Текст книги "Не бойся Адама"

Глава 7

Турин. Италия

Михаил Горбачев, генерал Ярузельский, Беназир Бхутто, Джулио Андреотти и Джон Мейджор спокойно сидели рядом. Можно подумать, что находишься в итальянском филиале музея Гревен, если бы не одна мелочь: все фигуры двигались. Время от времени кто-то из них опускал на манер ящерицы веки или что-то шептал на ухо соседу. На длинном полированном столе были разбросаны совершенно одинаковые досье, на каждом из которых красовался логотип Фонда мира.

Никто так не любит потолковать о мире, как бывшие вершители судеб, подумал Поль. Грустно, что они так мало думали об этом раньше… Он сидел прямо за спинами докладчиков во втором ряду длинного зала. Керри позевывала, устроившись рядом с ним. Заседание происходило в Турине, который в соответствии с весьма приблизительными познаниями Арчи в географии находился «рядом с Лионом». Они прибыли сюда встретиться с Арчи сразу после свидания с Джонатаном. Арчи отчего-то забыл сказать, что прямая железнодорожная ветка между этими городами только строится. Дорога заняла у них шесть часов.

Арчи расстарался, и они попали в число счастливцев, допущенных на это закрытое шоу. С тем же успехом он мог дождаться вечера и спокойно встретиться с Полем и Керри в одном из многочисленных ресторанов, но оказался не в сил побороть желание покрасоваться перед кем-нибудь из своих одним столом с грандами международной политики. Придет час, и они расскажут об этом в Провиденсе.

Арчи сидел рядом с одним из британских парламентариев который на редкость хорошо подошел бы для рекламы дорогой одежды или изысканного виски. Испещренный фиолетовыми прожилками нос народного избранника прекрасно гармонировал с торчащим из его кармана шелковым платочком. В его усталых глазах проглядывала давняя привычка к комфорту, лошадям и предательству. Когда пришла очередь Арчи просветить аудиторию насчет «частных организаций и их вкладе в дело мира», он принялся выражать свое одобрение сдержанными кивками.

Воодушевленный видом своего элегантного соседа, Арчи стал с удвоенной силой напирать на британские интонации, уснащая свою речь многочисленными «hum», «well», «indeed», отчего она стала напоминать отлично подстриженную лужайку. Присутствующие, нимало не стыдясь, перешептывались и не обращали на Арчи никакого внимания.

Горбачев даже не дал себе труда повернуть голову к докладчику. Когда Арчи закончил, он машинально захлопал в ладоши, не прерывая разговора со своим соседом.

Сразу за этим объявили перерыв. Поль и Керри оставили Арчи принимать поздравления и спустились в холл гостиницы, где разыгрывалось все действо.

Последний писк современной архитектуры, холл представлял собой огромный стеклянный куб, поддерживаемый паучьей конструкцией из полированной стали. В нем теснились тропические растения, туманившие своим влажным дыханием самые высокие стекла. Повсюду сновали очаровательные молодые девушки в деловых костюмчиках и молодые люди в очках и с папками под мышкой – ассистенты всякого рода, неизбежно крутящиеся вокруг политиков, даже когда те попадают в разряд бывших. Заняв стратегические позиции у входов и лифтов, стояли не теряющие бдительности охранники, вслушивающиеся в голоса громовержцев, доносящиеся из едва заметных наушников. Так как дело происходило в Италии, их костюмы цвета морской волны отличались безупречным покроем, а на темных очках красовались эмблемы известных домов моды.

Примерно через полчаса Арчи удалось отделаться от поклонников, которые, впрочем, и не стремились его задерживать. Приглаживая ладонью растрепавшиеся волосы, он подошел к Полю и Керри. Арчи сел рядом с ней напротив Поля на красный диван изысканного дизайна.

– Ну и толчея! – сказал он, покашливая в кулак.

Керри всегда недолюбливала Арчи. Ее раздражала его манера обращения с женщинами, и он вовсе не казался ей забавным. Зная об этом, Поль все-таки удивился, услышав, как агрессивно она спросила:

– Ну и что это за конференция такая?

– Одна из лучших операций по отмыванию денег, какую я только видел. Международный фонд со всем самым-самым. Мафия платит за все. Католическая церковь двигает свои фигуры. Они спят и видят обратить Горбачева в свою веру. После смерти жены он стал редкостным святошей.

– Ну и кому все это нужно?

– Понятия не имею, да это и не важно. Главное, что все довольны. Два дня живут как князья, вот и все. На будущий год, если не ошибаюсь, встречаемся в Венеции.

Высаживая и забирая каких-то шишек, у входа в отель беспрерывно останавливались черные «альфа-ромео».

– Вы знали, что здесь раньше располагались заводы «Фиат»? Теперь они все переделали и превратили квартал в деловой. Эти итальянцы знают толк в роскоши.

В личной системе ценностей Арчи главные призы доставались англичанам и иже с ними, ну а латинским народам приходилось довольствоваться первенством в таких второстепенных областях, как кухня, дизайн и любовь.

– Не сердитесь, Арчи, – спросил Поль, – но вы-то что здесь делаете?

Арчи насупился:

– Что за вопрос? Вы разве не знаете, что я почетный президент известной неправительственной организации?

– Вы?

– Ну да. Чему вы так удивляетесь? «Братья человечества» – одна из самых известных. Мы спонсируем Ассоциацию вдов Либерии, программы помощи сиротам в Перу… А может, в Эквадоре. Какая разница! Я не вникаю в детали.

Увидев ехидные улыбки своих собеседников, Арчи предпочел сменить тему.

– В любом случае главное – это контакты. Такие конференции – просто манна небесная для Провиденса. Ладно, давайте к делу.

– Прямо здесь?

В просторном холле на расстоянии нескольких метров от них сидели группы участников и гостей конференции.

– Никакого риска, – ответил Арчи. – Кому придет в голову подслушивать здесь?

Именно об этом и жалеют все эти бывшие, подумал Поль.

– Я должен вам сказать что-то очень важное. Потому я и хотел повидать вас как можно скорее.

– Это касается нашего расследования?

– Именно.

– Тогда, может быть, мы расскажем о том, к чему оно привело на сегодня? – спросила Керри.

– Бесполезно! Провиденс все это время держал меня в курсе ваших дел. Нечего зря терять время.

– Но вчера мы узнали важные вещи. Вам не могли об этом сообщить, потому что мы сами еще никому ничего не сообщали.

– Речь о французском студенте, – подтвердил Поль. – Мы встретились с ним. У него дома в Лионе. Он и есть недостающее звено между американской группой и всем этим делом в Польше. Девчонка, которую он тогда отправил во Вроцлав, теперь в Соединенных Штатах.

– И он подтвердил, что весь этот разгром понадобился только для того, чтобы украсть лабораторный образец, а вовсе не освободить собачек и кошечек.

Арчи отмел все это широким жестом руки:

– Отлично! Отлично! Это лишь подтверждает то, что вы уже знали. Сам-то я в этом и не сомневался. Великолепная работа. Великолепная, мои поздравления. Да, один капуччино.

Официант-албанец с усталым видом принял заказ и потащился к другому столику.

– И трех недель не прошло, а вы уже провернули это дело.

– Как это так, «провернули»?

Керри держалась настороже и отреагировала первой.

– Вы подтвердили подозрения британцев, – продолжил Арчи. – Речь и вправду идет об американской группе, которая ответственна за воровство в Польше. Это самые отпетые фанатики, которые по каким-то диким и несуразным причинам решили поквитаться со своими ближними.

Арчи взял чашку, которую поставил перед ним официант, расплескав на блюдечко немного присыпанной какао пены.

– Наш долг, – заключил он, – немедленно передать это досье официальным органам Соединенных Штатов.

Керри и Поль переглянулись. Оба были потрясены и возмущены.

– Передать досье! Но мы еще не завершили расследование.

Поль понял, отчего Арчи сел рядом с Керри: так он мог не смотреть на нее и не замечать гнева, сверкавшего в ее зеленых глазах.

– Это новые правила, – потирая руки, произнес Арчи тоном философствующего священника. – Частные бюро вроде нашего могут проводить расследования, касающиеся национальной безопасности, но должны действовать до известного предела. Вся штука в том и состоит, чтобы почувствовать, где эта граница, и не переступать ее.

– Чушь! – воскликнула Керри нарочито громко, желая заставить наконец Арчи взглянуть ей в глаза, от чего он упорно уклонялся. – Дело вовсе не в этом. Мы нащупали нечто чрезвычайно важное. Эти люди – опасные психопаты. Они обязательно нанесут удар, но мы пока не знаем, где и когда его ждать. Каждый день имеет значение. Черта с два мы отдадим это федеральным службам, которые и не почешутся, поставив на деле гриф тридцатой степени срочности.

Арчи морщил лицо, словно раздосадованный неуместным шумом. Потом он снова заговорил, и его голос зазвучал еще слаще:

– Подводя итог, могу сказать, что благодаря тому, что вы накопали, мы можем счесть дело довольно простым: речь идет об очередной бактериологической тревоге на территории Соединенных Штатов.

– С чего бы это? – возразил Поль. – Что позволяет вам так говорить?

– Я просто придерживаюсь фактов. Какое-то опасное биологическое вещество находится где-то в Соединенных Штатах. Оно попало в руки людей, желающих использовать его как оружие террора. Я не ошибаюсь? Мне дела нет, идет ли речь о борцах за природу, неонацистах или исламистах. Все это пустая болтовня.

– Мы убеждены, что план Хэрроу имеет глобальный масштаб, а целью удара будут вовсе не Соединенные Штаты.

– Почему?

Поль смутился. Простые и прямые вопросы всегда самые трудные.

– Как сказать… Его идея фикс – уничтожение бедных.

Арчи усмехнулся:

– А что, в Штатах их нет? Я полагал, что наводнение в Новом Орлеане…

В этот момент через холл прошел очень смуглый низкорослый человек, за которым семенила свита весьма озабоченных помощников. Арчи поднялся и поприветствовал его.

– Это костариканец, лауреат Нобелевской премии мира, – сказал Арчи, снова садясь. – Никак не припомню его имени… Весьма приличный господин.

Потом он снова вернулся к разговору с видом человека, который прервал важную консультацию ради примерки новых штанов.

– Не знаю, что там себе думают ваши экологи. Факты говорят о том, что все сходится на Соединенных Штатах. Ваша девчонка уехала именно туда, конечно же прихватив то, что украла в Польше. Террористическая группа, насколько я знаю, все еще там, и связник вашего французского студента тоже в Америке. Так что все ясно. Речь идет о деле государственной важности для Соединенных Штатов, и мы не имеем права и дальше играть в казаков-разбойников.

Почувствовав, что Керри снова хочет ему возразить, Арчи поспешил добавить:

– В любом случае ЦРУ настаивает на том, чтобы мы все прекратили.

– Что?

Арчи клюнул носом, делая вид, что стряхивает соринку с галстука, и заговорил тихим голосом:

– Два дня назад мне позвонили из Лэнгли. Можно сказать, хм, звонок на самом высоком уровне. Они хотят получить досье и запрещают нам продолжать расследование. Похоже, что это последствия вашей проделки в Сиэтле.

Керри вздрогнула.

– Я вас ни в чем не упрекаю. Это следовало сделать, и вы выкрутились, как могли. Но дело явно аукнулось в ФБР, и двум службам пришлось объясняться. Так это или нет, но мне позвонили из ЦРУ в Сингапур и попросили остановить все и передать им досье.

– И вы согласились? – спросила Керри.

– Успокойтесь, – сказал Арчи так, словно это и было главное. – Они будут полностью соблюдать условия контракта. Я уверен, что они весьма довольны нашей работой. Сейчас они уже, наверное, ознакомились с резюме, которое я отправил через Провиденс.

Поль понимал, что поделать ничего нельзя. Ему только не хотелось, чтобы Керри от досады и горечи ввязалась в бессмысленные арьергардные стычки. Он знал, что она труднее, чем он, переносила напоминания о дисциплине. На самом-то деле пора бы привыкнуть. В их ремесле без этого никуда, и, может быть, потому-то они его и бросили. Все и всегда начинается с энтузиазма, барабаны зовут вперед, и вот, наконец, первые результаты. Однако не тут-то было: как только хочешь получить дивиденды, следует удар хлыстом и команда «лежать».

Он внимательно посмотрел на Керри. На секунду ему показалось, что она готова броситься на Арчи, поколотить его и устроить скандал. К величайшему удивлению, она не сделала ни того ни другого и успокоилась. Она даже нашла в себе силы повернуться к старику и улыбнуться.

– Кто будет доволен, так это мои дети, – сказала она на удивление ровным голосом. – Увидят меня раньше, чем думали.

Арчи едва заметно улыбнулся, помешивая ложечкой капучино. Он еще не был уверен, что она говорит искренне и не набросится на него.

– Кстати, позвоню-ка я им прямо сейчас. Они как раз должны подниматься с постели.

Керри встала, поднесла свой мобильник к уху и отошла от столика.

– Поразительная женщина, – сказал Арчи, помотав головой. Он был не прочь немного поговорить об этом и расспросить Поля об их отношениях, но сейчас было не время. Он предпочел не обострять ситуацию.

– Два моих друга-сенатора устроили нам специальный рейс на Вашингтон прямо сегодня вечером. Можем прихватить вас с собой, если вы не против.

Поль все еще не отошел от известия о таком неожиданном и бесславном конце их миссии. Он чувствовал себя как альпинист, чье восхождение грубо прервали и заставили снова стоять у подножия горы.

Между тем Керри уже спрятала телефон и шла к ним, покачивая головой.

– Совсем забыла, – сказала она. – Ребята ведь на каникулах, и отец забрал их к родственникам в Сакраменто.

Поль почти не прислушивался, но вдруг до него дошел смысл сказанного, и он вздрогнул. Роб? В Сакраменто? Насколько он знал, ее муж был родом из Торонто и Саскачевана. Она же сама сказала, что отец повезет детишек в Канаду.

– Я предложил Полю взять вас на борт моего самолета.

– Отличная мысль. Отправляйтесь вдвоем. Мне торопиться некуда, и я, пожалуй, заскочу в Милан пробежаться по магазинам.

Арчи встал, весь лучась удовольствием видеть перед собой женщину в своем вкусе: грациозную и пустоголовую. А он-то боялся напасть на истеричную фанатичку. Арчи взял руку Керри и галантно поцеловал ее.

– Я возвращаюсь в гостиницу, – сказала Керри Полю. – Не хочешь забрать свои вещи?

– Обязательно, – ошеломленно ответил Поль. – Я тебя провожу.

– Давайте, давайте, – подбодрил их Арчи. – Я еду в аэропорт только в шесть. Не торопитесь, мой дорогой Поль. Я буду ждать вас прямо здесь, в холле.

Арчи уже приметил в конце коридора, который вел в конференц-зал, серебристую шевелюру лорда Лэндби, которого он непременно хотел поприветствовать. Покончив с делом, он повернулся на каблуках и торопливо удалился, снова приняв вид достойного джентльмена, которому предстоит общаться с благовоспитанными людьми.

Глава 8

Пустыня Колорадо. Соединенные Штаты

Всю неделю после возвращения из путешествия с Хэрроу по пустыне Жюльетта чувствовала, как в ее душе совершаются перемены. Из их короткой поездки она вернулась спокойной и умиротворенной; привычные скачки настроения и приступы страха почти оставили ее. Она по-прежнему пребывала во власти эйфории и какой-то лихорадочной активности, проявления которой время от времени нарушали первозданную тишину дома. Но в целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем прежде.

В своем теперешнем состоянии Жюльетта отчетливо понимала, какая тревога владела ею все эти недели после Вроцлава. Поначалу она принимала таблетки, но потом беспокойство обернулось своей противоположностью: чем хуже ей становилось, тем лучше она себя чувствовала, так что мысль о лечении приходила Жюльетте в голову все реже.

Теперь, когда стало понятно, через что ей пришлось пройти, Жюльетта опять боялась. Ей хватало ума, чтобы понять, что душевный покой еще очень непрочен. Ее преследовала мысль о новом приступе, а ведь ей так хотелось, чтобы на нее могли рассчитывать в любых ситуациях. Она мечтала выглядеть в глазах Теда достойной возложенной на нее миссии.

Он все еще ничего не говорил о том, что в точности предполагал поручить Жюльетте. Таковы были правила игры, и она их принимала. В голову ей лезли мысли о каких-то нечеловеческих испытаниях. Возможно, ей придется действовать среди врагов, терпеть лишения, бессонницу, может быть, пытки… Сумеет ли она, такая хрупкая и неуравновешенная, противостоять всему этому? Жюльетта боялась, что нет.

Она решила снова начать принимать лекарства. Жюльетта прихватила с собой несколько упаковок нейролептиков, которые прописали ей еще в больнице. Она прекрасно знала, как они действуют, делая ее похожей на корабль, который сбавляет ход и зарывается носом в волны. Случалось, что потом проявлялся обратный эффект, и ею овладевали депрессия, уныние, отвращение к себе и миру.

Из двух зол Жюльетта выбрала это. Рядом с Хэрроу она не так боялась попасть во власть тягостной меланхолии, которая часто посещала ее во времена студенчества и жизни в Шоме.

Жюльетта понимала, что связывает с Тедом слишком много надежд, которые могут обернуться ничем. Видит ли она его таким, какой он есть, или сотворила себе идеальный и очень опасный образ? А может, она в него влюбилась?

Он часто отлучался из дома, и Жюльетта часами лежала на спине в своей комнате и размышляла. В конце концов она пришла к выводу, что ее чувства к Хэрроу не похожи на любовь, во всяком случае такую, какой она ее знала раньше. Жюльетте совсем не хотелось сократить расстояние, которое их разделяло. Ее восхищение и доверие рождались как раз благодаря этой дистанции. Сам Хэрроу и все, что он воплощал для нее, оказались бы униженными, примешай она к их отношениям плотскую страсть. Возможно, все было бы по-другому, сделай он сам первый шаг. Тогда ей, конечно, не устоять, но Тед оставался таким же замкнутым и нелюдимым, как в самом начале знакомства. Он уходил и возвращался, часами просиживал с телефонной трубкой или за компьютером. Иногда он пропадал на несколько дней, уезжая с одним из индейцев. Где-то на стороне у него, скорее всего, была машина.

Как-то раз он не выключил компьютер, и на его экране Жюльетта обнаружила список полученных сообщений. Она не решилась открыть ни одно из них, ибо достаточно себя уважала чтобы пойти на подобную низость. К тому же в доме находился Рауль, всегда появлявшийся из тени там, где его не ждали. И все же, не приближаясь к компьютеру, Жюльетта вгляделась в экран: послания приходили со всего света, из Китая, Европы и Африки. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Хэрроу специально оставил компьютер включенным, чтобы ее проверить. Это вполне в его духе – действовать исподтишка и добиваться результатов. А может быть, он хотел показать, что организация, с которой она связалась, имеет связи по всему миру.

Все это наводило на мысль, что планировалась масштабная операция, требовавшая тщательной подготовки.

В те редкие минуты, когда они оставались вместе и Тед был ничем не занят, он расспрашивал Жюльетту о книгах, которые она читала. Он показывал ей звезды через подзорную трубу, которая всегда стояла у него на треноге в уголке террасы. Хэрроу ничего не говорил о предстоящей операции, а Жюльетта дала себе слово ни о чем его не расспрашивать. Только однажды она поинтересовалась, не боится ли он, что их убежище кто-нибудь обнаружит. Их перемещения в безлюдной местности могли показаться подозрительными. И все оборудование, которое хранилось здесь прямо посреди пустыни… А связь со всем миром? Жюльетта спросила об этом не из любопытства, она искренне волновалась за Теда, в глубине души опасаясь, что весь их план может провалиться, и тогда прощай надежды…

Тед выслушал ее совершенно спокойно и сказал то, что потом не выходило из головы Жюльетты весь остаток дня:

– Следят только за тем, чего боятся.

И, прикрыв, как всегда, когда он хотел скрыть свои чувства, голубые глаза, добавил:

– Люди не боятся того, чего не могут и вообразить.

Он, как обычно, говорил невпопад, словно и не слышал вопроса Жюльетты. Ведь наблюдение могло быть вовсе не связано с их планом. Полиция могла решить, что они просто злоумышленники или террористы, прибывшие из-за границы.

Хэрроу понял, что Жюльетта хочет обиняком разузнать про планируемую операцию, и подбросил ей эту подсказку, которая не приближала ее к разгадке, а лишь подогревала нетерпение и энтузиазм. Операция, которую они задумали, не имела аналогов в прошлом. Готовилось нечто совершенно невиданное и невообразимое.

Нужный эффект был достигнут. Два дня Жюльетта думала только о его словах. Больше никаких вопросов она не задавала.

Ее мирная жизнь, приправленная ожиданием событий и располагавшая к размышлениям, оборвалась в одно прекрасное утро. Поднявшись с кровати, Жюльетта увидела Хэрроу на террасе. Он был мрачен. Она села за стол, и против обыкновения Тед сразу же задал ей вопрос:

– Ты с кем-нибудь говорила до своего отъезда?

– До отъезда откуда?

– Из Франции.

Жюльетта пристально посмотрела на него:

– Пожалуйста, хватит допросов! Мне кажется, что я снова в Южной Африке. Что случилось?

– Тебя разыскивают.

– Кто?

– Не знаю.

Жюльетта пожала плечами и взяла чайник, чтобы наполнить кружку.

– Похоже, это люди, которые неплохо осведомлены. Они знают про Джонатана и про то, что во Вроцлаве работала ты. – Легавые?

– Вроде бы нет.

– Французы?

– Американцы.

– Тогда это ФБР. Они же должны следить за тобой, верно?

– Не ФБР, это точно. У нас есть там пара друзей, которые делятся сведениями. Они оставили нас в покое с тех пор, как мы ушли из «Одной планеты».

– Ты полагаешь, они могут до нас добраться?

– Может быть, но мы знаем, как запутать следы.

Хэрроу говорил тихо, без всякой враждебности, хотя Жюльетта знала, какое значение он придает операции.

– Придется начать операцию раньше, чем предусмотрено.

– Когда?

– Завтра утром. Ты вступаешь в игру. Пора забрать колбу оттуда, куда ты ее положила.

Турин. Италия

Расставшись с Арчи, Керри и Поль остановили проезжавшее мимо такси. Это оказалась «джульетта-ти» выпуска 1970-х, и, похоже, шофер дорожил ею больше, чем жизнью. Ему самому было под восемьдесят, он носил черные очки и кожаные перчатки. На поворотах машину вело в сторону. Такого рода зрелище обычно веселило Поля, но в этот раз он обмяк на заднем сиденье и грустно смотрел на красные фасады домов, блестевшие от дождя.

– Что это с тобой? – спросила Керри, казавшаяся, напротив, расслабленной и довольной.

Поль пожал плечами:

– Я что, должен радоваться такому жалкому концу всей истории?

– Какому концу?

Поль внимательно посмотрел на Керри, чтобы понять, не смеется ли она над ним, но та держалась очень уверенно.

– Что ты хочешь сказать?

Она повернулась к Полю. Чтобы сполна насладиться пьемонтской весной, Керри выбрала легкое декольтированное платье, а голову с утра украсила замысловатой прической из вьющихся косичек. В этом была вся Керри – с ее способностью улавливать дух местности, становиться на время итальянкой больше, чем сами итальянки, а через минуту, натянув военный комбинезон, уже прыгать с парашютом. Ни одно из тысячи мыслимых обличий не могло посягнуть на цельность личности Керри. Она не погружалась в мучительные поиски своего «я», а просто увлеченно играла, демонстрируя завидный аппетит к жизни и ее радостям в любом их проявлении.

– Срок нашего контракта истек. Мы свободны. Так сказал эта свинья Арчибальд?

Поль кивнул в ожидании продолжения.

– Свободу, которую он вдруг решил нам возвратить, мы, насколько я знаю, никогда и не теряли. Мы не его служащие и никогда ими не были. Мы по собственному желанию согласились помочь ему в расследовании запутанного дела. Он дал нам отставку, – ну и что?

Под грохот мотора они влетели на окруженную колоннадами восьмиугольную площадь как раз тогда, когда первый луч солнца прорезал плотную пелену дождя. От мостовых шел пар и голубыми струйками поднимался к небу.

– Но никто не вправе решать за нас, что нам делать дальше.

– Ты хочешь сказать, мы продолжим, несмотря ни на что?

– А ты решил дать задний ход?

– Нет.

– Тем лучше. Я тоже.

Они взглянули друг на друга и рассмеялись.

Поль и Керри подъезжали к отелю. Заложив крутой вираж шофер остановил машину. Первый взгляд он бросил не на счетчик, а на часы, чтобы увериться в своем мастерстве. Несмотря на солнце, освещавшее дальнюю часть площади, дождь не хотел сдаваться и поливал землю теплыми струями воды. Поль распахнул плащ, чтобы укрыть Керри. Они добежали до входа, поднялись в свои комнаты, приняли душ и переоделись, Облачившись в белые брюки и завязав на талии элегантную блузку Керри пришла в комнату Поля. Она уселась в кресло, а Поль завернувшись в белый гостиничный халат, растянулся на кровати, положив руку под голову.

– Первым делом, – начала Керри, – надо отыскать ту девицу. Необходимо проверить адрес в Нью-Йорке, который нам дал Джонатан. Вот, не успели сразу сообщить об этом в Провиденс, а теперь так и так поздно. Придется пахать самим.

– Интересно, чей это адрес: частного лица или каких-нибудь экологов?

– Это может быть просто ловушка. Чтобы подобраться к ним, надо придумать себе легенду, а мне и вовсе лучше держаться в стороне, потому что эти ребята меня уже знают.

– В «Одной планете»?

– Возможно, не только. Слухи распространяются быстро.

Говоря, Керри машинально теребила узел на блузке. Поль никак не мог отделаться от мыслей об этой Жюльетте, в чьих руках был ключ от всего дела и чье присутствие он начинал физически ощущать рядом с собой. Если только она не карта в чужой игре.

– Сегодня вечером сэр Арчибальд доставит тебя в Нью-Йорк. Когда ты от него отделаешься, не садись на самолет до Атланты, а бери такси и поезжай на Манхэттен.

– А ты? – спросил Поль.

– Все, чего я хочу, это остаться с тобой, но мне придется прокатиться по Европе прежде, чем мы снова встретимся.

– Поглазеть на витрины в Милане…

– К сожалению, нет, но это и к лучшему. Послушай-ка, этой ночью мне что-то не спалось, и я просмотрела почту, которую в последние дни нам присылал Тайсен. Там было кое-что весьма интересное об этом польском профессоре из Вроцлава.

Поль понял, что Керри в очередной раз вырвалась вперед, но теперь его это не задевало.

– Представь себе, что Рогульский не всегда работал на Востоке. В 1972 году он получил стипендию и два года провел в одном из австрийских университетов.

– Ну и что? – пробурчал Поль.

– А вот что. Догадайся, что он там изучал. Философию у некоего Конрада Фрича. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Ничего.

– Мне тоже. Пожалуй, слабоваты мы в философии.

Поль готов был это признать, но восполнять пробел в образовании ему хотелось меньше всего.

– Так вот, я поглядела в Сети, и знаешь, что я обнаружила? Этот Фрич – один из гуру защитников окружающей среды, у него несколько пухлых трудов в той области, которую называют фундаментальной экологией. Он оказал огромное влияние на университетскую публику по всему свету.

– Ну и?…

– Надо бы побольше узнать о том, с кем там общался Рогульский, и повидать славного профессора Фрича – ему уже стукнуло восемьдесят восемь. Может быть, он и есть та ниточка между поляком и американцами, которой нам недостает. Если она существует, конечно.

Безупречная логика. Керри была права по всем пунктам.

– Значит, ты едешь в Австрию?

– Совсем ненадолго. Я бы хотела встретиться с тобой в Нью-Йорке самое позднее через три дня.

Филадельфия. Пенсильвания

Быть полицейским в Филадельфии – не очень-то завидная судьба. Спокойствие здесь только внешнее: всем кажется, что жизнь в городе замерла, а на самом деле в Филадельфии не меньше работы, чем в Майами или в Чикаго. К счастью, на склоне лет тут еще можно рассчитывать на несколько теплых местечек. Бертону Хопкинсу в его шестьдесят два досталось одно из самых желанных: он охранял Мемориал.

Работа заключалась в том, чтобы изо дня в день мерить шагами маленькую, засаженную деревьями площадь, где единственными выходящими из ряда вон происшествиями оставались перебранки пожилых дам с их песиками. Бертона часто фотографировали туристы, и иногда ему казалось, что он и сам стал частью исторического достояния страны. Его добродушный вид, нависающий над поясом живот и пугавшие детей усы безошибочно указывали на принадлежность Бертона к давно ушедшим временам, когда полицейских уважали, знали в лицо и даже иной раз любили.

Помимо прочего, он жил совсем недалеко от работы и ходил к Мемориалу пешком, вдыхая уличный воздух и запахи разных времен года. Больше всего он любил весну. В Пенсильвании она запаздывает, но приходит всегда как-то сразу, словно приехавший без предупреждения друг, которого ты и не надеялся уже увидеть.

В его возрасте Бертону больше не приходилось стоять на страже порядка. Он просто задирал нос и всматривался в бледно-голубое небо, видневшееся между стеклянными зданиями. Вот почему он и не заметил в то утро остановившийся возле одного из гаражей «шевроле». Когда Бертон поравнялся с машиной, ее дверца открылась, и на мостовую вышла женщина. Темноволосая, очень стройная, в чуть великоватом для нее пальто, она быстрым шагом приблизилась к старому полицейскому.

– Берт, – тихо позвала она.

Тот обернулся, нахмурив брови и посмотрев на нее одновременно возмущенно и добродушно, как, по его мнению, и полагалось представителю власти.

– Жюльетта!

Берт обхватил девушку за плечи и расцеловал в обе щеки. Потом он настороженно огляделся, боясь, что кто-то заметит его неподобающий чести мундира поступок.

– Каким ветром тебя занесло в Филадельфию?

– Я же писала, что буду у вас проездом. Вы получили письмо?

– Да, и посылку тоже. Я храню ее дома. Ты здесь надолго?

– Уезжаю сегодня вечером.

– Вот как! А Луиза отправилась на всю неделю к тетушке в Балтимор. Ты бы предупредила пораньше.

– Точно не знала, когда выберусь, – пробормотала Жюльетта, опуская глаза.

– Да, ты совсем не меняешься, – сказал Бертон, сдерживая всхлип сожаления о прошлом.

Когда Жюльетта впервые приехала в Филадельфию, ей было всего восемнадцать лет. Она выдержала настоящий бой со своими родителями, не желавшими отпускать ее, и Жюльетте пришлось соглашаться на одно из последних предложений ассоциации, подыскивавшей изучающих английский язык студенток для бесплатной – за стол и жилье – работы в американских семьях. От нее не скрыли, что место не очень завидное: дом вполне заурядного полицейского. Его жена была инвалидом, и честному служаке приходилось одному воспитывать свою внучку Луизу, оставшуюся у него на руках после скандального развода родителей. О своих отношениях со старым полицейским, считавшим теперь Жюльетту своей дочкой, она ни словом и не обмолвилась на допросах в Южной Африке.

Дело в том, что во время своей жизни в Филадельфии она впервые поняла, что такое нежность. Несмотря на пережитые неприятности, десятилетняя Луиза росла очень веселой девочкой. Квакерская строгость, унаследованная Бертоном от матери, уравновешивалась ирландской кровью по отцовской линии. Бертон показал Жюльетте, что такое тепло человеческих отношений и привил вкус к доброму виски, которым полагалось наслаждаться лишь после захода солнца.