обнялись, поцеловались.

– Прекрасно выглядишь, Марина.

– Ты тоже…

Она только что прилетела из Франции, чтобы поставить наконец все точки над i в скандальной истории с разводом. Мы с ней были дружны, но последние два года Марина редко появлялась в Москве. Началась запись программы. Анисина держалась очень уверенно и невероятно спокойно, было видно, что окончательно для себя решила: браку с Никитой конец. А ведь еще полтора года назад она колебалась…

Марина тогда первый раз подала на развод и увезла сына и дочь во Францию. Никита умолял вернуться, просил прощения. Сильно расстроенная, она позвонила мне, чтобы посоветоваться. Было понятно, что Марина в глубине души хочет сохранить семью – все-таки венчанный брак, двое детей…

Я почувствовал, что она сомневается, и помирил их. Поскольку знаю брата лучше всех, посоветовал Марине: «Ни в коем случае не дави на Никиту. Воздействуй только женской слабостью: плачь, умоляй, говори, что любишь, что не можешь без него. Скажи, что дети видят, как он курит траву, и это тебя убивает. Нажимай на жалость. Но если будет хоть один срыв – уходи! – а в конце добавил: —Единственный путь к нормальной жизни для Никиты – это лечиться».

Они встретились, Марина поставила какие-то условия, Никита согласился, пообещал, что займется здоровьем. Развода удалось избежать.

Но обещание свое брат не сдержал. Марине пришлось вытерпеть много его срывов. Прошлым летом звонила, жаловалась на него. Я спросил прямо:

– Он по-прежнему курит траву?

– Говорит, что нет. Я делаю вид, что верю. Но по-моему – да…

– Смотри сама, конечно, но ты ведь понимаешь, чем это грозит…

Марина подала на развод. Многие до сих пор недоумевают, почему они были вместе. Помню хлесткий эпитет, которым наградили эту пару в прессе, – «Красавица и Чудовище». Их роман всегда был под прицелами камер. Когда катались на льду в телевизионном проекте, писали, что продюсеры заплатили Джигурде за роман с Анисиной. Но девять лет совместной жизни, по-моему, всем доказали, что это была любовь.

Все начало меняться три года назад. Понадобилось совсем немного времени, чтобы разрушить счастливую семью. Брат стал выступать в ночных клубах, там платили большие деньги. Это тяжелая работа, большое напряжение – ему надо было расслабляться. И он нашел способ. Никита не раз признавался, в том числе и в своих роликах, которые постоянно выкладывает в Интернете, что курит травку. Он считал и считает, что она ни на что не влияет. Но это совсем не так. Результат не заставил себя ждать: Никита за такой короткий срок умудрился все потерять – прекрасную жену, детей, старшего брата, профессию…

Ссоры в их семье случались в основном именно из-за травы. Марина жаловалась, что Никита устраивал дома, как он это называл, мистерии: зажигал свечи, рисовал на полу странные знаки, проводил какие-то понятные только ему обряды под громкую музыку. При его шумных перформансах присутствовали дочь и сын. Анисина испугалась не за себя – за детей. Однажды увидела маленькую Эву в наушниках, сидящую в позе лотоса. Она слушала тяжелый рок, который на полную громкость включил ей Никита. Я прекрасно понимаю тревогу матери. Марина, думаю, все еще любит Никиту, но жить с ним не может. Он очень сильно изменился. Не зря Анисина признается, что выходила замуж за другого человека. Да брат и сам говорит: «Я больше не Никита Джигурда».

«Никита великолепный актер», – часто повторяет Марина. Действительно, понять, где он настоящий, а где играет, уже невозможно. Произошло как в фильме «Маска» с персонажем Джима Керри: вначале ему нравилось носить маску, а потом он перестал ее снимать и в жизни – она окончательно к нему приросла. Недаром любимое выражение Никиты: «Вся наша жизнь – игра».

Мы с ним давно не виделись. И вдруг на телеэфире, где обсуждали завещание Браташ, ведущий неожиданно объявил: «Сейчас выйдет Никита Джигурда». Я встал, чтобы уйти, не хотелось встречаться с братом: у нас своя история. Он выскочил из-за кулис, бросился обниматься. Я отвел его руки и сказал: «Ты – предатель!» Никита, не дав договорить, сразу принялся обиженно перечислять, сколько ему должен: и в Москву-то он меня вытащил, и в спектакле занял, и благодаря ему я встретил свою жену. Смотрел на него и думал: «А ведь ты когда-то писал, что обожал меня и считал первым после Бога…»

Мы с Никитой перестали общаться три года назад. Спектакль, где участвовали я с женой, актрисой Людмилой Татаровой, и брат с Мариной, повезли в один из подмосковных городков. По дороге Никита «расслабился» и вышел на сцену в сильно взвинченном состоянии. У него реактивная психика, подвижная, и под действием травы тормоза просто отказывают.

Ну и началась импровизация, я бы сказал, сольный концерт Джигурды-младшего. Публика в зале зашумела – все подумали, что артист пьян. Мы еле доиграли первый акт, в антракте ко мне подошел продюсер: «Спектакль под угрозой срыва». Надо было что-то делать. Вошел в гримерку и закрыл дверь на ключ.

– Никита, что ты творишь?!

– Нет, но как я дал! Вот это и есть настоящее искусство!

Брат был в восторге от своего выступления. А я пошел нести его по кочкам, орал так, что стены тряслись, про уважение к партнерам, про ответственность, профессию, которую такое поведение только позорит… Никита присмирел.

Марина пыталась прорваться в гримерку:

– Сережа сейчас его ударит!

Люда ее не пускала:

– Брат с братом разговаривают, нам туда нельзя.

Перед тем как уйти, сказал Никите:

– Этот допинг тебя доведет. Ты останешься без семьи, детей, работы. Кроме него тебе ничего не будет нужно, – а в конце добавил: – И не звони мне больше, если ты под кайфом!

Антракт задержали. Никита отыграл второй акт без фокусов. После этого случая брат несколько раз звонил, но я не стал с ним разговаривать – он был в неадекватном состоянии. Никита что-то говорил в трубку, а я думал: «Тут солгал, здесь преувеличил, а это придумал». Я его знаю как облупленного…

На той телепередаче, где мы встретились после продолжительного перерыва, Никита не дал мне сказать, почему считаю его предателем. А это так, и я имею право судить, поскольку старший брат и всегда был для него наставником. На мой взгляд, он перешел важную черту – предал Свет ради Тьмы. Вернуться обратно очень трудно, ведь Никита нанес себе на тело каббалистические знаки. Такие татуировки – страшная вещь…

Знаменитый психоаналитик Зигмунд Фрейд не зря писал, что все проблемы из детства. Мне кажется, так и есть.

Я был первенцем у молодых родителей, а Никита – желанным и долгожданным ребенком. Мы оказались совершенно разными. Я рос хилым, с вечно раздутой от прививки Манту рукой и подозрением на порок сердца, а Никита был крепышом, мощным и здоровым. Меня мама водила в детский сад, по три дня не меняя белую рубашку. А Никите-сорвиголове на сменку давали две рубашки и, забирая его из сада, мама приносила с собой третью, чтобы по дороге домой сын выглядел прилично.

Наши родители были простыми инженерами. Работали в секретном институте в Киеве, разрабатывали акустические системы для подводных лодок и их обнаружения. Как и все советские люди, верили в светлое коммунистическое будущее, пели под гитару бардовские песни. Мать с отцом разошлись, когда меня принимали в пионеры. Никита был совсем маленьким и, естественно, ничего не понял. А я переживал – мы с отцом были близки. Он часто забирал меня из школы, и пока шли до дома минут сорок, придумывали рифмы. Наверное, благодаря этой игре я потом и стал писать стихи.

Отец был красавцем, метр восемьдесят с лишним. Постоянно ездил куда-то в командировки и в итоге завел любовницу. Мать, узнав об измене, немедленно подала на развод. Отчим появился у нас очень быстро. Дядя Витя, тайно влюбленный в маму, был другом семьи. Отец часто пользовался его преданностью, при случае говорил жене: «Витя тебя проводит». И как только родители развелись, Витя подставил маме плечо. Они поженились, и для нас, детей, это не стало стрессом, поскольку дядю Витю мы прекрасно знали. Первым назвал его папой я, Никита вслед за мной. Он во всем мне подражал.

Родной отец к нам не приходил. Вскоре он женился, у него родился еще один сын. Мама запретила бывшему мужу с нами общаться. Не хотела травмировать детей: один папа, второй. Алименты он платил, но в гости не приходил. Присылал подарки по почте, хотя жили мы в одном городе. Самое интересное, что они с мамой и дядей Витей продолжали вместе работать. Мама отстранила мужчин от воспитания, говорила: «Это мои дети, я их больше всех люблю и наказывать буду сама. Не лезьте!» Ни отец, ни отчим пальцем нас ни разу не тронули.

Жили мы в хрущевке, впятером на двадцати четырех метрах – вскоре родилась сестра. С братом у нас разница в пять лет. Он рос совершенно свободным ребенком, но был в нем какой-то гипертрофированный эгоизм. Когда трехлетнему Никите нравилась игрушка в магазине, пусть и очень дорогая, он требовал купить ее немедленно. Если у мамы не оказывалось таких денег, Никита с криком «Хочу, и все!» падал на пол и начинал биться в истерике. Никакие уговоры не действовали. Страшная картина: сын на глазах синеет, на губах появляется пена. Мама водила брата к невропатологу. Тот прописывал капельки, советовал успокаивать, используя педагогические методики. Но ничего не помогало – все повторялось снова и снова. От капризов Никиту вылечил совсем непедагогический метод.

Однажды нас на лето отправили к дяде и тете в Житомир. Как всегда, Никита что-то стал требовать. Получив отказ, упал на спину и зашелся в крике. Дядя снял ремень и, перевернув Никиту на живот, раза два жахнул его по заднице. Тот, удивленно охнув, затих. «Припадков» больше не было, хотя фраза «Хочу, и все!» в голове осталась…

Никита с детства любил находиться в центре внимания, и для этого все средства были хороши. Наша мама собирала юбилейные рубли. Хранила их в кувшине, который стоял в серванте. Каждый месяц высыпала монеты на стол, пересчитывала и записывала, на сколько штук увеличилась ее коллекция. Однажды десяти рублей не хватило. «Сереж, ничего не понимаю! Два раза считала…» – сказала она мне. Я пожал плечами, но вдруг вспомнил, что уже третью неделю наш двор ест пирожки, мороженое, у всех пацанов появились ножики. И новенький футбольный мяч Никита с друзьями гоняет. Я взял брата за шкирку и сильно тряхнул. Он признался, что таскал деньги у матери. Но делал это не для себя, а для друзей.

Он очень любил дразнить, доставать кого-нибудь. Я всегда за него заступался, не позволял во дворе обижать брата, но если Никита был неправ – получал от меня подзатыльник. Мама говорила:

– Сережа, ты же умнее, старше, уступи ему.

Я возражал:

– Уступать должен тот, кто глупее!

Никита признавал мое первенство, я был для него авторитетом.

Брат постоянно собирал вокруг себя единомышленников, заражал своей энергией «массы». Вот какой случай произошел, когда ему было лет одиннадцать. Старшеклассники в школе открыли нелегальную торговлю жевательной резинкой, привезенной из Польши. Не все могли купить ее из-за бешеной цены. Наш «Робин Гуд» подбил друзей обчистить этих торговцев, обшарив в школьной раздевалке карманы их курток. На эти деньги ребята покупали у обворованных ими старшеклассников жвачку и раздавали детям. Их разоблачили через неделю. Родителей вызвали к директору, пугали колонией, Никиту чуть не выгнали из школы. Он был не ребенок, а ураган! Брат по знаку зодиака Овен, а по году Бык – гремучее сочетание.

Из школы брата все-таки выгнали. Классе в девятом по нему стали сходить с ума девчонки. Красавчик, высокий, с атлетической фигурой, да еще и поет! Как-то одноклассница пригласила его домой, когда родителей не было. Не знаю, что они там делали, но девчонка возьми потом и похвастайся подруге: «У нас с Никитой был секс!» Слухи дошли до учителей. «Пострадавшую» потащили к гинекологу, все, слава богу, было нормально, но директор вызвал маму и был непреклонен: «Забирайте сына. У нас орденоносная школа, нам скандалы не нужны».

Мать отдала Никиту в соседнее учебное заведение. Тамошняя классная руководительница собрала девочек и предупредила, что к ним приходит мальчик, его выгнали из школы за недостойное поведение. Мол, будьте осторожны! Словом, готовила женскую половину класса к появлению «страшного человека». Но результат был прямо противоположным: девочки, увидев харизматичного, спортивного и брутального Никиту, конечно, все в него влюбились. Что касается мальчишек, он очень быстро стал их лидером, подчинялись ему с радостью.

Первый год после школы Никита слонялся без дела – в институт не поступил и жил с матерью и отчимом. В семнадцать лет он совсем отбился от рук. Мама уже не справлялась и все чаще обращалась за советом и помощью ко мне. Но окончив театральный институт, я уехал работать в Донецкий театр. Было трудно держать брата в узде на расстоянии.

Никита увлекся поэзией, стал писать стихи. Но не в его характере работать в стол. Он загорелся идеей стихи свои распространять. Гений требует признания! Для этого ему понадобилась печатная машинка. Пристал к маме, чтобы та дала денег. А машинка стоила дорого, родители не могли себе позволить такую роскошь. Но Никита не отставал, продолжал требовать. И началось! Это очень напоминало мистерии, которыми он совсем недавно пугал Марину. Брат ночью мог войти в родительскую спальню и на полном серьезе выдать: «Моя Дездемона, это я, Отелло. С кем ты здесь?» Перепуганные насмерть мама с отчимом не знали, что делать – аплодировать или прятаться.

Он их специально пугал, мол, в том, что я свихнулся, виноваты вы, машинку-то поэту не купили! Мама звонила мне расстроенная, плакала: «Не знаю, что делать с Никитой!» А я не мог приехать, был занят в спектаклях. Просил подозвать брата к телефону – тот не подходил, не желал со мной говорить. Я понимал: то, что происходит, проявление все того же его детского «Хочу, и все!», Никита пытается добиться своего любым путем. Только теперь это был взрослый, сильный детина. Такого уже ремнем по попе не отстегаешь.

А потом случилась совершенно возмутительная история. Никита опять давил на маму, отчим попытался за нее заступиться. Брат оттолкнул его – тот как пушинка отлетел в сторону. Надо сказать, Никита грамотно скандалил: старался не орать, чтобы соседи не вызвали милицию.

Дело принимало серьезный оборот. Его надо было как-то остановить. И тогда я сказал маме: «Выход один. В следующий раз вызывай бригаду из психушки».

Никита сейчас любит рассказывать, что лежал в психбольнице то ли пытаясь откосить от армии, то ли за свою антисоветскую деятельность. Пусть эта легенда будет на его совести. Брата туда сдали родители…

В один прекрасный день после очередного скандала Никита пошел принять душ. А мама тем временем вызвала бригаду врачей. Она сказала, что сын буйный, угрожает ей и отцу. Этого было достаточно, чтобы скорая мигом примчалась. Тогда забирали в психушку по звонку.

Никита вышел из ванной, а за дверью его ждали санитары в белых халатах. Мгновенно оценив ситуацию, он понял, что сопротивляться бесполезно, и спокойно сел в машину, но когда у входа в больницу сопровождающие замешкались, попытался сбежать. Его, естественно, поймали у ворот и завалили. Попытка побега усугубила положение. Врачи вкололи брату сильную дозу успокоительного и снотворного. Никита спал несколько суток как убитый. Он едва узнал маму, пришедшую его навестить, говорил растягивая слова, был заторможенным. Мама заплакала и написала заявление, что забирает сына домой. Врач при выписке поговорил с Никитой.

– Ты осознаешь, что творил? Поднял руку на родителей! Понимаешь, что ты уже настоящий сумасшедший?

– Я только играл, это все понарошку…

– Нормальный человек так играть не будет! – и объяснил, что с ним произойдет, если он не научится контролировать свои эмоции, не будет держать себя в рамках: – Все это может закончиться очень плохо…

Я приехал в Киев после его выписки. Никита жаловался, что родные сдали его в клинику. Был обижен, предъявлял претензии. Я ему прямо сказал: «Другого выхода просто не было. Ты вел себя неадекватно, на отца руку поднял. А ведь он нас с тобой воспитал как своих. Им с мамой материально трудно, сестричка маленькая совсем, откуда возьмутся деньги?»

Мы долго говорили. И кажется, он многое тогда понял. Я сказал ему: «Хочешь машинку – пойди заработай. Лось здоровый! Вагоны поразгружай!» И Никита устроился грузчиком в молочный магазин. Таскал тяжелые ящики с молоком, бидоны со сметаной.

Брат пошел учиться в театральный по моим стопам. Однажды привел его на наш дипломный спектакль – ему очень понравилось. Он загорелся, заболел театром, несмотря на то что учился на втором курсе института физкультуры и уже получил звание кандидата в мастера спорта по гребле на байдарках и каноэ. Никита был очень мощным гребцом, и если бы не характер, мог бы добиться больших результатов. Он всегда увлекался спортом, еще в школе играл в футбол, занимался легкой атлетикой и волейболом. Но поскольку всегда и везде боролся за правду и справедливость, то доборолся до того, что его отстранили от сборов. Никита ушел из спорта и решил поступать в театральный.

Брат родился двадцать седьмого марта 1961 года. Именно в этот день ЮНЕСКО учредило Международный день театра – это не просто совпадение, а судьба. Стать актером у него было на роду написано. У Никиты были уникальные данные! Метр восемьдесят пять рост, косая сажень в плечах, восемьдесят пять килограммов живых мышц. Таких парней в театральном не было вообще!

Но там продержался всего год. Почему? У него снова произошел конфликт. Уж слишком он среди студентов выделялся. Во-первых, спортсмен, книжек особо не читал, над ним однокурсники посмеивались. А во-вторых, самомнение у Никиты было выше крыши. Не хотел играть собачек и кошек в студенческих этюдах. Скучно! Ему Гамлета сразу подавай.

А тут еще заметного парня стали приглашать на концерты, сниматься в кино. Ректор это пресекал: «Первые три курса нельзя!» Никита спорил. И получил несправедливо тройку по мастерству актера. Никита обиделся и вернулся назад в физкультурный. Но он был уже отравлен театром, ему не о чем было со спортсменами разговаривать. Деваться некуда: и вернуться обратно нельзя, и остаться невозможно…

И тогда я устроил его в Киевский театр эстрады. Мы когда-то с главным режиссером учились в одном институте. Я попросил: «Возьми брата в театр монтировщиком. Он парень талантливый, пусть в каких-то рольках выходит на сцену. У тебя же есть спектакль «Белоснежка и семь гномов», где не нужны слова…»

Никита с большим энтузиазмом начал играть. Вскоре он стал себе позволять импровизации на сцене. Опять начались конфликты, теперь уже с коллегами-актерами.

– Они импровизируют, а я почему не могу? – жаловался он мне.

– Извини, но они профессиональные актеры и знают, как это делать, а ты на сцене новичок, – пытался ему втолковать правила субординации.

Я его всегда воспитывал, старался научить жить в социуме, среди людей.

Худрук внимательно приглядывался к Никите и однажды посоветовал: «Парень, ты здесь пропадешь. Тебе в Киеве делать нечего. Поезжай в Москву». Он сумел разглядеть в нем талант…

Брату тогда исполнилось девятнадцать, это было лето 1980 года. Только что умер Высоцкий, который был кумиром Никиты, на его песнях он вырос.

К тому, что у брата голос стал похожим на голос великого барда, я тоже приложил руку. Как-то он, учась в институте физкультуры, репетировал песню. И спел ее мне.

– Ну как? – спрашивает.

– Ты понимаешь… либо закрыть уши, либо закрыть глаза. Здоровенный парень, а высоким тенором поешь.

Брат расстроился. Что делать? Я ему показал специальные упражнения, которые понижают тембр: «Пой вместе с Высоцким и тренируйся». Дал инструкции и уехал. Программа была расписана месяца на два, а Никита, недолго думая, решил добиться результата немедленно. Включил на полную катушку магнитофон и стал орать вместе с Высоцким день и ночь. Словом, рванул с места в карьер. Через два-три дня потерял голос. Потом он появился, и выяснилось, что брат добился своего – хрипел теперь как Высоцкий. Одна из его связок лопнула вдоль. Ему повезло, мог и онеметь....

Никита уже тогда писал стихи. Я ему давал советы, подсовывал лирику Маяковского. В Москву он поехал с портфелем своих произведений. И прямо с вокзала пошел, естественно, в Театр на Таганке. Долго караулил у служебного входа Юрия Любимова. Кинулся к нему, когда тот шел к машине.

– Я актер, хочу к вам на прослушивание.

– Дорогой, у меня в театре сокращения! Так что извини.

– Я монолог Хлопуши знаю!

Любимов махнул рукой, мол, его все знают, и уже садился в автомобиль, когда Никита захрипел во всю глотку:

– Юрий Петрович!!!

Тот заинтересованно выглянул из окна:

– Ладно, приходи завтра в четыре.

После прослушивания режиссер был в восторге. «Сейчас в «Щуке» курс набирает Симонов, – сказал он брату. – Иди к нему учиться. Я еду в Англию ставить спектакль. Когда вернусь, будешь на «Таганке» играть все роли Высоцкого». Но Юрий Любимов не вернулся в Москву.

Симонов принял Никиту в «Щуку» – как было его не взять? В Киеве остались родители и жена Неля с маленьким сыном. Никита в честь Высоцкого назвал его Володей. Брат женился еще студентом. Неля была акробаткой, училась вместе с ним в физкультурном институте. Очень красивая девушка, похожа на нашу маму. Неля любила Никиту. Когда он уехал в Москву поступать в театральный, естественно, обещал жену и сына забрать к себе.

Их развели обстоятельства. На первом курсе «Щуки» Никита влюбился с первого взгляда в однокурсницу Марину Есипенко. Она поразила его тем, что на вопрос педагога Евгения Симонова «Для чего вы пришли в театральный?» гордо ответила: «Чтобы стать гениальной актрисой!» В этом Никита с Мариной были схожи. Он сразу понял, что она будет его женщиной. Настоящая сибирячка. Никита серьезно добивался ее расположения.

На его, да и на мой вкус тоже Есипенко была самой красивой девушкой курса. С Мариной они официально так и не расписались, хотя их бурный роман растянулся почти на двенадцать лет. Ребята жили в общежитии, потом долго скитались по коммуналкам. Я читал интервью, где Марина признается, что Никита был ее первой большой любовью. И она как правильная девочка считала, что это навсегда.

Марина очень была похожа на легендарную актрису Юлию Борисову. Ее еще на втором курсе взяли в Вахтанговский театр на роль Турандот. По рассказам Никиты, ему часто приходилось ревновать Есипенко. На нее обращали внимание и другие однокурсники, например Саша Гордон, с которым она репетировала «Чайку». Но никто не решался в открытую ухаживать за Мариной – боялись взрывного Джигурду.

Никита любит рассказывать, как подглядывал за Мариной в замочную скважину. Однажды увидел, как она в гримерке целуется с Максимом Сухановым. Когда Есипенко вернулась домой, Никита устроил допрос. Марина плакала, пыталась оправдаться: «Мы репетировали». С криком «Ах, ты меня не любишь!» он схватил бритву и резанул по своему запястью. Кровь хлынула фонтаном. Но ничего его жизни не угрожало, и он это знал. Все было театром, представлением, рассчитанным на чувствительных барышень, которые от вида крови в обморок падают.

Суицида он точно не хотел. Я его знаю. И знаю, как это бывает. Если хочешь покончить с собой, ты это сделаешь. В семье был страшный случай: дед по материнской линии зарезал себя на наших с Никитой глазах.

Дедушка до войны был в Житомире плотником, потом переехал в Киев и стал работать сапожником. Мы жили тогда вместе – родители, я и Никита – в пристройке на улице Толстого. За стенкой дедушка, бабушка, дядья. По выходным вся большая семья собиралась вместе, дед напивался до чертиков. «Пьет как сапожник» – это про него. Но к чести деда, только по праздникам.

До сих пор помню тот день. Какой-то праздник, большой стол, за которым сидят гости, я кручусь под ногами у взрослых, маленький Никита на руках у мамы. Дед, как обычно, стал хвастаться, что он внебрачный сын пана Погожельского. Это была его «любимая пластинка», которую он заводил, как напьется. История следующая: его мать мыла у пана полы, а в результате родился дед. Он этим обстоятельством страшно гордился. И вот сидит дед за столом и кричит:

– Я пан Погожельский!

Бабушка слушала-слушала, да и плюнула в сердцах:

– Да какой ты пан? Байстрюк! Шоб ты сдох!

Дед побагровел от ярости:

– Ах так! Чтоб я сдох?! – схватил нож, а ножи у сапожника всегда острые, – и раз! два! три!

Все было как в кино: на белой рубашке деда, словно в замедленной съемке, стали расплываться пятна крови. После третьего удара, попавшего в сердце, он рухнул на стол. Все онемели. Никита этого, естественно, не помнит, хотя историю самоубийства деда прекрасно знает…

Тогда они помирились с Есипенко и еще несколько лет были вместе. Но что-то разрушилось в их отношениях. Если все нормально в семье, не будет никто изменять. Значит, какие-то трещины уже поползли… Да он и сам то уходил от Марины, то возвращался. Оба взрывные, горячие, эмоциональные.

Есипенко испугалась его увлечения эзотерикой. Умоляла прекратить, говорила, что все это от лукавого. Когда они только познакомились, Марина дала ему журнал, где была напечатана повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», и сказала: «Почитай, это про тебя». Правда – он живет в безбашенном полете, а ей как женщине нужен был дом, уют. Они расстались. Марина вышла замуж за Олега Митяева и счастлива…

Все женитьбы брата, как правило, проходили мимо меня. Жили мы в разных городах. Больше всего я посвящен в его отношения с Яной. Она была совсем девочкой, ей лет девятнадцать исполнилось, когда они поженились. В конце их отношений Яна стала писать изумительные стихи.

Никита давил на нее, Яна сопротивлялась. Я предупреждал: «Нельзя так напирать, сломаешь». Брат всегда выбирал сильных женщин, а они, как правило, не ломаются. Никита требовал от Яны, чтобы она изменилась. Помню, объявил мне торжественно:

– Мы с ней договорились, что у нас свободные отношения!

Я засмеялся:

– Может, это у тебя одного свободные отношения?

Он пошел гулять, а она не пошла. Никита пожимал плечами: «Я разве виноват, что ты дома сидишь?» Мол, я тебе разрешаю, значит, и ты мне не препятствуй.

Перед самым разводом Никита с Яной приезжали к маме в Киев. Они ругались беспрерывно. Если при мне еще держались, то в присутствии мамы не стеснялись в выражениях. Помню, она жаловалась: «Боже! Это невозможно. Как Яна, бедняжка, его терпит?» Мама прекрасно знает характер младшего сына и всем его женщинам сочувствует. Однажды попросила с братом поговорить. А беседовать с ним бесполезно – он мигом докажет, что прав, подведет все грамотно под свою теорию.

– Расходитесь с Яной, если так. Не надо друг друга мучить.

– Это игра, ты ничего не понимаешь. Она должна подчиниться!

В итоге доигрались до того, что Яна забеременела. На восьмом месяце ушла от него…

Никита никогда не бросал своих женщин: он создавал такой домострой, что они сами не выдерживали. У него выработалась привычка гнуть партнерш под себя. Эта политика проявляется со временем. А женщина удивляется: «Что это? Мы так не договаривались!» С гением вообще жить трудно, с непризнанным особенно. А если он еще и всеми способами добивается признания…

Никите нужен человек, который его продвигал бы. Но при этом он не подчиняется продюсерской диктатуре. Никита – одиночка. Ему было тесно в рамках стационарного и антрепризного театра, тесно в рамках кино, потому что он знает все лучше режиссеров. Никита не вписывается в коллектив. С ним трудно, он очень честный человек, да еще и борец за справедливость. Как говорил Жванецкий: «Было бы меньше честных людей, легче бы жилось… Посмотрите на принципиального: искалеченная личность с электрическим огнем в глазах. Его появление в любом месте грозит крупным скандалом». Это и про брата.

Сейчас Никита все делает на потребу толпы. А толпе нужны скоморохи и паяцы, скандалы, интриги, расследования – все на продажу. Хотите матерных стихов? Получайте! Хотите скандалов? Они есть у меня! В итоге толпа его и сожрала…

Появление в жизни Никиты Марины Анисиной, я считаю, было его счастливым билетом. Он многого достиг за время их брака.

Брат очень помогал мне, я ему за это благодарен. В лихие девяностые годы, когда актерам было трудно, присылал деньги в Киев. Как-то позвонил с предложением: «Приезжай, будем вместе выступать. Полчаса я пою, полчаса ты». Это был хороший заработок. Помню, меня не отпустили в очередной раз из театра, и я уволился. Стал с братом играть в антрепризном спектакле. Он, конечно, поддержал, но и я тоже много дал Никите. У меня, между прочим, за плечами двадцать пять лет службы в театре, а его ведь из «Щуки» выгоняли, поэтому у брата есть пропуски в актерском образовании, я учил его нашей профессии. Никита – человек-соло. Он не может играть одно и то же изо дня в день. Я держал его в узде в этих антрепризах.