Текст книги "Принцесса вандалов"

– Простите меня, монсеньор, но внезапно я почувствовала невыносимую усталость…

– Как? Уже? А я-то хотел… Я надеялся…

– К сожалению, – вздохнула она с улыбкой. – Мне необходимо вернуть себе ясность мыслей после счастья, которым вы меня одарили…

– А я горю желанием все повторить! Я люблю вас, Изабель! Вы это знаете, правда же? И прошу вас, имейте жалость, не играйте со страстью, которую разожгли!

– Играть? Могла ли прийти мне в голову подобная мысль? Нет, я хочу наслаждаться каждой секундой нашей страсти! Но нам будет необходимо все обсудить… Вы сами это понимаете… А сегодня оставьте меня плыть на счастливом облаке и возвращайтесь завтра вечером. Мы поужинаем… Может быть, даже в спальне…

Она протянула ему руку для поцелуя, и вошедший лакей помешал принцу поцеловать не только руку…

Людовик напоминал пса, у которого забрали из-под носа любимую косточку. Но у него достало трезвости, чтобы понять: сегодняшней ночью ему рассчитывать больше не на что.

– Так значит, до завтра, герцогиня! Впереди меня ждет ужасная ночь!

– Ужасная? В то время, как моя будет полна сладостных сновидений? В таком случае, может быть, было бы лучше…

– Нет, нет и нет! Я неудачно выразился. До завтра, мадам!

Глубокий поклон, в ответ реверанс, с изяществом исполненный ритуал прощания, и принц де Конде удалился, а Изабель поднялась к себе в спальню. Агата уже разложила на постели ночную рубашку и подошла к Изабель, севшей за туалетный столик, чтобы расчесать ей на ночь волосы. Изабель с легкой улыбкой на губах отдалась мечтам, камеристка старательно проводила по волосам гребешком. Обе молчали. Наконец Изабель стала вынимать из ушей длинные серьги из рубинов и бриллиантов, которые так красиво обрамляли ей шею, и тут она услышала голос Агаты:

– Еще два таких вечера, и госпожа герцогиня будет обречена на закрытые шеи с гофрированным воротником. Не думаю, что это ей понравится.

Изабель невольно вздрогнула и взглянула на Агату, которая склонилась над ней, заплетая косы.

– С чего вы взяли? – удивилась Изабель.

Агата рассмеялась и указала на стоящее перед молодой женщиной венецианское зеркало.

– Почему бы госпоже герцогине не присмотреться к себе повнимательнее?

– Иисус сладчайший!

В легкой припухлости губ не было ничего пугающего, напротив, они стали еще соблазнительнее, ужаснула россыпь синяков, царапин и след укуса на белизне округлого плеча. Изабель в испуге распахнула пеньюар и обнаружила такие же синяки и царапины на атласной коже груди и еще ниже, на животе.

В первую секунду ее охватило отчаяние, особенно горькое оттого, что воспоминание о глубочайшем наслаждении, граничащем с болью, еще не оставило ее и она хотела вернуть его вновь… Изабель умоляюще посмотрела на камеристку:

– Можно что-нибудь сделать, чтобы как-то этого избежать?

– Надеть перед свиданием стальные доспехи. Или вовсе отказаться от свиданий!

– Но я люблю его! Я хочу его! Он придет ко мне завтра вечером! – жалобно простонала Изабель.

Она была так растеряна и так искренне огорчена, что Агата не могла не рассмеяться. Изабель рассердилась.

– Не вижу тут ничего смешного, – оборвала она камеристку.

– Прошу прощения у госпожи герцогини. Сейчас мы постараемся поправить эту беду.

Агата протерла розовой водой каждую царапину, а потом смазала их все бальзамом из арники. Ощущение жжения сразу смягчилось. Когда Изабель переоделась в ночную рубашку, она уже чувствовала себя лучше.

– А в дальнейшем советую вам озаботиться двумя вещами, – важно, словно ученый доктор, проговорила Агата. – Во-первых, оберегайте ту часть тела, которую можно видеть в вырезе платья, а во-вторых, попросите монсеньора подстричь ногти.

– Я тотчас же напишу ему, и вы отправите мою записку в особняк Конде завтра же, с первыми лучами солнца! – Изабель на секунду задумалась и продолжала. – Впрочем, нет! Единственно верное средство добиться успеха – это воздержание!

– Неужели госпожа герцогиня хочет сказать, что у нее достанет мужества на это средство?

– Мужества у меня в избытке! Я все скажу ему и настою на своем! Это единственный путь. Особенно если я хочу удержать принца надолго!

На следующий день, когда монсеньор появился, сияя улыбкой под победительно закрученными усами, его ожидал сюрприз, который подействовал на него ошеломительно. Стол был накрыт не в уютной женской спальне, а в ярко освещенной гостиной, смотрящей окнами в сад, где радовали глаз пышные горделивые розы. Хозяйка дома встретила гостя глубоким реверансом, одетая в парадное платье из великолепной густо-красной парчи. Чуть не до полу спускалось мерцающее ожерелье из крупных грушевидных жемчужин, которое было хорошо знакомо принцу. Драгоценные мехеленские кружева пенились на рукавах, окутывали плечи и шею, словно накидка, а поверх них розовели большие жемчужины другого ожерелья, тоже так хорошо знакомого… Роскошный наряд, искусная прическа – Изабель выглядела царственно и обворожительно, а ее реверанс походил на грациозное балетное па.

Однако принца не обворожило ее искусство, он гневно смотрел на нее, чувствуя, что гнев вот-вот взорвется яростью.

– Что за маскарад? – сдерживаясь изо всех сил, сухо осведомился он, забыв поклониться в ответ.

– Разве монсеньор не пообещал мне вчера разделить со мной ужин? – осведомилась Изабель со счастливой улыбкой. – В первый раз он удостаивает меня чести ужинать в моем доме, и я сочла нужным достойно отпраздновать это событие. Не соблаговолит ли монсеньор занять свое место за столом?

– Монсеньор не соблаговолит! – проревел принц, не обратив ни малейшего внимания на двух лакеев, которые должны были прислуживать за ужином. – Вы обещали мне ужин в вашей спальне, и я ожидал вас увидеть совсем в ином наряде!

Час объяснения настал, и Изабель взмахом руки выслала из гостиной лакеев.

– Да это так, но наряд более небрежный открыл бы нечто совершенно недопустимое. И виною этому были вы!

– Что значит я? Каким образом?

– У меня нет ни малейших сомнений! Соизвольте показать ваши руки.

Людовик машинально повиновался и протянул Изабель свои руки.

– И что же такого особенного в моих руках?

– Они, как обычно, грязны, но это не страшно, потому что вам сейчас принесут таз с водой, другое дело, что они опасны для женской кожи. Курители фимиама, славя вас повсюду, сравнивают вас со львом, и это естественно, но отнюдь не так естественно сохранять на руках когти льва… Вы так разукрасили ими вашу покорную служанку, что она сможет появиться с обнаженными плечами разве что через две недели!

– Что вам за дело до сторонних взглядов! Вы моя! Напротив, показывайте всем следы, оставленные вашим любовником! Гордитесь ими! Разве львица жалуется на когти льва?

– Никто не спрашивал львиц об этом, поэтому я, как и прочие смертные, не ведаю, жалуется она или нет. Скажу больше, даже если случай приведет меня встретиться с одной из львиц, вряд ли у меня хватит духу расспросить ее об этом. Да и не бегают они у нас по улицам. Разве что одна…

– Кто же это?

– Госпожа де Лонгвиль, ваша обожаемая сестра. Она придет в ярость и отомстит мне, крича на всех перекрестках, что я сделалась вашей рабой! Благодарю покорно!

– Сестра в Гиени и приедет не скоро. У вас хватит времени исцелиться. Позвольте же, я обниму вас, и отправимся в сад!

– Ни за что на свете, – улыбнулась Изабель, усаживаясь за стол. – Я надела свое самое любимое платье и не позволю превратить его в лохмотья. Не говоря уж о новых повреждениях, которые вы мне непременно нанесете!

– Изабель! – на этот раз жалобно воззвал к ней принц.

– Сегодня ни о каких садах не может быть и речи, – твердо ответила она. – Подождем, когда вы подстрижете ногти. К тому же нам нужно всерьез поговорить.

– О чем? – уныло протянул Людовик, направляясь к столу и занимая место напротив хозяйки, признавая тем самым свою полную ей покорность.

– В стране, где все идет не так, как надо, тему для разговора, мне кажется, найти не трудно. Лично я хотела бы узнать, каковы ваши отношения с королевским двором и с парламентом.

– Плохи и с тем и с другим. С тех пор, как я вернулся из Блено, народ продолжает носить меня на руках, чего не скажешь о судейских. Эти крючки приняли меня весьма холодно и даже позволили себе задать несколько неприятных вопросов относительно моих отношений с испанцами!

– А вы воображали, что эти отношения никого не касаются, кроме вас? И что же вы им ответили?

– Отправил куда подальше! Слишком много воли дали этим судейским, и теперь они ею злоупотребляют!

– Могло ли быть по-другому? Когда власть достается трудно, она особенно сладка, – произнесла Изабель задумчиво.

Погрузившись в размышления, она замолчала, а принц, залюбовавшись ею, не прерывал молчания. Бог мой, до чего же хороша! В роскошном, слишком строгом, на его взгляд, платье Изабель походила на идола в кумирне.

– Оставим пока в стороне парламент, – наконец заговорила Изабель, – и поговорим о дворе. Вернее, о короле и королеве. Как они вас встретили? – И видя, как он помрачнел, добавила, понизив голос: – Неужели до такой степени холодно?

– Отвратительно! После дежурных любезностей я начал перечислять свои претензии, но меня сразу же оборвали. Мне не дали закончить! Меня не выслушали!

– Постойте! Постойте! Мне кажется, я ослышалась! Или вы в самом деле говорили о своих претензиях?

– Да, именно так! Вы услышали меня правильно!

– В таком случае у меня складывается впечатление, что ваш светлый разум затмился, раз вы позабыли, к кому вы обращались! Во-первых, с дежурными любезностями не приходят к венценосцу! Вы пришли к Его Величеству королю, а не к своему знакомому или приятелю!

– Не смешите меня! Какой еще венценосец? Мальчишка! И пока еще не коронованный!

– Тем не менее он король! Вы знаете, что во Франции король всегда на троне, и помазание только обновляет его связь с Господом! Но мы сейчас не об этом! Так что же вам сказал король?

– Ничего! Он просто повернулся ко мне спиной. Говорить пришлось королеве. Она мне и ответила, если ее слова можно назвать ответом.

– И что же это были за слова?

– Королева была откровенно раздражена, упрекала в непомерной гордыне, которая толкает меня посягать на трон, сметая все на своем пути. Тут я прервал ее и напомнил, что главным моим желанием было избавить Францию от Мазарини. Она заговорила на октаву выше: «Мазарини! Мазарини! Вы только о нем и твердите! Он в изгнании, скитается неведомо где, как зачумленный, вместе с челядью и родней, лишившись крова и имущества! Вам этого мало? Чего вы еще хотите? Его головы?» И только я собрался ответить, как заговорил король, он не дал мне и слова сказать. «Кардинал – мой министр! Я один имею право решать его судьбу! Я не только не отдам вам его головы, но без малейших колебаний призову обратно, если вы и ваши сторонники доведете меня до крайности!» Тут я повернулся и ушел. Вот и все мои отношения с королем и королевой!

– Вам можно только позавидовать, – насмешливо заключила Изабель. – Из вас вышел бы замечательный посол, монсеньор! Если затевать войну с соседом, то посылать нужно только вас, и война разгорится в тот же миг. Вы явитесь с обнаженной шпагой в одной руке и зажженным фитилем в другой, и все мирные голубки в ужасе разлетятся. Право, мне иной раз приходит в голову мысль, уж не…

Она хотела сказать «не сумасшедший ли вы?», но вовремя остановилась, вспомнив, какой ужас внушает принцу мысль о безумии. И не без оснований. Одна из его прабабок запомнилась такими оргиями, какие может устраивать только безумица. Его теща была форменной сумасшедшей, и болезнь ее была главной причиной, по какой он не желал брака с юной племянницей кардинала де Ришелье. Людовик страшился за свое потомство… Изабель проглотила вертевшееся на языке неуместное слово и заменила его гораздо более изысканным оборотом:

– Уж не склонны ли вы трактовать все слишком по-своему?

– Что вы имеете в виду?

Изабель не стала обращать внимания на жесткий тон вопроса и продолжала:

– Существуют некие данности. Король он, а не вы. И в этом между вами очень большая разница.

– Не нахожу! Мы оба Бурбоны, он и я!

– Но не вы внук Генриха IV, и к этому различию чувствительны все, даже самые непросвещенные жители этой страны. В общем, если я правильно поняла, то вы в дурных отношениях с судейскими, и в еще более худших со двором. Подведем итог: что принесло бы вам удовлетворение и, по вашему мнению, соответствовало бы вашему достоинству принца Франции?

– Жезл коннетабля. Он дал бы мне преимущество перед любым другим принцем крови при командовании армией.

– Черт побери! Однако вы требуете немалого!

– Он принадлежит мне по праву! Я в родстве с королем, и я самый великий полководец нашего времени.

– Уверенности в себе вам не занимать! И по праву! Но что вы скажете о союзе, который был заключен вами с испанцами? Жезл с королевскими лилиями не предназначен для того, чтобы украшать им испанскую армию! Думаю, этот жезл, как Экскалибур[3]3
  Меч легендарного короля Артура. (Прим. пер.)


[Закрыть], способен по собственной воле укрыться в скале и недвижимо лежать там в ожидании достойного героя.

– Я говорю с вами о серьезных вещах, а вы мне рассказываете какие-то сказки!

– Сказки воистину кладезь мудрости. Жезл коннетабля – это все, что вам нужно для душевного покоя?

– Издеваетесь, что ли? Вы, похоже, забыли, что мы с братом были несправедливо заточены в тюрьму! Я считаю, что регентша должна возместить нам это и принести извинения. Считаю, что соратникам, сражавшимся вместе со мной, тоже нужно воздать по заслугам!

– И во сколько вы оцениваете их заслуги?

– Сто тысяч ливров де Немуру и столько же де Ларошфуко!

– Де Ларошфуко? А красота госпожи вашей сестры, несравненной богини, для него недостаточное вознаграждение?

– У него сожгли замок. И это не единственная потеря, которую он понес.

В самом деле, список требований был так длинен, что Изабель чуть было не заснула во время чтения, а принц перед тем, как начал его читать, предупредил, что не позволит себя прерывать. Изабель его и не прерывала, и он дочитал свои требования до конца, и, когда закончил, она только вздохнула:

– Станови́тесь испанцем, монсеньор! Это вы сможете сделать и сделаете быстро!

– Вы считаете, что я прошу слишком много?

– Вы не просите, вы требуете! И требуете масло, молочницу, которая его сбивает, и корову, которая дает молоко! Удивляет меня, что вы не потребовали ко всему впридачу еще и голову Мазарини. Но, наверное, потому, что его нет во Франции.

– Вот тут вы ошибаетесь! Он вернулся во Францию вместе с небольшой армией наемников, которая в его отсутствие находилась уж не знаю под чьим началом, потому что регентша…

– Нет больше регентши!

– Вы меня задергали, Изабель! Потому что королева-мать не может обойтись без своего любовника, и она вернула его тайком и прячет, а где, мне неизвестно. Вот почему мой список так длинен: я надеюсь выманить волка из леса и поймать его. Как только он станет моим заложником, я получу все, что хочу, и тогда просто-напросто выпущу его в городе Париже. Это будет конец. Толпа растерзает его, а если что останется, вздернет на первом попавшемся дереве. И тогда во Франции воцарится порядок.

На этом с разговорами за ужином было покончено. Крайне озабоченная, Изабель объявила, что очень устала. На самом деле ей необходимо было хорошенько подумать. Принцу пришлось смириться с разочарованием, получив на прощание поцелуй. В этот вечер Изабель не хотела, чтобы принц у нее засиживался, и она сумела его ласково выпроводить, и он пообещал непременно навестить ее завтра, чтобы узнать, «не чувствует ли она себя лучше». Вот, чего принц не умел, так это скрывать свои чувства: было совершенно ясно, что он имеет под этим в виду. Ох, как не любил принц заниматься своим туалетом и хотел немедленно получить награду за свою жертву: да, он подстрижет ногти! Но надо торопиться! Ведь они вырастают так быстро!

Как только Людовик ушел, Изабель спустилась в сад, чтобы подышать немного воздухом. Поначалу она собиралась устроиться с ужином в саду, но побоялась, что полутьма и сладкий аромат роз так растревожат ее дорогого гостя, что ему не понадобится даже ее ободряющей улыбки, и хочет она того или нет, она лишится в этот вечер одного из самых своих красивых платьев…

Изабель прошлась по дорожке и села на свою любимую скамью. И тут вдруг в саду появилась Агата, она мчалась, подобрав обеими руками юбки, чтобы не наступать на них, но в темноте не видела хозяйку и негромко окликала ее.

– Я здесь, – отозвалась Изабель. – Что еще случилось? Господин принц что-то у нас забыл?

– Нет. На этот раз это господин герцог де Немур. Я напрасно ему повторяла, что госпожа герцогиня отдыхает, он оттолкнул меня и полетел вверх по лестнице! Я подумала было, не позвать ли мне на помощь лакеев, но потом решила бежать к вам!

– И правильно сделали! Честно сказать, только его нам и не хватало.

Изабель поспешила в дом и остановилась внизу у дубовой лестницы. Стояла, сложив на груди руки, и ждала, когда наверху прекратится хлопанье дверей, которые открывали и закрывали. Наконец она услышала тяжелые мужские шаги по лестнице и, когда де Немур появился на нижней площадке, спросила:

– Могу я узнать, что вы там искали?

Гость испустил вздох облегчения, которым, казалось, можно было бы надуть корабельные паруса. Успокоило его, без сомнения, платье Изабель – пышное и вместе с тем очень строгое. Но успокоился он преждевременно: во взгляде молодой женщины блистали молнии.

– Вас, конечно, – ответил де Немур. – Я шел к вам с визитом, увидел выходящего от вас де Конде и…

Он замолчал, сбитый с толку ее холодным бесстрастным тоном.

– И что же? – поторопила молодого человека Изабель.

Он, чувствуя себя все более неловко, сбился, пробормотал что-то невразумительное и в конце концов произнес:

– Может быть, мы могли бы поговорить с вами не на лестнице?

– Замечу, что не я предложила вам лестницу для беседы. По причине, мне неизвестной, вы сочли необходимым нанести срочный визит в мой дом, и если музыкальный салон вы сочтете более подходящим для беседы, то…

– Я предпочел бы вашу спальню, она лучше подходит для того, что я собираюсь вам сказать.

– Ни в коем случае. Или музыкальный салон, или… дверь не заперта.

– Пусть будет музыка!

Музыкальный салон вовсе не был предназначен для концертов. Своим названием эта комната была обязана развешанным по стенам гобеленам, на которых боги и богини грациозно танцевали под звуки разных инструментов. На столике в углу, правда, лежали гитара и теорба[4]4
  Разновидность лютни. (Прим. пер.)


[Закрыть], но ими все и ограничивалось. Изабель села возле столика с гитарой, взяла ее, положила на колени и небрежно коснулась рукою струн.

– Ну что ж, берите табурет и говорите, что вас привело ко мне. Вы, стало быть, увидели моего кузена Конде, и что же дальше?

– Ужасное подозрение закралось мне в душу… Что, если он не только ваш кузен… Что, если он ваш любовник?!

На лице Изабель появилось мечтательное выражение, пальцы пробежались по струнам.

– Оставьте подозрения! Вы не ошибетесь, если уверенно скажете себе, что де Конде мой родственник и мой любовник. Теперь, я думаю, на душе у вас стало спокойно, и вы сможете рассказать мне, как поживает милейшая госпожа де Лонгвиль.

К удивлению Изабель, лицо у Немура сделалось несчастным, и он упал перед ней на колени.

– Будьте милосердны, Изабель! Не упрекайте меня! Я пришел, чтобы умолять вас о прощении. Сам не знаю, что со мной случилось, у меня не было к ней ни малейшего чувства. Я стал жертвой какого-то помрачения! Это верное слово. Да, да! Вы были далеко, она себя предложила. Я понадеялся, что я с ней избавлюсь от тоски… И вот! Вот я у ваших ног с мольбой даровать мне прощение!

Лицо Изабель потеряло вдруг свою суровость, просияв лучезарнейшей улыбкой.

– Было бы очень дурно, если бы я вас не простила, ведь со вчерашнего вечера я стала принадлежать вашему командующему.

Де Немур застыл на месте, словно небесный огонь обратил его в соляной столб, как жену Лота, потом лицо его вспыхнуло.

– Вы? Вы его любовница? Какие-то слухи до меня доходили, но я не придавал им значения! Чего только не говорят! И у меня столько врагов!

– Ваши враги времени даром не теряли, потому что событие произошло здесь и случилось вчера вечером. Хотя я не думаю, что принц сообщил об этом всем во всеуслышание.

Де Немур ее не слышал. Он ходил по комнате кругами, все быстрее и быстрее, волнение его возрастало. И вдруг он остановился.

– Нет! Я вам не верю! Вы сказали только, чтобы мне отомстить!

– Отомстить? Я могла бы это сделать давным-давно! В Монтаржи, когда вы стонали от боли, лежа в постели, де Ларошфуко предложил мне свои услуги именно в целях мести. Как будто я из тех женщин, которые пользуются чужими объедками!

С умоляющим видом де Немур приблизился к Изабель с очевидным желанием заключить ее в объятия.

– Не будем играть, сердце мое! Это недостойно ни вас, ни меня!

Она отстранилась, не желая, чтобы он ее коснулся, и приподняла кружева, обнажив нежное плечо.

– Этого знака вам будет достаточно, чтобы убедиться. Когти льва оставили на мне свои следы!

Немур вскрикнул, из глаз его брызнули слезы, и он бегом выбежал из комнаты…