Текст книги "Княгиня Ренессанса"

Глава XXVI
ЗАМОК СВЯТОГО АНГЕЛА

– Капитан, тут делегация нищих явилась… Просят принять их…

При этих словах лейтенанта Рикардо де Сан-Сальвадор капитан Эррера со злостью ударил сапогом по сундуку с доспехами.

– Повесьте их!

– Ваше превосходительство, – настаивал сын доньи Гермины, – эти оборванцы предлагают расчистить улицы…

Капитан перестал ходить по комнате.

– А что им нужно взамен?

– Ничего особенного, только право взять себе одежду с трупов.

– Ну, хорошо, пусть поднимутся… Нет, лучше я спущусь во двор посмотреть на них.

Эррера был в препакостном настроении. Все в Риме шло из рук вон плохо. Конечно, имперские войска удерживали в плену папу, но после недели оргий и убийств, совершенных по большей части ландскнехтами-протестантами, горы трупов на улицах источали чудовищный смрад.

Тела пяти или шести тысяч мужчин, женщин и детей, павших от рук убийц, теперь разлагались на улицах Вечного города.

Солдаты, пресытившиеся своими злодеяниями, прихватив добычу, разбрелись по деревням.

И будто мало было всего, что уже произошло, на Рим свалилось новое несчастье. В разных местах города появилась чума. Уже заболели солдаты.

Эррера боялся даже думать, что произойдет, когда люди, расставленные на своих постах, узнают о надвигающейся эпидемии.

В эту ночь Эррера плохо спал. С зубчатой стены, окружающей замок Святого Ангела, он слышал уханье сов, летавших над городом. Неужели придется посылать патруль на улицы этого проклятого города! Да эти посланные ни за что не вернутся назад: станут либо пьянствовать, либо грабить, либо насиловать, чего доброго еще и сами окажутся убитыми, если по неосторожности забредут куда-нибудь на окраину…

Нет, все шло ужасно. Капитану Эррере было отчего огорчаться. Он ненавидел Рим, ненавидел замок Святого Ангела, ненавидел Италию… и проклинал свою роль надзирателя папы.

Лежа на походной кровати, Эррера в конце концов уснул. Во сне ему привиделся кошмар. Целое скопище теней, повылезавших изо всех дыр, точно крысы, набросились на него, чтобы задушить. Бедняга с криком проснулся.

Одетый в кольчугу, которую никогда не снимал, капитан поднялся по каменной винтовой лестнице до этажа, на котором находился пленник.

Охрана заверила его, что все спокойно, и Климент VII спит в окружении своих кардиналов.

«Подумать только, папа спит… Ему везет!»

– Не желаете ли, капитан, чтобы кто-нибудь туда вошел и спросил у святого отца, все ли в порядке? – спросил молодой сержант.

– Ни в коем случае… Ради всего святого, пусть спит! Спускаясь вниз по ледяным ступеням, Эррера пыхтел, точно кипящий котел.

– Что за поручение… нет, что за проклятое поручение!

С каким бы удовольствием он оказался сейчас снова, несмотря на изнуряющий климат, в Новой Испании[48]48
  Мексика.


[Закрыть], в пяти тысячах лье отсюда, со своим другом Кортесом, и убивал бы ацтеков, набивая себе карманы золотом. Так нет, императору понадобилось послать его месить итальянскую грязь, и именно на него взвалить обязанность сначала стеречь короля Франции, а теперь еще и папу. Какое невезение!

Эрреру каждый раз трясло, стоило ему только вспомнить, как повел себя Климент VII после того, как замок Святого Ангела пал.

В сопровождении своих людей Эррера первым вошел в просторное помещение, в котором прятался папа.

Капитан ожидал увидеть человека, сломленного поражением. Как бы не так! В полном папском облачении, с жезлом в руке, Климент VII громовым голосом поносил их:

– Изыди, сатана! Убирайся с глаз наших, проклятый испанец! Ты можешь применить физическую силу, но в наших руках власть Божья. Мы отлучим от церкви и тебя, и твою армию, и твоего Карла V, которого мы лишаем права молиться Господу нашему Иисусу Христу, потому что он оскорбил его!

– Но, ваше святейшество… – попытался возразить Эррера, делая шаг вперед.

– Назад! Запрещаем говорить с нами! Если ты посмеешь коснуться хоть волоса на папской голове, ты умрешь, пораженный дьяволом, и отправишься на веки вечные гореть в адском пламени…

Около полусотни кардиналов плотной и неподвижной группой стояли за спиной папы. Эррера был уверен, что почтенные прелаты прятали позади себя кого-то еще, возможно, солдат, беженцев и даже заговорщиков.

Капитан настаивал:

– Вашему святейшеству нечего бояться ни за себя, ни за кардиналов, но если ваше святейшество прячет других…

Эррера протянул руку, чтобы отстранить святого отца со своего пути, и тут же получил сокрушительный удар жезлом по руке.

– На колени перед своим папой, которого ты осмеливаешься сделать пленником! Все на колени! Солдаты, если вы будете молиться Богу и раскаетесь в своем злодеянии, то, может быть, еще избежите вечной кары, и страшное наказание Господа нашего падет лишь на голову Карла Антихриста.

К величайшему изумлению Эрреры, грубые солдаты, привыкшие убивать на полях сражений, подчинились. Дрожащими голосами они стали молить папу:

– Это не наша вина, святой отец… Мы подчинялись приказам императора. Мы никому не позволим причинить зло вашей священной особе… Благословите нас, ваше святейшество, благословите нас! – умоляли они.

Вынужденный поступить так же, как его люди, капитан получил папское благословения. С этого момента все будто перевернулось. Теперь папа отдавал приказы:

– А теперь, дети мои, уходите. Как и наш Господь Иисус Христос, мы не держим зла на своих палачей. Мы даже будем молиться за спасение ваших душ… Идите, дети мои, оставьте меня наедине с моими викариями.

Испанцы-католики подходили по очереди приложиться к папскому перстню. Сочтя момент подходящим, чтобы посмотреть, кто же все-таки прячется позади его святейшества, Эррера, как и его солдаты, тоже подошел к руке папы. Преклоняя колено, он попытался кинуть любопытный взгляд, но тут же получил новый удар жезлом, теперь уже по затылку, да еще очень своевременную угрозу, которую папа прошептал ему на ухо:

– Если только ты сию минуту не уберешься отсюда, жирная скотина, я сделаю тебя в глазах твоих головорезов ответственным за все, и они с моего благословения сдерут с тебя шкуру!

С этими словами папа выпрямился и сладким голосом провозгласил молитву «Городу и Миру».

Как только за ними закрылась дверь, Эррера осознал, что все его люди не сделают ни единого жеста против Климента VII. Что за судьба!

В эту минуту капитану очень хотелось увидеть на своем месте Карла V! Он снова вспомнил, сколько унижений ему пришлось пережить в Пиццигеттоне от своего первого пленника, короля Франции, который мало того, что продолжал плести интриги, но постоянно насмехался над ним и даже пел, чтобы выставить его в смешном свете. И вот теперь новый пленник грозит ему небесными карами.

Какую собачью жизнь он ведет, служа Карлу V!

И в довершение ко всему еще эта женщина, донья Гермина, у которой повсюду шпионы и которая шлет донос за доносом в Эскуриал!

Несчастный капитан все еще предавался мрачным мыслям, когда к нему подошел Рикардо и объявил о приходе делегации нищих.

Эррера спустился во двор. По его приказу охрана пропустила группу оборванцев в ограду крепости.

Возвышавшийся над Тибром замок Святого Ангела имел пять этажей и был окружен мощной стеной с башнями по углам и восьмигранными бастионами.

Первый этаж занимали часовня и погребальные урны. На втором этаже размещались склады продовольствия, в основном масла и зерна, а также камеры для пленников. На третьем этаже находился приемный зал, оружие папской гвардии и залы правосудия. На четвертом – личные коллекции папы и прекрасная лоджия Юлия II, построенная архитектором Браманте. Именно здесь капитан разместил свою штаб-квартиру. Наконец, на пятом, последнем этаже, под самым небом, в просторной округлой гостиной находилось земное убежище папы!

– Ваша светлость…

Человек десять нищих склонились перед Эррерой. Боясь заразы, толстый капитан достал из-под нагрудной части доспехов кружевной платок и прикрыл им нос.

– И как вы только не боитесь заявляться сюда, банда нечестивцев? – проворчал он, внимательно разглядывая кучку оборванцев.

Горбатые, кривобокие, однорукие, одноногие, безглазые калеки в тошнотворных лохмотьях представляли собой отбросы общества.

Если бы не чума, они были бы последними, от кого капитан Эррера мог ждать угрозы.

И, словно отзываясь на его мысли, один из нищих произнес со вздохом:

– Увы, монсеньор, чего нам бояться?

Это сказал довольно крупного роста горбун с лицом, покрытым язвами и кровоточащим глазом. По-видимому, он был слеп, потому что опирался на тщедушного человечка, не решавшегося поднять глаза, со щеками, исполосованными коричневатыми шрамами.

– Нас просто мучит голод, – заныл третий бедолага, у которого не было носа.

Безносый блаженно улыбался, обнажая остатки почерневших зубов. Люди Эрреры, все до одного испанцы, глядя на этих отщепенцев, посмеивались.

Относясь к ним, как к животным, солдаты забавлялись тем, что бросали нищим очистки от овощей и горбушки черствого хлеба. При этом они старались швырнуть эти объедки обязательно в грязь или в лужу. А несчастные нищие, с трудом ковыляя, радостно кидались подбирать грязные огрызки.

Это выглядело так уморительно для завоевателей, что солдаты стали собираться во дворе, покидая наблюдательные посты на стене, окружающей замок, где скучали от безделья. Один за другим они подходили к своим товарищам, чтобы повеселиться.

А из окон крепости «продовольствие» все прибывало. Теперь уже в развлечении принимал участие весь гарнизон, во дворе стоял хохот.

Эррера, наивное дитя, позволил своим людям немного развлечься. Сам он тем временем вел переговоры с оставшимися около него тремя нищими.

– Так вы что же, вшивота, предлагаете очистить улицы от трупов?

– Да, твоя светлость, – скривился рослый одноглазый горбун. – У твоего высокородия мы просим только позволения взять одежду с этих трупов. Ну, и в обмен на нашу услугу пусть нам дадут немного хлеба…

– Банда вонючих шакалов, я могу позволить вам очистить все улицы, а потом повесить всех…

Эта угроза, казалось, не произвела никакого впечатления на горбуна.

– Ваша светлость, конечно, может это сделать, – ответил он спокойно, – но он этого не сделает… Кто тогда уберет с улиц наши трупы?

Горбун вдруг понизил голос:

– Ваше высокородие, без сомнения, знает, что на окраинах города появилась чума. Надо действовать быстро…

– А у тебя неплохо язык подвешен, негодяй, – проворчал Эррера. – Я, пожалуй, прикажу немного укоротить его, чтобы ты был поскромнее.

Нищий, у которого не было носа, встал перед своим товарищем:

– Монсеньору офицеру не следует сердиться, потому что римские нищие все до одного преданы делу Испанца… Мы, ваше высокородие, готовы дать себя четвертовать ради вашего императора!

Известно, что нет ничего более «трагичного», чем одиночество победителя, завершившего свое злодеяние. В тех, кто выжил, он чует скрытую ненависть и не может побороть в себе чувство страха. Довольный тем, что обрел союзников, пусть даже столь жалких, капитан Эррера совершил ошибку. Оставив позади себя охрану и Рикардо, он спустился на две ступеньки, отделявшие его от нищих.

– Что ж, хорошо, мои смельчаки, мы тоже не людоеды! Вам дадут настоящего белого хлеба, но только после того, как город будет очищен…

– Ур-ра господину офицеру! – заорал горбун оглушительным голосом.

Это был сигнал. Нищие, подбиравшие в грязи объедки, выпрямились. Часть из них подбежала к своим товарищам, а часть к потайному ходу.

Капитан Эррера, будто по волшебству, исчез с глаз своих солдат. У испанцев наступила минута замешательства. Для нищих этого оказалось достаточно. Когда капитан возник вновь, голова его была зажата руками горбуна и безносого. К горлу несчастного были приставлены два кинжала.

– Ни звука, ни с места, или мы придушим вашего командира как поросенка…

Произнося эту угрозу тоном человека, привыкшего повелевать, горбун распрямился. Тщедушный человечек, на которого он опирался, связывал руки капитану. Теперь глаза его были открыты, и глаза эти оказались удивительного зеленого цвета.

– Скорее, Зефирина, – прошептал ей горбун.

И все-таки Рикардо де Сан-Сальвадор услышал и вздрогнул.

«Зефирина?»

Как и его товарищи, Рикардо окаменел, завороженный сценой. Ускользнув от нищих, он бегом вернулся в замок.

Во дворе замка царила паника.

– Бегом! – скомандовал сержант солдатам, которые оставили свои алебарды в залах замка.

– Целься! Огонь! – приказал лейтенант тем, чьим оружием была аркебуза, но их оружие осталось на крепостной стене.

– Цельтесь! – орал унтер-офицер арбалетчикам, которые по лености тоже оставили оружие.

– Не стреляйте! – взывал Эррера, боясь, что его убьют.

– Не слушайте, стреляйте! – вопил лейтенант, довольный возможностью избавиться от Эрреры.

– Повинуйтесь, не стреляйте! – надсаживал глотку сержант, которому Эррера обещал продвижение по службе.

Раздираемые противоречивыми приказами, солдаты в беспорядке натыкались друг на друга, бегали во всех направлениях, пытаясь отыскать оружие, теряли свои шлемы.

– Смотрите туда!

Точно полчища крыс, римские нищие устремились в замок Святого Ангела. Около полусотни нищих с бледными, бескровными лицами вылезли из старых колодцев, находившихся в центре двора. То были катакомбные бродяги, которые сумели пройти подземным ходом до гробницы Адриана.

Воспользовавшись всеобщей паникой, Палько и Панокьо подскочили к потайному входу. Двумя точными ударами кулака они убрали единственного человека, который еще оставался на посту, и широко раскрыли двери. Пятьсот нищих, вооруженных камнями, дубинами и рогатками, ворвались в крепость с криками «Да здравствует папа!».

Ответом были крики испанцев, не привыкших сражаться с вонючими привидениями.

– Сюда!

– Вот они!

– А вон еще!

– Не зевай!

Перепрыгивая с помощью крючьев через водяной ров и забираясь на стены, покинутые стражей, часть нищих заполнила замок Святого Ангела.

Оказавшись в меньшинстве, осыпаемые градом камней, гонимые отовсюду ордой нищих, напуганные наступлением, начатым откуда-то из-под земли, испанцы сгрудились внутри крепости. Они забаррикадировались на лестницах, попрятались в подвалах и камерах для узников. Некоторые скрывались в помещениях четвертого и пятого этажей.

– Пошли туда, друзья!

Увлекая за собой Зефирину и Паньото, Фульвио (ведь это он был рослым горбуном) схватил руку молодой женщины. Вместе с сотней нищих они ворвались в замок Святого Ангела и понеслись по лестницам на поиски папы.

На пятом этаже все остановились у последнего поворота винтовой лестницы. Человек десять испанцев засели за перевернутыми столами. Угрожая нищим пиками и аркебузами, они не подпускали их к высокой двери у лестничной площадки.

– Если только вы приблизитесь, я войду туда и собственной рукой убью папу! – крикнул молодой офицер.

Гримаса исказила его женственное лицо, выделявшееся какой-то порочной красотой.

Зефирина с ужасом узнала Рикардо де Сан-Сальвадор, отпрыска доньи Гермины. Неужели эти чудовища будут вечно попадаться ей на пути?

Она судорожно сжала руку мужа.

– Вы знаете его? – прошептал Фульвио.

Знала ли она Рикардо! Грубый юнец, которого донья Гермина хотела женить на ней и от которого ее спас король!

– Это сын моей мачехи. Мы, можно сказать, вместе росли. Берегитесь его… Он очень коварен и жесток.

Фульвио посмотрел на жену. По глазам он понял, сколько страданий причинили ей эти люди.

«Если только мы вырвемся отсюда, – подумал Фульвио, – Боже, как я буду баловать мою Зефирину».

Услышав угрозу Рикардо, нищие остановились. Фульвио несколько мгновений колебался, но все же сказал:

– Отойдите, молодой человек, вы не захотите взять на душу это худшее из всех преступлений…

– Черт побери, очень сожалею, но клянусь, я это сделаю! – с усмешкой ответил Рикардо.

– Вот так вляпались! Что будем делать, мой князь? – прошептал Паньото.

– Он хочет нас напугать, я думаю, он не посмеет… – шепотом ответил Фульвио.

Он почесал накладные язвы, которые стягивали ему кожу на лице. Зефирина выпустила его руку. Опершись на лестничные перила и пряча голову за плечом Фульвио, она обдумывала ситуацию.

На одной стороне около сотни людей, столпившихся на лестнице, на другой – десять человек, охраняющих дверь.

Неожиданно Рикардо указал пальцем на Фульвио и Зефирину.

– Эй, ты, верзила, ну-ка дай взглянуть на лицо малыша, который прячется за твоей спиной… Неужто это вы, моя дорогая Зефирина, в этом нищенском одеянии?

Прежде чем Фульвио успел вмешаться, Зефирина сделала шаг вперед.

– Да, это я, Рикардо.

Глаза молодой женщины метали молнии.

– Что же такое случилось с великолепной Зефириной де Багатель? В каком жалком состоянии вы оказались, моя милая! – усмехнулся отпрыск Сан-Сальвадор.

– В куда менее жалком, чем вы, Рикардо, вместе с вашей мамашей. Вы ошиблись в выборе – стали убийцами.

От бешенства лицо Рикардо задергалось, а ненависть сделала его похожим на мать.

– Еще посмотрим, плохой ли выбор мы сделали, княгиня Фарнелло.

По жесту Рикардо один из его людей повернул громадный ключ, на который была заперта дверь Климента VII.

Но, несмотря на все старания, солдат никак не мог открыть дверь. На помощь ему подошел второй испанец. Но тщетно они стучали, толкали, колотили по двери, ничего не получалось.

– Мой лейтенант, они забаррикадировались изнутри, – растерялись испанцы.

– Откройте немедленно эту дверь! – взбесился Рикардо.

Во время их разговора нищие, столпившиеся на лестнице, занервничали. Удары прикладов громыхали по двери папских покоев.

Поглощенные этим занятием, Рикардо и его люди не заметили Палько и Панокьо, прятавших у себя под лохмотьями отнятое у врагов оружие.

Испанцы отыскали секиру. Тяжелая дубовая дверь начала разлетаться в щепы.

– На приступ! – заорал Рикардо.

Он встал в рост за столами, служившими укрытием, чтобы увлечь за собой солдат.

И этот момент не пропустил Фульвио.

– Действуй, твое величество! – прошептал князь, обращаясь к Паньото.

Король нищих держал в руках рогатку с вложенным в нее камнем. Прицелившись и оттянув ремень, он выпустил снаряд. Застигнутый в разгар движения, Рикардо де Сан-Сальвадор рухнул. Красное пятно появилось на бледном лбу. Возможно, он лишь потерял сознание, потому что слабо, но все же шевелился на полу. И в ту же минуту на лестнице началась кровавая драка. Насмерть перепуганная стража палила из аркебуз, пускала стрелы из арбалетов.

Зефирина почувствовала, что ее левая рука неожиданно одеревенела. Пуля вырвала из руки клок кожи. Позади нее Эмпирик, шатаясь, прислонился к стене. Палько лишился пальца на здоровой руке, Панокьо держался на единственной оставшейся у него ноге, а Фульвио не замечал, что у него из уха течет кровь.

Все произошло в одно мгновение. С бешеным криком Фульвио увлек нищих за собой.

Беспорядочно палившие испанцы были все же слишком малочисленны, и постепенно один за другим падали под ударами прикладов, пик, алебард, мачете, секир и даже котла.

– Не делайте этого! Нет… – закричала Зефирина.

Нищие хватали мертвых и живых испанских солдат и выбрасывали их через амбразуры, достаточно широкие на этом этаже.

Крик Зефирины относился к Рикардо. Несмотря на все свое отвращение к этому человеку, она хотела защитить его от этой страшной смерти. Но было слишком поздно. Издав нечеловеческий крик, сын доньи Гермины последовал за своими людьми и переломал себе все кости, упав с высоты более ста пятидесяти футов в ров вокруг замка Святого Ангела.

Зефирина не успела пожалеть о трагической участи Рикардо де Сан-Сальвадор, потому что нищие уже открывали вторую створку двери и раздвигали мебель, наваленную пленниками за дверью.

– Проклятые бездельники, ишь какой гвалт устроили! – громыхал за дверью голос Климента VII.

Фульвио, Зефирина и нищие точно из пушки влетели в покои папы. Все вокруг было перевернуто, опрокинуто, свалено в кучу. Столы, стулья, кресла, буфеты нагромождены у двери, чтобы враг не смог войти.

Стоя в окружении своих кардиналов, одетый в странную черную юбку, с латами на груди и в шляпе с пером, Климент VII протягивал руки:

– Дорогие дети мои, ну и адский же шум вы устроили. Подойдите же, чтобы я мог вас обнять…

Нищие дружно, как один, воскликнули:

– Да здравствует папа! Благословите нас, святой отец!

Опустившись на колени вместе с нищими, Зефирина тоже получила благословение.

Фульвио в этот момент уже встал.

– Ваше святейшество, нельзя терять времени.

– О, это ты, князь Фарнелло! – воскликнул папа, узнав под лохмотьями Фульвио. – Как я рад тебя видеть. Черт побери, а вот и твоя прекрасная зеленоглазая кобылка!

– Значит, теперь мы уже не хотим покинуть своего мужа? Вот видишь, князь Фарнелло, нет ничего лучше войны, когда надо объездить строптивых лошадок…

Давясь беззвучным смехом, Джулио Медичи, казалось, ничуть не беспокоился о собственной участи и не спешил покинуть крепость. А между тем стоявшие за плотной стеной кардиналы дрожали от страха.

– Ваше святейшество, – снова вмешался Фульвио, – римские нищие захватили замок Святого Ангела, но очень скоро другие гарнизоны, стоящие в городе, предпримут наступление. Нельзя медлить, эти благородные люди поклялись спасти ваше святейшество…

– Мужественные сердца, – соглашается Климент VII.

Не боясь испачкаться об его грязные лохмотья, он прижимал к груди Паньото.

Фульвио вновь прервал душеизлияния папы.

– Пора уходить, ваше святейшество! Мы сможем бежать через катакомбу, выход из которой нищие обнаружили в одном из колодцев.

– Да, надо бежать… Скорее, ваше святейшество! – взмолились кардиналы.

– Замолчите, сборище набитых дураков! – рыкнул на них папа.

Повернувшись к Фульвио, Зефирине и нищим, Климент VII воздел руки:

– Дети мои, как мне благодарить вас? Но знайте, папа не покинет Рим, свой священный город!

– Ваше святейшество, испанцы… – начал было Фульвио.

– Эти шакалы меня не пугают, князь Фарнелло. Я остаюсь в Риме… Они могут убить меня, как это случалось с другими мучениками. Но я, Климент VII, наместник Бога на земле, я остаюсь, и более того, возвращаюсь в Ватикан! И знаешь, почему? Чтобы наср… на Карла V… Его бы устроило, чтобы я сбежал. Он бы тогда посадил на мое место другого. О! Ему хотелось сделать папу пленником! Ничего, он еще увидит, во что ему обойдется повисший на его руках король Франциск I и свалившийся на голову Климент VII! Посмотрим, не тяжел ли ему покажется лавровый венок победителя…

Папа прошел сквозь почтительно молчавшую толпу нищих, увлекая за собой в глубину круглой гостиной Фульвио и Зефирину.

– Бургундия Карла Смелого, на которую так зарится Карл V… Слово Медичи, ему никогда не получить эту прекрасную католическую землю. Черт подери, да я жизни своей не пожалею, поддерживая Франциска I! Что, по-твоему, Карл V станет со мной делать? Думаешь, убьет меня? Хорош же он будет, этот трус, с трупом папы на руках! Нет, мой птенчик, если такое случится, все покоренные им государства взбунтуются. А теперь слушайте мою волю. Что касается тебя, князь Фарнелло, ты покинешь Рим, потому что здесь тебе угрожает смертельная опасность. Ты уедешь отсюда со своей маленькой женушкой, чтобы сделать ей дюжину детишек, и будешь ждать от меня известий в твоих владениях в Сицилии. Тебе все понятно?.. И забери с собой того удальца, за которым мне удалось поухаживать, а заодно и уберечь от этих убийц!

Климент VII указал на лежащего за сундуком на матрасе Паоло. Оруженосец, грудь которого была перевязана, попытался встать при виде подходивших к нему папы и хозяина.

– Паоло…

Князь был счастлив увидеть живым своего верного спутника и бросился к нему, обняв от души. От сильной боли Паоло только прикрыл глаза.

– Карлотта… Эмилия… Пикколо… О! Мадемуазель Плюш!

Зефирина была вне себя от радости, увидев дуэнью и всех слуг дома, которых папа во время штурма замка взял под свою защиту. В глубине гостиной было много и других людей, которых Зефирина не знала, в том числе несчастные женщины, прижимавшие к груди своих детей.

Зефирина с каждой минутой все больше восхищалась папой, не пожелавшим стать конформистом.

– Мортимер!

Герцог де Монтроуз тоже оказался среди спасенных от рук убийц. Еще очень слабый, он сидел в кресле и не мог подняться, чтобы поприветствовать Зефирину.

– О, миледи… Город Рим полон всяких сюрпризов, вы не находите?

Все с той же флегматичной улыбкой английский бульдог, похоже, совершенно не утратил во всех передрягах хладнокровия.

Зефирина взяла его за руку:

– Мой дорогой друг, если бы вы знали, как мы волновались за вашу жизнь. Я просто счастлива, что папа взял вас к себе!

Она не заметила пронзительного взгляда, который бросил на нее Фульвио. А тем временем папа отдавал последние распоряжения:

– Ты, князь Фарнелло, организуешь уход из города всех этих замечательных людей через эту твою катакомбу!

В этот момент в гостиную вбежали двое нищих из квартала Трастевере и сообщили, что гарнизоны, стоявшие у Тибра, направляются на штурм замка. Две тысячи нищих не подпускают их к мостам, но они долго не продержатся.

В считанные минуты, благодаря Фульвио, Климент VII покинул замок, а гражданские лица бежали из города через колодец, служивший входом в подземелье.

Во дворе замка, перед тем как его оставить, образовались две группы людей. В одной находился папа, его кардиналы и толпа нищих, которые собирались пешком отправиться в Ватикан. В другой – все те, кто намеревался покинуть город через катакомбы.

В момент прощания глаза Зефирины наполнились слезами – приходилось расставаться с новыми друзьями, с Паньото. Вести по катакомбам их должен был Палько. Панокьо совсем не мог идти.

– Я, наверное, отрежу тебе и вторую лапу! – хохотнул оправившийся от ран Эмпирик.

– Что ж, безногий калека, в нашем деле это даже хорошо! Прощай, мотылек… Прощай, мышонок!

– Береги получше своего братишку, Зефирон! Римские нищие по-своему прощались с Зефириной.

Она каждого обнимала, не испытывая ни малейшего отвращения.

– Прощайте, мои друзья, спасибо вам за все.

– Прощайте, синьора.

В последний момент, при виде колодца, куда ему предстояло спуститься, Мортимер предпочел пойти с папой. А может быть, просто лорду стала надоедать слишком бурная жизнь супругов Фарнелло!

– Очень хорошо, оставайся со мной, англичанин. Мы еще сможем обсудить развод этого толстяка, твоего короля… Прощайте, Артемиза!

– О! Ваше святейшество… ваше святейшество! Я никогда не забуду… – зашепелявила мадемуазель Плюш, прощаясь с папой.

– Благодарю вас за вашу юбку, которая оказала мне важную услугу, дочь моя, – произнес Климент VII.

И он слегка похлопал по щеке Артемизу Плюш. При этом пальцы его задержались чуть дольше, чем позволяли приличия, но в конце концов его святейшество объявил:

– Ну, ладно, в путь, чертовы мошенники. Мы возвращаемся к себе, дети мои. Теперь нас будет у тебя двое, Карл V!

Это были последние слова, которые Зефирина услышала от папы. Она еще несколько мгновений видела папу в черной юбке Плюш, заменившей его собственное платье, разорванное во время сражения, видела окруживших его кардиналов и около тысячи нищих, выполнявших роль почетного эскорта. Все они вышли из южного потайного хода, чтобы по опустевшим улицам отправиться в папскую резиденцию, в Ватикан.

– Идемте, Зефирина, мы последние!

Фульвио взял ее за руку, чтобы отвести к колодцу. – Что с ним будет, Фульвио? – прошептала Зефирина.

Она в последний раз взглянула на фигуру папы, скрывшуюся с толпе нищих.

– Вечная слава! – убежденно произнес Фульвио.

– Но Карл V собирается…

– Ему придется договариваться, а Климент VII сможет…

– Устроить заговор! – договорила Зефирина. И оба рассмеялись.

– Salut! Sardine![49]49
  Привет! Сардинка! (фр.).


[Закрыть]

При этих звуках Фульвио и Зефирина подняли головы. К ним приближался Гро Леон, изрядно исхудавший. Из-за ощипанных крыльев он летел с трудом.

– А вот и ты! – сказала Зефирина. – Вовремя же ты появился.

Она была как никогда права. За неделю вынужденного поста в церкви, где он оказался запертым вместе со звонарем, Гро Леон так обессилел, что скорее свалился, чем сел на руки своей хозяйки.

– Бедненький мой, что с тобой стало! Зефирина поцеловала взъерошенный хохолок птицы.

– Мы тоже не лучше выглядим! – заметил Фульвио.

С нежностью он погладил запачканную щеку жены. Оба посмотрели друг на друга: грязные, замызганные, в рванье, с искусственными язвами на лице, с настоящими ранами и царапинами на теле, к счастью не очень серьезными.

– А неплохо бы нам немножечко помыться, как вы считаете?

Зефирина не успела покраснеть при столь откровенном намеке Фульвио. С противоположного берега Тибра раздался бой барабанов. Испанцы и ландскнехты строились под командованием капитана Аларкона, которому явно не нравилось, что сбежавший пленник добровольно возвращался в свою тюрьму!

Схватив Зефирину за руку, Фульвио потащил ее в темный колодец, который должен был вывести их на светлую дорогу…