Текст книги "Меч в ножнах из дикой сливы"

Спал молодой чиновник плохо, но с утра вновь засел за бумаги. Если подозреваемых так много, то как-то сузить круг поиска, вероятно, поможет попытка восстановить путь Шоуцзю? Разложив на столе подробную карту города, Иши выделил необходимые точки: императорский дворец, поместья всех придворных, находившихся в городе в ту ночь, и Сад Отдохновения, где нашли тело. Шоуцзю упал с меча, когда силы окончательно оставили его; значит, до этого он летел, и его путь явно пролегал по прямой над крышами, а не по улицам. Согласно заключению судебного врача, раны были нанесены примерно за половину ши до смерти, летел раненый Шоуцзю, скорее всего, небыстро: тяжело контролировать полет и при этом не истечь кровью до конца. Следовательно, место, где его ранили, должно располагаться не слишком далеко от места смерти.

Чувствуя, что голова от непривычных расчетов уже идет кругом, Иши вызвал дежурного заклинателя из Хань Ин – хмурого мужчину средних лет, кажется, его звали Тянь Суи, – и, стараясь не обращать внимания на почти осязаемую неприязнь, попросил вычислить, какое расстояние по земле равно времени полета тяжелораненого заклинателя. Получилось около семи ли[202]202
  Три с половиной километра.


[Закрыть].

Между Садом Отдохновения и поместьем Чжунчэн – восемь ли. Между Садом Отдохновения и императорским дворцом – шесть с половиной ли… Остальные точки либо слишком близко, либо слишком далеко. Неужели смерть Шоуцзю все же связана с семьей императора или с самыми приближенными сановниками? «Дагэ, дагэ, во что же ты ввязался?»

С трудом удерживая себя в руках, Иши скопировал оба требующих внимания маршрута на другие карты, вызвал нескольких младших дознавателей с помощниками и коротко распорядился:

– Младший дознаватель Юнь, берите еще помощников, кого-то из дежурных заклинателей, три Посоха Безопасности и отправляйтесь осматривать участок между Садом Отдохновения и поместьем Чжунчэн. На территорию поместья вас обязаны пустить, нужные бумаги возьмете у секретаря. Ваша задача – изучить весь обозначенный на карте маршрут, уделяйте особое внимание крышам, вы должны постараться проследить возможный путь убитого заклинателя. – Сердце вновь кольнуло от набившей оскомину необходимости говорить о брате так обезличенно. – Ищите следы, как материальные, так и энергетические, недельной давности и чуть раньше, расспрашивайте горожан – вдруг кто-нибудь что-то видел той ночью.

– Будет исполнено, дознаватель Си!

– Остальные – со мной, осмотрим участок от дворца до Сада Отдохновения. Задание то же. Тянь Суи, идете с нами, – взяв карту со стола, Иши, проходя мимо хмурого заклинателя, даже не пытавшегося скрыть свое раздражение, замедлился и проговорил вполголоса: – Я прекрасно знаю все, что думаете вы и многие ваши товарищи о нашем ведомстве. Не могу осудить вас за это, но не могу и оправдать. Речь идет не о моей прихоти, по которой я заставляю вас прочесывать город и напрасно тратить время, а о смерти человека – такого же, как я или вы. Каждому небо дарует жизнь, каждому земля готовит смерть. Наш долг – сделать так, чтобы обстоятельства этой смерти не остались тайной. Вы согласны?

И, дождавшись все такого же хмурого кивка, вышел из кабинета.

«Дагэ, будь уверен: я сделал бы это и для любого другого заклинателя, окажись он на твоем месте. Но смогу ли я вернуть тебе доброе имя – хотя бы в глазах эргэ, которому ты разбил сердце еще много лет назад?»

Иши не мнил себя любимцем судьбы, но сегодня она определенно была на его стороне. Иначе как объяснить то, что искомые следы удалось обнаружить именно его группе?

Он решил начать с Сада Отдохновения, а не с дворца, и ему повезло на одной из близлежащих улиц. Хозяин закусочной «Божественные баоцзы» Ту Фуань припомнил, что местный метельщик с неделю тому назад рассказывал о заклинателе, которого видел в небе над садом ближе к рассвету. Однако поскольку рассвет упомянутый метельщик встречал, как правило, в обнимку не только с метлой, но и с кувшином дешевого вина, его рассказ всерьез никто не воспринял.

Разыскали метельщика. За несколько монет тот поведал об увиденном более подробно:

– Все вот этими самыми глазами видел, добрый господин! Пусть меня Феникс с дочерью заклюют, коли вру! Вышел я, значит, на улицу Соленой реки, как обычно, и метлу захватил: а как же, господин Ту завсегда отдельно просит, чтобы у него раньше всех выметено было. Сами знаете, поутру многие заглядывают к нему пропустить по глоточку…

– Короче давай! – прервал словоохотливого метельщика Тянь Суи.

– Так я же и говорю, вышел вот на улицу с кувшином и с метлой, решил взбодриться маленько перед работой, стою, небом любуюсь, оно еще, помню, тогда светлое такое было, знаете, как кожа красавиц из «Дома под вишнями»… – Тянь Суи зарычал, и болтун заторопился: – Да, стою, на небо смотрю, а тут он. Летит, значит, от земли невысоко, меч едва по крышам не чиркает. Я еще подумал: не местный, видно, то ли заблудился, дороги не знает, то ли пьян… А там и ограда уже впереди, он через нее перевалил – и все. Больше не видел я ничего.

– Что же ты страже об этом потом не рассказал? – нахмурился Иши.

– Так забыл, добрый господин! Я ж при деле был, улица не метена, да и господин Ту мне после поднес за труды, вот и запамятовал. И не помнил бы вовсе, кабы вы не спросили!

– Ты очень помог, спасибо. – Иши сунул ему еще одну монету. – Напоследок покажи, где ты стоял тогда и откуда появился заклинатель на мече.

– Мигом, господин! Какой щедрый господин, да хранят вас боги!

Если в Иши еще и жили какие-то сомнения во время рассказа метельщика, то они испарились утренней росой под лучами солнца, когда помощники, облазав ближайшие крыши, нашли несколько засохших капель крови в стыках черепицы. Погода стояла ясная, и дождь не успел смыть свидетельства чужой смерти. Нанеся на карту восстановленный по словам метельщика отрезок пути Шоуцзю и добавив расположение кровавых следов, Иши сверлил взглядом несчастный лист бумаги так долго, что любой из подчиненных мог счесть дознавателя Си слегка тронувшимся умом. Однако самого дознавателя Си это мало волновало.

Уже в своем кабинете Иши занимался чем угодно: разговаривал с младшим дознавателем Юнем и его помощниками (которые ожидаемо ничего не нашли на втором участке), сортировал показания допрошенных придворных, по сотому разу перечитывал все комментарии по делу Шоуцзю, лишь бы оттянуть опасный миг, когда придется принять очевидное: в смерти старшего брата замешана самая верхушка власти. Если не советник Лю, так советник Лан: они оба в ту ночь были во дворце. Иши, впрочем, никак не мог отделаться от мысли, что дело именно в советнике Лю – и даже не потому, что тот почти не покидает дворца. Слишком уж подозрительным казался тот его визит, когда Иши отлеживался после наказания: то ли он хотел завербовать молодого чиновника для каких-то своих дел (скорее всего, тайных), то ли он знал, что Иши – брат Шоуцзю и должен быть на глазах.

Драконья бездна[203]203
  Об опасном месте.


[Закрыть] вокруг, куда ни погляди. И как в ней выжить – одни боги знают. Да, принц просил ознакомить его с результатами расследования, но не может же Иши прийти к нему с обвинениями в адрес его наставника, которого принц, несомненно, уважает и которому, безусловно, доверяет больше, чем простому чиновнику из маленького ведомства? Голословно обвинить такое высокопоставленное лицо – поставить печать под собственным смертоубийственным приговором… Значит, нужны доказательства. Их поиском Иши и займется.

Глава 7. Ветер в Башне Ветров предвещает опасность

Кроме родной Рассветной Пристани, Башня Ветров была единственной клановой резиденцией, которую видел Янь Шуньфэн за свою жизнь. Впервые он побывал здесь пять лет назад, на церемонии вступления У Иньлина в должность главы. Тогда еще отец был с ними, а матушка обронила вскользь, что в кои-то веки наследник становится главой мирно, без преждевременной кончины своего предшественника. «Мирно» – очень подходящее слово, которым Шуньфэн описал бы и свои ощущения от пребывания в Минъюэ.

Странно и даже, наверное, нелогично: побережье в землях Минъюэ ведь открыто всем ветрам, да и место, где сливаются воедино три стихии, когда вода пытается отвоевать себе новые владения и приходят с востока шторма, трудно назвать мирным; однако все было именно так. Море Дунхай терлось о берег прирученной дикой кошкой, а река Фэйсянь[204]204
  Имеется в виду река Миньцзян, впадающая в Восточно-Китайское море (оно же море Дунхай).


[Закрыть], в чьем устье и нашла приют Башня Ветров, лениво катила воды под воздушными арками мостов. Будто и впрямь никто, помимо птичьих стай и заклинателей на мечах[205]205
  Отсылка к переводу названия Фэйсянь – «река летающих бессмертных» (т. е. заклинателей).


[Закрыть], не тревожил ее зеркальной глади; будто шумный порт Минъюэ существовал где-то за пределами звука и покоя. Будто клан Летучей Рыбы никогда не участвовал в долгой и страшной войне, от века сменив мечи и копья на нефрит и шелк[206]206
  Крылатое выражение, чэнъюй, «заменить мечи и копья на нефрит и шелк» означает: оставить войну и вернуться к мирной жизни. Также отсылка к нефритовому цвету как к одному из официальных цветов клана У Минъюэ.


[Закрыть].

Однако война была, пусть об этом и напоминала лишь высокая каменная стела на морском берегу, покрытая убористыми столбиками иероглифов – именами всех адептов У Минъюэ, погибших за века бессмысленных и жестоких сражений. Подобные списки наверняка составляли в каждом клане, но если в родном Шуньфэну Янь Цзи они хранились в архиве в лакированной шкатулке, скрытые ото всех, кроме старших адептов и старейшин, то здесь их мог увидеть любой желающий. Увидеть и задуматься о необходимости нового кровопролития. Несомненно, на то и был расчет отца У Иньлина, прежнего главы, при котором и была установлена эта стела, приведен в порядок клан, налажены заново связи; теперь он вместе с женой тихо отошел от дел, передав все достигшему совершеннолетия сыну, и удалился на покой в отдаленное поместье где-то на побережье.

И сына этого в клане любили: несмотря на молодость и неопытность У Иньлина, адепты уже смотрели на него с большим уважением; да и многие из них не скрывали беспокойства после его ранения. Неизвестно было, правда, как в действительности относились к главе У Минъюэ другие кланы, однако приглашение на Совет приняли все. Янь Хайлань вскинула брови, услышав об этом, но промолчала, и Шуньфэн окончательно уверился: ждать от предстоящего сборища можно чего угодно.

У Иньлин сам встречал прибывающих к назначенному времени представителей кланов на широкой террасе, кольцом опоясывающей высокую круглую башню, давшую имя резиденции. В самой этой башне никто не жил, однако на нижнем этаже располагался Зал Совета, на вершине размещались приборы для наблюдения за небесными светилами, а прямо под крышей в высоких узких арках были установлены хитроумные ветряки. Изучавший историю и особенности заклинательских кланов Шуньфэн знал, что эти ветряки построили чуть ли не в эпоху основания У Минъюэ, более того – их якобы подарил клану сам покровитель – Летучая Рыба. Влажная душная погода была для этих земель обычным делом, и хитроумные устройства обеспечивали постоянный приток свежего воздуха в резиденцию.

Завидев отряд Янь Цзи, У Иньлин поднялся с кушетки и, сделав несколько скованных шагов навстречу сходящим с мечей заклинателям, поклонился, приветственно сложив руки. Все еще бледный и изрядно осунувшийся, он, однако, приветливо улыбался:

– Глава клана Янь, молодой господин Янь, добро пожаловать в Башню Ветров! Надеюсь, ваше пребывание здесь окажется не только полезным, но и приятным.

Янь Хайлань поклонилась в ответ, звякнув шпильками в высокой прическе. Прошуршал по каменным плитам длинный подол парадного чаошэна из плотного сэдина насыщенного кораллового цвета, расстелилась по ветру вуаль оттенка озаренных солнцем морских глубин… Матушка провела почти половину ши, наряжаясь и прихорашиваясь, и только Шуньфэн знал, что под роскошным одеянием скрываются тонкие доспехи. Янь Хайлань опасалась провокации – не от У Иньлина, конечно же, но от отдельных участников Совета.

«Им придется постараться, чтобы добраться до нее – и обломать себе ногти, как иным ныряльщикам за жемчугом».

– Да будет прям и светел ваш путь, глава клана У! Я очень рада выразить вам лично свою благодарность за заботу о моем сыне на недавней охоте. Ваше чуткое и умелое руководство сыграло не последнюю роль в ее успешном завершении.

Скулы У Иньлина слабо порозовели.

– Что вы, глава клана Янь, это я должен вас благодарить за то, что пошли навстречу просьбе главы Хань и отправили молодого господина Янь со мной. Его помощь оказалась воистину неоценима и своевременна! Ваш клан в будущем возглавит достойный заклинатель.

– Приятно услышать оценку непредвзятого наблюдателя. – Янь Хайлань вновь грациозно склонила голову и прошла следом за выделенным им в провожатые адептом. За ее спиной У Иньлин послал Шуньфэну смущенную улыбку, и тот вполне искренне ответил на нее. Кажется, божественная охота и правда сблизила их.

Когда-то давно, в незапамятные времена, Совет собирался раз в полгода: это был повод не только решить важные вопросы, наладить связи и заключить соглашения, но и похвалиться достижениями, красивыми невестами и достойной молодежью, провести состязания по стрельбе из лука, божественную охоту или заклинательский турнир. Потом кланы были больше заняты военными действиями и новым оружием, а не разговорами и попытками найти общий язык, но после Сошествия гор всем пришлось учиться говорить друг с другом заново. Правда, последние лет двадцать Совет проводили только по неотложным поводам – таким, например, как неудавшийся заговор клана Хань Ин против императора. Тем не менее Зал Совета был устроен в каждой резиденции – и в каждой по-своему. В Рассветной Пристани стояли кресла для глав, окрашенные в официальные цвета определенного клана; в Башне же Ветров – причудливые сиденья из распахнутых огромных раковин чэцюй[207]207
  Имеется в виду тридакна, гигантский двустворчатый моллюск, в Древнем Китае распространенный поделочный материал.


[Закрыть], покрытых мягкими подушками. Все сиденья располагались по кругу на одном уровне, лишь над тем, которое, по-видимому, предназначалось главе У Минъюэ, было закреплено выложенное цветными камнями изображение летучей рыбы. Когда-то кланов было семь, как и сидений; с тех пор осталось лишь шесть, но седьмое не стали убирать, а просто накрыли белым полотном. Спинки остальных были задрапированы летящими тканями в цвет каждого клана, на низких столиках слуги расставляли кувшины с прохладительными напитками и блюда с фруктами.

– Глава У – гостеприимный и внимательный хозяин, – тихо заметила Янь Хайлань, наклоняясь к сыну и указывая на подготовленный зал. – Смотри и учись.

– Приветствую главу Янь и молодого господина, – прозвучало сзади. Повернувшись, Шуньфэн увидел адептов клана Хань Ин; впереди стоял сам глава Хань Даичжи. Испытав мимолетное разочарование, что Хань Дацзюэ не приехал, Шуньфэн вслед за матерью учтиво поклонился.

Главу Хань наследник Янь Цзи видел всего пару раз: тот редко выезжал за пределы своих земель, в основном отправляя племянника, и то, что сегодня он явился лично, означало, что происшествие на божественной охоте его изрядно встревожило. Возможно, он чувствовал вину за то, что не взялся за нее сам, а попросил о помощи соседей, и их адепты серьезно пострадали. Впрочем, на его лице не отражалось никаких эмоций; глава Хань напоминал написанный тушью портрет: бледное утонченное лицо, темные росчерки бровей над черной бездной глаз, темные же волосы ниже лопаток, слабые мазки краски на губах и скулах и ярким всплеском – лазурь кланового ханьфу, разбавленная вышитыми цветами магнолии на плечах и груди. На поясе в полированных ножнах – обманчиво легкий на вид меч, носящий одинаковое с хозяином прозвище – «Клинок Магнолии».

«Будь господин Хань Даичжи картиной взаправду, – подумалось Шуньфэну, – то обязательно с надписью наподобие: “Благородный муж знает о своем превосходстве, но избегает соперничества” или “Благородный муж превыше всего почитает долг”»[208]208
  Оба изречения принадлежат Конфуцию (Кун фу-Цзы) – древнему китайскому мыслителю и философу.


[Закрыть]. Если У Иньлин родился с самообладанием, то Хань Даичжи чувства долга боги отсыпали полной мерой, и его же он успешно воспитал в племяннике. Порой Шуньфэн жалел о том, что Советы кланов и тому подобные собрания стали редкостью: казалось бы, война прекратилась, делить больше нечего, почему бы не наладить добрососедские отношения? Он бы с радостью чаще виделся и с У Иньлином, и с Хань Дацзюэ, и с другой заклинательской молодежью… Несмотря на облик и воспитание, каменной статуей Шуньфэн не был; ему оставалось лишь со смирением принимать не чуждые ему человеческие слабости, к которым относилась и жажда общения равного с равными.

Что ж, быть может, нынешние события изменят что-то в этом многолетнем застое.

– Рада, что глава Хань в добром здравии, – говорила между тем Янь Хайлань. – Признаться, не ожидала вас встретить. В последнее время все вопросы за пределами клана решает ваш племянник.

– На сей раз он замещает меня во Дворце Дракона, – качнул головой Хань Даичжи. – Наследнику полезно увидеть разные грани будущих обязанностей.

– Согласна с вами. Мудрость наставников и личный опыт неразрывно связаны, как кожа и мех[209]209
  Отсылка к крылатому выражению «Если нет кожи, на чем держаться меху?» – так говорят о том, что неразрывно связано между собой и не может существовать по отдельности.


[Закрыть]. Молодой господин Хань ведь уже взрослый? Насколько я помню, они почти ровесники с А-Фэном.

– Уже совершеннолетний, глава Янь. Думаю, что скоро смогу передать ему все дела и уйти на покой. – Губы Хань Даичжи слабо дрогнули в намеке на улыбку, а взгляд чуть смягчился.

Так, за светской беседой, оба главы дошли до отведенных им мест и учтиво попрощались. Усевшись и расправив одеяния, Янь Хайлань наклонилась к устроившемуся чуть ниже сыну:

– Помнишь, о чем мы говорили?

– Да, муцинь. Рядом с благородным мужем допускают три ошибки: с ним говорить, когда слова не доходят до него, – опрометчивость; не говорить, когда слова до него бы дошли, – скрытность; и говорить, не наблюдая за выражением его лица, – слепота[210]210
  Шуньфэн снова цитирует Конфуция.


[Закрыть]. На Совете будут благородные мужи, у которых есть чему поучиться, ведь усердный ученик использует для обучения любую возможность.

– Правильно. – Пальцы Янь Хайлань невесомо прошлись по выпущенным из прически сына прядям, убирая их за уши и разглаживая ханьфу на плечах. Мимолетная ласка, часть их общения без слов. – Наблюдай внимательно, даже если поведение некоторых благородных мужей покажется тебе не слишком… благородным.

– Да, муцинь.

До начала Совета оставалось не больше кэ, и от нечего делать Шуньфэн принялся разглядывать присутствующих. В качестве сопровождения Янь Хайлань взяла с собой всех спутников Шуньфэна на недавней охоте – свидетели лишними не бывают, – и они, расположившись за креслом главы, негромко переговаривались. Глава Хань сидел, спокойно положив руки на колени, и мысли его явно блуждали не здесь: наверное, такими же невозмутимыми были великие мастера древности, живущие отшельниками на вершинах гор и способные отправлять своего энергетического двойника-юаньин в путешествие за пределы тела. Внезапно глаза его широко распахнулись, полыхнули драконьим пламенем и вновь застыли глубоким омутом – все за каких-то несколько мгновений. Шуньфэн проследил взгляд главы Хань: на сиденье в цветах Чжао Ляо устраивался молодой человек в скромном черном ханьфу с шафрановой каймой и вышитыми ветками можжевельника у ворота. Внешность необычная, выделяющаяся не яркой красотой, а странным сочетанием тускло-песочного цвета волос – словно пылью присыпанных – и светлых глаз. Ханьфу простой, но меч дорогой, и в волосах бронзовый гуань в виде листа папоротника с костяными накладками. Рядовой заклинатель не смог бы позволить себе такую роскошь.

За креслом молодого человека стояли всего два адепта в таких же черных одеяниях, но без каймы и вышивки. Незначительная свита для представителя клана… Такой контраст путал. Кто же этот незнакомец?

– Муцинь, – тихо позвал Шуньфэн, заметив, что и она пристально разглядывает нового гостя, – кто это? Слишком молод для главы клана Чжао.

– Это наверняка его сын, Чжао Шаюй, – так же тихо ответила Янь Хайлань. – Никогда его не видела и не думала, что он уже настолько взрослый. Старик Чжао давно не напоминал о себе. Не удивлюсь, если молодой господин Чжао прибыл на Совет против воли отца, хотя… – Не договорив, она резко втянула воздух сквозь стиснутые зубы – самое яркое проявление раздражения, которое глава Янь позволяла себе на людях. Шуньфэн быстро повернулся ко входу в зал. Ну разумеется.

Правящая семья клана Чу Юн явилась в полном составе. Узнав о том, что Чу Юн подтвердил участие в Совете, Шуньфэн предположил, что увидит одну Чу Чжунай, как обычно; точно не ее тихого брата и уж тем более не деспотичного отца. Однако вот они, все трое, и все настолько похожие между собой, насколько и разные. Одинаковые зеленые с красной искрой глаза потомков Красной Птицы: яркие, блестящие у Чу Чжунай, более светлые, спокойные у Чу Хэпина и по-старчески выцветшие у главы; одинакового покроя ханьфу из узорчатой ткани: темно-красные у главы и его сына, ярко-зеленый у дочери; а вот выражения лиц отличались. Чу Чжунай смотрела с вызовом, чуть скривив губы, ее брат робко озирался, а Чу Мидянь удерживал на лице высокомерную маску, из-под которой нет-нет да и проглядывал страх. Очень интересно… Чего же может бояться всесильный глава, запугавший собственного сына до полусмерти и сделавший невыносимой жизнь дочери?

Шуньфэн никогда не замечал за собой умения читать в чужих душах, но чужая издерганность приковывала взгляд не хуже алых одеяний. Он знал, что не один заметил ее – мать рядом словно подобралась, вмиг став похожей на готовую к броску пантеру.

Бегло осмотрев зал, Чу Мидянь поспешнее необходимого проследовал к своему месту и взгромоздился на сиденье. Сын встал за креслом – явно не столько из почтения, сколько из желания не привлекать к себе внимания, а Чу Чжунай уселась на ступеньках возвышения с независимым видом. Янь Хайлань, вначале обжигавшая новоприбывших раздраженным взглядом и, казалось, готовая на них броситься, словно бы расслабилась и принялась демонстративно разглядывать свои парные серебряные браслеты с ветками кораллов; лицо Хань Даичжи вновь стало ледяным и равнодушным; лишь Чжао Шаюй спокойно встретил косой взгляд Чу Мидяня и слегка кивнул в знак приветствия.

У Иньлин вошел в зал с порывом прохладного ветра и легкой улыбкой, в сопровождении двух адептов, готовых в любой миг подхватить выздоравливающего, но еще не окрепшего главу. Поднялся к своему месту и, развернувшись, вежливо поклонился.

– Уважаемые гости, назначенное время уже наступило, однако прошу вас проявить терпение. Представители клана Вэй Далян задерживаются, начинать же без них будет неразумно.

– Неразумно с их стороны опаздывать, – проскрипел Чу Мидянь и желчно добавил: – Молодое поколение совершенно не уважает правил и приличий. Впрочем, чего еще ждать от выросших в степях ветрогонов?

– Я прекрасно понимаю ваше негодование, глава Чу, – улыбка У Иньлина не дрогнула, – однако должен напомнить, что в Башне Ветров уважают всех гостей и всем готовы пойти навстречу в случае затруднений. Многие из присутствующих здесь принадлежат к молодому поколению, включая этого скромного заклинателя, – он приложил руку к груди, – и я совершенно уверен, что ваши слова продиктованы исключительно беспокойством об отсутствующих.

Чу Мидянь смерил У Иньлина взглядом, где поровну было презрения и подозрения, но промолчал. Его дочь чуть слышно хмыкнула.

Примерно кэ все было спокойно. У Иньлин переходил от гостя к гостю, негромко с ними разговаривая: Чжао Шаюй отвечал односложно, но вежливо; Чу Чжунай и ее отец ограничились парой жестов; Чу Хэпин, к которому У Иньлин обратился с сердечной улыбкой, вздрогнул, дернулся было назад, но все же очень тихо произнес что-то и неуверенно кивнул; даже Хань Даичжи сказал молодому главе несколько слов, учтиво склонив голову.

Адепты У Минъюэ у кресла главы внезапно, как по команде, вскинули головы, будто услышав что-то, затем пробежали к дверям в зал и распахнули их.

– Приветствую друзей на тропе совершенствования! – раздался веселый голос, и порог переступил высокий молодой заклинатель в сопровождении пяти или шести адептов. – Прошу прощения за задержку, но погода решила, что легкая буря куда интереснее ясного неба, – пришлось лететь кружным путем.

– Истинно совершенствующемуся никакая погода не помеха, – фыркнул Чу Мидянь, прежде чем У Иньлин успел вставить хоть слово. – Вам стоит усерднее тренироваться.

– О, глава Чу, и вы здесь! – голос вновь пришедшего был все таким же мелодичным и певучим, но Шуньфэну вдруг померещился охотничий сокол, замерший перед броском на беспечно жующего траву зайца. – Не ожидал, что мое опоздание так вас расстроит. Знай я об этом раньше, обязательно принял бы меры – ведь так приятно увидеть искреннее отношение и услышать полезный совет.

В клане Вэй Далян два главы, братья-близнецы; кто же именно прибыл в Башню Ветров и смеет столь открыто дерзить Чу Мидяню? Шуньфэн повернулся к матери, но та его опередила, прошептав:

– Это Вэй Юншэн, старший из двух братьев. Младший, как я слышала, под домашним арестом за скандал, учиненный в присутствии императора; не могу его осуждать, зная причину. Братья очень похожи и внешностью, и характером, но различить их легко: старший не носит украшений.

Шуньфэн весело хмыкнул. Под домашним арестом? Впрочем, если предположить, что младший глава хотя бы вполовину такой же, как его брат, этот факт ни капли не удивляет. Да, братья куда интереснее, чем он ожидал… А украшения Вэй Юншэну и не нужны были: настолько он ярким выглядел в своем непривычно коротком – как носят всадники – ханьфу цвета охры, мягких кожаных сапогах с тиснением, красных штанах, то и дело проглядывающих в разрезах по бокам одеяния. Непослушные черные волосы частично удерживал золотой гуань, но они все равно выбивались и клубились за плечами грозовой тучей, в которой отсветами молний поблескивали золотые же цепочки.

– Глава Вэй, добро пожаловать в Башню Ветров! – У Иньлин порывисто поднялся, но тут же чуть слышно охнул и на миг прижал ладонь к боку.

– Глава У, не нужно лишних церемоний! – Вэй Юншэн предупреждающе вскинул ладонь. – Вы и так изрядно постарались. Поблагодарим же предков, придумавших сидеть на собраниях, чтобы вы могли позаботиться о своем здоровье.

У Иньлин благодарно улыбнулся, с осторожностью усаживаясь обратно. Вэй Юншэн направился к своему месту, слева от Шуньфэна, когда Чу Мидянь в наступившей тишине бросил ему вслед:

– Воспитание определенно оставляет желать лучшего. Что за вид, что за манеры…

Шуньфэн вдруг понял, кого ему так напоминает глава Чу: старого озлобленного пса, что уже не может укусить, но и брехать прекратить не в силах. Не лучшее сравнение – уж точно не для наследника великого клана, – но опасаться Чу Мидяня не получалось; он вызывал в лучшем случае жалость… «Впрочем, – напомнил себе Шуньфэн, – матушка учила не терять бдительности с любым противником. Даже умирающий зверь способен на последний бросок; не стоит недооценивать того, кто кажется слабым. К тому же этот человек продолжает удерживать Чу Юн железной рукой, если верить слухам».

Глава Вэй замечания, казалось, не услышал: уселся с достоинством, расправив ханьфу, положил возле себя меч и лишь потом ожег старого заклинателя пристальным взглядом темных, почти черных глаз:

– О, глава Чу так потрясен моим присутствием, я польщен. Надеюсь, время, равное потраченному мной на сборы, вы провели с куда большей пользой. К примеру, вздыхали с сожалением, глядя на море[211]211
  Тонкая, но довольно злая ирония. Крылатое выражение-чэнъюй, «посмотреть на море и вздохнуть с сожалением» означает, что человек осознает собственное несовершенство и понимает, что другие могут его превосходить в чем-либо, а также то, что можно увидеть, но чего трудно достичь. Вэй Юншэн намекает не только на поведение Чу Мидяня, но и на то, что в землях Чу Юн нет моря, и потому Чу Мидянь очевидно завидует У Иньлину, живущему на побережье и имеющему возможности для морской торговли.


[Закрыть]; в землях Минъюэ такие потрясающие виды… Не так ли, глава У? – И снова взгляд, на этот раз шальной и брошенный У Иньлину. Тот поймал его, как волан в цзянцзы[212]212
  Древняя китайская игра с воланом, нечто вроде бадминтона.


[Закрыть], и отбил с очаровательной улыбкой, которая лишь неискушенному зрителю могла показаться наивной:

– Определенно, глава Вэй. Я надеюсь, те из гостей, кто не очень торопится, задержатся в Башне Ветров для прогулки по окрестностям: в это время года закаты так прекрасны, будто отворились Небесные сады.

Здесь бы главе Чу и успокоиться, но он с упорством слепца на слепой лошади продолжил:

– К чему задерживаться, если кое-кто из присутствующих занял не свое место? О каком обсуждении и принятии решений может идти речь, если в одном из кланов происходит смена власти, а остальные даже не знают об этом? – И он указал на Чжао Шаюя. Тот вскинул голову, удерживая на лице вежливое недоумение:

– Вы ко мне обращаетесь, глава Чу? Вас что-то смутило?

Чу Мидянь желчно усмехнулся:

– Я еще не настолько стар, чтобы не замечать деталей. О кончине главы Чжао не сообщали, значит, он еще на своем посту, но при этом почему-то послал тебя, хотя все прочие кланы представляют их законные главы. У вас случилась тайная смена власти? Очевидно, нет, иначе регалии главы были бы при тебе. Или вы на своем краю неба вдали от моря[213]213
  Перефразированная идиома «край неба, угол моря» используется, когда речь идет об очень удаленных, глухих местах.


[Закрыть] посчитали, что подобные действия пройдут без последствий и никто ничего не заметит?

– Фуцинь, если бы ты с таким вниманием относился к делам в собственной вотчине, на нас уже давно снизошло бы благословение Небес! – вмешалась Чу Чжунай, попытавшись, видимо, не самым удачным образом прервать все больше позорящий клан спор. – Может, ты будешь больше думать о нас?

– Не дерзи мне, девчонка! – мгновенно вскипел Чу Мидянь. – Лучше возьми пример с брата, который знает, что надо молчать, когда старшие разговаривают! – Он ткнул пальцем в Хэпина, мгновенно сжавшегося еще больше и попытавшегося спрятаться за спинкой кресла целиком.

«Воистину, в клане Чу Юн только два типа поведения: либо ты на всех бросаешься, либо ты всех боишься», – вздохнул про себя Шуньфэн. Совет все больше походил на балаган.

– Глава Чу, подобные вопросы стоит решать частным порядком, зал Совета – неподходящее место для этого, – снова поднялся У Иньлин, но Чу Мидянь даже не посмотрел в его сторону. Шуньфэн украдкой оглянулся на мать: почему не вмешается она? Ладно глава Хань со своим спокойствием небожителя, но она-то никогда не терпела хаоса и безосновательных заявлений. Однако Янь Хайлань молчала, и вид ее был совершенно непроницаемым. Шуньфэну показалось, что он упускает нечто очень важное.

– Так что? – не унимался глава Чу. – Я жду объяснений от наследника клана Чжао – или все же тайного главы?

– У меня и в мыслях не было ввести кого-либо в заблуждение, а тем более оскорбить своим присутствием. – Чжао Шаюй прижал руку к груди и склонил голову. – Видимо, стоило прояснить все ранее, прошу прощения. Увы, годы никого не щадят, и, пусть мой отец достаточно крепок для управления кланом, столь дальнюю поездку он поручил мне.

– Благодарю за уточнение, молодой господин Чжао. Глава Чу, уверен, вам достаточно этого, – подал голос Вэй Юншэн, и отец Чу Чжунай, явно вознамерившийся продолжить спор, отчего-то замолчал. – Иначе нам придется подробнее говорить о доверии, и тогда вопросы возникнут не только у вас, но, быть может, и к вам. Обязательно в следующий раз захвачу зеркало, раз людей вам недостаточно для деловой беседы[214]214
  Снова ирония, отсылающая к идиоме «использовать людей в качестве зеркала», которая означает необходимость соотносить свои действия с опытом других людей. Вэй Юншэн имеет в виду, что Чу Мидянь идет напролом, не считаясь с мнением окружающих, но при этом ему стоило бы посмотреть в зеркало на самого себя.


[Закрыть], а мы все – смею надеяться, и вы тоже – собрались здесь именно для этого. Простите за отнятое у вас время, глава У, – изящный, будто в танце, жест, – искусству беседы учатся не сразу. Прошу, переходите к делу.