Текст книги "Меч в ножнах из дикой сливы"

Поцеловав по очереди жемчужину, чай и письмо, Даичжи, окрыленный и взволнованный, сел за ответ. Теперь он мог не таиться и написал так:

«Золотые волны несут опавшие листья, возвещая приближение зимы, золотой ветер сушит яшмовую росу[173]173
  Чэнъюй «золотой ветер и яшмовая роса» говорит о чем-то красивом, но не бесконечном. В китайском языке «золотым ветром» называется осенний листопад. Вид золотых листьев, покрытых белой, как яшма, росой, одновременно восхищает и заставляет задуматься о скоротечности жизни – всей этой красоте вскоре предстоит исчезнуть без следа.


[Закрыть], возвещая скорое увядание, но в моем сердце весна, ведь это время года когда-то подарило миру вас»[174]174
  Имя Чуньшэн означает «рожденная весной».


[Закрыть].

И добавил в конце:

 
Осеннею ночью
В окно мое ветер подул
И полог расшитый
Приподнял над тихой постелью.
Я вверх посмотрел
И светлую вижу луну,
Я с нею послал
За тысячу ли свое чувство[175]175
  Юэфу (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), династия Хань. Пер. Б. Б. Вахтина. Из цикла «Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив „Четыре времени года“)».


[Закрыть].
 

Доставить письмо в свите принца Даичжи выбрал молодого адепта Хань Шэнфэя. Тот был обязан главе жизнью, как и его младший брат Шэнли: на одной из ночных охот Даичжи выдернул обоих почти что из пасти огромного змея. С тех пор братья, и до того обожавшие главу клана, бросились бы на меч, прикажи он им.

О письме, однако, Даичжи Шэнфэю ничего не сказал, поручив только отдать шкатулку лично Ее Величеству. Знал, что доверил нужному человеку, знал и о благосклонности императрицы и все равно волновался как мальчишка. Получив ответ через пару дней, с трепетом развернул ароматный шарик чая, достал тонкий, почти прозрачный лист бумаги. На нем были поэтические строки – и больше ничего:

 
С той самой поры,
Как расстались с тобою, любимый,
Ни дня не прошло,
Чтоб не думала я о тебе.
Тревожусь всегда,
Что осенние листья опали
И впредь никогда
Не увижу зеленых ветвей[176]176
  Там же.


[Закрыть].
 

Эти письма стали первыми в длинной череде подобных. Порой Даичжи думал: «За какие заслуги в минувшей жизни боги наградили меня такой любовью? За какие грехи в минувшей жизни боги так наказали меня?» Никому не дано знать своего будущего, никто не скажет, суждено ли превратиться горам в яшму, а земле – в золото, когда соединятся любящие сердца[177]177
  Отсылка к китайской пословице: «Сердца соединятся – горы превратятся в яшму, силы сложатся – земля превратится в золото».


[Закрыть]. Но Даичжи точно знал, что никогда не возьмет себе иной жены. Пусть племянник продолжает род, его же удел иной.

Когда-то Даичжи думал, что ему не превзойти старшего брата в силе, яркости, таланте. Даичжи думал так и знал, что все это – правда. Но его брат был мертв, а сам он – жив. Жив благодаря милосердию сильной, невыносимо прекрасной женщины в золотистых шелках.

И он готов был сделать все, чтобы подаренная ему жизнь не оказалась напрасной.

Глава 6. Неоконченная партия, непредвиденные ходы

Принц Чэнь Шэньсинь так и не уснул до самого рассвета. Беспокойно мерил шагами покои, не решаясь выпустить из рук доставленное Си Иши снадобье, и сердце его так же металось от отчаяния и тревоги за мать к надежде. Он нарушил приказ отца, встретившись с Хань Дацзюэ, подвел под наказание невиновного человека и теперь будто жаждал отыграться, преуспев хоть в чем-то. Одергивал себя, напоминая, что здоровье и благополучие матери важнее его счетов к отцу, и снова продолжал свой путь от стены до стены.

Зная, что императрица имеет обыкновение завершать все утренние ритуалы к концу ши Дракона, принц едва дождался времени, приличествующего для визита, и направился к покоям Ее Величества, едва не переходя на бег. Снадобье он тщательно спрятал в рукав.

Подождав, пока императрице доложат о его приходе, и получив позволение войти, принц с трепетом переступил порог. Ему было откровенно плевать на то, что по этикету он давно уже вышел из того возраста, когда посещение Ее Величества в личных покоях, а не в малой приемной, предназначенной для членов семьи, считалось уместным. Пусть шпионы отца доносят ему, если хотят; сильнее уронить себя в его глазах принц Чэнь просто не мог.

Вэй Чуньшэн в персиковом одеянии с золотистой вышивкой сидела за маленьким столиком и неторопливо заваривала чай. Если бы не ее болезненная бледность и худоба некогда изящных рук, догадаться о ее недуге было бы невозможно: принц не помнил матери без подведенных бровей и красной краски на веках, но в сравнении с придворными дамами лицо она почти не белила и не румянила, лишь алели губы, изогнувшиеся в небольшой, но искренней улыбке при виде сына. Юноша иногда думал: может, у заклинательниц какие-то другие каноны красоты или истинно красивой от природы женщине ни к чему изменять подаренное богами?

– Счастливый день. – Вэй Чуньшэн бережно отставила пиалу и склонила голову. Качнулись драгоценные подвески на шпильках. – Внимание сына к матери бесценно. Садись, чай почти готов.

– Муцинь[178]178
  «Матушка», уважительное обращение.


[Закрыть], как ты себя чувствуешь? – Принц в два шага преодолел расстояние от двери до столика, спохватился о приличиях и удержал себя, сумев опуститься на подушку более-менее плавно.

– Не настолько плохо, чтобы ты отказывался от сна и забывал о еде[179]179
  Крылатое выражение-чэнъюй, в значении: самоотверженно, неустанно, не покладая рук.


[Закрыть] в беспокойстве обо мне. – Императрица сделала знак служанкам, и те бесшумно исчезли, согнувшись в поклоне. Осталась лишь самая младшая, почти девочка; она устроилась в углу с гучжэном, казавшимся непомерно большим для ее тонких рук, тронула струны, и помещение заполнили звенящие серебристые звуки.

– Почему вдруг гучжэн? – Чэнь Шэньсинь кивнул в сторону инструмента. – Ты же всегда больше любила эрху или гуцинь.

– Потому что эрху вольно звучит лишь в степях Вэй Далян, и здесь не найдется мастеров, способных потягаться в искусстве с главами клана. – Только тот, кто хорошо знал императрицу, смог бы разглядеть тоску в безмятежной улыбке. – А лучше совершенствующихся из Хань Ин на гуцине не играет никто. Но мое сердце сжимается от боли, едва я думаю, что за доставленное мне недавно удовольствие видеть А-Цзюэ и слушать его игру поплатился другой человек.

– Ты знаешь? – вздрогнул принц.

– Трудно чего-то не знать, когда все шепчутся по углам. – Вэй Чуньшэн подняла глиняный, расписанный травами чахай[180]180
  Сосуд для слива заваренного чая, он же сливник.


[Закрыть] и стала неторопливо разливать чай по пиалам. – Не кори себя, А-Синь. Если уж во дворце не рады совершенствующимся, то найти к чему придраться несложно.

– Мне порой кажется, что со справедливостью во дворце можно встретиться разве что во время чайной церемонии[181]181
  Намек на другое название чахая – гун дао бэй, или «чаша справедливости», так как в силу отсутствия крышки всегда можно равномерно распределить настой между всеми участниками церемонии.


[Закрыть], – невесело пошутил принц, кивнув на чахай.

– И это значит, что она все же существует. Попробуй, сегодня Моли Лун Чжу особенно вкусен. – Вэй Чуньшэн погладила сына по щеке, как в детстве. – Тот человек не держит на тебя зла?

– Нет, хотя я бы не удивился, будь это так.

– Тогда вы с ним оба настоящие воины. А настоящий воин как чай – проявляет силу в горячей воде. Помни об этом не только на чайной церемонии.

Примерно кэ Чэнь Шэньсинь наслаждался мягким вкусом и ароматом жасмина, но потом все же не выдержал:

– Муцинь, я всегда рад тебя видеть, но сегодня пришел не просто так…

Просочилось, видно, в его голос что-то такое, отчего императрица задумчиво кивнула и отослала служанку с гучжэном. Когда они остались вдвоем, принц извлек из рукава мешочек со снадобьем.

Глаза Вэй Чуньшэн расширились в изумлении:

– Откуда это у тебя, А-Синь?

– Это передали тебе твои братья, муцинь. – Он бережно вложил мешочек в ее руку. – Я надеюсь, это вылечит тебя.

Пальцы императрицы дрожали, когда она погладила вышитых на мешочке танцующих журавлей.

– Они же сильно рисковали, зачем?.. – Она не договорила.

– Потому что они любят тебя, как и я. Муцинь, прими снадобье, может, тебе станет легче.

– Красота живет вечно[182]182
  Отсылка к именам глав клана Вэй Далян, двоюродных братьев Вэй Чуньшэн: Юншэн («Вечно живой») и Юнмэй («Вечно прекрасный»).


[Закрыть], – прошептала Вэй Чуньшэн. На ее ладонь легли бутылочка из светлого нефрита и записка. После первого же глотка щеки императрицы слабо порозовели, заблестели глаза, она глубоко вздохнула и улыбнулась так, что принц засмотрелся, даже не заметив, как начал улыбаться и сам.

– Братья пишут, что принимать снадобье надо три дня, его действия должно хватить на месяц. Что ж, месяц жизни без боли – это немало. Пусть боги будут милостивы к тебе, А-Синь, чтобы ты никогда не узнал, что значит жить с душой в оковах…

В дверь деликатно постучали.

– Нынешнее утро полно гостей. – Проворно скрыв снадобье в складках платья, императрица позвонила в колокольчик, и вышедшая словно из стены служанка поспешила к двери. В детстве маленький А-Синь порой пугался этих молчаливых женщин, перемещавшихся по комнатам будто призраки. Их было четыре, все очень похожие между собой, точно сестры; отличала их только вышивка на охряных ханьфу: у двух – цветы персика, у двух других – пионы. Этих служанок Вэй Чуньшэн привезла с собой из дома и никого, кроме них и любимых музыкантов, прислуживать себе не допускала.

– Ваше Величество, к вам советник Лю Вэньмин. – Служанка почтительно отступила в сторону, и на пороге замер в безупречном полупоклоне названный советник. Он являл собой само олицетворение иероглифа «учтивость»[183]183
  («ли») – этикет, приличия, учтивость, вежливость.


[Закрыть]: безукоризненно ровная спина, исполненное чистым почтением лицо, – и принцу, пусть и обучавшемуся этикету с малых лет, было до него еще далеко.

– Я полагала, что утренние ши императрицы предназначены для уединения и заботы о себе, а не для придворных и политики. – Вэй Чуньшэн даже головы не повернула к вошедшему, лишь спрятала руки в рукава.

– Я бы ни за что не осмелился прерывать уединение Вашего Величества, – советник не торопился делать шаг в покои, – если бы мне не передали, что Его Высочество находится у вас.

– Что за спешка, советник Лю? – голос императрицы был холоден. – Какой регламент нарушил мой сын, пожелав навестить мать?

– День, когда визиты детей к родителям подчинятся регламентам, будет концом земель Жэньго. – Еще более низкий поклон. – Однако дело, по которому я искал Его Высочество, требует долгой вдумчивой беседы, и я здесь, чтобы просить Его Высочество найти для нее время.

– Муцинь, разреши зайти к тебе позже, – вмешался принц. – Лю-лаоши не станет беспокоить по пустякам.

Вэй Чуньшэн посмотрела на сына, и взгляд ее смягчился.

– Я лишь напоминаю тебе об осторожности. – Она протянула руку, и принц, припав на колено подле матери, подставил лоб под нежные губы. – Государственных дел много, но сын у меня только один.

– Отдыхай, муцинь, береги себя.

Принц стремительно прошел мимо советника и повернул в сторону своих покоев; о том, что Лю Вэньмин следует за ним, свидетельствовали шорох одеяний и слабый звон подвесок на шапке.

– Что-то случилось, Лю-лаоши? – спросил принц по дороге. – Мы виделись с вами вчера, и вы не отличались многословием. Как прошла ваша поездка в клан Вэй Далян? Есть ли новости о дядюшках?

– Ваше Высочество, вы же помните, на чем в тот раз расстались младший глава Вэй и Его Величество, – вздохнул советник. – Оба беспокоятся о Ее Величестве, оба по-своему правы, но – да простят мне Небеса – Его Величество купил, конечно, драгоценную шкатулку, но пытаться вернуть жемчуг[184]184
  «Купив шкатулку, вернуть жемчуг» – говорится в ситуации, когда кто-то делает неправильный выбор, не понимая истинной ценности вещей.


[Закрыть] – не слишком дальновидно с его стороны.

– Шкатулка – это подчинение заклинательских кланов, а жемчуг – здоровье моей матери? – прямо спросил принц, остановившись и развернувшись к советнику. – Лю-лаоши, неужели вы действительно думаете, что отцу есть до нее дело?

– Поговорим об этом не здесь, Ваше Высочество, – Лю Вэньмин остался бесстрастен.

Свои покои наследный принц обставлял сам: едва достигнув шестнадцати лет и получив возможность хоть как-то отстаивать свое мнение, он распорядился убрать все свидетельства чрезмерной роскоши, оставив только то, что легко можно было перевезти. Два года назад, когда столица из земель Цзи вернулась в Ин, эта аскетичность позволила принцу быстро обустроиться на новом месте. При входе в приемную сразу казалось, что стен нет вовсе: столько света проникало сквозь большие ажурные окна, а воздушные занавеси из дорогого золотистого шелка и затянутые бумагой ширмы еще и зрительно увеличивали пространство. Иной мебели, кроме двух чуанов[185]185
  Чуан – длинный топчан, предназначенный для сидения и возлежания.


[Закрыть], чайного столика, столика для игры в сянци Семи Армий[186]186
  Отсылка к игре «Сянци Семи Царств» – предшественнику современных китайских шахмат, в которую, как считается, играли в эпоху Сражающихся царств.


[Закрыть] и большого стеллажа с книгами и свитками, в приемной не было. К столику для игры, что стоял у дальней стены, под картиной хуа-няо[187]187
  Дословно «цветы и птицы», жанр китайской живописи, изображавший птиц и цветы, часто в символическом значении.


[Закрыть] с белыми журавлями, принц и направился, заметив:

– Лю-лаоши, что бы вы ни хотели обсудить, за игрой это делать лучше всего. Мы с вами не успели закончить партию в тот раз, вы отлучились в Далян.

– Один день порой тянется как три года, – заметил советник, усаживаясь напротив принца за доской. – За это время случилось много разных событий, многое изменилось, и лучше начать новую партию. Однако, Ваше Высочество, не забыли ли вы о том, что для сянци Семи Армий необходимы по меньшей мере три игрока?

– И правда, – по лицу принца скользнула едва уловимая тень, – тогда младший дядя играл с нами… Как я мог забыть, вы ведь всегда приглашали для игры кого-то еще, Лю-лаоши.

– Мудрый правитель должен уметь шить одежду с учетом осанки[188]188
  Крылатое выражение-чэнъюй, означает: действовать с учетом изменяющихся обстоятельств.


[Закрыть]. – Советник ловко расставлял разноцветные фигуры на расчерченной квадратами доске. – Полноценной партии вдвоем не получится, но всегда можно повторить основы.

– Однако можно ли назвать мудрым правителя, который сам шьет одежду, вместо того чтобы поручить это опытным портным? – Принц Чэнь покрутил в пальцах желтую фигурку Императора, не торопясь ставить ее на середину доски. – Разумно, что каждым войском командует Генерал, но разве честно, что Император ничего не делает в ходе игры? Армии у него нет, в сражении он не участвует… Он просто есть. Почему так, Лю-лаоши?

– Сянци Семи Армий – очень древняя игра, Ваше Высочество, но императорская власть укрепилась в Жэньго не так давно, и до этого на месте Императора стояла совсем другая фигура.

– Какая же?

– Считается, что игру изобрели совершенствующиеся, и семь армий на доске – это семь кланов, какими они были когда-то. Семь покровителей кланов – сыновья Водного Дракона, Владыки Небес, и именно Шуйлун стоял на этом месте, следя, чтобы сражение было достойным. Теперь эта обязанность перешла к Императору, Ваше Высочество.

– Не очень-то достойно получилось в прошлый раз, когда дядюшкам запретили переступать порог дворца. Вы были в Далян, Лю-лаоши, что говорят в клане?

– Беспокоиться не о чем, Ваше Высочество, главы Вэй не из тех, у кого на устах мед, а за пазухой меч. Они сами – мечи, и вы в этом убедитесь, когда взойдете на престол.

– Лю-лаоши, поправьте, если ошибаюсь, – вдруг заметил принц почти невпопад, проводя по краю доски кончиком указательного пальца и едва не задевая выстроившееся для боя войско белых фигур, – белая армия ведь изначально представляла клан Цинь Сяньян? Давно, когда кланов еще было семь?

– Вы не ошибаетесь, Ваше Высочество.

– При игре вшестером именно белое войско получает право взять в союзники любое другое?

– Это так, Ваше Высочество.

– После утверждения императорской власти именно белое войско символизирует силу, стоящую за Императором.

– Вы хорошо помните правила, Ваше Высочество. – советник с почтением кивнул, ожидая продолжения. От его внимания не укрылось, что Чэнь Шэньсинь, еще недавно расслабленно-спокойный, стал напряженным и острым, будто натянутая тетива.

– Еще я помню, что говорит игрок, принимая командование над союзной армией: «Если любое из войск под моим командованием будет потеряно, это случится из-за моей неосторожности». И если такое происходит, игрок платит штраф, верно? А какой штраф обязан платить Император, если ведет себя нечестно по отношению к союзникам? – О взгляд принца можно было порезаться.

– Позвольте рассказать вам притчу, Ваше Высочество. – Советник примирительным жестом сложил руки в рукава, глядя на доску. – Жил некий правитель, вознамерившийся завоевать все окрестные земли. Один мудрец посоветовал ему не использовать военную силу, а добиться своего переговорами и благожелательным отношением. На вопрос же о том, для чего ему это, правитель ответил: «Моя цель – добиться того, чего более всего желает мое сердце». Мудрец спросил: «Чего же более всего желает ваше сердце?» Правитель усмехнулся и ничего не ответил. Мудрец сказал тогда: «Ваши действия подобны попытке наловить рыбы, забравшись на дерево. Вы не достигнете своей цели. Если вы залезете на дерево и не найдете там рыбы, хуже от этого не будет никому. Но если вы попробуете силой получить господство над окрестными землями и не добьетесь своей цели, последствия ваших действий могут быть столь ужасны, что я боюсь их представить».

Видя, что Лю Вэньмин замолчал, принц спросил со сдержанным любопытством:

– И что сделал правитель?

– А что бы вы сделали на месте правителя? – ответил советник вопросом на вопрос.

– Послушал бы мудреца, – усмехнулся принц. – Мало получить власть, ее надо еще удержать. А долго ли удержишь одной силой оружия?

– Ваш двоюродный прадед, Его Величество Чэнь Миншэн, считал так же, – склонил голову советник. – Ваш царственный отец, к сожалению, не во всем согласен с великим предком.

Принц Чэнь смахнул с доски все белые фигурки и стал не глядя расставлять по местам. Его внимательный взгляд вновь остановился на собеседнике.

– Что вам известно о произошедшем во дворце в ваше отсутствие, Лю-лаоши?

– Какую версию вы хотите услышать, Ваше Высочество? Я знаю версии вашего царственного отца, некоторых приближенных и ту, которую обсуждают стража и слуги.

– Вашу собственную, Лю-лаоши. Понимаю, трудно говорить о том, чему не был свидетелем, но все же. Свою вину я знаю, хотя Его Величество со мной не согласится. – За последней фразой последовала легкая усмешка.

Советник помолчал.

– Как мне кажется, Ваше Высочество, ваша вина здесь только в том, что ваши взгляды на управление государством расходятся со взглядами вашего царственного отца. Молодость в данном случае – достоинство, а не недостаток, в эту пору многое видится четче. У вас есть все необходимое, чтобы в будущем снести горы и опрокинуть моря[189]189
  Крылатое выражение-чэнъюй, в значении: всесокрушающий, неодолимый, победоносный.


[Закрыть].

– Мне больше по душе зеркальные моря и прозрачные реки[190]190
  Крылатое выражение-чэнъюй, в значении: спокойствие в мире.


[Закрыть], Лю-лаоши. – Еще одна усмешка. – Что насчет необходимого… Если бы нас сегодня было трое и я снова играл за белых, кого бы вы посоветовали мне взять в союзники?[191]191
  Отсылка к правилам игры в «Сянци Семи Армий» на троих, когда играющий за белых имеет право брать два войска в союзники.


[Закрыть]

Советник склонился над доской, раздумывая и прекрасно понимая, что от его слов зависит куда больше, чем кажется на первый взгляд.

– Что ж… В таком случае я бы взял себе красное войско Чу, у него есть право первого хода, так я бы мог разведать обстановку и сделать ситуацию на поле более благоприятной для вас. Глава Вэй, само собой, играл бы зелеными… Советую вам обратить внимание на войско Хань: удобная позиция на поле, надежные союзники, им можно доверить защиту угла – и на войско Янь: они рядом с вами, можно грамотно планировать совместные удары.

– А если я окажусь недостойным доверия командиром, что тогда? – Глаза принца блестели. – Ведь ходы зависят не только от дальновидности игрока, но и от удачного броска игральных костей[192]192
  Отсылка к правилам игры в «Сянци Семи Армий», когда ход определялся броском кости, что вносило элемент случайности и непредсказуемости.


[Закрыть].

– Ваш ум и ваш опыт остаются при вас, Ваше Высочество. Внешняя картина порождается сердцем[193]193
  Крылатое выражение-чэнъюй, означает, что происходящее вокруг человека прямо зависит от состояния его души и мыслей.


[Закрыть], помните об этом. Над вашими мыслями и чувствами никто не властен, кроме вас. Главное – чтобы вы смогли разделить свою победу с верными союзниками.

– «Когда подстрелены все птицы, лук становится не нужен, и его убирают вместе со стрелами; когда пойманы все зайцы, охотничью собаку варят и съедают; когда враг разбит, советников убивают»[194]194
  Цитата из труда историографа империи Хань Сыма Цяня «Ши цзи» («Исторические записки»), описывающая происхождение крылатого выражения «птиц больше нет, лук можно убирать». Используется тогда, когда речь идет о том, кто, добившись своей цели или достигнув успеха, забывает (или даже убивает) тех, кто ему помогал и служил верой и правдой.


[Закрыть], – процитировал Чэнь Шэньсинь чуть нараспев, вновь мимолетно улыбнулся – и проскользнуло в этой улыбке что-то хищное, несвойственное благодетельному и открытому принцу. – Вы хорошо меня учили, Лю-лаоши, и мой лук будет убран в нужное время. Счастлив правитель, имеющий на своей стороне столь мудрых и преданных помощников. Вы же мой человек, Лю-лаоши?

Эта партия в сянци, очевидно, закончилась здесь; началась другая, и ставки в ней были куда выше.

– Мои люди – ваши люди, Ваше Высочество, – тонко улыбнулся Лю Вэньмин. – И я сам – ваш человек.

– Ваши люди – мои люди, и вы сам – мой человек, – повторил принц Чэнь Шэньсинь задумчиво. – С вами интересно играть, Лю-лаоши. Не пора ли сравнить бамбук, запечатленный в наших головах?[195]195
  Крылатое выражение-чэнъюй: «иметь в мыслях готовый бамбук» – означает: иметь хорошо продуманный план; также описывает человека, который продумывает все ходы наперед. Отсылка к рассказу о художнике Вэнь Юйкэ, известного как мастер изображения бамбуковых пейзажей. Посадив у своего дома бамбук, художник постоянно наблюдал за ним, вследствие чего перед работой уже складывал в голове подходящую картинку.


[Закрыть]

* * *

Принц Чэнь сдержал слово: список придворных, чьи телохранители используют шуангоу, и разрешение с печатью наследника на допрос были у Иши уже на следующий день, к началу ши Лошади[196]196
  Лошадь – седьмой ши, время с 11:00 до 13:00.


[Закрыть]. Список оказался небольшим: всего пятнадцать человек. Удивительным это не было: знать предпочитала более проверенное оружие, да и позволить себе услуги мастеров такого уровня могли не все, даже если допустить, что эти самые мастера снизошли бы до охраны изнеженных господ. Неприятно поражало другое: в списке обнаружился человек, с которым Иши имел сомнительное удовольствие беседовать совсем недавно, – Лю Вэньмин, советник императора и наставник принца. Совпадение? Пусть вероятность этого и велика – должна быть таковой для его же безопасности, – до проверки всех версий нельзя сбрасывать советника со счетов.

Если еще несколько дней назад Иши страдал от вынужденного безделья, то теперь задач у него оказалось по горло. Нужно было продумать беседы со всеми придворными из списка (кроме советника – его Иши решил оставить напоследок), затем поручить писцам составить текст приглашения для беседы и размножить его в необходимом количестве, потом отправить младших служащих с приглашениями на поиски нужных придворных (и малодушно надеяться, что никто из них не откажется участвовать в допросе и ему не придется вновь просить принца о помощи в попытках найти рычаги давления)… Однако вовсе не внушительный перечень дел заставлял Иши снова и снова изучать рабочий стол, скользя бездумным взглядом по своим «четырем сокровищам кабинета»[197]197
  «Четырьмя сокровищами (драгоценностями) кабинета ученого» называют кисть, тушь, каменную тушечницу и бумагу, которые являются обязательными принадлежностями образованного человека.


[Закрыть]: кистям разной толщины из заячьей шерсти с ручками из сандалового дерева, узорчатым палочкам туши, тушечнице из кристаллического камня со дна реки Инхэ[198]198
  «Чистая река», имеется в виду река Таохэ, приток Хуанхэ. Из камня, добываемого со дна этой реки, делаются одни из самых известных тушечниц. Камень кристаллический, напоминает нефрит, имеет ярко выраженные разноцветные полосы.


[Закрыть] и стопке дорогой бумаги с шелковой нитью. Все – личные вещи Иши, подарки Сяньцзаня после успешной сдачи экзаменов на должность чиновника. Ведомый редким, но сильным приступом нежности и благодарности, Иши сохранил бумагу почти нетронутой – ее листы он брал только для особых случаев, к которым относил и письма к эргэ. Так уж вышло, что теперь именно такое письмо – вернее, необходимость написать его в ответ на весточку от Сяньцзаня – и стало причиной рассеянности молодого служащего.

Письмо от брата пришло еще утром, едва рассвело, но Иши до сих пор не мог собраться с духом и распечатать его. Оправдывался перед самим собой то большой загруженностью делами службы, то нежеланием узнавать новые тревожные вести о семье – пусть сам и договорился держать связь со старшим братом и сообщать ему о ходе расследования. Однако волею Небес его служебные дела были связаны непосредственно с семьей – тело Шоуцзю все еще лежало в камере в окружении талисманов заморозки, – и уже почти в конце ши Петуха[199]199
  Петух – десятый ши, время с 17:00 до 19:00.


[Закрыть], когда младшие служащие, выполнив свои основные обязанности и доставив письма придворным, стали расходиться на отдых, Иши наконец решился.

С первого взгляда письмо опасений не внушало. В своей сдержанной, но неизменно сердечной манере Сяньцзань коротко рассказал о личных делах, передал пару новостей от соседей и знакомых, выразил надежду на благополучие службы Иши… И вот тут началось самое интересное.

«Не так давно в нашем доме гостил брат Си Ючжэнь, – писал Сяньцзань, – и его пребывание следует назвать не иначе как особой милостью богов. Ты не узнаешь наш сад, диди, он снова ожил и цветет благодаря доброму сердцу и трудолюбию А-Чжэня. К сожалению, дела не позволили сяоди задержаться надолго, он отправился в путешествие вместе с монахиней из отдаленного монастыря, и я всей душой надеюсь, что он благополучно вернется и принесет мир и покой в нашу семью, немало испытавшую до этого».

Ючжэнь гостил в поместье Си? Привел в порядок сад? Ушел вместе с какой-то монахиней? Их кроткий, нежный Ючжэнь, что покидал монастырь лишь пару раз за год, их Ючжэнь, что и не помышлял о близком общении с женщинами? Возможно ли такое где-то, кроме горячечного бреда?

Иши глубоко вздохнул и растер ладонями лицо, приводя в порядок мысли. Если подумать и предположить, что обычные, не вызвавшие бы у постороннего подозрения события имели скрытый подтекст, то вырисовывалось следующее: Ючжэнь навестил родной дом – вряд ли по собственному почину, скорее всего, Сяньцзань сообщил ему о несчастье с Шоуцзю, и тот решил поддержать воспитавшего его старшего брата. Зная Ючжэня, поворот ожидаемый. Зная Сяньцзаня… Видимо, смерть Шоуцзю задела его не на шутку, и он решил выйти из своего кокона в поисках поддержки и утешения. Бескорыстный Ючжэнь, конечно, подставил плечо брату, навел порядок в доме, саду и душе Сяньцзаня заодно; а вот дальше непонятно. Что за монахиня? Вряд ли она действительно ею является; это, очевидно, иносказание, напрямую связанное с Шоуцзю. Тот был заклинателем, так что эта загадочная незнакомка вполне может быть из какого-то клана. Тогда уход Ючжэня обретает новый смысл – поиск истины, и теперь они оба оказываются заняты одним и тем же, каждый на своем месте. Это увеличивает возможность узнать правду, но и тревогу Сяньцзаня – тоже. Иши решил продолжить чтение письма и тут же замер, впившись пальцами в край стола.

«До нас дошли слухи, – писал эргэ строкой ниже, – что недавно один молодой чиновник был приговорен к двадцати ударам бамбуковыми палками по приказу Его Величества императора. Если слухи правдивы, я ни в коей мере не сомневаюсь в том, что наказание заслуженно, – но также беспокоюсь о тебе, диди, и твоем здоровье. Твоя служба на благо государства весьма почетна, но накладывает огромную ответственность; впрочем, уверен, ты несешь ее с присущим тебе благоразумием. Помни о своей семье, о том, что мы любим тебя и ждем живым и невредимым. Надеюсь, ты сможешь навестить меня в скором времени, с нетерпением жду возможности вернуться к обсуждению темы, затронутой в последний твой визит».

О Диюй и все его демоны! Иши ощутил непреодолимое желание грязно выругаться, как носильщик на рынке или грубый торговец. Воистину, хоть у слухов и нет крыльев, летают они быстрее иной птицы. Однако странно было бы полагать, что за пределами дворца никто не узнает о том, как высекли одного попавшего под горячую руку чиновника… Уже зажившая спина вдруг болезненно заныла, и Иши прижал ладони к пояснице, скривившись и усилием воли пытаясь вернуть привычное хладнокровие.

Сяньцзань ничего не знает наверняка, ему неизвестны подробности. Он просто тревожится за брата, это естественно. Но вот откуда у него в принципе взялись эти сведения?.. Сплетничать, конечно, могли и слуги, но слишком уж близким к истине было то, что он прочитал в письме брата: молодость чиновника, почти сошедшееся число ударов, приказ императора. Простые люди любили болтать и приукрашивать, и сплетня, пройдя через сотни людей, должна была добраться до Сяньцзаня в куда более чудовищном и утрированном виде. Значит ли это, что кто-то распространяет слухи намеренно, а не что они расходятся естественным путем?

Хороший повод для беседы с Его Высочеством; возможно, стоило бы доложить о своих подозрениях господину Цао, однако анализ слухов и поведения дворцовых служащих не входил в обязанности как Иши, так и их ведомства. Просить аудиенции у императора? Нет ни смысла, ни желания. Принц Чэнь же проявил себя человеком весьма внимательным и благородным; даже если подозрения Иши окажутся беспочвенными, тот не станет прибегать к телесным наказаниям за отнятое время. Быть может, даже оценит этот жест как… Впрочем, об этом можно было подумать позже. Сейчас главное – успокоить брата и выяснить, что же тот на самом деле хотел сказать в письме. Встретиться они смогут только в будущем месяце, значит, пока так…

«Пусть эргэ не тревожится и не верит ветру из пустой пещеры[200]200
  Крылатое выражение-чэнъюй: «ветер из пустой пещеры» – означает: необоснованное утверждение, беспочвенные слухи.


[Закрыть]; воображение людей – что трава под этим ветром – колышется даже от слабого дуновения[201]201
  Отсылка к крылатому выражению «когда ветер подует, трава колышется» в значении: приходить в волнение от малейшего воздействия, легко поддаваться чужому влиянию.


[Закрыть]. Со мной все в порядке, господин Цао отметил мои заслуги и повысил мой ранг до восьмого. Знаю, ты порадуешься за меня со всей искренностью. Сожалею, что мне самому не удалось увидеться с А-Чжэнем; хотелось бы узнать подробнее о его путешествии и предполагаемом сроке возвращения, ведь тогда я смог бы присоединиться к своим братьям в родном доме».

Всю приходящую во дворец почту тщательно досматривали, о чем прекрасно знали и Сяньцзань, и Иши, так что первый не мог рассказать правду о младшем брате, а второй – поделиться результатами расследования. Однако Иши все же приписал в конце:

«Мои текущие служебные достижения понравились бы нашему брату».

Он подразумевал и Ючжэня, очевидно также ввязавшегося в расследование, но в большей степени, конечно, Шоуцзю – ради которого они все это и затеяли, – и надеялся, что Сяньцзань сможет прочитать между строк.

Аккуратно сложив бумаги и погасив лампы, Иши вышел в коридор, тут же наткнувшись взглядом на А-Фаня: тот сидел на полу и старательно вырезал фигурку птицы из деревянного брусочка. Завидев хозяина, мальчишка просиял, проворно собрал стружки в подол ханьфу, заткнул его за пояс, чтобы не просыпать, и поклонился. Заперев дверь, Иши протянул ему письмо:

– Завтра утром отнесешь на почтовую станцию.

– Слушаю, лао Си!

– Почему ты здесь? В комнате убрался? Еду принес?

– Давно уже, лао Си! А если остыло – нагрею, не волнуйтесь, я угли под жаровней заранее разложил. Пока вы тут работаете, себя не жалеете, тысячу обедов приготовить можно и сотни комнат убрать!

– А вот это уже не твое дело, – строго сказал Иши, направляясь в жилое крыло.

– Дело-то, может, и не мое, а здоровье – ваше, – не остался в долгу А-Фань, бодро следуя за хозяином. – Вовремя поесть и выспаться – самое важное. Знаю я вас, опять в ши Свиньи только уснете, а вставать уже к ши Дракона…

– Прекрати немедленно! – прикрикнул Иши, поймав себя на странном порыве рассмеяться в голос. Дожили: собственный слуга воспитывать пытается. – Будешь мне указывать?

– Не буду, лао Си! Просто волнуюсь за вас.

– Не волнуйся, сегодня лягу пораньше и без твоих советов. Завтра много работы.

Допросить четырнадцать человек за день – задача нелегкая, особенно если это представители знати, склонные опаздывать даже на допрос. Ведомство по надзору за заклинателями, несомненно, выполняло важную работу, однако в глазах многих сановников веса ему не хватало – что не удивляло, но вынуждало тратить значительно больше времени и сил. Так что Иши, пользуясь выданными ему господином Цао полномочиями, задействовал в допросах всех наиболее толковых служащих ведомства, надеясь управиться хотя бы до заката. На себя он взял гуна Чжунчэн Ли (бывшего тестя императора), хоу Чжоу Туна (кажется, проводившего при дворе больше времени, чем в любом из своих поместий и даже с собственной семьей), советника третьего ранга Лан Дэшэна (набирающего все больше влияния и отмеченного самим Лю Вэньмином) и еще двоих из наиболее склочных придворных, поручить беседу с которыми младшим служащим означало бросить их в море огня, а так издеваться над подчиненными Иши не собирался.

К вечеру он от усталости и раздражения ощущал себя мокрой тканью, выкрученной не слишком умелой прачкой. Бегло просмотрев записи подчиненных и сравнив со своими, он выяснил, что из всех допрошенных в пределах города в ночь убийства Шоуцзю находились лишь семеро: пятеро – в своих поместьях, один гостил у родственников, один – собственно, тот самый Лан Дэшэн – оставался во дворце в своих покоях. С одной стороны, это внушало надежду – проверить придется всего лишь несколько домов, с другой – семь человек все же многовато. Точнее, восемь. Иши и без допроса знал, что советник Лю Вэньмин в ту ночь тоже был во дворце.