Электронная библиотека » Майкл Иннес » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Остановите печать!"


  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:20


Автор книги: Майкл Иннес


Жанр: Классические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Строите из себя умника, как я погляжу, а? – наконец произнес он, быстро проглотил моллюска и выставил вперед челюсть, как это делают агрессивные персонажи в кино. – Но вы же знаете: у вас на меня ничего нет. – Он замолк, подыскивая слова, чтобы усилить эффект своего заявления. – Ни хрена у вас нет против меня, – добавил он после паузы.

И его челюсть вернулась в положение, более удобное для поедания закуски.

Из всего этого следовало, что в данный момент Кермод изучал раннюю стадию приключений Паука, где было сильно заокеанское влияние с бронированным автомобилем и автоматами. Но эта фаза давно уже миновала. Поэтому Уинтер покачал головой и заметил:

– С вашего позволения, вы используете устаревший жаргон. Но жизнь не стоит на месте. Почитайте хотя бы Менкена[34]34
  Американский писатель-сатирик.


[Закрыть]
. Уголовный сленг меняется из года в год.

Кермод снова откровенно удивился, посмотрел на Уинтера мрачно и даже чуть злобно, но заговорил спокойным и вполне интеллигентным тоном:

– А как мне угнаться за веяниями времени? Где набраться нового лексикона? Они не выделяют мне денег на путешествия, а если честно, то я не слишком-то начитан. Знаете, – он снова сумел завладеть графином, – порой я чересчур много пью, можете себе представить? Трудно поверить, но это правда.

– Уверяю вас, что мне совсем не трудно вам поверить.

Кермод, бросив на пол россыпь пустых гарпунов, пожалуй, даже излишне тяжело опустил руку на плечо Уинтера.

– Вы – настоящий друг, – сказал он. – Действительно хороший друг.

И, пытаясь быть щедрым с новым приятелем, огляделся в поисках второго бокала.

– Понимаете, – произнес Кермод, опрокинув в себя херес и при этом пропустив сразу несколько стадий, необходимых в обычных условиях для тесного сближения, – это унизительно. Другого слова не подберешь, Джерри, старина. Унизительно.

– Меня зовут Джеральд, – поправил Уинтер, но без обиды в голосе.

Кермод вызвал в нем даже некоторое умиление. Он представил себе, как неделями тому приходится общаться с одним и тем же выдуманным человеком, и вот представился случай поговорить с кем-то другим и настоящим, а это создавало, пусть ненадолго, приятную иллюзию разнообразия.

– Уверен, что так и есть, – сочувственно сказал он. – Чистой воды унижение.

– Есть дармовой хлеб – вот что принижает человека, – заявил Кермод.

Он говорил с глубоким и проникновенным чувством, но распространялось оно только на Уинтера. Когда кто-то попытался вмешаться в их разговор, он так рыкнул на наглеца, что у того, должно быть, мурашки пробежали по коже.

– Дармовой хлеб, – повторил он затем. – Сегодня он есть, а завтра ты его уже не увидишь.

На мгновение он задумался над только что произнесенным изречением, размышляя, насколько верным оно получилось.

– Шекспир, – сказал он потом. – Шекспир испытал это на собственной шкуре. Знал об этом все. Я никогда не устаю повторять, что Шекспир был и остается лучшим из людей. Помните его скитальца над ручьем?

– Вы имеете в виду флаг скитальца над ручьем?[35]35
  Ссылка на трагедию «Антоний и Клеопатра».


[Закрыть]

– Нет. Вы все путаете. Там есть другое место. Шекспир написал много всякого. Скиталец, который плывет по течению. Болтается то туда, то сюда. И гниет от воды, пока бесцельно уходят годы. Это я – в точности.

– Но разве обязательно проводить годы бесцельно? Вы не можете одновременно заниматься чем-то еще?

Писатель-призрак покосился на него так подозрительно, что у Уинтера моментально возникли сомнения, настолько ли горек дармовой хлеб, как плакался Кермод.

– Поверьте мне, старина, – сказал он. – Все не так просто, как кажется. Я должен быть постоянно, так сказать, у них под рукой. Иными словами, поблизости от линии старта, чтобы начать по первому сигналу. А это мешает сосредоточиться на чем-то другом. Дьявольски мешает сосредоточиться. Конечно, я пытаюсь помогать по мере сил. С этим Пауком связана уйма работы. Но мне она достается лишь изредка. Хотя дел у них невпроворот.

– Я успел убедиться в этом. Но скажите, вас интересует Поуп?

– Никогда не приходилось играть[36]36
  Кермод путает фамилию поэта с созвучным названием старинной карточной игры.


[Закрыть]
. А, не сразу понял, что вы имеете в виду. Александр Поуп? Нет, определенно не интересует. Как я уже объяснил, меня книгочеем не назовешь. Шекспир – да. Но Поуп… Нет, никогда не привлекал моего интереса.

Кермод поставил бокал на стол и уставился на Уинтера смышленым взглядом одного из львов на Трафальгарской площади.

– Мой Паук будет абсолютно иным.

– Уверен, так и получится, – совершенно серьезно согласился Уинтер. – Но было ли это задумано изначально или нет?

– Разумеется, здесь заключена суть замысла. Почему герой Элиота пользовался и пользуется таким бешеным успехом? Скажете, потому что автор подбрасывает в текст щепотку своей интеллигентности и культуры? Ни хрена подобного, сэр. Популярен он потому, что наш приятель Паук все время менялся, принимал новые обличья. Вот откуда такой сумасшедший читательский интерес. Людям любопытно, каким он станет дальше, как любят они наблюдать за взрослением собственных детей. Что же произойдет с Пауком, когда Элиот отвалит в сторону? Уэдж вовремя взялся ломать себе голову над этой проблемой. И выбрал мою персону далеко не случайно. Мы с Уэджем часто играем вместе, и потому он знает меня как облупленного.

Уинтер вскользь подумал, есть ли среди игр, в которые Уэдж играет с Кермодом, такая, где надо притворяться и выдавать себя за кого-то другого? Потому что между Кермодом, каким он представал сейчас, и автором популярных книг, в которого его хотел превратить хитроумный и дальновидный Уэдж, пролегала, казалось, непреодолимая пропасть. Но, опять-таки, подобным образом мог смотреть на вещи со своей колокольни представитель ученого мира, оторванный от действительности. И Уинтер осмелился приглядеться к своему собеседнику пристальнее. Он, несомненно, все еще оставался диковатым, как зверь из джунглей, но уже смирившимся с клеткой бродячего цирка, в котором его заставили выступать. К его первобытным замашкам уже примешивался своего рода творческий пафос и прорывалось горячее желание начать самостоятельную деятельность. Слишком сложная роль для начинающего актера – он не мог только притворяться таким. И тем не менее трудно было избавиться от мысли, что Кермод не годился в созидатели. Ему подобные скорее способны разрушать. В стремлении прояснить этот вопрос, Уинтер заинтересовано спросил:

– Вы сказали, что ваш Паук будет другим. Стало быть, вы продолжите развивать его образ и дальше?

Кермод крепко ухватил его за локоть и конфиденциальным шепотом сообщил:

– Идея Уэджа состоит в том, чтобы я развил его образ не дальше, а, наоборот, вернул назад. Ему кажется, что я лучше подхожу именно для такой задачи.

– Вы хотите сказать, что Паук встанет на старую преступную дорожку?

Помимо воли Уинтер почувствовал, что шокирован этим актом насилия, пусть его готовили на будущее и всего лишь с помощью пера и бумаги. За несколько тысяч лет со времени своего возникновения моральные принципы укоренились в некоторых из нас поразительно глубоко; даже марионетка в кукольном театре, которую актеры заставляют совершать противоестественные действия, может вызвать протест в душе нормально мыслящего человека. Вот почему Уинтер посмотрел на Кермода почти в ужасе.

Кермод верно истолковал его взгляд и поспешил сказать:

– Так хочет Уэдж. И, быть может, он в чем-то прав. Если проанализировать развитие сюжета книг, – и он сделал широкий жест, словно охватывая им все тридцать семь вышедших томов, – в его идее, безусловно, присутствует здравый смысл. Но Уэдж тоже человек ограниченный. В конце концов, сам-то он не писатель. Ничего за всю жизнь не сочинил. А у меня есть кое-какие замыслы.

Он внезапно рыкнул на весь мир, не исключая из общего круга и Уинтера.

– Я всем вам еще покажу, кто я такой на самом деле.

С этими словами Кермод поднял бокал и с явным неудовольствием обнаружил, что тот пуст. А затем сделал нечто и вовсе неожиданное. Сунул бокал в свой широко открытый рот и перекусил зубами ножку. Мгновение спустя стекло медленно, словно пузырь из слюны, надувавшийся на губах маньяка, полезло наружу.

– Меня научила трюку с бокалом покойная бабушка, – объявил он, когда полностью извлек изо рта стекло.

Он смотрел на ошеломленного Уинтера взглядом вполне здравомыслящего и даже умного человека.

– Попробуйте проделать это как-нибудь в минуту упадка сил и депрессии.

Его взгляд обежал комнату.

– Что ж, Джерри, старина. – В голосе Кермода снова промелькнула легкая грусть. – Мы еще встретимся. Но там, как я вижу, стоят другие парни, с которыми надо потрепаться. Долг вежливости, понимаете ли. Сегодня здесь собралось множество славных ребят.

И с громким рыком, достигавшим уже крещендо, Кермод двинулся в противоположный угол комнаты. Но на секунду задержался и снова повернулся к Уинтеру:

– Скиталец в ручье. Вот кто я такой!


Тимми разговаривал с Патришией. И считал (насколько же интеллект порой подавляет наши инстинкты!), что делает это главным образом ради Хьюго Топлэди. Присутствие Хьюго на какое-то время преисполнило Тимми стремлением совершать правильные и добрые поступки. Для Белинды Патришия была лучшей подругой, и в данный момент казалось естественным, чтобы она удостоилась внимания единственного брата лучшей подруги. Тимми предложил ей бокал хереса, а поскольку был все же младше Патришии, то и разговор старался вести на взрослые или, по его мнению, занимательные темы.

Патришия приняла херес не без настороженности. Она почти сразу поняла, что брат подруги окружил ее заботой, отчасти чтобы произвести впечатление на Топлэди, отчасти в силу унаследованной от отца традиции гостеприимства и лишь в последнюю очередь благодаря, вероятно, совсем уж мимолетному интересу, который вызывала у Тимми она сама. Он заметно ее побаивался. Но, мало того, у нее к тому же возникло ощущение, какое, должно быть, испытывают хорошо сохранившиеся пожилые леди, когда неожиданно удостаиваются вроде бы искреннего, хотя и недолгого интереса со стороны молодых людей, отказываясь верить, что это всего лишь дань элементарной вежливости. И поскольку именно так Патришия чувствовала себя в обществе Тимми, она лишь терпела его как невыносимо надоедливого щенка, как школяра, едва ли сильно повзрослевшего с тех времен, когда ему доставляло особое удовольствие баловаться начиненными чернилами бомбочками из бумаги. Только что пережитое этим вечером приключение еще оставалось слишком живо в ее памяти и не позволяло сосредоточиться ни на чем другом. Но одновременно ей безотчетно нравились некоторые черты его внешности: почему-то это были в первую очередь уши, шея и тыльные стороны ладоней. И столь странный, иррациональный каприз своей отлаженной системы чувственности даже немного пугал ее. Это несколько уравнивало их: Патришия тоже слегка побаивалась Тимми. А потому она свела вместе колени, носки и каблуки туфель, слушая Тимми, который говорил в основном сам, с напускной холодностью и спокойствием.

– А как там с девичьими забегами смеха ради? – совершенно без всякого ехидства поинтересовался он. – Все еще находишь на это время?

Патришия безмолвно переварила сие устаревшее и полное мужского шовинизма описание женской легкой атлетики, но ей померещилось, что ее вполне изящные ноги под платьем становятся волосатыми и чрезмерно мускулистыми.

– В аббатстве мы играем в большой теннис, – ответила она. – Это вообще замечательное место. Ты когда-нибудь бывал там?

– Ни разу. А Белинда очень редко нам хоть что-то рассказывает: Шун приобрел то, Шуну подарили это. Папе, между прочим, хотелось бы взглянуть на знаменитую коллекцию. Ты же знаешь, он сам собирает автографы Поупа, только у его собрания вид не слишком впечатляющий. Такое чувство, что старый классик писал в основном на обороте приходивших ему еженедельных счетов, и общий вид не поражает красотой и изяществом. Зато двойная польза в сжатом виде – литературоведы могут изучать одну сторону, а историки экономики и развития общества получать сведения с другой. И не надо тратить усилий, разыскивать по крупицам информацию, в какую прачечную гений сдавал свои подштанники, как в случае с Шелли. Это все сказано прямо на оборотной стороне стихов. Кстати, самая интересная коллекция в нашем доме – мое собрание бабочек. Пойдем, я тебе покажу.

Болтовня Тимми постепенно утрачивала широту охвата тем и становилась сбивчивой, перескакивая с предмета на предмет. Его как будто отвлекало что-то иное. Но он провел Патришию через комнату, и среди турбулентно двигавшихся гостей мистера Элиота они рассмотрели под стеклом бабочек. Тимми при этом давал лишь краткие и редкие пояснения. Пестрокрылые насекомые сейчас явно его не занимали. А у Патришии появился момент, чтобы вспомнить, как всего несколько минут назад ее посетило некое весьма приятное наблюдение, но она никак не могла восстановить его в памяти. Хотя стоило немного напрячься, и мысль вернулась: она отметила тогда, как часто в Тимми проглядывают черты и манеры отца. Затем, проведя быстрый анализ своего мнения о мистере Элиоте-старшем, она заключила, что в ее сознании он практически возглавляет список мужчин, обладающих наибольшим шармом и притягательностью. Она снова посмотрела на руки Тимми, лежавшие на краях огромной коробки с коллекцией, и поняла, что направление, которое приняли сейчас ее мысли, определенно вызывает тревогу. Она слушала, как Тимми вяло пытался развлекать хорошо сохранившуюся пожилую леди, и перспектива стала рисоваться ей в неясном, но мрачном свете. Ей лучше было бы разойтись по разным углам с этой маленькой обезьянкой, какой он представлялся не так давно, и не особенно сближаться.

– Тебе в самом деле хотелось бы побывать в аббатстве? – услышала она свой вопрос как бы со стороны. – Я слышала, у них намечается огромный прием, и, надеюсь, ты не упустишь случая, если тебя пригласят. Там интересно. Это как одна огромная и почти невероятная фантазия.

– Я устал от фантазий, – Тимми недовольно повернулся к ней, но тут же снова испугался, когда их взгляды встретились. – О, прости, Патришия. Это получилось грубо. Мне действительно хочется увидеть аббатство. Просто я на миг задумался, что живу в мире хронических фантазий в собственном доме. Ты уже знаешь, скоро ли будет прием?

Они снова посмотрели друг на друга, причем обмен взглядами и многозначительное молчание длились дольше, чем диктовала ситуация.

– Что ты имеешь в виду, говоря о хронических фантазиях дома? – спросила после продолжительной паузы Патришия.

– Разумеется, затянувшуюся серию идиотских шуток, а сопровождающие их слухи и разговоры только усугубляют ситуацию. Этот жуткий Паук стал нежелательным гостем, и уже давно пора выгнать его под зад коленом. Иногда у меня возникает ощущение, что именно мне и предстоит навсегда выставить его за порог.

– С чего бы тебе думать об этом?

– Потому что он попал сюда по моей вине. Можно сказать, по моему личному приглашению. Ведь Паук стал подарком к моему первому дню рождения. Папа посчитал тогда, что завести сына – непозволительно дорогая роскошь, если ничего не предпринять.

Теперь Патришия окинула Тимми критическим взором.

– А разве он был неправ? Думаю, твое нынешнее содержание обходится недешево.

– Разумеется. Но семья сейчас обеспечена на много лет вперед, и вся кутерьма продолжается только потому, что в нее вовлечено столько других людей. Положение становится нестерпимым. Уверен, для папы, как и для всех нас, было бы лучше, если бы Паука убили. Надеюсь, все эти шутки к такому итогу и приведут. Возможно, здесь и кроется конечная цель розыгрышей.

Патришия отставила в сторону бокал. Тимми представился ей вдруг человеком достаточно целеустремленным. В чертах характера его отца до сих пор присутствовало то, что лет тридцать назад тоже было целеустремленностью. Это у них наследственное.

– Убить Паука? – переспросила она. – Но, надеюсь, не устранить его создателя. Однажды в глухую полночь.

Тимми, казалось, на мгновение поразили ее слова, но потом он улыбнулся, вновь обретя невыносимую самоуверенность в суждениях.

– Признаюсь, мне довелось пережить пару не слишком приятных моментов, наблюдая за ним. Но отец обладает поразительной способностью не унывать и радоваться жизни при любых обстоятельствах. Впрочем, знаешь, – он потянулся, сделав руками движение гребца на веслах, – порой я не уверен, не сам ли являюсь зловредным шутником.

– Мне не кажутся остроумными подобные заявления.

– Или им вполне может оказаться Белинда.

– Час от часу не легче!

– А ты хоть догадываешься, что Белинда – человек абсолютно безжалостный?

– Да, догадываюсь.

– Интересно, – Тимми продолжил тему в направлении, казавшемся ему логичным, – а ты тоже такая? Ужасно, когда в лице сестры узнаешь всех женщин сразу. Вы все-таки должны быть разными. Хотя бы теоретически.

– Тимми! – Сама не понимая почему, Патришия начала злиться. – Ты не можешь быть шутником. Вспомни, как все началось. С телефонного звонка, на который ответил твой отец, а ты сидел в соседней комнате.

– Именно тот звонок, – мрачно произнес Тимми, – и подсказал мне идею. Хочешь еще бокал хереса?

Она покачала головой. Сердитая, но и немного испуганная.

– Тот звонок был случайностью, которые происходят время от времени. Но он-то и подсказал мне – или, возможно, Белинде (мы все еще не исключаем этого) – дальнейшее направление действий. Как думаешь, нам следует довести все до конца?

Разумеется, нервы у всех расшалились. Патришия ухватилась за эту мысль как за спасательный круг, сделала основой рассуждений и взглянула на Тимми с такой точки зрения. Этот молодой лентяй развлекался, пытаясь разыгрывать из себя неотразимо романтичного преступника, и подобную роль мог бы сыграть тот же Питер Хольм. Отчасти его толкала на это семейная склонность к драматическим эффектам, отчасти нечто, действительно заключавшееся в характере, пусть в незначительной дозе. Тимми представился ей в несколько новом свете как личность более достойная внимания. Хотя его уши, шея и тыльные стороны ладоней нисколько не изменились.

Патришия вдруг пожалела себя. Что за вечер! Сплошные унижения. И она почувствовала, что на глаза готовы навернуться слезы. Но она отвлеклась, переключившись мыслями на более общий аспект сложившейся ситуации, успокоилась и сказала совершенно нейтральным тоном:

– Мне бы даже хотелось, чтобы им оказался ты. Шутником, я имею в виду.

С Тимми мгновенно слетела напускная поза. Он посмотрел на нее неуверенно, теперь уже и не зная, как это воспринимать.

– Так тебе тоже надоел наш милый Паучок?

– Вовсе нет. Если это ты, я желаю тебе потерпеть полный провал в твоих замыслах. Но я сказала об этом только потому, что в таком случае, как говорится, уподобляюсь собаке, облаивающей не то дерево.

Тимми распрямился, словно пружина, и уставился на нее, сидевшую на низком диванчике, сверху вниз, что выглядело смешно.

– Патришия! Неужели ты облаиваешь у нас деревья?

И он раскинул руки, изобразив ветви, колышимые ветром.

Оба рассмеялись, вот только в душе у Патришии остался от их разговора весьма неприятный осадок.

– Облаивать деревья – такая же традиция в моей семье, как напускной романтизм и позерство в вашей. Если шутник ты или Белинда, то вы едва ли дойдете до тех крайностей, которых я всерьез начала опасаться.

– Интересно, что могло прийти тебе в голову?

– Ты в курсе, что Белинда пригласила сюда моего брата?

– Нет, не знал об этом, но все равно рад слышать.

– Белинда пригласила, а я заставила поторопиться с приездом. Джон должен успеть к ужину. Он – полицейский.

– Кто-кто?

– Полицейский. Боюсь, это не слишком понравится – мистеру Топлэди. Ему его приезд покажется странным. Но своенравная семейка Эплби часто преподносит сюрпризы.

Тимми неожиданно покраснел.

– Неужели ты думаешь… – забормотал он. – То есть я, например, не считаю, что шутник способен на нечто действительно опасное. Видимо, у тебя другое мнение на этот счет?

– Мое мнение, – Патришия оглядела комнату, – состоит в том, что настал подходящий момент для некоего сдерживающего фактора, который окажет на всех только положительное воздействие. Например, уравновешенный и здравомыслящий мужчина здесь явно не помешает.

– Трудно с тобой не согласиться. Ты сказала, что брат приедет к ужину? – Он взглянул на часы. – В таком случае задерживаются и ужин, и твой брат. Ты видела Белинду? Вероятно, она на кухне. Ресурсы Раст-Холла строго рассчитаны, и мне лучше предупредить обслугу. – Он с неожиданной неловкой поспешностью направился к выходу. – Пойду и проверю, как там дела.

Она пронаблюдала, как он проскользнул в дверь, испытывая смешанные чувства. Вероятно, если их суммировать, то они сводились к пониманию, что в мире не попадалось сказочных принцев, а встречались лишь молодые люди с приятными очертаниями шеи и рук, видными из-под одежды, и характерами, более сложными, когда начинаешь лучше различать их черты в разговоре, в ходе которого они проявлялись. Задумавшись над этим, она по привычке чуть выставила вперед упрямый подбородок. А потом озаботилась, почему опаздывает Джон? Вероятно, прокол покрышки или, не дай бог, авария? Она плотнее поджала губы и обнаружила, что смотрит на круг электрических лампочек, спрятанных под плафонами огромной люстры. И у нее на глазах все они разом погасли. Лишь мгновение призрачный образ комнаты с бабочками Тимми, рыбами Руперта, мостом Арчи, Ренуаром Белинды и всеми гостями мистера Элиота оставался запечатленным в ее сознании. А потом и он тоже померк. Гостиная Раст-Холла погрузилась в темноту.


Шок породил полнейшую тишину, но ее почти сразу нарушил ряд последовательных звуков – отдаленных, но от этого не менее зловещих. Откуда-то сверху или извне – невозможно определить – донесся стук, словно кто-то через равные промежутки стучал палкой по твердой поверхности. Многим, должно быть, показалось, что так тикают невероятных размеров часы, вот только звук с каждым ударом становился все громче, достиг кульминации, а потом стал постепенно затихать.

Прямо у себя над ухом Патришия услышала голос Белинды, исполненный леденящей душу злобы.

– Стук! Ну, конечно! – сказала она. – Это трость слепого секретаря Паука.

7

Сначала глухой ропот, а потом взрыв голосов – изумленных, встревоженных, напуганных, близких к панике – наполнил гостиную Раст-Холла. А появившийся наконец свет произвел странный эффект: он широкой аркой лег на потолок, и стало ясно, что источник его находится снаружи – по ту сторону французских окон, где располагалась терраса. На общем фоне гвалта и шума, издаваемого гостями, вдруг раздался поистине чудовищный вопль – орала толстуха, подруга Кермода. И как случается порой в минуты кризисов, этот крик заставил компанию умолкнуть и устремить взгляд в сторону окон. На портьере – подсвеченном полотне, похожем сейчас на экран в кинотеатре, – отчетливо вырисовывался темный силуэт мужчины. Вот он надвинулся, сделавшись невероятно огромным, но почти сразу вернулся к нормальным размерам. Раздался треск, с каким открывается французское окно, которым давно не пользовались, портьера отъехала в сторону, и два ослепительных луча ударили в комнату, оказавшись светом обычных автомобильных фар. Потом послышался мужской голос. Самый обыкновенный, но исполненный уверенности. И фраза прозвучала совершенно заурядная, хотя при подобных обстоятельствах более нужная, чем самая красноречивая болтовня:

– Сохраняйте спокойствие. Никакой опасности нет.

Секунду спустя словно через невидимые клапаны спустили пар, потому что всякое волнение и массовая дрожь, только что сотрясавшая присутствующих, мгновенно улеглись.

Патришия, вскочившая на ноги, как только воцарилась темнота, увидела по-прежнему стоявшую рядом с ней Белинду.

– Вот скажи теперь, – произнесла она все еще не совсем твердо, – что наш зловещий джокер не сумел обставить появление Джона поразительно эффектно!

– Нет никакой опасности, – повторил между тем Джон Эплби.

Он произнес эти слова с интонацией врача, пытающегося привести в чувство обеспокоенных родственников смертельно больного пациента.

– Насколько я понял, весь дом лишился освещения одновременно. Думаю, перегорел главный предохранитель. Но у меня с собой фонарик, и если есть желающие проверить…

Он вошел в комнату.

Происходившее напоминало теперь любительский театр, где все, от хода репетиции до освещения, пошло наперекосяк. В свете фар гости постепенно приходили в себя, понимая, что в сложившихся обстоятельствах поступили не самым подобающим образом. Блага цивилизации порой подводят нас в неожиданные моменты, но в обычных условиях каждый готов к мелким случайностям и сбоям. Однако стоило чему-то подобному произойти в Раст-Холле, и, как предсказывала Патришия, эффект оказался непропорционально пугающим. Ведь та атмосфера, которую любил нагнетать в своих романах мистер Элиот, уже давно овладевала всеми в этом доме. Еще глядя в гостиную через окно, Эплби почувствовал витавшее в воздухе напряжение. На столь наэлектризованную толпу любой пустяк мог подействовать как мощный взрыв.

Мистер Элиот овладел собой одним из первых, и состоялась беглая церемония знакомства.

– Бог ты мой, брат Патришии? Поистине, сегодняшний день приносит сюрприз за сюрпризом, – произнес он. – Хотя, признаюсь, последний из них оказался самым приятным. Ваше прибытие не просто своевременно. Вы явились в критически важный момент. Боюсь, сам я слишком растерялся и не смог сразу сказать веское слово, которое бы всех успокоило. Оправданием мне служит лишь тот факт, что происшествие живо напомнило один пренеприятный эпизод и совершенно выбило из колеи. Deux ex machina[37]37
  Бог из машины (лат.).


[Закрыть]
– до предела затертый штамп, но в данном случае как нельзя более уместный. «Вы счастливы попасть так вовремя к накрытому столу?» – Обычно мистер Элиот цитировал Поупа более к месту. – Но вы правы. Проверить для начала состояние предохранителей – отличная идея. Должен извиниться за доставленные неудобства. Пожалуйста, оставайтесь в гостиной, пока мы с мистером Эплби не разберемся, что к чему.

Как отметила про себя Патришия, если в Тимми иногда проглядывали черты мистера Элиота, то в каких-то ситуациях мистер Элиот удивительно напоминал сына. Волнуясь, он начинал несколько сбивчиво тараторить, а сейчас он был, безусловно, взволнован. Казалось, он полностью ушел в себя. От прежней легкой рассеянности и отсутствующего вида он перешел к абсолютной замкнутости, лишь создавая иллюзию осознания окружавшей его реальности. Приметой могла служить новая вспышка веселья. Внешне он производил впечатление жизнерадостного человека. Он опять начал как будто светиться изнутри, но это был скорее огонь охватившего его лихорадочного возбуждения, нежели подлинные искры радости. Патришия посмотрела на Джона, Джон посмотрел на Патришию. И в его взгляде читалось: «Да, это все достаточно любопытно, чтобы простить тебя за упорство, с которым ты меня сюда зазывала». Но уже через секунду он включил фонарик и последовал за хозяином в коридор. В комнате снова воцарилось молчание. Шаги и быстрые сбивчивые слова мистера Элиота, обращавшегося к полицейскому, постепенно затихли в отдалении.


Дворецкий мистера Элиота держал фонарь, но слегка переживал при этом, потому что вынужден был оставить одну на кухне повариху мистера Элиота, перепугавшуюся не меньше остальных. К тому же отключилась электрическая плита. Молодой слуга, которого в дни больших празднеств повышали до звания лакея, придерживал стремянку, чего не требовалось, поскольку Эплби стоял на ней твердо и уверенно. Здесь же присутствовали две горничные, совершенно ненужные, но так им было спокойнее. Сам мистер Элиот держал в руке свечу. При этом он зачем-то время от времени поводил ею над своей головой, создавая странный световой эффект. Вероятно, из-за немалой величины дома электрическая система представляла собой сложное переплетение проводов, тумблеров и счетчиков, занимавших целую стену. Присутствовала здесь и коробка с предохранителями.

– Посмотришь на вас, – сказал мистер Элиот, все еще ощущавший внутреннюю потребность непрерывно произносить какие-то слова, – так можно подумать, что вы досконально знакомы с устройством электрических сетей, мистер Эплби. Могу я поинтересоваться: вы случайно не инженер по профессии?

– Боюсь, нет. Дело в том, – даже в плотном окружении домашней прислуги Джон счел за лучшее сразу сказать правду, – что я из полиции. Инспектор уголовного розыска Скотленд-Ярда.

Свеча в руке мистера Элиота сначала заметно качнулась, но потом вновь приняла вертикальное положение.

– Вы из уголовного розыска? – спросил он так, словно никогда не слышал ни о чем подобном и не населял свои романы воображаемыми персонажами, служившими именно по этому ведомству полиции; впрочем, ему хватило нескольких мгновений, чтобы сообразить, что к чему. – До чего же любопытно! А я и понятия не имел, что у Патришии есть брат, состоящий в столь примечательной должности. Тогда мы с вами сможем объединить усилия, чтобы разгадать загадку. И, уверен, истина, как всегда, окажется гораздо занимательнее любой фантазии.

Эплби посмотрел вниз и улыбнулся.

– Истина есть истина, – сказал он несколько пренебрежительно, – а фантазия остается всего лишь фантазией. Но, похоже, в вашем деле они причудливо смешиваются под прикрытием темноты.

Наступила непродолжительная пауза.

– Вы считаете, – голос снизу зазвучал с ощутимой напряженностью, – что сумеете установить источник проблем? – Элиот снова сделал паузу и добавил, словно испугавшись, что его слова могли быть неверно истолкованы. – Мой дорогой друг.

Редко задевавший чужое самолюбие без особой необходимости Эплби ответил:

– А я уже установил его. Как я и думал, источником проблем стал главный предохранитель. Сгорел начисто. По счастью, тут же хранится запасной, который мы сразу и установим. Вот так.

Раздался щелчок, затем легкие отзвуки сверху, и Раст-Холл снова засиял сотнями огней.

Горничные тут же разбежались по своим местам, лакей унес стремянку, а дворецкий выключил фонарь и воззрился на умелого гостя своего хозяина с нескрываемым и искренним уважением. Профессия этого все еще весьма молодого джентльмена могла быть не совсем обычной, но он сумел предотвратить хаос и восстановил порядок. А с работающей вновь кухонной плитой и судьба ужина не вызывала больше опасений.

– Кушать, – сказал дворецкий мистеру Элиоту, словно желал привлечь внимание к своей пусть не столь впечатляющей, но тоже заслуге, – будет подано ровно через пять минут.

Услышав эти слова, джентльмен из уголовного розыска скинул плащ, под которым у него обнаружился смокинг нисколько не худшего покроя, чем у прочих гостей. Дворецкий мистера Элиота, чьи последние сомнения оказались развеянными, принял у молодого человека верхнюю одежду и с церемонным поклоном удалился.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации