Электронная библиотека » Майкл Иннес » » онлайн чтение - страница 12

Текст книги "Остановите печать!"


  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:20


Автор книги: Майкл Иннес


Жанр: Классические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Эплби, которому ненавязчиво напомнили, что он всего лишь гость, да еще и слишком любопытный, промолчал. Но ему на выручку пришел Уинтер.

– Вы абсолютно правы. Не стоит злословить о хозяине, вкушая от щедрот его, – пробормотал он. – Но все-таки нам бы очень хотелось разгадать секрет малоприятных шуток, объектом которых он стал, а потому необходимо собрать в единое целое любую доступную информацию. А кому это интересно, кроме нас?

Он выразительно указал глазами на собравшихся за столом, показывая, насколько они изолированы от остальных; даже Уэдж был сейчас целиком поглощен беседой с одним из своих соседей.

– Хорошо, – кивнула миссис Моул. – Если вы так считаете. Я лишь хотела сказать, что в мистере Элиоте иногда проявляется склонность – этому даже трудно подобрать определение… К легкой форме садизма, что ли. – Но она тут же нашла возможность придать своим словам более невинный смысл и добавила: – Мистер Элиот – человек утонченный и очень сложный.

Эплби немедленно заметил в глазах Уинтера выражение не столько удивления, сколько откровенной неприязни и возмущения, а потому поспешил вставить свою реплику, заведомо содержавшую более сдержанную реакцию:

– Вы хотите сказать, – спросил он, – что мистер Элиот подчас испытывает желание привязать бенгальский огонь к кошачьему хвосту? Или нечто в этом роде?

Миссис Моул пришла в негодование.

– Разумеется, нет! Ничего подобного! Как вы вообще могли себе представить такое? Я лишь имела в виду, что иногда он находит занятным поддразнивать людей и отпускать ироничные замечания, которые могут быть им неприятны. Лично я считаю это, – миссис Моул вновь сбилась на странную логику бывшей школьной директрисы, – всего лишь еще одним проявлением общего литературного склада его характера.

– И пользуясь своим литературным складом, – все-таки не выдержал Уинтер, – мистер Элиот считает возможным издеваться над людьми? Вот это уже интересно. Уверен, что мистер Эплби, как и я, сразу подумал о Поупе.

– Угадали, – отозвался Эплби, поворачиваясь к миссис Моул. – Мне действительно пришел на ум пример Поупа. Скажите, уж не развлекался ли мистер Элиот написанием сатирических статей и памфлетов о таких незадачливых авторах, как Оверолл? Не мог ли он нажить себе ненужных врагов подобным образом?

Миссис Моул пришла в замешательство.

– Не думаю, что он кому-то их показывал или зачитывал. Я сама за многие годы видела только одно подобное сочинение.

– Вот как! – воскликнул Уинтер с апломбом прокурора в суде. – Значит, такие памфлеты существуют?

– Вероятно, они где-то хранятся. Тот единственный, который видела я, был стихотворным. В нем речь шла о мистере Уэдже. Очень забавно!

– Но по-настоящему колко и язвительно?

– Очень язвительно. – Миссис Моул невольно улыбнулась при воспоминании, но сразу спохватилась. – Это крайне необычная черта для столь добродушного в целом человека, как мистер Элиот, – добавила она уже серьезно. – Но, знаете, я ведь думала вовсе не о сатирах и памфлетах, упомянув о его склонности к некоторому садизму.

– Тогда о чем же? – спросил Уинтер с нараставшим нетерпением.

– Даже странно, что вы спрашиваете, – сказала миссис Моул, для которой ответ казался, видимо, совершенно очевидным. – Я имела в виду, конечно же, бедного сэра Арчибальда.

Эплби не сразу вспомнил, кто такой «бедный сэр Арчибальд»; Патришия в своем отчете лишь бегло упомянула о нем.

– О сэре Арчибальде Элиоте? Вы просто обязаны рассказать нам об этом подробно.

Но было уже поздно. Белинда выразительно посмотрела на тучную даму. С легкостью и неловкостью, грациозно и неуклюже женщины стали готовить общий исход гостей из комнаты.

8

Раст-Холл окружала полнейшая темнота, и он походил на неопрятного, но незлого монстра, имевшего повадку ближе к ночи полностью сливаться с землей. У чудовища были четыре головы и мало что еще – именно это делало его неприглядным с виду, – причем каждая голова, пусть и не слишком высовываясь, в течение дня смотрела сквозь дождь и туман строго в свою сторону света – точно по компасу. В основании дома лежали камни, за обработкой которых мог бы наблюдать еще Чосер, но все же наиболее значительной из сохранившихся старинных стен оставался фасад пятнадцатого века, выходивший на восток. Позже особняк был перестроен «в разумных пропорциях с использованием каменьев и дерева». Отсюда через обширный парк открывался отдаленный вид на процветавший тогда рыночный городок Раст, который Кемден[43]43
  Уильям Кемден – английский историк (1551–1623).


[Закрыть]
назвал «поселением, не лишенным привлекательности». Но уже в шестнадцатом веке все изменилось. С запада от Раст-Холла простиралась теперь пустошь, поросшая дроком, да и Раст в силу непредсказуемых экономических перемен стал постепенно приходить в упадок. Именно в ту эпоху здесь появились первые Элиоты. Лондонские купцы, оставив прилавки и склады столицы, протянули загребущие руки к запущенной усадьбе и нескольким прилегавшим к ней земельным участкам. Кое-что купили, остальное попросту присвоили, доказывая в судах сомнительную честность совершенных сделок. В семнадцатом столетии владельцами дома стали джентльмены, сменившие неумеренные разгулы на приверженность к строгой морали, даже занимавшиеся науками, вошедшими в моду с наступлением Реставрации. Тогда главный фасад дома выполнили в стиле Каролингов, украсив статуями из неизвестного камня работы недолго популярного скульптора Флеминга с обилием свитков и прочих завитушек, которые хозяевам представлялись достойными чуть ли не дворца. В таком виде Раст-Холл благополучно простоял сто лет, но с приходом восемнадцатого столетия вновь неизбежно подвергся перестройке, когда с северной стороны был воздвигнут портик с террасой и глазом циклопа в центре, из которого до самого горизонта открывались взору принадлежавшие Элиотам пахотные земли. Но затем наступили тяжелые времена, и нового строительства больше не велось. Несколько поколений Элиотов действовали так неумело и неосторожно, что денег не хватало не только на возведение чего-то нового, но и на поддержание хотя бы видимости порядка. Не на что было купить даже краску. Стены облупились и покрылись трещинами. Только когда Раст-Холл унаследовал от непутевых кузенов мистер Ричард Элиот, положение постепенно улучилось. Укрепив фундамент и заготовив огромный запас «белой королевы Анны», Ричард остановил разрушение и даже вернул усадьбе часть былой роскоши. Раст-Холл снова расцвел – ничем особым вроде бы не примечательный, но внушительный особняк.

А сейчас он погрузился в непроглядную тьму беззвездной зимней ночи. Отнюдь не занимавший обширный участок земли дом казался огромным и сложно устроенным внутри. С годами ставший почти гармоничным для стороннего взгляда, он действительно представлял некоторые сложности для того, кто собрался бы его обследовать, и весь состоял из странных углов и ломаных линий, как кристалл, поврежденный в процессе роста. Почти каждое поколение добавляло к его облику что-то свое и формировало с непоследовательностью, обычно более свойственной общественным зданиям, которые тоже растут столетиями и зачастую обустраиваются вопреки здравому смыслу.

Путнику, приблизившемуся к Раст-Холлу в темноте, когда скудный свет пробивался лишь сквозь портьеры на окнах, показалась бы более чем странной фрагментарность его архитектуры. Простиравшаяся перед георгианским теперь фасадом обширная терраса, если следовать нормальной логике, должна была либо продолжаться, огибая весь дом, либо переходить в ступеньки для подъема на нее. Но на деле она вдруг резко обрывалась перед небольшим садиком в голландском стиле, где чужаку грозила опасность провалиться в искусственно проложенное подобие миниатюрного канала. Впрочем, наш сообразительный незнакомец тут же подумал бы, что сумел найти верную дорогу к входу, заметив отчетливый путь к дому между двумя рядами ровно посаженных чахлых вязов, но уже вскоре эта дорожка привела бы его к двери, которой давно не существовало. А дорожка уходила влево к тому месту, где в свое время один из Элиотов попытался вырыть пруд для разведения рыбы. Проект оказался неудачным, но яма осталась, и ступать здесь следовало с особой осторожностью, чтобы не переломать себе ноги. Но не знавший внутреннего устройства Раст-Холла злоумышленник, уже даже проникший в дом с целью ограбления или, допустим, чего похуже, подвергался множеству нежданных опасностей. Сложное переплетение коридоров могло завести в тупик, заставив злодея во мраке стукнуться лбом в крепкую стену. Пол в любой момент обрывался лестницей из-за разницы в уровнях одного и того же этажа. Причем низкие каменные ступени чередовались с высокими деревянными и наоборот. Топография Раст-Холла была совершенно уникальна. Разумеется, при свете дня плутать в нем бесконечно никому не грозило – не таких уж грандиозных размеров получился в итоге особняк. Но в темноте заблудиться ничего не стоило. Взяв за образец Раст-Холл, Диккенс мог бы описать знаменитые приключения мистера Пиквика в гостинице «Большой белый конь» в Ипсвиче.

По той же причине дом идеально подходил для всевозможных игр – как детских, так и взрослых. Для пряток или поисков таинственных сокровищ Раст-Холл годился, как будто его специально построили в подобных целях. Между комнатами неожиданно обнаруживались связывающие их двери. Коридоры расходились в разные стороны, чтобы через какое-то время вновь сойтись. Приставные и винтовые лестницы открывали неограниченные возможности для проникновения с этажа на этаж. С течением лет гости вечеринок мистера Элиота успели хорошо изучить эти особенности его жилища, и так родилось несколько игр, в которые можно было играть только здесь – причем правилами разрешалось использовать все помещения, кроме полуподвальных комнат для слуг и кладовки дворецкого. Однако если дом столь прекрасно подходил для игр, то в нем существовали и благоприятные условия для зловредных проделок. Выпущенное на свободу зло в Раст-Холле могло чувствовать себя весьма вольготно.

Раст-Холл в значительной мере погрузился в темноту, подсвеченный лишь одним большим и одним малым созвездиями электрических лампочек. Гости мистера Элиота переваривали ужин наверху, слуги мистера Элиота убирали за ними и мыли посуду внизу. И если бы наблюдатель доктора Чоуна – как ни маловероятно выглядит наличие подобного наблюдателя – оказался достаточно сообразителен, чтобы взобраться на верхушку одного из вязов и проанализировать эту традиционную диспозицию, то не заметил бы никаких перемен внутри дома примерно до половины одиннадцатого. Именно тогда на фоне более тусклого нижнего созвездия огней вдруг включился яркий источник света. Вооруженный предвидением дальнейшего развития событий, наблюдатель отметил бы, что столовое серебро заперли под замок, а дворецкий удалился в свою спальню. В романах мистера Элиота, отметил бы наблюдатель, фигурировали многочисленные придуманные дворецкие, имевшие однообразную склонность с наступлением темноты слоняться по дому, припрятав украденный у хозяина графинчик с виски, чтобы тот разбился вдребезги, когда они натыкались во мраке библиотеки или другой комнаты на распростертое мертвое тело. Но реальный дворецкий, служивший у мистера Элиота, унаследовал благородные традиции профессии еще от своего деда, когда-то прислуживавшего в доме настоящего маркиза, а потому редко ложился в постель позже одиннадцати. Еще час он любил проводить за чтением местного аналога «Дейли пост». Единственный труп, который он обнаружил в своей жизни, принадлежал его тетушке Томасине, которая действительно пристрастилась к выпивке и однажды свалилась в меловой карьер, перебрав спиртного в минуту отчаяния, посчитав за несчастье дожить до седых волос, оставаясь простой дояркой.

Так вот, наблюдатель доктора Чоуна, будь он не менее сведущ, чем сам доктор, развлекал бы себя этими размышлениями, дожидаясь дальнейших событий. Только пока почти ничего не происходило. То там, то здесь в окнах спален верхних этажей мелькал свет; однажды освещение ненадолго включили над столом в бильярдной, словно кто-то собрался сыграть партию, но передумал или был отвлечен чем-то другим. Однако затем, ровно в одиннадцать, началось нечто действительно примечательное: Раст-Холл, как это уже случилось ранее тем вечером, вдруг оказался во власти полного затемнения. Но все же не окончательного, поскольку продолжал гореть фонарь под портиком главного входа, и из комнат слуг проглядывали скудные лучи, а это означало, что на сей раз никакого технического сбоя не могло быть и в помине. Полная темнота воцарилась лишь на полминуты. А потом вспыхнули мерцающие и подвижные огоньки в том месте, где только что располагалась главная россыпь электрических ламп. Огоньки неуверенно метались по стенам в разных комнатах, словно стайка заблудившихся светлячков пыталась найти свой путь внутри дома. Этот необычный феномен продлился минут пять, затем светлячки будто по команде пропали. Остался лишь один, на какое-то время задержавшийся на месте, но затем тоже пустившийся на поиски. Еще почти пять минут он пребывал в одиночестве. Затем к нему присоединился второй луч, и они вдвоем, описывая прихотливые фигуры, вскоре обнаружили третий. Процесс поисков быстро пошел по нарастающей. Закончилось все тем, что целая армия светлячков промаршировала обратно в ту комнату, где собралась вначале. И их мерцающие огоньки исчезли на фоне включившейся главной люстры Раст-Холла.


Эплби при этом позабавило воспоминание, как совсем недавно лишь он один объявил, что у него есть электрический фонарик. А теперь в гостиной их оказалось великое множество. В игре, вероятно, были использованы две дюжины, не меньше. Без особого интереса он размышлял, распределяли ли их, как грелки на ночь, или каждый гость должен был привезти свой, но быстро получил ответ на этот вопрос, когда появился Руперт с большим мешком и аккуратно собрал в него фонарики. Сама по себе игра получилась занятной, тем более что в сложившихся обстоятельствах для участия в ней требовалась даже некоторая смелость. Нервы у гостей Раст-Холла продолжали пошаливать. Более того, напряжение даже как будто снова возросло, причем прямо пропорционально степени возвращения к полному осознанию реальности мистером Элиотом. Новое погружение дома в темноту, когда игроки со своими фонариками разбрелись по нему в поисках укромных мест, дабы спрятаться – что могло живее напомнить ему неожиданное затемнение перед ужином? Именно поэтому Эплби попытался восстановить в памяти картину и вспомнить, кто именно первым предложил сыграть. Но это ему не удалось. Большинству гостей игра была знакома по предыдущим вечеринкам, и желание развлечься возникло спонтанно, словно у всех присутствующих одновременно. А сейчас все снова собрались в гостиной, оживленные, запыхавшиеся. Кто-то успел перепачкаться в пыли, кто-то лукаво улыбался, многие по-прежнему переживали страх, но почти все в той или иной степени испытывали нескрываемое облегчение. Наступила пауза. Не молчание, но пауза в активном движении людей по комнате. Эплби, обнаружив в волосах клочок паутины, избавился от него и присел в задумчивости.

Первое затемнение. Была в нем некая странность, в которой, возможно, таился ключ к дальнейшим событиям. Он осмотрел тогда предохранитель, который попросту перегорел, и заверил мистера Элиота, что это обычная техническая неисправность. И на его слова мистер Элиот прореагировал неадекватно. Совершенно непредсказуемо. Он явно опасался злого умысла, но, тем не менее, заверение Эплби его шокировало, повергнув в продолжительный стресс. И отсутствие здесь какой-либо логики уже насыщало ситуацию полезной для дела информацией.

Ведь Эплби не мог дать гарантий технического сбоя – он говорил лишь, что это выглядит поломкой. А такую поломку без труда можно организовать – небольшой манипуляции с предохранителем оказалось бы достаточно. Значит, мистера Элиота привело в смятение именно заявление, что, на первый взгляд, в случившемся не видно следов злого умысла. Иными словами, он был уверен, что электричество намеренно вывели из строя, а шоком для него стала попытка с помощью какого-то простого трюка скрыть следы недобрых намерений, выдав их за элементарную случайность. Причем испуг оказался столь сильным, вспомнил Эплби, что привел к глубокому, хотя и временному, сдвигу в сознании. И этому существовало только одно рациональное объяснение. Фокус с предохранителем мистер Элиот, скорее всего, придумал для сюжета будущего романа, но в итоге им не воспользовался. «Поступки, задуманные для Паука, но не включенные в текст книги…» – именно такая фраза содержалась в письме Патришии, и она-то служила невероятным в своей простоте ключом к необъяснимому, казалось бы, поведению мистера Элиота, когда он стоял перед электрическим щитом в подсобном помещении. Он видел перед собой следы поступка, придуманного им для вымышленного персонажа, но осуществленного кем-то в реальной жизни.

Подобная интерпретация, какой бы необычной она ни казалась, укладывалась в общую фактическую картину. Она даже проливала свет на первое замечание мистера Элиота по поводу затемнения: инцидент вызвал у него странное воспоминание о чем-то из прошлого. И если принять это объяснение, то в каком контексте следовало его рассматривать? Отбросив наносные фантазии по поводу того, что Паук действительно ожил и вылез из-под обложек книг о себе, какими конкретными фактами можно было на данный момент оперировать?

Следовало рассмотреть серию хорошо продуманных розыгрышей: от настоящего ограбления с последующим обнаружением украденного смехотворно простым путем до создания пугающих звуковых эффектов в Раст-Холле. Эти действия соответствовали дерзкому характеру персонажа по кличке Паук из романов мистера Элиота. Причем все они относились скорее к раннему периоду вымышленного существования героя, когда он занимался преступной деятельностью и был извечным нарушителем спокойствия. Затем следовало рассмотреть еще более любопытные и необъяснимые происшествия с рукописями. По утверждению мистера Элиота, некоторые из них – и особенно текст романа «Полуночное убийство» – подвергались изменениям без его ведома. Причем эти изменения имели заведомо предвзятое и оскорбительное для автора направление. Они предполагали, что Паука неодолимо влекло к себе преступное прошлое и он стремился покинуть тропу добродетели, на которую его заставил ступить писатель. Происходящее с рукописями оставалось загадкой, но не настолько необъяснимой, как последствия инцидента с отключением электричества. В последнем случае мистер Элиот необычным поведением выдал свою подлинную веру в реальность происходящего. Он действительно считал, что некий человек или же его призрак несет ответственность за поступки, свидетельствующие о знании замыслов мистера Элиота, так и не перенесенных на бумагу, и мыслей, никому, кроме их носителя, не известных. Трюк с предохранителем ничего не значил и не мог служить решающим аргументом, но, по свидетельству близких к нему людей, мистер Элиот имел возможность наблюдать и иные проявления чьей-то осведомленности о его еще не высказанных мыслях и не изложенных на бумаге планах. Чтобы раскрыть тайну вторжения на столь запретную территорию, необходимо было прежде всего ступить на нее самому и составить план, позволявший детально ее изучить. Но, к сожалению, если называть вещи своими именами, объектом изучения в таком случае предстояло стать непосредственно сознанию мистера Элиота, доступ в которое был для Эплби закрыт. Он приехал сюда с полным правом, приглашенный обеспокоенной Белиндой Элиот. Но это едва ли позволяло ему навязываться в психоаналитики для мистера Элиота. Оставалось только надеяться, что тот сам ощутит необходимость довериться ему и поделиться сокровенными чувствами (что представлялось маловероятным), или же на дальнейшее развитие событий, которое подскажет разгадку мистерии без психотерапевтических сеансов.

Зато одна тема для размышлений оставалась полностью открытой. Факты и происшествия, связанные между собой или случайные, вполне позволяли искать стоявшие за ними мотивы. Или ему только так казалось?

Прежде всего, происходившее ставило в крайне неловкое положение мистера Элиота и его детей. Эплби сомневался, что в данный момент можно было бы извлечь какую-то пользу, игнорируя столь очевидный факт. Вероятно, в не менее неловкой ситуации оказались сэр Руперт Элиот и сэр Арчибальд Элиот, как и все прочие члены этого достаточно большого семейства. Но мистера Элиота, Тимми и Белинду, основываясь на доступной ему информации, Эплби склонен был считать основными жертвами. Отец в особенности обладал тем утонченным и чувствительным складом творческого ума, который так легко затронуть грубыми и злыми шутками. А ведь существовал еще один важный аспект: отношения писателя и его вымышленного персонажа по кличке Паук уже не первый год складывались далеко непросто. И дети тоже выглядели уязвимыми. Белинда относилась ко всему крайне серьезно и болезненно. А Тимми, едва вышедший из подросткового возраста, вообще мог считать, что дело вовсе не в Пауке. Суть происходящего сводилась к травле Элиотов. То наглой, то изощренной и тонкой… Последнее слово придало его мыслям другое направление, напомнив, что в своих рассуждениях он пока не принимал в расчет тревожные предчувствия Патришии.

Только дойдя до этой точки в своих размышлениях, Эплби осознал, что ведет себя не так, как остальные гости. Большинство из них не проявляли склонности ломать над чем-либо головы, и любой, сидевший среди них в глубокой задумчивости, воспринимался, должно быть, белой вороной. Толстая леди, как выяснилось, писавшая толстенные романы в стиле «Грозового Перевала», взяла на себя миссию руководить увеселениями; если верить Уэджу, только вечная жизнерадостность и позволяла ей выносить нестерпимую скуку и тоску собственных произведений. Тот же Уэдж поведал, что этим утром она трудилась над сценой, в которой главная героиня повесила в амбаре выводок новорожденных щенков. Героине едва исполнилось три годика; повешенных щенков было четыре; но этот эпизод романистка растянула на пять тысяч слов. Добившись столь впечатляющего успеха, тучная леди пребывала сейчас в приподнятом настроении и пыталась заставить остальных гостей тоже от души веселиться. Она организовала игру в шарады, которую тщательно запечатлевал на пленку невесть оттуда взявшийся профессионального вида фотограф. Потом она оглядела комнату взглядом генерала, осматривавшего поле предстоявшей битвы и планировавшего новую диспозицию. Ее взгляд упал на задумчивого Эплби, и она сказала:

– Вот вы нам подойдете.

Эплби тут же изъявил приличествующую случаю готовность развлечь публику.

– Но ему нужен партнер, – донесся чей-то голос. – Таковы правила.

Тут же целый хор гостей, довольных новой идеей, высказался в ее поддержку. Эплби, вынужденный пустить в ход аналитический склад ума в новой для себя сфере, пришел к заключению, что речь идет еще об одной игре, где нужно прятаться в темноте. На дальнейшие догадки времени ему не дали, поскольку толстуха властным жестом уже протянула к нему розовую руку.

– Мы с Джоном, – она с поразительной легкостью со всеми переходила на «ты», – спрячемся вместе.

Эплби, которому по работе случалось оставаться в полной темноте с опасными людьми, подумал о повешенных щенках и содрогнулся. На помощь пришла Белинда.

– Мистер Эплби, – сказала она негромко, но решительно, – впервые в этом доме, а потому спрячется со мной.

И, прежде чем кто-то успел оспорить логичность подобного суждения, увлекла Эплби за собой.

– Мы окажемся в очень выгодном положении, – серьезно сообщила ему Белинда, пока они торопливо шли по коридору. – Я знаю Раст-Холл лучше, чем кто-либо другой, за исключением, быть может, Тимми, а Тимми считает ниже своего достоинства прикладывать в таких играх слишком много усилий. Он прячется так, чтобы его нашли одним из первых, а потом отправляется в библиотеку пить виски, которого на самом деле терпеть не может, и вместе с Рупертом обсуждать, какая у нас сегодня собралась компания невыносимых богемных снобов.

– А вы? – Белинда по-настоящему интересовала Эплби.

– А я? – Она ушла от прямого ответа. – Я просто рада, что вам не придется прятаться с этой толстухой мисс Кейви. Но не думайте, я не отношусь свысока к людям, приезжающим к нам в гости. Хотя в большинстве своем они не очень-то важные персоны. Но тут не сразу и разберешься. Из двадцати невзрачных с виду литераторов один вдруг возьмет и раскроется как незаурядный талант. Вот было бы замечательно, если бы здесь вдруг появился новый Блейк или Лоренс!

«И впрямь чрезвычайно серьезная молодая леди, – подумал Эплби. – Даже, пожалуй, слишком серьезная». И бросил на Белинду осторожный взгляд, подозревая в ее речах иронию или долю лукавства. Но она лишь деловито смотрела в сторону открывшегося перед ними верхнего коридора, и вид у нее был такой, словно она одновременно размышляла о двух вещах: об игре и о теме их короткого разговора. И он удовлетворился заключением, что, по всей вероятности, Белинда существовала в нескольких ипостасях (подобно неоднородной фигуре своего отца), и одна из них являла собой девушку, хорошо разбиравшуюся в литературе. И ему стало отрадно, что среди сонма сомнительных и даже проблематичных дарований, которых собрал под свое крыло мистер Уэдж, она все же не исключала открытия истинной, пусть пока не признанной звезды.

– Вот Тимми, – продолжила Белинда, – в этом смысле человек совершенно нетерпимый и несдержанный.

– В самом деле? – притворно удивился Эплби.

– Он, конечно, еще очень молод, но совершенно зря старается подражать замашкам прямолинейного всезнайки Руперта. Он высмеивает всех подряд. Вроде бы веселится, но в действительности считает такие приемы возмутительным нарушением спокойного течения жизни в Раст-Холле. Из Тимми вырастет образцовый сельский джентльмен. Именно они постоянно недовольны невыносимыми городскими снобами из числа литературной богемы. – Но, вынеся свой вердикт, Белинда поспешила сменить тон. – Однако не подумайте, что я считаю наклонности Тимми совсем уж дурными. На самом деле я очень его люблю.

Вот в чем, несомненно, находили подтверждение слова миссис Моул о чересчур современном складе ума Белинды. Во времена молодости миссис Моул любовь сестры к брату считалась чем-то само собой разумеющимся и обязательным, как семейная молитва перед трапезой.

– Вы правы, – сказал Эплби с важным видом, словно взвешивая каждое слово. – Мне кажется, что с ним все в полном порядке. Но вот его университетский куратор – Уинтер, если мне не изменяет память, – видит в нем не столько будущего сельского джентльмена, сколько личность литературно одаренную, обладающую всеми необходимыми задатками писателя, включая живое воображение. Кстати, в эту игру тоже играют в темноте?

– Не в полной. Только мы сами должны спрятаться в каком-нибудь темном месте, но свет во всем доме выключать не станут. И мы даже оставим в этом коридоре включенную люстру. А вот здесь расположено укрытие, которое я собираюсь использовать.

Они находились в самой древней части дома, и Белинда остановилась у стены, покрытой дубовыми панелями. Затем она нажала на завиток резьбы, и одна из панелей всей своей громадой со скрипом отъехала, обнажив нечто вроде пропыленного стенного шкафа неопределимых во мраке размеров.

– Боже милостивый! – невольно воскликнул Эплби. – До чего же в духе… – Он хотел добавить «Паука», но, вспомнив о настроении Белинды, закончил фразу более обтекаемо: – …Нашей игры.

– Есть такой же тайник внизу и, возможно, еще пара, о которых мы даже не знаем. – Она взглядом оценила габариты Эплби. – Но мы здесь прекрасно поместимся.

Эплби заглянул внутрь без особого энтузиазма. Убежище для священника[44]44
  Во время преследования католицизма англиканской церковью в XVI в. почти во всех домах католиков устраивали скрытые убежища, где мог пересидеть облаву священник.


[Закрыть]
или что бы то ни было выглядело грязным и запущенным.

– «И вам не страшно запятнать свою прекрасную парчу?» – Он посмотрел на ее длинное вечернее платье.

Неизвестно, как это восприняла бы Белинда, но он вовремя ввернул цитату о ее тезке из поэмы Александра Поупа, а потому она лишь улыбнулась.

– Мой дорогой Джон… Могу я обращаться к вам так? В наши дни горничные до такой степени обленились, что забывают убирать в потайных комнатах, как это, без сомнения, надлежит делать. Вы могли бы сказать: и пауки по балкам потолка веками здесь сплетали паутину.

Этих стихов Эплби не знал, но заметил, что, продекламировав строчку, Белинда бросила на него лукавый взгляд.

– Представьте, что прячетесь под трибуной на митинге каких-нибудь политических экстремистов.

С возмущением опровергнув ее мнение, будто полицейский в демократической стране мог заниматься чем-то подобным, Эплби позволил затащить себя внутрь. Приложив еще одно усилие, Белинда с легким стуком поставила панель на место. Теперь, если не считать узкой полоски света, пробивавшейся сквозь щель из коридора, они оказались в полной темноте. Войдя в тайник, пригнув голову, Эплби попытался распрямиться, но тут же сильно стукнулся макушкой о потолок.

– Вот черт! – Белинда исполнилась таким сочувствием, что даже выругалась за него. – Забыла предупредить вас. Но зато здесь не холодно и есть даже две колченогие табуретки. Нам будет не так уж плохо. Не надо только разговаривать, и тогда нас никому не удастся найти в таком месте.

Она умолкла и нашарила одну из табуреток. В ограниченном пространстве это оказалось несложно. Они уселись рядом друг с другом.

– Но я все же думаю, что мы сможем пообщаться. – В темноте она шептала ему прямо в ухо, причем голос ее снова стал решительным и серьезным.

– Прекрасная возможность для беседы в полном уединении, – согласился Эплби тоже вполне серьезно. – Это даже интимнее, чем пресловутый тет-а-тет.

– А вы быстро перенимаете чужие манеры, Джон. Вы уже частично перешли на литературные ярлыки, а сейчас говорите как Джеральд Уинтер.

– Кстати, о Джеральде Уинтере. Каким образом он сюда попал? Зачем он в Раст-Холле?

– Он – вклад Тимми в совместные попытки разобраться в таинственных событиях. Хотя только отчасти. Доктор Герберт Чоун тоже его идея. А вы – наша с Патришией. Мы делаем ставку на вас.

– Благодарю покорно. А есть еще доморощенные следователи? Кто-то из приглашенных, о ком вам известно? Или, быть может, ваш отец предпринял какие-то активные действия?

На мгновение они замолчали.

– Вероятно, многие поколения Элиотов использовали эту дыру в стене для забавных игр в искателей приключений, как мы с Тимми, – наконец сказала Белинда, не сразу ответив на вопрос. – Нет, он сейчас не предпринимает ровным счетом ничего. Когда ограбили миссис Бердвайр, папа по-настоящему рассердился, поднял большой шум, и к нам нагрянула целая толпа ужасных полицейских… – Белинда мгновенно спохватилась и уточнила: – Поймите правильно, я, разумеется, говорю только о местной полиции.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации