Текст книги "Столетняя война"

Отвоевание Гиени

В Гиени для короля Франции дела обстояли хуже. Население ничуть не сочувствовало ему. Прагерия не слишком вдохновила баронов играть на руку тому, кто, в отличие от Карла V, уже даже не был их сувереном. Горожане знали, насколько их благосостояние зависит от торговли с Англией; свою враждебность они проявили еще при Карле V. Что касается духовенства, оно объединилось вокруг Пея Берлана. До какой степени нормандцы ощущали себя в оккупации, до такой гасконцы чувствовали себя хозяевами в своем доме. Единственное, за что они упрекали англичан, – за их отсутствие, равнодушие, а не за их присутствие.

Если бы им пришлось выбирать, гасконцы, несомненно, поколебались бы, вставать ли им на сторону короля Англии против короля Франции. Но, по их мнению, вопрос так не стоял. Лондонский король их почти не притеснял, и они боялись, став людьми парижского короля, потерять все. Они боялись королевского фиска, чиновников, говорящих на языке «ойль», судей, пропитанных парижскими обычаями, иностранных гарнизонов. Бордо чувствовал себя отчасти столицей, и бордосцы не хотели отказываться от этого ощущения. Жюрада[103]103
  Муниципальный совет Бордо (прим. ред.).


[Закрыть] со времен Черного принца усвоила привычку обходиться без господина.

К тому же бордосцы поверили, что наступил мир. Перемирия принесли торговле очень ненадежное процветание, но это процветание было неподдельным. Только за зиму 1444/45 г. в Гулль вывезли тридцать тысяч бочек вина – для этого понадобилось нагрузить не менее ста тридцати шести судов. Сохранение привилегированных связей с Англией сочеталось здесь со свободным доступом к виноградникам верховий, уже занятых Валуа; перемирие предоставило этот доступ английским купцам. С 1444 г. бордосцы верили в сохранение мира, хоть и видели, что французский король вооружается. Их могло только разъярить возобновление военных действий, вину за которое они возложили на Карла VII.

Пока завершалось дело в Нормандии, Гиень выжидала. Французы – равно как и англичане – не могли по-настоящему вести войну на два фронта. Альбре и Фуа, которых вскоре сменил граф де Пантьевр, руководили операциями, не берясь за большие задачи: до полного покорения Нормандии это было бы преждевременным. Пали Коньяк и Сен-Мегрен, потом Молеон и Гиш, потом Бержерак и Базас. 1 ноября 1450 г. Арно Аманьё д'Альбре, сир д'Орваль, разгромил армию, набранную мэром Бордо. Ничто из этого не имело решающего значения.

Прибытие Дюнуа весной 1451 г. стало сигналом к началу настоящего штурма твердыни Ланкастеров. На сей раз в деле должны были принять участие Жан Бюро и его артиллерия. В мае пал Монгион. Через некоторое время, атакованный с суши и блокированный с моря, сдался Блей. Флот, который послали на выручку бордосцы, был рассеян, и его преследовали вплоть до широты Руайана. Ближе к 1 июня свои ворота открыли Бург, Либурн, Кастийон и Сент-Эмильон. В свою очередь пал Фронсак. Теперь Дюнуа контролировал устье Дордони. Он послал Жака де Шабанна в Антр-де-Мер.

Шарль, сир д'Альбре, тем временем занимал южные позиции Ланкастеров: за несколько дней пали Дакс, Дюрас, Рионс.

В Англии Генрих VI был парализован в политическом отношении. Саффолк оказался в тюрьме, Сомерсета открыто обвиняли в неспособности. Герцог Ричард Йорк вел себя уже как признанный соперник короля, а не просто как претендент в члены Совета. Бордо понял, что от Лондона ждать ему нечего.

Посредником выступил капталь де Буш. Он призвал всех умерить свои притязания. Бордосцы официально передали королю Англии, что ожидают от него помощи и, если ее не будет, договорятся с Карлом VII и совесть их будет чиста, потому что их сеньор пренебрег своим долгом защиты вассалов. На самом деле никто не желал осады, поскольку таковая ожесточила бы противника, и никто не хотел разрушения Бордо. Будущим мэром города назначили Жака Бюро. Он вошел в город с охранным свидетельством, чтобы начать переговоры.

Пей Берлан отстаивал интересы паствы: пусть те, кто поддержит Карла VII, получат полную амнистию, а остальные – шесть месяцев, чтобы покинуть Бордо. Разговор шел об освобождении от налогов, о праве чеканить монету. Предусматривалось даже создание Бордоского парламента. Бордосцы были бы полными дураками, отказавшись от таких выгодных условий.

Была достигнута договоренность о сдаче города, если английские подкрепления не придут к 23 июня. Никто не появился, и на закате герольд это зафиксировал. 30 июня Дюнуа вступил в город. Его сопровождали Арманьяк, Невер, Ангулем и Вандом. В лице Невера и Вандома в триумфе Валуа участвовали Бургундская и Анжуйская династии. Жюраты принесли присягу на верность Карлу VII. То же сделал Пей Берлан.

Оставалась южная база бывшей сеньории Плантагенетов. 7 августа Дюнуа подошел к Байонне; 20-го город сдался. Народ изумился облаку, показавшемуся в небе 21 августа во время вступления в город французской армии: оно имело форму белого креста, эмблемы партии Карла VII. Облако меняло форму. Сначала в нем увидели корону, потом лилию. Ветер все разогнал. Об этом долго говорили в регионе.

Карл VII назначил губернатором Гиени графа де Клермона, а сенешалем сделал Оливье де Коэтиви.

Генрих VI ради Бордо не шевельнул пальцем. Он забеспокоился, что может прийти очередь Кале, и направил туда кое-какие подкрепления. Кале был континентальным портом английской торговли, которую король умело облагал сборами. Англия обеспечивала благополучие Бордо, Кале – благополучие Англии. В этом состояла вся разница.

В дела Кале уже вмешивался Филипп Добрый. Бургундские Нидерланды и особенно Брюгге и Антверпен были крайне заинтересованы, чтобы английские купцы лишились прямого доступа на континентальный рынок. Генрих VI хорошо знал, что потери Кале англичане ему не простят. Он приготовился к этому.

Оливье де Коэтиви спас Кале своими неумелыми действиями. Гасконцы запомнили, какие уступки им сделали в 1451 г. Они удивились, когда сенешаль вознамерился заставить их платить налог на содержание его войск. Положение, которое пообещал французский король, было ощутимо более благоприятным, чем то, к которому они привыкли при Плантагенете или Ланкастере. Реальное положение всего через год оказалось намного хуже. В Бурж отправилась депутация; ей вежливо отказали. Посланцам Бордо дали понять, что им следует активно участвовать в обороне Гиени.

Бордосцы сочли, что их одурачили. С другой стороны, они очень плохо восприняли административную колонизацию, связанную с установлением нового режима. Гасконцы чувствовали, что попали под опеку, а бретонскую клику, окружавшую Коэтиви, переносить было трудно. Когда граф де Клермон объявил, что в случае опасности созовет бан и арьербан, это вызвало единодушное недовольство. Считалось, что завоеванные земли будут защищены за счет короля, но бордосцы не понимали, что король не может платить, не получая денег от податных. Старейшина де Сен-Серен возглавил заговор, в котором приняло участие большинство знатных гасконцев. В августе 1452 г. Гастон де Фуа и сеньор де Леспарр прибыли в Лондон, где Сомерсет только что вновь перехватил бразды правления. Иорк на время был оттеснен. Настало время заново позолотить королевский герб. Тем самым угроза, нависшая над Кале, была бы устранена наилучшим образом.

Командование было поручено Талботу. Флот был готов взять курс на Кале, где его ожидали Дюнуа, Ришмон и Брезе. 17 октября он снялся с якоря, направился к Жиронде и 20-го пришвартовался в Сулаке. 23-го англичане вступили в Бордо, не встретив реального сопротивления. Коэтиви много говорил об обороне, но ничего заранее не предпринял. Его схватили, прежде чем он успел вступить в бой. Граф де Клермон едва не попал в ловушку и спасся в последний момент. Французское владычество рухнуло как карточный домик.

Все произошло, как того и следовало ожидать. Через две недели англичане уже были в Либурне, Кастийоне, Рионсе, Кадийяке, Лангоне. Руо отстоял Фронсак, а Бонифачо де Вальперга сумел удержать Блей.

Карл VII воспринял весть о катастрофе хладнокровно. Он ждал, что на результаты его победы последует покушение в Нормандии; это произошло в Гиени. Стали готовиться начать действия весной.

Талбот начал кампанию в марте 1453 г. В его руки попал Фронсак. В качестве подкрепления к нему подошла армия под командованием его собственного сына, виконта Лайла. Теперь встала задача возвращения великой Аквитании, Аквитании Плантагенетов, Аквитании Бретиньи.

Но те, кто строил такие планы, не учли новой силы Карла VII. Король Франции был в состоянии набрать армию.

Граф де Клермон предпринял наступление с юга. С ним были Сентрай, Орваль, Вальперга и некоторые другие из тех испытанных капитанов, на которых догадались опереться для организации постоянной обороны королевства. Пройдя через Беарн, к нему присоединился граф де Фуа. В апреле-мае 1453 г. без труда удалось освободить область Базаса. На Иванов день Клермон и Фуа заняли Медок. Оба маршала, Лоэак и Жалонь, тем временем двинулись из Перигора и Ангумуа. При помощи Жоашена Руо и Жана Бюро они взяли Шале, потом Жансак. В начале июля они осадили Кастийон. Английский гарнизон направил в Бордо призыв о помощи. Талбот сделал вид, что считает его напрасным проявлением растерянности.

Их можно подпустить еще ближе!

То есть Талбот жертвовал Кастийоном и рассчитывал, что исход войны решится в битве за Бордо. Но население очень хорошо знало, что ждет гасконцев, слишком поспешивших в 1452 г. нарушить присягу на верность, принесенную Карлу VII в 1451 г. Оно так же обозлилось на Талбота, как прежде на Коэтиви.

И тем не менее старый воин не был безучастен к несчастью земли, которую столько раз опустошала война. Узнав о приближении Клермона, он задумал ограничить ущерб для населения за счет правильной «битвы» – столкновения на ристалище, достойного рыцарей. Он предложил французам назначить «день».

Мы не можем иметь о вас определенных сведений, потому что вы каждый день перемещаете лагерь и переходите в другую местность. Дабы не гневить Бога и не отягощать и не разорять бедный народ, если вам будет угодно остановиться и подождать в сообразном месте в открытом поле, чтобы там встретиться, мы уведомляем вас, что в течение трех ближайших дней будем там собственной персоной. Так не отступайте же! И да падет вина на вас!

Это случилось 21 июня. Клермон согласился и ждал три дня под Мартиньясом. Талбот приблизился, сделал привал в двух лье от французов, накормил коней и велел отступать к Бордо. Лучники с дороги устали и не могли следовать за армией. Клермон и его всадники увидели их на привале и перебили.

Талбот просто-напросто решил, что французов слишком много. Предлагая устроить «битву», он был плохо осведомлен. Но он зря заявил, покидая Бордо, что его возвращение будет триумфальным. Бордосцы пожали плечами.

Англичане не могли ждать, пока маршалы, занятые на Дордони, соединятся с графом де Клермоном, – тогда французов стало бы еще больше. Талбот сообразил, что обстоятельства уже не те, какие были до несостоявшегося «дня». Если он допустит соединение сил противника, время начнет работать на французов. Но если он заставит Клермона тщетно искать пропитания для своих войск в Медоке, который разоряли достаточно часто, чтобы там остались какие-либо ресурсы, то же самое время будет работать против французов. Талбот переменил мнение: Кастийон надо деблокировать.

Кастийон

Прожив на свете более восьмидесяти лет, старый капитан мало значения придавал новшествам. Он намеревался искрошить при помощи своих конных «копий» пехоту, составлявшую основное ядро французской осадной армии. Что касается артиллерии Бюро и Жирибо, то что она может сделать против движущейся конной лавины? Талбот рассуждал так же, как в свое время рыцари Филиппа VI или Иоанна Доброго об английских лучниках.

Под Кастийоном Лоэак, Жалонь, адмирал Жан де Бюэй и великий магистр Жак де Шабанн перегруппировали своих людей, распределив их между несколькими укрепленными пунктами и временным лагерем, где спешно возвели легкие укрепления – частокол и рвы. Утром 17 июля 1453 г. Талбот пошел на приступ. Шабанн и Руо как раз сумели защитить ядро своих войск: они увели все силы в лагерь, оставив лишь на высотах в стороне от поля два бретонских отряда. Англичане обладали инициативой, и казалось, что они на пути к победе.

Французы на этом сыграли: они выпустили своих коней. Животные помчались прочь в огромном облаке пыли. Многие в английской армии приняли это за начало бегства. Однако зрелище было совершенно неожиданным, и некоторые предположили, что следует выждать и понаблюдать, а то и разведать обстановку, прежде чем возобновлять атаку. Талбот не прислушался к этим благоразумным голосам. Он решил смять беглецов. С криками «Талбот! Святой Георгий!» английская конница бросилась в атаку на укрепленный лагерь, иначе говоря, на то, что можно было принять за арьергард бегущей армии, еще не тронувшийся с места.

Перед частоколом на английскую конницу обрушился ливень свинца. Это открыл огонь Жирибо, тщательно нацелив свои орудия на место, где он ожидал появления врага. Англичане без прикрытия пытались под ядрами преодолеть ров. Появление бретонских всадников, до тех пор укрывавшихся в засаде на высоте, заставило их круто повернуть. Теперь англичане оказались меж атакующих бретонцев и французов, вышедших из укрепления. Отбиться для них оказалось невозможно. Вырвались лишь отдельные беглецы, которых потом встречали близ Сент-Эмильона. Талбот и его сын в этом побоище нашли смерть. Через три дня Кастийон капитулировал.

После этого Бордо был обречен. К Карлу VII приехал гонец от Жака де Шабанна, привезший стальное оплечье храброго Талбота. Король благочестиво помянул усопшего, велел отслужить «Те Deum» в честь победы и отправился к Бордо с частями, остававшимися в резерве для финального штурма. Во всех городах королевства провели процессии по случаю полного поражения англичан.

Граф де Фуа осадил Кадийяк, граф де Клермон взял на себя осаду Бланкефора. Впрочем, сопротивления больше почти никто не оказывал. В середине августа Бордо был осажден, а флот блокировал его порт. Жан де Бюэй поставил свою артиллерию в Лормоне. Король расположился в сердце Антр-де-Мер.

Бой при Кастийоне уничтожил английскую армию. Об организации какого-то подобия обороны больше не было и речи. Бордосцы страшились мести короля Франции и без колебаний поддержали своего нового сенешаля Роже де Камуа, пытавшегося собрать последних из стойких и помочь осажденным крепостям. Но все было тщетно. 19 сентября пал Кадийяк. Далее наступила очередь Рионса и, наконец, Бланкефора.

Англичане в Кадийяке пытались капитулировать как обычно, предложив десять тысяч экю за возможность свободно уйти. Карл VII пренебрег этим предложением: он им передал, что денег ему хватает. Англичане были отправлены в тюрьму. Капитан города был гасконцем; его обезглавили на месте за измену. Прошли времена, когда крепости брали одну за другой и защищали одну за другой одни и те же воины. Английские солдаты изрядно удивились, что не могут искать лучшей участи в другом месте.

Положение под Бордо было не самым блестящим. Французы тщетно искали провизию в разоренном краю. Этого-то и добивался Талбот, но его уже здесь не было, чтобы этим воспользоваться. Бедствия осаждающих усугубила эпидемия чумы. Что касается осажденных, они умирали от голода. Англичане заговорили о капитуляции – им грозила самое большое тюрьма. Гасконцы знали, что им грозит веревка или топор, и колебались дольше. Наконец они отправили к Карлу VII парламентеров – дворян, бюргеров и клириков. Те сказали, что готовы на все, лишь бы бордосцам оставили жизнь и имущество. Король посмотрел на них пренебрежительно: он сделает с ними, что захочет.

Бюро начал обстреливать город из пушек. Жители дрогнули. 8 октября в Лормоне их депутаты приняли условия короля. Бордо должен был заплатить сто тысяч экю и терял все привилегии. Тем, кто хотел уехать в Англию, дозволялось туда отправиться. Король изгнал двадцать гасконцев, которых считал более виновными, чем другие. Это были те люди, которые в первую очередь ждали, что их повесят. Они были рады и тому, что остались в живых. На этих условиях Карл VII простил город.

19 октября 1453 г. англичане вышли с оружием и направились на свои корабли. Карл VII позволил себе роскошь дать каждому экю на пропитание. Через несколько часов над Бордо взвилось знамя с лилиями. Но король погнушался вступать в город. Оставив Клермона и Бюро следить за завоеванной территорией, он поселился в Лузиньяне.

Столетняя война кончилась. С точки зрения Бордо, завершилась трехвековая борьба.

Все вполне сознавали, что для Франции пришли новые времена. Была выпущена медаль с изображением Карла, Которому Хорошо Служат. Медаль отчеканили в 1451 г. в честь Карла Победоносного. Вокруг щита с тремя лилиями шла в два ряда простая легенда:

 
Когда я была сделана, без различия
Осторожному королю, другу Божьему,
Подчинялись повсюду во Франции,
Кроме как в Кале – сильной крепости.
Это было правдой.
 

Исторические источники

Столетняя война никогда не испытывала недостатка в своих историках. Люди XIV и XV вв., очевидцы или исследователи своей эпохи, побуждаемые желанием, чтобы их прочли, или просто потребностью писать, написали много. Историк не мог бы отрицать, что эти рассказы, жизнеописания, хроники и дневники – изложение канвы событий и в то же время попытки объяснить их, чаще характерные, чем убедительные, – оказывают ему помощь. Даже если очевидец или толкователь событий, боев или трудностей, имевший к ним больше или меньше отношения, самым бесстыдным образом перевирает факты и ничего в них не понимает, он уже тем самым выдает секрет собственного представления о своей истории и о поведении других.

Впрочем, за эти два века, в течение которых люди старались сохранить память о трудных временах, в которые они жили, историческая литература сделала большой шаг вперед. Пришел конец одному литературному жанру – жанру хроник, авторы которых списывали друг у друга и под видом рассказа обо всем нередко впадали в компиляцию или выдумки. Вольная или невольная переработка текста выдает пристрастного, а не объективного автора. Когда этот прием практикуется систематически и порой включает вымысел в чистом виде, он становится формой полемики. Научный текст, памфлет и даже миф – все это составные части историографии. Но историческое повествование проходит проверку, становясь аргументом в публичных дебатах историков. Критика этих трудов необходима, но использовать их можно. Современный историк может опираться на труд своего далекого собрата только при условии, что будет проверять его, однако он бы сильно ошибся, лишив себя этого труда.

Официальная историография, торжественная и династическая, продолжалась в форме «Больших французских хроник». Канцлер Пьер д'Оржемон, составлявший их при Иоанне Добром и Карле V, ловко насыщал цитатами, заимствуемыми из королевских архивов, рассказ, представляющий собой откровенный панегирик династии Валуа. Историография у Оржемона входит в арсенал политической пропаганды. Это относится и к периоду, когда при Карле VII Жан Жувенель дез Юрсен, брат канцлера Гильома, доходит до включения собственных свидетельств в рассказ о недавних событиях, который он наполняет соображениями и размышлениями, имеющими глубоко личный оттенок. Рамки официальной историографии несколько раздвигаются и тогда, когда нормандский клирик, составляющий «Хронику первых четырех Валуа» из «Больших хроник» и еще нескольких более ранних рассказов, добавляет на удивление современный набор данных, полученных устным путем и часто содержащих суровые суждения о французском рыцарстве и его тактических концепциях. Не очень интересная в самом начале, это хроника становится ценным источником сведений о временах Карла V и начале царствования Карла VI: она часто оригинальна в том, то касается нормандских дел и парижских движений, причем к последним автор отнюдь не скрывает симпатии.

Оставим в стороне другие «продолжения». Большая часть из них, например хроника монаха Ришара Леско из Сен-Дени, посвященная началу царствования Филиппа VI, всего лишь продолжает традицию Гильома де Нанжи и Жеро из Фраше.

Les Grandes chroniques de France. Publiées… par Jules Viard. Paris: Sociétéde l'Histoire de France, 1920–1953. 10 vol.

Pintoin, Michel. Chronique du religieux de Saint-Denys: contenant le regne de Charles VI de 1380 a 1422. Publiée en latin pour la premiére fois et traduite par m. L. Bellaguet. Paris: Impr. de Crapelet, 1839–1852. 6 vol. [Documents inédits sur l'histoire de Francé 6].

Juvenal des Ursins, Jean. Histoire de Charles VI, roy de France, et des choses mémorables advenues durant quarante-deux années de son régne: depuis 1380 jusqu'á 1422. Publ. par MM. Michaud… et Poujoulat. Paris: Ed. du commentaire analytique du Code civil, 1836. [Nouvelle collection des mémoires pour servir a l'histoire de Francé 1, 2].

Chronique des quatre premiers Valois (1327–1393). Publiée pour la premiére fois pour la Société de l'histoire de France, par M. Siméon Luce. Paris: Vve de J. Renouard, 1862.

Lescot, Richard. Chronique de Richard Lescot, religieux de Saint-Denis (1328–1344), suivie de la continuation de cette chronique (1344–1364). Publiée pour la premiere fois pour la Société de l'histoire de France, par Jean Lemoine. Paris: Renouard: H. Laurens, 1896 Société de l'histoire de France].

Зато хроники стали вызывать самый живой интерес с тех пор, как авторы обратили внимание на то, что непосредственно окружало их самих. Квалифицировать эти тексты, авторы которых имели самые обширные замыслы, но которые свидетельствуют прежде всего о жизни города или квартала, как рассказы из локальной истории значило бы недооценить их. На самом деле такие хроники позволяют нам понять глубинные силы, действовавшие в обществе, и ясно разобраться, как современники воспринимали события, которые в краткосрочной перспективе оценивать трудно.

Так, приор парижских кармелитов с площади Мобер, Жан де Венетт, с 1340 по 1368 г. – а во времена Этьена Марселя ежедневно – писал хронику, очень пристрастную, выражавшую очень враждебное отношение к принцам и знати и одно время сочувственное к купеческому прево, но в ней отражалась вся жизнь Парижа, какой ее можно было увидеть из монастыря кармелитов. Точно так же автор «Нормандской хроники XIV в.», написанной в конце царствования Карла V, но начинающейся с начала войны, включает в нее рассказы о войне – не что иное, как воспоминания латника, принявшего участие в нормандских походах. В «Зерцале знати Эсбея» ему вторит Жак де Эмрикур.

Каноник из Реймса Жан Ле Бель написал «Правдивую и достойную историю» 1426–1461 гг., где пытался критически оценивать получаемую информацию и объективно судить о событиях. Но здесь чувствуется пристрастие автора к рыцарским подвигам, как и его презрение к бюргерским интересам. В этом рассказе, в целом написанном с сочувствием к англичанам, через некоторое время нашел вдохновение Иоанн Замаасский – Ян де Прейс, – чтобы написать свое «Зерцало историй», большое значение придал ему и Фруассар, взяв там прежде всего материал для своего повествования о временах Иоанна Доброго.

Другую точку зрения, ограниченную, но с добавлением множества сведений личного характера и анекдотов из жизни, представляет «Книга рыцаря де ла Тур Ландри», которую в 1371 г. в назидание собственным детям составил бывший воин, рыцарь Жоффруа де ла Тур Ландри. Историк не вправе ей пренебречь.

Jean de Venette. Continuationis chronici Guillelmi de Nangiaco pars tertia. 1340 á 1368 // Cuillaume de Nangis. Chronique latine de Guillaume de Nangis de 1113 á 1300: avec les continuations de cette chronique de 1300 á 1368. Nouvelle édition revue sur les manuscrits. Annotée et publiée pour la Société de l'histoire de France, par H. Geraud. Paris: J. Rénouard et cie, 1843. [Société de l'histoire de France. Publications in octavo. 33, 35].

Chronique normande du XIVe siécle. Publiee pour la Société de l'histoire de France, par Auguste et Émile Molinier. Paris: Librairie Renouard, 1882. [Société de l'histoire de France. Publications in octavo. 317, 324].

Le Bel, Jehan. Chronique de Jean le Bel. Publiée pour la Société de l'histoire de France, par Jules Viard et Eugene Deprez. Paris: Librairie Renouard, H. Laurens, successeur, 1904–1905. [Société de l'histoire de France. Publications in octavo. 205]. [Русский перевод: Жан Ле-Бель. Правдивые хроники/пер. М. В. Аникиева // Хроники и документы Столетней войны. СПб: Издательство СПб университета, 2005.]

Hemricourt, Jacques de Œuvres, publ. par le chevalier C. de Borman. A. Bayot (et É. Poncelet). (Acad. roy. de Belgique, comm. roy. d'hist., publ. in-4). Bruxelles: Kiessling et cie, P. Imbreghts, successeur, 1910–1931. 3 vol.

Outremeuse, Jean d'. Le Myreur des histors, chronique de Jean des Preis dit d'Outre meuse. Publ. par A. Borgnet [et Stanislas Bormans]. Bruxelles: Hayez, 1864–1887. 7 vol.

Ceoffroi de la Tour Landry. Le livre du chevalier de La Tour Landry, pour l'enseigne ment de ses filles. Publié d'aprés les manuscrits de Paris et de Londres par M. Anatole de Montaiglon. A Paris: Chez P. Jannet, 1854.

Не следует довольствоваться работами только «французских» историков. Чтобы понять первые десятилетия Столетней войны, неизбежно приходится обращаться к английским авторам. «Historia sui temporis» Адама Муримута воспроизводит для нас за период до 1347 г. воспоминания клирика, активно участвовавшего в политических делах, посла Эдуарда II в Авиньоне, здравомыслящего наблюдателя событий того периода, когда оба королевства одновременно шли к конфликту.

Хранитель реестров двора в Кентербери Роберт из Эйвсбери дает в труде «Об удивительных деяниях короля Эдуарда III» подробный рассказ о войне и дипломатических демаршах, которые привели к заключению договора в Бретиньи.

Murimuth, Adam. Adami Murimuthensis Chronica sui temporis. Edidit et recensuit Thomas Hog. Londini: Sumptibus Societatis, 1846.

Robertus de Avesbury. Adu Murimuth Continuatio chronicarum. De Gestis mirabilibus Regis Edwardi Tertii. Edited by Edward Maunde Thompson. London: printed for H. M. Stationery off., by Eyre and Spottiswoode, 1889. [Rolls series].

В этой когорте хронистов, старавшихся воспроизвести историю, при этом не лишая себя права изложить личное мнение, особое место занимают трое. Этим местом они обязаны желанию изложить собственные свидетельства, обоснованными симпатиями к своим героям и даже своему эпическому вдохновению. В исторической литературе своего времени, безусловно, задают тон Фруассар. Герольд Чандоса и Кювелье, пусть даже современный историк должен с большой осторожностью использовать их рассказы.

Жан Фруассар, родившийся в Валансьене в бюргерской семье, очень скоро в качестве молодого клирика, а затем священника оказался совсем рядом с главными действующими лицами своего времени. Приближенный королевы Филиппы де Эно, спутник герцога Кларенса, позже близкий к Роберту Намюрскому, он далее стал капелланом графа Блуаского Ги де Шатийона, побывал у графа де Фуа Гастона Феба, был связан с правителем Эно графом Вильгельмом Остреванским и, наконец, закончил дни при дворе Ричарда II, где умер немногим позже 1404 г.

Следовательно, Фруассар познакомился со всеми точками зрения, услышал все аргументы, со всех сторон пережил драму своего времени. Испытывая сильные симпатии к англичанам до 1370 г., он довольно скоро принял профранцузскую позицию графа Блуаского, умерил свои суждения после встреч с Гастоном Фебом, под влиянием Вильгельма Остреванского склонился на сторону Бургундца, поддержал миротворческие стремления Ричарда II.

При всей вовлеченности в конфликты своего времени он тем не менее обладал скрупулезностью истинного историка. Много путешествовав – он побывал даже в Италии – и наслушавшись всего, он осознал относительность истины. Он задавал вопросы, он читал. Он искал очевидцев. Он разъезжал по архивам. По мере подбора документов и продолжения работы он обогащал текст оттенками и дополнял его. В частности, он переписывал свою первую книгу, за тридцать лет претерпевшую несколько редакций.

Тем не менее Фруассар не был ни очень умен, ни очень проницателен. Пристрастный из-за ангажированности, доверчивый по наивности, он громоздит мелкие подробности и плохо улавливает главное. Он путается в географии и хронологии. Современному историку надо знать, что можно выяснить у этого колоритного рассказчика, неспособного возвыситься над событиями, но хорошего знатока людей и тонкого наблюдателя повседневных реалий войны. Его мнение – это мнение рыцарей, которые его окружают и для которых развлечением служит грабеж, а отдыхом – насилие. Впечатление на него производят удачные поступки, красивые доспехи, достопамятные подвиги. С него можно спрашивать только за то, что он видел сам.

Если Фруассар был знаком с представителями всех сторон. Герольд Чандоса – преданный слуга Черного принца. «Жизнь и подвиги презнатного принца Уэльсского и Аквитанского» – длинная поэма, написанная около 1386 г., где личные воспоминания поставлены на службу умеренному поэтическому дару ради вящей славы принца. Герольд Чандоса побывал в Аквитании, а также в Испании. Его панегирик – творение соратника.

О представителе другого лагеря, Жане Кювелье, того же сказать нельзя. Последний из труверов, писавших на языке «ойль», в «Жизнь Бертрана Дюгеклена» вкладывает больше чужих воспоминаний, чем собственных. Он обращается к «Большим хроникам», он использует ныне утраченные хроники, в частности, бретонские, несомненно, достойные внимания, и добавляет ко всему этому отдельные соображения, почерпнутые из опросов очевидцев событий. В потоке компиляций, чаще всего некорректных, иногда возникают интересные замечания, которые очень полезно вылавливать.

Froissart, Jean. Chroniques. Publiées par Siméon Luce, Gaston Raynaud, Léon Mirot… [et al.] Paris: J. Renouard. 1869–1975. 15 vol. [Société de l'Histoire de Francé 269 282]. [Русский перевод 1-й книги: Фруассар Жан. Хроники: 1325–1340 / пер. М. В. Аникиева. СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008.]

Chandos Herald. Le Prince Noir. Poémé du héraut d'armes Chandos' texte critique suivi de notes par Francisque-Michel. London: J.G. Fotheringham, 1883.

Cuvelier. Chronique de Bertrand Du Guesclin par Cuvelier, trouvére du XIV eme siécle. Publiée pour la premiére fois par E. Charriére. Paris: F. Didot fréres,1839. [Collection de documents inédits sur l'histoire de France. 1re série. Histoire politique].