Текст книги "Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота"

Нельзя покинуть Ренн-ле-Шато, не побывав в его маленьком музее, где хранится таинственная «Плита рыцарей», барельеф, найденный в церкви во время реставрационных работ. Объяснить, что именно изображено на плите, весьма сложно. Довольно часто можно услышать безосновательное утверждение: барельеф, дескать, является свидетельством того, что в Разе был спрятан законный потомок Меровингов, сын Дагоберта II (о котором, впрочем, известно, что он умер в младенчестве). Это породило на свет еще один фантом: «Властелина Мира», «мессию», который будет прямым потомком первой династии, коей является род «длинноволосых королей», Меровингов. На самом деле эта плита, как и «вестготская» колонна, относится к каролингской эпохе, то есть к VIII веку. На ней изображены два всадника под двумя арками; конь левого всадника (по-видимому, кавалера – судя по головному убору и одежде) пьет из чана; правый всадник выполнен в манере, характеризующей многие произведения каролингского искусства: он размахивает дротиком, держа в другой руке круглый щит. По всей очевидности, это сцена охоты. Художник решил облечь это мирское развлечение в христианские тона, добавив к изобразительному ряду виноградную гроздь (символ евхаристии) и Древо Жизни, известное по библейским рассказам и легендам о Святом Граале. Плиту обнаружил аббат Соньер, проводя работы в церкви; без сомнения, когда-то она была частью ограды хоров, разделявшей неф и клирос. Какое бы истолкование ни придавали этому изображению, «Плита рыцарей» – восхитительное произведение каролингского искусства конца VIII века, и на этом основании оно заслуживает места в музее Ренн-ле-Шато. К тому же подлинных объектов искусства в нем довольно-таки мало…

Вполне возможно, однако, что первым укреплением, появившимся в этой местности, был вовсе не Ренн-ле-Шато. Для галльского форпоста вполне годилось местечко, названное Кастейа: гигантская известняковая глыба, покрытая чахлой растительностью. Ее легко можно заметить на юго-западе, если смотреть от башни «Магдала». Имя Кастейа красноречиво говорит о крепости, находившейся в незапамятные времена на месте деревни (латинское «castellum»); такое название во времена кельтов давали колониям, основанным на каменных мысах. Во Франции оно встречается столь же часто, как «hill» или «forts» на юго-западе Англии, Поэтому если Ренн-ле-Шато действительно кельтского происхождения, то искать следы кельтов следует в Кастейе, на этом холмике, отсеченном от поселка глубокой котловиной горного потока Кулер. На первый взгляд этот холм – обычное нагромождение камня, поросшего травой и зарослями, каких много в округе Разе, но под ним природа скрыла одно из удивительных явлений – систему сифонов, открытую учеными в XIX веке. «Действительно, из некоторых впадин», согласно геологическим данным того времени, «вырывался горячий воздух, поступавший, как кажется, из самого чрева Кастейи, подземные галереи которой оказались настоящим раем для спелеологов[11]11
  R. Bordes. Rermes-le-Château, éd. Schrauden, 1985, p. 30.


[Закрыть]«. Добавим, «раем для кладоискателей и всевозможных любителей тайн». По некоторым сведениям, недавно там была обнаружена колонна и остатки древнего портика. Но к информации такого рода следует отнестись со всей осторожностью, поскольку кельтские «castellum» в большинстве своем представляли укрепления на вершине холма или горы, окруженные деревянным частоколом и укрепленные земляным валом; внутренние постройки сооружали по тому же принципу. Систематические раскопки в подобных местах позволяют найти лишь немногое: различные предметы пользования, оружие или украшения.

Дорога по известняковому плато, виток за витком уводящая путника от Ренн-ле-Шато, приводит его в места, наполненные историями и легендами. Это дорога Кум Сурд, названная по имени уединенной деревушки. В названии деревни угадывается кельтское «coume» (или «come»), подобное французскому «combe» (расселина, ущелье), столь часто встречающемуся в топонимике Франции. Галльский корень «coume» (кривой, изогнутый) в силу семантического сдвига приобрел значение «извилистая долина». Фонетические варианты этого корня многочисленны: от Комбура, милого сердцу Шатобриана, и Комбри в Финистере до всевозможных Шамбо в Центральном массиве (в том числе и Шамбор), не говоря уже о других «combes», рассеянных по всей Франции. По словам аббата Сабатре, местного историка, Кум Сурд означал «Скверное ущелье», что намекало на убожество здешнего края. Но доктор Гурдон, специалист в области водолечебниц, в 1874 году написавший научный труд о Ренне, выдвинул иную гипотезу. В недрах региона Ренн-ле-Шато находится «котловина приблизительно в 1500 метров», что позволяет предположить наличие в ней подземных вод (без сомнения, горячих в случае с Кастейа), которые могли дать имя деревне Кум Сурд: «Ущелье, из которого доносится глухой шум». Что ж, вполне возможно, но добавим, что слово «Сурд» («sourde») могло быть образовано и от галльского корня, родственного латинскому «siccus» («сухой») и валлийскому «sych». Следовательно, Кум Сурд – это «combes sèche» (Засушливое ущелье), название, прекрасно подходящее этой местности. Но в области топонимики ни в чем нельзя быть уверенным.

На очереди за объяснениями следующее местечко: Лавальдье. Имя, нетипичное для данной местности: то же название дано руинам аббатства в лесу Ренно, расположенном между Лоньи-о-Перш и Мортань-о-Перш (департамент Орн), или восхитительному монастырю неподалеку от Бриуда, в Верхней Луаре. Нет никакого сомнения в том, что во всех этих случаях речь идет о «Vallis Dei» («долине Бога»). Проблема заключается лишь в том, чтобы узнать, действительно ли этот топоним появился во времена христианства или же в нем скрыто другое, искаженное временем древнее имя. На основе местной легенды, бытовавшей еще в 1874 году (то есть задолго до событий, связанных с аббатом Соньером), доктор Гурдон, продолжая свои изыскания о подземных источниках этого региона, предложил любопытную гипотезу. По его словам, «в этом месте, порой называемом Баль-Дье, находился храм, посвященный Ваалу, в котором окрестные жители приносили ему жертвы; считается, что этот храм был возведен финикийцами, основавшими несколько колоний по соседству, на испанском берегу». Да, такое возможно: известно, что финикийцы, пройдя в глубь средиземноморской страны, добывали там золото и серебро. Но все же, искать следы финикийцев в Лавальдье необязательно: вероятно, «финикийское божество Ваал» было всего-навсего кельтским Белом, Беленосом, то есть «блистающим». Это прозвище носили многие галльские божества, оставившие значительный след в топонимике Франции; правда, в большинстве случаев над такими топонимами сыграла злую шутку омонимия, смешав названия, данные по имени божества, с именами, образованными от французского прилагательного «bel» («красивый»).

Лавальдье, как и Кум Сурд, было собственностью таинственных тамплиеров Безю. Местные жители называли руины, возвышающиеся над деревней Безю, не иначе как «Замком тамплиеров». По легенде, храмовники Безю, бывшие покровителями катаров, бросили в колодец фермы серебряный колокол от своей часовни, чтобы он не достался людям французского монарха; этот колокол находится там и поныне. Согласно аббату Мазьеру, «его звон всегда раздается в одну и ту же ночь: с 12 на 13 октября. В ту же минуту длинная вереница белых теней выходящих с заброшенного кладбища, устремляется к руинам. Это тени умерших тамплиеров, которые ищут церковь, древнюю маленькую церковь, чтобы отслужить в ней заупокойную мессу».[12]12
  Abbé Mazières. Les Templiers du Bézu, éd. Schrauden, 1984, p. 30.


[Закрыть] Да, этот край не обижен легендами…

Изначально этот замок тамплиеров назывался «Руины Альбедуна»: такое имя можно найти на карте, изданной в 1830 году. Слово «Альбедун», без сомнения, кельтское («albo-dunum», «белая крепость»). Тем же значением обладает и топоним франко-оскитанского происхождения Бланшфор: колыбель знатного рода Бланшфоров, замок, ныне ставший руинами, расположенными ближе к северу, в направлении Ренн-ле-Бен. Иными словами, Альбедун и Бланшфор – это одинаковые имена. Правда, нужно заметить, что название «Белая Крепость» встречалось на всей территории древней Галлии; оно могло означать древний укрепленный город – либо существующий, либо разрушенный, либо исчезнувший. Такое имя носил Вьен (Изер), бывший в древности Виндобоной («vindu», родственное бретонскому «gwenn» («белый»), и «bona» («ограда, стена»)). Народное воображение охотно приравнивало «белый город» к мифическому «стеклянному городу», в котором обитал народ, более напоминавший выходцев из Иного мира, чем простых смертных. Так, в «Ланселоте» Кретьена де Труа Мелегант приводит королеву Гиневру в город Горр (или Вуарр, то есть «Verre», «стекло»); согласно древнейшей легенде артуровского цикла, Мелегант был королем Стеклянной Башни, той, что находилась на месте нынешнего Гластонбери Тор в Сомерсете. В силу того что саксонское имя этого места было неверно истолковано, Гластонбери долгое время считался Стеклянным Городом или даже островом Авалоном.

Итак, таинственная атмосфера Безю, сурового и красивого края, наполненного древними легендами, прекрасно сочетается с теми событиями, которые будоражили Разе не только в последние десятилетия, но и на протяжении раннего средневековья. Но все же нет таких таинственных фонетических законов, которые смогли бы преобразовать кельтское «Альбедун» в современное «Безю», хотя некоторые авторы утверждают обратное. Это имя встречалось в областях, когда-то занимаемых кельтами: например, Безю-ла-Форе или Безю-Сент-Элуа в департаменте Эр, неподалеку от Жизора. Уэльсу был известен и другой его фонетический вариант: «Bedd». Значение этого корня, впрочем, не совсем ясно, поскольку он может означать и «bouleau» («береза», кельтский корень, родственный латинскому «betula»), и «tombeau» («могила»). Последнее значение более привычно для Галлии: можно вспомнить о Гран Бе в Сен-Мало, где находится могила Шатобриана, или о «Гробнице Талиесина» («Bedd Taliesin»), обломке дольмена неподалеку от деревни Тре-Талиезин. Талиесин был легендарным бардом VI века, о котором помнит как история, так и миф; местные легенды утверждают, что, если уснуть на этом дольмене, можно проснуться либо поэтом, либо сумасшедшим. То же говорят и о так называемой «Скале Мерлина», расположенной в Центральном массиве, в Пила. Но чем все же считать Безю – «березой» или «могилой»? Легенда о тамплиерах-призраках побуждает сделать выбор в пользу второго значения, тем более что рядом находится «Белая Крепость», сохранившая в своем имени еле заметные черты древних верований и архаичных ритуалов.

Особой атмосферой проникнуто не только селение Безю и его живописные окрестности, но и соседский приход Гран. Еще одно место, не ускользнувшее от кельтов. Принято считать, что топоним Гран, как и название деревни Сугрен, появился от латинского «granum»: такое имя мог получить богатый злаковыми культурами, плодородный край… чего в Разе нет и в помине. На самом деле имя Гран, а также Гран в Вогезах и прежнее имя Экс-ла-Шапель («Aquae Granni», откуда немецкое Аахен) образованы от прозвища, данного в галло-романскую эпоху кельтскому божеству Гранносу, подобному Аполлону. В «Записках о галльской войне» ему отведено второе место по значимости и степени народного почитания (на первом месте у галлов оказался Меркурий). Кельтский Аполлон-Граннос выполнял функции покровительствующего божества, умеющего исцелять, – именно такие качества были присущи Аполлону в индоевропейской мифологии до того, как он стал солярным богом (точнее, до того, как он отнял это право у солярной богини Артемиды, или Дианы). Это достоверный факт: все надписи, упоминающие о Гранносе, приписывают ему умение врачевать и исцелять от болезни при помощи священных источников. А ведь Гран находится рядом с Бен-де-Компань и Ренн-ле-Бен, там, где в недрах плато Ренн-ле-Шато простирается котловина, наполненная подземными горячими водами… О существовании источников в этой местности было известно издревле; разумеется, уже тогда их стали использовать как в медицинских целях, так и в магико-религиозных – в те далекие времена медицина, магия и религия были неразрывно связаны. Воспоминание об одном из самых почитаемых кельтских богов, застывшее в имени Гран, – такое объяснение вполне подходит названию этой деревни, неподалеку от которой когда-то располагался «финикийский храм» Лавальдье, бывший, по всей видимости, святилищем Беленоса. К тому же не стоит упускать из виду, что Гранносу, как и Беленосу, были присущи солярные черты: солнце было необходимо больному человеку не меньше, чем целебная вода минеральных источников. Неслучайно в Бате, английском водном курорте Викторианской эпохи, основанном на месте древних римских (и, следовательно, бретонских) терм, было найдено посвящение богине Сулевии, чье имя в достаточной мере указывает на ее солярные характеристики, отсылая к архаичным временам, когда солярные божества и божества-целители были женщинами. Порой эта древняя черта находит свое отражение в мифах и преданиях: так, несмотря на то, что в ирландских сагах место бога-врачевателя отведено Диан Кехту, порой кажется, что всю работу за него выполняет его дочь, что особенно заметно в мифологических вариантах этого сюжета.[13]13
  J. Marcale, Le D ruidisme, Paris, Payot, nouv. éd. 1989, p. 99 et suivantes.


[Закрыть] Возвращаясь к Гранносу, следует отметить, что его имя происходит от того же корня, что виден и в ирландском слове «grian» («солнце»), и в имени Грайне, героини ирландской саги, ставшей одним из прототипов белокурой Изольды.

Кельтское происхождение названия Гран не вызывает почти никакого сомнения. Надо признать, в топонимике Разе можно найти множество кельтских элементов. Сен-Жюли-де-Бек и Кум де Бек, с его галльским «coume», сохранили в себе кельтское «bec» («острие, конец»). В названии деревни Атриг застыл галльский корень «arto». что означает «медведь». Казень появился на картах благодаря галльскому «cassano»: это всего-навсего дуб (к слову сказать, современное французское обозначение дуба – «chêne» – появилось путем фонетических изменений «cassano»). Пик Шалабр – «окаменевший» кельтский корень «calo» («твердый»). В Лиму (а также в Лиможе, Лимуре или озере Леман) проглядывает галльское «lemo» («вяз»), а в названии потока Вердубль не стоит труда разглядеть древнее «Vernodubrum», то есть «река в ольховом лесу».

Но бойкий поток кельтских соответствий неожиданно преграждает плотина из одного лишь имени… Бюгараш. Пик высотой 1230 метров – и деревня с тем же названием. Любопытнейший географический объект, неизменно вызывающий интерес не только из-за своего имени, но и благодаря расположению, а также тому символическому значению, которым он обладает, являясь доминантой «сакральной географии» этого края. Итак, что появилось раньше – название деревни или имя самого пика? Этого установить не удалось. Известно лишь, что в X веке деревня Бюгараш уже носила это имя: оно упомянуто в хартии 889 года, утверждающей, что этот приход принадлежит аббатству Сен-Поликарп диоцеза Каркассона. В последнем впрочем, можно усомниться: средневековые монахи были великими умельцами по части изготовления поддельных бумаг подтверждавших или увеличивавших их привилегии. Как бы там ни было, название деревни в грамоте дано в латинской форме – Burgaragio. В ходе веков эта форма менялась – Burga-ragium (1231), Bugarach (1500), Bugaraïch (1594), Beugarach (1647) – до тех пор, пока в 1781 году деревня не закрепила за собой название, которое носит и поныне. Топоним этот не уникален: его можно обнаружить как на юге Тулузы (Бугарош), так и рядом с Бордо почти в той же форме (Бугараш). Правда, отметим, что все эти имена встречаются лишь в окситанской области.

Откуда появилось столь странное и таинственное название? Некоторое время считали, что оно произошло от германского корня «burg» («крепость», эквивалент кельтского «duno»), закрепившегося во французском языке в форме «bourg». Но загвоздка в том, что эта лексема никогда не использовалась в стране, говорящей на провансальском наречии. Скорее всего, в основу имени «Бюгараш» легло слово из местного диалекта, породившее в средневековье немало других вариантов: bulgari, bugares, burgars, bougres и даже современный французский Булгар. Известно, что «бурги» (или «булгары») слыли древними предками катаров,[14]14
  J. Marcale, Montségur et l'énigme cathare, Paris, Pygmalion, 1986.


[Закрыть] в то время как пик Бюгараш считался местом, бывшим когда-то прибежищем еретиков с Востока. Они оказали огромное влияние на жителей этого региона, подготовив их разум к восприятию идей, называемых «дуалистическими».

Однако не только имя связывает Бюгараш с «делом о катарах»: между этим пиком и «погом» Монсегюра есть и другие точки соприкосновения, о которых в свое время поведал Фернан Ньель, один из лучших (в округе Монсегюра) знатоков катаров. Этот достойный инженер железнодорожных путей, страстно увлеченный «дуалистической ересью», наладил между Монсегюром и Бюгарашем такие «пути сообщения», по которым стоит пробежаться. Измерив замок Монсегюр вдоль и поперек, он предположил, что его создатели (точнее, те, кто заново отстроил его в 1200 году) сознательно выравнивали положение крепости по оси «восток – запад», то есть в направлении к восходу солнца. В свою очередь, «ось «восток – запад» указывает на пик Бюгараш, кульминационную точку Корбьеров, не только находящуюся на одной широте с Монсегюром (42° 52 ), но и почти равную ему по высоте. Допустим следующее: когда строители вычисляли направление по оси «восток-запад», на конце этой воображаемой линии оказалась вершина Бюгараш, видневшаяся на горизонте. Таким образом, они могли взять за основу этот ориентир, предоставленный им самой природой».[15]15
  F. Niel, Les Cathares de Montségur, Paris, Seghers, 1976.


[Закрыть] Иными словами, Бюгараш был бы чем-то вроде двойника Монсегюра, если не наоборот. Таким образом, между этими двумя вершинами есть определенное соотношение, как географическое, о котором упомянул Фернан Ньель, так и символическое. Если сакральная география существует, то нужно признать, что регион Разе – прекрасный ее образец. Поэтому не стоит удивляться теориям аббата Буде, верившего в то, что он обнаружил в окрестностях Ренн-ле-Шато гигантский кромлех, и утверждавшего, будто он владеет его секретным кодом.

Порой то, что мы называем случайным совпадением, оказывается вполне закономерным явлением или фактом – но лишь тогда, когда скрытая от глаз картина полностью проясняется. Невозможно поставить под сомнение тот факт, что Монсегюр обладает характеристиками, присущими солярному храму, – иначе как объяснить феномен, ежегодно наблюдаемый в его стенах в день летнего солнцестояния? Первые солнечные лучи этого дня озаряют окна странного средневекового зала, подобного «солнечным покоям» в кельтских преданиях[16]16
  Подробно об этой теме я рассказывал в книге «Монсегюр и тайна катаров». Упоминание о «Солнечном покое», или «Хрустальном чертоге», можно встретить во многих кельтских легендах, в том числе и в истории о Тристане и Изольде. Нельзя забывать, что Изольда, несмотря на все свое христианизированное романтическое обличье, является олицетворением древней солярной богини. «Солнечный покой» – это своего рода святилище, в котором восстанавливают силы, чему способствует солнце, находящееся в наилучшей своей фазе – в точке летнего или зимнего солнцестояния.


[Закрыть]… Разве подобное явление не напоминает то, что происходит в некоторых мегалитических комплексах, например: на холме Ньюгранг в Ирландии, в каменном круге Стоунхенджа или на холме Дисиньяк в Сен-Назере? В день летнего или зимнего солнцестояния в центр этих сооружений падают первые лучи солнца – столь очевидную схожесть с тем, что происходит в этот день в зале Монсегюра, нельзя не заметить.[17]17
  J. Marcale. Carnac et l'énigme de l'Atlantide, Paris, Pygmalion. 1987.


[Закрыть] Не менее очевидной кажется мне связь между Гран и Лавальдье, древним святилищем Беленоса, подкрепленная наличием в этих местах термальных источников. Вероятно, сакральная география Разе все же не является вымыслом нескольких журналистов, нуждающихся в газетном материале. Конечно, можно разделять это мнение или не соглашаться с ним, но факт все равно останется фактом. Кромлех Ренна существует, но лишь в интеллектуальной и символической форме, подкрепленной природными особенностями местности. Иными словами, это интерпретация видимых и осязаемых реалий, относящаяся к области воображаемого.

О пике Бюгараш рассказывают многое. Оказывается, его вершина служила ориентиром не только строителям Монсегюра, но и инопланетянам, высадившимся на Земле с особой миссией. Чего только не искали на его склонах – и пещеры, в которых могли спрятаться инопланетные гости, и знаменитые сокровища катаров… Нет, простите, – знаменитое дельфийское золото… Впрочем, нет, – знаменитый семисвечник храма Иерусалимского. Продолжать реестр утерянного на склонах Бюгараш можно до бесконечности, однако что из этого списка могло веком ранее заинтересовать господина Жюля Верна?

Знаменитый французский фантаст был не только сочинителем романов для детей и юношества. Во многих произведениях этого автора можно найти послания, зашифрованные в фантастических приключениях его героев, что доказывает интерес Верна к определенным формам эзотеризма и даже его принадлежность к некоторым «философским обществам», иными словами, к инициатическим братствам. Впрочем, неважно, к каким именно. Для нас важно другое: Жюль Берн прекрасно знал о Разе и легендах этого края еще до начала дела, главным героем которого – добровольно или нет – стал аббат Соньер. Чтобы доказать это, стоит обратиться к малоизвестному роману Жюля Верна «Кловис Дардантор», действие которого разворачивается в Северной Африке. Пусть это не смущает читателя – при внимательном прочтении романа оказывается, что речь в нем идет о совершенно ином регионе, а именно о Разе и пике Бюгараш.

Роман повествует о приключениях перпиньянца Кловиса Дардантора и его двух молодых спутников, путешествующих в поисках богатства по Орану, в чьем названии легко можно усмотреть игру слов: Оран – «or en» («золото в…»). Имя главного героя – Кловис – отсылает к легендам Разе о меровингской династии, а фамилия Дардантор может быть истолкована разными способами, но при этом в ней всегда будет присутствовать «or», «золото». Об Оране Берн сообщает, что арабы называют его Гухараном, отчего на ум приходит деревня Гур д'Оран неподалеку от Кийана. После всех авантюр герои возвращаются в особняк на улице Старого Замка, расположенной в квартале Бланки: чистейшей воды аллюзия, речь идет о руинах замка Бланшфоров. Неподалеку от косы Мерс-эль-Кебир Жюль Берн помещает маленький термальный источник (разумеется, вымышленный), названный Бен де ла Рен. Насколько нам известно, в древности Ренн-ле-Бен носил похожее имя, поскольку один из источников назывался Ванна Королевы. Более того, писатель не преминул уточнить, что вода этого источника обладает «свежим солоноватым вкусом», чем славятся термальные воды Ренна. Все это, по меньшей мере, любопытно, однако мы еще не дошли до главного: властный командир корабля, берущий на себя заботы о пассажирах, носит имя, которое Берн вряд ли мог выдумать. Капитана зовут Бюгараш… Сомнению не место: пик Бюгараш, самая высокая вершина региона, возвышающаяся над окрестностями, – это неминуемый ориентир любого поиска, осуществляемого в Разе. Вот что хотел этим сказать Жюль Верн.[18]18
  Подробнее об этой теме см.: Michael Lamy, Jules Verne, initié et initiateur, Paris, Payot, 1984.


[Закрыть]

Тайны, неожиданные совпадения, легенды о мифических персонажах – все это лишь усиливает прелесть, которую таит в себе пик Бюгараш, ставший, несмотря на свое бурное прошлое, тихим и спокойным пристанищем. Неотъемлемый от пейзажа Разе, пик мирно дремлет в небе, присматривая за регионом, пережившим на своем веку немало исторических событий, порой даже запутанных и необъяснимых. Да, ни один поиск в местечке Разе не проходил без главного его вдохновителя, «капитана Бюгараша»: к нему на поклон идут все – даже те, кто штурмует его склон не ради сокровищ, а ради великолепной панорамы, открывающейся с его вершины.

С высоты Бюгараш открывается вид на зеленеющую долину, омываемую солеными водами Сальсы. В глубине этого цветущего дола притаилась деревня Ренн-ле-Бен, чьи древние дома и ветхие отели полны неуловимого шарма, а живописные окрестности неизменно радуют взгляд путешественника. Стоит добавить, что ее термальные источники обладают целительными свойствами, воздействующими не только на страдающих ревматизмами, насморками и прочими «катарами», – они восстанавливают здоровье и нервы переутомленных людей, подверженных стрессам.

Источник, расположенный в окрестностях деревни и вызывающий неизменный интерес к себе, – Бен де ла Рен, Ванна Королевы. Местная легенда утверждает, что этой самой королевой была Бланка Кастильская, мать Людовика Святого, часто посещавшая Ренн, чтобы «принимать ванны». Конечно, это всего лишь легенда, но в основе ее лежат реальные исторические факты: действительно, Бланка Кастильская сыграла немаловажную роль в истории этого края, пережившего в конце XIII века эпоху «альбигойских войн». Ее отношение к Раймону VII Тулузскому, готовому помочь еретикам и стать противником короля Франции, было, пожалуй, слишком милостивым (разумеется, с точки зрения северных вассалов короля). Возможно даже, что в тот момент, когда Транкавель хотел вернуть себе графство Разе, она вела тайные переговоры с окситанскими сеньорами насчет неких таинственных документов, хранившихся в окрестностях Ренн-ле-Шато. Вероятно, именно эти непроверенные слухи впоследствии легли в основу знаменитой гипотезы о законном потомке Меровингов, укрытом в Разе. Тем не менее из всего вышесказанного следует, что Бланка Кастильская вполне могла наведываться в Ренн-ле-Бен.

Однако имя Бланка (Blanche) созвучно прилагательному «blanche», «белая»… В таком случае о ком может идти речь, о Королеве Бланке – или о мифической Белой Королеве, героине множества легенд, распространенных почти повсюду, но более всего в Пиренеях? Белая Королева (или Белая Дама) – так в народных сказках называли фей. Вполне возможно и то, что прообразом Белой Дамы были не только феи, но и другие мифологические существа, скорее всего, Белые Богини, упоминаемые в античных легендах. Излюбленные места обитания Белой Дамы – гроты,[19]19
  Без сомнения, сюда же следует отнести и Лурдскую пещеру, в которой Бернадетта Субиру увидела Белую Даму – Деву Марию; удивительно, как схожа эта история о «явлении Богоматери Лурдской», признанная Церковью и верующими всего мира, с многочисленными версиями «явления Белой Дамы», бытующими в Пиренеях.


[Закрыть] побережья рек и источники, которые, если верить местной легенде, появились благодаря ее чудодейственной силе. Что ж, многоводный Ренн-ле-Бен вполне подходит для жилища такой знатной особы, как волшебная Белая Королева… Поэтому правильнее будет сказать, что в названии Ванна Королевы нашли отражение не исторические факты связанные с Бланкой Кастильской, а воспоминания об ушедшем во тьму веков культе Белой Богини, дарующей жизнь и здоровье при помощи целебной воды, пробившейся на поверхность долины благодаря этой древней целительнице. Но, будьте уверены, омофония «Reine» и «Renne» добавит еще не один пласт легенд к уже существующему мифу.

Так или иначе, источники (особенно те, что были признаны целебными) служили местом культа уже во времена античности. В галло-романскую эпоху существовал знаменитый храм Источников Сены. В Бате почитали богиню Сулевию. Благодетельницами Виши в свое время были Феи. персонажи любопытных легенд, которыми столь богат этот край. Галлы прекрасно знали, какими свойствами обладали эти воды: друиды были не только жрецами, но и целителями, поскольку, как мы уже говорили, в те далекие времена медицина и религия довольно часто пользовались одними и теми же средствами. Обустроив в Галлии места источников, сделав их пригодными для своих терм, римляне всего лишь последовали галльскому примеру. Особое внимание они уделяли соленым источникам, так как соль в регионе, далеком от моря, была крайне необходима для нормальной жизнедеятельности людей и животных. Вероятно, этим можно объяснить значимость таких мест, как Фонтен-Сале в Сен-Пер-су-Везеле (Бургундия) или Сален в Юра, неподалеку от Алесии, бывшей одновременно и крепостью, и святилищем. Об античных термах в Ренн-ле-Бен история умалчивает, но присутствие в этих местах римлян – факт неоспоримый. А там, где лечение водами, там и культ какого-либо божества-целителя. В большинстве случаев это культ галльского Аполлона-Гранноса (другое имя Гранноса – Борво (кипение), отсюда «Бурбон») или солярных богинь, часто представленных в виде триад (три Богини-матери), что вновь возвращает нас к образам Белых Королев.

Ванна Королевы, богатая хлоридом и натрием, может нагреваться до 41°. Но ничто так не подогревает любопытство туристов и кладоискателей, как другой источник Ренн-ле-Бен: Ванна Магдалины, или Ванна Годы. Первое название заставляет вспомнить о культе Марии Магдалины, распространенном в Разе, и обо всем, что с ней связано, в том числе и аббата Соньера. К слову сказать, на территории Окситании долгое время бытовала легенда о Марии Магдалине, в которой упоминалась пещера, приютившая эту набожную героиню, – этим, пожалуй, можно объяснить то, почему на картине в храме Ренн-ле-Шато изображен грот. Вода Ванны Магдалины обладает солоноватым вкусом, а вокруг самого источника царит отчетливый запах серы (в буквальном смысле, разумеется!). Второе название вызывает еще большее любопытство. Аббат Буде, уже известный нам своей попыткой реконструировать «истинный кельтский язык», решил пойти все тем же испытанным путем: истолковать это имя. обратившись к английским корням. Действительно, разве Года не напоминает английское слово, означающее бога (или богиню)? К тому же, вне всякого сомнения, источник этот был посвящен божеству, некой Фее Вод, подобной ирландской Боанн (Войн) или Вивиане из артуровского цикла легенд.

Но, как верно заметил Франк Мари, «удивительно, что аббат Буде, столь скорый на расправу над любым словом путем его сопоставления с английским языком, нашел корни «la Gode» в «to goad»: побуждать, вызывать, оживлять. Почему он не рискнул перевести «la Gode» словом «бог»?».[20]20
  F. Marie. Résurrection du «Grand Cocu», Bagneux, S.R.E.S., 1981, p. 106.


[Закрыть] Интересный вопрос. Франк Мари предлагает свою трактовку – разумеется, названия, а не странного поведения аббата Буде. Согласно его теории, истоки имени «Года» нужно искать в местном обычае, распространенном в Бюгараше и тесно связанном со знаменитым карнавалом Лиму. Во время этих празднеств, охватывавших всю округу Разе от Лиму до Акса, по Але, Куизе, Кийану и обоим Реннам шествовали карнавальные кортежи «fécos» и «goudils». «Fécos», согласно Франку Мари, представляли собой «размалеванных ряженых», a «goudils» – «одетых в лохмотья». Но «goudils» могли быть и отшельниками (мужчинами или женщинами), теми, что скрываются в гротах и появляются на людях лишь тогда, когда на то есть надобность (скажем, во время карнавала). Не напоминают ли эти шествия, хотя бы отдаленно, кельтский Самайн, превратившийся в праздник Всех Святых, но оставивший о себе память в карнавальном переодевании, в трюках и «грабежах», что происходят 1 ноября, в Хэллоуин? Разве «goudil» не мог быть одним из божеств, известных в Ирландии как Племена Богини Дану, которые жили в холмах (мегалитических сооружениях) и появлялись на поверхности земли лишь в ночь на праздник Самайн? Женщины-феи холмов, порой превращавшиеся в белых лебедей (что не может не напомнить о Белых Дамах), играли значительную роль в древнейшей кельтской мифологии. Поэтому вполне вероятно, что Ванна Годы была источником Женщин Холмов, скрывавшихся под землей и появлявшихся лишь в благоприятное для этого время, покровительствующих человеку и дарующих ему воду, необходимую для жизни и здоровья. Но тогда… что общего у них с Марией Магдалиной, которая, не будем забывать, связана с тем, что принято называть «тремя Мариями»? Похоже, в сакральной географии Разе все взаимосвязано.