Текст книги "Неизданный сборник рассказов"

Те, которые ждут

Встретимся в метро, на выходе с эскалатора

(из телефонного разговора)

Ученые недавно подсчитали, сколько времени человек за свою жизнь тратит на ожидание. Солидная цифра получается. Я не говорю об ожидании в очереди или за столиком кафе. Там можно удобно расположиться в кресле, открыть газету или скоротать время за игрой по мобильнику. Нет, это не настоящее ожидание.

Истинный смысл открылся мне неожиданно, как двери вагона метро на полном ходу. Так же, как открылся он в своем время тем, кто входит в метро не для того, чтобы ехать. Они находятся рядом, но в то же время существуют в своей реальности. Реальности, которая лишь благодаря их усилиям не стала частью нашей жизни.

Они всегда узнают своих; стоит появиться члену их таинственного сообщества, двигаются, давая ему место. Они чувствуют его появление, даже не взглянув в ту сторону. Время от времени кто-то выбывает, и все как один снова приходят в движение, ощутив, что их стало на одного меньше.

Их можно видеть почти на каждой станции метро. Именно туда, на границу надземного и подземного мира смотрят они, не сводя глаз. Они стоят, выстроившись вдоль стен, подпирая колонны и декоративные торшеры, обтирая спинами рекламные щиты. Некоторые проводят здесь совсем немного времени, почти сразу устремляясь навстречу тем, ради кого, как всем кажется, они пришли сюда. Другие остаются, даже когда исчезают остальные и новые приходят им на смену.

Они – ждущие. Обычно их не замечаешь. Не замечаешь, пока воспринимаешь метро всего лишь как способ перемещения в пространстве, нечто, призванное доставить тебя из пункта А в пункт В. Не замечаешь, пока сам не становишься одним из них.

Так вот, что касается настоящего ожидания. Оно захватывает тебя целиком, делая ненужными все прочие мысли. Самым важным, нет, единственным, что имеет значение, становится движущаяся лестница, выплевывающая наверх все новые порции людей. Сперва это несколько человек, затем толпа, в которой так трудно разглядеть то самое лицо. Потом десяток самых медленных или самых беспечных. Или тех, кого никто не ждет. После наступает крохотный перерыв – это когда все, кто прибыл на предыдущем поезде, уже поднялись, а следующий еще не подошел.

Нет, не на этом поезде, может быть, на следующем… Тоже нет… Наконец в какой-то момент ожидание становится для тебя самодостаточным занятием. Ты вдруг понимаешь, что находишься здесь совсем не ради человека, появления которого так жаждешь. Ты пришел сюда ждать.

Именно тогда ты становишься законченным полноценным Ждущим.

* * *

Началось все с того, что я битых полчаса прождал эту девушку. Прождал в лучших традициях – на выходе с эскалатора одной из центральных станций. Нет, даже не прождал, а прожил эти тридцать минут в радостном предвкушении. Не могу сказать чем, но эта худенькая блондиночка здорово зацепила меня. Когда она согласилась встретиться, я обрадовался гораздо больше, чем когда увел выгодную сделку прямо из-под носа у конкурентов, больше чем когда занял пятое место на городских соревнованиях…

Вот сейчас она поднимется, я подойду к ней и скажу:

– Привет.

А потом достану из-за спины розу – ярко-розовую в белых мраморных разводах. Она улыбнется, и мы вместе двинемся к выходу, обсуждая планы на вечер. Вот сейчас она покажется, вынырнет из-за чьей-то спины…

Наступил назначенный час. Первые несколько поездов я отсчитал без особого волнения. Разумеется, уважающая себя девушка должна немного опоздать. Так сказать, освященная веками традиция. Прошло десять минут, потом еще. Я напряженно вглядывался в поднимающуюся толпу, пока глаза у меня не начали слезиться.

А потом она позвонила и наплела какую-то ерунду о внезапно возникшем деле и неожиданно приехавшей подруге. Одним словом, я понял, что не фигурирую в ее планах на ближайшее будущее.

Глубоко вздохнув и медленно сосчитав до десяти, я вернулся в окружающую действительность. Мир вокруг меня постепенно менял цветовую гамму. Он не выцветал и не искажался, он просто становился другим. Меня это ни капельки не удивило: теперь я пребывал в другой реальности – той, где маленькой мечте оказалось не суждено сбыться.

Что же, – утешил я сам себя, – обидно, досадно, ну ладно. Опустив розу на длинном стебле в ближайшую урну, я постарался выкинуть несостоявшуюся встречу из головы.

* * *

Прошло какое-то время, может быть неделя, а может и больше. Был утренний час пик, я ехал на работу, стараясь стоически не замечать толпу, стиснувшую меня со всех сторон, чью-то тяжелую сумку, стоявшую прямо у меня на ноге, запах духов, поразительно напоминающий «аромат» прокисшего черносмородинового варенья. Перед глазами привычно маячили головы, шляпы, прически. И тут я заметил нечто необычное. У стоявшего справа от меня парня рос ярко-фиолетовый гребень. Это не был головной убор или панковская прическа как я вначале подумал. Упругие кожистые пластины росли прямо из головы. Кстати говоря, обритой наголо.

Я закрыл глаза, снова открыл, поморгал, но странное видение никуда не исчезло. Неужели никого кроме меня это не удивляет? Хотя сейчас у всех мысли только о том, чтобы не опоздать в офис и не получить нагоняй от шефа. Даже появление инопланетян не привлечет ничьего внимания. Пока я размышлял таким образом, парень с фиолетовым гребнем протолкался к выходу и сошел на следующей остановке. Странно, даже те, кого он задевал своим необычным украшением, не проявили ни малейшего удивления.

Буквально через пару дней это повторилось. Я возвращался домой. День выдался просто сумасшедший, рухнуло несколько сделок, рекламаций огребли больше чем за всю последнюю неделю. Что скажет по этому поводу шеф, когда вызовет на ковер, не хотелось даже и думать. А может и правда послать эту контору куда подальше… В следующее же мгновение предстоящий разнос вылетел у меня из головы.

Прямо перед моим носом находилась чья-то рука. Рука, торчавшая из рукава дорогого фирменного плаща. Нет, это была лапа – худая, с острыми как бритва когтями, покрытая серо-зелеными чешуйками. Только не подавать вида, что я заметил, а то как в том ужастике: найдут меня… или на всю оставшуюся жизнь запрячут в психушку. Осторожно поведя глазами по сторонам, я пришел к выводу, что мой испуг остался незамеченным.

Впрочем, кошмары на этом не закончились. В переходе кто-то толкнул меня; пытаясь восстановить равновесие, я со всей силы врезался в благообразного старичка. Не успел я пробормотать извинения, как лицо того пошло бурыми пятнами, глаза за стеклами "профессорских" очков вспыхнули красным, разъехался в разные стороны рот, полный мелких острых зубов. Что опять за наваждение?

Я закрыл глаза, изо всех сил помотал головой, а когда снова их открыл, старичков было два. Первый удалялся, недовольно ворча себе под нос, второй, все более походящий на хищную рептилию, направился в противоположную сторону.

Остановившись у эскалатора, я наблюдал все более и более ужасающие картины. Представительная дама, которой наступили на ногу, вместе с нецензурной фразой выпустила изо рта множество черно-красных пиявок. Те принялись летать над головами пассажиров, ловя и пожирая друг друга. Но, стоило зазвучать рекламному ролику, как они начали стремительно размножаться. Со встречного эскалатора к ним присоединилась целая стайка гусениц, из тела которых росли крохотные ручки и ножки. Чудовища появлялись на свет прямо у меня на глазах!

В полной растерянности я протолкался в вагон. Неужели и правда поссорился с головой? Как же тогда все вернуть на свои места?

– Нельзя допустить, чтобы они вырвались наружу – неожиданно произнес кто-то прямо у меня за спиной. – Будет настоящий конец света, никакой фильм-катастрофа с этим не сравнится.

– Почему они тогда не начинают прямо здесь? – настаивал более молодой голос.

– Для этого им требуется солнечный свет. Как растениям для фотосинтеза. Поэтому так и стремятся наверх.

Рядом со мной говорили о чудовищах! Значит, они все же существуют и, самое главное, я не сошел с ума.

Я резко обернулся, но рядом никого не было кроме старухи в пестром восточном одеянии и парнишки в реперских штанах с ширинкой где-то на уровне колен. Половина вагона вообще пустовала, что было крайне необычно для этого времени суток.

И как в прошлый раз я постарался убедить себя, что все это только показалось. Нервы, духота, опять не успел пообедать – мало ли что…

* * *

И наконец это произошло, когда в большинстве учреждений заканчивается рабочий день и все спешат домой. Толпа медленно продавливалась через узкий коридорчик между ограждениями. На эскалаторе было ненамного свободнее, разве что толкотни стало чуть меньше.

Перед самым лицом маячила мощная спина в куртке, пахнущей сырой рыбой и несвежим тряпьем, в бок упирался острый угол какой-то коробки. Пространство передо мной манило свободой, но, поддайся я искушению шагнуть вперед, неминуемо бы упал и скатился вниз, запнувшись о громадную дорожную сумку. По крайней мере, хуже не будет, – утешил я себя и тут же убедился в своей неправоте.

В уши хлынул напористый бодрый голос, сообщивший о несчастных случаях в метро, лесных пожарах и распродажах. Мысленно выругавшись, я уставился в свободное пространство между эскалаторами. Вот только этого звукового террора еще не хватало! Как я успел заметить, большинство пассажиров разделяли мои чувства: на лицах одних появилось кислое выражение, другие схватились за наушники от плеера, третьи ожесточенно уткнулись в периодическую печать. Никто из них в упор не замечал того, что видел я.

Громадная неестественно гибкая собака, напоминающая королевского дога, парила под потолком. Точнее не парила, а, извиваясь всем телом, медленно продвигалась к выходу на поверхность. Жаба величиной с раскормленного кота, сплошь покрытая костяными шипами, целеустремленно карабкалась по пандусу. За ними летел, полз, просачивался целый сонм омерзительных и, безо всякого сомнения, опасных созданий. Звуковая реклама замолкла, и тут же все они будто оказались в вязкой жидкости. Движение теперь стоило им большого труда. Но через несколько мгновений жизнерадостный голос снова принялся настойчиво стучаться в сознание, и они с удвоенной силой устремились наружу. Страшно подумать, что будет, когда они вырвутся на поверхность! И, судя по всему, я здесь единственный, кто их видит. С одной стороны, надо срочно что-то предпринять, с другой…

Тем временем эскалатор поднял меня до самого верха. Там, как и всегда в это время, стояла группа тех, кто кого-то ждал. Вылетающие из подземного пространства монстры останавливались, будто налетев на невидимую стену, и после отчаянных попыток поворачивали назад. Нечто, напоминающее змею, вдоль тела которой росла целая бахрома клешней, задержалось наверху дольше всех. Кошмарное существо скреблось, тыкалось оскаленной пастью в поисках малейшей лазейки, но все же было отброшено назад неведомой силой. Падая, оно увлекло за собой целую стаю самых настоящих лонгольеров – таких, как в фильме: помесь мохнатых шаров с циркулярной пилой. Что же мешает им?

На пути ужасающих тварей ничего, кроме стенки павильона метро, нескольких банкоматов и… группы ждущих. Неужели все дело в них?

Я приблизился, старательно делая вид, что высматриваю кого-то знакомого. Вне всякого сомнения, эти люди видели монстров, стремящихся вылететь из подземного пространства. Старик, держащий свернутую трубочкой газету, даже чуть повернул голову вслед за гигантским пауком, голова которого обросла виляющими рыбьими хвостами.

Все они – мужчина с кейсом, пожилая женщина в старомодном пальто, юноша с длинным брезентовым чехлом за спиной – смотрели на меня, будто заранее знали о моем появлении. Так смотрят на соседа, с которым издали здороваешься, толком не зная по имени, или члена одного клуба. Как бы в подтверждение моей догадки, они раздвинулись, давая мне место возле неработающего киоска, прямо напротив выхода с эскалатора.

– Ты один из нас – не оборачиваясь, произнес сосед слева и будничным деловым тоном добавил:

– В это время они особенно активны.

* * *

В часы, когда звуковая реклама пробуждает к жизни монстров, я прихожу сюда. Впрочем, не обязательно сюда, это может быть любая из станций метро. Подобно многим, я провожу здесь время в ожидании. Кто поднимается наверх, радостно устремляясь навстречу знакомым или напряженно выглядывая тех, кого должен увидеть впервые, даже не догадываются, что вовсе не они являются причиной. Вовсе не из-за них собираются здесь ждущие.

Точнее – не только из-за них, встреча на выходе с эскалатора является не более чем поводом. Эмоции, которые испытывают представители племени ждущих – подлинные. Именно они помогают не пустить в наш мир подземных чудовищ.

Хотя в те минуты, когда звуковой кошмар ненадолго прекращается и наступает затишье, я пытаюсь вспомнить: а кого я здесь жду? Кто должен приехать ко мне если не на этом, то на следующем поезде?

2009

Ужас из глубин… И художники из Сквот-тауна

«Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'льех вгах'нагл фхтагн».

«В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа».

В крохотную отрезанную от всего мира деревушку, спрятанную между темными гранитными скалами на берегу гигантского озера, вряд ли захотел бы заглянуть путешественник, имевший неосторожность очутиться в этих местах. Впрочем, многие из них ее бы попросту не заметили, как не видели ее пассажиры прогулочных теплоходов, со скуки разглядывающие проплывающий мимо берег. Самое большее, что они имели возможность лицезреть даже через стекла театральных биноклей – это скалы причудливых очертаний, местами поросшие мхом и низкими кривыми деревьями.

Население деревушки, название которой бессилен воспроизвести язык цивилизованного человека, было весьма примечательным. Большей частью оно состояло из представителей народа, обитавшего в этих землях на заре времен. Также прародителями многих из ныне живущих в этом затерянном месте был экипаж корабля викингов, разбившегося неподалеку во время одного из осенних штормов, а еще несколько находившихся на драккаре пленных, захваченных ими в дальнем походе.

Последние заслуживают особого упоминания. Вид их был настолько безобразен, что новые хозяева едва удерживались от желания прикончить омерзительные создания и выбросить их за борт, чтобы не оскверняли те своим видом честный корабль. Но после недавнего сражения, унесшего жизни едва ли не половины воинов, пустовало слишком много мест на скамейках гребцов. Тот же, кто взялся за весло, согласно древнему освященному богами обычаю, становился свободным.

Таким образом, уроженцы далекой страны, где всегда жаркое солнце, а боги милостивы к тем, кто исправно приносит жертвы, оказались жителями неприветливой северной земли.

Черты низкорослых людей, чья кожа была черней непроглядного мрака, а глаза подобны щелочкам, причудливо перемешались с чертами могучих викингов, волосы которых были цвета северного солнца и тех, чьи изображения и сейчас можно обнаружить на стенах пещер.

Странная противоестественная внешность и образ жизни, на котором прошедшие столетия не оставили никакого отпечатка, не были единственным, что отличало жителей деревни от всех прочих людей.

Ужасные и кровожадные обычаи, свойственные древнему культу, сохранившемуся нетронутым до наших дней, способны были повергнуть в глубочайший ужас тех немногих, кто оказывался тому свидетелем. Впрочем, рассказать об этом несчастные уже не могли, пополнив собой печальный список людей, пропавших при невыясненных обстоятельствах.

Вряд ли кто-нибудь рассказал бы чужакам, что гибель их послужила славе мертвого бога, пришедшего со звезд. Он спит в своем городе под толщей воды, ожидая того часа, когда звезды сложатся определенным образом. И уж, тем более, вряд ли кто-нибудь поведал бы, что ждать осталось совсем недолго…

* * *

– Вот блин, приснится же такая фигня! – воскликнул Аркадий, с грохотом упав с узенькой кушетки.

– Пить надо меньше! – ответили ему из-за картонной перегородки, представляющей собой задник панорамы к несостоявшемуся перфомансу "Пена дней".

– Вам бы такое – простонал Аркадий, направляясь к импровизированному бару, располагавшемуся в корпусе от телевизора, водруженного на почти целый комод в стиле ампир.

– Нипочем не угадаете – добавил он, торопливо заглотив остатки коньяка принесенного накануне догадливым заказчиком.

– Сейчас попробую – раздалось из вентиляционного канала – телепередача "Мелодии и ритмы эстрады". Или нет: тебя приковали к стулу и заставили смотреть "Золушку из Канзас-Сити".

– Это еще ничего, там музыка клевая, а тут ужас до самых пяток пробирает… Хуже чем в детстве, когда всем классом водили к зубному.

– Эй, а погромче нельзя? – послышалось откуда-то из-под пола. – Ни хрена не слышно.

– Вы что, озверели вконец?! – возопил кто-то с другой стороны двора-колодца. – Между прочим, три часа ночи! У меня процесс в самом разгаре.

Молодой человек, чье лицо украшали усы и бородка а ля Д Артаньян, вышел на лестничную площадку. Вскоре к нему присоединились и те, кто проявил живейший интерес к его сну. За ними последовали и остальные соседи по Сквот-тауну.

Так называлось здание, стоящее неподалеку от центральной улицы города. Будучи расселенным, оно пустовало совсем недолго. Сперва одну из квартир обжили бездомные бродяги, лишившиеся вместе с жильем и документами также права называться достойными членами общества. Почти сразу после этого художники, которым было отказано в благоволении властей, а также, что особенно неприятно, в праве пользоваться предоставленной мэрией мастерской, как обычным жилищем, самовольно заняли выселенный дом.

Попытки выставить их с помощью полиции обернулись настоящими военными действиями. Их с интересом наблюдали как жители города, так и международные организации, к помощи которых успели прибегнуть расторопные приверженцы неформального искусства. И симпатии общественности были вовсе не на стороне властей.

После того как мэрия оказалась заваленной всевозможными посланиями, а сотрудники ее оглохли от криков тех, кто пришел выразить свое отношение к происходящему, было решено пойти на попятный. Мэр самолично объявил, что город дарит это здание молодым талантам. Также здание становится одной из достопримечательностей со всеми вытекающими. А половина этажей остается зарезервирована для тех, кто с точки зрения властей, достоин здесь находиться…

В память о тех славных днях, обиталище художников сохранило название Сквот-таун, проигнорировав предложенные мэрией "Храм искусства" и "Художественный Олимп". Жителей его отличало свободомыслие и широкий взгляд на множество предметов, в корне отличающийся от мнения благонамеренных обывателей. Кстати говоря, бродяги из страха быть выселенными, усердно занялись изобразительным искусством, что в большинстве случаев увенчалось значительным успехом.

– Так что, ты говорил, тебе приснилось? – переспросил Фабрицио – толстый весельчак, называющий себя "гражданином вселенной".

– А я так и не ложился – гордо сообщил с подоконника Юлий, не отрываясь от своего занятия. Он вырезал из глянцевого журнала очередную фигурку, чтобы присоединить ее к прочим, составляющим грандиозный коллаж в семи частях "Портрет эпохи".

Дверь соседней мастерской распахнулась и на пороге появилась девушка в кислотно– желтых брюках и футболке, украшенной разноцветными пятнами. В руке ее подобно весам Фемиды покачивался загипсованный лифчик на вешалке, оклеенной ярко-синим скотчем.

– Так чего стряслось-то? – поинтересовалась она. – Нас опять выселяют или дебаты об искусстве?

– Хотите верьте, хотите нет – начал Аркадий. – Третью ночь уже такое снится, будто клип; только вспомню – до сих пор поджилки трясутся. Значит, так: сперва в джунглях дикари пляшут вокруг столба, а к нему привязан…

– Директор нашей галереи! – перебили его. – Хотя его даже жрать будет противно.

– А потом на передний план из контражура выдвигается такая дрянь… нет, я лучше нарисую, сами увидите.

Пошарив в кармане, Аркадий извлек огрызок желтого воскового мелка и вскоре на стене возникла более чем устрашающая фигура. Существо ростом с крупного мужчину с туловищем, покрытым чешуей, полураскрытыми кожаными крыльями и мощными задними лапами. Когти на них более всего походили на букет среднего размера мастихинов, которые кому-то понадобилось заточить до остроты бритвенного лезвия и немного согнуть. Но самое омерзительное впечатление производила голова, представляющая собой комок щупальцев, покрытых слизью. Они полностью скрывали лицо или что там еще было у кошмарного существа, отчего нарисованная фигура казалась еще более неприятной.

Ужас, который невольно испытали все присутствующие, не был сродни тому, который поднимается к горлу при виде несущегося на тебя автомобиля или банды агрессивных и явно неадекватных подростков. И даже не тот страх, который испытываешь при просмотре хорор-фильма. Как будто из глубин сознания поднималось что-то полузабытое, воспринимаемое лишь инстинктом, но от этого не менее жуткое и омерзительное.

– А ведь и мне такое же снилось, один в один – раздалось несколько голосов.

На свет появились изрядно помятые наброски на тетрадочном листе в клетку, клочке от упаковки "куры-гриль" и папиросной пачке. В общих чертах изображение совпадало. Причем на одном наброске "модель" стояла в классическом повороте "три четверти", на другом – в профиль, подняв несколько щупалец, полулежа, расправив крылья.

Еще некоторые подтвердили, что и они имели удовольствие наблюдать чешуйчато-крылатый кошмар. Тут же заспорили о достоверности изображения – количестве щупалец, степени изогнутости когтей и наличии хвоста.

– А звуковое сопровождение там – продолжил Аркадий. – Послушаешь и сразу мороз по коже. Слова – язык сломаешь, а все понятно. Мертвый бог спит в своем доме… Сейчас воспроизведу: Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'льех вгах'нагл фхтагн. И будто целый стадион бубнит вполголоса.

– А дом в древнем городе на дне какого-то водоема? – спросил Юлий, отложив в сторону наполовину изрезанный "Космополитен".

– Тебе тоже это снилось? – поинтересовался Фабрицио, затягиваясь "Примой". – А говоришь, не спал совсем.

– Спал, но без кошмариков. Просто у меня совершенно случайно сохранилась одна заметка. Но я ее уже приклеил. Пошли ко мне в мастерскую.

В студии, которую когда-то сделали из двухкомнатной квартиры, было буквально негде повернуться. Пачки "Домашнего очага", "Загородной недвижимости" и всевозможные изделия полиграфической промышленности громоздились во всех углах и образовывали настоящий лабиринт посреди помещения. Стены снизу доверху занимали громадные листы картона, частично заклеенные вырезками из журналов, кусками фольги и ткани, какими-то этикетками и обрывками газетных листов. Центром одного из коллажей был силуэт толстого кота, вырезанный из летнего городского пейзажа. Кот занес лапу над сбившимися в кучу полуодетыми красотками, вырезанными из мужского журнала. Здесь же красовалось фото навороченного унитаза, из которого виднелась голова известного певца.

– Где оно было? Ага, вот здесь!

Между расплющенной пачкой доперестроечного грузинского чая и осколком толстой виниловой пластинки обнаружилась страница из журнала "Вокруг света", рубрика "Листая старые страницы".

"В одном из районов Гонконга обнаружены представители неизвестного доныне культа. В помещении заброшенного склада найдены останки как минимум десяти человек, а также в большом количестве – собак и кошек. Они были выложены в виде круга, центром которого являлась статуэтка неизвестного создания, поставленная на бетонный блок, перемазанный красно-бурым веществом. "Это бог Ктхутку, пришедший со звезд – сообщил один из арестованных. – Скоро звезды установятся определенным образом и он проснется. Он и его народ поднимутся из морских глубин". Примечательно, что материал, из которого сделана статуэтка, так и не удалось идентифицировать. Также в указанный период времени в окрестностях были отмечены многочисленные групповые галлюцинации и случаи обострения в расположенной неподалеку психиатрической лечебнице".

– Они пришли со звезд и принесли свои изображения – торжественно произнес сюрреалист Марк, вылетевший со второго курса института киноинженеров.

– Чего-чего?

– Ну, раз они принесли их с собой, значит, изображения сделаны из тамошнего материала.

– С чего ты это взял, что они принесли их с собой?

– Не помню, само изо рта вылетело. Хотя мне под утро тоже что-то снилось: будто общая панорама, потом наплыв и голос за кадром произносит насчет звезд и еще много чего, не запомнил.

– Короче, ясно: перебаламутил ты всех, Юл, своей писулькой. А мне сегодня к тетке на день рождения; и как с такой невыспанной физиономией заявлюсь?

– Да ты у нас оказывается второй Кашпировский! Поаккуратнее, что ли, а то в следующий раз начитаешься чего не надо, а у народа крышку сорвет.

– Слушай, а может ты "Эммануэль" почитаешь перед сном? А вся лестница кайф словит…

Все потихоньку разошлись, оставив творца коллажей наедине со своими произведениями.

– А все-таки у него было десять щупалец, и шевелились они одновременно – на прощание донеслось с лестницы.

* * *

– Они пришли со звезд и принесли свои изображения – наставлял подчиненных Ясир, выдыхая дым, запах которого мог бы послужить причиной для тесного знакомства с органами охраны порядка. Обычно он не позволял себе такой неосторожности. Но теперь, когда звезды вот-вот займут определенное положение и все станут как Великие Старейшины, это не имело значения.

В дальнем углу бетонного лабиринта под зданием больницы, уже который год стоявшей на ремонте собрались люди, в чьих жилах текла кровь нескольких древних наций. Они, не отрываясь, смотрели на крохотную каменную фигурку, стоявшую на стопке кирпичей и окруженную множеством тоненьких свечек. Фигурка была сделана из ярко-зеленого камня с черными прожилками и крохотными золотыми крупинками. Камня, названия которого не существовало ни в одной из земных языков.

– Что должны мы делать? – вопрошал Ясир, который не был сейчас бригадиром. Если попытаться перевести то, чем он являлся сейчас, с давно умершего языка, точнее всего оказались бы слова "жрецколдун".

– Ждать его – ответствовали потомки приверженцев мертвого бога. – Встретить его.

– Звезды займут определенное положение и жрецы смогут пробудить его к жизни. Город восстанет из морских глубин. Тогда все люди станут дикими и свободными, окажутся по ту сторону добра и зла, отбросят в сторону законы и мораль, будут кричать, убивать и веселиться. Повторяйте же за мной. В своем доме в Рльехе мертвый Ктхулку спит, ожидая своего часа..

– Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'льех вгах'нагл фхтагн – старательно отвечал хор рабочих из затерянной в горах долины, бывшей когда-то дном давно высохшего моря.

* * *

Глубоко внизу на дне громадного озера под слоем ила ждал пробуждения от долгого сна тот, чье имя повторяли в полулегальных заведениях Амстердама и Кейптауна, в сердце джунглей, куда не ступала нога белого человека и на стоянке кочевников, доставляющих массу хлопот полиции города Дели.

Около двух столетий назад, он был пробужден людьми, случайно ступившими на крышу главного храма Рльеха, крохотным островком возвышающуюся над морской гладью. Тогда, не насытившись предложенными ему жертвами, он не смог долго оставаться в ставшим чужим для него мире. Уже погружаясь в сон, он плыл по улицам своего города, занесенным песком, превратившимся в подводные пещеры, заваленным предметами, которые принесли с собой последующие эпохи. Плыл, чтобы достигнуть развалин цитадели из звездного камня. Когда он окажется там, сила его, даже спящего, многократно возрастет, а зов тех, кто служит ему, достигнет слуха спящего бога, усиленный во множество раз.

… Глядя на поверхность озера, находящегося не более чем в паре часов езды от города, никто даже не мог подумать, что там внизу спит древний ужас. Ни рыбаки, неподвижно застывшие по берегам, ни развеселая компания на яхте, ни экипаж сухогруза "Старательный", ни парочка, прекрасно проводящая время в дачном домике – никто не догадывался что он там. Спит и ждет, когда звезды займут определенное положение.

* * *

– Звезды займут определенное положение – в который раз промурлыкала Лиана, нашивая ключ от пивной банки на плюшевую скатерть, кое-как укрепленную на подрамнике. Загипсованный лифчик и колготки, набитые поролоном и разрисованные смайликами, висели на стенке, готовые к выставке нонконформистского искусства. Оставалась главная композиция, для которой наконец-то удалось насобирать достаточное количество материала. Все сквоттеры будто сговорившись из вредности, дружно перешли на бутылочное пиво…

– Когда звезды займут определенное положение…

– О Элберет, Гинтониэль, достала уже своими звездами! – с отчаянием выкрикнул из соседней мансарды подающий надежды график. – У меня тут иллюстрации к "Мечу без лезвия и рукояти", мозги уже кельтским узором заворачиваются, а ты… Постой, ты тоже про эту хрень, которая всем снится?

– Ну да, жаль, что как следует не рассмотреть. Вот бы сшить из тряпок и поставить у входа в галерею.

– Мне почему-то кажется, что лучше его не рассматривать. Можно войти?

В окне появился молодой человек в темной одежде. Волосы его были заплетены сзади в самую настоящую косу. Он без особых трудностей пролез внутрь, как будто путешествовать по стене на высоте пятого этажа было для него самым обычным делом. Протиснувшись через длинную узкую форточку, он уселся на подоконнике, болтая ногами.

– Ты хоть сама понимаешь, что выдала гениальную мысль? Звезды, вот в чем дело! Если сравнить положение звезд тогда, когда обнаружили этих, из Гонконга и сейчас, можно понять, что происходит – групповой психоз или кое-что посерьезнее.

– У меня и без этого есть о чем думать. Если звезды займут определенное положение, я займу место в художественном альманахе. Вот, последний штрих. Смотри, правда, круто?

– Ой, это что? Так: рыба из пивных железок, перчатка резиновая, надутая, химический знак из блестящего металла. И что сие означает?

– Неужели не догадался? Композиция "Ерш твою медь"! Рыба – ерш, перчатка символизирует чувство собственника, знак "купрум" мы еще в школе проходили.

– Умственно… Знаешь, я лучше выясню насчет положения звезд. Может и ерунда все, а только не успокоюсь, пока не буду знать наверняка.

Посетитель удалился тем же способом, а Лиана вернулась к своему занятию, хрустя сырными чипсами и напевая фразу на непонятном языке, которую когда-то где-то слышала….

* * *

В особняке на берегу громадного озера за резным письменным столом восседал сотрудник некого военного ведомства, вышедший на заслуженный отдых. То есть, если быть до конца откровенным, не совсем заслуженный и не совсем добровольный. Зато все волнения позади, а денег столько, что при желании детям и внукам хватит. Да что там внукам, сам еще мужчина хоть куда; на пенсии, говорят, жизнь только начинается.