Текст книги "Путешествие и приключения капитана Гаттераса"

Глава шестнадцатая
Магнитный полюс

По мере того как бриг приближался к проливу, тревога Гаттераса все усиливалась. Да и было от чего тревожиться: решалась судьба всей экспедиции. До сих пор Гаттерас был удачливее своих предшественников, из которых самый счастливый, Мак-Клинток, лишь через год и три месяца достиг этой области полярных морей. Но этого было мало, и он потерпел бы полную неудачу, если бы ему не удалось вскоре достигнуть пролива Белло. Вернуться назад он не мог – его со всех сторон окружали льды, из которых едва ли можно будет выбраться до весны следующего года.

Поэтому он лично хотел оглядеть берега и, поднявшись на мачту, в «воронье гнездо», несколько часов пробыл там, осматривая окрестности.

Экипаж хорошо понимал всю затруднительность положения, в котором находился корабль; глубокое молчание царило на судне; машина замедлила ход; «Форвард» держался как можно ближе к острову, берега которого были усеяны льдами, не таявшими даже во время самого теплого лета. Чтобы различить между ними проход, нужен был очень опытный глаз.

Гаттерас по карте следил за очертаниями материка. В полдень на несколько мгновений проглянуло солнце, и Гаттерас поручил Уоллу и Шандону точно определить место и передать результаты ему на мачту.

Прошло полдня в томительном ожидании. Вдруг около двух часов с фок-мачты раздалась громкая команда:

– Держи на запад! Полный ход вперед!

Бриг повиновался мгновенно, повернув в указанном направлении; море запенилось под лопастями винта, и «Форвард» полный ходом понесся между двумя ледяными полями.

Дорога была найдена. Гаттерас спустился с мачты на ют, а лоцман вернулся на свой пост.

– Итак, капитан, – сказал доктор, – мы наконец вошли в знаменитый пролив?

– Да, – глухим голосом ответил Гаттерас, – но этого мало: надо еще выйти из него.

С этими словами Гаттерас направился к себе в каюту.

«Он прав, – сказал себе доктор. – Мы оказались в мышеловке. Места для маневрирования судна здесь очень немного. Что если придется провести зиму в этом проливе?.. Ну что ж, не мы первые, не мы и последние. Ведь выпутывались же другие из беды, выпутаемся и мы».

Доктор не ошибся. Как раз в этом месте, в маленькой закрытой бухте, названной Мак-Клинтоком бухтой Кеннеди, бриг «Фокс» зимовал в 1858 году. В эту минуту можно было различить высокую гряду гранитных гор и отвесные скалы, окаймлявшие бухту.

Пролив Белло, шириной в одну, а длиной в семнадцать миль, ограниченный с боков горами высотой в тысячу семьсот футов, отделяет остров Сомерсет от Бутии. Разумеется, кораблям в нем нет простора. Быстрота течения здесь от шести до семи миль в час. «Форвард» шел медленно и осторожно, но все же продвигался вперед. Бури нередки в этом тесном проходе, и бриг не избежал их ярости. По приказанию Гаттераса брам-реи, марса-реи и брам-стеньги были спущены; несмотря на это, бриг сильно качало; порывами налетали шквалы и ливни; дым с поразительной быстротой относило на восток. Бриг шел почти вслепую среди движущихся льдов; барометр падал. Трудно было стоять на палубе, и большая часть экипажа оставалась в кубрике, укрываясь от непогоды.

Несмотря на снег и дождь, Гаттерас, Джонсон и Шандон стояли на юте. Добавим, что доктор, спросив себя, что в данный момент было бы ему неприятнее всего, тут же поднялся на палубу. Невозможно было ни слышать, ни видеть друг друга. Поэтому свои размышления доктор хранил про себя.

Гаттерас старался проникнуть взглядом сквозь завесу тумана, так как, по его расчетам, к шести часам вечера бриг должен был находиться в конце пролива. Но выход из пролива, казалось, был закрыт. Гаттерас был вынужден остановиться и занести якоря на айсберг. Всю ночь бриг стоял под парами.

Погода была ужасная. Каждую минуту «Форвард» мог порвать свои цепи; можно было ожидать, что ледяная гора, сдвинутая со своего основания яростным западным ветром, тронется и увлечет за собой бриг. Вахтенные были все время настороже, и приходилось опасаться самого худшего. Разыгралась пурга, градом сыпались ледяные осколки, подхваченные ураганом с поверхности оттаявших льдов.

Температура значительно повысилась за эту ужасную ночь; термометр показывал +57° (+14 °C). К своему великому изумлению, доктор заметил на юге вспышки молний, за которыми следовали отдаленные раскаты грома. Это, казалось, подтверждало свидетельство китобоя Скорсби, наблюдавшего подобное же явление за шестьдесят пятой параллелью. Капитан Парри тоже видел этот странный метеорологический феномен в 1821 году.

К пяти часам утра погода переменилась с поразительной быстротой; температура упала до точки замерзания, ветер повернул к северу и улегся. Можно было уже ясно различить на западе выход из пролива, но, увы, совершенно закрытый льдами. Гаттерас пытливо вглядывался в берега, спрашивая себя: можно ли выбраться из пролива?

Между тем бриг снялся с якоря и стал медленно продвигаться среди движущегося льда; льдины с треском дробились о корпус судна. В это время года они были еще от шести до семи футов толщиной, и надо было избегать их давления: если бы бриг даже выдержал его, он все-таки рисковал быть подброшенным и опрокинутым.

В полдень впервые можно было наблюдать великолепное оптическое явление – круги на небе и два ложных солнца. Доктор произвел наблюдения и определил размеры кругов. Отрезки верхней дуги были видимы всего на тридцать градусов от горизонтального диаметра. Два солнца различались очень ясно; цвета в световых кругах располагались от центра к периферии в следующем порядке: красный, желтый, зеленый, бледно-голубой и, наконец, белый, постепенно сливавшийся с фоном неба.

Доктор вспомнил остроумную теорию Томаса Юнга. Этот физик предполагал, что в атмосфере существует облачный покров, состоящий из мельчайших ледяных призм; солнечные лучи, падая на эти призмы, преломляются в них, отклоняясь на шестьдесят – девяносто градусов. Следовательно, солнечные кольца не могут образоваться при ясном небе. Объяснение это доктор находил весьма остроумным.

Моряки, знакомые с полярными странами, обыкновенно считают этот феномен предвестником обильного снегопада. Если бы эта примета сбылась, «Форвард» очутился бы в крайне трудном положении. Поэтому Гаттерас решил идти вперед. Весь день и всю следующую ночь он ни минуты не отдыхал, беспрестанно наблюдая горизонт, поднимаясь на ванты и пользуясь всяким случаем, чтобы приблизиться к выходу из пролива.

Но утром он должен был остановиться перед непреодолимым затором льдов. Доктор поднялся к капитану на ют. Гаттерас отвел его на корму, где они могли беседовать, не опасаясь быть услышанными.

– Мы попали в ловушку, – сказал Гаттерас. – Дальше идти невозможно.

– Невозможно? – переспросил доктор.

– Да, невозможно! Даже если мы пустим в ход весь запас пороха, находящегося на бриге, мы не продвинемся вперед и на четверть мили.

– Что же нам делать?

– Не знаю. Пусть будет проклят этот пагубный год, начавшийся при таких неблагоприятных обстоятельствах!

– Ну что ж, капитан, если уж необходимо зазимовать, так зазимуем… Здесь или в другом месте – не все ли равно?

– Разумеется, – ответил Гаттерас, понижая голос. – Но я не хотел бы начинать зимовку с июня. Зимовка сопряжена с физическими и моральными трудностями. Экипаж падает духом от долгого бездействия и тяжелых лишений. Поэтому я рассчитывал остановиться где-нибудь поближе к полюсу.

– Да, но волею судьбы Баффинов залив закрыт…

– Но почему же он был открыт для другого, – гневно воскликнул Гаттерас, – для этого американца, для этого…

– Слушайте, Гаттерас, – перебил капитана доктор, – сегодня только пятое июня. Не будем отчаиваться. Проход может неожиданно открыться перед нами. Вам известно, что льды легко разламываются на куски даже в тихую погоду, как будто входящие в их состав разнородные массы обладают какой-то особенной взрывчатой силой. Поэтому мы всегда можем надеяться найти свободное ото льдов море.

– Пусть только оно освободится, и мы его пройдем! Весьма вероятно, что за проливом Белло нам представится возможность подняться к северу проливом Пила или проходом Мак-Клинтока, и тогда…

– Капитан, – сказал подошедший в эту минуту Джеймс Уолл, – мы рискуем лишиться руля от столкновений со льдинами.

– Что ж, рискнем рулем, – ответил Гаттерас, – но снять его я не разрешу! Каждую минуту, ночью и днем, мы должны быть в полной готовности. Постарайтесь, Уолл, сохранить руль – пускай отталкивают льдины. Но руль должен остаться на своем месте. Слышите?

– Однако… – начал было Уолл.

– Я не нуждаюсь в ваших замечаниях, – строго сказал Гаттерас. – Можете идти!

Уолл вернулся на свой пост.

– О! – в сердцах воскликнул Гаттерас. – Я отдал бы пять лет жизни, лишь бы только продвинуться подальше к северу! Более опасного прохода я не знаю. В довершение всех бед сейчас мы так близко от магнитного полюса, что компас бездействует, стрелка или совсем не движется, или мечется как безумная, то и дело меняя направление!

– Вы правы, капитан, плавание опасное, – сказал доктор. – Но люди, которые на него отважились, знали наперед, какие трудности их ожидают, и потому их ничто не должно смущать!

– Ах, доктор, настроение экипажа за это время вновь изменилось; вы же видите, что помощники уже начинают мне возражать. Поступили они на бриг только потому, что им были предложены очень выгодные условия. Но это имеет свою дурную сторону, так как они стремятся поскорей вернуться на родину. Мое предприятие, доктор, не встречает сочувствия, и если я потерплю неудачу, то не по вине матросов, с которыми всегда можно совладать, а по недостатку доброй воли у помощников… Но они дорого за это заплатят!

– Вы преувеличиваете, Гаттерас.

– Ничуть не преувеличиваю! Может быть, вы думаете, что экипаж недоволен препятствиями, которые я встречаю на своем пути? Напротив! Они надеются, что это заставит меня отказаться от моих намерений. Они не ропщут и не будут роптать до тех пор, пока «Форвард» движется на юг. Безумцы! Они воображают, будто приближаются к Англии! Но если только мне удастся подняться к северу, вы увидите, что настроение их переменится. Но клянусь вам, никто в мире не заставит меня отступить от раз принятого решения! Дайте мне малейший проход, щель, в которую мог бы протиснуться бриг, и хотя бы при этом он потерял часть своей медной обшивки, – я все преодолею!

Желание капитана до некоторой степени исполнилось. Согласно предсказаниям доктора, вечером наступила внезапная перемена; под влиянием ветра, течений и температуры ледяные поля разошлись, и «Форвард» смело помчался вперед, рассекая своим стальным форштевнем плавающие льдины. Шел он всю ночь и во вторник к шести часам утра выбрался из пролива Белло.

Но каково же было бешенство Гаттераса, когда он увидел, что дорога на север преграждена! Однако у него хватило силы воли, чтобы сдержать овладевшее им отчаяние, и, делая вид, что предпочитает единственный открывшийся путь остальным путям, он вошел в пролив Франклина. Подняться проливом Пила было невозможно, и Гаттерас решил обогнуть остров Принца Уэльского и затем войти в пролив Мак-Клинтока. Но он прекрасно знал, что Шандона и Уолла не обманешь, ибо они понимали создавшееся положение вещей.

6 июня не произошло ничего особенного; небо заволакивали снеговые тучи, и казалось, предвещания солнечных колец начинали сбываться.

В течение тридцати шести часов «Форвард» шел вдоль извилистых берегов Бутии, но ему так и не удалось приблизиться к острову Принца Уэльского. Гаттерас усиливал пары и беспощадно жег уголь, надеясь пополнить запасы топлива на острове Бичи. В четверг дошли до конца пролива Франклина и опять увидели, что дорога на север преграждена.

Отчаяние овладело капитаном. Он не мог вернуться назад, льды заставляли его идти вперед, а между тем дорога за ним беспрестанно закрывалась, точно свободного моря никогда не существовало там, где час назад прошел бриг.

Таким образом, «Форварду» не только не удавалось подняться к северу, но он не мог остановиться ни на минуту из опасения быть затертым льдами. Он бежал перед льдами, как корабль бежит перед бурей.

В пятницу 8 июня бриг находился близ берегов Бутии, у входа в пролив Джеймса Росса, которого во что бы то ни стало следовало избегать, так как он ведет прямо к Американскому материку.

Произведенное в полдень наблюдение показало 70°5 17 широты и 96°46 45" долготы. Узнав эти данные, доктор нанес их на карту и убедился, что бриг достиг магнитного полюса, того места, где, по определению Джеймса Росса, племянника сэра Джона, находится эта замечательная точка земного шара.

Берега были плоские, и только на расстоянии мили от моря почва приподнималась футов на шестьдесят.

Так как котел «Форварда» нуждался в промывке, то капитан велел забросить якорь на ледяное поле и позволил доктору отправиться на берег в сопровождении боцмана. А сам Гаттерас, равнодушный ко всему, что не имело непосредственного отношения к его намерениям, заперся у себя в каюте и молча пожирал глазами карту полярных стран.

Доктор и его спутник легко добрались до берега. Клоубонни захватил компас, собираясь произвести опыты и проверить изыскания Джеймса Росса. Он без труда нашел сложенный из обломков известняка тур. Подбежав к туру, он увидел сквозь отверстие оловянный ящик, заключавший в себе протокол сделанного Джеймсом Россом открытия. Казалось, за истекшие тридцать лет ни одно живое существо не побывало на этих безотрадных берегах.

В этом месте магнитная стрелка, надлежащим образом подвешенная, тотчас же под действием земного магнетизма приняла почти вертикальное положение. Следовательно, источник притяжения находился на очень близком расстоянии, а может быть, и непосредственно под стрелкой.

Доктор тщательно произвел опыт.

Если Джеймс Росс вследствие несовершенства своих инструментов определил наклон стрелки в 89°59, то это лишь потому, что истинный магнитный полюс находился на расстоянии одной дуговой минуты от этого места. Доктор был счастливее Росса и, к своему крайнему удовлетворению, нашел неподалеку место, на котором стрелка наклонилась ровно на 90°.

– Итак, именно в этом месте находится магнитный полюс Земли! – воскликнул он, топая ногой о землю.

– Именно здесь? – переспросил Джонсон.

– Да, здесь, друг мой!

– В таком случае, – продолжал Джонсон, – надо отбросить предположение о существовании магнитной горы или магнитных масс.

– Все это, дорогой Джонсон, – улыбаясь, ответил доктор, – выдумки невежественных людей. Как видите, тут нет никакой горы, притягивающей к себе корабли, вырывающей у них все железные части, якорь за якорем, гвоздь за гвоздем и так далее. Вашим башмакам угрожает не большая опасность, чем в любом другом пункте земного шара.

– Но как же тогда объяснить тот факт, что…

– Его и не пытаются объяснить, для этого мы еще недостаточно осведомлены. Но что здесь, именно в этом месте, находится магнитный полюс – это факт несомненный, неопровержимый, установленный с математической точностью!

– Ах, мистер Клоубонни! Как счастлив был бы капитан, если бы мог сказать то же самое о Северном полюсе!

– И он скажет это со временем, Джонсон, он скажет это.

– Дай-то Бог! – ответил Джонсон.

Доктор и его спутник поставили тур на том месте, где был точно определен магнитный полюс. Но с брига подали сигнал о возвращении, и к пяти часам вечера они были уже на «Форварде».

Глава семнадцатая
Гибель экспедиции Джона Франклина

«Форвард» пересек по прямой линии пролив Джона Росса, это ему удалось не без труда – пришлось пустить в ход пилы и подрывные заряды. Экипаж выбивался из сил. К счастью, температура была сносная, на тридцать градусов выше той, какую застал здесь Джеймс Росс в это же время года. Термометр показывал 34° (+2 °C).

В субботу бриг обогнул мыс Феликса на северной оконечности Земли Короля Вильяма, небольшого островка среди полярных морей.

Экипаж находился под тяжелым впечатлением; с любопытством и не без грусти смотрел он на остров, берега которого огибал «Форвард».

И в самом деле, бриг проходил мимо Земли Короля Вильяма, где разыгралась ужаснейшая драма новейших времен: где-то там, в нескольких милях к западу, погибли «Эребус» и «Террор».

Матросы «Форварда» знали о поисках адмирала Франклина и об их результатах, но подробности катастрофы не были известны экипажу. Клоубонни следил по карте за путем брига, когда к нему подошли Бэлл, Болтон и Симпсон и начали его расспрашивать. Вскоре к ним присоединились остальные товарищи, подстрекаемые любопытством. Между тем бриг несся с огромной быстротой, и берег с его мысами и заливами, точно гигантская панорама, развертывался перед ними.

Гаттерас быстрыми шагами расхаживал по юту. Усевшись на палубе, доктор вскоре был окружен толпой матросов. Понимая их интерес и значение рассказа при создавшихся обстоятельствах, доктор продолжал беседу, которую вел с Джонсоном.

– Вам известно, друзья мои, как Франклин начал свое поприще: подобно Куку и Нельсону, он поступил во флот юнгой. Проведя молодость в больших морских экспедициях, он решил в тысяча восемьсот сорок пятом году отправиться на север для открытия Северо-Западного прохода. Под его начальством были испытанные корабли «Эребус» и «Террор», ими командовал в тысяча восемьсот сороковом году Джеймс Росс во время своей экспедиции к Южному полюсу. «Эребус», на борту которого находился сам Франклин, имел семьдесят человек экипажа и состоял под командой капитана Фитц-Джеймса, при лейтенантах Горе и Левесконте, боцманах Деве, Сардженте, Кауче и враче Стэнлее. На «Терроре» находилось шестьдесят восемь человек экипажа, под начальством капитана Крозье, при лейтенантах Литль Ходжсоне и Ирвинге, боцманах Горсби и Томасе и враче Педди. Имена большей части этих несчастных, из которых ни один не увидел своей родины, запечатлены в названиях заливов, мысов, проливов, каналов и островов полярных стран. Всего – сто тридцать восемь человек. Нам известно, что последние письма, отправленные Франклином с острова Диско, были помечены двенадцатым июля тысяча восемьсот сорок пятого года. «Надеюсь, – писал он, – сегодня ночью отплыть к проливу Ланкастера». Но что же произошло со времени его выхода из залива Диско? Капитаны китобойных судов «Принц Уэльский» и «Энтерпрайз» видели в последний раз корабли Франклина в заливе Мелвилла, и с той поры о них уже не было ни слуху ни духу. Однако мы можем проследить путь Франклина на запад. Войдя в проливы Ланкастера и Барру, он прибыл к острову Бичи, где и провел зиму тысяча восемьсот сорок пятого – сорок шестого года.

– Но как узнали все эти подробности? – спросил плотник Бэлл.

– Подробности эти поведали нам, во-первых, три могилы, обнаруженные экспедицией Остина в тысяча восемьсот пятидесятом году и заключавшие в себе останки трех матросов Франклина, а затем документ, найденный лейтенантом Гобсоном с брига «Фокc» и помеченный двадцать седьмым апреля тысяча восемьсот сорок восьмого года. Итак, нам известно, что после зимовки «Эребус» и «Террор» поднялись проливом Веллингтона до шестьдесят седьмой параллели, но вместо того чтобы продолжать путь на север, правда, путь совершенно непосильный, они направились к югу…

– И это погубило их! – раздался суровый голос. – Спасение было на севере!

Все оглянулись. Перед ними, опершись на поручни юта, стоял Гаттерас. Это он бросил экипажу эти грозные слова.

– Без сомнения, – продолжал доктор, – Франклин хотел добраться до берегов Америки. На этом гибельном пути его захватила буря, а двенадцатого сентября тысяча восемьсот сорок шестого года его корабли были затерты льдами в нескольких милях отсюда, к северо-западу от мыса Феликса, и затем отброшены на северо-запад от мыса Виктории, вот туда, – добавил доктор, указывая на море. – Экипаж оставил свои суда только двадцать второго апреля тысяча восемьсот сорок восьмого года. Что же происходило в течение этих девятнадцати месяцев? Что делали эти несчастные? Без сомнения, они бродили по окрестностям и делали все возможное для своего спасения, потому что адмирал был человек энергичный, и если это ему не удалось…

– …то, быть может, потому, что экипаж ему изменил, – мрачно сказал Гаттерас.

Матросы не смели взглянуть на капитана: слова его тяжелым бременем ложились на их совесть.

– Итак, роковой документ сообщает нам, что одиннадцатого июня тысяча восемьсот сорок седьмого года сэр Джон Франклин скончался, не выдержав этих испытаний. Честь ему и слава! – сказал доктор, снимая шапку.

Матросы молча последовали его примеру.

– Что делали эти несчастные в течение шести месяцев после того, как лишились своего начальника? Они оставались на своих кораблях и покинули их только в апреле тысяча восемьсот сорок восьмого года. Из ста тридцати восьми матросов в живых еще оставалось сто пять человек. Тридцать три умерло! Тогда капитаны Крозье и Фитц-Джеймс сложили тур на косе Виктории и оставили в нем последнее о себе сообщение. Посмотрите: мы проходим мимо этой косы. Можно еще разглядеть остатки тура, поставленного, можно сказать, на крайнем пункте, до которого дошел Джон Росс в тысяча восемьсот тридцать первом году. Вот мыс Джейн Франклин! Вот мыс Франклина! Вот мыс Левесконта! Вот залив Эребус, где найдена шлюпка, сделанная из остатков одного корабля и поставленная на полозья! Там же найдены серебряные ложки, большое количество съестных припасов, шоколада, чая и священные книги. Сто пять человек, оставшихся в живых под начальством капитана Крозье, отправились к Большой Рыбной Реке. До какого места они дошли? Удалось ли им добраться до Гудзонова залива? Что сталось с ними? Выжил ли хоть один из них?

– Я могу рассказать вам, что с ними сталось, – громким голосом сказал Джон Гаттерас. – Да, они пытались добраться до Гудзонова залива, разделились на несколько партий и пошли на юг. В одном из своих писем доктор Рэ говорит, что в тысяча восемьсот пятидесятом году эскимосы встретили на Земле Короля Вильяма сорок человек, которые охотились на тюленей, шли по льду и тащили за собой лодку. Худые, бледные, они изнемогали от трудов и болезней. Впоследствии эскимосы нашли на материке тридцать трупов и пять трупов на соседнем острове; одни были кое-как погребены, другие оставлены без погребения; иные лежали под опрокинутой лодкой, другие – под обрывками палатки; сжимая подзорную трубу и заряженное ружье, лежал офицер; поодаль валялись котлы с остатками омерзительной пищи. Когда были получены эти сведения, адмиралтейство обратилось с просьбой к компании Гудзонова залива – отправить лучших агентов на место катастрофы. Те спустились по реке Бак до самого ее устья. Исследовали острова Монреаль, Маконохию и мыс Огль. Но безо всяких результатов. Все эти несчастные погибли от лишений, болезней и голода; чтобы продлить свое жалкое существование, они прибегали даже к людоедству! Вот что сталось с ними на пути к югу – на пути, усеянном их обезображенными трупами! Ну что ж? После этого захотите ли вы отправиться по их следам?

Могучий голос, энергичные жесты, пылающее от возбуждения лицо Гаттераса произвели на слушателей неотразимое впечатление. Матросы, до крайности взволнованные видом этих роковых мест, в один голос закричали:

– На север, на север!

– Да, на север! Там спасение и слава! На север! Само небо за нас! Ветер переменился! Проход свободен! Вперед!

Матросы бросились по своим местам. Мало-помалу ледяные поля стали расходиться, «Форвард» быстро переменил направление и на всех парах двинулся к проливу Мак-Клинтока.

Гаттерас не ошибся, рассчитывая встретить более свободное ото льдов море. Он шел по предполагаемому пути Франклина, вдоль восточных берегов острова Принца Уэльского, достаточно уже известных; но противоположные берега этой земли еще не были исследованы. Очевидно, передвижение льдов на юг происходило по восточному проходу, потому что пролив, казалось, совершенно очистился. Итак, «Форвард» спешил наверстать потерянное время и, усилив ход, 14 июня миновал залив Осборна и крайние пункты, до которых доходили экспедиции 1851 года. В проливе было еще много льдин, но уже можно было не бояться, что под килем не хватит воды.